Из жалости

   В деревню Дашу с Ванечкой привёз муж. Она всю свою девятнадцатилетнюю жизнь прожила в городе, а свекровь увидела через месяц после записи в ЗАГСе. Кругом в своих бедах Даша была виновата сама. Отличница, мечтавшая о поступлении в университет, она, погуляв немного с молодым моряком, оказалась матерью-одиночкой. В их однокомнатной квартире Ванюшка стал пятым жильцом. Отец ворчал, мать поджимала губы, сестра ругалась. Так что, когда начал за ней ухаживать парень, снова матрос  срочной службы, родители Дашины его подпоили несколько раз, и он неожиданно для себя стал женатым человеком.
   В деревне ей с малышом никто не обрадовался. Мать Семёна довольно громко сказала: «Привёз сучку со щенком. Ладно. Учи её, чтоб она женой стала послушной да работящей. Как мой дед отцу говорил: «Жену бей, отлей и снова бей!» А не будешь учить, она тебе живо щенков подзаборных кучу с не знамо кем настрогает. И в огороде от неё тогда дел не дождёшься. Погоди, ещё услышишь от горожанки своей: «Сиськи по пуду – работать не буду!»
   И муж стал, выпивая, поколачивать Дашу. Всё чаще и чаще. Ванятка смотрел маленьким волчонком. Не называл Семёна и его мать никак. Зато охотно общался с бездетными соседями, называя их баба Клава и деда Тиша. Однажды мальчик пришёл домой и обратился к матери: «Ты, мама, меня разбуди рано-рано, мы с дедой на рыбалку пойдём. Он попросил: «Зайди за мной, как проснёшься». Но утром ребёнок прибежал от соседей испуганный и сказал: «Мама, я деду Тишу бужу, а он всё спит. И рука у него не сгибается».
   Молодая женщина не поленилась сходить и поделиться сомнением. Проверили. Так и вышло: отходился дед Тихон по земле. Осталась старуха за восемьдесят лет одна. Из родни – племянник Павел, да он далеко в городе, с пересадкой ехать. Стала Даша забегать к бабе Клаве: то воды в баню наносит, то хлеба и ей купит – занесёт, то полы намоет. Та малышу пряник сунет, по головушке погладит. Так и жили по-соседски. А мать Семёна злилась, невестку и за это корила: «Нет бы дома побольше сделать, а она по соседям бегает! Ты свекровь от дел освободи, а потом им помогай!»
   Но однажды всё переменилось. Даша с утра до вечера бегала с делами по огороду, дому, в бане, в сарае – Ванюшке нос было утереть некогда. А свекровь сверлила её злым взглядом да искала, к чему придраться. Семён опять ушёл, где-то пил. Вернулся, когда уже все улеглись спать. Даша в ночной рубашке открыла дверь. Семён зашёл на кухню, сказал: «Есть давай!» И стукнул кулаком по столу. Тарелка соскользнула и разбилась. Жена принялась собирать осколки. Он заорал: «Тебе что сказано: есть давай! Что, мои слова теперь не указ?»
   Качнувшись, муж размахнулся и ударил Дашу под глаз. Осколки тарелки из её рук разлетелись по кухне. Женщина ударилась об стенку, кровь потекла из носа. Ванюшка выскочил и, увидев мать в крови, с кулачками бросился на Семёна. Тот пнул ребенка и заорал: «Ещё и этот лезет под ноги? Убью!» Малыш отлетел от его ноги, опрокинув стул. На шум выбежала в кухню мать Семёна и заверещала: «Она ещё стулья будет швырять да посуду бить? Бей их, Сёмка, бей!» Ванюшка закричал от страха и бросился к своей маме. Она схватила ребёнка и, увернувшись от кулака мужа, выскочила за дверь. Больше они в этот дом не заходили никогда в жизни.
   Даша босиком побежала по улице с малышом на руках. Кровь из носа текла Ванюшке на плечо и заливала ночную рубашку. И молодая мать завернула туда, где ей были рады: к бабе Клаве. Та, увидев соседскую молодайку, заохала, запричитала. Споро начала готовить им воду кровь замыть да одежду, чтобы переодеться. Даша встала перед бабой Клавой и сказала, что если она их назад к Семёну не отправит, то готова хоть сколько ухаживать и любить её как родную. Старушка обрадованно сказала: «Живите! Не было бы счастья, да несчастье помогло. А то думала: как доживать-то буду?» Стали они жить-поживать...
   И прожила баба Клава до девяноста шести лет! В любви, заботе и холе. Ваня подрос. Его мать заочно выучилась, в школе стала уроки вести. С Семёном у них развод. И больше ни с каким мужчиной она не связывалась. Хватит, набедовалась! Жаль только, домишко их совсем старым стал. Латают-латают, а всё равно зимой холодновато стало.
   Вот в один из морозных дней хозяйка и слегла. Подозвала она Дашу и сказала: «Ягодка моя! Слушай, что скажу: приснился мой Тихон сегодня. Говорит: «Всё, Клава. И с дочкой ты пожила, и внука вырастила. И пожила вдоволь. Собирайся, скоро встретимся». Усмехнулся и пропал. Собирай мне всё, что нужно, милая. И надо на тебя дом отписать. Я как-то, старая, из ума это выпустила. А ты хоть бы раз намекнула! У Павла квартира в городе. А то он дом себе возьмёт, ведь законный наследник. Узнай, как на тебя записать. Ой, устала я. Посплю».
   Уснула баба Клава. Даша днём в районный центр поехала на автобусе, узнать, как дом на неё переписать, если хозяйка лежит. А когда вечером вернулась, то увидела, что старушка уже к деду своему отправилась. Сон в руку оказался. Даша телеграмму Павлу дала и стала всё готовить. Ваня матери помогал. Высокий, здоровый парень вырос. А к матери льнёт, как маленький. Жалко ему и любимую бабушку, будто она должна не девяносто шесть, а двести лет жить. Павел на похороны приехал. Ему документы отдали. Но он сразу сказал, что ездить сюда некогда, дом старый, продавать его не собирается. Короче, живите, как в своём. И говорить об этом больше не стоит!
   Вскоре сын в университет поступил. Осталась Дарья Александровна одна в доме. И как-то заболела сразу. То одно, то другое. Врач осмотрел и направление дал в город на операцию. Она Павлу написала, что поедет в больницу, дом останется без присмотра. Павел Николаевич в ответ отписал, чтобы ехала в его город, все-таки областной центр, здесь врачи поопытней. И после операции ей помощь нужна будет, а в деревне ведь что: вода, дрова, помои – всё носи, тяжести поднимай. И она поехала...
   Во время операции, под наркозом, Даша чуть не умерла. По трубе какой-то летела. Труба не прямая, а будто с винтовой завёрткой. Голова даже закружилась. Вылетела в светлое пространство. Увидела бабу Клаву, деда Тишу, ещё каких-то людей, на неё и Ваню похожих. И не сообразила, что это предки с ней свиделись. Смотрят на неё, приветливо улыбаются: рады, что Даша у них в гостях! Наконец, услышала такой родной и знакомый голос: «Ягодка наша любимая! Мы тут все за вас молимся. Все вас любим. Всё-то у тебя с Пашей хорошо будет. Счастлива будешь, ненагляднушка наша. Теперь назад лети, не скоро увидимся. Благословляем вас с Павлом на долгую жизнь. Совет да любовь!» Назад по трубе полетела. Темно стало...
   Тут почувствовала женщина, что её по щекам хлопают. Она едва глаза открыла. Врачи даже обрадовались. Потом уже узнала, что пережила состояние клинической смерти. После больницы, а Павел ведь как в воду глядел, когда к себе звал, ей врачи строго-настрого запретили тяжести поднимать. Стала она в квартире то одно, то другое делать. А хозяин только уговаривает: «Дарья Александровна! Да что же это! Вы за моей тётей столько лет ухаживали, а я за вами после операции не смогу? Лежите, фрукты ешьте, соки пейте, телевизор смотрите, читайте. Научитесь же вы отдыхать, милая хлопотунья!»
   И так он ухаживал, так разговаривал с ней ласково, что не выдержало сердце – влюбилась она в Павла Николаевича. И не заметили, как стали целоваться. Обниматься. Словечки ласковые друг другу говорить. И стали законными мужем и женой. По большой взаимной любви.
   Студент на летние каникулы в деревенский дом вернулся. Тут мать с мужем приехали. Ваня и Дарья Александровна смотрят друг на друга: один в плечах шире стал и ростом выше, другая помолодела от счастья, в модной одежде перед сыном стоит. Вот пошли они все трое на речку. Из соседнего дома в окно пьянь деревенская, Сёмка высунулся. Рядом мать его голову в окошко выставила. Сыну говорит: «Вот какую ты бабу справну да красиву прошляпил, Сёмка! Эх ты, пень осиновый!» А Павел Николаевич жену под ручку вёл и, что-то рассказывая, весело смеялся. Она и Ваня улыбались да то и дело отвечали деревенским: «Здравствуйте, бабушка Нюра! Здравствуйте, дядя Женя! Здравствуй, Наташа! Здравствуйте! Здравствуйте!»
2003 г.