Как Дантес загубил свою жизнь в России

                КАК ДАНТЕС ЗАГУБИЛ СВОЮ ЖИЗНЬ В РОССИИ



                1


         
          Скандальный договор об отделении Бельгии от Нидерландов был подписан  в 1831 году, но король Виллем Первый, чей сын герцог Оранский был женат на сестре Николая Первого Анне, долгое время отрицал ее независимость. А осенью 1836 года у него произошел конфликт с русским императором, в котором главными действующими лицами оказались  дипломат Геккерен и  русский поэт. Здесь стоит привести хронологию событий.

             Май 1836 года – рождение второй дочери Пушкина
              Май 1836 года – в Россию возвращается Геккерен после долгого отсутствия
              26 сентября 1836 года  принц Оранский написал письмо Николаю Первому  с жалобой на  русскую императрицу, которая сообщала о несогласии русского двора с политикой Нидерландов в отношении Бельгии. Этим воспользовался посол Нидерландов в России Луи Геккерен и после общения с русской императрицей на эту тему обратился с сообщением в правительство за спиной  принца.
            10 октября 1836 года Николай Первый отправляет  Оранскому ответ, в котором обещает принять такие меры, которые  устроят принца. Что это был за ответ? Возможно, Николай обещал объяснить все происшедшее принцу, доказать, что злого умысла в высказанных словах императрицы нет, ее оговорил Геккерен, который мог это сделать в силу своего характера и плохих наклонностей. Доказательством должен был стать документ, разоблачающий посла.
              В середине октября родственница Натали Пушкиной Идалия Полетика заманивает ее в свой дом для объяснения с Дантесом, который шантажирует жену поэта угрозами обнародовать письма высокопоставленного лица об их отношениях. В событии ( с улицы) участвует Петр Ланской, на ту пору любовник Идалии Полетики, а через семь лет – супруг Натальи Пушкиной-Гончаровой.
             19-27 октября – болезнь Дантеса
              19-27 октября – встреча Пушкина и Дантеса. Болезнь Пушкина
             30 октября принц Оранский отвечает Николаю о том, что удовлетворен его обещанием принять меры.
            
           4 ноября Пушкин получает «Диплом рогоносца» из рук графа Соллогуба
            4 ноября вечером Пушкин вызывает Дантеса на дуэль
            16 ноября Геккерн получает от Пушкина письмо с отказом от вызова на дуэль на основании того, что он «случайно» узнал о намерении Дантеса просить руки Екатерины Гончаровой после дуэли.
           17 ноября Дантес сделал официальное предложение Екатерине Гончаровой
            23 ноября – аудиенция Пушкину у Николая Первого.

            Интересно, что именно в это время в событиях начинает принимать участие сам царь лично. Считается, что Дантес сделал предложение Екатерине Гончаровой из страха быть убитым на дуэли Пушкиным. Но так ли это? Дуэль можно было бы отложить и другими способами. Да еще Дантес собирался жениться на княгине Барятинской, что не было секретом. Логичнее Дантесу было опасно отказаться от этого намерения, поскольку Барятинские были  очень значительными фигурами при дворе и могли поднять такую волну  давления на сына нидерландского посла и на него самого, что мало бы этой парочке не показалось. Но Барятинские даже пальцем не пошевелили на отказ Дантеса от своих брачных намерений и спокойно наблюдали за событиями. Это можно понять, если предположить, кто был настоящим «сватом» у  Дантеса, то есть, царь. Возможно, Барятинские были в курсе и  просто исполняли приказ молчать.
              Распоряжение Дантесу жениться на Екатерине Гончаровой от царя могло прийти после встречи Жоржа с Натальей Пушкиной в доме у Полетики. На браке француза с сестрой настаивала Натали, о чем,  разумеется, стало известно Николаю. Испытывая особые чувства к жене поэта,  царь исполнил  страстное желание Гончаровой присоединиться к семье Геккеренов. Согласие Дантеса вступить в этот брак было сравни погубления его жизни, как утверждал посол, но его приемный сын пошел на это. Вспомним, даже после изгнания Дантеса из России после дуэли Николай сохранил к нему благожелательное отношение и даже позже встречался с ним. Этот факт вписывается в версию женитьбы француза по приказу царя, выполнившего  каприз  приятной ему женщины.
          Вспомним еще одну странную свадьбу – самой Натальи Николаевны Пушкиной-Гончаровой и  Петра Ланского, родственника фаворита Екатерины Второй. Она произошла через семь лет после гибели Пушкина, который на смертном одре приказал ей выходить замуж через два года, но она  предпочла оставаться в одиночестве  целых семь лет. Естественно, без покровительства царя она не смогла бы растить четверых детей и оставаться в материальной и физической безопасности. Все-таки ее брак состоялся, но с кем? С Петром Ланским, который был замешан в истории встречи Натали и Дантеса в доме у Полетики, как говорили, любовницы Ланского. Во время этого свидания Ланской  якобы находился во дворе и охранял эту встречу от ненужных свидетелей.
        Биографы  за прошедшие двести лет ничего более интересного не придумали, как объявить Ланского примитивным служакой, согласившимся выполнять постыдную роль сводника. Но так ли это было? А может быть, он выполнял приказ Бенкендорфа охранять встречу Пушкиной и Дантеса  по поводу его женитьбы на Екатерине Гончаровой по приказу царя? Нам известно, что после этого свидания Пушкин встречался с Дантесом и у них шел разговор о каких-то письмах высокопоставленного человека, которыми Дантес угрожал  жене поэта. А если этот высокопоставленный человек был царь и записки были от него Дантесу о женитьбе на Екатерине Гончаровой, а взбешенный Дантес упрекал Натали в связи с царем, оказывающем на него такое давление, которое Луи Геккерен позже назвал погублением жизни своего сына?
           После этой встречи Дантес и Пушкин заболели одновременно. На ней поэт узнал, что Дантес переписывался с Екатериной, а не с его женой. И Пушкин стал ждать предложения руки и сердца свояченице. Встреча состоялась в середине октября, а предложение последовало лишь через месяц – 17 ноября. И через шесть дней состоялась встреча Пушкина с царем, о содержании которой так никто и никогда не узнал.
        А через семь лет состоялась свадьба  Натали и Ланского. Они хорошо жили, у них родились дети, супруги успели их вырастить и обеспечить. Но Натали рано умерла, и привлекает внимание один факт – Ланской распорядился похоронить себя в ее могиле, сверху. Конечно, для того, чтобы тело супруги поэта не было доступно для надругательств ее ненавистников. Так и произошло – Натали и Ланской похоронены в одной могиле. Он закрыл ее своим телом от враждебных посягательств. Можно подумать, что Ланской так распорядился от большой любви к жене, но, возможно, это тоже было завещание царя, как и распоряжение Ланскому жениться на Пушкиной.
          Пушкина познакомилась с Петром Петровичем Ланским, родственником  фаворита Екатерины Второй, зимой 1844 года. Весной этого года она собиралась на морские купания в Ревель для поправки здоровья детей. Однако поездка была отложена, так как Наталья Николаевна вывихнула ногу, а в мае Ланской сделал ей предложение. В каком ключе обсуждался этот брак в светском обществе, свидетельствует дневниковая запись Модеста Корфа от 28 мая 1844 года:
«После семи лет вдовства вдова Пушкина выходит за генерала Ланского <…> ни у Пушкиной, ни у Ланского нет ничего, и свет дивится этому союзу голода с нуждою. Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть тому назад он тоже был у неё, и, вследствие этого визита или просто случайно, только Ланской вслед за этим назначен командиром Конногвардейского полка, что, по крайней мере временно, обеспечивает их существование».
        И никто из биографов не обратил внимание на очевидные факты участия Николая Первого в замужестве Наталии Николаевны Пушкиной. Случайно познакомилась с Ланским,  случайно подвернула ногу и не поехала  с детьми в сторону Европы, тут же свершился скоропостижный брак – после визита к Пушкиной царя.
           Интересно, что такой же странный брак случился в Пятигорске через десять лет после гибели Лермонтова. Эмилия Клингерберг, в доме которой (генерала Верзилина) случился скандал между Лермонтовым и другом его детства Мартыновым, ставший причиной смертельной дуэли, вышла замуж за троюродного брата поэта Акима Шан-Гирея.
        Аким и Лермонтов были очень близки с раннего детства и считали друг друга родными братьями. Казалось бы, очевидная виновница скандала и дуэли должна быть врагом Акима. Но… она в 1851 году ( ровно через десять лет после гибели поэта, в черный «юбилейный год) становится его женой и даже рожает ему двух детей в весьма преклонном возрасте. А дорогой дом генерала Верзилина, ее отчима, переходит  не к его родным дочерям, а к Эмили.
       Но откуда взялись эти две непонятные никому до сих пор свадьбы? И зачем? А ведь в их основе  есть что-то общее. Прежде всего, неожиданная  и неприятная  почитателям таланта гениев близость, неизвестно вдруг откуда-то взявшаяся, очевидно враждебных сторон. По человеческим понятиям как Натали Пушкина не могла иметь не то что любовной, но даже обычной притягательности к шпиону царя Петру Ланскому, к тому же, любовнику ненавистной ей, нечистоплотной в своем поведении Полетики, так и Аким Шан-Гирей, казалось бы, не мог хорошо относиться к виновнице гибели его троюродного брата Михаила Лермонтова. Если неприглядным действиям Ланского и Эмилии было множество очевидцев, от которых  получали неопровержимые доказательства Натали и Аким, то как эти двое могли дойти  до любовной страсти и  даже супружества с явными врагами Лермонтова и Пушкина? Ну это же просто невероятно!
          В чем дело? Возможно, в том, что с тех пор главной их задачей являются свидетельства о тех роковых событиях, которые оба супруга представляли  совсем в ином свете, чем это было на самом деле. Шан-Гирей стал вообще официальным биографом Лермонтова. Затем к нему присоединилась  их с Эмилией дочь, продолжившая традиции обеливающей версии событий в доме Верзилинх летом 1841 года. Этот брак позволил царю представить  очевидицу и виновницу дуэли Лермонтова как абсолютно невинную и добропорядочную даму – «розу Кавказа». Так Николай Первый «прикрыл» свое заказное убийство великого литературного гения России? Так же, как он организовал оговор Грибоедова Мальцовым, сделав его затем несметно богатым, и клевету на Пушкина и его жену, для защиты мертвого тела которой заранее приготовил тело Петра Ланского? Если  к Эмилии  и Акиму, биографом Лермонтова присоединилась их взрослая дочь Евгения Шан-Гирей, то  в семье Ланских им стала дочь Петра и Натали - Александра Арапова.
         Возможно, эти две свадьбы были  заданием Николая Первого для прикрытия его действий, ставшими причиной гибели Пушкина и Лермонтова?
           Заметим: свадьба Эмилии и Акима состоялась в юбилейный год гибели  Михаила Лермонтова. Прошло десять лет – в такие даты общество обычно  волнуется,  публикуются воспоминания, взволнованные, обличающие речи. Но неожиданный брак врага поэта Эмилии из дома генерала Верзилина с любимым братом Лермонтова  Акимом Шан-Гиреем не только удивил общество, но сразу же понизил градус напряженности в печальную дату. Расчет царя успокоить общественное мнение и заглушить интерес к трагедии этим браком был абсолютно точен, как можно предположить. Эмилия не только была выведена из-под законного осуждения общественности как участница травли поэта, но и поднята над этим осуждением и даже заполучила в руки по праву его родственницы возможность сочинять свою историю  гибели гения, отмыв в ней черные пятна своей  вины. Такова была благодарность царя к своему агенту в деле погубления поэта и ее защита. Разумеется, это оставило неприятный осадок во мнении русского общества, но до сих пор биографы предпочитают шагать в своих оценках по пути, указанному Эмилий.
         Если брак Эмилии и Акима можно объяснить скорбной датой гибели Лермонтова – 1851 год, то не было ли каких-то особых причин у свадьбы Натали Пушкиной и Петра Ланского? Почему именно в 1844 году Николай забеспокоился о вдовьей судьбе  своей подопечной? Да, случились события, о которых говорить трудно, но приходится…
         Эти события как бы ломают версию невиновности Натали Гончаровой в ее связи с Дантесом. Летом 1843 года вдова историографа Карамзина Екатерина помогает Натали  посетить дорогой аристократический курорт в Ревеле, где у Карамзиной был свой дом. Тем же летом в Сульце  умирает при родах сестра Натали Екатерина Гончарова. А через полгода, после траура,  Наталья Николаевна, теперь уже с детьми, вновь собирается в Ревель  на их лечение. Возможно, даже самые настойчивые злопыхатели по поводу неверности Натали Пушкину не могли подумать о том, что могло там произойти, если бы состоялась встреча вдовствующих Натали и Дантеса. Думали ли они об этом? Нам неизвестно, но обо всем подумал царь и явился к Пушкиной. Он не мог допустить ни встречи этих людей, ни  вселенского скандала, который снова привлек бы  внимание уже международной общественности к гибели русского гения, а,  значит, и к самому Николаю Первому! Вывихнутая нога вдовы и ее скоропалительный брак исправили все. Как говорится, хотите верьте, хотите нет, но так развивались события. А что в них правда и что домысел, мы не можем судить, поскольку  не было  расследования. Заметим только, что царь выдал  Гончарову-Пушкину замуж за человека, который был свидетелем  ее встречи с Дантесом в доме у Полетики, когда, возможно, у них шла речь о постылой  женитьбе приемного сына посла Нидерландов на сестре Натали и одновременно состоялись  объяснения о завершении собственных отношений, если они были.
         Жизнь в течение двухсот лет показывает, что решение царя для самозащиты в этом страшном деле было весьма эффективным: до сих пор  не разгадана тайна гибели русских гениев, ученые и биографы так и топчутся на том месте, откуда пошли грубые и неопровергнутые версии событий, предшествующих роковым дуэлям. Виновницей гибели Пушкина  навсегда объявлена его супруга с ее амурными связями с Дантесом и царем, а причиной  дуэли Лермонтова – его плохой характер и ссора в доме генерала Верзилина между ним и другом его детства Николаем Мартыновым.
         И возникает вопрос: если эти версии можно  подвергнуть сомнению из-за вновь открывающихся очевидных фактов, то, значит, игра Николая Первого продолжается, и можно и нужно вести расследование этой игры с учетом исторических событий середины 19 века и личных действий русского императора. Чтобы понять – он расчетливый холодный безжалостный убийца или так звезды сошлись в судьбах наших гениев?
          Даже через двести лет уже современный  известный актер и режиссер громко выступил с предложением Следственному комитету  начать расследование по поводу гибели Лермонтова в 1841 году от руки другого наемного убийцы, а не Мартынова. А какая разница? Как нет разницы, от чьей руки погиб Пушкин – от руки Толстого Американца или Дантеса? Среди этих наемных убийц не было дураков – это были люди, подготовленные для преступления. И они его совершили. Тайна гибели поэтов Грибоедова, Пушкина, Лермонтова не является их семейной тайной, как нам стараются  доказать такие «верные» биографы, как Шан-Гиреи и Ланские, эта великая тайна принадлежит только семье Романовых. Любыми способами они постарались унести ее с собой в могилу. Но, как видим, вход оказался открыт, да вот беда – заглянуть туда не находится желающих.

                2

             Свадьба Дантеса и Екатерины Гончаровой не имела никакого значения в дуэльно-политической ситуации Пушкина и Дантеса. Но имела значение  аудиенция  Пушкину у царя через шесть дней – 23 ноября. Мы так никогда и не узнаем, о чем шла речь на этой встрече. Но зато знаем, что аудиенция произошла через 19 дней после получение поэтом анонимного письма. Оно, возможно, и есть тот документ, который Николай Первый сам подготовил и мог использовать  в оправдании себя и своей супруги перед герцогом Оранским. Письмо это было написано, послано Пушкину и им прочитано. Теперь нужны были доказательства того, что документ нашел своего адресата и действительно существует, причем с тяжелыми последствиями – вызовом на дуэль Пушкиным сына посла Геккерена. Доказательством могли послужить письмо поэта Бенкендорфу и аудиенция царя Пушкину 23 ноября, на которую тот явился в сопровождении Бенкендорфа, располагающего письмом Пушкина, сообщавшего об анонимке.
          «Диплом рогоносца» был по своему содержанию таким насыщенным и оскорбительным в первую очередь для венценосных особ российской Империи, что вполне мог служить доказательством недопустимого поведения посла Геккерена на своем посту. Нужно понять его содержание, нужна расшифровка, чтобы весь ужасный смысл нескольких оскорбительных строк был понятен.
           Но давайте еще раз вспомним текст печально известного всему миру анонимного письма, полученного Пушкиным и его друзьями 4 (16) ноября 1836 года и ставшего причиной смертельной дуэли поэта и приемного сына голландского посла Луи Геккерена: «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».
              Пушкин считал, что письмо написал Геккерен, о чем сообщил Бенкендорфу. Это свидетельство было очень важным. А его глубокий «дворцовый» смысл заставляет предположить, что одним из автором письма мог  быть сам Николай Первый.
              Впервые анонимное письмо, ставшее причиной смертельной дуэли Пушкина и Дантеса,  в России было опубликовано лишь в 1903 году. Но удивительное дело – никогда текст «Диплома рогоносца» никем по-настоящему не расшифровывался и до сих пор остается загадкой. Да, велись всевозможные расследования, чтобы установить автора этого ужасного злословия. Много сказано о бумаге, о конверте, о надписях на нем и масонской печати красного сургуча. Все это досконально изучено, но так ни к чему и не привело. А вот о содержании анонимного письма не  сказано почти ничего. И это большая ошибка, потому что именно в тексте «диплома» скрыта такая огромная история, что  вычерпывать ее можно очень долго, получая  интереснейшие факты, которые ведут нас к точке отсчета смерти нашего великого поэта, но точка эта находится  далеко во времени.
          В этом печально известном всему миру анонимном письме, полученном Пушкиным и его друзьями 4 (16) ноября 1836 года и ставшем причиной смертельной дуэли поэта и приемного сына голландского посла Луи Геккерена, указаны три фамилии – самого Пушкина, «графа» А. Борха и Д.Л. Нарышкина. Под Борхом  злопыхатели могли «спрятать»  Луи Геккерена – Борх – входит в «состав» его сложного имени.
Но кто же такой «великий магистр светлейшего Ордена Рогоносцев, его превосходительство»  Д.Л. Нарышкин? Историки  дают  нам скупые сведения об этом человеке – как о муже любовницы императора Александра Первого. И едва ли многим известно ее имя – Мария Четвертинская. А оно, между тем, связано кровавыми событиями в ее семье во время польского восстания конца 18 века.
           Вспомним, кто из знатных поляков был зверски убит польскими националистами во время Польского восстания в 1794 году? Антоний Четвертинский, сторонник России, отец Марии Четвертинской-Нарышкиной. Которая  в 1795 году стала женой (скорее всего – формальной) богатого вельможи Д.Л. Нарышкина.
           Бесстыдство и низость анонимного  письма Пушкину в 1836 году гораздо глубже и ужаснее, чем это привыкли видеть современники. А «увидели» они лишь  позор семьи Д.Л. Нарышкина, мужа любовницы императора Александра Первого Марии Четвертинской-Нарышкиной, который должен был теперь ассоциироваться с надуманным великим светом «позором» Пушкина из-за связи его жены с Дантесом или даже с самим Николаем Первым. Но никто за то время, когда был опубликован этот грязный пасквиль ( в 1903 году), не удосужился объяснить «почтенной публике»:  на самом деле, этот зашифрованный текст нанес сильнейший удар по самолюбию поэта-патриота. Потому что в нем позорилось имя женщины,  которая в шестнадцать лет, будучи круглой сиротой, попав в Россию после побега от разъяренных толп,  убивших ее отца в Польше, не была защищена никем при дворе Екатерины Второй. Которая, щедро откупившись от семьи политических беженцев, отдала девушку в бесстыдные руки своего сексуально озабоченного внука -  цесаревича Александра. Который затем испортил жизнь и себе, и своей супруге, императрице Елизавете, и ни в чем не виноватой юной Марии, которая целых пятнадцать лет, попав в его плен, готовила свой побег, и ее «мужу», Д.Л. Нарышкину, который был вынужден всю жизнь, подчиняясь воле императора  и его любовными прихотям, до самой смерти, нести на себе звание рогоносца.
                Можно сказать, что жертвой этой сексуальной интриги Александра Первого стал и Пушкин, и, главное, его творчество. Потому что, приводя сравнение его семейного положения в 1836 году с постыдным положением  Д.Л. Нарышкина и его жены, полячки Марии Четвертинской, дочери поляка-героя, которую Александр Первый опозорил, а не создал ей достойного подвигу ее отца положения в русском обществе, недруги и ненавистники Пушкина сводили на нет высокое и важное значение его стихотворений
«Перед гробницею святой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина». А его самого свергали с почетного пьедестала передового рупора русской политики и поэзии. Вот что приводило его в отчаяние более всего. Ненавидевший поэта Адам Мицкевич, поливший его грязью в своих стихах как  покорного раба русского царя-тирана, мог теперь быть вполне доволен – соотечественники Пушкина  превзошли в ненависти самых яростных врагов русского гения в Европе.
          Но точка отсчета гибели поэта даже не в этом проклятом «дипломе», а уходит в более раннее время – в правление Екатерины Второй, к другому Нарышкину – отцу Дмитрия Львовича, Льву Александровичу Нарышкину.

                3

              Дмитрий Львович Нарышкин был сыном Льва Александровича Нарышкина, чей отец, Александр Львович (имена повторяются –Т.Щ.), был  двоюродным братом Петра Первого.
               Итак, Нарышкин Лев Александрович - младший сын Александра Львовича Нарышкина (двоюродного брата Петра Великого) и статс-дамы Елены Александровны Апраксиной (внучки его сподвижника Петра Матвеевича Апраксина). Службу начал в Преображенском полку, в 1751 году был назначен камер-юнкером при дворе великого князя Петра Федоровича (будущего императора Петра Третьего) и стал его фаворитом. После того, как 25 декабря 1761 года на престол вступил Петр III, ему сразу же было пожаловано 16000 рублей из денег камер-конторы. 1 января 1762 года он был произведен в шталмейстеры с рангом и жалованьем действительного генерал-поручика, 10 февраля получил в подарок каменный дом, 16 февраля, вследствие упразднения Канцелярии тайных и розыскных дел, был назначен вместе с театралом А. П. Мельгуновым и драматургом и актером Д. В. Волковым  для приема в Санкт-Петербурге доносов об умысле по 1-му или 2-му пункту.
              До самой кончины Петра III Нарышкин находился при нём неотлучно, и по вступлении Екатерины II на престол был арестован в Ораниенбауме в числе приверженцев императора. Арест его был, однако, непродолжителен, и Екатерина II стала по-прежнему милостиво относиться к Нарышкину, а в день своей коронации, 22 сентября 1762 года, пожаловала в обер-шталмейстеры. В 1766 году он сопровождал великого князя Павла Петровича в Берлин.   Находясь при особе государыни, Нарышкин всю свою жизнь провел в придворном кругу. Он сопровождал императрицу в её путешествиях в 1780—86 годах в Белоруссию, Вышний Волочек и Крым.
           Нарышкин отличался необыкновенным хлебосольством и страстью устраивать великолепные и шумные балы, маскарады и пикники. Один из маскарадов, данный Нарышкиным для Екатерины ІІ в 1772 году, стоил ему 300000 рублей. Описание этого маскарада было сделано в тогдашних «Санкт-Петербургских ведомостях». Его дом был всегда с утра до вечера открыт для посетителей, причём хозяин не знал многих своих гостей и по фамилии, но всех принимал с одинаковым радушием.
            Умер 10 (21) декабря 1799 года, незадолго до смерти пожалованный в действительные камергеры.  Несмотря на то, что Нарышкин не занимал крупных постов, сам он по этому поводу нисколько не расстраивался, поскольку и не стремился к этому — но всегда гордился своей родовитостью, будучи двоюродным племянником Петра I.  Был необыкновенно популярен в петербургском обществе и считался, пожалуй, самой яркой звездой среди придворных Екатерины, внося в их круг веселость и оживление и являясь, по сути, главным шутом двора. Его веселый, добродушный характер, общительность и остроумие снискали ему расположение Петра III, обычно подозрительно относившегося к придворным своей супруги. М. М. Щербатов в сочинении «О повреждении нравов в России», характеризуя Петра III, писал: «Сей Государь имел при себе главного своего любимца — Льва Александровича Нарышкина, человека довольно умного, но такого ума, который ни к какому делу стремления не имеет, труслив, жаден к честям и корысти, удобен ко всякому роскошу, шутлив, и, словом, по обращениям своим и по охоте шутить более удобен быть придворным шутом, нежели вельможею. Сей был помощник всех его страстей».
             Екатерина II, будучи очень невысокого мнения о дарованиях и нравственных качествах Нарышкина и называя его то «прирождённым арлекином», то «слабой головой, бесхарактерным» или, наконец, «человеком незначительным», тем не менее, очень ценила его общительный характер и умение развлекать общество: «Он был способен создавать целые рассуждения о каком угодно искусстве или науке; употреблял при этом технические термины, говорил по четверти часа и более без перерыву, и в конце концов ни он и никто другой ничего не понимали во всем, что лилось из его рта потоком вместо связанных слов, и все под конец разражались смехом.
                Более того, когда в 1783 году на страницах журнала «Собеседник любителей российского слова» скрывшийся под маской анонима Д. И. Фонвизин обратился к Екатерине II с вопросом, намекающим на Нарышкина: «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют и весьма большие?», — он получил от Екатерины весьма жесткую отповедь.
              Оригинальная личность Нарышкина отразилась на некоторых литературных произведениях императрицы. Нарышкин не был писателем, но его интерес к литературе и её деятелям достаточно засвидетельствован, в частности, Н. И. Новиков посвятил ему 2-е издание своего «Трутня».
         Державин, посвятивший Нарышкину два стихотворения, писал о нём:
«Он был весьма острый и сметливый человек, а ежели бы не напустил на себя шутовства и шалости, то мог бы по своему уму быть хороший министр или генерал».
       А из посмертных отзывов о Нарышкине характерен следующий:
«Он был вельможа тем более опасный, что под видом шутки, всегда острой и язвительной, умел легко и кстати высказывать самую горькую правду».
Все эти, весьма разрозненные, биографические факты, известные сегодня из многочисленных сетевых документальных публикаций, практически ничего не говорят нам о Льве Александровиче Нарышкине настоящем. Оно лишь  обозначено намеками в отдельных эпизодах его жизни. Но что означает назначение его императором Петром       Третьим одним из трех руководителей всего политического сыска России сразу после того, как в это время была упразднена Тайная канцелярия? Другие двое – это драматург Дмитрий Григорьевич Волков и деятель русского просвещения и масонства Алексей Петрович Мельгунов.
Если принять во внимание, что актеры и  великосветские острословы, коими и являлись Нарышкин, Волков и Мельгунов, играли при русском дворе роль придворных шутов, то очень трудно понять,  почему именно им Петр Третий  передал управление всем российским политическим сыском.
Тайная канцелярия — орган политического сыска и суда в России в XVIII веке. В первые годы существовала параллельно с  Преображе;нским прика;зом, выполнявшим сходные функции. Упразднена в 1726 году, восстановлена в 1731-м как Канцеля;рия та;йных и розыскных дел - вот она и была  ликвидирована в 1762 году Петром III. Однако вместо неё в том же году Екатериной II учреждена Тайная экспедиция, выполнявшая ту же роль. Окончательно упразднена Александром I, который создал многоступенчатую систему (и, как показало восстание декабристов, неэффективную –Т.Щ.) службы государственной безопасности, реформированную Николаем Первым в Третье Отделение Собственной его величества канцелярии (А. Бенкендорф).
 С 1725 года Тайная канцелярия занималась и уголовными делами, которыми ведал А.И. Ушаков. Но при малом количестве людей (под его началом было не более десяти человек, прозванных экспедиторами тайной канцелярии) охватить все уголовные дела такому отделению было не под силу. При тогдашнем порядке расследования этих преступлений колодники, уличенные в каком-либо уголовном преступлении, могли по желанию продлить свой процесс, сказав «слово и дело» и совершив донос. Они немедленно забирались в Преображенский приказ вместе с оговорёнными, причем очень часто оговаривались люди, не совершившие никакого преступления (и что в 1937 году было нового в политическом сыске в СССР? –Т.Щ.), но на которых доносчики имели злобу. Основное направление деятельности приказа — преследование участников антикрепостнических выступлений (около 70% всех дел) и противников политических преобразований Петра I ( и тут – то же самое относительно политических репрессий в СССР при диктаторе Сталине – Т.Щ.).
После роспуска Тайной канцелярии в 1726 году она возобновила работу уже как Канцелярия тайных и розыскных дел в 1731 году под руководством все того же А. И. Ушакова. К компетенции канцелярии  было отнесено следствие по преступлению «первых двух пунктов» Государственных преступлений (они означали «Слово и дело государево». 1-й пункт определял, «ежели кто каким измышлениям учнет мыслить на императорское здоровье злое дело или персону и честь злыми и вредительными словами поносить», а 2-й говорил «о бунте и измене»). Главным орудием следствия были пытки и допросы с «пристрастием».
Большая популярность этой канцелярии была приобретена в годы Бироновщины. Анна Иоанновна боялась заговора. Около 4046 человек было арестовано и пытано, около 1055 дел рассмотрено в застенках данного ведомства. Не осмотрено оставалась 1450 дел. Со смертью Анны Иоанновны, тайной канцелярии было поручено найти обвинение для Бирона. И она нашла.
Затем, как всегда и случается в смутное время ослабления власти,  канцелярия потеряла прежнее влияние и была под грозою закрытия. В конце ноября 1741 года, заведовавший данным органом Ушаков, знал  о заговоре Елизаветы Петровны против  Анны Леопольдовны, но решил не мешать заговорщикам, за что после победы дочери Петра не был снят с должности. С приходом ее к власти  тайная канцелярия снова приобрела популярность. Появились такие должности, как соглядатай, который записывал и подслушивал важные разговоры или следил за шпионами.
В 1746 году Тайной канцелярией стал заведовать Александр Иванович Шувалов. Во время его руководства попали в опалу ближайшие друзья и сподвижники Елизаветы Петровны: Шетарди (1744), Лесток (1744 и 1748), Апраксин и Бестужев (1758).



                4


         «Придворные арлекины» Лев Нарышкин, Дмитрий Волков и Алексей Мельгунов  возглавили политический сыск России на тот период, когда Петр Третий своим манифестом упразднил Канцелярию тайных и розыскных дел.
         Биографы пишут: Алексей Петрович Мельгунов (9 (20) февраля 1722 — 2 (13) июля 1788) — деятель Русского Просвещения и масонства, действительный тайный советник, по словам Екатерины II — «очень и очень полезный государству человек». Генерал-губернатор Ярославского наместничества (1777—1788).
Владелец Елагина острова в Петербурге («Мельгунов остров») и подмосковной усадьбы Суханово.
Родился 9 (20) февраля 1722 года, сын петербургского вице-губернатора Пётра Наумовича Мельгунова и его жены Евфимии Васильевны, урождённой Римской-Корсаковой.
С 20 января 1737 года, вместе с братом Александром воспитывался в Сухопутном шляхетском корпусе. Хорошо знал немецкий язык и при выпуске из корпуса в ноябре 1740 года был взят камер-пажом ко двору Елизаветы Петровны.
С 1756 года — адъютант (в чине бригадира) Петра Фёдоровича, входил в круг его ближайших приближённых. Командовал Ингерманландским пехотным полком. В качестве фактического руководителя (иногда именуется шефом) Сухопутного шляхетского корпуса (1756—1761) создал при нём театр, открыл типографию.
28 декабря 1761 года произведён в генерал-майоры, а в феврале — в генерал-поручики; принимал доносы «об умысле по первому и второму пункту». Участвовал в подготовке важнейших законодательных актов Петра III, открывавших перспективу прогрессивных преобразований (манифест об уничтожении Тайной канцелярии, указ о вольностях дворянства и другие). Пётр III пожаловал ему 1000 душ крепостных и землю в столице, назначил членом Особого собрания при императоре; 10 февраля 1761 года был награждён орденом Св. Александра Невского.
В момент свержения Петра III (28 июня 1762 года) он сохранил верность императору, за что заплатил арестом и опалой, но Екатерина II вскоре пригласила его вновь на службу и в 1764 году назначила генерал-губернатором Новороссийской губернии.
Мельгунов проявил себя умелым и просвещённым администратором, организовал типографию в крепости святой Елисаветы, первым проводил археологические раскопки скифских курганов на Днепре (золотые и серебряные вещи из курганов составили «мельгуновский клад» в Эрмитаже). Составил доклад о реформе народного образования в России.
В 1765 году он был «пожалован в Москву сенатором и Камер-коллегии президентом». Был депутатом Комитета по составлению нового Уложения (1767), директором казённых винокуренных заводов.
В чине действительного тайного советника с 1777 года до конца жизни был ярославским, а с 1780 года ещё и вологодским генерал-губернатором. В разное время в состав края, находившегося под его управлением, входили вологодские, костромские, архангельские земли.
      А вот энциклопедические данные о соратнике Мельгунова при Петре Третьем Дмитрии Васильевиче Волкове, государственном деятеле и драматурге. Он был, как они утверждают, наиболее  выдающейся  фигурой  царствования  Петра  Третьего. Тайный советник, сенатор, при Петре III секретарь Особого совета и вероятный составитель важных указов, впоследствии губернатор Оренбургской губернии, смоленский наместник и генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга. В книге «Руководители Санкт-Петербурга» начало литературной деятельности Дмитрия Васильевича Волкова связывается предположительно со временем путешествия по Волге в свите Екатерины II в 1767 году, когда императрица и её спутники переводили с французского исторический роман Ж.-Ф. Мармонтеля «Велизарий».
         В 1774 году была напечатана комедия Волкова «Воспитание», в том же году поставленная на сцене Московского театра. Пьеса, написанная в традициях учительной комедии и мещанской «слёзной» драмы, содержала выпады против А. П. Сумарокова и Д. И. Фонвизина, а также отдельных представителей дворянства в рамках, допускаемых цензурой; возможно, что опубликованная в том же году Сумароковым «Притча на несмысленных писцов» представляла собой ответный выпад в адрес Волкова. Волкову приписывается также опубликованная анонимно в 1774 году в новиковском журнале «Кошелёк» одноактная пьеса «Народное игрище».
      Волков в  последние  шесть   лет   елизаветинского
правления занимал должность конференц-секретаря,  то  есть  руководителя  канцелярии Конференции при высочайшем дворе. Понятно, что он, в силу литературным владением словом, составлял тексты всех документов  этого учреждения как при Елизавете Петровне, так и при Петре III. После ликвидации Конференции император 30 января 1762  года  назначил  Волкова  своим  тайным секретарем, то есть руководителем личной императорской канцелярии. Тем самым
она была выделена из Кабинета его  императорского  величества,  который  под
руководством А.В. Олсуфьева занимался теперь  лишь  финансово-хозяйственными
делами царской семьи. Волковым составлены тексты большинства указов и других
документов за личной подписью императора. Говорят, что влияние этого деятеля  было  очень велико: современники утверждали, что "Волков водил пером Петра III и был его ближайшим советником",  "император  ничего  не  предпринимал  без  совета  и решения  Волкова,  и  можно  сказать,   что   этому   человеку   принадлежит
значительная доля в славных и благодетельных деяниях монарха".
      Из исторических источников известно: Манифест об уничтожении Тайной канцелярии был написан Д.Б.  Волковым  и 16 февраля 1762 года утвержден подписью императора. В этом  акте  осуждалась
"...практика работы политического сыска,  которая  "злым,  подлым  и  бездельным
людям подавала способ или ложными затеями протягивать вдаль заслуженные  ими
казни и наказания, или же злостнейшими клеветами обносить своих  начальников
и неприятелей". Далее объявлялось,  что  "Тайная  розыскных  дел  канцелярия
уничтожается отныне навсегда", а "ненавистное изражение, а именно  "слово  и
дело",  не  долженствует  отныне  значить  ничего".  Но  если   "кто   имеет
действительно и по самой правде донести о  умысле  по  первому  или  второму
пункту" (покушение на жизнь и  честь  государя  или  бунт  и  измена  против
Отечества), тот  должен  немедленно  подавать  донос  в  ближайшее  судебное
учреждение или воинскому начальнику. Доносителей  надлежало  "увещевать,  не
напрасно ли на кого затеял", упорствующих сажать на два дня под  караул  без
еды и питья, а потом снова  "спрашивать  с  увещанием,  истинен  ли  донос".
Выдержавшие эти испытания должны были направляться "под крепким караулом"  в
Сенат, Сенатскую контору или ближайшую губернскую канцелярию, где  надлежало
проводить следствие. Окончательные решения всем делам выносил Сенат. Ему  же
поручалась разработка мер, "к  тому  служащих,  чтоб  несправедливые  доносы
пресечь, невинных не допустить ни до малейшего претерпения,  а  преступников
открывать и изобличать кратким и надежным образом без кровопролития".
     В манифесте объявлялось намерение Петра III лично рассматривать дела по
политическим преступлениям в своей "резиденции". Император обещал  "показать
в  том  пример,  как  можно  и  надлежит  кротостью   исследования,   а   не
кровопролитием прямую истину разделять от клеветы и коварства и смотреть, не
найдутся ли способы самим милосердием  злонравных  привести  в  раскаяние  и
показать им путь к своему исправлению".
     Однако сведений о выполнении Петром III своих  благих  намерений  не  имеется. Напротив, есть свидетельства о  том,  что  он  без  всякого  разбирательства подвергал наказаниям людей за "сообщения  по  важному  делу",  заявляя,  что "ненавидит  доносчиков".  Но предположим, что  отдельные  случаи  крайних  мер   со   стороны импульсивного монарха не уменьшали значения реформы политического сыска и  в особенности провозглашения гуманных следственных методов.
       Последний из этой знаменитой зловещей "тройки" генералов-комедиантов - Лев Нарышкин. После того, как 25 декабря на престол вступил Петр III, словоблуд Елизаветы Петровны стал одним из его фаворитов. 28 декабря ему было пожаловано 16000 рублей из денег камер-конторы. 1 января 1762 года он был произведен в шталмейстеры с рангом и жалованьем действительного генерал-поручика; 10 февраля получил в подарок каменный дом, а 16 февраля, как уже говорилось, вследствие упразднения Канцелярии тайных и розыскных дел, был назначен вместе с А. П. Мельгуновым и Д. В. Волковым для приема в Санкт-Петербурге доносов об умысле по 1-му или 2-му пункту. 17 мая в заведование Нарышкина было отдано соединённое управление главной конюшенной канцелярии и придворной конторы; в июне он получил орден Святого апостола Андрея Первозванного.
      До самой кончины Петра III Нарышкин находился при нём неотлучно, и по вступлении Екатерины II на престол был арестован в Ораниенбауме в числе приверженцев императора. Арест его был, однако, непродолжителен, и Екатерина II стала по-прежнему милостиво относиться к Нарышкину, и в день своей коронации, 22 сентября 1762 года, пожаловала в обер-шталмейстеры.
         В манифесте Петра Третьего было запрещено «Слово и дело государево». Однако  Нарышкин, Волков и Мельгунов должны были работать именно с доносами, так что в принципе манифест ничего не менял. А вообще в этом назначении придворного «словоблуда» и театралов на роль предвестников пыток и казней было что-то зловещее. Ведь только от этих троих зависели судьбы и жизни множества людей, часто невинных. И как-то это даже напоминает страшные «тройки» НКВД СССР  или республиканские, краевые и областные тройки НКВД СССР — органы административной (внесудебной) репрессии при республиканских, краевых и областных управлениях НКВД СССР, созданные в целях проведения операции по репрессированию «антисоветских элементов» и действовавшие в СССР с августа 1937 по ноябрь 1938 года.
           Но вскоре преемником Тайной канцелярии стала Тайная экспедиция при Сенате — центральное государственное учреждение в Российской империи, орган политического розыска (1762—1801). Формально учреждение возглавлял генерал-прокурор Сената, однако, фактически всеми делами ведал обер-секретарь  С. И. Шешковский, сменивший на этом посту Шувалова. Тайная экспедиция занималась расследованием заговора В. Мировича, осуществляла уголовное преследование А. Н. Радищева, курировала суд над Е. И. Пугачёвым. Пытки, запрещённые при Петре III, вновь вошли в широкое употребление.
        Не менее зловещим выглядит участие в этих событиях  еще одного театрала - и он был в свите Петра Третьего в эти дни – актера Федора Волкова. Он был в его охране в день, когда произошло убийство Петра.
      В его биографии есть момент, когда он в детстве якобы учился грамоте у пастора, который сопровождал в ссылке в Ярославле Бирона, фаворита Анны Иоанновны, не поделившего власть после ее смерти с Анной Леопольдовной, матерью  некоронованного императора Ивана Шестого Антонович, убитого охранниками при попытке освободить его Мировичем.
       В то время Федору Волкову было 12 лет, и он жил в Ярославле с матерью и отчимом – богатым купцом, затем крупным промышленником. С этим пастором связана история обращения Бирона с жалобой на притеснения от поручика Степана Дурново, под началом которого находились двадцать пять солдат, стороживших опального герцога. В одном из писем 1753 года титулованный ссыльный жалуется на поручика: «Чрез восемь лет принуждены мы были от сего человека столько сокрушений претерпевать, что мало дней таких проходило, в которые бы глаза наши от слёз осыхали. Во-первых, без всякой причины кричит на нас и выговаривает самыми жестокими и грубыми словами. Потом не можем слова против своих немногих служителей сказать – тотчас вступается он в то и защищает…»  «На посмеяние всему городу» он якобы выдал Биронову «арапку»  замуж за пастора, находившегося в свите герцога. Это произошло десять лет спустя после того, как двенадцатилетний Федор Волков уже покинул Ярославль и поехал учиться в Москву. Учителями его здесь стали немецкие мастеровые. Потом был Петербург, куда он переехал в семнадцатилетнем возрасте, затем, став в 18 лет наследником большого состояния отчима, Волков снова оказывается в Ярославле. Но передает бразды правления предприятиями брату, а сам с полной отдачей занимается театром.
       Это был первый общедоступный театр в России. Вскоре про «ярославские комедии» стало известно при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Специальным указом 1752 года она вызвала Волкова в Петербург: "…Императрица Елисавета Петровна самодержица всероссийская сего генваря 3 дня указать соизволили: ярославских купцов Фёдора Григорьева сына Волкова с братьями Гаврилою и Григорием, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии, и кто им для того ещё потребны будут, привесть в Санкт-Петербург <…> Для скорейшего оных людей и принадлежащего им сюда привозу, под оное дать ямские подводы и на них из казны прогонные деньги…"
       Вскоре ярославцы во главе с Фёдором Волковым уже играли перед императрицей и двором. По сообщениям биографов, способных молодых "охочих комедиантов" отдают учиться в Сухопутный Шляхетный корпус — и  четыре  года они получают "высшее образование": учатся танцам, наукам, языкам, декламации. Только после того, как любители стали профессионалами, Елизавета Петровна подписывает свой «театральный» Указ.
         По нему 30 августа 1756 года был официально учреждён «Русский для представления трагедий и комедий театр», положивший начало созданию Императорских театров России, а Фёдор Волков был назначен «первым русским актёром»,  директором театра стал Александр Сумароков,  но в 1761 году этот пост занял сам Волков. В 1762 году именным указом императрицы Екатерины II Григорий и Фёдор Григорьевичи Волковы возведены в дворянское достоинство с выдачей диплома и герба.
        Думается, в Сухопутном шляхетском корпусе учили не только танцам, языкам и декламации. Наверняка навыки разведывательной работы Волков получил именно в этом привилегированном учебном заведении для аристократов (если еще в детстве не был завербован самими Бироном в Ярославле). Здесь же учился и будущий его соратник при Петре Алексей Мельгунов, сын петербургского вице-губернатора Петра Наумовича Мельгунова. И он, и Волков хорошо знали немецкий язык. Волков вообще разговаривал на нем без акцента, как на родном. Возможно, помогло тесное общение с пастором при герцоге  Бироне и с немецкими мастерами в Москве.
        Мельгунов  был камер-пажом при дворе Елизаветы Петровны. Командовал Ингерманландским пехотным полком. С 1756 года адъютант   Петра Фёдоровича (будущего императора Петра третьего –Т.Щ.), входил в круг его ближайших приближённых. В качестве руководителя Сухопутного шляхетского корпуса создал при нём театр, открыл типографию. В момент свержения Петра III 28 июня 1762 года он, как и Лев Нарышкин, сохранил верность императору, за что заплатил арестом и опалой, но Екатерина II вскоре пригласила его вновь на службу и в 1764 году назначила генерал-губернатором Новороссийской губернии. В чине действительного тайного советника с 1777 года до конца жизни был ярославским генерал-губернатором.
      Какое-то интересное совпадение – почему-то судьбы Бирона, Федора Волкова и Мельгунова сходятся в Ярославле. Это просто совпадение, или здесь кроется что-то иное? Да, такой вот получился русский театр, в котором кровь лилась рекой, но не бутафорная, а настоящая…

                5

          Почему все-таки эти люди были поставлены на  должности  главных сыскарей России, а потом еще  оказались замешаны в событиях, связанных с убийством Петра Третьего? Может быть, они  писали по заданию этот кровавый сценарий (ведь и Дмитрий Волков, и Алексей Мельгунов, и Федор Волков были еще и драматургами, и режиссерами), а потом должны были проследить за его исполнением? Но тогда все это напоминает  какие-то ритуальные действия из далеких времен правления фараонов из античного мира, где смерть властителей нередко была публичной и разыгрывалась принародно настоящим спектаклем с кровавым концом. Вспомним, что восхождение Екатерины Второй на российский престол осталось не только в отечественной, но и  в мировой истории как красочное представление воительницы и победительницы национального зла в лице императора  Петра Третьего, ее мужа и троюродного брата одновременно. Все по канонам древней театральной классики!
         Но потом роли между этими действующими лицами были распределены  иначе. Бирону Екатерина, по политическим соображениям, отдала его родное герцогство Курляндское, которым он правил по закону до конца своих дней. Опозоренного тем же политическим сыском Мельгунова, хотя едва не отправила  на растерзание когда-то управляемой им Тайной канцелярии за содомию, все-таки оставила при делах и сделала губернатором Ярославля,  откуда, в свое время, слезно умолял его освободить опальный Бирон, и освободился и снова возвысился, а Мельгунову пришлось жить там до скончания дней своих. Преданный своему родственнику, императору Петру Третьему, Лев Нарышкин тоже быстро обрел доверие императрицы после ареста и благоденствовал при дворе. Но и с ним  все не было просто.
           Этот царедворец жил в роскоши на большие деньги, даже – на очень и очень большие, которые, кажется, и не считал. Но десять лет спустя после трагических событий в Ораниенбауме ему пришлось спустить за один день такую огромную сумму, которая представляла бы даже часть государственной казны. Произошло это в июне 1772 года, когда на Россию навалились сразу три несчастья: война с Турцией, чума и пугачевский бунт. И императрица вынудила Льва Нарышкина выложить 300 тысяч рублей. Но не на нужды армии и не на помощь  чумным территориям, и не на борьбу с пугачевским террором.
            В июне 1772 года, в разгар этих печальных событий, в одиннадцати километрах от Петербурга, на даче Нарышкина, состоялся знаменитый придворный карнавал, который вошел в историю государства российского, будучи подробно описан журналистами того времени.
        А теперь сравним: за целый год пребывания Григория Орлова в зачумленной Москве из казны было потрачено на борьбу со страшной эпидемией 400 тысяч рублей. Екатерина выдала Орлову столько, сколько он просил. Но посчитала, что – много.
          Кажется невероятным – как могут быть сравнимы затраты на один вечер придворного маскарада и на год борьбы с чумой в целом городе? А они оказались едва не равными, почему? Увы, столько стоил царский  пиар, целью которого было показать дипломатам всех европейских стран, присутствующих в то время в Петербурге, что в России все в порядке, все благополучно, и она не испытывает нужды ни в чем, поэтому непобедима. Во все времена подобные иллюзии напоказ обходились дорого, но они были (и остаются!) стратегической необходимостью и очень часто приносят больше пользы в борьбе с врагами, чем  любое  оружие.
Наш знаменитый агроном Болотов и управляющий  царскими усадьбами Екатерины в своих дневниках подробно описывает этот момент ее правления. Казнокрадство на фоне трагических событий в России процветало, но императрица никого не казнила, хотя хорошо была осведомлена – кто и сколько взял. Как пишет Болотов,  она закрывала на это глаза лишь по одной причине: если видела, что воришки вкладывают деньги в строительство красивых домов в столице или в торговлю. Она тогда многое делала напоказ, это была ее важная стратегия перед Европой. И вельможи этим пользовались до такой степени, что действительно переставали считать свои доходы, просто не имея возможности их изучить. К примеру, в то время у графа Разумовского пропало двадцать тысяч крепостных людей. И он не мог объяснить, куда делось население одного, а то и двух городов!
Зато об этом захотела узнать Екатерина. Следствие быстро установило, что крепостные были украдены управляющим Разумовского и его любовницей. Но когда и он  узнал об этом, то попросил  Екатерины не наказывать вора и оставил его и дальше управлять, мотивируя это тем, что другой будет еще хуже…
         Что касается «пира во время чумы» в июне 1772 года, то тут есть существенная деталь: знаменитый маскарад прошел за личные счет Льва Нарышкина. То есть, императрица «вынула» из своего приближенного все средства, которые сама же и дала ему из казны. Время сказать: как пришло, так  и ушло!
Разумеется, Лев Нарышкин не обнищал и не пошел просить на паперть. Он до конца дней жил припеваючи. Так же, как и его сыновья. Один из них – Дмитрий Львович, муж любовницы Александра Первого Марии Четвертинской, «герой» подлейшего анонимного письма Пушкину в 1836 году, ставшего причиной смертельной дуэли. Но за богатую жизнь ему, как и его отцу, пришлось дорого заплатить.
        Кто бы мог знать в то время, чем обернется «почетное» поручение сыну «придворного арлекина»  Екатерины Второй  жениться на Марии Четвертинской: родовым позором Нарышкиных на века и безвременной трагической утратой России литературного гения мирового значения.
      
                6

           Да, фигура Дмитрия Львовича Нарышкина, сына «придворного арлекина», стала черной вестницей смерти Александра Пушкина еще до того, как он  появился на свет. Словно тяжелая судьба России  того времени «выпихнула» эту «метку», и она попала в поэта!
Это было время дворцового переворота 1862 года, убийства двух законных императоров России – Петра Третьего (Нарышкина-Скавронского) и Ивана Шестого-Антоновича (Милославского-Салтыкова), Русско-турецкой войны, чумного бунта в Москве, восстания Пугачева. Непримиримые династические противоречия  при русском дворе привели к тяжким преступлениям и гибели самых известных людей. И во всех этих страшных событиях так или иначе участвовали представители рода Нарышкиных.
Но вот что интересно: не все Нарышкины были приверженцы царя Петра и его преобразований ( а именно из-за них шла непримиримая  дворцовая борьба). И если Лев Нарышкин был предан внуку Петра Великого – императору Петру Третьему и даже подвергся аресту из-за своей преданности, то Иван Нарышкин, которому Пушкин через жену стал родственником, принадлежал к роду Милославских через своего деда Ивана Ивановича Нарышкина (1668-1735), четвероюродного племянника матери Петра Первого Натальи Нарышкиной, четвероюродного брата Петра Первого. Несмотря на возвышение рода при Петре I и активное участие его родни в преобразовательной деятельности великого реформатора, Иван Иванович являлся ярым приверженцем старины. После смерти Петра I он испросил дозволение именоваться старинным чином комнатного стольника вместо действительного камергера. Женился он также вопреки семейным традициям и пристрастиям – на Анастасии Александровне Милославской (1700–1754), представительнице семьи злейших врагов Нарышкиных.
И тут политические пристрастия этой ветви Нарышкиных сходятся с политическими пристрастиями  предков Александра Сергеевича Пушкина. А именно – с антипетровской деятельностью стольника Федора Матвеевича Пушкина.
           Он происходил из старомосковского дворянского рода. Его отец — дипломат и воевода — сделал блестящую карьеру при царе Алексее Михайловиче и регентстве царевны Софьи. При Петре I Пушкины были отодвинуты на второй план более энергичными «птенцами гнезда Петрова».
        Погубила Федора Матвеевича, как и его знаменитого потомка, спустя 160 лет, женитьба. В 1697 году он  женился на дочери окольничего А.П. Соковнина  и вскоре был  вовлечен тестем в заговор против царя. Целью этого заговора являлось убийство Петра I и возведение на престол царевны Софьи Романовой - Милославской.
        А кто такой Алексей Прокофьевич Соковнин? Представитель дворянского рода Соковниных. Второй сын окольничего и воеводы Прокофия Фёдоровича Соковнина  и Анисьи Никитичны Наумовой. Брат боярина Фёдора Соковнина и раскольниц Феодосии Морозовой и Евдокии Урусовой. Начал придворную службу в 1648 году. После свадьбы царя Алексея Михайловича на Марии Ильиничне Милославской был пожалован в стольники царицы.
            В 1697 году окольничий Алексей Петрович Соковнин вместе со стрелецким полковником Иваном Циклером и стольником Фёдором Пушкиным (зятем Соковнина) организовал заговор против царя Петра I. 23 февраля заговор был раскрыт. Два стрельца известили царя о намерении заговорщиков зажечь дом, в котором находился царь, и во время пожара убить его. Пётр явился на место собрания заговорщиков, лично арестовал их и организовал над ними суд. На пытках Циклер назвал главным организатором заговора Соковнина, который будто бы неоднократно говорил ему, что так как царь везде ездит один, то его легко можно убить, особенно во время какого-нибудь пожара. В случае успеха стрельцы планировали возвести на царский престол царевну Софью Алексеевну, старшую сестру Петра. Так как Циклер сомневался в желании стрельцов «взять» царевну, то Соковнин будто бы сказал ему: «мы и тебя выберем на царство». Соковнин на пытке сообщил, что вслед за Циклером к нему приезжал зять, Фёдор Пушкин, и тоже говорил об убийстве царя Петра. Алексей Соковнин не выдержал пыток и признался во всем, в чём его обвиняли.
              4 марта 1697 года заговорщики А. П. Соковнин, И. Е. Циклер и Ф. М. Пушкин были четвертованы в Москве на Болотной площади. По преданию, родственникам удалось отыскать только его голову, и она была захоронена у алтаря церкви Николы «Красный звон» в Китай-городе, приходской церкви Соковниных, двор которых располагался на месте здания Шуйского подворья (на месте  дома №6 Никольского переулка  в Тверском районе Центрального административного округа  Москвы, историческом районе Китай-город).



                7

Тут точка отсчета гибели поэта отодвигается еще далее, в глубь веков. Собственно, он об этом сам пишет в стихотворении «Моя родословная» накануне свадьбы,  в 1830 году:

Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
Смирив крамолу и коварство
И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили,
Нас жаловал страдальца сын.
Бывало, нами дорожили;
Бывало... но — я мещанин.

Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Его пример будь нам наукой:
Не любит споров властелин.
Счастлив князь Яков Долгорукой,
Умён покорный мещанин.

Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петергофского двора,
Как Миних, верен оставался
Паденью третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой в крепость, в карантин,
И присмирел наш род суровый,
И я родился мещанин.

       Но мог ли предполагать Пушкин, что из этой глубины веков тяжкий рок навис уже и над ним, и это – его женитьба. Его предок  Федор Матвеевич Пушкин совершил тяжкое преступление против власти, желая убить Петра Первого, потому что был вовлечен в заговор своим тестем Соковниным, братом Феодосии Морозовой (знаменитой раскольницы боярыни Морозовой –Т.Щ.), и был за это казнен четвертованием. На весь род Пушкиных легла черная репутация бунтовщиков и цареубийц. Семья Федора Матвеевича была лишена боярского достоинства и имущества и отправлена в ссылку в Сибирь.
У него и у его жены Соковниной – родной племянницы боярыни Морозовой – было шестеро детей. Один сын и пять дочерей. Сын остался бездетным, а вот  дочери стали прародительницами Натальи Николаевны Гончаровой и Михаила Юрьевича Лермонтова. То есть, оба они происходят из рода Пушкиных-Соковниных и, разумеется, имеют общие корни происхождения из рода Пушкиных с Александром Сергеевичем Пушкиным.
И тогда – что? А то, что черная тень страшной казни Федора  Матвеевича Пушкина, словно тяжкий рок легла на судьбу его дальних потомков - Лермонтова, и Гончаровой и представителя его рода,  поэта Александра Пушкина. Они все оказались меченными и связанными клеймом их предка-цареубийцы.
Вспомним – когда было принято решение арестовать ссыльного Пушкина в Михайловском?  Сразу после смерти императора Александра Первого в 1825 году по доносу драматурга Висковатого, который писал Бенкендорфу , якобы Пушкин говорил, что и всему роду Романовых скоро придет конец. Тут же для расследования в  Псков был послан другой агент Третьего Отделения Бошняк с адъютантом, у которого на руках был приказ об аресте поэта. Но Бошняк провел глубокое, всестороннее и профессиональное следствие по этому доносу, привлекая множество свидетелей, и доказал, что Пушкин ничего и никому подобного не говорил. Только так поэту удалось избежать ареста и отправки в Петропавловскую крепость за государственную измену.
Думается, у Романовых-Нарышкиных никогда не было полного доверия к представителям рода Пушкиных, один из которых – Федор Матвеевич - пожертвовал жизнь на службе у Софьи Романовой-Милославской, мятежной сестры царя Петра Первого, Романова- Нарышкина.

                8


              Но посмотрим теперь, с кем роднился поэт, женясь на Наталье Николаевне Гончаровой -  не только с Потемкиными, но и с Нарышкиными. Вспомним, посаженной матерью Натали  на их свадьбе была графиня Елизавета Потемкина (урожденная Трубецкая), жена последнего представителя рода Потемкиных. Посаженным отцом невесты – Иван Александрович Нарышкин, муж ее двоюродной тетки Екатерины Загряжской-Строгановой.
Конечно, Иван Александрович -  всего лишь потомок «мятежного» Нарышкина, перекинувшегося во враждебный стан Милославских. Да сам он и не родственник Натальи Николаевны. Но его сын Александр Нарышкин –  ее троюродный брат.
Значит, Наталья Николаевна Гончарова, знаменитая жена и муза Пушкина, Натали – родня Милославским и служившему им и погибшему за них врагу Романовым – Нарышкиным, Федору Матвеевичу Пушкину, а ко всему еще – и мятежнице против Романовых-Нарышкиных  боярыне Морозовой?
И тогда  - по исторической ассоциации – если Федора Матвеевича Пушкина погубил его тесть Соковнин, то Александра Сергеевича Пушкина – его теща Гончарова-Загряжская? Хотя, как мы знаем, она до самого венчания  противилась этому браку своей дочери, словно предчувствуя беду.
И беда эта встала перед ней во всей своей пугающей неизбежности тогда, когда на пороге ее дома появился сват Александра Сергеевича – граф Толстой Американец, владелец усадьбы по соседству с Полотняным заводами.
Чтобы понять, какая связь была между этими людьми,  стоит посмотреть на некоторые даты событий в самом начале 18 века, в которых участвовали и Наталья Загряжская, и Федор Толстой Американец из рода Милославских. Его предок - Иван Михайлович Милосла;вский (1635 — 27 июля 1685) — приближённый царя Федора Алексеевича, окольничий (1660), боярин (1677) и воевода из рода Милославских. Дядя Ивана Андреевича и Петра Андреевича Толстых. Представитель дворянского рода Милославских. Сын Михаила Васильевича Милославского (ум. 1655). Четвероюродный племянник боярина и царского тестя Ильи Даниловича Милославского.
В 1807 году  при невыясненных обстоятельствах погибает любовник императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги императора Александра Первого (и, возможно, тайный отец ее второй дочери), Алексей Охотников, которого влюбила в себя фрейлина императрицы Наталья Загряжская. За три дня до его смерти она была выдана замуж за Николая Гончарова в Зимнем дворце, в присутствии всей царской семьи.
А в 1809 году Толстой Американец убил на дуэли сына Ивана Александровича Нарышкина – молодого красивого и достойного офицера Александра Нарышкина, племянника Натальи Загряжской по линии Милославских.
Получается, что Милославский – Толстой Американец – убил Милославского-Нарышкина? Но в мировой  истории немало примеров, когда враждующие роды начинают вдруг переходить на сторону врагов и действовать в их интересах. Наверное, все дело – в цене вопроса или в особо тонкой политической игре. Правда, в девятнадцатом веке английская королева Виктория  задумала переломить подобную ситуацию в мировом правлении: она родила девятерых детей и сочетала всех их  родственными династическими браками, уверяя, что таким способом заботится об укреплении мира между правящими домами. К чему это привело – хорошо известно: все ее потомки перессорились между собой и затеяли мировую бойню -  Мировую войну 1914 года.

                9

В историю России эта дуэль Толстого Американца и Александра Нарышкина вошла как акт особого  цинизма и ничем не оправданной жестокости. Как пишут очевидцы, прекрасный молодой человек погиб, защищая честь убитого Толстым Американцем товарища, который вызвал на дуэль известного бретера из-за оскорбления, нанесенного его сестре.
Как известно, Толстой убил  на дуэлях 11 человек и не был сослан в Сибирь, как того требовал закон. И одна дуэль в армии подолгу расследовалась, и принимались строгие меры к нарушителям закона (при Петре Первом даже убитых дуэлянтов вешали), а тут – убийство за убийством, и наказание – лишь ссылка в собственное имение, а затем – восстановление в правах. И это наводит на мысль: а не был ли «сумасшедший алеут» агентом спецслужб того времени, занимая должность безжалостного палача и убивая людей «под заказ»?
Но тогда и он, и Наталья Ивановна Загряжская, мать Натали, проходили по одному ведомству – императорской разведки и выполняли задания особой важности. И убийство Алексея Охотникова, и смертельная  дуэль Александра Нарышкина могли быть связаны  с  личностью императрицы Елизаветы Алексеевны.
И здесь мы как раз выходим на имя, указанное в «дипломе рогоносца», - Дмитрия Львовича Нарышкина, фиктивного супруга  дочери польского героя Марии Четвертинской, многолетней любовницы Александра Первого. В 16 лет она была выдана замуж за 31-летнего Дмитрия Львовича Нарышкина - через год после побега из Польши, где восставшие под предводительством Костюшко растерзали ее отца, сторонника Екатерины Второй. Мария Антоновна была очень дружна с матерью погибшего на дуэли Александра Нарышкина, теткой Натали – Екатериной Загряжской-Строгановой-Нарышкиной (по мужу, Ивану Александровичу Нарышкину,  принадлежавшего и к роду Милославских).
Мать Александра Первого, вдовствующая императрица Мария Федоровна, как и вся семья, весьма негативно отнеслась к связи невестки – Елизаветы Алексеевны – с Охотниковым. Но такое  же неприязненное отношение у нее было и к Марии Антоновне Четвертинской, и к ее фиктивному мужу Дмитрию Львовичу Нарышкину, который закрывал глаза на связь императора Александра Первого с его женой. Доказательством тому – высылка семьи Ивана Александровича Нарышкина, которая была дружна с Четвертинской, из Петербурга в Москву после смерти Александра Первого по приказу вступившего на престол его брата Николая Первого. Это случилось в конце двадцатых годов 19го века. А через короткое время Александр Пушкин позвал в посаженные отцы своей невесты, по сути дела, опального Ивана Александровича Нарышкина. Не мог ли Николай первый воспринять это как своего рода  протест Пушкина против его воли?
Но никаких предупреждений от Бенкендорфа, видимо, не последовало. Не потому ли, что его племянницей была мать Натали, выполнившая очень сложное и ответственное задание семьи Романовых разрушить  далеко зашедшую связь императрицы с Охотниковым?
Охотников  был уничтожен в 1807 году, а  Александр Нарышкин – в 1809. Какая связь? Может быть, его родители или он сам где-то о чем-то  проговорились, или были заподозрены в заговоре против  династии? Ведь  Елизавета Алексеевна не могла родить Александру Первому наследника престола, а рожала от любовника. Зато Мария Антоновна Четвертинская рожала от Александра Первого, и это могло быть чревато морганатическом браком и даже сменой династии. И рядом с этими событиями стояли уже Милославские в лице Ивана Александровича Нарышкина и его прекрасного сына Александра Нарышкина. Тогда можно предположить, что Толстой Американец спровоцировал дуэль с этим молодым человеком и убил его выстрелом в пах. Знакомый прием – таким же выстрелом  смертельно ранил Дантес Пушкина.
А теперь, когда мы знаем истинное положение «великого магистра Ордена рогоносцев» Дмитрия Львовича Нарышкина при дворе и сугубо отрицательное отношение к нему всей царской семьи, ненависть Николая Первого к нему и к Четвертинской  ( и к Елизавете Алексеевне, естественно) по соображениям династической безопасности, можем предположить, по чьему заказу писалась эта грязная анонимка. Этим заказчиком мог быть сам император. А кто исполнил – разве важно? В  самом же изуверском стиле нанесенного оскорбления мне видится вся ненависть Никола Первого к  Александру Пушкину,  его страх перед  непокоренным потомком того, кто пожертвовал жизнь ради Милославских, потомком несостоявшегося цареубийцы Федора Матвеевича Пушкина, да еще учитывая скрытую многолетнюю страсть Александра Сергеевича к Елизавете Алексеевне… Вот за всем  этим мог стоять смертный приговор поэту самого царя.



                10


   Смертоносный «диплом рогоносца» был написан столь изощренно-талантливо, что всего лишь в одном предложении вместил  страшные события Стрелецкого бунта, ненависть Романовых к Расколу, а также их ненависть к  плодам своих собственных деяний – супружеским изменам Александра Первого и его жены Елизаветы Алексеевны, и, наконец, ненависть и презрение к потомкам участников  кровавых событий последних полутора веков – от Стрелецкой казни до убийства Петра Третьего.
Кого, собственно, анонимщик имел в виду под «великими кавалерами, командорами и рыцарями светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем»? Да абсолютно всех вельмож, которые закрывали глаза на  прелюбодеяние своих законных жен, великосветских родовитых дам в необъятном «гареме» Романовых-императоров, куда приводили рабынями любую понравившуюся чужую жену при дворе, не спрашивая ее желания или согласия ее супруга. Всех их тот же Николай Первый использовал и презирал.
Но сексуальную власть, и презрение к женщинам и их мужьям - рогоносцам Большого света мог позволить себе только сам император! Подобное мнение от кого-то из его подданных могло расцениваться как государственная измена.  Поэтому такой тяжелый политический «бросок» в послании мог позволить себе только один человек – сам император Николай Первый. Только поэтому автор «диплома», скорее всего,  никогда и не был найден. В ином случае Бенкендорф вычислил бы его сразу. Но не искать же было ему самого императора!
А вот второе, заключительное, предложение - «Непременный секретарь: граф И.Борх» - было настоящей провокацией будущих участников дуэли – Пушкина и посла Геккерена, имеющего одним из своих имен - имя Борх. Сложный международный политический заговор, который затеял Николай Первый в связи с событиями в Европе, когда Бельгия вопреки соглашениям 1815 года отделялась от Нидерландов, управляемых его родственником  принцем Оранским, включал в себя изгнание посла этой страны Геккерена из России.

      Значит, эти документы – «виновники» такого настроения Пушкина в то время? А вот какие именно вызвали в нем страх и трепет, мы так никогда и не узнаем – все, что касается именно этого, было старательно уничтожено или нивелировано под «историю»  Карамзина после смерти поэта и в советское время, когда «учителем» российской истории петровских времен стал поддельный граф Алексей Толстой с его насквозь лживым заказным романом «Петр Первый» и еще более лживым советским фильмом «Петр Первый», поставленным по нему режиссером Владимиром Петровым.
26 октября 1835 года в Москву прибыл Николай I вместе с А. Х. Бенкендорфом. Это был завершающий этап инспекционной поездки императора  по стране, а также по Европе. Почему и Москва вызвала  в нем интерес в это время? Да еще понадобился рядом Бенкендорф, курировавший работу Пушкина над «Историей Петра Первого» и изучение им  секретных материалов, которые «уводили» писателя в Москву семнадцатого века, к событиям Стрелецкого бунта и страшной казни предка поэта Федора Пушкина, несостоявшегося убийцы Петра, мужа племянницы главной раскольницы страны  боярыни Морозовой?
Не приходится сомневаться в том, что каждый шаг в изучении секретных документов отслеживался Бенкендорфом, а сведения от него поступали к Николаю Первому. Не потому ли он, не утвердив проект по «Истории Петра Первого», все-таки разрешил Пушкину и далее исследовать материалы о времени его правления и  до  времени правления его внука Петра Третьего, что хотел пройти по «следам» потомка несостоявшегося убийцы императора и понять, чего же он на самом деле хочет? А в Москве жили и работали те, кто был привержен раскольничьей оппозиции – старообрядческой идеологии «старого» пути развития страны, а не европейского, петровского. Это был поистине иезуитский прием опытного разведчика.
Профессор Московского университета, историк Михаил Погодин, которого Пушкин выбрал  себе в напарники в работе над «Историей Петра Первого», был глашатаем «триединой формулы»: «православие, самодержавие, народность». По его убеждениям, Москва была избрана свыше и чудесным образом хранима «Русским богом». Она – колыбель русского государства, самодержавия, на котором держится вся отечественная история. «Москва была зерном, из коего произошло великое древо Российской империи… В Москве утвердилась независимость государства на двух краеугольных камнях, единодержавии и самодержавии», - писал Погодин. После основания Петербурга, Москва осталась «средоточием русской национальности», считал он.
Но что могло тут смутить Николая Первого и заставить посетить Москву и, скорее всего, тайно встретиться с теми, мнение которых было ему особенно важно и которых он хотел использовать в своих далеко идущих целях.
А цели эти были самые революционные, о которых никто пока что не мог даже подозревать. В том числе, и Пушкин, который, после изучения документов о Петре Великом, сравнивал его с  революционером Робеспьером и политическим преобразователем Франции и завоевателем Европы Наполеоном Первым. Мог ли он представить, что Николай Первый не только не отличался от них, но и собирается именно в это время пойти гораздо дальше, но бескровным путем! То есть, таким, где крови будет пролито немного, и вся она будет принадлежать  гениальным поэтам России! – Пушкину, Лермонтову и Гоголю! Никто не мог предположить, что, может быть, именно в этом, 1835 году,  когда император объездил с инспекцией весь Запад и Юг России, а также с долгим визитом  посетил Европу, он  подготовил свой тайный сговор с королевой Викторией о технической революции в России, которую планировал начать одновременно с английской промышленной революцией. «Гнездо» же этой революции предполагалось вить именно в Москве руками ее главной «национальной принадлежности» - русских раскольников.
Многие современники задаются вопросом: зачем отец Петра Первого, царь Алексей Михайлович, так рисковал, создавая сначала церковный, а затем и гражданский раскол в России? И вот только в действиях Николая Первого обнаруживается цель этого «долгосрочного проекта»: движение патриархальной, неграмотной, лапотной рабовладельческой России к европейскому прогрессу. Если бы она оставалась монолитной в своей экономике и идеологии, ее бы ни один властитель не сдвинул с места. Поэтому Алексей Тишайший и принял решение расколоть страну, зародить в ней оппозицию, на которую в определенное время можно было бы опереться его потомкам на престоле.
Поэтому расколу не дали погибнуть, в определенных местах его даже оберегали и помогали ему процветать и сотрудничать с государством (к примеру, Рогожинская и Выговская общины старообрядцев).
Но  личная ли затея царя Алексея Михайлович был этот  раскол, или существовал «долгосрочный проект» еще до него, а он был всего лишь исполнителем чьего-то экономического, политического и религиозного завещания двигаться к строительству совершенно нового государства, новой цивилизации, в чем и было предназначение России, о котором так много всегда говорилось, но никто не понимал, в чем же это великое предназначение, а строились лишь версии разными философами и писателями?
Вот это было тайной, в которую не позволено было  проникать никому из непосвященных. А если Пушкин вплотную к ней приблизился? Да еще в то время, когда Николай Первый должен был исполнить великую миссию, подобную той, которую исполнил его предок – Петр Великий? Тогда можно себе представить, в какой  смертельной опасности находился поэт все то время, пока изучал секретные документы, к которым никому до него не было доступа, и его «охватывали страх и трепет»…