Молчание жены

Я смотрела на свои руки – они дрожали. Стакан с водой, который я держала, чуть не выскользнул. В последнее время такое часто случалось.

Месяц назад разбила любимую фарфоровую чашку, ещё мамину. Игорь тогда нахмурился, мол, «совсем рассыпаешься, Оль». А я промолчала. Что тут скажешь?

Кажется, ещё вчера мы с Игорем стояли на крыльце этого дома, совсем молодые. Весна тогда была ранняя, пахла оттаявшим чернозёмом и молодыми почками. Мы только-только достроили баню и Игорь обещал мне, что к осени вокруг дома будет вишня цвести.

Надо было собрать остатки себя в кулак и идти сажать астры. В этом году я впервые их не посадила. Палисадник перед домом, всегда такой яркий, сейчас стоял непривычно пустой, только сорняки пробивались сквозь остатки прошлогодней жухлой травы. Раньше я бы этого не допустила. А сейчас… руки не поднимались.

Игорь приходил с работы поздно. Ужин на столе, телевизор включён, привычный диван ждёт. Он мужик хороший, работящий, но чёрствый. Всю жизнь воспринимал уют и тепло как нечто само собой разумеющееся.

Я готовила, стирала, убирала, пекла пироги. Он ужинал, смотрел свои новости, ложился спать. Он любил меня, но его любовь была привычкой к комфорту.

Последний год я словно угасала, стала молчаливой, рассеянной. Могла забыть, куда положила очки, или где оставила ключи от дачи. Разливала чай, спотыкалась на ровном месте. Игорь это замечал, раздражался. Считал, что я, «пилю» его своим молчанием. А я просто… не могла ему сказать.

Он стал задерживаться после смены «с мужиками в гараже». Приходил всё позже. Я слышала, как скрипит калитка, как он тихонько открывает входную дверь, делала вид, что сплю. Не хотелось видеть в его глазах недовольство.

Поэтому я решила готовиться одна, без его участия.

Ходила по дому с закрытыми глазами, запоминая расположение мебели. Каждый уголок, ступеньку на веранду, трещинку на полу. Я обходила кухню, прикасаясь к кастрюлям, к ручкам ящиков, к краю стола. В голове выстраивалась карта, осталось только запомнить и привыкнуть.

Моя соседка, тётя Люба, часто приходила ко мне на чай. Её глаза-бусинки всегда подмечали всё и мои странности – тоже.

– Что ж ты, Оля, совсем раскисла? – причитала она. – Раньше ты у меня самая бойкая была. А теперь… Что с глазами-то, не видишь ничего что-ли ?

Я отмахивалась, мол, «возраст, Люба, возраст». Она заподозрила что-то, но промолчала.

А я продолжала свои тренировки. Самое главное – улица. Каждый день, в любую погоду, я выходила за калитку. Медленно, шаг за шагом, проходила один и тот же маршрут. От нашего дома до автобусной остановки, и дальше до маленького сельского магазинчика.

Шаг. Два. Три. Считала шаги. Запоминала каждую ямку на тропинке. Здесь лужа после дождя. Тут высокая трава. Здесь старый забор соседей, можно придержаться рукой. Вон там сухой куст репейника, который колется, если не обойти.

Игорь, конечно, видел всё это.

– Совсем с ума сошла, – говорил он тёте Любе. – По одной и той же дороге круги наматывает, как полоумная.

Тётя Люба только вздыхала. А я продолжала считать шаги.

Мне надо было быть готовой к темноте, к одиночеству. Готовой к тому, что мой мир сузится до размеров этой тропинки и моего дома. Я не хотела, чтобы Игорь, или кто-либо другой, смотрел на меня с жалостью. Я хотела сама, своими ногами и руками проложить себе путь.

Шестнадцатый шаг – старый пень у дороги. Семнадцатый – сухой куст. Двадцать пятый – вход в магазин.

На той неделе пожаловала ко мне золовка, Светка. Сестра Игоря. Приехала, как всегда, неожиданно, без звонка. С порога сразу:

– Оля, что это у тебя на окнах пыль? – Провела пальцем по стеклу, потом показала мне этот палец. – Раньше такого не было. Я, конечно, понимаю, возраст…

Мой дом, всегда были чистот. Я за ним следила, а сейчас… Пыль я видела, конечно, но не так отчётливо, как раньше и убираться стало сложнее. Я чувствовала, как краснеют щёки.

– Да так, Свет, замоталась что-то, – пробормотала я.

– Замоталась она, – хмыкнула Света. – А куда ты сахарницу поставила? Я найти не могу.

Я на кухне стояла, растерянно моргала. Сахарница… Где она? Я же вроде её на полку поставила, на привычное место. Или нет? В голове всё смешалось.

– Да вот же она, – Игорь, пришедший с работы, взял сахарницу, стоящую прямо передо мной, и поставил её по центру стола. – Что ты, Оль, совсем ничего не видишь?

В этот момент я почувствовала, как мой дом, начинает рушиться. Светка ехидно улыбнулась. Игорь посмотрел на меня с каким-то раздражением. А я стояла, сжимая в руках полотенце, чувствовала себя глупой и ненужной. Моё решение никому не говорить, готовиться в одиночку стало ещё крепче.

Я сидела у окна, "смотрела" на свой сад. Мои любимые пионы их аромат, как же я без этого? Я больше не увижу, как распускаются мои любимые пионы?

Однажды Игорь пришёл с работы раньше. Его смена закончилась и он решил сделать мне сюрприз. Но дома меня не оказалось, он подождал час, два. Солнце уже садилось, окрашивая небо в рыже-багровые тона.

Его стало брать беспокойство. Где я? В голове промелькнули всякие мысли. Он вышел на улицу.

В этот момент, уже на улице, к нему подошла Светлана.

– Ой, Игорь! – зачастила она. – Ты представляешь, что твоя Оля творит? Сегодня звонила мне, зовёт внучек к себе, а сама совсем плоха. Ей же ничего нельзя доверить! Должен же ты что-то делать!

Игорь только хмурился, не любил, когда Света лезла не в своё дело, но её слова падали на почву уже зреющего беспокойства. Он и сам видел, что я изменилась.

И в этот момент он увидел меня.

Я шла по той самой тропинке от магазина медленно, почти на ощупь. Правая рука скользила по штакетнику забора, словно я искала опору.

Я споткнулась, чуть не упала, но упрямо выпрямилась. Продолжила идти, что-то шепча себе под нос. Считала шаги, сбилась, начала заново.

В этот момент до Игоря дошло, его окатило холодом вгруди что-то сжалось. Он вспомнил, как я просила его помочь найти пуговицу. Как жаловалась, что "мельтешит в глазах". А он отмахивался. "Я был слеп, пронеслось в его голове. Всё это время я был слеп". Отчаянный, гордый подвиг женщины, которая готовится жить в темноте и не быть никому обузой.

Как я мог быть таким дураком? Не видеть? А я был занят гаражом и своими делами.

Ночью он не спал переворачивался с боку на бок. Представлял, как это жить в темноте, запоминать каждый шаг. И как это делать это в одиночку, чтобы никому не мешать.

На следующее утро он не сказал мне ни слова. Просто, молча, взял в руки топор и лопату. И пошёл к той самой тропинке.

Начал её ровнять. Засыпал каждую ямку, убирал острые камни. Вдоль дороги вбивал новые колышки, красивые, прямые. Чтобы они были моей опорой и маяком.

Он работал два дня молча. Соседка тётя Люба проходила мимо.

– Что это ты, Игорь, решил копать посреди дороги? – спросила она. Игорь только хмурился и продолжал работать.

Когда я в очередной раз вышла на свою «тренировку», мои ноги ступили на ровную дорожку. Я остановилась на середине пути, провела рукой по колышку.

Я не видела, но чувствовала он знает.

Вернулась домой Игорь сидел на крыльце, опустив голову.

Я села рядом.

И впервые за год, положила свою руку на его.

Его прежний эгоизм умер на той тропинке, под колышками. А любовь, настоящая, родилась заново, в темноте.

Мой канал на Дзен: Мария Роднева | Дневник невестки. Там рассказы выходят первыми.