Мелодия тишины

   День подошёл к концу. Закат окрасил холодное пасмурное небо непривычно тёплыми красками, но, казалось, ещё немного – и это мимолётное тепло сдует ветер, не оставив и следа от ярко-жёлтых лучей. Ветер, промозглый и вездесущий, шелестел пламенем сухой листвы. Листья кружились, поднимались в воздухе и падали, укладываясь шершавым золотистым ковром под ногами прохожих. А люди безжалостно топтались по нему, невзирая на непрекращающийся беспомощный хруст, раздающийся снизу.
   Поразительно невообразимое количество голосов сплеталось меж собой, перелетая от одних ушей к другим, нарушая покой и уединение уютного парка. Если бы слова были чем-то материальным, то они наверняка неминуемо заполонили бы пространство, поглотив собой всю округу. А сколько всего, напротив, не было сказано? Сколько слов было проговорено внутренним голосом, но так и не озвучено — вот, в чём загадка...
   Серебряный Бор оделся золотом. На скамье под старым клёном, роняющим свои листья, словно звёзды, сидела молодая пара. Они не смотрели в глаза друг другу – они и вовсе друг на друга не смотрели, словно боясь увидеть ответы на вопросы, которые не решались друг другу задать. Но мысли… они были столь громкими и очевидными, что даже голос юноши, осмелившегося прервать молчание, потерялся на фоне их непрерывного скрежета:
— Ну что, ты готова дать ответ? — нарочито равнодушный тон не мог скрыть волнения, заставившего его произнести эту фразу гораздо быстрее, чем ему хотелось бы.
«Да», — подумала девушка. Но вслух произнесла:
— Нет… —  она бросила это слово, словно осенний лист, такое же сухое и хрупкое, в надменное лицо своего спутника, после чего незамедлительно отвернулась.
За надменностью скрывались обида и непонимание, но он не желал показать своё истинное, сокровенное, живое…
— Ты думаешь слишком долго, Злата, — он резким, но привычным жестом пригладил волосы, — непростительно долго.
Девушка молчала.
   Злате было всё равно, что он о ней подумает. Но ей так не хотелось его ранить — ведь когда-то он был её верным другом, был плечом и опорой. Он всегда был рядом.
   Конечно, Злата знала о его чувствах, и ей искренне хотелось полюбить его — полюбить так же, как он любит её, но у неё не получалось: сопротивление сердца было слишком велико. Что-то подсказывало ей, что это будет ошибкой. И в один прекрасный момент её друг устал ждать. Он изменился, отдалился, стал проводить время с другими, нашёл Злате замену. Ей было больно терять его, но она понимала: так будет лучше. Почему же теперь он снова пришёл к ней и в тысячный раз задаёт один и тот же вопрос:
— Ты любишь меня?
Злата молчала.
Не дождавшись ответа, молодой человек вскочил со скамьи и нервно прошёлся из стороны в сторону. Достал сигарету, старую, едва работающую зажигалку и закурил — впервые за несколько лет. Лёгкие сдавил кашель, но он сдержался — не хотел выглядеть жалко. Первая затяжка и сдержанный приступ сделали его голос хриплым, а волнение — высоким. Слишком высоким для того, чтобы называться «мужским»:
— Ты вообще когда-нибудь любила меня?
«Нет», — подумала она. Но чувство вины заставило её ответить иначе:
— Да.
Юноша раздражённо вскрикнул:
— Так что же изменилось?!
Злата вздохнула:
«Всё изменил букет цветов, подаренный не мне. Кофе, выпитый не со мной. Недоброе слово, сказанное за моей спиной», — пронеслось эхом в её голове. Ей хотелось рассказать ему об этом, поставить точку в этих непонятных и сложных разбирательствах, вот только она всё никак не могла понять три вещи: насколько справедливо стыдить и осуждать человека, к которому не чувствуется ничего, кроме смеси разочарования и жалости? С какой стати ей вообще есть дело до того, что он дарит кому-то цветы? И почему она до сих пор не может поднять глаза и назвать его по имени…
— Всё изменилось, — отрезала Злата, прервав свои размышления.
Её спутник покачал головой. Задумался:
«Она никогда не расскажет мне, что творится у неё в голове. Чёртов тихий омут…»
Злата тоже задумалась:
«Я никогда не расскажу ему о том, почему я так и не смогла заставить себя его полюбить…»
  Не в силах больше терпеть накаляющееся напряжение, она встала со скамьи и, избегая возможности столкнуться с прожигающим оскорблённым взглядом, решительно направилась прямиком к выходу из парка. Раздосадованному парню не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ней.
   Не проронив больше ни слова они вышли за пределы парка и дошли до конца улицы. Развилка. Ему — налево. Ей — направо. Злата не хотела прощаться, ей хотелось поскорее убежать: она устала причинять ему боль своим равнодушием, устала слушать обвинения. Девушка сделала шаг. Затем ещё один. И ещё. Юноша тоже медленно зашагал — в другую сторону.
«Зачем я вообще пришла… — думала Злата, — не надо было приходить. Только мучаю его, он ведь меня…»
И тут внезапное осознание заставило её остановиться. Она обернулась и, наконец, смогла взглянуть на того, кто принес ей столько переживаний.
— Подожди, — крикнула Злата, — вернись, иди сюда!
Он обернулся на её голос и несколько вальяжной походкой снова подошел к ней.
— Что-то ещё? — опять этот надменный взгляд.
— Послушай, — осторожно начала она, — а ведь ты никогда, совершенно ни разу не говорил мне, что ты любишь меня…
— Не может быть, — упрямо возразил он, — я ещё тогда сказал тебе, что…
— Ты сказал, что я нравлюсь тебе, — перебила Злата, — это совершенно другое. Всё это время тебя волновало лишь то, что я чувствую к тебе, но задумывался ли ты хоть раз, что чувствуешь сам?
Это озарение придало ей сил. Она больше не чувствовала нужды оправдываться и давать ответы — настала её очередь задавать вопросы.
— Ответь мне и не вздумай лгать, ты меня любишь?
Он молчал.
Голос Златы отчего-то дрогнул:
— Скажи… Ты вообще когда-нибудь меня любил?..
Он продолжал молчать. Опустил глаза.
— Молчишь? — Злата горько ухмыльнулась, — Твоё молчание красноречивее всяких слов. Я тебя услышала. Мы оба друг друга услышали. Прощай.
И она пошла своей дорогой.
   Гулкий звон машин разрезал пространство навязчивой звуковой волной. В самих машинах тоже не было тихо: в каждой из них неистово кричало, безостановочно играло, звонко пело или же монотонно причитало радио – многочисленные радиостанции образовывали диссонансное созвучие хаоса, стремительно вырывающееся из салонов автомобилей через приоткрытые окна прямиком на улицу. Ведь это так важно — быть услышанным…
   Злата шла вперёд, не обращая внимания на шум вокруг. Её переполняло ощущение свободы или, вернее сказать, освобождения. Чувство вины и обида растворились, как и чувство жалости, освободив, наконец, в её душе место для других, более приятных и долгожданных чувств… Подняв голову, Злата рассмотрела надпись на высоком билборде. Надпись гласила: «Всё будет хорошо».
«Всё будет хорошо», — повторила про себя Злата и улыбнулась.
   Где-то вдалеке раздались громкие голоса в сопровождении аккордов немного расстроенной гитары — уличные музыканты устроили выступление. Злата открыла свою маленькую сумочку — золотистая молния игриво подмигнула фонарю, резко озарившему подкрадывающуюся темноту — и достала наушники. Надев их, она не стала включать музыку: ей захотелось насладиться мелодией тишины, чтобы, наконец, услышать голос своего сердца.