Витки одной спирали 3

Хаус нашёлся в пустом и гулком от пустоты учебном классе. На экран была спроецирована рентгенограмма костей таза, а на столе разложены таблицы для определения биологического возраста.
-  Готовлюсь к выступлению, - быстро сказал он, заметив,  что я вошёл и смотрю на них.
-  Да?  А мне показалось, ты к нему  больше готовился, когда вводил беспомощным старикам без их разрешения и ведома экспериментальный препарат, а потом доносил это до Формана, чтобы он вынужден был надавить на комиссию и легализовать твоё бродилово, чтобы ты не сел.
В глазах Хауса вспыхивает огонёк самодовольства:
- Но ведь сработало же!
-  Сработало. Он только что вызвал меня и выкручивал руки, убеждая склонить комиссию к одобрению твоего ноу-хау для широкого применения
- Что и требовалось.
- Хаус, - говорю. - А ты не думал, что я  ведь могу и не послушаться?
- Но ты послушаешься, верно? Ты же уже взвесил его аргументы и, судя по твоей физиономии, принял проигрыш. Респект, кстати,  проигрывать ты умеешь.
-  А вот посмотрим, -  говорю. - Кстати, что касается тебя, ты проигрывать не умеешь. Да и играешь нечестно.
- Почему это нечестно? Я никого, кроме себя, не подставляю.
- А себя подставлять - это честно?
- А себя подставлять имею право. В шахматах это называется "жертва", вполне законный способ.
- Манипулируешь лучшими чувствами других, манипулируешь хорошим отношением к себе - моим, например. Это - дно, Хаус, ниже падать некуда.
- Ой, ладно, - говорит он весело. - Ещё ого-го-го, куда можно упасть. Например, можно ради своего страха и амбиций посадить за решётку лучшего друга, который неоднократно спасал тебе жизнь - ага? И твоему сынишке, кстати, тоже.
- Сволочь, - говорю.
- А то! Хочешь кофе? Как ты любишь, латте. Классика. Со смородиновым сиропом, - и протягивает стаканчик.
То есть, у него заранее был припасён кофе, и именно для меня - знал, что приду. Вот зараза!

Роб.

Амбулаторный приём - это как блиц одновременной игры на многих досках: противники слабые, и разделываешь их за несколько ходов, но попутно выбираешь одного-двух, с которыми так не получится - для стационара.
В зале ожидания приёмного очередь человек сорок - битком. Но на то и нужна регистратура, чтобы сразу разделить этот поток по специальностям, по врачам,  и ко мне направляются все "неприятные волосатые родинки", "какие-то непонятные шишки" и «шарики», которые "нащупала у себя в груди, вот здесь".
Моя специальность - онкология. Как-то Уилсон-старший чётко сформулировал область моей врачебной ответственности: "Всё то, что  вырастает на человеке,   как грибы. Причём, есть шампиньоны, а есть поганки. Шампиньоны - чёрт с ними, если не мешают, а если мешают,  срезаешь по мере роста. Но настоящее твоё дело:  сбор поганок, причём собирать надо как можно раньше, пока не рассеяли споры, и вместе с грибницей, чтобы больше не вырастали нигде. Вырастут -  ты проиграл. А человек умер, потому что ты проиграл, и цену этого проигрыша нужно держать в голове постоянно".


Он мне эту теорию задвинул как раз, когда мы собирали грибы. В прошлом году.
Стояла ясная погожая осень листья все уже перекрасились, как сказал отец, «в яркий макияж дешёвых эскортниц». Доктор Хаус - он такой,  умеет опустить высокопарно настроенного собеседника  и самим  замечанием,  и тоном,  но я по примеру Уилсона потихоньку учусь пропускать всё это мимо ушей,  а ориентироваться не на слова а на глаза.  А глаза у отца  лучились  в то утро удовольствием от поездки, хоть и были присыпаны пудрой лёгкой сонливости - "совы" поутру не совсем проснувшиеся, но на то и кофе в термосе у Лав.
-  Не сердите Бога Пана, сеньор Экампане,  а то он вам вместо съедобных грибов насыпет в корзину одних мухоморов, - предупредила она, услышав про эскортниц.
- Напугала тигра мясом, - пробормотал себе под нос  Уилсон - он был за рулём и сосредоточенно смотрел на дорогу, но за разговором следил.  А Хаус весело хмыкнул:
- Мухоморов? Ну, и пусть - что я, мухоморам применения не найду?  Ещё и лучше.


Вообще-то, Хауса все только Хаусом и зовут, даже мама, даже мы с Рэйч.  Уилсон - очень редко - может ещё  и по-имени. А вот Экампане - это так его только Лав зовёт. Что у них с этим связано, я хорошенько и не знаю,  по мексикански это вроде "компаньон". Но мне кажется, отцу это нравится, даже, я бы сказал, его как-то по-хорошему торкает. Я знаю, что с Лав они познакомились, когда в Мексике Уилсон лечился от рака, мы тогда жили с моим отчимом, и мне было что-то около двух или трёх, а джуниора вообще на свете не было, и Лав сразу в Уилсона влюбилась без памяти. Ну, и он, хотя ему тогда не до любви было.
Но потом они расстались надолго, больше, чем на пятнадцать лет, а встретившись - совершенно случайно - выражаясь книжным языком, упали друг другу в объятья, а выражаясь языком Хауса, «объединили нереализованную потенцию на новом уровне близости».


Никакой свадьбы не было, что тот же Хаус назвал «благоприятным симптомом»  и «может, хоть на этот раз  что-то выйдет», просто они стали жить вместе, а Грег начал бессовестно эксплуатировать «злую мачеху», буквально присев её на шею и с кормёжкой, и с рубашками. Но и не только с этим.
 Грег рос без матери, и я не мог не видеть, как болезненно он тянется к женской ласке моей мамы, да даже Рэйчел, да даже жены доктора Чейза, в чьём доме бывал только ненамного реже, чем в нашем. А тут у него появилась... ну, не мать, конечно, и даже, по большому счёту, не мачеха, но всё-таки пожилая женщина, которая по утрам намазывает ему маслом рогалик, напоминает, что уже не лето и надо бы  накинуть куртку, предупреждает, чтобы не гонял на своём байке, сломя голову, по скользкой дороге и звонит с беспокойным вопросом, где он, если задерживается. И Грег расцвёл от этого, как декоративный подсолнух. И теперь  капризное и ласковое «ну, Ла-а-ав» звучит у него не реже, чем «ну, па-а». Кстати, полное имя Лав - Оливия. Это так, просто для ясности.


А тем ясным осенним утром Уилсон для начала  выбрал небольшую полянку у самого въезда в рощу и остановил автомобиль.
-  Завтрак. Потом отправимся на охоту. Оказывается, собирательство грибов называется тихой охотой - вы знали?
Рэйчел с нами не было -  ухитрилась подхватить где-то вирус, да ещё и маму заразила, так что они обе остались дома, и второй автомобиль нам поэтому не понадобился - поместились в одном все впятером, в тесноте да не в обиде.
А сейчас выбрались из машины и расселись на траве вокруг корзинки Лав с бутербродами и пончиками, и с картонными стаканчиками для кофе. Кофе ожидал своего часа в термосе -  большом, пятилитровом.
Грег завозился с портативной камерой:
-  Рэйч просила поснимать, ей для работы нужно.


Сестрица закончила школу-студию изобразительного искусства и работала теперь художником-оформителем в  рекламной кампании. А с некоторых пор ещё начала брать заказы на рисунки на футболках в стиле  батик и акрилом. Рисунки были разные: и мультяшные персонажи, вроде того же настырного дятла-хохотуна, и портреты, и целые пейзажи. Мне на день рождения, например, она подарила футболку с видом на наш больничный парк с утками в обрамлении красных кленовых листьев, как на эмблеме госпиталя.
Вот и фотографии, наверное, понадобились для очередного пейзажа в стиле "осенний лес". и я подумал, что посоветую ей изобразить на переднем плане огромный мухомор.


Пока Грег изображал из себя папарацци-очерковиста, Лав уже всё приготовила и кофе из термоса разлила по стаканчикам, добавив каждому, что нравится - ваниль, сироп, корицу, сахар или сливки. Она, кстати, всё это помнила, и не только про кофе, держала в голове все наши вкусы, страхи, надежды, интересы, проблемы и задачи. Она только цифры не запоминала, а вся остальная информация, однажды полученная, впечатывалась навечно, если, конечно, эта информация касалась людей, для неё значимых. Работала она раньше медсестрой, а в госпиталь устроилась в регистратуру на неполный день, но после того, как тоже получила инъекцию «джи-эйч», решила взять ещё и дежурства на комутаторе, и это было отличным решением - никогда и никому не забывала ничего передать, хоть бы и дословно.
А о том. Что «джи-эйч» повышает работоспособность, мы и раньше уже знали - что отец, что Уилсон, что Форман с лёгкостью справлялись с тем, чего ещё пять лет назад, до первой инъекции, не могли  Так, что доктор Чейз , глядя на них, тоже попросился в экспериментальную группу, но там у него застопорилось из-за жены. Миссис Чейз когда-то чуть не приняла послушание . и хотя потом тяга к светской жизни перевесила монашество, какие-то отголоски остались, и обманывать Бога искусственными замедлителями старения представлялось ей грехом, а молодеть без неё Чейз не хотел.


В общем, мне достался кофе со сливками, и я  прихлёбывал его и жевал бутерброд с арахисовым маслом и руколой , совершенно довольный жизнью, как вдруг Лав спросила младшего Уилсона, почему он всё-таки выбрал онкологию, хотя сначала метил в нейрохирурги.
- Потому что он съобезьяничал с Роба, - сказал Уилсон.
- Или со своего отца, - возразил я.
- Потому что у Уилсона мозги отросли, а нога - нет, - предложил свой вариант решения Хаус.
- То есть, - сказал Ураган, - это я сейчас помощь зала взял, да?
- Ну, так ответь сам.
Грег пожал плечами:
- Да нипочему. Интересно. Вдруг клетки перерождаются не с того, не с сего - надо же в конце концов научиться справляться с этим! - и отхлебнул из своего стаканчика кофе чёрный и без сахара.
- Справляться? - тут же встрял оседлавший любимого конька Хаус.  - Смерть заложена в нас с рождения, и любая клетка носит в себе свой выключатель. Раковые - единственные, которые могут это преодолеть. А ты с ними справляться хочешь?
- Так преодолеть только для себя, как махровые эгоисты. И жить за чужой счёт, а те, другие, пусть умирают?
- Слабаки, - каркнул Хаус. Он пил кофе с корицей.
- Ницшеанство, - заметил старший Уилсон - у него кофе был со смородиной и тоже со сливками.
- Значит, онколог защищает слабых. Как капитан Америка.
Вот тут Уилсон и объяснил про грибы. И, кряхтя, поднялся:
- Ну что, пошли заниматься прикладной онкологией леса? Удалять всё, что выросло?
- Вот услышал бы вас посторонний человек, - сказала Лав, смеясь глазами, - подумал бы, что вы - чокнутые. Сравнивать грибы с раковыми опухолями!
- Это да, - сказал я. - Грибы вкуснее. И полезнее. Пожаришь потом?