Эх морозова... вторая глава

               
 Василий Аркадиевич Райхель был интересным молодым человеком тридцати лет очень приятной наружности с манерами благородной аристократичности и внешне, как говорили знакомые напоминал Пьера Безухова из бессмертного романа классика. Работал он заместителем заведующего вторым отделением психиатрической лечебницы номер один по городу Москве. Он так и говорил “лечебницы”, а вовсе не больницы ибо пояснял Вася в лечебнице лечат, а в больнице болеют, и поднимал указательный палец в знак непогрешимости своих слов Тут надобно рассказать несколько подробнее  о том что же собой представлял молодой психиатр В. А. Райхель. Вася Райхель был так сказать потомственым врачом уже в четвертом поколении. Его прадед Соломон Райхельгауз ещё до революции держал на Якиманке недалеко от моста через Яузу совсем маленькую аптеку и дела его шли, как говорят в Одессе совсем неплохо. Эта аптека кормила всю его семью и дала образование всем его трём сыновьям. И кормила бы дальше если бы не революция 1917 года. Всё тогда кординально менялось в стране, не стала исключением и Москва. Райхельгауз  быстро сообразил что на Якиманке ему больше нечего делать, собрал всё свое движимое имущество и переехал в Бердичев туда, собственно где и жили все Райхельгаузы аж с начала девятнадцатого века, там он благополучно и осел до конца своих дней. Трое  детей его остались в городе. Старший Марк имел свой маленький, но стабильный гешефт женившись на дочери хозяина скобяной лавки что в Мясницком ряду. Близнецов же Семена и Бориса, будущего Васиного дедушки, не спокойные ветры революции развели в разные стороны, Семен стал чекистом и работал на Лубянке, а Борис благополучно окончив университет имени Сечинова стал очень хорошим хирургом имел обширную практику в городе. И его  единственый сын Аркаша не стал метаться в поисках своего места под солнцем, а прележно пошел проторенной дорожкой горячо любимого родителя. В общем складывалась потомственная династия. Да и фамилия Райхельгауз сократилась в двое, это когда Борис Соломонович после терзаемых его душу сомнений написал собственоручно заявление о принятии его в партию больевиков, что давало ему полное право работать и иметь часную практику в Москве. У секретарши райкома партии молоденькой брюнетки Раечки оказались очень кривые руки и наводя порядок на своём рабочем столе у большого светлого окна в приемной секретаря местного ЦК партии, она умудрилась опрокинуть почти пустую чернильницу на новое, похожее на бильярдный стол зеленое сукно, загадив часть документов лежавших на нем. Среди прочих бумаг оказалось и заявление Бориса Соломоновича на которое попала часть так неосторожно  пролитых чернил. И когда плача от страха и стыда, но от страха все же больше Раечка дрожащими тонкими пальчиками перепечатывала заявление тов. Райхельгауза то обнаружила  что пара строк и половина фамидии новоиспеченного кандидата в партию  предательски залило чернилами. Просить исправить документ она боялась и на свой страх напечатала только то что можно было прочесть. Обнаружив некоторые изменения в собственной фамилии Борис Соломонович мудро решил не спрашивать, а тем более спорить по поводу изменения собственой фамили, подумав что раз уж так получилось то партия лучше знает как его зовут и стало быть нечего тут и сомневаться. Таким вот нехитрым образом еврей с наследственной немецкой  фамилией Райхельгауз стал евреем с еврейской фамилией Райхель, а равно как и все его потомки. Отец Василия был зубным техником в районой поликлинике и когда в девяностые годы государственная медицина вместо того чтобы лечить и помогать страждущим, сама уже дышала на ладан, зубной техник Аркадий Борисович Райхель перешел в часную клинику стоматологом где благополучно и счастливо продолжил работать дальше. Так бы наверно и продолжалась непрерывная медицинская династия, так бы и трудились они из поколения в поколение на благодатной ниве врачующих и помогающих всем страждующим их безкорыстной помощи, но всё чуть не испортил Василий. Все началось с того самого воскресения когда Ваську отправили на все выходные к бабушке и дедушке, родителям мамы. Дед с бабкой проживали в Черёмушках и каждое воскресение возили Васю в Зюзинский лесопарк. Осень в Зюзино была особено хороша невероятным обилием золотых кленовых листьев. Щедро посыпанная иголками хвойных деревьев дорожка по которой они гуляли, напоминала толстый мягкий бурого цвета ковёр от  которого пахло настоящим лесным духом и конечно знаменитые, в конец обнаглевшие местные белки буквально не дающие прохода щедрым местным гулякам у которых всегда в карманах были сухарики, орешки и прочая вкусная ерунда которая щедро раздавалась лесным разбойницам. Вася обычно убегал вперёд по дорожке, собирал шишки и красивые кленовые листы, оборачивался на деда с бабушкой махал им рукой и бежал дальше подпрыгивая на ходу как делают обычно все шестилетние мальчишки когда им хорошо и весело. И вдруг наступил вечер или точнее сумеречная мгла окутала всё обозримое пространство. Леса тоже не было обугленые стволы с поломаными ветвями виднелись на сколько хватало глаз. Всё что окружало Васю было чужим и страшным кроме дорожки усыпаной хвойными иголками на которой он стоял и еще на дороге прямо перед ним оказался человек с всклокочеными с проседью  волосами в военной шинели, пилотке и вещмешком на плече. Они встретились взглядом, изумлённые глаза незнакомца с неподвижным взглядом окоченевшего от ужаса шестилетнего ребенка. Не говоря ни слова парень этот подхватил Ваську подмышки приподнял и выбросил из этого странного и страшного места. И вдруг всё кончилось, весь кошмар исчез как будто снова включили солнышко, запели птицы и снова воздух наполнил аромат прелых листьев и осенней хвои. Вася часто заморгал глазами и набрал полные лёгкие чтобы закричать, но увидел деда с бабушкой далеко впереди себя, они растеряно озирались в поисках внука. Увидев их Вася помчался по тропинке и остановился когда уткнулся в мягкую бабушкину кофту, крепко к ней прижался и только тогда разрыдался давая волю слезам и не стесняясь проходящих мимо людей. С того самого дня прошло десять лет. Вася изменился очень подрос, но не потерял округлых форм своих и перешел наконец в последний одинадцатый класс средней школы. Учился он хорошо, можно даже сказать отлично, одевался опрятно, с первого класса носил круглые очки в черной оправе на голове имел короткие кучерявые волосы и до пятого класса вовсе не имел друзей. А в пятом к ним в класс пришел новый ученик и учительница представляя его сказала что зовут его Володя фамилия его Грачев и учится он теперь будет в ихнем классе и посадила его с известным в школе озорником и хулиганом Виталькой Колигаевым сыном школьного дворника. Вот Виталька то и прозвал новичка Вольдемаром, а чтобы усилить эффект и фамилию переиначил в Грачковский сразу превратив Володю в поляка. Фамилия как то не прижилась, а вот имя прилепилось насмерть и теперь иначе как Вольдемаром его никто не называл. Вот он то и стал для Васи лучшим другом на всю жизнь. Володя , как оказалось очень любил рисовать и рисовал в своей тетрадке в клеточку за сорок восемь копеек которую всё время носил с собой свернув в трубочку и засунув её за пояс. Рисовал он всегда остро отточеным простым карандашом от чего все его рисунки казалось едва касались бумажного листа и обладали эффектом трехмерности. Особенно хорошо у него получались корабли и лошади. Корабли он рисовал почти на всех уроках, за что всегда получал выговоры и записи в дневнике. Но до чего великолепны были его фрегаты корветы и однопарусные поморские ладьи и учителя забиравшие его тетрадь до конца урока тайком листали её с большим интересом получая видимо немалое удовольствие от Володиных зарисовок.  Оказалось они с Васей были еще и соседями проживая в одном доме, куда Володины родители переехали недавно, но в разных подъездах. У каждого из друзей оказались свои секреты и не высказанные еще никому на свете душевные тайны коими они и делились друг с другом, доверяя порой самое сокровенное чего не сказали бы никому на всем белом свете. Их старая пятиэтажка стояла напротив знаменитого Коробковского сада который в те благословенные времена еще не был закрыт для прогулок и ребята часто ходили туда где пробежав яблоневый ряд, посадки бесконечных кустов смородины и клубничные грядки можно было оказаться на берегу трех озёр окруженных кривыми стволами стоящих почти у самого берега вековыми ивами заслоняющими всю водную гладь озер от солнечного света и там в очарованой тишине сидя на старом поваленом дереве они занимались самыми нужными делами на всём белом свете. Володя принимался оттачивать карандаш осторожно придерживая кончик грифиля и завершив заточку передавал перочинный ножик Васе и тот найдя в траве кусок сосновой коры принимался стругать из неё подобие лодочки, проделав шилом от ножа отверстие посередине он вставлял в него сухую палочку надевал на неё  большой желтый лист и кораблик был готов плыть куда угодно по недвижной глади маленького озерца. Иногда Вася ни с того ни с сего задавал странные вопросы,”Как ты думаешь, что длиннее, бесконечность или часть бесконечности?” спрашивал он не глядя при этом на друга.” Бесконечность длиннее” уверенно отвечал Володя, хотя зная друга чувствовал что Васька ничего просто так не спросит.-“Они равны” давал правильный ответ Вася и при этом вздыхал как старый умный учитель уставший от непроходимой тупости своих учеников. Володю этот вздох задевал и оторвавшись от рисования он упрямо возражал” бесконечность длинее”. “Хорошо, тогда докажи это”, устало - мудрым голосом просил Вася, глядя как его кораблик доплыл уже почти до середины озерца. Володя чувствовал в голосе друга затаённое коварство, мол я то знаю правильный ответ, а ты  поломай голову. “А чего тут доказывать когда и так все ясно, я же часть бесконечности буду держать в руке за тот самый конец”, и он торжествующе посмотрел на друга. Вася не сразу нашел что ответить, точнее он вообще не нашел что ответить на такой простой и разумный ответ Володи. Он заглянул в тетрадку и увидел бескрайнее море и лодку с одиноким гребцом изо всех сил работавшим веслами чтобы отплыть от берега как можно дальше, но непогода и волны не давали ему этого сделать. “ Ты когда нибудь думал сколько лет мы проживём на белом свете?” спросил Вася. “ Да уж лет сто никак не меньше” отвечал Володя и оба весело расхохотались. Они ещё около часа весело говорили про всякие важные события которые происходят в жизни пятикласников, но изменчивая осеняя погода нарушила все их планы покрыв первыми редкими каплями начинающегося дождика и друзья не долго собираясь пошли домой. Так пролетели ещё три года, Вольдемар ушел из девятого класса в какой то технический колледж учится на автомеханика по настоятельному требованию отца, который тоже всю жизнь проработал автослесарем. Коробковский сад закрыли наглухо железными воротами поставили охрану с собаками и попасть туда можно было только по разрешению и пропускам. Рядом с садом прямо на берегу живописного прудика который местные жители почему то дразнили Зелёнкой началось большое строительство храма в память Ефросиньи Московской очень почитаемой жителями города хотя строительство вели представители средней азии и молдоване. Вася остался доучиватся и шёл как говорят на золотую медаль, на что вредный и зависливый Калегаев мрачно съязвил сказав что там где пахнет золотом всегда первым появляется жид. Его никто не слышал да если бы и услышал то повертел бы пальцем у виска ибо статус Калегаева как полного лузера с каждым годом только укреплялся. И если с Вольдемаром было все понятно, то с Васей, а точнее с его психикой начали происходить вещи необыкновенные и так сказать многозначительные. С уходом друга Вася все свободное время после учебы отдавал книгам, у отца была обширная библиотека часть которой он унаследовал от своего отца, Васиного дедушки, а потом уже увеличивал её численность  регулярно пополняя библиотеку новыми книгами. С Володей они теперь виделись по выходным когда тот заходил к другу на чашку чая, Вольдемар теперь получал стипендию и мог себе позволить некоторые финансовые вольности чем неприменул воспользоваться и в этот раз, прихватив в ближайшем магазине на Сивашской какие нибудь пирожные или лимонный рулет. Родители Васи, были людьми тактичными и после чаепития и разговоров с молодыми людьми о планах на будущее они незаметно удалялись к себе в комнату предоставляя кухню в полное распоряжение друзей. Володя по прежнему рисовал всё чаще меняя простой остро оточеный карандаш на акварель и мелки. Объектом его зарисовок теперь было наблюдение за строительством нового храма, точнее за его строителями и само собой его творческое внимание просто отдыхало на гуляющих вокруг стройки зеваках, большую часть которых составляли девочки с собаками, мамаши с колясками и неработающие пенсионеры с положеными им палочками и скрученными в трубочку журнальчики или пустяшные газеты зажатые либо в крепкой старческой руке либо торчащие из оттопыреных карманов драповых пальто. Все эти зарисовки, как небрежно пазывал свои рисунки автор, очень нравились Василию. Он долго рассматривал каждый из них сам того не сознавая искал хотя бы мелкие неточности в линиях штрихах или тенях, но с удовольствием отмечал отсутствие недочётов и почти близкое к совершенству мастерство друга. Иногда Вольдемар оставляя папку с рисунками и уходя домой говорил Васе прощаясь с ним “ если что не понравится, не стесняйся, говори мне прямо, слышишь Вась, мне лишний мусор в зтой папке не нужен”, и крепко пожимая руку друга он с улыбкой смотрел в честные всегда широко открытые глаза Райхеля, спрятанные за круглой черной оправой очков. Однажды вечером когда все уроки, которые Вася щелкал как орешки, были сделаны, а за окном была поздняя октябрьская темень и до ужина еще оставалось больше часа, семья Васи по заведённому обычаю садилась ужинать в восемь часов, сидя в своей комнате Вася рассматривая очередную коллекцию друга, он увидел рисунок который заставил его покрыться холодным потом, а по спине Васи пробежал ледяной холодок. На рисунке был изображён фрагмент Зелёнки, не в далеке у берез на скамейке была нарисована девочка у ног которой лежала маленькая черная собака, на переднем же плане стоял парень в солдатской шинели и вещьмешком на правом плече. Светлые волосы его были взлохмачены, пилотки не было на голове шинель была растёгнута, а черные пронзительные глаза казалось смотрели прямо в Васину душу. Ошибки быть не могло - это был тот самый незнакомец из Зюзинского лесопарка.