Бери шинель, пошли домой. Три зарисовки

Зарисовка. «Делай раз».

Так, между прочим, нас учило радио, вторгаясь в каждый дом и квартиру своими бравурными маршами. Сегодня вспомнила, когда шла мимо бывшего лекционного корпуса. Воспоминание начиналось не с лекции, а с танков. Обычных таких танков, которые стояли когда-то на постаментах во всех городах – лицом на Запад. Не знаю, как далеко от западной границы в российских городах принято ставить на постаменты Т-34. Здесь был такой обычай – бронзовые солдаты со склоненными  боевыми знамёнами и темно-зеленые танки.

 Да, я что-то там про лицо… Пушка скорее, или мальчишки в детстве говорили – дуло… Но и лицом – тоже хорошо.

Итак, началось с танков. Потом я вспомнила про лекционный корпус. Высокие потолки, три ряда амфитеатра и маленького роста препод Теплотехники. Удивительная наука – непосвященному даже сложно объяснить, что такие науки бывают: техническая термодинамика. Второй закон: энтропия, она же мера беспорядка, изолированной системы не может уменьшаться. Хаос вечен.

За окном идёт снег. «Мело-мело по всей земле, во все пределы…» Товарищ Лиходиевский, недавно уверовавший в Бога, о чем нам было сообщено с невероятной гордостью всякого новообращенного, утверждает, что Бог запретил создание вечного двигателя второго рода. Мы, мало вникая в Божьи заветы, верим, что после сдачи экзамена с нас больше никогда о преобразовании тепла в холод не спросят.

 – А как же куст? – все же допытывается правды кто-то.

– Почему куст? – удивляется прерванный на провокационный вопрос Лиходиевский.

– Не почему, а где! У горы Синай… – уверенно объяснят потомок Моисея.

Потомку не обломится узнать комментарии точной науки Термодинамики к великому учению – Тора.   

– Только две вещи бесконечны – Вселенная и человеческая глупость. Но насчет Вселенной я не уверен.

Соответствовало примерно: «не путать Божий Дар с яичницей».

Вопрос с вечногорящим кустом у Синая и его антиподом – ледяным кустом  вот там, за окном, на заснеженной улице,  так  и останется не проясненным для слушателей, как впрочем, и танки, перешедшие из замороженного состояния в работающее. Вечностоящим на стрёме, как и кусту из Торы – ничего, как ни странно, не сделается.
      

***
Зарисовка. «Делай два».
Что мы знаем про танки? Гусеницы, пушка, башня, «заряжай», пехота на броне и «танки наши быстры». Это всё миф, сотворенный для нас – внуков победителей. Я не мальчишка, которому, возможно, в детстве сны крутили танковые баталии.  Мне снились другие сны – добрые и человечные. После уничтожения того мира, который отстоял мой дед и мой дядька – реальные герои-победители, мне больше никогда не снятся человечные сны.

Забегая вперёд, скажу, что это необъяснимый для меня факт, в 15-м я переписывалась с полевым командиром с Донбасса, и он рассказывал, что ему ночами, когда сморит усталость, снится тёплый мирный дом, запах сирени и вишен в саду, ветер, качающий занавески… Пробуждение от таких снов – всегда дополнительная порция боли утраты, невозможности повторить ту жизнь. Мне никогда не снится иллюзия, как будто того прошлого вообще не было. Словно бы всегда был ад, просто пускал пыль в глаза, притворяясь Планетой Людей. Может быть это психологическая защита – невозможность добавлять в эту чашу новые капли боли от пробуждения?

К слову, почему "вперёд"?

Все легко объяснимо: на момент воспоминаний  у нас где-то год 2011-ый. Зима. Я просыпаюсь и припоминаю какой необычный сон видела под утро. Будто бы я снова студентка, у нас лекция в старом корпусе – тот лекционный зал, что выходит высокими окнами на улицу Междугородняя. Я почему-то сижу не как нормальные студенты за партой, а на подоконнике, прильнув носом к стеклу. Там, в снежном мареве движутся серые громадины танков. Поскольку улица имеет направление север-юг, то машины так и  проходят с севера на юг. В сторону реки и западного моста. Сегодня там высится новый микрорайон, названный в честь проходивших когда-то здесь шведов под свою Полтаву.



***
Зарисовка. «Делай три».

Зимнее утро. В городе какая-то чехарда. Коллеги с южных пригородов объясняют опоздание оцеплением. Понять что-то в происходящем не представляется возможным. Хотя нам же рассказали и даже показали российские новостные каналы версию происходящего.

Но одно дело государственное вещание, а другое  –  происходящее на местности. Конечно, и в страшном сне не могло присниться, насколько широким фронтом станет локальный конфликт, именуемый в мире «Юго-Восток». Хотя,  что это я? В моём страшном сне, к которому я не отнеслась серьезно, скорее как небылице, всё это уже было. Правда, так давно. Одиннадцать лет назад.

Мы еще многое в будущем узнаем о вооруженном противостоянии, мало кем понимаемом этим февральским утром как четыре военных года. Тогда одним из первых воскресло слово «беженцы». И теперь это не про Сербию или Сирию. Теперь беженцы – женщины и дети Украины. Северных областей Украины.

И еще танки. Да, те самые, не слезшие с постаментов, а прибывшие эшелонами. Новенькие. Нескольких гвардейский дивизий. Рассредоточено вошедшие с севера – с двух опорных точек. Зябровского и Мозырского направлений. Что произошло на Мозырском в строну Гостомля,  я узнаю чуть позже – и у меня кровь похолодеет в венах.  Хотя, казалось, предел человеческой подлости уже не может меня особо удивить. Правду говорят: кажется – крестись.

Мои танки, те из сна, выйдут на государственную границу в реальном мире в феврале 22-го года. Что можно сказать о людях в штабах планировавших операцию, в мифологизированных кадрах хроники Конева в Праге 45-го с улыбками и цветами. Здесь у нас на Полесье в конце зимы – это вам не в конце весны в Чехии и Моравии, представьте себе: физически не бывает цветов, даже подснежников,  за которыми когда-то в другой аналогичной сказке послала взбалмошная Принцесса Падчерицу. Принцессы – существа сумасбродные, им хочется повелевать в мире всем, даже законами математики и погодой. Удивительно, если академия имени Фрунзе, как планировщик, полагается на что-то близкое к капризам души.

Ладно. Не было цветов – не очень-то и хотелось. Вот что было…

Снег. Танки. Матерящиеся русские на броне. И если когда-то мне позволено будет Свыше бесстрашно дорисовать картину моего воплощенного в явь сна – я согласна дожить.

 – Благословен Г-дь, что не сотворил меня женщиной, – уверовал в Бога под конец жизни мой препод термодинамики Лиходиевский.

Кто знает: за что положено благодарить в  таком случае женщине?

За то, что вообще сотворил.