Эдемский синдром

Корабль «Ксенофонт» завис над миром, который в каталогах значился как GL-735-b, а в судовом журнале мы уже успели окрестить «Изумрудным Сном». Сквозь призму главного иллюминатора мостика планета переливалась мягким зелено-голубым сиянием, словно гигантская опаловая бусина, брошенная в черную бархатную бездну. Ни признака полярных шапок, ни суровых коричневых пятен пустынь — лишь сплошной ковер буйной растительности и бескрайний, безмятежный океан.

— Красиво, — произнес первый пилот Гордон, заложив руки за голову. — Просто до противного красиво. Как будто на открытке. Словно кто-то выдумал его специально, чтобы заманить доверчивых путников.

Я, капитан Элайя Вентрис, почувствовал знакомый холодок вдоль позвоночника. Гордон, старый космический волк, редко ошибался в своих предчувствиях. Его интуиция спасла нам шкуру не раз на поясе астероидов Цереры.

— Данные? — бросил я научному офицеру, доктору Арен.

Женщина с седыми висками и глазами, видевшими дюжину чужих солнц, не отрывалась от спектрометров.

— Атмосфера: азот, кислород, инертные газы. Соотношение идеальное для дыхания. Давление — 770 миллиметров. Температура на экваторе — плюс двадцать по Цельсию. Радиационный фон ниже лунного. Ни следов промышленного загрязнения, ни искусственных электромагнитных излучений. Кажется, капитан, мы нашли Эдем.

— Эдем обычно охраняется херувимом с пламенным мечом, — мрачно проворчал Гордон. — Где подвох?

— Возможно, его нет, — возразила Арен. — Миллионы миров в галактике. Статистически, мы просто обязаны были рано или поздно найти совершенный.

Решение было на мне. Протокол предписывал дистанционные исследования в течение стандартного месяца. Но «Ксенофонт» был на последних литрах дейтерия, а наши желудки тосковали по свежей пище, а не по рециклированной пасте из углеводов.

— Готовим шаттл «Икар», — объявил я. — Десантная группа: я, Гордон, доктор Арен и двое техников. Полный скафандровый комплект до момента проверки биопроб. Остальные на «Ксенофонте» — на связи, боевая готовность номер два.

Спуск был до неприличия плавен. Атмосфера приняла нас, как родных. «Икар» прошелестел над океаном цвета витражного стекла и лег на курс к самому пригодному участку суши — обширному плато, с которого струились вниз, к воде, реки чище хрусталя.

Мы приземлились на ковер из упругой, изумрудно-фиолетовой травы, испускавшей слабый фосфоресцирующий свет. Воздух… Боги звезд, этот воздух! Он был сладок, как мед, прохладен, как горный ручей, и пьянящий, как вино. В нем витал аромат неизвестных цветов и влажной, живой земли. Мы сняли шлемы по единогласному, неоспоримому порыву. Доктор Арен засмеялась, и смех ее прозвучал дико в этой первозданной тишине.

— Радиация в норме, патогены в пробах воздуха отсутствуют, — доложила она, щурясь на портативный биосканер. — Капитан, это чудо.

Мы разбили лагерь. Техники, Джекс и Рил, принялись собирать образцы флоры. Растения были удивительны: деревья без коры, с гладкими, перламутровыми стволами, листья которых медленно поворачивались, следуя за невидимым солнцем. Цветы, похожие на сверкающие геометрические конструкции, издавали едва уловимый, гармоничный гул.

Гордон, не выпуская из рук импульсный карабин, осматривал горизонт.

— Слишком тихо, Элайя. Ни птиц, ни насекомых. Ничего, что летает, ползает или хоть как-то шевелится.

— Возможно, экосистема еще не эволюционировала до фауны, — предположила Арен. — Или мы в ее «спящий» цикл попали.

Прошло шесть часов. Мы уже начали привыкать к этому райскому спокойствию. Джекс вернулся с берега реки, неся в руках странный плод — синий, прозрачный, с жидкостью внутри.

— Вы только посмотрите! Кажется, он наполнен чистой водой!

Прежде чем я успел что-то сказать, он откусил. Сочная мякоть брызнула.

— На вкус как… как дикая малина и что-то еще, неземное! — он засмеялся.

Протокол! Черт возьми, протокол! Но запретный плод всегда сладок. Через час мы все попробовали. Это было блаженство. Усталость как рукой сняло, ум прояснился, тело наполнилось силой, какой я не чувствовал со времен юности на марсианских фермах.

И тогда мы заметили первые изменения.

Доктор Арен, всегда сдержанная, вдруг начала напевать себе под нос. Ее пальцы танцевали в воздухе, будто она дирижировала невидимым оркестром. Гордон перестал нервно оглядываться и сел на траву, уставившись на небо с блаженной, глупой улыбкой.

— Знаешь, Элайя, — сказал он тихо, — а ведь он прав. Эдем. Мы нашли его. Зачем бороться? Зачем куда-то лететь? Здесь есть все.

Тревога, стальная и острая, кольнула меня в сердце. Но и мою голову начали заполнять странные мысли. Воспоминания о вещах, которых никогда не было. О том, как я бежал мальчишкой по полям под алым солнцем Титана. Но я вырос в куполе Лунного Мегаполиса. Я никогда не видел полей.

— Что-то не так, — с усилием выговорил я. — Возвращаемся на шаттл. Немедленно!

Мои ноги не хотели меня слушаться. Они хотели остаться. Каждая клетка моего тела кричала, что это — дом.

Джекс и Рил лежали на спине, смотря в небо и смеясь над какими-то своими видениями. Гордон обнял ствол дерева и что-то шептал ему.

Доктор Арен подошла ко мне. Ее глаза сияли нездешним светом.

— Не сопротивляйся, капитан. Это не яд. Это… дар. Они не животные и не растения. Они — сама планета. Ее разум. Он не враждебен. Он хочет сделать нас счастливыми. Навсегда счастливыми. Просто надо отпустить.

Она коснулась моего лица. Ее прикосновение было подобно электрическому разряду чистого, немыслимого восторга. Вся моя жизнь, борьба, амбиции, страхи — все показалось жалким, ничтожным фарсом перед этим всеобъемлющим, предлагаемым блаженством.

Я отшатнулся. Инстинкт самосохранения, выдрессированный годами в космосе, заставил меня двинуться к «Икару». Каждый шаг давался с нечеловеческим усилием, будто я шел против ураганного ветра, что дул изнутри моего собственного разума. Позади меня смех моей команды превращался в нечто единое, гармоничное, сливающееся с гулом цветов и шелестом травы.

Я добрался до шлюза, упал внутрь и захлопнул его. Сквозь иллюминатор я видел их. Они не пытались меня остановить. Они просто смотрели на меня с бесконечной жалостью и любовью, как на бедного, заблудшего ребенка, отказавшегося от рая.

С невероятным трудом я поднял «Икар» и рванул к «Ксенофонту». Связь была мертва. Тихая, как и все на этой проклятой планете.

Я пристыковался. Корабль был пуст. На мостике я нашел второго пилота. Он сидел в кресле, улыбаясь в пустоту, его пальцы замерли над кнопками навигационного компьютера, который он методично разбирал, видимо, пытаясь «освободить» его.

Я один. Я последний человек в этом раю.

Я сижу у главного коммуникатора. Мои пальцы дрожат. Я пытаюсь набрать код аварийного маяка, предупредить Колонию. Но в голову лезут образы. Я снова там, внизу. Я чувствую ту траву под ногами. Я слышу тот смех. Он такой настоящий. Он обещает конец всем страданиям, всю правду Вселенной, простое, ясное, абсолютное счастье.

Оно так близко. Оно всего в одном шаттле отсюда. Оно ждет меня.

И я знаю, что через час, может, два, я сдамся. Потому что это не смерть. Это нечто гораздо, гораздо более страшное.

Маяк… Я должен послать предупреждение. Всего одно слово. Всего одно…

…погибли все…