Наровчатские зори

                XX

     На новом месте Николай устроился на МТС главным механиком.
     Вначале жили на квартире у мордовской семьи, в которой трое малых детей до 10 лет. Ну, и житье было: восемь человек в небольшой крестьянской избе, в которой постоянный беспорядок и грязь. В жестяной посудине хозяева днем варили суп, а ночью она служила малышам туалетом. Хозяева разговаривали между собой по-мордовски, а когда ругались, то матерились по-русски. Дети были уж очень развеселые: пели, прыгали, плясали, и Верочка с ними. Ей надолго запомнилась песенка на их языке:

                «Ай, гопцы, цайда-влайда,
                Гуталы, мотыги, вриги,
                Насалайда!».

     (Перевод на русский язык неизвестен: вдруг здесь что-то нецензурное? Тогда, пардон!).
     Вскоре Николаю дали жилье на окраине поселка: обычная крестьянская изба с русской печью. При переезде, собирая вещи, Соня не увидела своего красивого сливочника из тонкого фарфора, подаренного ей Николаем в день рождения. Поиски оказались бесплодными: никто не видел, ничего не знает. Так что о нем осталось одно воспоминание.
     Наконец-то у них, хоть казенная, но своя изба, они в ней хозяева и не зависят ни от кого: кухня с русской печью и комнатка с печкой-голландкой.

     … В солнечный июньский день было массовое гуляние у речки и лесочка. Люди дружескими группами расположились на шелковистой луговой траве, выставили бутылочки с нехитрой закуской, пели песни, шутили. Звонко смеясь, бегали играючи дети.
     Соня радовалась вместе со всеми. Никогда еще ей не было так спокойно и легко. «Вот бы всегда было все по-хорошему!» – размечталась она.
     Но прискакавший на коне всадник вдруг устроил невозможный переполох. Зловещее слово «Война!» заставило померкнуть все вокруг. Люди почему-то бегом припустились к своим домам. Некоторые не поверили, считая, что над ними подшутили:
     – Не может быть! Это просто розыгрыш…
     Вскоре провожали первых новобранцев и добровольцев «гнать Гитлера». Николаю, как специалисту, дали «бронь».
     Урожай в том году был небывалый, только убирать его некому: люди ушли защищать Родину. В лесах полно ягод – собирай, не ленись, но не до них сейчас.
     Соня все же решила сходить за ежевикой, взяла с собой дочку, ведерко и пошла через луга к лесу, где сплошняком стояли заросли ежевики.
     Собирая сочные темные ягоды, она услышала доносящийся из леса шум. «Кто-то на машине, видно, приехал ягоды собирать», – подумала Соня, но, услышав лающую нерусскую речь, испугалась: «Неужели, немцы? Немцы!». Бросив ведерко с ягодами, схватив в охапку дочку, припустилась бежать к дому.
     Когда вечером пришел с работы Николай, она рассказала ему об этом.
     – Возможно, это десант, – в раздумье проговорил он. – Хорошо, что вы вовремя убежали.
     Верочка уселась к отцу на колени, обхватила тонкими ручонками его шею, попросила:
     – Гладенькую хочу!
     Она подпрыгивала на его коленях вверх и вниз, и оба распевали:
     – По гладенькой дорожке, по гладенькой дорожке, – равномерно покачивал коленями отец.
     – По кочкам, по кочкам, – уже одно колено вниз, другое вверх по очереди.
     – В ямку – бух! – раздвигая колени и придерживая дочку, неожиданно «ронял» ее на пол.
     А она заливалась смехом и требовала:
     – Еще! Еще!
     Каждый день он играл с ней, и Верочка нетерпеливо ждала его с работы, надоедая матери вопросом:
     – Когда придет папа? Ну, когда же он придет?
     Но он стал задерживаться каждый день. Оснований для беспокойства не было: время военное, и он работал за двоих.
     Рано выпавший снег и первые морозы загоняли Верочку на печку, там она тихо играла в куклы, разговаривая за них.
     В тот ноябрьский вечер Николай особенно запозднился.
     – Наконец-то, а я уж не знала, что и подумать, – с облегчением вздохнула Соня.
     – Да на нефтебазе я был, новому сторожу показывал место работы. Дед пока еще крепкий, кто помоложе, всех на войну забрали. Скоро будет не с кем работать. И знаешь, иду я оттуда, замерз немного, оглянулся, а за мной пес идет, пригляделся: волк! Я ни с места, и он тоже, я пошел – он идет за мной, но все ближе и ближе подходит… Вот это да! Остановился я, достал курево, чиркнул спичкой, он попятился. А я ему говорю: «Давай, брат, закурим!». Почти до самого дома провожал меня. Ну и ну!
     На другой день Николай пришел с работы не один: с ним молодая женщина приятного вида.
     – Новая работница у нас в конторе, ее подселили в нашу казенную хату, поэтому Юлия будет жить с нами, – объяснил он.
     Утром они вместе уходили на работу и вместе приходили вечером. Юлия оказалась весьма общительной. Жить стало веселее, особенно длинными вечерами начала декабря. Николай любил читать книги, у него уже была небольшая библиотечка.
     Послушать «последние известия о войне» люди приходили к воротам конторы, где на столбе висела черная тарелка – радио. Редко у кого было такое в доме. Как же радовались все, когда услышали о разгроме фашистских захватчиков под Москвой!
     В декабре был новый призыв на войну. Получил повестку и Николай: «бронь» кончилась. 30 декабря 1941 года на санях провожали новобранцев до железнодорожной станции. Убитые горем женщины выплакали все глаза за своих мужей и сыновей: останутся ли живы в кровавой мясорубке… Проклинали Гитлера и захватчиков-фашистов, отнявших жизни их дорогих мужчин: уже немало жен и матерей, которые получили «похоронки».
     Соня, рыдая, обнимала своего любимого, не представляя, как она будет жить без него. Как она объяснит четырехлетней дочке, что папа далеко, приедет не скоро! Они будут ждать, ждать, ждать…

(продолжение следует)