Опоздал

              Чтобы нечто у кого-то отнять, нужно прежде дать ему...

     Жилищная комиссия в военных гарнизонах определенно имеет некий вес-весомость. Комиссия, как таковая, является системой человеко-образованием, обозначенной кругом-числом должностных лиц, которые могут повлиять на жизнедеятельность любого военнослужащего. Нельзя точно указать, какая кавалькада бытовых перипетий может быть выстроена как накануне её заседания, так и после вынесенного решения. Возможно, кто-то из категории нуждающегося-страждущего, может сие считать для самого себя даже и приговором от комиссии.
     Ничего не стоят те слова-обещания, лозунги тоже, которые изрекают с высокой трибуны в отдаленном гарнизоне, если сие не подкреплено материальной стороной. Высокие трибуны могут быть в обшарпанном кабинете начальника гарнизона или политотдела, кабинете профессиональной подготовки, помещении под N1 – ленинской комнате… Куда уж выше в отдаленном гарнизоне?!
     И, именно «высота» речей зачастую достигает такого уровня, что нуждающийся-страждущий на предмет своих бытовых условий, может долго недоумевать и удивляться. Речи звучат как будто для всех, и действие сих в конечном итоге доходит до каждого, но вот только результат разнится.

     Сложно при сём предсказать более-менее точно результат заседания жилищной комиссии, т.к. некая завеса непредсказуемости всегда оставляет за собой шанс. Да, пусть будет так –  непредсказуемость в действиях этой самой жилищной комиссии оставляет шанс для случайного принятия именно верного решения.

      Как Вам, читатель, такое: «Дом без книг – это тело без души»? Каково сие? Не забыть, как по курсу военной психологии и педагогики достаточно четко толковалось, что «бытие определяет сознание», а так как те самые занятия проводились в стенах политического училища, то каждый политработник должен вникать в ратную жизнь, не забывая о быте, не говоря уже об интересах и склонностях-наклонностях…:
     – «Воин вооруженных сил, как обыкновенный человек и гражданин должен иметь необходимое – теплое и сухое помещение для повседневной жизни, здоровую и полезную пищу, заботу со стороны старших товарищей, заслуженное уважение сослуживцев, и при всем этом неукоснительно исполнять военную присягу, требования уставом Вооруженных сил СССР, стойко переносить тяготы и лишения воинской службы».
     Если же военнослужащий, посвятивший себя служению своей Родине на долгие годы, окажется без минимального уюта в суровых условиях, отчаиваться не стоит. Этот путь стоит назвать именно путем для избранных (и пусть это звучит как лозунг-призыв):
     – «Сделай самого себя! Переступи через бытовые неудобства, посвяти себя служению ратному! Преодолевая, обретешь уверенность, станешь суровым, но авторитетным, достигнешь определенных высот в карьере и взорах сослуживцев!», – а там уж, глядишь, и «заменщик» не за горами.
     Каждый желает иметь свой более-менее уютный уголок-квартиру на определенное время, ведь отдаленные гарнизоны что огонь-вода-медные трубы в течение 5-ти лет для офицера и его домочадцев.
     Дабы выбор не ставил надеющегося-страждущего в позу пьющего оленя (так бывает; насчет позы – это аллегория), комиссия периодически работает с теми, кто только-только прибыл для дальнейшего прохождения службы, и комиссия весьма активно работает. Лучше всего удается комиссии принимать решения изначально для надеющихся, которые еще не прочувствовали военную службу, с такими работать легко, а далее уже – это касается именно страждущих, которые уже вкусили смак службы, пройдя хотя бы один гарнизон.
     Важнейшей составляющей в беседах со страждущими является именно посыл о высокой боевой готовности, принадлежность к КПСС, строки из представлений и характеристик, извлеченные из личного дела, где имеется упоминание насчет: «Не считается с личными интересами…, общественные проблемы ставит выше личных…, хороший товарищ…, всегда готов прийти на помощь…», и много чего подобного в этом самом ракурсе-разрезе. Если же таких характеризующих выводов не найти в личном деле, или формулировки смазаны-размыты по смыслу, да еще имеется багаж взысканий, пусть даже и снятых, то, конечно же, с такими «работать» проще.
     Комиссия в ходе заседаний плетёт-создаёт некую мужественную и нужную жизнь на перспективу каждому, но только на определенный период времени, т.к. в основном военнослужащие прибывают после окончания учебных военных учреждений, или по замене. Чтобы нуждающийся почувствовал неотвратимое приближение правовых основ к самому себе, дабы владеть собственным жильем, пусть и на время, именно сему и должна способствовать комиссия.
     Любое решение комиссии следует считать справедливым, ведь в состав ее входят всегда лица, которые занимают определенные должности, дабы эти достойные люди могли вникать-проникать в мысли, дела и чаяния всех нуждающихся. Считать следует именно так, ведь справедливость в создании определенных решений в отношении надеющихся-страждущих заключается в том, чтобы каждому воздать свое.
     Важным в ее деятельности является некое создание легкого бриза надежды, ведь нуждающийся, а потом уже и страждущий, должен верить и ждать в любом случае, дабы не надломить двуединого чувства – ВЕРА и НАДЕЖДА, которое незримо «взращивает» жилищная комиссия.
    
     Совсем несложно вести повествование о том, во что ты уже встроен. Не раз у меня лично в мозгу торкалась строчка из песни: «…нам подарит страна гарнизоны», которую я слышал единожды на самодеятельном концерте в КВВПАУ, и не сетовал на «подарок», который в разговорах называли-величали просто – «дыра». Важно для военнослужащего, когда его (нас) посылают куда подальше, то благодаря этому самому посылу мы движемся. Ведь тяготы военной службы следует преодолевать стойко, а иначе зачем было канитель создавать для самого себя – проходить испытания-конкурс при поступлении в военное училище, с комсомольским задором браться за определенно полезные и нужные дела, становиться кандидатом в члены КПСС, а потом уже и просто членом этой же организации?
     Если сей смысл излагать короче, то служба в армии – дело настоящих мужчин. Не должно поступать мужчине по отношению к службе, примерно таким образом: «Мужчина сначала женщину ищет, а потом от нее прячется», потому как служба не прощает слабости и низкопробной целеустремленности, сурово наказывая нерадивого (ведь не зря бытует повествование, что настоящий офицер женат на службе, поэтому и карьера ладится…).

     Невольно всплывает в памяти некая система сравнивания обыкновенной жизни человека с ее желаниями, и ожиданиями по типу: «Все будет хорошо. Надейся и жди!». Но никто не отменял правду жизни – чтобы нечто уничтожить, необходимо прежде дать этому расцвести, поэтому бутоны жизни ратной от ВЕРЫ и НАДЕЖДЫ в нашем гарнизоне периодически расцветали, но были и такие, которые не успевали обозначиться в цвете и, в одночасье, стремительно так увядали.
Особенно это чувствуют на себе младшие офицеры и прапорщики. В расчет не беру старших офицеров, потому как среди последних этот вопрос так остро не стоял (прошу заметить, это мои личные наблюдения и факты, включая надежды и чаяния от лиц, внушающих доверие).
Жизнь военнослужащего во многом принадлежит системе единоначалия (не путать с «одноначалием»), а это трезвое и взвешенное решение, а также устойчивый уклад-порядок, где такое понятие как «уважение» может находиться не на 1-ом месте, но и не на последнем. Изначально термин «уважение» устойчиво обосновался на страницах личных дел военнослужащих, но это коснулось не всех. Оно и должно так быть. Ведь если говорят о ком-то, что он является «верным ленинцем», то всегда можно задавать и такой вопрос: «Если он «верный» (?), возможно, где-то может быть и «неверный» ленинец. Потому у последних в процессе службы, на страницах их личных дел, и появлялись словосочетания типа «среди товарищей по службе уважением не пользуется», «нуждается в контроле», «склонен…», а это уже можно прировнять к не очень радостному приговору.
     Термин «уважение» находил свои определенные места и в протоколах, речах-лозунгах, которые пронзали пространство различных мест – кабинеты командиров и начальников, актовые залы, клубы, строевые плацы, и, конечно же, хоть не так часто – организованные вечера, где собирались товарищи для посиделок с возлияниями.
     Система воинского коллектива в те самые памятные для меня годы, была простой и живучей. Если кто-то что и пообещал в разговоре с товарищами, то обязан был исполнить озвученное. Не важно, что возлияния были обильными, но все равно в итоге «титану словоблудия» отмолчаться было невозможно, типа: «не помню, был пьян». Потому как для тех, кто вечером на словах был титаном, а на следующий день оказался пигмеем, с такими расправлялись просто – этого человека больше ни на какие посиделки не приглашали. Это уже считалось приговором, и понятие о «верном» и (или) «неверном ленинце» здесь уже никак не встраивалось. В папках же, что кирпичного цвета на завязках, где на страницах указывалось: «пользуется заслуженным уважением среди воинского коллектива…», такие негласные приговоры не находили своих мест среди большинства спаянных и чуть споенных товарищей по службе.
     Неспроста в компаниях периодически поднимался вопрос о тех, кто не присутствовал. Да, именно об отсутствующих. Ведь важно знать – к какой категории-группе лиц тот или иной имеет отношение. Вопрос простой и краткий: «Где, и с кем пьет?» Но, раз заговорили о бытовухе, а таковую, ну-у-у, никуда не деть-не спрятать, как данность-истину в большой семье отдаленного гарнизона, то, что было выше по тексту, считать  прологом к сему рассказу.

     Речь не обо мне лично, а о службе в мирное время с периодическим приведением служб и подразделений в различные степени боевой готовности, но акцент все же сделан на один случай – как один старший лейтенант по прибытии в наш гарнизон «Безречная-2», соприкоснулся с обыкновенной правдой жизни, которая периодически испытывала на прочность каждого из нас.
     Сие повествование связано прежде всего с той былой данностью, но с чувством, как будто ВСЁ это происходило в другом измерении, потому как пишу об этом осенью 2024 года. Уже и той самой страны на карте нет, исходя из границ Советского союза, но в памяти ВСЁ САМОЕ ТО, так осталось.
     Вернуться в тот самый дом-время возможно только благодаря моей молодости, шагая памятью, как предрекал Георгий Адамович: «Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком…».

     1984-й год, 23-е февраля – ДЕНЬ Советской армии и ВМФ. В канцелярии роты охраны собрались самые близкие друзья-товарищи дабы после торжественного заседания в клубе, продлить праздник задушевной беседой в этом самом узком кругу широкими возлияниями. Хоть определенное противодействие пьянству и алкоголизму со стороны «мягкой» идеологической прослойки в среде советских вооруженных сил – КПСС и её верного соратника ВЛКСМ, происходило, но тотального преследования не наблюдалось. Это и давало многим из нас некую отдушину. Негласный же закон комментировал – пей, но не попадайся, а не можешь – либо больной, либо заложишь. И, по сему такие посиделки были хоть и нечастыми, но они были, а уж май месяц 1985 года в этом плане внесет свои коррективы – Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения», но это будет потом.
Личный состав срочной службы роты охраны и аэродромно-эксплуатационной роты (эти подразделения имели одну казарму и несколько помещений-кубриков), получил инструктаж – прибыть после ужина в подразделение, заниматься тихим солдатским бытом по подготовке к завтрашнему дню, на вечернюю прогулку не ходить, и просто тихо залечь отдыхать, старшине роты подготовить строевую записку-расход личного состава, и не мешать офицерам.
     На двух сдвинутых канцелярских столах дожидался полевой термос с бухулёром, свежие лепешки из пекарни мотострелкового батальона, сковорода жареной картошки с салом и колбасой-кровянкой, несколько банок колбасного и сосисочного фарша, шпроты, зеленый горошек, располовиненные головки репчатого лука и трехлитровая банка микстуры «Кватэр», так мы по-свойски величали спирт-ректификат с подачи начальника лазарета капитана Вадима Камышанского. Посчитали, что всего этого хватит для задушевных бесед двум капитанам, двум старлеям, и одному лейтенанту.
     Песнопений не планировалось, на тумбочке ненавязчиво похрюкивал армейский радиоприемник «Ишим», а нам всем хотелось просто выпить и закусить со смаком, поговорить-поспорить в определенный период времени, а там уж видно будет.
     Процесс дозированного розлива «микстуры» по кружкам самый важный. Всегда первую дозу на приём всем разливают одинаково. Традиционно, по полкружки, а потом и водицы добавить для достаточно комфортной пробы. Ведь, организм не укреплять надобно, а просто беречь.
     Взбадривающие пары контрастировали с прохладой канцелярии – ветхие казармы не могли сопротивляться морозам и забайкальским ветрам особенно в суровое время года. Настал момент – кружки с отбитой эмалью, повидавшие многое и многих, должны были вот-вот соприкоснуться…
     Но, вот вскрик-команда дневального:
     – «Дежурный по роте, на выход!».
     Да, услышали сие все явно. Удивление и некая досада отчетливо читалась в глазах каждого, а вопрос был на всех один:
     – «Кого там …. принес?!».
     Кружки с «микстурой» замерли в руках. Кто-то явно порывался в канцелярию.      
     Дежурный по роте говорил незваному гостю, что офицеров нет, а на вопрос-возмущение:
     – «Как нет?! Должны быть!!! Я знаю…, точно видел!!!», – дежурный по роте четко отвечал:
     – «Капитан Денисов приказал, всех отправлять к нему по адресу (озвучен адрес дома офицерского состава), или связаться с ним через «Винчестер» – систему телефонной связи…, номер указан на доске документации Оповещение личного состава… по сигналу ТРЕВОГА …».
     Голос был узнаваем. Переглянувшись, все медленно поставили кружки. Командир роты, капитан Денисов Сергей Викторович отворил дверь, и перед нами предстал незваный гость – начальник службы вооружения, старший лейтенант Бондарев Алексей Иванович (он как раз прибыл в ОБАТО пару недель назад, и был представлен на совещании офицеров). Согласно наших общих наблюдений, пока он ни с кем дружеских отношений не имел.
     Чуть замешкавшись, ведь по сравнению с рослым командиром роты «оружейник» выглядел мелковато, и негромко проронил:
     – «А я уж думал, что никого нет… Хотел уже к Вам домой наведаться…».
Несомненно, Алексей Иванович для нашей компании тогда был предпочтительней, чем куратор роты охраны – начальник штаба, майор Середа.
     Сергей Викторович не стал долго держать весьма изумленного гостя в дверном проеме, но на правах старшего, пригласил войти и познакомиться с товарищами.
     Алексей Иванович оказался человеком культурным, четко представился каждому из нас, указывая на неотложность своего посещения, но больше свое обращение адресовал к Сергею Викторовичу, как к члену жилищной комиссии.
     Когда процедура знакомства была завершена, он чуть испытующе глянул на Сергея Викторовича, и тут же синхронно извлек из карманов своей зимней технички две бутылки «Старорусской»:
     – «Пока ждал поезд в Чите, решил приобрести… Подойдет?», – на что командир одобрительно кивнул, проговорив:
     – «Была бы компания достойная, а это добро у нас не убывает, потому что лишним никогда не бывает», – и четким жестом приглашая «оружейника» к столу.

     Выпивали традиционно. Тем более в нашем коллективе случилось прибавление. И, «хошь-не хошь», но это определенно указывало на процедуру вливания в коллектив. Хоть гость был неожиданностью для нас, но офицер появился в канцелярии роты охраны со своим беспокойством о квартирном вопросе, и явно нуждался в поддержке.
Как человек служивый, Алексей Иванович традиции в авиации изведал, потому спокойно наблюдал как командир аэродромно-эксплуатационной роты (АЭР) капитан Филатов наполнил кружку…
     Для справки –  новоприбывший всегда подвергается некому испытанию. Конечно, встряска для организма весьма жесткая, но кто тогда ставил свой нежнейший организм выше уважения в воинском коллективе?
После выпитого, все наблюдали за его реакцией. И, это было здорово! Алексей Иванович чуть зажмурился, освобождаясь от спазма, выдохнул из себя в прокуренную атмосферу канцелярии часть паров «микстуры», тряхнул головой, и протяжно так выдал:
     – «За здравие всех присутствующих! Товарищ-и-и-и офицер-ы-ы-ы!», – и уж потом закашлялся, в глазах блеснули слезинки, но это никак нельзя было считать слабостью.
     Прошедшего первый этап традиционной проверки одобрительно похлопывали по плечам, и чтобы не развезло, Алексею Ивановичу подали миску ароматного и наваристого бухулёра.

     Разговоры были самые разные. Обсудили даже текущие итоги «Социалистического соревнования» между ротой охраны и АЭР. Не остался без внимания начальник штаба, майора Середа, прибывший в декабре прошлого года. Внимательно выслушивая друг друга, мы сошлись во мнении, что тип он гнусноватый, и определенная череда неприятностей от такого ожидаема.
Но, было отмечено, он (Середа), является членом жилищной комиссии, и Сергей Викторович сей факт прокомментировал:
     – «Раз он член, то от него может и польза быть … Тем более, сам он квартиру получил, мои бойцы вещи ему переносили из контейнера… Роту мою курирует… Ему это согласно должностных обязанностей положено… Не ошибусь, если завтра-послезавтра, после развода, нарисуется здесь…», – и раздавив окурок в пепельнице, продолжил:
     – «Знаю точно, выпить он не дура-а-а-ак… И-и-и, тогда уж, посмотрим по обстановке…».
     На этом обсуждение персоны начальника штаба на предмет его пока призрачной полезности было завершено, а посиделки между тем набирали свой привычный ритм.
На вопрос от «оружейника», что он сейчас проживает в четырехкомнатной квартире один, где одна из комнат проходная, был разъяснён – это всего-то такая гостиница в нашем гарнизоне, и это временно. Почти все пребывающие без членов семьи, через эту самую гостиницу проходят. Кто-то живет там несколько суток, а кто и несколько месяцев.
     Алексей Иванович претендовать на многое не мог, детей у него не было, а жена его должна была объявиться только к лету, т.к. училась на выпускном курсе политехнического института в городе Иркутск.
     По ходу разговора «микстура» делала свое дело – речь заходила как о командирах, об их сильных и слабых сторонах, указывались фамилии и должности тех, от кого надо держаться на определенном расстоянии, кто и где «отличился», у кого какой состав семьи, чьи родственники работают в системе «блатной» организации ВоенТорг.
     О местном населении так же был развернутый рассказ. Указывалось, что многие местные и есть «семёновцы», которые в те далекие времена бежали от советской власти, но для житья-бытья осели на «Манжурке». И, что их еще называют «люди без паспортов», что население здесь особенное, также было разъяснено исходя из категорий: «кто сидел, кто сядет, и военные»:
     – «Такие вот слои населения произрастают по нашей местности, старик. Всё просто, Алексей Иванович, ходи и оглядывайся. Знай, у местных всегда при себе нож. В гарнизон наш они в будние дни не суются, но когда в клубе танцы, то этих самых «людей без паспортов» можно будет посмотреть».
     Звучали фамилии как офицеров с прапорщиками, сержантов, и даже солдат. Вспоминали случаи, связанные с ноябрьской итоговой проверкой. Хоть это и было в прошлом году, но от одного казуса все начинали неудержимо хохотать.

     Как правило, на итоговую проверку прибывают представители уровня военного округа и воздушной армии, а это в своем большинстве старший офицерский состав во главе с генералом. Генерал в отдаленном гарнизоне фигура особенная, увидеть такую в нашем случае, в повседневной жизни ст. Безречной (77-й разьезд), возможно было, но только на территории мотострелковой дивизии (11-я гвардейская Нежинско-Кузбасская ордена Суворова 2-й степени), что находилась за железнодорожным полотном, а бывали мы там крайне редко. И нашему, отдаленному авиационному гарнизону на определенный период времени, итоговая проверка тоже всегда дарила минимум одного генерала.
     Стандартно прибывает «Ан-26» с проверяльщиками и «вершителями судеб» на борту на предмет боевой готовности авиационного гарнизона, включая проверку политических занятий. Совещания с планами проверки от генерала на 4-5 суток трясущего режима нам, младшим офицерам, были неведомы. Но когда комбат начинал держать речь уже перед нами, в помещении для совещаний на 20 посадочных мест, то на молекулярном уровне многие из присутствующих запинывались моральными и физическими силами, которых нам всем должно было хватить, дабы выдержать намеченное. И, выдерживали, да и бодрости духа не теряли…
     Как здорово, мы проводили время в своих канцеляриях и других кондейках служб и подразделений ОБАТО, ожидая внезапную тревогу, запланированную на определенное время! Делать нечего, ждать и догонять – дело неблагодарное, но в помощь нам были приданы колоды карт, нарды, шахматы, радиоприемники. Да, и еще соответствующее количество спирта-ректификата с сухим пайком.
     Итоговая проверка со строевыми смотрами, подготовкой к полетам 22-го Халхингольского ИАП ПВО имела смысл как в широком смысле, так и узком. Это полеты истребителей Су-15, разборы полетов, проверка службы гарнизонной, караульной, суточных нарядов рот и эскадрилий, и как немаловажный довесок – итоговые политические занятия.

     Широкий смысл – выдержать испытание и доказать свою принадлежность к мощной системе боевой готовности вооруженных сил Советского Союза. Узкие критерии – это некие последствия от инспекторов-«проверяльщиков», что после оценки «неудовлетворительно» неуклонно ожидают многих из нас. Мы же всегда стремились к оценке «удовлетворительно».
     Для несведущих – оценка «удовлетворительно» приравнивается к «зачтено». Конечно же, недостатки случаются, и поэтому посредством динамичных совещаний, от комбата формируется план по устранению недостатков. Партбюро же во главе с замполитом, как неуклонный проводник политики КПСС и правительства, на своих заседаниях с особой тщательностью, подробным составлением протоколов, выстраивало долговременную методику воздействия на членов партии, дабы не расслаблялись, крепили боевую готовность, бдительно относились как к своему внутреннему состоянию, так и к состоянию своего товарища, ведь «враг не дремлет».
     «Враг» не дремал. Случилось сие от лица одного беспартийного, водителя-первогодка дежурного тягача автотехнической роты. «Врагом» называть того самого солдата не следует. И вот, дружный хохот офицеров в канцелярии роты охраны на ДЕНЬ СА и ВМФ, был тому солдату как награда и уважение.

     После итоговых занятий по политической подготовке в роте охраны, на которой присутствовало порядка 20-ти военнослужащих срочной службы, которые показали, со слов майора-проверяющего, высокую степень политической сознательности, отличные знания трудов В.И. Ленина, а именно – «Задачи союзов молодежи» и «Падение Порт-Артура», и свои конспекты.
     Когда солдаты выходили к карте мира, уверенно перечисляли и пришпиливали указкой страны, входящие в организацию Североатлантического договора (альянса), военный блок НАТО, военно-политические организации СЕАТО и АНЗЮС, то майор периодически рассыпался в красноречии в адрес отвечающего, «брал слово», и остановить его поток при этом я не испытывал никакого желания – время идет, а трепетное политзанятие неуклонно продвигалось к своему финишу.
Не могу утверждать, насколько радостно было пребывание «проверяльщиков» в условиях нашего гарнизона, но итог проверки продвигал высокую комиссию на активные сборы, дабы убыть восвояси, на радость нам всем, в город Чита – столицу ордена Ленина Забайкальского военного округа.
     Командиры подразделений, подвергшихся проверке, начали формировать специальные коробки для убывающих – «на посошок», типа подарки, выражая тем самым определенную благодарность.
     Коробки наполнялись тем, что «входит во внутрь» организма человека, следовательно, сие взяткой считать не следует (это как комментарий о том самом событии). Это были дефицитные продукты питания в виде колбасы сырокопчёной, ветчины, консервные банки с печенью трески, гусиной печенью, сыр, чай цейлонский и индийский, кофе растворимый, шоколад, ликер, шампанское, коньяк (как сейчас помню, азербайджанский 5-ти звездочный «Апшерон»).
     Почему так запомнил, спросите? Потому, что этот самый «на посошок» в количестве одной коробки был обнаружен в ленинской комнате роты охраны.
Не вспомнить ныне точно, сколько же было тогда «проверяльщиков», возможно, что и «десяток», а может быть и целая дюжина.
     Точнее точного было то, что одна коробка не попала на борт «Ан-26». Представил я как мог… (оказывается, что это делали-представляли и многие мои товарищи), какая гримаса могла быть у того, кто не увидел своей фамилии, начертанной на серо-коричневом картоне. Почему-то всех присутствующих в канцелярии «начинало заводить», когда предлагалось представить, как удивленно-изумленно-обиженно могла выглядеть физиономия одного из старших офицеров-«проверяльщиков». Хохотали-стонали до слез и коликов в животе.
Что же еще мог тогда подумать потенциальный владелец картонной коробки, возможно, успокаивая самого себя:
     – «Может не подвезли еще? Опоздала машина?», – оглядываясь по сторонам, ища сочувствия у товарищей из высокой комиссии, но…: «Почему же у других есть коробки?!», – терзался обделённый.
     Вопрос о дружбе и взаимопомощи, несомненно, мог подниматься в умах и сердцах тех, кто уже завладел коробками, на которых были начертаны именно их фамилии. Вот только какие действия предпринимались со стороны тех, с коробками, по отношению к «обделённому» на том самом борту «Ан-26»? Пусть эти догадки попробуют смоделировать читатели сего повествования, включая мимику, телодвижения, даже комплекс психофизиологических реакции…

     Коробки типа «на посошок» привезли на командирском «УАЗике» после итогового политзанятия, и внутренний наряд разместил их в ленинской комнате роты охраны, на столах. Через несколько часов приехал дежурный тягач, водитель, получив указание перевезти все коробки на аэродром, к «Ан-26». Он все выполнил. Лично, без помощи внутреннего наряда роты охраны, перенес и загрузил их в кузов.
     Одна коробка, пусть это будет частью итоговой проверки, не нашла свое место на борту «Ан-26», а уже на следующий день, сразу же после завтрака, солдата-водителя взяли в оборот командир автотехнической роты с замполитом:
     – «Как-же так получилось, боец?! Почему груз не довез?!», – и прочие вопросы, включая недобрые увещевания о переводе в роту охраны, где он будет в наряде «через день-на ремень», или в «хозвзводе» будет батрачить до самого последнего дня своей демобилизации, до 31-го декабря.
     Солдат вел себя достойно, четко рассказывал о своих действиях, наотрез отрицал свое участие в хищении коробки с её содержимым, а тем более отрицал сговор с составом наряда роты охраны, отвечал по схеме:
     – «Забыл, наверное, … Торопился… Боялся опоздать к самолету…».
Версия о том, что дневальный роты охраны знал о содержимом коробок, и инкогнито, специально поставил коробку не на стол, а на пол поближе к политической карте мира, тоже не подтвердилась. Тем более, именно дневальный обнаружил коробку с ее содержимым, и доложил дежурному по роте.

     В холодное время года в ленинской комнате было достаточно свежо, и находиться там приходилось только во время политзанятий, а температура не никак не могла достичь «в плюсе» даже 13-ти градусов, потому солдатам и сержантам разрешалось надевать бушлаты-телогрейки.
     Когда дневальный роты охраны наведался в ленинскую комнату для наведения порядка сразу же после завтрака, чтобы промести пол, протереть пыль, подшить очередные номера газет «ПРАВДА», «Красная звезда», «На боевом посту», и увидев коробку на полу, поставил ее на стол. На коробке была написана чья-то фамилия, а при водружении ее на стол, что-то звякнуло:
     – «Дежурный по роте, на выход!», – и уже через несколько минут мы созерцали нутро серо-коричневой картонной коробки.
     Капитан Денисов спешно прибыл из караульного помещения. Командир автотехнической роты с замполитом также получили весть о находке, и через несколько минут оказались в канцелярии. Решено было коробку передать комбату, а насчет водителя дежурного тягача – не нагнетать напряженности, ведь он не виновен. Даже если он не загрузил коробку, так не знал сколько всего было коробок, забирал коробки только те, которые стояли на столах, да ещё и торопился, опасаясь опоздать на стоянку самолета. 
     Спустя час с небольшим приехал на командирском «УАЗике» начальник штаба, майор Середа. К этому времени была составлена опись содержимого коробки в 2-х экземплярах, которые прилагались к рапортам от имени четырех офицеров, и объяснений от сержанта и солдата роты охраны.
     Начальник штаба был удивлен, что так оперативно составили документы по факту «пропажи-находки», ознакомился с описью, внимательно осмотрел содержимое коробки, нехарактерно раздувая при этом ноздри.
     Случай как будто непримечательный. Не важно, как себя чувствовал из свиты генерала тот офицер, к которому коробка не доехала, но следует отметить ответственность со стороны внутреннего наряда роты охраны, слаженность и сплоченность офицерского состава, а также твердое желание всех – оградить от неприятностей обыкновенного солдата-водителя автотехнической роты ОБАТО.
    
     Животрепещущая тема от «оружейника» по квартирному вопросу была «на плаву», и периодически обсуждалась. Кто-то упомянул, что был случай, когда комиссия исследовала некую «достойность» между начальником приводной радиостанции ОБС и РТО, и старшим техником группы авиационного оборудования авиационной эскадрильи авиационного полка на право занять однокомнатную квартиру.
Оказалось, что оба страждущих прибыли в гарнизон в один день, проживали в гостинице – трехкомнатной квартире, в разных комнатах, оба были женаты, но их жены пока в гарнизон не прибыли. Так вот, не под протокол, а между прочим, невзначай – в период перекура, между офицерами комиссии в непринуждённой беседе было озвучено:
     – «Да-а-а, вечная проблема – квартирный вопрос. Если бы у кого-то из них жена приехала, а у другого может приехать позже… Как поступить? Это что, получается, у кого жена раньше приедет, тому и квартира?».
Конечно же, никто не собирался устраивать такого рода состязание, но условия, согласно фактического прибытия в гарнизон члена семьи, явно сформируют достаточное основание для получения отдельной жилплощади.
     Не раз приходилось слышать радостные восклицания: «Жена едет!», или – «Жена приехала!». Конечно же, у кого уже был более-менее обустроенный быт в отдельной квартире, то такие возгласы были более радостные, чем у тех, кто занимал одну из комнат в квартире-гостинице.
Алексей Иванович, конечно же не особо веселился, был удручен, беспокоился, и даже как-то горестно проронил:
     – «Наверное, мне надо было успеть приехать в прошлом году, а этот год только начался… Как же так?! Сначала меня торопили… Потом, под конец года, штабные вовремя не смогли представить личное дело, вот остался… Сказали, что «спецпочта» опоздала, и личное дело с представлением на подпись в штаб армии не попало… Должен был сюда прибыть еще в прошлом году… Ну-у-у, я попа-а-а-ал!… Невезу-у-уха!».
     Слушая товарища, мы четко знали, что понятие календарного года для отдаленного гарнизона, имеет немалое значение. Хоть по замене прибывали к нам в летне-осеннее время года офицеры из таких местностей, как Прибалтика, Украина, Белоруссия, групп войск Германии, Венгрии, Чехословакии, и это было нормально, даже комфортно, но было крайне сложно тем, когда заменщики прибывали поздней осенью, а то и в зиму.
     Лишать товарища надежды на благополучное решение квартирного вопроса мы не собирались. Не говоря о его не очень удачном прибытии в наш гарнизон исходя из времени года, мы наперебой стали успокаивать Алексея Ивановича:
     – «Леха, ты не опоздал! Всё в самый раз! Комиссия – это люди!!! Не только тебе такое досталось! Мы все через это прошли…», – и хлопали его по плечам, потом плеснули дозу в кружку, а начальник пожарной команды Серёга Жуменко густо намазал для товарища на кусок душистой лепешки паштет из гусиной печени.
    
     «Оружейник» оказался весьма упористым в своем желании, ведь не зря же он отыскал одного из членов комиссии в такой день. Вопрос повторялся неоднократно: «Дадут мне квартиру? А, если и дадут, то в каком доме?». Что мог на этот счет поведать Сергей Викторович? По сути-то, ничего конкретного и подающего четкую надежду. Обыкновенный член комиссии, один из многих руководителей-командиров среднего звена. Ряд членов по должностям и званиям повыше, да и поавторитетнее были.
     Ныне же собрались в тесной мужской компании офицеры душевно провести время, поговорить, выпить-закусить, а если бы получилось, то и «пульку» расписать, а тут квартирный вопрос. Этот самый вопрос весьма мог подпортить посиделки, а часто задаваемые вопросы «оружейником» насчет квартиры, незначительно, но все же раздражали наш дружный коллектив.
     Зная нрав командира роты, а тем более под парами «микстуры», ситуация для страждущего «оружейника» могла сложиться несколько плачевно. Но, Сергей Викторович, как настоящий мужчина и командир, имел не только характерную искру, но и исправный огнетушитель (это некое повествование о личных качествах).
     – «Надо это дело обсудить хотя бы еще с несколькими товарищами из комиссии, Алексей Иванович. Один я ничего не решаю, но есть одна мысль…», – сказал командир, глубоко затянулся, пыхнул сизым дымом, и продолжил:
     – «Давай, старик, не сегодня. Человек ты здесь новый, замену ждать как медному котелку… Так что отдыхай. Квартиру все равно дадут…».
       Несмотря на живой разговор товарищей под веселящую «микстуру», все же в толще табачные марева явно были незримые для нас ВЕРА и НАДЕЖДА, что благостно воздействовало на «оружейника», оживляя его разум и просветляя лицо.

     Алексей Иванович в мае месяце, по итогам очередной итоговой проверки, будет поощрен – получит благодарность. Как будто «в довесок», комбат в конце совещания выдаст ему ключи от однокомнатной квартиры в хорошем, теплом доме, где соседями «оружейника» будут уважаемые офицеры ОБАТО, начальники служб – вещевой и продовольственной.

     Итог сего повествования, как полёт-рассуждение: «ожидание лучших времён с годами может переходить в хроническую форму», чего для нашего товарища по службе, к счастью, не произошло. Собственно, (фигурально выражаясь), службу во всех ее проявлениях следует считать разнородным лекционным материалом, лектор – это руководитель-наставник-воспитатель-методист-куратор, и таковой будет «командным и политическим составом», а слушатели – это «подчиненные-исполнители-инициаторы», сила которых в их сплоченности, воинской слаженности, дружбе, честности и взаимопомощи.
     Развитие в армии должно быть постоянным, включая обыкновенное жизнеобеспечение военнослужащих, как «необходимое и достаточное». Прививать интерес к службе, обучать и воспитывать, это как лекция (фигурально), во время которой слушатели, они же «подчиненные-исполнители-инициаторы», периодически поглядывают на часы, и это нормально. Все движется своим путем.  Недопустимо то, когда они начинают удивленно округлять глаза и подносить часы к уху.

     Дудник А.Г.
     Московская область, Пушкинский район,
     гор. Пушкино, ноябрь 2010 г.

         
             Чуть размышлений …

     «А был ли ты героем, подлецом-ли?
     Стяжал ли бремя тех проблем,
     Что вовсе видеть никогда и не хотел?
     Кто дни твои как дегтем напомадил,
     А ложкой меда вымазал карман?
     Летая с песней в облаках, совсем не глядя,
     Ты смел под стол и то, о чем мечтал».

            Время местное 12.14
            г. Якутск 1.02.2002 г.