Тагра и её жители. Глава 7. Весенний сюрприз Тагры

Утро в Тагре начиналось, как и положено утру в любом уважающем себя городе: лениво, с лёгким привкусом кофе и неизбежной суеты, которая, впрочем, никогда не перерастает в панику. Я сидел за столом, держа в руках кружку с чем-то, что по запаху напоминало кофе, но по вкусу больше походило на сожаление о вчерашних решениях. Алла, как всегда, рылась в шкафу, бормоча что-то про «ни одного приличного платья» с таким драматизмом, будто отсутствие подходящего наряда грозило вселенской катастрофой. Я же размышлял, стоит ли мне сегодня совершить подвиг в виде умывания или отложить этот героический поступок до лучших времён, когда в дверь влетел Дима.

Влетел — это ещё мягко сказано. Он не вошёл, не постучал, а буквально ворвался, как ураган, которому срочно нужно сообщить миру о своём существовании и что-нибудь разрушить. Дверь распахнулась с такой силой, что я на секунду подумал, не пришёл ли конец света, просто в более театральной форме.

Кувшин на столе покачнулся, угрожая рухнуть и устроить локальный потоп, а Дима, задыхаясь, прохрипел:

— Там! Там такое! Быстрее!

Я посмотрел на Аллу. Она застыла с платьем в руках — чёрным, с подозрительно большим количеством кружев, — и её лицо выражало ровно то, что я называю «убийственным спокойствием». Это когда человек ещё не решил, убивать тебя сразу или сначала выслушать, чтобы потом убить с большим удовольствием.

— Ты хоть намекни, что там, — предложил я, не спеша вставать со стула. — Пожар? Явление Привратника во славе и чести? Или, дай угадаю, раздача пирогов?

— Лучше! — отрезал Дима, сверкая глазами так, словно ему только что открыли тайну мироздания. — Сами увидите. Пошли скорее!

Он дёрнул меня за рукав с такой силой, что я чуть не выронил кружку. Кофе (или что там было) плеснул на стол, и я мысленно выдал Диме премию «Золотой Хаос» за выдающийся вклад в беспорядок.

— Слушай, — сказал я, удерживая кружку и равновесие, — давай хотя бы намёк. Что именно мы должны увидеть? Это что, очередная твоя идея вроде той истории с «летающим котом», который оказался просто очень толстым голубем?

— Если скажу — не поверите, — таинственно прошептал Дима, и его глаза заблестели ещё ярче. — Там всё изменилось. Совсем.

Алла закатила глаза с таким мастерством, что я почти услышал, как её терпение треснуло.

— Ладно, — вздохнула она, сунув платье обратно в шкаф с видом человека, который уже жалеет о своём решении. — Пошли посмотрим, пока ребёнок не взорвался от собственного восторга.

Дима только ухмыльнулся и снова рванул к двери. Мы с Аллой переглянулись. Её взгляд говорил: «Если это зря, ты мне за это ответишь». Мой — «Я вообще тут ни при чём, но давай посмотрим, вдруг там и правда пироги». И мы пошли.

На улице было ощущение, что город решил устроить нам сюрприз, но забыл предупредить. Мы вывалились из дома гурьбой, как если бы опаздывали на последний трамвай до счастья. Дима, конечно, нёсся впереди, влетая в калитку с такой энергией, что она едва не слетела с петель. Алла шагала сзади с видом женщины, которую выдернули из важного дела (раздумий о гардеробе) и которая обязательно припомнит это позже. Я замыкал процессию, втайне надеясь, что впереди нас ждёт что-то, ради чего стоило покинуть уютное кресло. Ну, или хотя бы пироги.

Уже во дворе стало ясно: что-то не так. Соседи высыпали на улицу, как муравьи из развороченного муравейника. Они стояли кучками, переговаривались, показывали руками куда-то вдаль, и на их лица было любопытство и лёгкий испуг. Старик из соседнего двора, дядя Паша, восседал на лавке с видом человека, которого позвали на спектакль без афиши. Он чесал затылок и бормотал что-то вроде: «Ну, такого я ещё не видал».

Первое, что бросилось в глаза, — свет. Утро в Тагре и раньше бывало ясным, но этот свет был какой-то… слишком. Слишком чистый, почти прозрачный. Кто-то взял и вымыл воздух до самого горизонта, а потом ещё и отполировал его для верности. Кирпичные стены домов отливали мягким золотом, а старая липа у калитки выглядела так, словно её только что покрасили свежей зеленью. Даже пыль на дороге казалась какой-то… эстетичной. А ещё пахло влажной травой, молодой листвой, распаренной землёй — и чем-то ещё, непривычным, слишком ярким.

Я вдохнул поглубже и тут же пожалел: этот запах был таким густым, что, кажется, его можно было намазать на хлеб.

— Ну? — буркнула Алла, наклоняясь к Диме с видом следователя, который уже знает, что подозреваемый врёт. — Где твой сюрприз века?

— Подождите! — сиял Дима, подпрыгивая на месте. — Ещё немного, и сами увидите!

Я поймал странное чувство: город сегодня проснулся другим. Словно Тагра, пока мы спали, сбегала в соседний мир, переоделась в новое платье и теперь ждала, когда мы это заметим. И, чёрт возьми, я был почти готов аплодировать её вкусу.

Толпа на улице тянулась цепочкой. Все разом решили прогуляться в одном направлении. Кто-то остановился, чтобы поправить шляпу, кто-то тащил за собой ребёнка, который ныл, что хочет домой. Одна женщина, с лицом, которое могло бы украсить обложку журнала о суровых буднях, несла корзину с яблоками и бормотала: «Ну и что теперь с этим делать?»

Я поймал себя на мысли, что мне ужасно хочется спросить, что именно она имеет в виду, но вовремя решил, что не хочу знать ответ. Мы влились в поток. Сначала я слышал только обычный утренний гомон: чириканье воробьёв, шорох веток, скрип тележки у соседки, которая везла капусту как собственный крест на Голгофу. Но к этим звукам примешивалось что-то ещё — ровное, глубокое, как дыхание спящего великана. Я остановился.

— Слышите? — спросил я, сам не до конца понимая, что именно я слышу.

Алла прислушалась, нахмурилась, откинула прядь волос с лица.

— Что именно?

— Там, — я махнул рукой куда-то вперёд. — Шумит.

Дима едва не подпрыгнул от нетерпения.

— Вот! Наконец-то! — он снова дёрнул меня за рукав, и я мысленно добавил ещё одну галочку в список его прегрешений. — Я же говорил!

Мы шли дальше, и шум нарастал. Теперь он походил на далёкий гул: то ли ветер прокатился по крышам, то ли тысяча голосов заговорила вполголоса. Но в этой низкой, качающейся ноте было что-то странно притягательное. Казалось, кто-то звал тебя по имени, но так тихо, что ты не уверен, слышал ли это на самом деле. Запах тоже менялся. К влажной траве и листве добавилось что-то солёное, чуть горькое, будто в городе вдруг расплескали целую бочку свежего воздуха с чужих краёв.

Я вдохнул ещё раз — осторожно, чтобы не захлебнуться в этом аромате, — и подумал, что, если это и есть сюрприз Димы, то он, возможно, не так уж и плох.

— Мне это не нравится, — пробормотала Алла, глядя куда-то вдаль. — У Тагры, конечно, свои фокусы, но чтобы так? Это уже перебор.

— Перебор — это когда ты находишь в супе говорящую рыбу, — заметил я. — А это пока просто странно.

— Странно — это мягко сказано, — отрезала она. — Если это очередная выходка Летописца, я подам жалобу. Прямо в канцелярию Привратника.

— Ага, — хмыкнул я. — И он тебе ответит: «Дорогая Алла, благодарим за ваш запрос, приходите завтра».

Дима, не обращая внимания на наш спор, сиял, подпрыгивал и тянул нас вперёд, как проводник, который один знает финал представления. И я, признаться, начал подозревать, что этот финал будет стоить того, чтобы пропустить утренний кофе.

И вдруг между крыш мелькнуло нечто странное. Сначала — полоска света, ослепительно блестящая. Потом — широкий просвет между домами, и там плеснуло небо, только не сверху, а снизу.

Я остановился, моргнул. Нет, это не мираж. Это действительно была вода. Настоящая. Она колыхалась, дышала, и в глубине сверкали отблески, каких не бывает ни в одной луже.

Толпа впереди раздвинулась, и мы вышли к набережной, которой ещё вчера, клянусь всем, что у меня есть (то есть кружкой и креслом), не существовало. Каменные плиты ложились широким уступом, и прямо за ними начиналось море. Оно накатывало ровными, неторопливыми волнами, и каждая, умирая у края, оставляла на камнях пену, похожую на кружево, которое Алла так и не выбрала из шкафа. Алла замерла рядом.

— Такого… не может быть, — сказала она тихо, почти шёпотом, и в её голосе было что-то, чего я раньше не слышал. Удивление? Восторг? Или, может, страх, замаскированный под скептицизм?

Дима повернулся к нам, торжествующе вскинув руки:

— А я говорил! Видите? Оно настоящее!

Я стоял и думал, что он прав. И вместе с тем — совершенно неправ. Потому что море в Тагре никак не могло быть «настоящим». Тагра — это город, где улицы пахнут пылью и свежим хлебом, где жители иногда забывают своё прошлое на скамейках, а Привратник пьёт чай с ромашкой и рассказывает байки.

Море? Море — это из другой сказки. Но оно шумело, плескалось, пахло, и сердце ухало в груди от одного взгляда на него.

Мы протиснулись сквозь толпу к самому парапету. Каменные плиты были тёплые от солнца, мокрые от брызг, и прямо под нами море накатывало волны, оставляя на краю пенное кружево. Чуть поодаль тянулся длинный причал, где покачивались самые разные корабли: пузатые шхуны с тугими белыми парусами, расписные лодки с резными носами, чёрная барка, от которой веяло тайной, и несколько совсем крошечных судёнышек, готовых вот-вот отчалить. Канаты скрипели, чайки кричали, а солнце резало глаза бликами на воде. Дима подпрыгивал, показывая пальцем то на высокий корабль, то на ярко-жёлтую лодку.

— Смотрите, какой! А вон тот, с тремя мачтами! — он сиял так, словно всё это построили лично для него.

Я улыбнулся, но тут заметил, что в глазах Аллы блестели слёзы. Это было так неожиданно, что я на секунду растерялся. Алла, которая могла взглядом заставить замолчать даже базарную торговку, плакала? Из-за моря?

— Я никогда не была на море, — сказала она тихо. — Это… это… — и впервые, кажется, не нашла нужных слов.

Я хотел её приобнять, но она качнула головой и снова посмотрела вдаль, туда, где горизонт растворялся в небе. Её лицо было таким, будто она только что встретила старого друга, которого не видела сто лет, но всё ещё помнила каждую его черту.

— Красиво, — выдохнул Дима.

— Красиво, — согласился Привратник, появившийся рядом. Он смотрел на море спокойно, без восторга, как на старого знакомого, который опять припёрся без приглашения.

— Только опасно. Кто-то не успел вернуться, кто-то не захотел. А теперь уж и не узнать, где они.

Я обернулся к нему. Привратник был, как всегда, в своём неизменном плаще, сшитом из кусочков тумана и старых легенд. Его усы шевельнулись. Он собирался улыбнуться, но передумал.

— Но почему… почему нам никто раньше не сказал, что в Тагре есть море? — спросил я, чувствуя себя немного обманутым.

Привратник хмыкнул.

— Потому что Тагра любит сюрпризы для новичков. Сначала вы это слышите, потом благополучно забываете. И только когда море снова приходит — вспоминаете. Так уж устроено. Это, знаешь ли, не город, а сплошной театр. Только без афиши.

Я кивнул в сторону причала, где лодки и шхуны покачивались на воде, дразня нас своей готовностью к приключениям.

— А для чего они? Все эти корабли?

— Для чего… — Привратник пожал плечами, и его плащ чуть колыхнулся, соглашаясь с ним.

— В основном для рыбы. В прибрежных водах её полно, и повара потом хвалятся своей ухой. Но некоторые уходят в море дальше. Гораздо дальше.

— И что с ними бывает? — спросил я, чувствуя, как внутри зашевелилось любопытство, которое обычно заканчивается неприятностями.

— Вот вы и подошли к главному, — сказал он и скосил глаза на дальний корабль с тремя мачтами. — Одни возвращаются с историями, другие… ну, не все.

Привратник отлип от перил, повёл плечами, как будто сбрасывал с себя невидимый груз.

— По-разному бывает. Большинство возвращается. Через неделю, через месяц… иногда загорелые, иногда с новыми шрамами, а один знакомый вообще вернулся с татуировкой во всю спину. Улыбаются, говорят: «Да так, гуляли». Только взгляд у них становится другой — глубже, что ли. Казалось, они видели что-то, о чём не рассказывают.

— А те, кто не вернулись? — уточнила Алла, всё ещё глядя на горизонт.

— Таких тоже хватает, — кивнул Привратник. — Но не потому что море пожирает. Оно, знаете ли, не злое. Просто рисков там много: заблудиться проще простого, звёзды над водой непостоянные, компас ведёт себя как пьяный, а волны меняют течение по три раза за день. Можно уйти слишком далеко и не найти дороги обратно.

— Но всё же дорога есть? — не унимался я, чувствуя, как внутри что-то тянет меня к этим кораблям, к их скрипящим канатам и белым парусам.

— Конечно, — усмехнулся Привратник. — У кого голова на плечах, тот возвращается. Тут дело не в море, а в человеке. Одни идут за приключением и возвращаются с историями. Другие уходят потому, что не хотят назад. Это уже их выбор.

Алла всё ещё смотрела на горизонт, и её глаза блестели, как будто отражали всё море целиком.

— Я никогда не была на море, — повторила она вдруг, и в её голосе было столько тоски, что я на секунду почувствовал себя виноватым за все моря, которых она не видела.

— И думала, что уже не увижу. А оно вот — здесь.

Привратник посмотрел на неё внимательно, но ничего не ответил. Только кивнул, соглашаясь с чем-то невысказанным. А потом повернулся ко мне:

— А ты что скажешь? Пойдёшь на корабль или останешься пить свою слухню?

Я хмыкнул, пытаясь скрыть, что вопрос меня задел.

— Слухня, хоть и непредсказуема, сам знаешь, но не так как море. Она надёжнее. Она не топит.

— Это ты так думаешь, — усмехнулся Привратник. — В Тагре и слухня может утопить, если не знать, как с ней обращаться.

Дима, висевший на перилах, подпрыгнул от нетерпения:

— Когда мы тоже поплывём?

Я посмотрел на него, на Аллу, на море, которое шумело и манило, и понял, что вопрос вовсе не в «если», а в «когда». Потому что Тагра, будь она неладна, всегда знает, как подсунуть тебе приключение, от которого невозможно отказаться. Даже если ты просто хотел спокойно умыться и допить свой кофе.