Самый русский хит. Поборы

Аля относилась к людям внешне не производящех натужных усилий, не суетящихся, не рвущих на себе волосы. Она выбирала позицию и к ней двигалась. В случаях, когда коллектив накрывала паника, девочка была безмятежной. Некоторые трактовали это, как безучастность. Неправильная оценка происходящего, участие Аля как раз принимала, но у неё не было желания тянуть одеяло на себя и показывать собственную важность, тем более что одеяло давно разорвали на части, и теперь тяни не тяни, всё не получишь. Её вклад в общее дело был весом, ценен, уважаем и принят с благодарностью мудрыми людьми, остальные довольствовались куском когда-то большого и теплого одеяла.
Алина безмятежность на слабых действовала парализующе, на сильных вдохновляюще. Самые внимательные по этой реакции отличали одних от других. Истеричные задавались вопросом: «Как же можно быть такой спокойной, почти безучастной, если вокруг такое?» Можно, даже нужно, потому что, чем меньше вы принимаете чью-то сторону, тем больше преимуществ получаете. Сильным конфликтам Аля вокруг себя разрастаться не давала, но они возникают не на пустом, а вполне подготовленном для этого месте, поэтому выход неприязни, зависти, лжи наружу приветствовала. Невидимое становилось видимым, и открывалась дверь для диалога. Пусть нервного, пусть на повышенных тонах, но диалога.
Зародилась как-то дискуссия между бабой Маней и директором школы о пользе сбора средств с родителей. Директор выражала давящую позицию с двойным дном. На поверхности лежала потребность в приобретении мебели, вторым уровнем или дном выступало желание сэкономить средства, отчитаться об этом перед руководством, напомнить о себе, как эффективном руководителе и само собой быть премированной за высокие достижения. И вроде все привыкли, что так и должно быть, если бы не одно но… Эти достижения реализовывались за чужой счёт: ресурсы собраны со стороны принудительно, с давлением, легкими угрозами и туманными рассуждениями на тему долга перед организацией. Такими долгами руководство обкладывало часто, и не все домохозяйства выдерживали эти поборы.
Разговор на эту тему назрел и вышел наружу. Чья-то бабушка, хорошо помнившая советскую власть и её вклад в образование и материально техническую базу школы, заметила: «Раньше директора не опускались до сбора милостыни!» Начало обсуждению положено. Дальше вступила баба Маня, как человек выдающий правду в необходимых для ситуации количествах: «Уважаемые директора! Я сейчас обращаюсь к собирательному образу руководителя, ваша функция проста – минимальными средствами достигать максимального результата. А, извините, главное слово пропустила. Своими минимальными средствами к общему результату. Все ваши сборы должны учитывать интересы самых малообеспеченных и равняться нужно на них, а не ставить людей в положение, что, сдав вам средства, некоторые вынуждены будут два дня не есть. И поборы должны быть прозрачными, полный отчёт и контроль со стороны спонсоров». Все называли сбор средств поборами, но баба Маня пошла дальше в своих определениях и именовала это действие обдираловкой, умела завхоз сбор средств на чужие нужды назвать ёмко и смело.
Со временем под воздействием Алиной безмятежности стали перемещаться к более благовидному звучанию – благотворительный фонд. Все родители вздохнули свободно, заставлять сдавать деньги перестали, а добровольный вклад сказочно стал в разы больше, чем принудительный. Баба Маня была права, что если с людьми по-хорошему, то и они к тебе приличным местом повернуться.
Алина безмятежность и отсутствие истеричности приносили щедрые плоды. «Такую бы Алю да на крупную государственную должность, вот бы зажили» - завхоз умела прозорливо резюмировать.