Настоящее искусство. Глава 41. Детективы

     18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
     Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
     Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.


Глава 41. Детективы: серия, номер 7256 275626

     Если бы Андрей мог заранее знать, насколько не похожим на элегантные кадры из нуарных детективов окажется его собственное расследование, то едва ли с такой легкостью согласился бы на него.
     Он курит уже четвертую сигарету за ночь, с трудом сдерживаясь, чтобы не выйти из себя от абсолютно нестыкующихся замочных скважин улик и ключей событий, и в тонком застиранном кружеве табачного дыма ему, уже наполовину спящему, мерещатся образы жертв пока досконально не известного ему похитителя, застилающие своими эфемерными телами кипу документов с данными для правдоподобной игры в детектива. Под рукой у него буквально все: подробное досье на каждую из исчезнувших — кажется, даже близкие не знают о них столько, сколько информации удалось не без труда найти Лазареву; россыпи важных для расследования объектов, документов и вещей; вдоль и поперек изученные как биографии подозреваемых, так и доказательства их причастности. Несмотря на то, что совершённые в отношении шести молодых девушек деяния все еще числились как похищения, Андрей был более чем уверен: вряд ли хоть одна из них жива.
     В который раз нервно перебирая испачканные разводами кофе бумаги под коллективный мертвый смех, раздающийся из телевизора, на экране которого надрывается очередная второсортная комедия, чей низкий статус позволяет ее создателям вставлять в аудиоряд увеселительный закадровый хохот, наркоторговец глубоко затягивается, а затем, с силой ударив по столу напрягшимся кулаком, резким нажатием кнопки пульта выключает, кажется, только отвлекающую его от крайне серьезного дела пестроту ящика для штамповки общественного мнения. До боли сжимает виски и закрывает глаза, напоминающие по цвету растворенную в воде красную акварель, уставшие от напряжения, продолжающегося уже далеко не одну ночь.
     Самое ужасное, что может подкинуть судьба человеку, балансирующему на канате тайны буквально в двух шагах до окончания ее натянутой веревки, ознаменовывающей долгожданную разгадку, — подождать еще немного. Пускай даже несколько секунд.
     Андрей чувствует, что до финала расследования осталось совсем чуть-чуть, — в его рукавах спрятаны все карты, необходимые, чтобы выиграть эту азартную партию. Но в какой последовательности их выбрасывать в лицо пока инкогнито-похитителю? У него не поднимается рука, чтобы сделать окончательный выбор в пользу одного из подозреваемых: слишком много ответственности, которую он не готов на себя брать, не будучи на тысячу процентов уверенным. Более того, он как никогда за весь период этого детективного квеста явно чувствует, что отчаянно упускает что-то ключевое, что так упорно скрывается между строк документов и в цветастом узоре пикселей на распечатанных фотографиях, словно испытывая его терпение и заставляя принять одну из христианских добродетелей — полное и безоговорочное смирение.
     Лазарев берет в теплые шершавые руки толстые цветные папки с информацией — «Господи, где я вообще откопал то, что в детстве он отсмотрел почти всю коллекцию советских мультфильмов?» — по главным подозреваемым и, откинувшись на спинку кресла, внимательно поочередно изучает их в тщетных попытках наконец найти то, что скрыто от его затупившегося от непрерывного потока дублирующейся информации сознания, посредством совершенно разных способов чтения: традиционного, обратного, диагонального, отрывочного.
     «Покажи мне, что ты скрываешь. Что мне стоит предпринять, чтобы не просто слышать эти факты, но еще и по-настоящему слушать их?»
     В первом скоросшивателе — приложенная к множеству будто измаранных мелким компьютерным шрифтом бумаг фотография уже достаточно взрослого, обеспеченного и невыносимо красивого мужчины в дорогой одежде. Он запечатлен во время совершения очередной нелегальной сделки: похабно и довольно улыбающийся приветливый продавец-кассир более высокого уровня, не иначе. Андрей вновь и вновь вглядывается в это смазливое лицо: почему этот его коллега не избрал более выгодный и менее опасный путь?
     Знакомое лицо наталкивает его на отстраненную мысль о том, как легко люди спускают на тормозах все проделки красоты. Как просто живется выигравшим при рождении в бессмысленную рулетку на лицевое изящество, впоследствии имеющим такое потрясающе глупое, но действенное природное алиби: наружную привлекательность. Если ты симпатичен, тебе не нужно ничего доказывать, вырывать из горла, стараться добиться чего-либо до потери пульса — всё самостоятельно послушно течет тебе в руки, стоит только твоему лицу-картинке выдать лучезарную очаровательную улыбку, как у главных героев мыльных опер, удивительно похожих друг на друга. Она даже не обязана быть искренней — в этом просто нет нужды.
     Красоте прощается все.
     Красота точно не спасет мир, но по крайней мере одну жизнь убережет гарантированно.

     Имя: Ковалевский Петр Николаевич
     Возраст: 32 года
     Род занятий: наркоторговец, поставщик преимущественно тяжелых опиатов
     Место жительства: Санкт-Петербург
     Дополнительная информация: судим

     На деле представленная личность отвечает всем запросам, которые Андрей вполне имеет право взять во внимание: Петр действительно был лично знаком более чем с половиной жертв, которые в основном, еще раз доказывая предполагаемую вину наркодилера, находились в весьма юном возрасте — от семнадцати до девятнадцати лет; в период временного затишья исчезновений находился, как и сам Лазарев, в длительном рабочем отъезде, а с последней, тоже так и не найденной, как и другие исчезнувшие, девушкой имел свои личные счеты, которые Андрей просто не мог проигнорировать.
     Всем в вынужденно тесной связке поставщиков нелегальных веществ Петербурга было давно известно, что между Отцом и Ковалевским с самого начала появления Петра в мире наркотического сбыта пробежала тень неизвестной неприязни. Несмотря на то, что, как и многие коллеги Андрея, Петр числился учеником Отца, негласный Главарь банды изначально невзлюбил Ковалевского, крайне непедагогично ярко выделив любимчика, коим и по сей день оставался Андрей, а также самого мерзкого хулигана в своеобразном классе — Петра.
     С тех пор, соблюдая необходимую для успешного ведения дел и дальнейшей здоровой и благополучной жизни субординацию со своим учителем, Петр продолжил вести дела уже без всякой его поддержки и, конечно, моментально угодил за решетку за растление малолетней представительницы золотой молодежи. В этой ситуации он, безусловно, был виноват целиком и полностью: с его стороны было совершенно опрометчиво совершать такие серьезные проступки. То есть, разумеется, вообще совершение подобных преступлений является удивительно отвратительным по своей сути делом, однако равноправие людей в необъятном мире, к сожалению или к счастью, никогда не будет достигнуто, и история Петра являет собой яркий пример этого неравенства.
     После освобождения из тюрьмы красная нить и без того весьма натянутых отношений Отца и Ковалевского наконец, соответствуя скрываемым ожиданиям их небольшого общества, окончательно и бесповоротно лопнула: неизвестно по какой конкретно причине, но клиенты Петра вдруг начали повально переходить к его бывшему проводнику в эту запретную вселенную.
     Мотив возможного убийства дочери Отца был вполне очевиден: бедный молодой мужчина с немало покалеченной после пребывания в тюрьме психикой, неспособный унять обуявший его гнев от несправедливости отношения к нему учителя и такого внезапного рабочего предательства — Ковалевский называл это предательством лишь потому, что просто не мог понять, что именно сподвигло даже самых, казалось бы, надежных его клиентов просто уйти, — банально в отместку беспощадно прикончил его дочь, сполна отплатив ему за все то, чего когда-то натерпелся, пока Андрея холили и лелеяли всеми возможными способами.
     Но если бы Лазарев был честен с собой до самого конца, он признался бы себе в том, что настоящее его желание представить Петра как обвиняемого в серии нашумевших исчезновений было спровоцировано в большей степени вовсе не уликами или четким мотивом преступления.

     Крик запертых в супружеской спальне демонов Александра заглушает настойчивый стук в дверь. Ева в домашнем халате, похоже, не спавшая всю ночь, растрепанная и с неловкой прической — даже в туманных тусклых снимках воображения он буквально на кончиках пальцев чувствует, насколько жизненно необходимым для него является легкое, почти невесомое касание этих нежных спутанных локонов, — спешит к двери, не подумав о человеческой имитации сирены, уже который день гулким эхом разбивающейся о стены квартиры.
     Он видит за узкой спиной стоящего у порога весьма респектабельного мужчины с выражением нескрываемого упрека на лице, как стремительно белеет кожа ее скул, когда она одним не соответствующим ее внешнему облику рывком тянет на себя холодный металл ручки.
     — Добрый день. — Андрей слышит эту отвратительную и до тошноты привычную ему улыбку в голосе нежданного гостя, тем не менее едва прикрывающую смущение от криков на втором этаже квартиры. — Могу я увидеть Александра? Меня зовут Петр, у нас с ним есть некоторые нерешенные рабочие вопросы. — Андрей еле сдерживается, чтобы не ударить призрачный образ наркоторговца, так жеманно и, стоит признать, удивительно выверенно произносящего фразы-обманки, призванные сгладить все существующие углы предстоящего разговора.
     — Я не знаю никакого Петра и позвать Сашу сейчас не могу. — Нахмурившая брови супруга Адамова медленно прикрывает входную дверь, все еще придерживаясь рамок приличий и вежливости. — До свидания.
     — Но подождите, — с такой же приторной обаятельностью произносит Ковалевский, — буквально минуту, выслушайте меня. Ваш муж должен мне немалую сумму денег, и срок возврата истекает уже завтра. В ваших же интересах выслушать…
     Ева не нуждается в долгих объяснениях, чтобы понять, кем является этот таинственный человек и за что именно должен так срочно заплатить ее непутевый муж. Типичная семейная русская драма с единственной отличительной чертой: в главных ролях — богатые и знаменитые.
     — Проваливайте отсюда! — мгновенно вскрикивает она, сдерживая горячие злые слезы, норовящие градом покатиться с пылающих от гнева щек, с силой давя на дверь в попытках уже совсем бесцеремонно вытолкнуть гостя. — Надеюсь, вы сгорите в аду. Ненавижу вас. Ненавижу!
     В его ушах раздается мощный хлопок двери, все же с натужным взрывом закрывшейся перед двумя наркоторговцами, фигуры которых, сотканные из фантазии Лазарева и реального случая, рассказанного ему Евой, остаются друг с другом один на один: дилер, как бы абсурдно ни звучало, отдавший все свои силы на избавление Адамова от наркотической зависимости, и тот, кто так болезненно просто с легкостью вновь посадил известного петербургского фотографа на иглу.
     Он чувствует, как на его лице ядовитым плющом расцветает оскал, прорезающий сжатые в плотные стежки ниток губы ножницами неконтролируемой агрессии.
     — С чего такой взбешенный, Лазарев? — произносит деланно равнодушным тоном Петр, складывая руки на груди, обтянутой слепящей белизной рубашки. — Я, кажется, отобрал у любимчика Отца самого дорогого для его капризной особы бывшего клиента? — Андрей мифически ощущает в кармане надежную сталь ножа, которым, к счастью, он так и не воспользовался по назначению за всю свою карьеру. — Ты фантастически глуп, Андрей. Привязанность слепит твои глаза, идиот. — Ковалевский не спеша приближается к нему, и патока взявшейся сахарными комками улыбки оппонента доводит Андрея до пика возможного напряжения. — Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что бывших наркоманов не бывает.

     Андрей с судорожным вдохом выныривает из омута краткого забытья, в котором без сожалений уподобился не известному точно ему убийце. Лазарев моргает, будто стараясь вынуть из воспаленных глаз мелкие осколки такого странно приятного ему кошмара, — внутри его замутненного остатками сна сознания происходит борьба твердыни нравственности и невероятной симпатии к тому, что; его наполовину бодрствующее сознание решило сотворить с Петром Ковалевским.
     Уняв дрожь в руках, он откладывает плотную папку в сторону и принимается за вторую, уже менее объемную, но, пожалуй, не менее остросюжетную по своему содержанию.
     Через минуту комнату вновь заполняют химический аромат сигарет, которые он курит с прогорклых дней своей подъездной юности, мягкий звук шелестящих листов и нетерпеливый треск матовых файлов — предстоит длинная ночная смена. Во время нее Андрей подрабатывает Иисусом каменных джунглей культурной столицы, поставив перед собой до сих пор не выполнимую для всего человечества задачу: спасти всех, при этом не навредив никому.
     Месяц заглядывает в его окно грязной продрогшей собакой, чуя в нем отбившегося от собственной стаи.