Часть 1. Тоня

 Суетящаяся, спешащая куда-то, говорящая быстро, иной раз неуверенно или растерянно, иной раз настойчиво до крика, смешливая голубоглазая девчонка, лет десять назад, по имени Тоня, практически не изменилась. Только тогда это была светловолосая, с кудряшками, которых добивалась, всю ночь помучавшись на бигудях, девочка. Сейчас она взрослая женщина. С массой забот, хлопот, обременяющих её ежедневно, десятилетней дочерью и мужем, потерявшем к ней всяческий интерес.

 Да и был ли он?! Тоня часто об этом задумывалась, размышляла… Спрашивала саму себя. Советовалась с подругой по телефону.

 Когда они болтали это была отдушина. В прямом и переносном смысле. Вариться в собственных мыслях было не легко. Ей казалось, что всё то, что мучило её сердце, её душу, такую нежную, утончённую, лирическую, поэтическую – никто не понимал и, что греха таить, не воспринимал в серьёз.

 Жаль, они виделись с сокурсницей редко. Выручал Ватсапп. Создавалось впечатление, что сидят друг на против друга. Да и эмоции было видно ответные.

 Подруга слушала внимательно. Иногда не перебивая. Иногда меняя тему, но не со зла, а умышленно уводя её от чрезмерных беспокойств и надуманных проблем. Словно заботилась. Почти как тогда десять лет назад. Да нет… Больше. Десять лет назад Тоня вышла замуж, а её сокурсница, до сих пор даже себе самой Тоня не могла объяснить почему, была свидетельницей на свадьбе.

 А еще ведь учеба. Четыре года как ни как.

 Как-то в разговоре они плавно перешли к воспоминаниям. Тоня всё тем же удивительным и непохожим ни на кого больше, говором щебетала в камеру телефона:

- А помнишь, как к нам в комнату тот мальчик пришёл… Мммм… Забыла, вот ведь, как зовут… Ну, высокий такой ещё? Помнишь? Ой, умора… - Она засмеялась. – Помнишь, мы все решили, что он на ходулях? Почему на ходулях-то?! – Тоня опять засмеялась. – Мож, потому что высокий сильно?! Нина, помнишь, чуть ли не в пуп ему дышала?! Ой умора… - Тоня зашлась в удивительно чистом, почти детском смехе, видимо, визуализировав свои воспоминания.

- Смешно ж, да? Че нет, что ли?! Нинка ещё потом шторку отдёрнула, голову-то задрала, лицо рукой закрыла от удивления и пробормотала: «А ты чего такой высокий в самом деле?» И такая тишина в комнате повисла. А мальчишка-то смутился весь. Хотел было уйти. Но Нинка его остановила. Спросила, чего, мол, хотел-то? Ой, умора! - Тоня опять засмеялась, а через пару минут, добавила: - Так как же его звали то?

- Саша.

- Точно! Саша! Вишь, ты помнишь.  – Замолчала. – За хлебом он тогда приходил. Нинка ему и хлеба дала, и картошки. Всё переживала, что мало. Высокий, мол, такой, худой… Голодает, подикась. Помнишь, она у него еще спросила, в какой комнате он живёт? Нам сказала, что ей интересно, как он спит. Кровать-то для него коротковата. А потом, ты помнишь, мы ходили все вместе смотреть на него? Ой, вот, ведь дуры-то были. – Тоня опять засмеялась.  – Зато, с мальчишками из его комнаты познакомились и подружились. Какое все-таки классное время было…  - Вздохнула. Замолчала. Изменилась в лице.  – Скажи, вот, ты б хотела в то время, хоть на миг? Вот, если б был шанс?

 Я б хотела. Какие мы были… Дуры, конечно. Че, греха-то таить… Всё женихов себе хотели, да замуж. Сколь счастья во всем этом было и сколь трагедии. Ты-то помнишь, как влюблена была? Ой, зря я, подикась, об этом. Аль, забыла уже? Отпустила?  - Посмотрела с экрана телефона на одногруппницу, как сканер. – Нет.  Вижу не забыла. Ну, и фиг с ним. Не будем об этом.

 А я комнату нашу в общаге иной раз во сне вижу. Вот, чего бы такого, казалось примечательного? Помнишь? Четыре кровати по стенам. Стол в центре. Четыре стула.  Ни холодильника тебе, ни чего. Хорошо хоть шкафы для одежды были. Да шторки. Вот, они мне такими и сняться: желтые, шёлковые, с непонятным рисунком, а главное, почти до самого пола. От чего быстро марались.

 Окно еще с видом на главную улицу. Красота вечером. Жаль, подоконник-то узенький был. Вот, был бы, как у меня дома, я б с него не слазила. Особенно по вечерам.

 Так сидишь, смотришь в окно. Дома светятся. В окнах люди своей жизнью живут. Кто у плиты хлопочет. Кто телевизор смотрит. Я любила иногда так-то понаблюдать. Сидела, смотрела и думала, хочу так же. Свой дом. Свою семью. Чтоб дети. Муж. А теперь вот, есть это всё, да не то…

 Наташка дикая у меня какая-то… Всё к матери мужниной бегает. Они, вот, как-то с ней язык общий нашли. А мне и по дому помогать не хочет. Ну, про муженька своего, я тебе уж все уши прожужжала.


 Ой, ладно. Подикась, отнимаю у тебя времени уйму. Меня не останови, могу ещё до утра трезвонить. – Улыбнулась широко и светло. – Пока. Давай. Созвонимся ещё.

 Да. Тоня, пожалуй, ещё поболтала бы. Но уж очень не хотелось бередить старую рану подруги. Зачем вообще заговорила об этом? Вот, ведь, смотришь сейчас со стороны на все те их беды в юности и думаешь, что чистота чувств пропала. Искрение переживания, искреннее доверие – куда ушло с годами? Бывшая одноклассница, радуется каждому твоему промаху, а коль увидит, что у тебя вдруг всё хорошо, так тут же ложку дёгтя тебе. Как тогда, когда они учились в школе, потом в техникуме и жили в одной комнате в общаге.

 Тогда Тоня её пыталась понять, и девчонкам по комнате объяснить. Заступалась за неё. А нынче понимает, что и деготь-то её стал горше, и ложка больше. Нина видать, понимала всё это, потому так и не простила Ритку. Как и подруга нынешняя Тонина. 

 А в школе думала, Ритка её лучшая подруга. Они ж, с первого класса вместе везде. Эх, дура и есть, дура… 

 Тоня подошла к окну и вглядываясь в даль, между двумя пятиэтажками напротив, поймала себя на мысли, что закат сегодня удивительно хорошо, что Завтра в любом случае наступит, а значит, всегда есть возможность что-то изменить. Даже теперь.

«Схожу-ка, я завтра в парикмахерскую!» - подумала она и улыбнулась.