Поставим на вид, товарищ командир!

     1983-й год – памятный год в моей жизни. Прибытие после окончания Курганского ВВПАУ  в один из гарнизонов Министерства обороны вооруженных сил СССР, ордена Ленина Забайкальского военного округа (ЗабВО) – станция Безречная (77-й разъезд). Наш гарнизон – это авиагородок, и именовали это место как «Безречная-2», а местность та в простонародии называлась «Манжурка».
     Гарнизоны ЗабВО имели некую «славу», исходя из суровых климатических условий, не очень хорошего быта и местного населения. Если о неких трех дачах что-то толковали люди служивые: «А у нас в ЗабВО есть три дачи – Чита, Бада и Магдагачи», то надо подразумевать, что эти «три дачи» были весьма неплохо обустроены по сравнению с Безречной…
     Но, речь пойдет не о шиковых казармах с аквариумными рыбками, уютных вечерах в гарнизонном клубе, и не о культурных винно-шампанских напитках с коньяком на прилавках магазина, и даже не о жилых домах военнослужащих, где в некоторых квартирах стены промерзали насквозь, а изоляция электрических проводов плавилась от нагрузки, не о керосинках-керогазах, без которых периодически не было возможности приготовить еду. Речь о ратном труде – это в целом, если же – в частности, то это повествование об одном человеке, нашем товарище.

     Кажется, что была пятница. Прапорщику из «автоТЭЧ » ОБАТО, Валерке Самохину, под закат недели было и «не в дугу, и не в тую». В тот самый закат очередной недели, специалист «автоТЭЧ» имел профиль весьма печальный. Отчитывали Валерку по полной. Будем считать, что комбат отрицательно популяризировал деятельность нашего товарища.
     Никто из находившихся в не очень просторной, и не очень хорошо освещенной комнате, примерно так мест на 20, не трепетал от сочно прилипающих выражений к окружающей атмосфере, так как подобное было привычно до обыденности.
     Нам неведомо было что-то раздумывать в отношении «малого или большого декольте», рассуждая фигурально: «Насколько качественно надо было мыть шею перед совещаниями или подведением итогов?». Ведь те мгновения, в комнате на 20 посадочных мест, могли перерастать в десятки минут, или даже в часы. Всё всегда были примерно одинаково, и, все те субботы с воскресеньями, имели типовое однообразие с другими днями недели.

     Прапорщик Самохин В.С. возвышался над всеми. Стоял, и молча-покорно внимал поток всякого… Но, это все было потребно от старшего товарища-комбата, и даже в масть. И, как подобает военнослужащим, Валерка стойко, независимо от дня недели, получал свою дозу за определенное дело-деяние.
     Но, было нечто потаенное от того самого деяния, и многие на то самое время не знали - не предполагали, как развивались события той самой обкатки «УРАЛа»375-го по степи «Манжурки».

     Валерка был родом из этих самых мест, и проживал в маленьком поселке под названием «Хада-Булак», что от гарнизона в нескольких километрах, т.е. прапорщик был из числа местного населения.
     Выехал как-то он прямо из автопарка на тягаче «УРАЛ-375» для проверки его жизнеспособности. Тягач был под списание. Ничего родного, кроме рамы и рулевого управления на нем уже не было, и чтобы продлить ресурс, его серьезно ремонтировали «дённо и ношно». Полная замена «ходовки», топливной системы, электрики, реанимация происходила за счет 2-х списанных доноров-«УРАЛов», так откапиталили двигатель, обновили-покрасили кузов. Тягач всегда востребован – хоть самолет, груз, или боеприпасы, термосы с едой, военнослужащих подвезти, автомобиль какой отбуксировать.

     Валерка, согласно записи, в журнале КТП (контрольно-технический пункт) автопарка, уехал на ходовые испытания во вторник, в 17.10 по местному времени, а хватились его только на следующий день, ближе к 17-ти часам. Нет тягача, а докладывать на совещании о готовности к обеспечению плановых полетов легендарного 22-го Халхингольского полка истребителей-перехватчиков ПВО, надо.
     Обветренный как скала, начальник «автоТЭЧ», капитан Мартин больше молчал, чем говорил… Да, это и понятно было, потому как сопротивляться потоку вопросов и активных увещеваний из глубины мембраны «ТА-57» о его будущности, как начальника «автоТЭЧ», было бы чревато. Будущность же, в этот период самый период времени для видавшего виды офицера, скукожилась до размера пачки сигарет «ПАМИР», лежавшей на подоконнике.

     Это уже потом, когда Валерка прибудет в авиагарнизон, и все его перипетии с обкаткой «УРАЛа» будут как будто окончены, но не забыты, а начальник «автоТЭЧ», капитан Мартин на одном из мероприятий с возлияниями, попросит произнести речь. Никто тогда не удивился, что именно упомянут был прапорщик Самохин, как он помог капитану освоиться в сложных условиях Забайкалья, оказал дружескую помощь, не считаясь с личным временем, и многое еще чего. После той самой ходовой обкатки «Урал-375», фамилия Валерки звучала весьма часто, и не только на дружеских посиделках.

     Именно на тот момент, когда «УРАЛ-375» находился неизвестно где, ОБАТО был схож с растревоженным термитником, который жужжал как пчелиный рой. Почти все свободные от непосредственной подготовки к обеспечению полетов 22-го Халхингольского, были проинструктированы и направлены на поиск исчезнувшего «УРАЛа» с его испытателем Валеркой Самохиным.
     Гарнизон можно считать семьей. Служба объединяет не просто так, ведь боевая работа сплачивает через испытания, а общее дело роднит. И, если в семье не должно быть секретов надолго, но все же комбат эту самую «операцию» по поиску автомобиля «УРАЛ» и прапорщика Самохина, решил подзасекретить до определенного времени, и строго так, чуть по-заговорщицки произнес:
     – «Хоть и надо доложить начальнику гарнизона о… (выражения не для передачи в печати) … Но, будем искать сами, ведь это наш товарищ», – после чего потом были еще «крылатые» высказывания».
     Сам поиск по установлению места «УРАЛа» и его наездника, много времени не занял, но и результат был неутешительным. Те, кто поехал искать в «Хада-Булак», установили, что там Валерку никто не видел, а тем более на автомобиле.
Другая группа на личных мотоциклах производила поиск и разведывательный опрос на территории «Безречная», т.к. там, при мотострелковой дивизии лютовала ВАИ (военная автомобильная инспекция), и если бы Валерка попался, то был бы точно «стреножен» и помещен в камеру гарнизонной комендатуры до выяснения обстоятельств. Еще два «УАЗика» были направлены в лесостепь для проверки в распадках и солончаках.
     Было там, по течению речки Цунгурок, несколько гиблых мест для автомобилей. Также была договоренность и с командиром ОБС и РТО  по поиску информации через спецов-радиотелеграфистов «Винчестер» об обнаружении автомобиля «Урал-375» и прапорщика Самохина.

     В жизни ОБАТО, впрочем, как и во всех других частях, периодически случаются, не сказать что частые, но организованные мероприятия. Посвящаются они прибытию новых военнослужащих, убытию уже оттарабанивших свой пятерик на «Манжурке», и когда кто-то проставляется по случаю присвоения воинского звания.
     Памятны по сей день, и весьма были нелегки для здоровья каждого из нас те самые события. Не деться было никуда от присвоений тех воинских званий – напивались почти все. На эти самые мероприятия был отбор – брали не всех, потому как уже после одного «обмывания» кто-то уже на следующее мероприятие такого характера не попадал – не проходил некий «конкурс на выдержку и устойчивость».
Распределяли «обязанности» – кто с кем сидит рядом, кто кого контролирует, транспортирует или провожает до двери квартиры, а если понадобится, то и ведет переговоры с женой доставленного.
     Это так, небольшой экскурс за пределы учебной и боевой подготовки ОБАТО, и даже как повествование о сакральной жизни воинского коллектива. Но этот самый экскурс не касался только жизнедеятельности прапорщика Самохина. Валерий Степанович убывал с мест посиделок всегда последним, шел на КПП автопарка автотехнической роты (АТР), и там коротал время до утреннего построения батальона.

     Серое и сумрачное покрывало субботнего вечера плотно окутало гарнизон. Время неуклонно продвигалось к 20.00. Комбат дал указание замполиту собрать весь политсостав ОБАТО. Невелико полит-воинство – замполит собственной персоной, плюс к нему секретарь партийного бюро, замполит автотехнической роты, и я – замполит роты охраны.
     Насчет участия в совещании секретаря бюро ВЛКСМ Миши Дыма, комбат решил – не стоит «комсомолиста» посвящать в эту тему, так как тот славился чрезмерной болтливостью, а тем более Самохин и пионером-ленинцем никогда не был, не то что комсомольцем.
     Повестка дня – персональное дело прапорщика Самохина Валерия Степановича, 1961 года рождения, образование – средне-специальное, беспартийного, холостого. Кто не знал, так и узнал – Валерка в семье самый старший, имеет двух братьев 12-ти и 10-ти лет, да сестренку 7-ми лет, мать-домохозяйка, а отец – инвалид, бывший мастер-путеец. 

     Совещание проводили по накатанному регламенту, все выступления фиксировали в черновом варианте, чтобы потом, без каких-то исправлений все официально запротоколировать в машинописном варианте в трех экземплярах, да под синюю копирку.
     Валерка парень был со всех сторон положительный, да и как будто представлял местное население, а это по тем самым меркам, было негласной превосходной стороной для военнослужащего.
     Нареканий по службе не было, курение не в счет, спиртное употреблял, но агрессии не проявлял (это было отмечено лично парторгом, т.к. он не раз принимал участие в офицерских посиделках, где «обмывали» очередные звания, чествовали новоприбывших офицеров на «Манжурку», и праздновали убытие счастливчиков после «5-летки» на материк).
     Трудно давалось решение комбату. Не наказывать Валерку – весьма никудышный пример для воинского коллектива. Спускать же ситуацию «на тормозах» было нельзя, и Валерку надо было как-то наказать. Комбат упорно настаивал на публичном разносе, но в рамках именно ОБАТО: «…чтобы и в хвост, и гриву», а замполит осторожно указывал, что это не метод:
     – «Нужна процедура не очень громкая, но действенная… Пусть даже Самохин и беспартийный, но может наступить время, что и в ряды ВЛКСМ примем товарища».
Парторг же пробовал протащить свою несколько несуразную мысль-реанимацию – пригласить на заседание партбюро прапорщика Самохина, и заслушать его как представителя «блока беспартийных»:
     – «Пусть хоть он и беспартийный, но выступил бы перед товарищами, рассказал о своем поступке… Поговорили бы с ним… Да-а-а, а выступление его запротоколировали бы».
Комбат, не церемонясь, как будто кто его прижарил, подскочил и…:
     – «Вы что-о-о, забыли-и-и-и? Да у нас каждый день как три пролетают! Что не предполетная подготовка, то в трясущем режиме! Лишь бы спецтехника не опоздала, а аэродромщики «ВумКу» (вакуумно-уборочную машину – «В-68») смогли завести, да «КПМку»  растолкали…».
     Крылатая речь единоначальника была как всегда доходчивой, чуть витиеватой, но не очень краткой. Порешили на том – Самохина надо нацелить на то, что он будет наказан. И, еще важно, чтобы ему в коллективе не пришлось оправдываться, но разъяснительную работу следовало провести доходчиво, и не особо болезненно.
    
     Потом был перекур прямо в кабинете комбата. Хотя сам он не курил, но предложил желающим перекурить, не выходя из кабинета, дабы не прерываться. Не без труда отворил перекошенную створку окна, и ворвавшийся студеный порыв внес определенную свежесть в атмосферу важного обсуждения.
     Начальник секретной части прапорщик Лопатин принес закипевший самовар, пили чай с сухими, пахнущими амбаром, колкими галетами и кусковым сахаром.
     Тощенькая, серенькая, картонная папка-личное дело с немногочисленным количеством документов о прапорщике Самохине была исследована вдоль и поперек, как будто готовилось представление для выдвижения на высокую должность. Хоть и говорили много, порой даже и горячо, кто-то не соглашался с чем-то, но конфликтной ситуации не возникало, а выступления каждого подробно заносились в протокол тем же Лопатиным.
     Мною было предложено поставить НА ВИД прапорщика Самохина, потому как традиционные взыскания комбат отвергал, но выступающих слушал, не перебивал. Звучало это предложение НА ВИД довольно угловато, но мне-то надо было что-то говорить, вот и изрек. Потом еще в довесок к своему выступлению добавил:
     – «Людей беречь надо, тем более у Самохина ранее не было взысканий. И-и-и, это самое НА ВИД необходимо преподнести как взыскание. Поставим на вид, товарищ командир!». Так же вплёл, как мне тогда показалось – «в масть», довольно удачно высказывание о идеологической работе, указав на творчество в подходах к личному составу, и при этом на универсальность, т.к. воинский коллектив является движущей силой, и искать те самые средства и приемы нужно постоянно, ведь жизнь на месте не стоит.
     Комбат вопросов не задавал, дабы уточнить насчет того самого чудо-взыскания. Явно, и это было, ох-х-х, как заметно, что это будет всего-то процедура, и чтобы происходило сие достаточно длительно, с напряжением для виновника, но без давления. Короче, как сказал комбат:
     – «Кто если и позволит себе нарушение, знайте, что это касается всех и каждого из нас! Сначала подумайте о том, что кому-то придется думать о наказании. Да, именно думать… Не просто объявить взыскание и записать в личном деле в определённом месте… Самое важное для нас всех – наша совместная учебно-боевая работа не должна пострадать».
     На том порешили. Было принято, вроде бы и наказать, но и не наказывать. Тогда я и понял, что, возможно, мне придется доводить начатое на совещании дело до логического завершения, ведь комбат четко дал указание – «…наказать надо, но не унижать, тем более человек он (Самохин) честный, да еще и из числа местного населения».
     Потому в протоколе так и сталось незаполненным свободное место для резолютивной части в нескольких строк.

     В ночь, с понедельника на вторник, в караульное помещение прибыл для проверки службы начальник штаба майор Середа. Имя-отчество его до сих пор мне никак не удается вспомнить. Личность была принеприятнейшая по причине ограниченности мышления, предвзятого отношения к офицерам и прапорщикам, и с хроническим желанием кого-то наказать. 
     Когда в штабе, на совещаниях, зачитывали приказы, то он как будто смакуя, оглашал фамилии товарищей по службе, «выписывая» им выговоры. Сделав паузу, обращался к замполиту с некой рекомендацией – «…рассмотреть персональное дело на собрании партийного бюро», дабы окружить провинившегося двойной «заботой».
Окончив процесс проверки службы составом караула, вписал стандартные тезисы о результатах проверки согласно Устава гарнизонной и караульной службы ВС СССР, и направился на выход.
     Уже выходя за ворота, попросил «дать огоньку». Раскурив сигарету, он как будто вспомнил невзначай явно заготовленный тезис:
     – «Комбат сказал, что Самохин теперь на тебе. Знаешь сам, о чем речь… Протокол я читал, так что смотри, лейтенант… И-и-и.., приказ о наказании по нему я на всякий, крайний случай заготовил». Сказав сие, он как будто исполнил великую миссию, густо выдохнул-пыхнул сизым дымом, и неспешно потопал в сторону казармы автотехнической роты.

     После той самой субботы прошла почти уж как неделя. Было заметно –  Валерка нервничал. На сей раз, в комнате на 20 посадочных мест, комбат распекал аэродромщиков и начальника аккумуляторной и газозарядной станции.
     В ОБАТО хорошо прижилась крылатая фраза: «НЕ  НАКАЗЫВАТЬ –  РАВНОСИЛЬНО ПОХВАЛИТЬ». Валерка считался человеком практичным, а тем более имеющим авторитет среди военнослужащих, и его фамилия никогда не звучала на совещаниях и подведениях итогов до того самого случая.
     Обычно на тех самых совещаниях и подведениях итогов никого не хвалили, а если чьи фамилии и звучали, то это были явные виновники, которые числились в категории бездельников-тупиц-разгильдяев.

     После совещания Валерка подсел ко мне в курилке, и тихо спросил:
     – «Товарищ лейтенант, послушайте! Интересуюсь, как меня накажут. Что будет, если мне будет объявлено взыскание? Меня никогда не наказывали… Все думаю об этом. Свои обязанности стараюсь исполнять, но мысль о наказании мне как-то не дает нормально жить… Нервничаю я».
     Сделав небольшую паузу, попросил Валерку «дать огоньку», сигарета «Ту-134» не очень-то быстро раскуривалась, как будто давая мне возможность подумать. Потом я поведал Валерке, как надо организовать свое житье-бытье по службе:
     – «Валер Степаныч, дело обстоит непросто. Ведь тягач предназначался для подвоза пищи во время полетов, а Вы уехали на нем… Короче, чтобы все было красиво, и выглядело чинно-благородно… Мда-а-а.., И-и-и, чтобы выглядело именно так, Валер Степаныч… Вы – образцовый военнослужащий несмотря ни на что…», – после услышанного, и особенно от последних фраз, Валерка заерзал, чуть с недоверием глянул на меня, на мгновенье съёжился, а после расправил плечи, как будто уверовал – он и есть тот самый образцовый прапорщик-знаменосец.
Рассказал ему, как надо себя вести, когда комбат прибудет на совещание, и надо наглядно показать, что взыскание, которое он определил – «ПОСТАВИТЬ НА ВИД», действует:
     – «Он точно увидит, Валер Степаныч! Вы, вот на самом деле… Весь на виду! Надо надеть парадно-выходное обмундирование, и перед вечерним совещанием встать недалеко от входа в штаб. Наши офицеры и прапорщики будут подтягиваться на совещание, а Вы будете их приветствовать. Понятно?»
Также рассказал, как быть, если комбат начнет спрашивать:
     – «Что за вид прапорщик Самохин?! В чем дело???», – то надо отвечать: «Товарищ подполковник, отрабатываю взыскание ПОСТАВИТЬ НА ВИД!».
Предупредил и о варианте, если комбат скажет, что взыскание он еще не объявлял, то надо будет сослаться на меня, указывая:
     – «Замполит роты охраны рассказал мне в доверительной беседе о таком наказании, которое меня ожидает. Подготовил меня морально, дав совет как я должен выглядеть, и вести себя».
     Пришлось внушать, чтобы Валерка не пульсировал-не волновался, делал свое дело, был примером для солдат и сержантов… И, даже если он поставлен НА ВИД, то это ради его же личной пользы, а также для всего нашего воинского коллектива ОБАТО – в целом. Обратил внимание, что он, прапорщик Самохин самый первый, кто так будет наказан, еще так никого не наказывали…
Подвел итог нашей беседе-инструктажу так:
     – «Именно такое наказание пагубно не повлияет на Вашу дальнейшую службу… А-а-а, главное, Валер Степаныч, сделать правильный вывод для самого себя».

     То, что случилось, можно расценивать двояко. Люди разные, хоть и служба всех объединяет в широком смысле слова. А, уж если развивать свою мысль в узком смысле – возникали вопросы уже в частном порядке.
     Если мне необходимо было кому-то разъяснить о том самом наказании, и человек оказывался более-менее адекватным, я ему растолковывал такого рода подход на предмет наложения взысканий. Если интерес исходил от того, кто был явно настроен «покопаться» в сути дела, испытывая нездоровый интерес, то я, не растрачивая время попусту, толковал «направление» по типу: «В са-а-а-д! Все в са-а-ад…»:
     – «Все вопросы к комбату…»
Кто-то меня люто осудил, а кто-то и просто недоумевал, типа:
     – «Как же можно было внушить человеку, что именно так надо поступить?! Что такого рода наказание как будто и существует, но в дисциплинарный устав ВС СССР пока не включено официально?».

     Толковать о том, полезным ли было то самое «взыскание» для Валерки, не берусь судить. Но если исходить от волеизъявления комбата – это далеко нетипичный выход из создавшейся ситуации.
     Возможно, что это было проявление некой заботы о человеке, который способен совершить поступок. Если даже необходимость наказания была, то та самая постановка НА ВИД (если рассуждать об этом ныне), была некой несуразицей. Но, как мне видится именно ныне, по тому самому случаю-месту-времени, это было производное некого полета мысли. 
     Сошлюсь на Франсуа Ларошфуко – «Ум служит нам порою лишь для того, чтобы смело делать глупости», а там уж судить читателю, где ум усматривался, а где и желание оказать помощь, что в армии порой (а так бывало и не раз) может быть расценено неоднозначно.
     В любом случае странички личного дела не претерпели изменений в части взысканий, а доброе отношение к Валерке со стороны товарищей по службе просто чуток поприукрасилось.

     Прослужил я на «Манжурке» порядка 2-х с небольшим лет, но этот случай был упомянут, когда я уже служил в Монголии. Услышал я об этом, находясь на конференции комсомольского актива в гарнизоне Чойболсан в 1988 году. Об этой самой постановке НА ВИД рассказал в перерыве, в курилке, один из участников конференции. Капитан-активист рассказывал весело похохатывая, делая вид, что как будто сам принимал участие в той самой постановке на вид. «К чему этот случай на конференции комсомольского актива? Валерка в рядах ВЛКСМ даже не состоял», – подумал я, вспоминая чуть неуклюжего на вид, доброго и сдержанного Валер Степаныча.
     Хоть территория ЗабВО весьма обширна, но никого из сослуживцев в Монголии как-то не наблюдал за 4 года. Но раз случай тот был на слуху спустя 5 лет, то, думается, можно будет отнести таковой к событию неординарному.

     Валерка стоял возле входа в штаб ОБАТО в парадно-выходной шинели с белым кашне, на поясе ярко-желтый ремень, ботинки с брюками на выпуск, чем привлекал к себе внимание. За его спиной был стенд с крылатыми выражениями типа: «ПОБЕДА В ВОЗДУХЕ КУЕТСЯ НА ЗЕМЛЕ!» и «ПАРТИЯ – НАШ РУЛЕВОЙ!».
     При приближении товарищей по службе, Валерка приветствовал каждого, четко прикладывая правую руку к околышу парадной фуражки. Недоумение, что Валерка приветствует каждого, как будто он стоит на священном посту у боевого знамени, угадывалось во взглядах почти у всех. В ответ, взаимно, все подходившие к штабу, отвечали также воинским приветствием.
     Когда подскочил «УАЗик» комбата, ситуация несколько поднапряглась. Возможно, вот сейчас и произойдет развязка. Валерка чуть запереминался с ноги на ногу и, увидев как открылась дверка автомобиля,  глубоко вздохнул и принял строевую стойку…
     Комбат четко поприветствовал Валерку, и уже войдя в дверной проём штаба, остановился, и как-то очень спокойно, врастяжку сказал:
     – «Валерий Степанович, Вам прибыть к 19-ти часам ко мне в кабинет…»
Что происходило в кабинете у комбата после 19-ти часов по местному времени, до сих пор неведомо (как мне и по сей день кажется – никому), а уж сам Валерка никому не рассказывал. Если же кто и спрашивал, как будто невзначай, то Валерка выразительно так бросал взгляд на любопытствующего, и на этом тема очень быстро терялась в сизой сумери табачного дыма.

     Я понял многое из того, каким был Валерка Самохин. Что по этому поводу думал комбат, и как он поступал, тоже отлично понял. И, как он (комбат) хотел, чтобы тот самый прапорщик приносил пользу как по службе в целом, так и в повседневной жизни для окружающих его людей, независимо от звания, должности и возраста.
     Методы руководства воинскими коллективами со стороны комбата, которые никак не могли попасть в учебники педагогики и психологии, были весьма результативными. Если же вникать в подавляющее число случаев, происходивших в службах и подразделениях, то добрая часть товарищей по службе, не только не была наказана, но были и такие, кто избежал уголовного преследования.

 Ход времени не остановить.  Если сегодня 2023-й, а тот самый случай был в октябре 1983-го. Вот и посчитайте-прикиньте. Это не срок по обыкновению, когда всплескивают руками и восклицают:
     – «Ах-ха, сколько же лет минуло?!», – а все равно не забыть лучшую часть жизни, из которой периодически всплывают в памяти места службы, случаи, даже погодные условия, но самое главное – это люди, их лица.
     «Давно лица не помнишь ты его,
     Не знаешь, жив-ли?
     И имени не помнишь, звук пустой,
     Но позабыть совсем, никак не вышло.
     Несправедлив был, иногда суров?
     Что же поделать, это наша служба!
     Не сможешь ты ту жизнь забыть никак,
     Ты знаешь, брат, а это и не нужно…»

     В декабре 1985-го офицерские посиделки состоялись по поводу присвоения звания майор. Майором стал кто-то из АПИБ . Чествование началось под закат пятницы. Месяц этот весьма холодный, небо низкое, хмурое, с рваными свинцовыми проблесками, мороз под минус 20-25, снега нет почти, ветер яростно-пронизывающий, как бритва.
     В гостинице (трёхкомнатная квартира в одном из жилых домов офицерского состава), где были организованы возлияния в честь майора, за двое суток перебывало не менее сотни человек.
     Кто-то заглядывал ненадолго, выпивал, закусывал, поздравлял вновь испеченного, проспиртованного старшего офицера, и уходил. Но были посещения и группами, поэтому закуска под спирт-ректификат убывала весьма быстро. Кто-то сам приходил и уходил, а за кем-то приходили и жены. Были и такие, кто оставался надолго после пары кружек веселяще-согревающего напитка и аппетитного букулёра (это у нас так называлось) из баранины и говядины. Хотя, если правильно, то БУХЛЁР. Это блюдо бурятской национальной кухни, бульон вкусный, наваристый, сытный и очень ароматный.
     Валерка с прапорщиком из «авиаТЭЧ» полка суетились на кухне. Авиационный люд из числа военнослужащих непритязательный, роскоши не надобно, лишь бы местечко у стола было ненадолго, да чашка-ложка с кружкой, а то и котелок. А уж чем наполнить, и что подать – дело отлаженное и привычное.
     Мне, как фактически причастному к посиделкам в «Безречной», но документально откомандированному из «светодивизиона» на должность «замполита» – заместителя командира технической роты по политической части, как-то удалось задержаться в этой компании. Год тот календарный в те самые дни неумолимо доедал декабрь месяц, приближая новый этап в моей жизнедеятельности уже на территории дружественной Монголии.

     Проснувшись от того, что было просто тихо, и лишь слышался шум воды, да чуть брякала посуда, тем напоминая, что идет ликвидации последствий от присвоения воинского звания майор. Понял четко – посиделки с возлияниями окончены.
За слепым, с блестками инея окном, плотные сумерки. Секундная стрелка по циферблату «ВОСТОК» почему-то не движется, короткая замерла вблизи цифры 7. Хоть стрелки и замерли, но ход времени все равно не остановить. Попробовал угадать, утро ныне или вечер? Чуть позже было установлено, что за окном сумрачное и неуютное утро. Понедельник вступил в свои права.
     Валерка заглянул в комнату, и тихо так, как будто боялся разбудить:
     – «Товарищ старший лейтенант, вставать-то будете? Сейчас что-нибудь найду… Голова, наверное, болит?»
     Голова не болела. Завтрак был простой – горячий, прямо на сковородке, сосисочный фарш с луком, кофейный напиток «Кубань», серый ноздреватый хлеб с маслом, консервированным сыром, и паштет из гусиной печени.

     Тогда мне Валерка и поведал о событии, когда он обкатывал «УРАЛ». Почему, вместо пробега в 20-30 километров по степным дорогам, пропал на двое суток. Что его заставило свернуть с накатанной степной дороги, и направиться к речке Цунгурок, так он и не смог толком объяснить:
     – «Не знаю… Почему поехал туда… Зачем? Знал же, что бензина впритык… Все равно поехал… Как будто потянуло туда».
     Потом он рассказал, что там есть опасные места – солончаки. Многие из нас про эти места знали не понаслышке, и как тяжело высвобождаться из их цепких щупалец, как тяжело приходилось, когда вытаскивали «ЗиЛ-131» двумя 157-ми ЗиЛами-«Ступами».
     Солончак – это такая вещь белого как снег цвета, соль на поверхности и мокрая глина внизу. Когда солончак влажный, колеса проваливаются и начинают эту глину наматывать, и уже без лебедки или достаточно мощного тягача-буксира никак не выбраться.
     Сквозь сгустившиеся осенние сумерки угадывались очертания автомобиля. Когда Валерка приблизился, осветив фарами неподвижный автомобиль, понял – попал «ГАЗон». ГАЗ-53 («ГАЗон») явно нуждался в помощи – жижа солончака цепко удерживала автомобиль. Теперь уже, как минимум, до утра, а там и помощь будет. Кузов «ГАЗона» был загружен снопами, чуть поодаль два мужичка суетились возле лежащей на земле женщины.
     Внешний вид указывал – женщина беременна, и, как она, постанывая, нелепо пыталась принять удобное для своего состояния положение, Валерка почему-то диагностировал – может родить… И-и-и, даже очень скоро.
     Быстро перегрузили часть снопов в «УРАЛ», разместив таким образом, чтобы создать некое ложе-гнездо для перевозки роженицы.
     По обрывочному рассказу одного из мужчин, который мог стать отцом в ближайшее время, Валерка понял – затянули отправку в роддом, всё обихаживали овечек, создавая уют в кошаре, заготавливали кормежку, а заботу о будущей матери как-то «на потом» оставили.
Надо думать, как до гарнизонного госпиталя доехать, ведь горючим «УРАЛ» упивался достаточно обильно.
     Валерка торопливо нацедил через шланг из «ГАЗона» чуть больше ведра бензина, всасывая порой не очень полезную жидкость, отплевываясь, не забывая при этом давать команды суетящимся мужикам.
Было принято решение – «ГАЗон» надо вызволять из цепкого плена не дожидаясь утра.       
     Петля буксировочного троса надежно улеглась на буксировочный клык «ГАЗона». Натужно-ровный рык 180-ти сильного, качественно откапиталенного движка объёмом 6962 литра, с минимальной пробуксовкой, вытянул на взгорок труженика «Манжурки».

     Дотянул Валерка до трассы, но совсем немного не хватило до КПП мотострелковой дивизии, заглох «УРАЛ». Попытка запустить двигатель удалась, чуть утробно заурчав, и проехав метров 200, тягач замер.
«УРАЛ» трубно несколько раз подал длинный звуковой сигнал, выдал полную иллюминацию, чтобы привлечь внимание, а мысль о дальнейшей жизнедеятельности достаточно изношенного аккумулятора Валерку как-то уже и не волновала.
     Валерка ножом распластал брезентовый тент кузова тягача. Потом втроем, бегом, спотыкаясь в темноте, и подбадривая друг друга, приближали охавшую роженицу на куске брезента к спасительному КПП.
Навстречу бежали люди. Подъехал «УАЗ-буханка» с обозначением «ВАИ», и женщину с двумя ее спутниками увезли в госпиталь.

     Попытку оживить двигатель «УРАЛа» больше не предпринималась, да и без топлива это было практически невозможно. Мысль о том, что надо идти в гарнизон, Валерка сразу же отогнал, но ситуацию оценил – надо ждать утра, ведь тягач без присмотра не оставить, до КПП около полукилометра, да и кто будет охранять? Забрался в кузов, и устроился между снопами. Когда начал согреваться, и даже подумывал, что чуток удастся поспать, услышал звук приближающегося автомобиля.
     Хлопнули дверки, к «УРАЛу» подошли люди. Переговаривались, что надо посмотреть, может что и снять получится. Кто-то предложил принести домкрат, видно колеса приглянулись, так подумалось Валерке.
     Сколько было расхитителей точно не определить, но судя по голосам, не меньше трех. Нашарил лопату, и медленно стал ее вытаскивать из-под снопов.
Как говорил Валерка, что если бить лопатой, то мог бы и изувечить, а то и сгубить людей. К тому времени домкрат установили, и процесс начался. Крышку капота двигателя тоже уже, судя по звукам, подняли, и начали прикидывать – «Чем же поживиться?»
В своем рассказе тонкости «внезапной контрольной проверки» действий расхитителей посредством черенка от лопаты, Валерка не особо уточнял. Я не прерывал рассказ, и не задавал вопросов, хотя очень хотелось.
Проскользнув, чуть шурша по сену-соломе, выпрыгнул из кузова, пружинисто приземлился, мгновенно засунув лопату между рамой и кузовом, и-и-и… х-х-рясь, сломал черенок у основания. Да, и этого орудия оказалось в самый раз.
– «До греха не доведу – ничью жизнь не прерву…», – так озвучил Валерка свое желание защитить «УРАЛ». Да, тот самый метод «от Самохина» оказался самым верным и гуманным для желающих поживиться.
Один успел убежать, а двое были награждены несколькими вразумительными ударами по ляжкам, и местам что повыше, включая стимулирование предплечий и участков спины.
После процедуры лупцевания, задержанные стояли рядом, не пытаясь бежать, тихо поскуливая. Валерка нарезал брезентовые лоскуты, которыми потом плотно и связал «братьев-расхитителей» по-братски – «спина-к спине».
Рассветало. Вернулся автомобиль «ВАИ», Валерку и упрашивавших-канючивших расхитителей-неудачников, что «Начальство заругает…, на работу надо с утра…», и что-то в этом роде, увезли на гарнизонную гауптвахту. Начальник патрульной группы «ВАИ» оставил одного солдата охранять «УРАЛ» и «ЗиЛ-130», на котором приехали расхитители. Это было отличное решение – Валерка с выдохом, даже как-то умиротворенно сказал:
     – «Мне стало спокойно, когда старлей-«ВАИшник» оставил солдата охранять «УРАЛ». Важно это… Уже никто не разграбит тягач, а утром разберутся».

     Валерку поместили в камеру, но дверь почему-то не заперли. Когда на плацу появился начальник гауптвахты со своим помощником для утреннего, но уже достаточно позднего построения, дабы проверить наличие арестованных, пытливо посмотреть в глаза правонарушителей, провести опрос и определить фронт работ, то помощник тот оказался товарищем Валерки по школе прапорщиков в городе Чита.
     Встреча была радостной, был накрыт стол со всеми атрибутами для перспективно-душевных посиделок. Начальник гауптвахты даже как будто сожалел, что Валерка оказался в роли арестанта, душевно, чуть с юмором провозгласив тост:
     – «За содружество войск!», – кружки звякнули, и закусив куском сала с ржаным хлебом, он убыл в штаб полка, пообещав вернуться.

     Валерка переживал о судьбе тягача, но уже через час «Урал» стоял в боксе недалеко от гауптвахты. Хватнув «по чуть-чуть», однокашники разговорились… Незаметно приблизилось время обеда.
     Потом был звонок, прибежал дежурный сержант по гауптвахте и доложил, что едет помощник военного прокурора по поводу двух избитых гражданских лиц.
Прокурорский «старлей» оказался нормальным, вменяемым человеком. Приглашение разделить трапезу в кабинете начальника гауптвахты воспринял положительно. Извинился, что вынужден задержать обед, но четко обозначил:
     – «Сначала, товарищи, надо сделать то, зачем я сюда приехал».
     Опросил Валерку, записал все его данные со слов, документов же никаких представлено не было, лишь только завалявшийся путевой лист давностью в несколько месяцев на имя Самохина В.С., где была указана воинская часть.

     Особо тщательно записывалась информация о том, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с гражданами…, почему возник конфликт…, каким образом он, Самохин В.С., пытался защитить от разукомплектования транспортное средство «Урал-375».
     Валерка попросил прокурорского «старлея», чтобы известили на «Винчестер» (телефонно-телеграфный пункт авиаганизона), что «УРАЛ» в сохранности, но нужно горючее, и что он сам находится на гауптвахте… И, как будто все должно было разрешиться максимум через пару часов… Но незадача – исполнитель той самой просьбы, сержант комендантского взвода, почему-то начал устанавливать связь с авиагарнизоном СТЕПЬ, да так и не установил следов пребывания по службе в соответствующем ОБАТО прапорщика Самохина В.С..

     Потом был ужин. Прокурорский «старлей» оказался мужиком веселым и весьма стойким к возлияниям. Время от времени, между тостами и разговорами вперемешку с анекдотами, он уверял-успокаивал Валерку:
     – «Полеты все равно состоятся. А-а-а, по заявлению тех двух мужичков разбираться надо… Не переживай, Степаныч, хотя один из этих самых… является родственником начальника тех.участка станции «Мирная». Я тебя в обиду не дам…
Ты, молодец! Ты защищал имущество своей воинской части, задержал этих … с поличным…».
     Ближе к полуночи появился «УАЗик» гарнизонной прокуратуры, и умчал веселого и компанейского составителя процессуальных документов на предмет «…избиения военнослужащим двух гражданских лиц …».
     Помощник коменданта уютно устроился в кресле, попыхивал сигаретой, и что-то оживленно рассказывал о службе, как попал в Безречную, и еще… Потом внезапно умолк – сон одержал победу.
     В открытую форточку дышала забайкальская ночь. Студеное и свежее веяние вычистило от табачного дыма сумрачное помещение с зарешеченным окном. Валерка тихо встал из-за стола, поднял выскользнувший из усталых пальцев товарища еще дымящийся окурок, прервав в пепельнице его горький тлен, тихо притворил за собой дверь и направился в камеру.

     Лежа на жестком, деревянном топчане, Валерка прокручивал сценарии встречи с сослуживцами, которые его явно разыскивали, беспокоились. Что он будет говорить в свое оправдание? Как будет вести себя с дежурным по автопарку, начальником «автоТЭЧ», и, даже с солдатами и сержантами автороты? В мозгу все равно давала о себе знать одна спасительная мысль:
     – «Валер Степаныч, ну-у-у, неужели так трудно было позвонить и сказать, что помощь требуется?! Всё сам и сам… Таких, как ты, беречь надо!», – это было, когда он без чьей-либо помощи, снял в боксе «автоТЭЧ» двигатель с «ЗиЛ-130-го», и за ночь его разобрал, подготовив для капитального ремонта…
     Потом заместитель комбата и начальник «автоТЭЧ» чуть повозмущались, и, уже по-дружески, похлопывая его по плечам, отправили отсыпаться в кабинет дежурного по части.
     Через два дня был приказ, и комбат на совещании вручил Валерке ценный подарок – маленькую хрустальную вазу. То самое событие сейчас, как будто успокаивало и согревало.
     – «Может…, и-и-и…, зачтется мне, что-о-о …», – так размышлял Валерка, незаметно погружаясь в тревожный сон. 
     Многое передумал-перелопатил в своей памяти Валерка за те двое суток, которые испытали его на прочность, «… на право жить и служить во благо всех тех, кто нуждается именно в таких САМОХИНЫХ», – это уже мои, авторские рассуждения.
         
     Этот случай всегда помню. Не был я в те времена квалифицированным юристом, но курсантом уже очень хорошо впитал весьма полезную мудрость не очень емкого, согласно аудиторных часов, курса по учебной дисциплине «Основы советского военного законодательства». При сем преподаватель, высокий, сухощавый полковник в больших очках, периодически толковал основы права с точки зрения:
     – «Хороших, законопослушных людей больше, а плохие в тюрьме сидят…», – и, сделав паузу, чуть задумавшись, продолжил: «…но бывают и исключения».
     Преследование кого-либо – за что либо, не всегда дает положительный результат. В итоге же – в российском государстве наказание имело и имеет некую функцию смягчения, потому как система преследования в рамках законодательства, включая санкции, полноценно не всегда выполняется. Это хороший довесок для размышления от Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, что является актуальным и по сей день
     Хуже ситуация, когда происходит наказание невиновных, но поощрение непричастных.

__________________________________________________________
        Дудник А.Г.
        Московская обл., Пушкинский район,
        д.п. Ашукино, 13 ноября 2023 г.