Чудо природы

Дядькин "ГАЗон" громыхал деревянными бортами кузова по ухабистому просёлку деревенской улицы. Удушающе жаркий ветер залетал в кабину грузовика через открытые окна, донося терпкие ароматы сельского лета.

Уборочная в колхозе "Советская Россия" шла полным ходом, и дядя Лёша заехал домой буквально на пару минут. Вот Большак и напросился к нему в помощники. Понятно, что толку от него было мало, но и сидеть дома и наблюдать со двора, как по полям елозит колхозная техника было уже невмоготу. А поехать туда и посмотреть, было нельзя. Бабушка строго-настрого наказала, со двора ни на шаг. Мало ли задавят, потом отвечай перед родителями. Вот и мыкался Большак без дела по двору, с завистью глядя как соседские мальчишки гоняют по селу на своих мопедах.

"ГАЗон подпрыгнул на последней колдобине Буйного, и взвыв мотором, выкатился на асфальтовую трассу "Пенза-Горький". Дядька двойным выжимом воткнул третью, и пустой бортовой грузовик покатился уже по ровному асфальту под ровную песню мотора.

- Ну и жара. Поди градусов сорок будет, - подмигнув Большаку и притормаживая сказал дядя Лёша. - Сейчас в роднике холодненькой водички в термос наберём, и на загрузку поедем.

В этом месте недалеко от Маровки, на краю трассы, под насыпью, на кочковатом лужочке, под хлипким деревянным навесом был родник. Лавочка, жестяная банка привязанная к столбику верёвкой, а внутри дощатого помоста чёрная гладь воды. И было непонятно, стоит она там, внизу. Или течёт.

Дядя Лёша открутил крышку потёртого алюминиевого термоса и начал черпать ею черноту из под помоста. Черпал чёрное, выливал в термос прозрачное, искрящееся на солнце.

- Ну чего смотришь? Вона банкой зачерпни, да испей. Вкуснее вода только в Постовом роднике. Но туда никто не ходит, да и дорогу туда уже распахали.

- А, что за Постовой родник такой? - спросил большак аккуратно зачерпывая черноты и дивясь, как она тут же становится прозрачной и холодной водой.

- Да в километре отсюда по Постовой дороге, и налево, в Постовой враг. Там родник на краю поля. Водица в нём, говорят, чистый лёд. С испокон веку там этот родник.

- А как же она там такая холодная, и в такую жару-то? По трубе течёт, из холодильника? А откуда? - отхлебнув из кружки студёной воды, спросил Большак.

- Да из под земли выходит. Нет там никакой трубы и никакого холодильника. Чудо природы. Просто вытекает из земли, и течёт оврагом к нашей деревне. Только сейчас и не течёт вовсе. Как-то давно, по осени, запахали его невзначай, вот он и заглох. А раньше-то чуть не фонтаном бил из под земли.

- Ну что, поехали? И так времени потерял, Дергач, поди, уже меня матами кроет.


До тока, где грузили колхозное зерно от Маровки всего пара километров по трассе. Новенькой асфальтовой дороге, построенной всего пару лет назад. По ней большак уже не раз катался на дядькиной "Риге 11", которую немного допилили под Большака. Ростом он не вышел, хоть и пора бы уже вытянуться в рост, да всё никак. Сняли с неё штатное сиденье, с которого он не доставал не то, что до земли, а и до педалей. А вместо него, на раму намотали тряпья, дабы он не отбил себе причинные места, когда катается. Но даже так, ногами до земли он всё равно не доставал. Заводил и ехал он, разгоняя мопед по двору и запрыгивая на педаль. А там уж забирался на раму и рулил куда ему было надо.

А надо ему было везде. С таким-то простором вокруг деревни. Все эти поля с сочным горохом или вкусной кукурузой, все эти земляничные овраги, речки с плотинами, с которых можно было сигать в воду. Всё это манило день ото дня. И Большак гонял каждый день, если позволяла погода, открывая для себя что-то новое.

Но сегодня нельзя. Уборочная. Мало ли чего. Поэтому хоть так, с дядей Лёшей на его грузовике. Но и так интересно. Всё не дома от скуки помирать. Хотя, Большак, всегда себе дело найдёт. То крепость посреди двора из старых покрышек соорудит, то дядькины автомобильные журналы до дыр зачитает, то нарисует чего. Но это не так обидно если в дождик. А в хорошую погоду, так и тянет на простор. В степь, в овраги.

- Я пока на весовую, груз оформлять, а ты полезай в кузов и вынь из него вёдра. Закинь их в кабину. Ужо пригодятся.

Большак, почуяв свою востребованность, живо выскочил из жаркой кабины и полез в кузов.

Дело это не простое, с таким-то ростом. Подпрыгнул, и зацепился руками за брус, что шёл вдоль борта, закинул ногу на колесо, оттолкнулся от него и ухватившись за борт, перелез в кузов. Отвязал проволоку, которой были привязаны пара вёдер в углу, и уже собирался скинуть их вниз, как отвлёкся на открывшуюся картину.

Машина стояла с края тока в очереди на загрузку, и с высоты кузова было видно всё, что происходит на току и вокруг.

Непривычная для Большака суета накрыла всё это место. Водители машин сбились в кучку у навеса весовой, что то обсуждая и шелестя на жарком ветру накладными. Чуть поодаль, на самом току, колхозницы замотанные платками по самые глаза, сгребали деревянными лопатами зерно в кучи и накидывали их на лапы погрузчика, который гудя мотором и звеня цепями, будто злобное животное, отправлял золотую струйку зерна в кузов очередного грузовика. Ветер веял по току мякину, закручивая её весёлыми барашками, поднимал её вверх и уносил в поля.

Всё кружилось и вертелось. Гудело и звенело.

В ремонтном цеху, что чуть в стороне от тока, кипит работа. Из тёмных его глубин, сверкает искрами сварка, Рядом, красный, огромных размеров комбайн с надписью белыми буквами "Нева" на кабине, который притащили трактором с поля. Дергач, бригадир, тыкая пальцем в недра комбайна, что-то объясняет чумазым ремонтникам. Те, судя по всему в недоумении от того, что произошло. Растерянно смотрят в недра комбайна и чешут затылки грязными от мазута руками.

- Давай вёдра сюда, и слезай. Пока есть время, в столовку сходим. Пообедаем. - дядя Лёша подхватил вёдра и закинул их в кабину. А через пару секунд и Большак уже был на земле.

Столовая находилась там же, на току. Небольшой серый домик с террасой. На входе, как обычно в летнюю пору, на табурете стоял бак с водой, прикрытый крышкой с железной кружкой на верёвке.

В самом домике была и кухня и зал на пяток столов. На каждом столе блюдо с порезанным хлебом и железная миска с горкой ароматной гороховой каши.

- О, Лёшк, да ты никак сегодня со стажёром прибыл? Так это и есть тот самый Большак? Ух и кучерявый какой! Наслышены о его похождениях. Чай, поди, и в районе о его выступлениях слыхали, - сияющая белозубой улыбкой молодая повариха затараторила звонким голосом, и подмигнула Большаку. - Ну что, борща?

- Гущин, небось, в районе натрепал? Полтора борща, полтора жаркого с картошкой, два компота. И неча зубоскалить. - не по доброму ответил дядя Лёша поварихе, и с укоризной посмотрел на Большака.

Уж два года прошло, а всё никак не забудут то успешное выступление Большака пред работниками колхоза в поле у Степановки. То был его несомненный успех. Можно сказать, триумф, раз до сих пор помнят.

Тогда, он впервые попав в деревню к бабушке на каникулы, не знал, чем себя занять. Днями слонялся по двору, пока взрослые были на работе. Вроде, привычное дело. Но одно дело сидеть у себя дома, в городской квартире. И совсем другое, здесь, на просторе, среди полей. Смотрел телевизор, слушал радио.

И вот как-то раз, накручивая ручку настройки бабушкиной "Ригонды", услышал странную радиостанцию, транслирующую помимо забойных зарубежных хитов того времени, частушки, и прочее, что не услышишь не то, что по телевизору, но и на улице у самой захудалой пивной. И вот ведь незадача, а все эти частушки, моментально запоминались Большаком, стоило их хоть раз услышать. Как и импортные хиты. Всё это откладывалось в мозгу Большака, будто записывалось на магнитную ленту, и в любой момент, он мог выдать любое из услышанного. Вот только качество приёма "Ригонды", оставляло желать лучшего, и не все слова частушек удавалось разобрать через шипение и треск динамика.

Видя как тоскует Большак, однажды, дядьки вынули из сарая старый велосипед. Зелёный, огромный, взрослый аппарат под названием "Сура-2".

Но как на нём ездить, если он ростом с Большака?

Так же как и все на селе мелкие мальчишки и девчонки. Просунув в раму ногу. Да, не совсем удобно, но всё не пешком.

И тут началось. Уже с раннего утра Большака на дворе было не застать. За первые недели каникул, он искатал всю округу в радиусе километра. А то и того больше. Где его только не видели, и на Буйном, и на выселках, и в Луке. Только до пасеки он тогда не доехал, так как всё-таки побаивался пчёл.

И вот однажды, обычным сельским утром, прознав куда отправится на работу бабушкина бригада, он выкатился вслед за ними на "Суре".

Бригада в тот день работала в луке, что чуть в стороне от дороги на Степановку. Большак туда добрался лишь к обеду, потому как заскочил на табор, для того, чтобы открутить от списанных сеялок несколько резиновых гофр, которые отлично бы смотрелись на его велосипеде. Но промучившись с ними битый час, они так и не поддались. Пришлось отступить. Но ничего. Следующий раз он приедет сюда уже с инструментом, и вот тогда...

К моменту появления Большака, бригада отдыхала у стога сена в ожидании прибытия грузовика, который должен был отправить их по домам на обед.

- Верка! Гляди! Никак твой Большак к нам катит, - Бабушкина соседка работавшая с ней в бригаде заприметила велосипедиста на краю поля.

- Здравствуйте! - запыхавшись громко выдал Большак, как только вылез из рамы "Суры". - Сейчас я вам песню спою. Новую. Про речку и топор.

Бабушка не успела ничего сказать, как Большак громко и чётко, выводя мотив выдал: "Как по реке, по реченьке, плыли две дощеченьки. Эх, мать, твою мать. Плыли две дощеченьки".

Бригада тут же залилась весёлым смехом. Бабушка прикрыв лицо концами платка, что был у неё на голове, всхлипнула.

Видя, что первая часть выступления поразила публику в самое сердце, Большак продолжил выступление.

- По реке плывет топор
Из города Чугуева,
Да и пусть себе плывет
Железяка …

Только после этого куплета, большак приметил чёрную "Волгу", что стояла в поле, аккурат за стогом сена. Тудыт твою мать, никак председательская, подумал он, и что-то внутри у Вовки сжалось.

Кто-то положил руку на плечо Большака, и прослезившиеся было от смеха зрители, начали потихоньку успокаиваться, вытирая слёзы и поглядывая на Большака с ещё большим интересом чем прежде.

- Ну, что же. Хороший, наверное, из тебя вырастит артист. Как тебя зовут? - не снимая с плеча Большака руку спросил человек в чёрном костюме при галстуке.

- Вовка я. Нефёдов. - громко ответил Большак гадая, чем всё это обернётся для него и для бабушки.

- Так значит наш, Маровский. Хорошо. И поёшь ты громко и задорно. Вот только после твоих песен бригада работать же не сможет. Она вон от хохота животы понадрывала. Теперь до конца рабочего дня отходить будет. - важный человек в костюме потрепал кудрявую шевелюру Большака, вынул из кармана карамельку и протянул Вовке.

- А ты другие какие нибудь песни, знаешь, стихи, например? Хорошие? От которых живот не болит? - спросил важный человек.

- Конечно знаю. Про Деда мороза. Здравствуй, здравствуй дед мороз, с бородой из ваты, что в подарок нам принёс, старый .... - начал было снова радовать публику Большак, но увидев неодобрительный взгляд бабушки осёкся.

-Наш это, - сказала бабушка. - Нюрки, сестры моей внук. С Москвы, стало быть. На каникулах у нас.

- Вера Фёдоровна, вы уж проработайте репертуар Вашего артиста. Ну не гоже такое на людях петь. Частушки - это хорошо, конечно. Но всему своё место и время.

Тут Большак понял, что человек в костюме, скорее всего и есть тот самый председатель колхоза, в котором он гостил у бабушки. Легендарный Гущин, которого не то, чтобы все боялись, но уважая как руководителя, иной раз всё-таки иногда за глаза обзывали нехорошими словами. Видимо, было за что.

Вскоре прибыл и грузовик. Бригада залезла в кузов, закинула туда же Большака с его "Сурой", и под весёлый смех покатила в сторону деревни вслед за "Волгой" председателя.


И вот с момента того концерта прошло больше двух лет, а слава всё не отпускала Большака. Люди помнили, и всякий раз завидя его вихрастую голову, вспоминали былое. Не со зла, а по доброму. Но Большаку это всё равно не нравилось. То же было по малолетству. Теперь бы он такое на людях не исполнил. Да вообще бы ничего не исполнил. Артист он, что-ли? Если кем он и мечтал стать, так это трактористом, как сосед Василич, которым его пугали с малолетства, когда он проказничал. Чуть что, так сразу: "Ужо Василичу тебя отдадим, на воспитание".

Сам же Василич и не был в курсе, что ему собираются отдать соседского пацанёнка на воспитание. Трудился он себе на гусеничном тракторе в колхозе и воспитывал своих трёх сыновей. А Большак глядя в окно на всю его семью, прикидывал, какой авторитетный этот самый Василич, если у него такое хозяйство, да еще и соседских проказников на воспитание берёт. Потому и не сильно чудил у бабушки. Потому как, хоть Василич, и авторитетный колхозник, а с бабушкой лучше. Но вот в трактористы бы он пошёл, Чтобы стать таким же авторитетным как Василич.

Обед был бесподобен. Стоило всё это многообразие 15 копеек на человека.

Пока обедали, очередь на загрузку продвинулась.

- Как подъедем на загрузку, полезай в кузов и раскидывай зерно, которое с транспортёра пойдёт ближе к бортам, чтобы ровно лежало. Только в него не ныряй. - сказал дядя Лёша и подогнал машину на погрузку

С ленты грохочущего погрузчика в кузов полилась золотая струя зерна. С шумом рассыпалась по обитому жестью полу кузова и начала расти ароматной горкой. Уже через минуту зерна в кузове стало Большаку по колено и он принялся руками и ногами отгребать его к бортам. Оно было тёплым и таким ароматным.

- Хорош! - послышалось сбоку и транспортёр остановился. Зерно лежало ровно по борта. Не то оно само так ровно растеклось, словно вода, не то от того, что Большак усердно работал.

- Ну, теперь в район, на элеватор.- дядя Лёша завёл мотор, выжал педаль сцепления, поддал газку, и со скрежетом воткнул первую. Машина дёрнулась и завывая коробкой медленно поплыла в сторону трассы.

Жаркий ветер залетал в окна кабины грузовика, катящего по трассе из района. Солнечный зайчик скакал по железу торпеды ГАЗона, то и дело запрыгивая не переводилку с симпатичной улыбчивой девушкой, озорно глядящей на Большака.

Позади была уже не первая ходка в район с зерном. Где-то впереди, под капотом трудился работяга мотор. В кабине пахло бензином, автолом, потом и зерном в вёдрах в ногах у Вовки. Молодой ещё дядя Лёша в зелёной клетчатой рубашке, насвистывал какой-то неведомый мотив, а рядом сидел Большак и думал, как может быть такое, чтобы в такую жару, из под земли в поле текла ледяная вода. В свои десять с небольшим лет, он уже всякого повидал. Но вот, чтобы такое... Пока они с дядькой работали на уборочной, у него из головы никак не выходил этот вопрос.

Если с колодцем у дороги было более менее всё ясно, как никак, а на противоположной стороне дороги было небольшое болотце, и скорее всего вода из него как-то проникала через насыпь, и показывалась той самой чернотой из сруба неглубокого колодца. То как может вот просто так вытекать вода из земли на высоком краю оврага, было совсем непонятно. Откуда она там берётся? Ну не иначе как из трубы.

Солнце клонилось к закату. Жар степи начал угасать, и в открытые окошки кабины залетал уже ласковый прохладный ветерок. Последняя ходка в район утомила Большака. Да и дядя Лёша, уже не насвистывал весёлый мотив, а молча сидел за рулём и задумавшись о чём-то серьёзном, всматривался в серую ленту пустой дороги.

- Бабушка, а как такое возможно, что в Постовом враге из под земли бьёт родник. - спросил с порога Большак Веру Фёдоровну, вернувшись домой.

- Родник, чудо природы. Издревле он тут из под земли бьёт. Да и небось люди то из за него здесь и поселились. И живут тут благодаря ему, не иначе. Иначе бы и не текла бы тут река, по имени которой и названа наша деревня Маровкой.

- А почему Маровкой , а не Постовкой, ведь родник Постовой? - спросил Большак, отхлёбывая из железной кружки свежего молока, которое бабушка принесла после вечерней дойки, тёплого, и ароматного, пахнущего Зорькой, огромной, пятнистой коровой, что жила у бабушки на дворе.

- Та говорят, что в овраге том, аккурат напротив того самого родника, живёт Мара. Злой дух, который следит за этим оврагом и родником. Его никто не видит, но все знают, что ходить туда не надо. Скотину туда постись не гоняют, опасаются Мары, кабы порчу не навела. Сено там никто не косит. А оно там хорошее. Но верят, что от него скотине один вред. Да и родник тот никто не чистит, потому как опасаются туда ходить. Странное то место. Все его стороной обходят, от греха подальше.

- А чего, эта Мара такая злая на всех? - спросил Большак, закусывая молоко свежим хлебом, что привезли из района вместе с дядей Лёшей.

-Так этого уж не помнит никто. Небось осерчала она на людей, что пришли сюда, да поселились здесь. Видимо не нравится ей это. Потому и строит козни людям. - отвечала бабушка,

- А поговорить с ней никто не пробовал? Может стоит? Может она добрая? - спросил Большак проваливаясь в сон.

Но бабушка уже не слышала этого вопроса. Она высыпала из вёдер зерно в ларь на дворе.


Большак проспал чуть не до обеда. Проснувшись и поглядев на старые заводные часы, аж присвистнул с досады. Уж скоро обед, а он ещё дома. Вот ведь вчера укатался, что так сморило. Да и ночь пролетела в один миг. Кинулся было на двор, в надежде, что дядя Лёша ещё не уехал. Но двор оказался пуст. Только куры важно прохаживались по нему, выбирая из травы что-то вкусное.

Ещё вчера, пока они катались с зерном по району, у Большака родился дерзкий план, а вечерние вопросы, лишь укрепили его в решении обязательно съездить к тому роднику, и решить уже вопрос, почему он бьёт из под земли. Ну должна же там быть труба и холодильник. Ну не может быть такого, чтобы напором, и из под земли. Да и Мара эта, ну выдумки же. Понапридумывают всякого, чтобы детей пугать.

Осталось выбрать время вылазки, и проработать маршрут.

Со временем всё просто. После обеда, когда взрослые разъедутся по работе, рвануть в овраг на мопеде. В уборочную все в полях чуть не до ночи, и потому его выезда никто и не заметит.

Не впервой, чай. Эта Рига-11, с мотором Д-4, была в полном распоряжении Большака всё лето. Он уже наловчился её заводить с толкача, и уже мог ездить на ней без рук по ровным местам дороги. Одно время, он даже ездил пару недель каждый день в соседнее село, где старшему бабушкиному сыну выдали новый дом, как молодой семье. Год назад он как раз женился. Дом большой, построенный по какой-то финской технологии, с огромным земляным наделом, стоящим в ряду таких же свежеотстроенных красавцев на окраине деревни. Тогда, в доме пахло краской, и нужно было его постоянно проветривать, дабы можно было в него въехать новой семье. Вот Большак и проветривал. Утром приезжал открывать двери и окна, а вечером закрывал. Тогда и наловчился гонять на мопеде без рук по трассе.

А вот маршрут к роднику, был сложной задачей. Ведь как сказал дядя Лёша, дорогу перепахали, а следовательно на мопеде по пашне не проехать. Придётся идти по самому оврагу, и ориентироваться по пашне. Сам овраг не страшный, привычная Большаку дорога, по которой он часто ездил, пересекала его. Вот в этом месте и надо было в него свернуть и пройти вдоль по нему с километр, по траве вдоль возможного ручья, который предположительно должен был там быть от родника. Но если родник перепахан, то скорее всего ручья там и нет. Но может быть грязь. А так как здесь везде чернозём, то это может оказаться проблемой.

Однажды Большак, тогда ещё не опытный мопедист, решил после небольшого дождика прокатиться до Берёзковой посадки и посмотреть, созрели ли райки. Это такие маленькие дикие яблочки, растущие на деревьях посаженных вдоль поля. Из них получается отличное варенье, которое он не раз пробовал у бабушки. Густое как повидло, кислое, в котором эти самые райки плавают прямо с веточками, на которых растут. Дёргаешь из банки за веточку, прозрачную словно янтарь райку, и помещаешь её себе в рот. Надкусываешь её твёрдую кожицу, и она взрывается кисло-сладким яблочным вкусом во рту.

От деревни до той посадки с километр. Он тогда завёл мопед и лихо выкатился по траве из деревни. Но стоило ему пересечь асфальтовое шоссе и выкатиться на смоченный дождём просёлок, ведущий скошенными полями к посадке, как мопед проехав какую-то сотню метров, вдруг встал и заглох. В чём дело, большак понял тут же, стоило ему выставить ногу на дорогу. К подошве тут же прилип слой липкого как пластилин чернозёма. Он же, налип и на колёса. И мотора хватило провернуть их только на эту сотню метров.

Большаку пришлось тогда бросить мопед на дороге и возвращаться в деревню за инструментом, чтобы выковырять забившуюся грязь из тех мест, куда она набилась.

Кое как тогда растолкав, и сумев завести мотор, он вернулся домой, но уже не по дороге, а по траве.


Значит с собой надо прихватить палку, дабы было чем выковыривать грязь, если она там будет. Ну и конечно же прихватить кружку, дабы напиться той самой сказочной воды.

Осталось решить вопрос с бабушкиным запретом на выезд из дома. Ну не скажешь же прямо, что решил поехать к роднику. Ясное дело, что она всё равно не отпустит. Тем более одного в тот странный овраг. А может ничего не говорить? - подумал Большак.

-Чай не маленький уже, почти 12 лет как никак. Умею обращаться со скотиной, кнутом, косой и вилами. Могу же отъехать по своим, важным делам из дома. Да и не надолго же, так, на часок от силы. Ну а если, что не так, приму свою судьбу как есть. Не впервой, чай. В худшем случае, пойду к Василичу на перевоспитание, в помощники тракториста.

Стоит ли оно того? Однозначно, стоит.

Решено. Стартуем, как только взрослые разъедутся на работы. Главное, виду не подать. Ну с этим проблем не будет, ведь Большак, хоть и бывший, но артист, раз сам Гущин признал его таланты.

Грузовик дяди лёши скрылся в клубах пыли за клубом, а чуть погодя тронулся от магазина в центре села и "ГАЗон" с бабушкиной бригадой.

Чуть выждав, Большак привязал проволокой палку к мопеду, сунул за пазуху футболки железную кружку, и растолкав мопед, бросил рычаг сцепления. Мотор не сразу, но схватил, и чуть вильнув рулём, Большак вырулил на улицу в сторону Постового врага.

Когда дорога привела к пересечению с оврагом, Большак сбавил газ и выжал сцепление. Мопед остановился, и Вовка пристально вгляделся в залитые солнцем склоны оврага. Оттуда, из заросшего зеленью "врАга" тянуло тревогой.

По левую его сторону вдоль поля тянулась посадка из невысоких кустов. Правая же сторона была почти голая, до линии горизонта. Вроде ничего страшного, надо просто свернуть с дороги на правый склон, и аккуратно по нему добраться до родника. Судя по всему он на правом склоне и есть, ведь распахан он именно с этой стороны. Был бы он слева, то как могли его перепахать, если там посадка? Вроде всё логично.

Значит и Мара живёт на левом склоне, вдруг промелькнула откуда-то мысль в голове, и по спине Большака пробежали мурашки.

Одно дело сидеть на стуле дома, среди родных и строить грандиозные планы, и совсем другое, оказаться нос к носу с неведомым, и почитаемым веками людьми, живущими здесь, в километре от этого самого, таинственного и загадочного духа по имени Мара.

Но и развернуться было нельзя. Во-первых поджимает время. И по трассе в любой момент может поехать кто-то знакомый и спалить Большака. А во-вторых, стоит только отступить, как Большак перестанет им быть. И хорошо если он станет просто Вовкой с Москвы, а то и вовсе ...

Нет, раз уж решил, надо идти до конца. - подумал Большак.

- Большак я , или кто? - громко сказал Вовка, и оглядевшись по сторонам дал газу и плавно отпустил рычаг сцепления.

Трава оказалась не высокой. Правый склон , по какой-то причине зарос меньше чем левый. Может, потому, что его периодически перепахивали чуть не до самого низа.

А может это Мара постаралась, вновь в голове промелькнула нехорошая мысль, и у Вовки снова по спине пробежали нехорошие мурашки. Он медленно, на малом газу крался вдоль оврага, и боялся посмотреть на левый склон. Ему казалось, что кто-то невидимый, следит за ним и провожает его нехорошим взглядом, ожидая от него каких либо действий.

Солнце жарило что есть мочи, горячий ветер дул слева, раскаляя и без того горячий мотор мопеда, жар от которого жёг правую ногу. Родника всё не было. Да и собственно, непонятно, как он должен был выглядеть. Как фонтан? Нет, если его перепахали, какой к чёрту фонтан? Скорее грязное место, и всё. Но пока под колёса мопеда ничего сырого не попадалось. Мелкая трава, да колючий красноглазый татарник, который Большак умело объезжал.

Обернувшись через правое плечо, вовка приметил, как дорога, с которой он съехал, пропала из виду, а чуть погодя и край деревни, который было видно до сих пор, скрылся за зарослями оврага.

Всё, теперь один на один с неведомым. Но у Большака есть палка, не большая, но довольно увесистая, чтобы больно ударить. Но кого? Интересно, как с ней, супротив Мары? Сдюжит?

Стоило этой мысли проскочить в голове, как переднее колесо мопеда провалилось во что-то мягкое. Стоп машина. Ну точно, грязь.

Рёв мотора придавал Большаку уверенности. Совсем немного. Но как ни крути, а чтобы исследовать место, мопед придётся глушить. Большаку этого очень не хотелось. Как не хотелось смотреть на левый склон оврага. И пока он решал, что делать, стоя на месте, рука его не выдержала напряжения и предательски отпустила рычаг сцепления. Газа не хватило, и мотор заглох.

Тишина с силой ударила по ушам, и Большак машинально оглянулся на левый склон.

Напротив него, в нескольких десятках метров от того места на котором он стоял, в ряду невысоких кустов вдоль оврага, росли несколько берёз. Настолько кривых и страшных, что холодные мурашки снова пробежали по спине Вовки. Их редкая листва шумела на ветру, и будто, что-то шептала ему недоброе.

Вовке стало страшно так,как никогда не было раньше. Он бы бросил всё и побежал обратно, но не мог. Ноги перестали его слушаться. Они подкосились от страха и он аж присел, спрятавшись за худой красной рамой мопеда. Но в ту же секунду он его не удержал, и уронил, оставив себя без стальной защиты.

- Я тебя не боюсь! - вдруг крикнул сорвавшимся голосом Большак.

- Я пришёл сюда с миром! Я хочу найти родник и понять, почему, он бьёт из под земли! Я хочу выпить этой воды, и узнать почему ты вредишь людям! - Большак уже стоял на ногах и смотрел на страшные кривые берёзы сжав кулаки.

Ветер стих, листва на кривых ветвях берёз затихла. Стало так тихо, что Вовка услышал, как в груди, будто мотор мопеда на максимальных оборотах, бьётся его сердце. А через секунду, он услышал, как что-то журчит неподалёку от него. Он обернулся на звук, и увидел, как из чёрной земли, поросшей колючим татарником, выбивается едва приметная струйка воды.

Большак поднял мопед, поставил его на подставку, уверенно отвязал палку и оглянувшись на кривые берёзы, принялся расчищать отверстие в земле из которого сочилась вода. И пока он копал, спиной чувствовал на себе пристальный взгляд кого-то неизвестного, загадочного и таинственного, скрытого в зарослях на той стороне оврага.

Долго ковырять не пришлось. Не фонтан, конечно, но вполне уверенный поток, хлынул из под земли и наполнил прозрачной водой ложбинку под ним. А чуть погодя, побежал вниз, весело журча и искрясь на солнце.

Большак достал кружку, ополоснул её, зачерпнул немного, и поднёс к губам. Принюхался, но ничего необычного не почувствовал. Тогда он отхлебнул немного, и рот его онемел от холода. Вода и вправду была ледяная. Тогда он ухватил кружку обеими руками и попытался согреть её своим теплом, вглядываясь в то место, откуда выливалась вода, пытаясь разглядеть трубу и холодильник. Но ничего кроме жирного сырого чернозёма там не было. Вода действительно просто вытекала из под земли. Горячей, нагретой солнцем земли. Ледяная, прозрачная.

Ну разве это не чудо природы?

Снова отхлебнул, и почувствовал вкус родниковой воды. И она не была такой как из родника у дороги. У неё был свой, особый вкус. Такой воды он прежде не пробовал. Он попытался описать для себя этот вкус, однако не смог найти для этого слов. Вроде, просто вода. Но она не такая как другая. Есть в ней, что-то такое, чего нет в другой воде. Но вот чего?

Листва кривых берёз снова зашевелилась и что-то прошептала.

Большак сел на траву рядом с источником лицом к Маре, и улыбнулся. Он пил воду из кружки маленькими глотками, под шум листвы и весёлое журчание родника. Внимательно вслушиваясь в шепот деревьев. Боясь пропустить, что-то важное, из того, что шептала ему Мара.

Тревога рассеялась. Сомнение растворилось . Теперь всё стало ясно. Что и почему. Только мурашки всё бежали по спине, добегая до макушки. И со стороны могло показаться, что вихрастая шевелюра Большака шевелится от ветра, как и листва кривых и страшных берёз.


Взрослые, вернувшись вечером с работы, не заметили ничего необычного. Разве, что отметили про себя, что тему Мары, Вовка уже не поднимал. На том и успокоились.


Лето Большака подходило к концу, и от этого ему становилось грустно. Однако вспоминая то, что он пережил там, в Постовом враге, что услышал тогда от Мары, на его лице появлялась странная улыбка. Что-то он тогда узнал такое, о чём не напишут в книгах, и о чём не расскажут учителя в школе. Что знает только он. И Мара.


Дивноморское 14 сентября 2025г.