Часть первая. Сюжет для прозы и жизни...

СЮЖЕТ ДЛЯ ПРОЗЫ И ЖИЗНИ.

Все литераторы – лгуны. И врет Великая Литература.

Насчитывая около четырех тысяч лет от дня своего рождения, она создавала и создала уже все вымышленные истории, умеющие потребителей отвлечь, привязать, интересовать. Она обходит стороной, проблемы обычной не вымышленной, а настоящей жизни, не только не умея их правильно или подробно описать, но превращает обычную жизнь в подобие истории, рассказывает сказки, заботится о некотором отображении жизни для себя, как о единственном создании СЦЕНАРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ.

Ночь наступала летняя и теплая. Взлетая с сырых болот и очистных сооружений, искусно замаскированных лесопосадками, жужжали свирепо размножающиеся в июне комары. Блестели слитками крупнеющие звезды, а небо бархатным казалось и темным, сине – серым.

В День Города вела ЛИТЕРАТУРУ В НАРОД. «Шла в люди» ответсеком сама, но не одна, а вместе с подчиненными Союзу Писателей литераторами.

Неточное слово. Литература и литераторы были свободны и в смутное время предыдущего ГУБЕРНАТОРСКОГО УПРАВЛЕНИЯ – ненужными никому, поэтому постоянно безденежными. Но мне подчинялись они охотно, я мало старалась руководить.

Чаще создавала. То выбью машину для поездки, то рукопись издам.

Не беспокоили меня в тот вечер комары, мысли грызли разные. День Города большим праздником собирался быть. Гуляния горожан, аттракционы и развлечения, игрушки, мороженое, шарики, другие развлечения праздника.

И дочь моя хотела бы на праздник попасть, но не просилась со мной вместе на праздник, даже погулять и поприсутствовать. Воспитанная в понимании с детства, сейчас понимала – нельзя.

Она понимала: «Мама работает», смотрела умоляюще, хотела шарик с праздника получить.

А денег в доме не было давно.

Те времена стояли смутные, прошедшие давно. И жить без денег мы привыкали просто так. Я вам рассказывала уже, как собирала с утра во дворе пустые бутылки, сдавала их по технологии подсмотренной мною случайно у местных, соседних ребятишек и получала необходимую и небольшую сумму и покупала на нее билет на поездку до Дома Творчества, где была Ответственным Секретарем при Союзе Писателей? Поэтому присутствовала на работе, старалась за литературу, поскольку в предыдущее губернаторское правление, никто на нее никакого внимания не обращал.

Дел подходящих не было и денег не было тоже. Книг для продажи не находилось. И мысли зря сверлили мой лоб.

Литература ожидала бы праздника, если бы выжить или существовать в нашем городе могла. И ждали от меня все нищие литераторы, они и сами не знали, какого чуда они ожидали от меня.

Прихлопывая особенно настырного и крупного комара, я вдруг сообразила. ИСТОРИЯ! Я напишу историю в стихах к завтрашнему утру, издам ее, если получится. Не отвлекали меня больше свирепые комары, я думала и работала.

Я говорила вам уже, как быстро я, иногда, пишу. Но это, впрочем, отдельная история. К утру поближе, не засыпая совсем, я создала трагически – печальную историю японской гейши Йоко.

А почему Йоко? Хм, не знаю, с Японией я только литературно знакома, читала – жену Джона Леннона звали Йоко Оно.

История гейши Йоко была готова. От всех переживаний бессонной ночи, полной вдохновения и торопливого творчества, я не хотела спать вообще.

Знакомый с компьютерами человек у меня тоже был. Я созвонилась с ним с утра и объяснила, что мне надо. К нему отвезла черновики и рисунки, затем получила оригинальный макет, еще немного подождала, взяла авоську, полную свежеотпечатанной литературы.

Я увозила на Праздник Города гейшу Йоко, размноженную в количестве пятидесяти печатных штук. Была счастлива.

Мои литераторы найдут свой праздник. Меня провожала дома суровая маленькая дочь, просила, требовала: «Мама, не забывай про шарик».

От праздника мне был необходим единственный воздушный шарик. Я помнила о нем, вручая литераторам авоську с книгами, распоряжалась: «Продавайте».

Давно над нашим городом, еще при прежнем губернаторе, стояли и продолжались особенно для культуры темные и бедные для печатания и книгоиздания времена. Книги нашего Союза Литераторов не издавались несколько лет подряд.

Как были обрадованы, даже опешили поэты и прозаики. Помчались продавать.

Я видела: поэт Честноков, в те времена импозантный очень, и в гриве густых кучерявых волос, бросился к женщине, точнее даме из наиболее обеспеченных городских слоев. Я не рассказывала вам еще, что городские гуляния происходили на Северном Венце в местах расположения ( и проживания) элиты нашего города.

С тоской в глазах и требованием страстным, в простой телогрейке на голое тело поэт встряхнул кудрями и прохрипел: «Купи!» Такая необходимость возникала в его голосе, такие желания!

Дама прогуливала коляску. В ней бултыхался ребенок. Мне издали было непонятно, он сын ей или внук. Теряясь от напора поэта и Честнокова, дама бросала растерянные взгляды. Младенец в коляске развлекался и гулял.

- Купи! – Повторил Честноков. Спасения даме не было. И я сидела на пригорке, картину видала всю. Изголодавшиеся за зиму, всеми забытые литераторы вносили свою лепту в праздник.

Литература умеет творить как свою собственную, так и параллельную реальность. Как потасовки вспыхивали, как появлялись разные драматические и поэтические мизансценки. Читались и представлялись, объяснялись и описывались различные похождения гейщи – японки.

И окающим поволжским говорком, одним предложением или словом, Словесники от Литературы добивались моментальной и яркой похожести.

Я сдвинулась с бугорка чуть–чуть дальше. Стихия Литературы сейчас разгулялась вовсю. И, ощущая себя вдруг «бандитской мамой», я поняла, что выпустила на волю – не только свою фантазию, книгу или людей, но нечто большее, захватывающее, малопонятное.

ОБЪЕДИНЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ ЛИТЕРАТОРОВ ТВОРИЛИ!!!

Впервые я понимала сущность, а также родственность и однокоренность различных слов «Творение» и «Творчество», «Сотворить» и «Натворить».

ОБЪЕДИНЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ ЛИТЕРАТОРОВ ВДРУГ СОТВОРИЛИ НОВУЮ РЕАЛЬНОСТЬ. И ГОРОД СОДРОГНУЛСЯ, РАДОСТНО ПОДДЕРЖИВАЯ ИХ!

Спасения даме не было. Она затравленно оглянулась, услышав третье, уже умоляющее:

- Купи! – Вытягивая из кошелька деньги, почти выбросила их Честнокову и, почти забывая забрать книгу, разворачивала коляску резко.

Поэт Честноков помог и поддержал. Ребенок вываливался из коляски, изнутри и громко радовался увлекательно - захватывающей прогулке.

В тот день я открывала в себе новые способности. Не рассказала я Вам еще, как познакомилась с настоящими бандитами. Они немногословны.

И некоторых я знала. Они проживали в нашем дворе, вырастали и становились спортсменами. Заканчивая свою спортивную карьеру, вдруг понимали, теперь им деваться некуда. И уезжали из нашего города. А некоторые шли «в бандиты».

Они подошли ко мне и были немногословны. В тот год я переживала настоящую судебную трагедию. Была привлечена в суды. И ложные судебные обвинения, опровергались мною одно за другим, но высыпались новые, как будто судебный рог изобилия существовал для одного человека в городе.

Им была я, и силы не хватало судебной машине, ее неповоротливой рутине противостоять.

- Пусть все отойдут. – Сказал Бандитский Главный.

Я осмотрелась вокруг. Возле меня никого и не было. Литература присутствовала в обычной жизни большого города, так плотно, как только мои литераторы умудрялись ее распространять.

- Мы знаем, - продолжал затем он, - есть некоторый человек, который не может спокойно жить на своем месте. Все пишет, пишет кляузы, присутствует в суде. И нам он мешает тоже. Покоя мы хотим. И, если Вы только сейчас, нам слово скажете, исчезнет он и не вспомнит никто о нем.

Я встала с пригорка порывисто:

- Не нужно этого делать. – Отвечала я. – Не за себя я. За вас боюсь. Я уж привыкла присутствовать в судах. Терплю. И вам с ним связываться не посоветую. Он вывернется ведь. Он хитрый и скользкий такой. Проблемы у вас обязательно будут.

Они меня понимали, те настоящие бандиты, которые всегда немногословны, они же бывшие спортсмены, и люди непонятного и опасного труда... Они кивали и отходили в сторону.

Я в полной мере ощутила себя «бандитской мамой». Мои литераторы продавали книги, получали деньги, несли ко мне и складывали вокруг аккуратной и ровной кучкой, которая всегда росла. И подрастала в цене моя книга, по мере того, как разворачивалась вокруг непривычная для нашего, в основном, купеческого и «краеведческого» города литературная реальность, поддерживаемая объединенной волей и способностями всех собранных на празднике литераторов.

Ведь мало очень для настоящей литературы нас. Как «декабристы Герцена» мы далеки и страшно одиноки, живем внутри литературы и редко «всей командой» выходим в общегородскую жизнь.

Сейчас ради Праздника поэты творили: читали стихи, так, что наполнялись площади и скверы рифмами, переполнялись размеренным торжествующим слогом, просачивались через обертку человеческих душ, как тающее мороженное и создавали …

Уже отработав вместе с другими поэтами под грозное усиление громкоговорителей свое выступление, я понимала: «Денег за проданные книги нам теперь хватит». И всех звала гулять.

В кафе мы расположились удобно. Нашел меня букет красных роскошных роз. От неизвестного поклонника, - понимала я. И оказалась правой.

История гейши Йоко у нас была продана вся. И, если первый экземпляр книги, мы продавали за пять рублей, последние четыре штуки, мои вдохновленные успехом литераторы продали по пятьсот рублей за экземпляр студенткам - гостьям города из Пензы, Сыктывкара, Тольятти, как поэтические редкости.

Я подписала книги и поняла, что вымышленная мной реальность стала правдой. В День Города распроданным оказался весь тираж. Мне не осталось даже единственного авторского экземпляра.

Лишь через много лет среди собрания книг одной своей знакомой я увидала свой сборник, в День Города выкупленный ею на поэтической распродаже. С трудом упросила подарить историю гейши мне.

И по сей день боремся мы за право обладания сборником с одним молодым человеком не окончательно известной мне профессии, который присутствовал внутри делегации и принимал участие в коллективном выборе букета алых роз.

Чем занимается он сейчас, не знаю, не спрашиваю. Бывает, приходит ко мне вечером, гостит и пьет чай. Всегда упрашивает продать, дает любую цену за крохотный сборник стихов о приключениях японки – гейши Йоко, считает его едкой сатирой на наши общественные порядки.

Он, иногда, принимается читать. Читает вслух. И, среди собственного смеха, я с удивлением понимаю: и так мою книгу можно прочесть тоже...

Я обещаю ему любую другую свою книгу, тот сборник пока не отдаю.

Итак, поэты гуляли увлеченно. И знаменитый поэт Честноков уселся на шарик, подарок для моей дочери, им же самим отысканный, выкупленный и принесенный для бережного хранения рядом со мной.

Раздался оглушительный взрыв, на весь переполненный отдыхающим народом ресторан, который выделил нас в отдельную группу «поэты гуляют» и привлек к нашей компании интерес турецкого телевидения.

Я этого в тот момент не знала. Как самую большую потерю собственной жизни я переживала потерю шарика, такого нарядного, гладкого и перламутрово – резинового.

Я грустно смотрела на сморщенные тряпочные остатки, поэту Честнокову выговаривала:

- Ты посмотри, что ты сделал! Как я теперь домой вернусь?!

Поэты способны творить чудеса! И я, и поэт Владимир Честноков, знали много о наиболее общих законах

развития поэзии. Но этого предполагать я бы не смогла!

- Сейчас исправим! – пообещал бодрый Честноков, удалился. Я оставалась: в сомнениях и в в тоске. После продажи книжек, последние четыре были распроданы посреди всеобщего буйства спроса, по совершенно высокой цене.

У нашей литературной «тусовки» вдруг объявились деньги. И я могла бы их потратить на шарик для ребенка, могла бы купить и несколько, и много шаров.

Но праздники и гуляния заканчивались. Девушки - продавцы свернули палатку, исчезли вместе с гирляндами буйно рвущихся в небо, ярких, надутых гелием шаров.

Их больше не было сегодня для всех людей в городе, за исключением поэта Честнокова.

Минут через двадцать он подошел ко мне с шариком и был раскован, взволнован и абсолютно, вдохновенно пьян.

- Нашел шарик! – Сказал Честноков Владимир мне. Я поблагодарила, он совершал невозможное. И было ясно, лишь вдохновение придавало поэту силы, удерживало его на ногах.

- С тобой турецкое телевидение желает познакомиться. – Мне отчитался, протягивая шарик поэт Владимир Честноков. – Я им сказал, что ты согласна, поэтому и шарик получил.

Дочь так была счастлива вечером, из моих рук получая желанную игрушку, что я забыла обо всем остальном. Дня через два, и осторожно связываясь по телефону, напомнили мне о моем согласии выступать для телевидения.

Не очень удивляясь, считая все одним продолжительно затянувшимся розыгрышем – откуда в нашей провинции может существовать турецкое телевидение, я по приглашению поехала и обнаружила удивительный факт: три русских девушки вышли замуж в Турцию и за богатых турецких бизнесменов, которые культуру уважали, желаниям своих жен работать для телевидения не противоречили.

И я давала интервью турецкому телевидению. И понимала странные, для интервью по телевидению совсем не предназначенные вещи.

И знаю точно теперь – четыре тысячи лет не каждым словом, но постоянно, нам врет великая литература и создает проникающие нам в душу сюжеты, берет их не из жизни, а подчиняясь чувствам и желаниям всегда переполняющим других людей.

Лишь иногда, лишь подчиняясь ЖЕЛАНИЯМ ПОЭТА, ОНА творит в РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ. Тогда и случаются настоящие Чудеса!

Рассказывала знаменитая писательница нашего города М. С. И.

Литературная обработка.