Путешествие на Палмею Свет между мирами

Глава 1, в которой происходит нечто необъяснимое

В то утро, когда все началось, лил дождь. И почему осень в Москве всегда приходит так сразу?
Да, бывает, конечно, иногда бабье лето, когда половину сентября держится еще августовская погода, но потом начинаются дожди и часто не прекращаются до наступления заморозков.
Я не очень люблю дождь. Ничего в нем особенно плохого нет, но приходится надевать теплую одежду, брать зонт, потом где-то его сушить и постоянно про него помнить, чтобы не забыть забрать. И еще эта челка. Главный ужас дождливой погоды - это моя непослушная челка, которая торчит в такие дни рожками в разные стороны, и я похожа на чучело огородное. Отрастить челку и убирать в хвост я не хочу - без челки я себе совсем не нравлюсь, хоть мама и говорит, что мне очень идет без челки. Мама ничего не понимает в современной подростковой моде, она же взрослая.
Другой мир. Как динозавры.
- Миленчик, зайчик, завтрак на столе, - позвал мамин голос с кухни.
- Иду, - откликнулась я и натянула любимую серую толстовку.
На завтрак была овсянка. Моя мама, конечно, отлично готовит, но я не люблю овсянку: она
прилипает к ложке и ее противно глотать
В кухне папа и мама весело обсуждали планы на выходные. Папа чмокнул меня в лоб, а мама
в затылок. Родители все время меня чмокают. А мне уже двенадцать вообще-то. я уже не маленькая, чтобы меня сюсюкать. Но мама и папа со всеми такие и с друзьями они здороваются так же: обнимаются и целуют, правда, в щеки, а не в лоб и затылок. Это исключительно для меня они
поидумали.
Папа намазал на полжаренный тост вишневый джем. подмигнул мне и положил тост на мою
тарелку. прямо на овсянку. Обожаю тосты с вишневым джемом. С ним овсянка не такая противная
ее вполне можно пережить
- Солнышко, в школе сегодня пообедаешь, ладно? - мама оставила передо мной чашку с чаем
и молочный кувшинчик.
Обедать в школе мне приходится частенько: родители, что называется, свободные художники
и бывает так, что рабочий день у них заранее не спланирован. Папа программист, а мама рекламный агент. Оба обожают свою работу, хотя денег она им приносит не особо много. Школа моя довольно далеко от дома, поэтому пешком до нее идти долго, а на общественном транспорте неудобно, вот и приходится родителям пока что меня отвозить и забирать после уроков
Я взяла собранный с вечера рюкзак (люблю все делать заранее, чтобы не приходилось бежать и опаздывать) и влезла в резиновые сапожки. В тот день в школу меня отвозил папа. У нас в семье одна машина, старый седан, и родители пользуются ей по очереди. Это неудобно. Говорить родителям, что они могут поработать побольше и заработать на машину посолиднее, бесполезно поскольку они твердо убеждены, что счастье не в деньгах. Может быть, и не в деньгах, но комфортная жизнь - это же замечательно и ничего плохого в этом точно нет. Некоторые мои одноклассницы и одноклассники к деньгам относятся намного серьезнее. Если ты ходишь в дешевой одежде и у тебя нет дорогих вещей, ты не можешь быть альфой. А быть альфой очень, между прочим, почетно.
- Ну что, пристегнулась? - спросил папа. Я кивнула, и машина плавно тронулась с места.
- Эй, Хлызя! Дай ластик.
Петров привычным движением подергал меня за капюшон толстовки. Вот всегда так этот
Петров. Я махнула на него рукой, оборачиваться даже не стала. И опять «Хлызя». Далось ему это прозвище. Фамилия у меня Хлызольская, естественно меня почти сразу переделали в Хлызю. Если бы я была Красавина, меня бы звали Красотка, а если бы Бородавина, то Борода, или, кошмар какой, Бородавкой. Пожалуй, Хлызя еще не самый плохой вариант.
- Ну дай, мне очень нужно, - шепотом повторил Петров свою просьбу и ткнул меня пальцем в
спину
- На, достал уже, - процедила я сквозь зубы.
- Петров, Хлызольская! Ну-ка прекратите болтать!
- Простите, Марьванна, - привычно откликнулись мы с Петровым в один голос.
Я осторожно обернулась. Петров взял в руки мой ластик и повертел его в руках. Ничего стирать он им не собирался, потому что за прошедшие двадцать минут от урока, который был посвящен, к слову сказать, промежуточной контрольной работе по математике, не написал в своей тетради даже сегодняшнее число. Ластик был большой и белый, я его десять минут в магазине выбирала. Петров взял шариковую ручку и нарисовал на ластике зубастую рожицу. Рожица получилась, что надо, забавная, и он несколько раз приложил ластик к тетрадной обложке как печать. Получившийся орнамент явно его порадовал. Он пальцем соскреб с ластика рожицу и на ее месте нарисовал другую, удивленную. Спасибо, Петров, испортил мой ластик.
- Осталось пятнадцать минут, заканчивайте.
Голос Марии Ивановны, учительницы средней и старшей школы, прозвучал монотонно и равнодушно. Вокруг засуетились и заерзали на стульях мои одноклассники, послышались шепотки и восклицания: народ торопился решить оставшиеся задачи и примеры. Петров зевнул.
- Хлызя, дай списать! - он снова подергал меня за капюшон толстовки.
- Отстань!
Я даже головы не повернула: в душе клокотала обида за ластик.
- Ну дай, что ты жадничаешь? Ну, милая, добрая, дорогая Хлызя!
- Хватит называть меня «Хлызей»!
Честное слово, я ему когда-нибудь врежу.
- Ладно, Хлызя, буду называть тебя Миленой всю оставшуюся жизнь, до самой старости! -
Петров умоляюще сложил руки.
- Еще не хватало до старости с тобой общаться! - фыркнула я.
- Петров, Хлызольская! Еще одно замечание, и положите мне дневники на стол!
- Извините, Марванна! - снова в один голос проговорили мы. Всегда из-за этого Петрова на
замечания нарываюсь
- Миленка, дай списать, пожалуйста.
Я вздохнула и под партой незаметно протянула ему тетрадь: замучает ведь.
- Только не все, - на всякий случай напомнила я.
- Да мне только на троечку, - обрадованно откликнулся Петров.
Звонок безжалостно задребезжал в положенное время.
- Сильверстов и Магомеда, соберите тетради, - велела Мария Ивановна. Класс наполнился
гулом и детскими голосами.
- А ты решил седьмой? Сколько у тебя получилось?
- А ты третий?
- А кто-нибудь сделал восьмое? О, у тебя тоже четыре в ответе?
Домашнее задание в электронном журнале, контрольные проверю к понедельнику,
ровным монотонным голосом, которыи словно возвышался над галдящим классом, проговорила классная руководительница и встала со своего места. чтобы за перемену подготовить доску к
следующему уроку.
- Петров, ты что-нибудь решил? - проговорил тонкий девичий голосок.
Анечка косицына, кто же еще. она тряхнула длинным хвостом своих светло-русых волос и
ласково улыбнулась Петрову. Анечка Косицына у нас красавица, будущая актриса, по твердому убеждению самой Анечки. Петров только загадочно хмыкнул.
- Хлызя, то есть, я хотел сказать, Миленка, спасибо, - проговорил Петров и помчался к двери,
где его уже ждал лучший друг Степан.
Анечка приподняла бровь и гордо удалилась.
Я повертела в руках безнадежно испорченный Петровым ластик, забытый на парте, и, вздохнув, сунула в свой пенал. Несносный Петров. Но, с другой стороны, он же мальчишка, к мальчишкам нужно быть снисходительнее. В его возрасте многие мальчишки такие безответственные, хулиганистые, плюющие на учебу.
- До свидания, Мария Ивановна, - попрощалась я с учительницей и последняя вышла из
класса.
Петров выскочил из класса, чуть не споткнувшись о собственные штанины, широченные как
парашюты.
- Сила, куда сегодня после русского? - спросил Степка у своего друга. - К озеру? Там тарзанку
почиНили.
Вот тоже мальчишки интересный народ. У Петрова прозвище Силач, или Сила, потому что он может подтянуться на турнике двадцать три раза. Двадцать три! Это когда остальные рады до беспамятства, если до турника хотя бы дотянутся. К учебе он равнодушен. А вот историю любит.
Хотя наши все обожают Всеволода Сергеевича слушать, когда он приглушает в классе свет, оставляя только жужжащую лампу над доской, сажает на свой внушительный нос очки в тонкой золоченой оправе, закладывает руки за спину и начинает медленно прохаживаться по залу. Он рассказывает тихим голосом что-то о древних племенах, полководцах и сражениях. Мне всегда казалось, что Всеволод Сергеевич рассказывает сказки. Он даже начинал свои истории словами «Давным-давно, когда вас еще и на свете не было, существовал такой замечательный город..» Если бы не тексты в учебниках и картинки, мне бы и в голову не могло прийти, что все это правда и когда-то случилось в действительности.
- Сила, ну что? - торопил его с ответом Степка. - Киря и Стас тоже собираются на тарзанку.

12:16
sol
- Не, сегодня же понедельник, я на продленке домашку делаю.
Я посмотрела на Петрова: да уж, на продленке. А я слежу за тем, как ты ее делаешь.
- Точно, - Степан шлепнул себя по лбу, словно в наказание за такую забывчивость.
Они вошли в класс и сели на свои места. Учительница русского языка. Наталья Антоновна, вплыла в класс следом за ними буквально за мгновение до звонка. От ее быстрого шага позади развевалась, как мантия, шелковая накидка красивого розового цвета. Вся наталья Антоновна худенькая и невысокая, со светлым невзрачным хвостиком тонких волос. Она носит большие очки с толстыми стеклами, за которыми ее глаза кажутся огромными, как у куклы. Мы так ее и называем, «Куколка». Наталья Антоновна по характеру тихая, безобидная, очень любит своих подопечных и всегда верит в наши лучшие качества, поэтому и прозвище у нее такое ласковое.
Урок русского языка тянулся долго. Петров елозил на стуле, не зная, чем себя занять. Занять
себя непосредственно русским языком ему как-то в голову не приходило.
Наконец, прозвенел долгожданный звонок. Сейчас обед в школьной столовке и продленка.
Продленка была в школе относительно недавно и использовалась для разных целей. Родителями как возможность оставить детей в школе подольше, если, например, кто-то из детей жил от школы далеко и должен был ждать, пока за ним приедут взрослые, а учителями как наказательная мера за систематическое невыполнение домашних заданий или плохие оценки. Это как раз был случай Петрова: директриса лично назначила ему пятнадцать продленочных часов, чтобы он догнал школьную программу по математике, русскому и литературе. И раз или два в неделю, по понедельникам и иногда средам, приставляла к нему меня, чтобы я, как успевающая ученица, ему помогала. В общем, наказан вроде как Петров, а страдаю почему-то я.
На обед были суп с макаронами в виде звездочек, котлеты в панировке с пюре, компот и
булочка. Я съела все (так проголодалась за шесть уроков) и пошла в класс продленки.
Только я заняла свое любимое место за второй партой, как в класс вплыла Анечка Косицына в сопровождении двух своих лучших подружек, Кисы (Кошкиной) и Варвары. Они о чем-то весело щебетали и хихикали. Наверняка опять мальчишек обсуждают. Киса, невысокая пухленькая брюнетка, была всегда в заводном и смешливом настроении. А Варвара, стройная блондинка с идеальной стрижкой, строила из себя царицу, но тоже была не прочь поболтать и посплетничать. В класс вошел хмурый Петров. Эти три трещотки перестали тараторить и притихли. Анечка поднялась со своего места и, тряхнув хвостом, которым она любила тряхнуть при каждой возможности, пошла по узкому проходу между партами к доске и как бы случайно задела точеным плечиком Петрова. Я
не смогла сдержать ухмылки.
- Эй, ты, смотри, куда идешь, - возмущенно проговорила она.
- Сама смотри, - буркнул Петров и плюхнулся на место рядом со мной.
Анечка вздернула нос и вернулась к своим подружкам.
Я лостала из рюкзака толстую книгу и сказала Петрову:
- Вот, сегодня нам нужно рассказы Чехова прочитать.
Он запрокинул голову назад и зевнул.
- Ладно, где читать? - спросил он.
- Страница 34, - я была само терпение.
Петров раскрыл книгу и начал читать рассказ «Хамелеон». У меня с собой был учебник по русскому, так что я взялась за домашнее задание: Петров читает так себе, медленно. Минут десять у меня точно есть. А чего зря время терять?
Через десять минут Андрей и правда отодвинул книгу и коротко бросил:
- Все. Что теперь делать?
Я вздохнула и отложила тетрадь.
- Теперь надо обсудить текст и ответить на несколько вопросов, вот, - я заботливо
перевернула страницу книги и показала на список вопросов. Петров застонал.
- Перерыв, - объявил он и выскочил за дверь прежде, чем я успела ему что-то сказать.
Я начинала сердиться. «Пойду сейчас нажалуюсь директрисе, - сердито подумала я, - и пусть к этому Петрову другую помощницу приставят, а с меня хватит! » Но мне пришлось взять себя в руки и остаться на своем месте: быть на хорошем счету у учителей и директрисы очень важно. А они сами попросили меня помогать Петрову. И если разобраться, то помогать нужно не так много, всего один или два раза в неделю. И осталось из выделенных пятнадцати часов уже всего только десять...
- Все, я готов отвечать на вопросы.
Петров плюхнулся на свое место и уставился на открытую страницу.
- Почему рассказ назван «Хамелеон»? - прочитал он первый вопрос. - Ну, это просто: хамелеон в природе постоянно меняет окрас, и в рассказе этот, как его, - он перевернул страницу и прочитал имя главного героя. - Очумелов постоянно меняет свое мнение.
Я не сдержалась и посмотрела на Петрова долгим взглядом: вот может ведь, когда захочет.
Но вслух ничего не сказала, только коротко кивнула: нечего баловать Петрова похвалами.
- Так, дальше. «В чем смысл рассказа?»
Петров на минуту задумался, пожевал губами.
- Нечего так начальников бояться. Они такие же люди, как и все остальные, только денег у них
больше.
- Это довольно близко к правильному ответу.
- А правильный ответ какой? - Петров еле сдерживался, чтобы снова не зевнуть
- В том, что плохо быть подхалимом.
- Кем плохо быть? - не понял Петров.
- Подхалимом.
Петров достал смартфон и проговорил:
- Кто такой подхалим?
Я засмеялась, прижав к губам сжатый кулачок: уж больно деловой вид был у Петрова.
- Эй, ты чего, Хлызя? - удивился он.
Я перестала смеяться. Снова это обидное «Хлызя».
- Ну ладно, прости. Милена, - исправился Петров.
- Анна Кирилловна, Вас к телефону, - в класс заглянул коренастый рыженький паренек
обратился к учительнице, которая присматривала за нами, «продленочными».
- Милена, ты за старшую, - с этими словами Анна Кирилловна покинула класс.
- Так что, кто такой подхалим? - напомнила я. Но посмотреть в телефон Петров не успел: в
класс заглянула кокетливо одетая пенсионерка с веселым барашком отдающих синевой волос и забрала подружек Анечки Косицыной домой. Оставшись одна, Анечка полезла в свой навороченный смартфон.
- «Подхалим - это человек, стремящийся угодить кому-либо, зачастую руководителям или
людям власти. используя лесть», - прочитал Петров. - Это получается. когда я вчера русичке сказал. что у нее глаза красивые, это я был подхалимом? Она же учитель, значит, власть, - рассуждал
Петров
- Если ты это искренне, от всего сердца как комплимент сказал, то нет, ты не подхалим.
- А когда я тебе вчера на контрольной сказал. что ты умная. это считается, что я подхалим?
- Да, - буркнула я, - когда ты так говоришь, чтобы я тебе списать дала, то ты точно подхалим.
- Ладно, не дуйся ты, - примирительно сказал Петров. - Я иногда тебя серьезно умной считаю,
- важно заключил он.
- Читай следующий рассказ, - проигнорировав его комплимент, потребовала я.
- В смысле? Тут еще три вопроса про этот.
- Они слишком простые, сам ответишь. Эй, не толкайся! - я повернулась к Петрову, чтобы
пресечь дальнейшие попытки толчков и доставаний.
- Что? Я тебя не трогал.
- А кто меня тогда сейчас толкнул?
- Ой! - воскликнули мы одновременно, потому что стулья и парта вдруг зашатались и
заходили ходуном
- Землетрясение! - перепугано закричала Анечка.
Парты и стулья затанцевали на своих местах. Петров ухватился за край учительского стола, а я, отлично помню, вжалась в стул. Вдруг в комнате все поплыло, как будто кто-то пролил на картину со свежими красками растворитель. Предметы вокруг завертелись и слились в одну бесформенную массу непонятного цвета. И в центре этой массы начал образовываться водоворот. Что за неожиданное зрелище? В центре этого водоворота стоял старик с длинной седой бородой, в древней тунике. Его седые волосы метались по сторонам, а глаза горели зеленоватым огнем Страшные нечеловеческие глаза! Старик что-то бормотал и размахивал колбой со светящейся белой жидкостью. Предметы закрутились быстрее, при этом ничего не задевая на своем пути, словно они были галлюцинацией или голограммой. Бормотание старика становилось все громче и громче. Я почувствовала, как мой стул поднимается вверх тормашками в воздухе. Последнее, что я успела увидеть, это испуганные глаза летящего в водоворот