Деревня Парное

Дед Ефим был озабочен, в его родной деревне Парное
иссяк третий колодец. Вода уходила, так же как и жители деревни. Ведро упорно выдавало грязь вперемешку с мутной водой. Пить такое не представлялось возможным. Был, правда, ещё один колодец, на самой окраине, его ещё прозвали ведьмин.

На окраине жила когда-то бабка Ефросинья, колдовала, в деревне её побаивались. Могла типун навести одним не только взглядом. А как рот откроет свой беззубый, то беги лучше по добру, по здоровому, ежели жить хочешь. Так тот последний колодец был аккурат у дома бабки Ефросиньи. Бабка померла несколько годов назад. Но подходить близко к колодцу или, упаси Господь, к дому никто из своих не решался. Как-то мародёры нагрянули и в последнюю избу ведьмину полезли, так никто в деревне не побежал их гнать с вилами, а сидели наблюдали, чем всё это закончится. А мародёры быстренько свалили и больше не появлялись, чего уж там им не понравилось, в деревне не знали, а только шептались, и сплетничали ещё долго.

Дед Ефим долго думать не стал, пошел к последнему колодцу, глядь, а он забит намертво гвоздями. И кто это интересно сделал, сама бабка Ефросинья не стала бы это делать, ни к чему это источник питья муровать. Гвозди, видно, давно забили, уж проржаветь успели. Полдня провозился дед Ефим, доставая гвозди, их ровно двенадцать было, дюжина стало быть. Гвозди большие, старые, такие только при царе ковали. И кому это в голову взбрело такое, руки бы оторвать по самые плечи. Пока дед Ефим с колодцем возился, то несколько раз поглядывал на дом колдуньи, и вроде саму Ефросинью видел в окне, силуэт её в платочке. Ох, боязно деду Ефиму стало, прямо не по себе, мурашки по всему телу побежали. Когда последний гвоздь доставал, то он так жалобно скрипел, как птица раненая в поле.
Вода в колодце была, прямо до верха, и не мудрено почему, в низине потому что находился. Вода немного отдавала чем-то, оставляя послевкусие, но выбора не было, надо было что-то пить. Дед Ефим набрал воды и покатил свой бидон на колёсиках домой, по дороге ещё двоим сказал, но те отказались, сказали лучше дождевую пить, чем ведьмину. Ефим усмехнулся и покатил дальше.
Да, пить ведьмину воду — это не панацея, надо копать новый колодец, в низинке где-нибудь. В деревне осталось только восемь жилых домов, остальные заброшены и полуразваленные. Деревня потихоньку зарастает бобылём и медленно умирает. Колхоз развалился уже давно, а люди остались никому не нужны. Дед Ефим как ни старался, и косил у заброшенных домов, и крыши чинил, чтобы не разваливались, чтобы оставалась видимость жилых домов, но ничего по сути не менялось. Уж и зверь дикий с лесу стал приходить, искать пропитание, то собаку задерет, то курицу, а это не доброе дело, это уже начало конца. Вот и деду Ефиму почти восемьдесят, он в деревне один из старейших. А самому молодому на днях было шестьдесят. Во как, деревня постарела вместе с жителями и умирает с ними.

Дед Ефим устал, воду привёз, сел на лавочку отдохнуть. Мимо шла бабка Акламея, тоже присела рядом.
- Ты чего, старый, с дуба рухнул, в ведьмином колодце воду черпать? - спросила бабка Акламея.
- А больше брать негде, да я уже стар для ваших суеверий, мне всё равно, ежели пить охота, - сказал дед Ефим и махнул рукой.
- Ефросинья на семь лет воду заколдовала, ещё только шестой пошел годок, рано ты вскрыл, ой беда будет, ой беда, - запричитала Акламея и удалилась восвояси.
 - Да чего уже теперь причитать, откудова я это знать мог? - крикнул вдогонку дед Ефим.

Дома кошка Матрёна отказалась эту воду пить, странная какая-то. Дед Ефим заварил чайку, сварил макароны с тушёнкой и сел кушать, кошка зашипела ни с того ни с сего и куда-то убежала. Дед Ефим поел и лег отдохнуть, устал сегодня, да и возраст уже не тот. Как только голову на подушку положил, так сразу ясно видеть стал бабку Ефросинью, ведьму, значит. Стоит такая посредине избы и ухмыляется.
- Я давно на тебя серчаю, друг мой разлюбезный Ефим, - говорит низким голосом и улыбается бабка Ефросинья.
- А чего так-то? - спросил Ефим и голос свой не узнал, не голос, а скрип двери старой.
- Дак ты Аннушку замуж забрал, а меня нет, - говорит Ефросинья.
- Дак как я на вас обоих женился бы, - спрашивает Ефим.
- Как все, с одной живёшь, другую любишь, -  сказала и засмеялась, как ненормальная.
Ефим аж перевернулся, вспомнил, как по молодости Ефросинья смеялась на всю деревню, что у людей холодок по коже гулял.
- Нечто я похож на такого, нечто я тебе обещал чего-то, ты чего, Ефросинья такая злая, чего тебе от людей надобно? - в сердцах скрипел Ефим.
 - Это ты виновен, что я такой стала, любила я тебя больше своей жизни, а ты Аннушку, пустую кровь, выбрал, вот я и осерчала, всем мстила, а тебе в первую очередь я извела всю твою семью, один ты бобыль остался, один, никому не нужный, - сказала и громко засмеялась бабка Ефросинья.

Ефим с кровати подскочил и давай по дому бегать, в углы заглядывать, искать бабку Ефросинью. А её и след простыл, будто и не было вовсе, и кошка Матрёна вернулась и клубочком свернулась на кровати.
- Ты где, Матрёна, бегала, ты чегой-то меня одного оставила, такая ерунда кажется, что к попу пора бежать, сроду к нему не ходил, - сказал Ефим и достал в углу за печкой веник из полыни и давай им махать, нечисть прогонять.

Кошка Матрена на Ефима посмотрела и закрыла глаза. Ефим ещё побегал по дому, как ошалелый, подустал чуток и сел за стол, думу думать. Колодец надо заколачивать, это и так понятно, но что делать, если это не принесёт пользы, и без воды плохо, и с водой что-то нехорошо.
Побег дед Ефим к Акламеи, она вроде более понимает, что к чему.
- Акламея, Акламея, выйди во двор, разговор есть, - кричал под забором дед Ефим.
- Чегой-то, уж приходила ведьма, что спозаранку прибег, - деловито, со знанием дела прокричала с крыльца Акламея.
- Ты давай не шути со мной, знаешь, я юмор не понимаю, делать-то че теперича, - громко кричал через забор дед Ефим.
- Зайди, че ли, а то орёшь под забором, что порося резаный, - всплеснула руками Акламея.
- Да боюсь я баб, все бабы ведьмы, сама знаешь, чего уж, - бубнил дед Ефим проходя через калитку.
- Чего ты там бубнишь себе под нос, заходи, обсудим твою беду, ну чего могу сказать, дурак ты Ефим, как с тобой столько годов Аннушка промучилась, ох бедная, бедная, так и ушла раньше тебя, не успела на этом свете отдохнуть, так на том отдохнет, - сказала бабка Акламея.
- Ты чего говоришь-то, хорошо мы жили, ты давай по существу дела говори, чего от разговора уходишь, - ответил дед Ефим садясь за стол.
- Ну давай по существу, тикать тебе надо отсюдова, пока живой, доведет тебя колдунья до смерти, она на тебя серчавая, ой серчавая, а что было-то у вас? - участливо спросила Акламея.
- Ну вот те на, попросил помощи раз в сто лет, и то лучше б не просил, куды текать, некуда, я здесь родился, здесь и помру, чего уж там, - сказал дед Ефим вставая из-за стола.
- Да сиди уж, дурень старый, сейчас чайку организую, сиди, че как молодой прыгаешь, прыть свою умерь, я тебе не Аннушка, слухай че скажу, надо тебе шагать в Коровянку, там есть своя колдунья, она тебе одна может помочь, или тебе придется сгинуть, - сказала, как отрезала Акламея.

Деревня Коровянка была не близко, ногами деду Ефиму было не дойти. Но на счастье внук соседки Акламеи бабыДуни который раз уже приезжал уговаривать свою упертую бабушку поехать жить в город насовсем, мог подвезти Ефима до деревни. Получив в очередной раз отказ, он уже собирался уезжать и набив полный багажник шестерки соленьями да вареньями получил от Акламеи неожиданную просьбу. Внук был добрый, согласился сразу. Подъехал к дому деда Ефима и вышел из машины. Дед Ефим искал во дворе вилы, и никак не мог найти.
- Дед Ефим, садись, подвезу, - сказал внук тети Дуси.
- Куда Яшкин кот, ты меня подвозить собрался, - не понял Ефим.
- Дак бабка Акламея сказала, что тебе вроде как в Коровянку надо, так я могу домчать с ветерком, ты не сомневайся, - сказал внук немного щурясь от солнечного света.
- Ах ты мой дорогой, ой спасибочки, а я старый дурак не сразу понял, давай я тебе грибочков соленых дам и шишки кедровой, ты мой дорогой, ступай в дом, я сейчас, - радостно проговорил дед Ефим.
- Да не надо, мне бабушка полную машину нагрузила куда ещё то, места уже не осталось, - вяло сопротивляясь пошел в дом внук.
- Не ну не скажи, мои грибочки знаешь какие, мясо, чистое мясо, попробуешь, еще потом попросишь, - сказал дед Ефим держа в руках две трёхлитровые банки груздей.
- Спасибо, дед Ефим, спасибо дорогой, ну если ты настаиваешь, возьму, конечно, банки потом завезу, - сказал  внук бабы Дуни.
Деревня Коровянка показалась на горизонте, дед Ефим и не заметил, как быстро подъехали. Под разговор дорога быстро закончилась. Помахав внуку старой кепкой дед Ефим бодрым шагом, насколько это можно для таких лет, зашагал в деревню. Хотел было спросить у первого встречного, где колдунья живет. И увидел дом старенький, но крытый новой крышей, забор местами со старым штакетником, а местами совсем новые доски. На пенсию сильно не разгуляешься, было и так понятно, у кого в деревне денежки водятся. Калитка была не заперта. Постучал в дверь, большой пес спокойно наблюдал за всем, и тявкнул один раз, и то для приличия. Дверь открыла женщина неопределённого возраста, в красивом вязаном платье и платком на плечах.
- Заходи, не местный, далеко то живёшь? - спросила женщина.
- В одном районе живем, - уклончиво сказал дед Ефим.
Не любил дед Ефим панибратство, ни те здрасти, ни те воды попить с дороги.
- Зачем столько мёртвых за собой привёл, всех схоронил что ли, а понятно, ничего не говори, сама узнаю, женщина, жена твоя расскажет, - сказала женщина и зажгла свечку.
Около часа сидел дед Ефим скучал, разглядывал на печи старую плитку, убранство дома, все было уютно, красиво, мило. Дед Ефим и забыл уже, как это когда хозяйка в доме. Больше десяти лет живет бобылем и все эти вязаные салфеточки выкинул давно, а вышивное покрывало истрепалось и превратилось в кусок чего-то грязного.
- Ну понятно всё, ну дед и натворил делов, - сказала женщина.
- Дак я только колодец вскрыл и всё, и тут началось светопреставление, - оправдывался дед Ефим.
- Нет, это тут ни при чем, по молодости наследил много, в армию уходил, девку просил обождать тебя, а сам с молодой женой возвернулся, оттого и беды твои и несчастья, - устало проговорила женщина.
- Да ничего такого, это же когда было, все забыто давно и бурьяном поросло, - прошептал дед Ефим вспоминая, как  Ефросинью просил ждать его из армии, а потом война нагрянула, и когда вернулся в родную деревню, то девушку привез, жену свою будущую.
- Это у тебя все забыто, а девушка страдала, жизнь свою положила на ненависть, и колодец тот запечатала ненавистью, чтоб жил ты долго и страдал, - сказала женщина.
- Ах ты ж, и чего делать-то? - совсем подавленно спросил дед Ефим.
- Сжечь к чертям, огонь всё сотрет, всё смоет, всю нечисть и чернь уничтожит, сам бы мог догадаться, ведь чай не молодой и глупый, - сказала женщина и перевернулась.
- И как я сам не подумал, вот и впрямь седина в бороду, бес в ребро, совсем отупел, - сказал задумчиво дед Ефим.
- Ты дед похоже и в молодости умом не блистал, прошагал жизнь, назад не оглядывался, по трупам шагал, вот и получил закономерное наказание, - добавила женщина и отвернулась.
Дед Ефим вышел из дома, а солнце уж и садиться собирается. Встал как вкопанный посреди дороги и замер, не ожидал дед Ефим, что ему такое скажут. Считал себя хорошим мужиком, работящим, всё в дом, всё в семью. Сыновьям почти всё покупал, не отказывал, и жена вроде не жаловалась. Но нет сыновей, умерли, и жены нет, тоже давно не стало. Значит, права местная колдунья, виноват плати, ещё виноват, ещё плати. И так горько стало, что хоть плачь, хоть в речке топись.
- Дед, слышь чего говорю, али глухой, сойди с дороги ирод, вот ведь осел старый, чуть не задавил его, а он всё стоит как вкопанный, - громко кричал молодой парнишка лет двадцати, стоя возле грузовика. "Откудова грузовик взялся", только и успел подумать дед Ефим.
- Парень, а ты куда родненький едешь? - спросил дед Ефим.
- А тебе куда, дед? - спросил совсем растерявшись паренёк.
Деревня Парное, слыхал небось, - жалобно заглядывая в глаза спросил дед Ефим.
- Конечно, слышал, а ты оттудова что ли? - ответил паренёк.
- Да мой хороший, оттудова, домой мне надо, а темнеть уже начало, и я не знаю.....
- Садись в кабину, дед, я правда не туда еду, но всё равно по пути, ты только полем немного пройдёшь, и твоя деревня покажется, давай побыстрее, меня ждут, а я тут лясы с тобой точу, - сказал паренёк.

В полной темноте дед поплелся по краю поля в сторону деревни, поминутно жалея, что в сельпо пожалел рубль на фонарик. Но тут взошла луна и стало не так страшно. В деревню дед Ефим попал далеко за полночь, в это время он всегда спал, и организм сопротивлялся как мог, предлагая прилечь на травку под забор и прикорнуть буквально несколько минут. Но дед Ефим держался, как мог. Домой не пошел, а пошел сразу к дому колдуньи. Спички в кармане стали издавать звук. Странно, но раньше их дед Ефим не слышал, а сейчас они заговорчески скреблись в коробке.

Чем ближе дед Ефим приближался к дому Ефросиньи, тем меньше хотелось туда идти. У деда Ефима начали закладывать уши, болеть голова, отказывать левая нога, будто невидимая сила пыталась его остановить, во что бы то ни стало. Но дед Ефим хромая и постоянно оглядываясь шёл судьбе вопреки.

С колодцем разобрался сразу, вокруг было много сухой травы, и колодец вспыхнул быстро. Но вот со старым домом пришлось повозиться, спички ломались, не зажигались или сразу тухли. Откуда ни возьмись поднялся ветер, который тоже пытался потушить спички. Раз на десятый деду Ефиму удалось зажечь таки рубероид, который предусмотрительно был прибит с северной стороны, защищая от ветра и метели дом. Дом загорелся, к тому времени колодец полностью охватился огнем и стало светло, как днем. Дед Ефим стоял поодаль и наблюдал, даже и не думал скрыться. Хотя изначально план был поджечь и убежать. Почему он передумал, он и сам не знал. Тушить ведьмин дом никто не прибежал. Дом находился на краю деревни, в низинке, и не угрожал перекинуться на другие строения. Бабка Акламея видела всё с пригорочка, головой качала и приговаривала:
- Ну что ж, если другого выхода нет, ничего не поделаешь, мертвым в своем царстве жить, а живым в своем, и нечего мешать, всё в одном тазу, - качала головой Акламея.

На следующий день дед Ефим собрался по грибы, ночь спал как убитый, так вчера намаялся, проснулся и решил сходить а лес.  Бабка Акламея тоже шла в лес по грибы.
- Говорят, место ты, Ефим, знаешь, заговоренное с груздочками, а ну давай рассекречивайся, - сказала Акламея и засмеялась.
Дед Ефим тоже засмеялся, он и вправду знал место полностью усеянное грибами и не одно. Раньше не знал, а как померла жена Аннушка, так по воле случая стал находить грибные и ягодные места. "Спасибо, Аннушка", - сказал тихо дед Ефим и возздел глаза к небу. И как по мгновению волшебной палочки солнце вышло из-за туч, и стало очень тепло.

Дед Ефим шел по лесу, искал грибы, аукался с Акламеей и чувствовал себя замечательно, как будто лет тридцать скинул, и нога, что ночью отказывалась ходить, не болела, и голова не шумела.
- Спасибо, Аннушка, спасибо, — громко сказал Ефим.
- Я здесь, — кричала Акламея.
- Домой, говорю, пошли, полный кузовок, куда класть, места нету, — громко сказал дед Ефим.
- Пошли, пошли, у меня тоже всё полное, чего ругаешься, эх, Ефим, опять угрюмый становишься, — проворчала бабка Акламея.

Конец.