Кандинский и оркестр красок

Однажды утром Кандинский проснулся и решил, что пора навести порядок в мастерской. Вчера он перепутал все свои краски: жёлтый стоял в баночке с надписью «ля мажор», синий оказался подписан «си-бемоль», а красный вообще улизнул на подоконник и греется на солнце, как кот.

— Так работать невозможно, — вздохнул художник. — Каждый цвет у меня поёт не в ту тональность.

Он берёт кисть, макает в зелёный, а тот — дзынь! — и звучит как струна контрабаса.
— Ого! — удивился Кандинский. — Значит, зелёный — это бас!

Потом попробовал оранжевый. Кисть только коснулась бумаги, а из угла донеслось радостное пиу-пиу! — будто целый кларнет решил прокашляться.
— Ха! — воскликнул художник. — Оранжевый кларнетист! Ну ещё бы — всегда веселит компанию.

Но тут вмешался синий. Он глубоко загудел, как труба на репетиции:
— Бу-ууум!
— Вот это да, — сказал Кандинский. — Синий явно баритон, да ещё и с претензией.

Через десять минут в мастерской собрался целый оркестр: красный стучал, как барабаны, фиолетовый мурлыкал, как виолончель, а жёлтый пищал так звонко, что Кандинский чуть не уронил палитру.

— Тихо, тихо, коллеги, — поднял руки художник. — Мы же не цирковая капелла! Мы — симфония!

Цвета на минуту замолчали, потом красный кашлянул и спросил:
— Ну а дирижёр кто?

Кандинский посмотрел на свою кисть, вздохнул и гордо заявил:
— Конечно же, я! Но предупреждаю: если хоть один из вас начнёт фальшивить, я сотру вас!

И с тех пор у него на каждом полотне не просто краски — а целый концерт: жёлтый всегда солирует, синий бурчит внизу, красный шумит, как ударник, а Кандинский счастливо машет кисточкой, будто дирижёр с палочкой.

Именно поэтому его картины иногда кажутся слишком громкими. Просто у кого-то играет фортепиано, а у Кандинского — оркестр красок в полном составе.