Великая сермяжная правда

Великая русская сермяжная правда многогранна. И суть её постичь может далеко не каждый, да и стремление испытывают единицы. Скорее люди духовного склада, которые в своих поисках и над плотью своей власть имеют и дух закаляют всяческими аскезами. Тарасов, наоборот, относился к младшему офицерскому составу и был младшим лейтенантом, служил он сотрудником ГИБДД. Думать ему приходилось по работе мало, так как за него всё уже давно придумали. Тарасову необходимо было просто неукоснительно блюсти устав и учинять правосудие на вверенном ему участке. Более того, он работал с напарником старшим по званию- Капитаном Дудочкой и подчинялся непосредственно ему, а уже Дудочка отчитывался Полковнику Рукавишникову, но это всё потом. Сейчас мы говорим о сермяжной правде и о коллизиях в её постижении. Так вот, Тарасов наотрез отказывался что-либо постигать. Он так и говорил:
- Нафига я столько лет учился, чтоб и потом мне что-то постигать пришлось? Ну уж нет. Я устав знаю и хватит мне мозги купоросить.
А говорил он это нытикам, которые его по несколько раз в день все-таки просили приблизиться душей к святому и сакральному, отчего он впадал в ярость и сильным плаксам грозился вызвать наряд со словами:
- Раз тут сознание гражданин не проявляете, там вы точно в себя придёте!
 И народ понимал это. Кто-то верил на слово, кто-то имел уже подобный опыт, кому-то рассказали близкие в красках как там у них всё устроено. В общем, ныть нытики прекращали и либо подбирали сопли, либо «решали вопрос на месте». В общем и целом, работа Тарасова была не из лёгких, отчасти сродни цирковому канатоходцу. А вот в чем дело. Дело в умении лавировать между соблюдением закона и личной выгодой, ради которой, собственно, многие туда и пошли. Нет, конечно, есть и герои, и патриоты, которым я жму руку и склоняю перед ними свою седую голову, но основная масса- грешна. И это немудрено. Тут и человек, подающий надежды на полную святость, оступился бы. Представьте, что вам ежедневно, да по несколько раз в день всякие проходимцы деньги в карман совать будут, при этом со слезами и мольбой взять средства непременно просят, тем самым снизойти и явив милость! Я скажу честно, что поддался бы на первый же уговор. Я -мягкосердечный. А теперь представьте каково им, сотрудникам, приходится? Вот то-то и оно, так что не надо тут бочку катить и вздыхать, мол, коррупция… тут под каким боком смотреть. В одном боке – коррупция, тогда как в другом- иное: милосердие, человеческое сочувствие и понимание. Если бы ни это понимание, то люди с правом водить автомобиль вывелись бы как вид, стремительно и безвозвратно, так как лишение прав мера законная и необратимая, если ни сочувствие отдельных сотрудников. Кстати говоря, я как водитель с довольно большим стажем, могу подтвердить, что иной раз это и правда милость, если взяли в карман и отпустили. Меня так многократно выручали сотрудники и учили быть дисциплинированным водителем: вовремя страховку оплачивать, например, номера в лужах больших не терять, учиться разметку дорожную чувствовать даже когда её не видно, будто стёрлась или вообще под снегом не различить. В общем и целом, я учёный через них настолько, что уже и хватит. Но они так не считают. Нет сейчас, конечно, государство настолько обеспокоилось, что камер понатыкали прям одна на другой! Ну а там, где их не успели натыкать, там ещё сотрудники резвятся изо всех сил, понимая скорейшую свою замену на роботов. Резвятся они, не боясь греха, прямо сказать, думают о бессмертии успеют позаботиться, а вперёд земное решить хотят.
Так и наш Тарасов с Дудочкой на вверенном участке дороги блюли закон так яростно и самоотверженно, что многие дальнобойщики прямо не знали, как его объехать, участок этот вверенный. Вообще Дудочка  был уставшим офицером, он уже не спешил, он ходил медленно, показывая окружающим, что, мол, всё под его контролем и в его власти, а Тарасов наоборот - суетился сильно, так как только дорвался до желанного волшебного жезла и от счастья сходил с ума. Он готов был работать прям круглосуточно, но Дудочка усмирял его пыл и говорил:
-Уймись, Тарасов успеешь ещё наработаться до одури.
-Да неужто такое возможно, чтоб прям до одури? - вопрошал Тарасов.
-Поверь мне, Тарасов, ещё как возможно! Придёт время так устанешь, что и жезл тяжело поднимать будет.
-Ну вы так отчаянно тоже не фантазируйте, я в такое не верю! Как не поднять, когда он сам словно летит в воздусях кверху?
-Ну пока летит, а намаешься с моё, увидишь, что тяжело и его поднимать.
На этом споры обычно заканчивались. Пылкий Тарасов верил на слово утомлённому Дудочке, тем более он знал, что Дудочка свистеть лишнего не будет, потому как -репутация.
Вообще Тарасов был молодым и горячим. А недавно женился по случаю. А было это так. Стоял он на вверенном участке подмосковного города П и блюл закон. Как вдруг увидел на дороге маленькую машинку пёстрого цвета и его привлекло внимание, что машинка прется как-то не решительно, он и махнул жезлом, мол, прижмитесь к обочине. За рулём оказалась молодая и ещё пока полная сил девица, которая ехала в столицу непременно её покорять. Тарасов проверил всё как полагается и выявил-таки нарушения. Но девица уговорила его не марать лишние протоколы, а предложила угостить ужином. Ну Тарасов не дурак, думает, Бог с ней, пусть едет, а там разберёмся. А тот бланк, что пачкать начал, решил сам оплатить. Вы не поверите, но такое тоже бывает. И вот значит наступает вечер, и барышня сама звонит, спрашивает, где, мол, ужинать будем. Ну Тарасов не растерялся говорит так мол и так, я офицер и не позволю за себя платить, хоть и уговор был. А пойдёмте-ка мы с вами в грузинский ресторан шашлык кушать, как вам, мол, шашлык, не нарушит диету?
Барышня отвечает:
-Не дай Бог, я мясоед и мясо завсегда ем и салатом заедаю. На том, значит, и решили.
Встретились, сидят, ужинают, беседуют обо всём на свете, и девушка смеётся звонко, и шутки Тарасова оценивает. А Тарасов расцвёл и уже перед дамой павлином кружится, и воздух носом весь не успевает захватывать, всё больше ртом вдыхает, схватывает его. Кураж, одним словом. В общем, как-то у них так быстро и стремительно всё закружилось, что они, не теряя времени, сошлись и начали жить вместе. В квартире Тарасова, так как она сама была ещё не местная жительница. Ну, Тарасов повеселел и возмужал, налился румянцем молодецким, и жезл его работал как палочка дирижёра, который исполнял Модеста Мусоргского, непосредственно композицию «Хованщина». Вообще с женщиной оно как-то легче существовать, не так одиноко, и время идёт более насыщенно и осмысленно. Так думал Тарасов. А Дудочка его одёргивал и говорил:
-Смотри, мол, не обожгись! Слишком у вас всё стремительно происходить стало. Нет, девушка она, прямо сказать, видная и выразительная, тут я тебя могу понять и позавидовать по-доброму, но ты подумай на досуге, может ей что от тебя надо? Сам то ты не урод, конечно, и не хромой, но такая фря тебе может не по зубам выйти. Смотри, на неё всё мужики голову выкручивают, как голуби шеи выворачивают на 180 градусов.
-Ты мне брось эту упадническую агитацию! Неужели ты не можешь допустить любовь настоящую? -недоумевал Тарасов.
-Эх, Тарасов, Тарасов, в наше время любовь — это чудо, а я, Капитан полиции, в чудеса верить не имею права. Мне надо верить фактам, а факт ещё никакой не сбылся, он только начал у тебя разворачиваться… как-то стремительно, и наводит меня на грустные мысли.
-Знаете, что, капитан Дудочка, завидуйте молча! Дайте мне наслаждаться жизнью моей вдоволь, без вашей агитации!
-Боже мой, Тарасов, наслаждайся жизнью сколько влезет, я тебе не мать и не отец. Я тебе – напарник. Живи вдоволь, ходи прямо и дыши носом, кто тебе завидует? Упаси Бог, ты же знаешь, я сам развёлся и жениться не собираюсь!
В общем, все шло как шло, пока не пришёл праздник - десятое ноября «День милиции». И, значит, все сотрудники достали праздничные мундиры и приготовились идти общим строем смотреть культурное мероприятие там, где Газманов и Николай Расторгуев поют, дай им Бог крепкого здоровья. Ну а после культурного мероприятия по обычаю банкеты, у кого в столовых, у кого в кафе, а у иных и в ресторации мероприятие разворачивается. Тарасова и Дудочку этим годом пригласили как особо отличившихся в ресторацию, где гулял генералитет. Дудочка билет сразу отдал Тарасову со словами:
-Возьми свою женщину идите гуляйте, а я смену возьму, работать буду.
-А чего так, такое событие, ресторан прекрасный?
-А того! Пока генерал Лихошерст жив, я на такие мероприятия ни ногой!
-А почему, расскажи?
-Все тебе знать надо! Ну хорошо, лучше я расскажу, чем другие наврут. Было это несколько лет назад. Ты ещё у нас не работал. Вот на такой же день милиции гуляли мы в нашей полковой столовой. Меня посадили рядом с генералом Лихошерстом, и я очень неаккуратно опрокинул на него вазу с аджикой, а потом начал ему штаны вытирать и свалил на него блюдо с салатом. Он пьяный был и весёлый, говорил ничего страшного с кем не бывает, а сам отправил Надьку нашу повариху и приказал ей нести банку кабачковой икры открытую. Все шумели, смеялись и спрашивали зачем, а он говорил воспитывать будем Дудочку. В общем, он мне измазал штаны сзади кабачковой икрой и велел яблочко танцевать, если я на пенсию не хочу. Вот я и плясал, а он ревел от смеха и орал: «Смотрите, какой у меня бравый засранчик! Обосрался и пляшет! Все ему засранцу нипочём!»
Опозорил он меня тогда на весь полк. Я теперь на такие мероприятия не ходок. Он, гнида, как меня видит, в восторге орать начинает: «Мой любимый засранчик!».  В общем, я работать лучше буду. И ты смотри, близко к Лихошерсту не подходи, неизвестно как обернётся и что он придумает, стервец. 
Ну, Тарасов посмеялся и взял билет у своего товарища со словами благодарности и заверениями, что к Лихошерсту ни ногой.
Тут-то и закрутилось. Когда Юля узнала (так кажется звали нашу героиню), что пойдёт в свет со своим Тарасовым, закружилась как юла и в первую очередь составила список самого необходимого, в который вошли туфли, сумочка платье, ногти и завивка, губы и брови. Тарасов от этой сметы начал пошатываться, но любовь победила, и он ассигновал любимой её хотелки. Он, конечно, немного поспорил и произвёл допрос что, например, значит ногти? Неужели её, Юльку, не устраивают её природные? И почему, значит, губы надо увеличить? И вообще, зачем волосы завивать, если совсем недавно она их выпрямляла? Дурачок, одним словом. Юлька знала точно, чего и как надо демонстрировать, а самое главное - кому. Для Юльки, значит, наступал её звёздный час, а Тарасов всё ещё не понимал, что правда сермяжная, она у каждого своя бывает, по чину и по стати, но своя, сермяжная.
И так наступил день икс. Юлька была во всеоружии и блистала своей природной красотой и китайским жемчугом. Тарасов был неимоверно горд, так как его наконец-то все увидели, а рядом с красавицей Юлькой он чувствовал себя как японский король - все смотрели только на него и на неё. Мужчины роняли слюни и не могли понять причём тут Тарасов, а женщины желали Юльке всего самого наилучшего даже после смерти. Юлька была настолько эффектна, что своим появлением обнулила старания всех остальных женщин и задала в курятнике недосягаемую высоту. А Тарасов, он и в Африке Тарасов, честно, даже писать про него неохота.
Банкет начался и Тарасова с подругой посадили по какой-то необъяснимой случайности прямо за столик к генералу Лихошерсту, от чего Тарасов сильно смущался и пытался всячески намекнуть, что ему не по чину рассиживать рядом с генералом. На что генерал согласился и пересадил Тарасова за другой столик и очень вежливо попросил оставить Юлию за его лихошерстовским столом. Юлька была счастлива ужинать с живым генералом, а Тарасов ныл, маялся и мычал что-то невнятное типа невеста, жена, и.т.д. На что Лихошерст сказал: «Не боись, как там тебя, Тарасов? Я по-отечески с ней буду беседовать. Узнаю хоть как младший офицерский состав живёт, и какая сила неведомая послала такую прелесть офицеру русскому. А ты поди к приятелям, откушай, что Бог послал». Весь вечер Тарасов сходил с ума и проклинал гниду Лихощерста. Он даже писал в вацап Дудочке, что Лихошерст и впрямь настоящее зло воплоти, и что он ему желает чахотку и диарею одновременно. Но генерал был на высоте и танец за танцем кружил Юльку и смешил весь вечер. Юля смеялась, а Тарасов изнывал от злости и негодования, совершенно недоумевая как он, младший лейтенант мальчик молодой может противостоять генералу, который с лёгкостью проглотит его, даже не жуя. Вот в таком обличии явилась та самая великая Русская и непостижимая сермяжная правда Тарасову, он сидел и думал: «За что мне всё это?».  А внутренний голос подсказывал за что, он у него ещё звучал в отличии от капитана Дудочки. Голос этот говорил Тарасову самое обидное. И вспоминал Тарасов как обижал водителей и как они рифмовали его фамилию, вспоминал и злился, злился и плакал от бессилия. А Юлька танцевала, вальсировала с Лихошерстом и смеялась, и больно звучал этот звонкий смех, и сделать ничего было невозможно бедному Тарасову.
Он обречённо смотрел на то, как его Юльку уводят из стойла прям за рога. Он понимал, что на этом, скорее всего весь бурный роман закончен, и ком больно сдавливал горло, и вот уже офицерский китель становился мужицкой сермягой.
А Юлька кружилась и с восторгом думала о том, что ей очень повезло встретить такого Тарасова. Она уже мечтала о горизонтах, которые ей приготовит престарелый Лихошерст, и о тех лучших днях, когда и Тарасовы, и Лихошерсты забудутся как страшный сон.