Новый член семьи - черновик

Штутгарт, сентябрь 1937 года
Разговор с Караччиолой произошёл неожиданно. Мы стояли в боксах испытательного трека в Унтертюркхайме, а Рудольф рассказывал мне о странностях управления W125 Rekordwagen при скоростях около 300 км/ч.
«Грета, там что-то не так с управляемостью на предельных скоростях», — говорил он, вытирая руки тряпкой. «Машина начинает “плавать”, руль становится ватным, эффективность тормозов падает, порывы бокового ветра заставляют подруливать».
Я внимательно слушала, представляя себе цифры и формулы. W125 с его 725 лошадиными силами был настоящим чемпионом скорости, но физика — это суровая наука. Мне самой пришла в голову идея разогнать W125 до 280 км/ч во время обычных испытаний. Обычно я выезжала на трек с измерительными устройствами, самописцами, рисующими линии на бумажной ленте, но ездить старалась аккуратно — максимум 150-200 км/ч. На таких скоростях W125 вёл себя идеально: отзывчивый руль, идеальный баланс, устойчивость. Я редко обращалась к испытателям.
Но мне хотелось понять, где именно начинаются те проблемы, о которых говорил Рудольф.
В тот сентябрьский день я вышла на трек как обычно. Четыре линии на бумаге рисовали нагрузку на каждое колесо. Прямой участок длиной почти два километра манил своей бескрайностью. W125 набирал скорость плавно и уверенно: 200… 220… 250… Я чувствовала, как машина становится легче, как будто готовится взлететь. 270… 280…
И тут случилось именно то, о чём предупреждал Караччиола. Руль стал ватным, передок словно “парил” над асфальтом. Но самое страшное было в том, что я слишком поздно начала тормозить. Поворот приближался с ужасающей скоростью, а эффективность тормозов катастрофически упала.
Колёса потеряли сцепление на входе в поворот. Я ощутила занос задней оси, скольжение передней, машина срывалась в бок. Мир за ветровым стеклом превратился в размытое пятно. Если бы в машине было пассажирское кресло, я бы, наверное, увидела в нём сидящую смерть с косой.
Инстинктивно я отпустила тормоз и повернула руль против заноса, но на такой скорости это было скорее молитвой, чем техническим приёмом.
W125 прошёл весь поворот в длинном скольжении, едва не зацепив ограждение. Только на выходе из виража мне удалось вернуть контроль. Руки дрожали, сердце билось бешено.
Когда остановилась в боксах, ноги подкашивались.
«Что было не так?» — спросил подошедший Караччиола.
«Излишне доверяла тормозам», — честно ответила я.
На треке вдруг появился Роземайер, и он восхитился: «В ту ночь в отеле я тебя недооценил, Грета. Не думал, что ты так умеешь водить.»
«Не умею, Бернд», — покачала я головой. — «Только что поняла, что не умею.»
Через пару недель мы снова стояли у боксов, когда сзади раздался знакомый голос Ганса:
«Привет, Макс. Кого позвать, Грету?»
«Херерин Грета,» — ответил он. — «Макс Зайлер просит вас заглянуть к нему в кабинет.»
В кабинете Макс предложил сесть напротив и спросил:
«Чай или кофе?»
«Кофе,» — ответила я. Секретарша Зайлера, безукоризненно одетая женщина средних лет, принесла поднос с двумя чашками ароматного кофе, сахаром и сливками.
«Не рискуйте так больше», — сказал Макс задумчиво, кивнув на седую прядь в моих волосах. — «Не стоит оно того. Но благодарю за вашу преданность работе.»
Он допил кофе, помолчал, и вдруг взгляд его оживился:
«Мы помним о вашем приближающемся юбилее. Вы не хотите купить автомобиль? Что бы вы хотели? Возможно, мы могли бы помочь с этим желанием. Если женщина-инженер ездит на собственном Мерседесе — это очень положительно скажется на имидже компании.»
Я задумалась. Машину мечтала иметь ещё ребенком.
«Я хотела бы W138. Спокойный как корова, надёжный, экономичный и очень инновационный. Но пока он мне не по карману.»
«Сколько у вас сбережений?» — спросил Макс.
«У меня на счету лишь тысяча. Возможно, родители помогут. Пока не решалась говорить с ними.»
«Хорошо. От дилера в Лугано вернулся один W138. Его нужно перебрать: дизель простоял год. Запчасти выделим, работу придётся делать в выходные. Отдать готовы за 2100 — максимальная скидка в честь вашего юбилея и будущей косвенной рекламы. Машина без пробега, но год стояла.»
Я быстро посчитала — сумма была значительной, но с помощью компании вполне реально.
«Согласна,» — сказала я. — «Когда можно посмотреть?»
«В субботу. Машина в заводском гараже. Основная проблема — топливная система после длительного простоя. Рекомендую полностью перебрать мотор. Уверен, после сборки он будет работать безупречно. Если возникнут вопросы — обращайтесь напрямую к Альберту Кису.»
После разговора я взяла за руку Эриха. Он уже три года называл себя моим женихом, бескорыстным помощником и надёжным другом, но я всё откладывала своё согласие.
«Поедем к моим родителям», — сказала я. — «Нужно обсудить кое-что.»
Через четверть часа мы уже были у гаража родителей.
В доме пахло свежим пирогом. За кухонным столом сидели мама и папа, перед ними — две чашки кофе. Я устроилась напротив, налила себе и Эриху.
«У нас скоро появится ещё один член семьи», — объявила я чётко.
Мама удивлённо вскинула брови и улыбнулась, смотря на Эриха. Папа отложил газету.
«Нет, я не беременна и пока не собираюсь замуж,» — поспешила уточнить я, ловя их взгляды. — «Я решила купить Mercedes W138. Руководство согласилось продать мне машину по льготной цене, но у меня не хватает около тысячи ста марок.»
Родители переглянулись. Отец задумчиво постучал пальцами по столу.
«Семьсот марок мы можем выделить из твоего приданого,» — сказал он наконец.
«А я дам четыреста», — тихо добавил Эрих. — «И больше, если нужно. Почему ты не просила раньше?»
Я посмотрела на него с благодарностью. Он готов был вкладывать в мои мечты деньги, ни о чём не прося взамен, лишь бы быть рядом.
14 октября 1937, день моего 25-летия
В заводском гараже собралась почти вся техническая элита и друзья из КБ: Макс Зайлер, Штайнер, Ганс, Альберт Кисс и, конечно, Эрих. Мой чёрный Mercedes-Benz W138 стоял под ярким светом ламп, словно на сцене.
«Фройляйн Шмидт», — торжественно произнёс Зайлер, — «от имени Daimler-Benz AG поздравляем вас с юбилеем и вручаем ключи от вашего авто. Пусть он служит вам надёжно, как вы служите нашей компании.»
Я взяла никелированный латунный ключ, ощущая его вес. В этот момент W138 стал больше, чем машиной — он стал моим спутником, моей ответственностью и частью новой жизни.
«Спасибо», — сказала я просто. — «Я позабочусь о нём.»
Октябрь в Штутгарте был ветреным и сырым. В гараже семьи Шмидт царила инженерная страсть. Моя новая машина стояла под крышей, а я понимала, что руководство дало мне такую возможность не только из-за юбилея, но и чтобы получить моё развернутое мнение об эксплуатации первого легкового дизельного Mercedes женщиной.
17 октября и все последующие выходные гараж превратился в мастерскую. Каждое воскресенье с утра до вечера мы с Эрихом разбирали мотор ОМ138. Альберт Кисс не раз приезжал, давая советы и проверяя работу.
Я разбирала мотор с педантичной аккуратностью: клапанная крышка, головка блока, поддон, поршни. Блок и коленвал остались на машине. Измеряла зазоры микрометром, переносила данные на миллиметровку, строила графики. Цилиндры были в порядке, но кулачки распредвала требовали перешлифовки.
«Третий цилиндр работает неровно», — показала я график Эриху. — «Видишь разницу в подъёме клапанов?»
Он склонился над записями:
«Полмиллиметра разницы — много для дизеля.»
Мы отправили вал на переточку и занялись топливной аппаратурой. Каждую форсунку проверили на стенде, ТНВД разбирали до винтика. К вечеру мотор был собран мной с моими настройками.
Когда мы провернули коленвал вручную, он вращался легко и плавно. При первом запуске мотор заработал как швейцарские часы — без вибраций и пропусков.
Воскресный вечер 14 ноября затянулся до глубокой ночи.
Я сказала:
«Я постелю тебе на диване в гостиной, утром вместе на работу. Пусть привыкают.»
Эрих удивлённо посмотрел и охотно согласился.
В этом простом жесте было нечто большее, чем забота — признание нашей особой близости.
«Мотор — это чувство меры», — записала я в дневнике перед сном.
Во сне я видела себя за рулём новой машины.
Утром Эрих уже сидел у моего кухонного стола, держа чашку горячего кофе, которую наливала моя мама. Родители воспринимали Эриха как своего, но не понимали, почему я всё ещё медлю с согласием на брак.
В этот момент, привлечённая запахом кофе, я вошла на кухню, ещё сонная. Я сладко потянулась, сбрасывая остатки сна, улыбнулась и села рядом с ним.
«Мне кофе налили?» — спросила я с игривым оттенком.
Мама покачала головой, привычно сетуя на мои утренние появления на кухне без одежды.
«Мам», — ответила я спокойно и тепло, прижавшись к Эриху и обняв его — «Эрих сделал мне предложение ещё три года назад, мы почти жених и невеста. Думаю, к весне или осени я наконец решусь выйти за него замуж. Но, пожалуйста, не торопите меня, я ещё не готова.»
Взгляд мамы смягчился, она тихо кивнула, признавая, что между мной и Эрихом есть нечто больше — дружба, уважение и взаимное терпение. Это был важный момент, подтверждающий нашу особую близость.
Нам с Эрихом и Штайнеру предстала долгосрочная командировка во Франкфурт, и я очень хотела успеть довести машину до совершенства. Эрих всё свободное время был рядом.
Всю следующую неделю после основной работы мы с ним по очереди наматывали круги по заводскому треку, строго держась скорости 50-60 км/ч — классической обкатки нового двигателя.
«Твоя очередь,» — говорила я, передавая ключи.
«Как он себя чувствует?» — спрашивал Эрих.
«Как настоящий Mercedes», — с гордостью отвечала я. — «Надёжно и уверенно.»
К концу недели накатали почти 2000 километров. Слили масло, проверили на стружку — идеально чистое, только лёгкий графитовый оттенок от приработки. Заменили фильтр и залили свежее масло.
W138 был готов к настоящей жизни.
Так началась моя история с W138. Первый в мире серийный легковой дизель стал для меня ответом на безумие скоростей. После того заноса на W125 я поняла: настоящая мудрость — не испытывать судьбу на пределе возможностей, а найти баланс между инженерным совершенством и разумной осторожностью.
W138 с его скромными 45 лошадьми и максимальной скоростью в 95 км/ч — полная противоположность гоночным монстрам. Но в своей скромности он был прекрасен — красота надёжности, предсказуемости и долговечности.
Каждый раз, когда я поворачивала ключ зажигания моего дизельного Mercedes, вспоминала ту седую прядь в зеркале и думала: иногда самый важный урок — понять свои границы и не переступать их без нужды.