Сердце Розы. Мелодрама

                Самородина Надежда
                Новосибирск, 2025год               
                artivana@yandex.ru 
               
               
                СЕРДЦЕ РОЗЫ.
                (Мелодрама)


Персонажи:

Роза. Лия Федоровна Морозова. (Businesswoman.) 60 – 70 лет.
 
Женя. Евгений Георгиевич Марфин. (Музыкант, виолончелист.) 65 – 75 лет.
 
Роза в юности. На усмотрение режиссера.
Женя в юности. На усмотрение режиссера.

Почти, пустая, отремонтированная квартира в старом московском доме. Кое-какая мебель осталась от прежних хозяев. Возле стены старое, но красивое кресло. В кресле зимняя куртка на синтепоне, вязанная шапочка, шарф. На подоконнике электрический чайник, чайные чашки разнокалиберные, обрывки салфеток. В остальном, все очень чисто. 
Евгений Георгиевич с огромным трудом двигает старый, из натурального дерева, буфет (на усмотрение режиссера, это может быть, и шкаф, и комод, и сервант, и т.д..
Звучит тема песни, «Морозы».
Входит энергичная дама в возрасте. На ней светлое кашемировое пальто, брюки, белый свитер. Сумочка через плечо. Говорит по телефону и наблюдает за, двигающимся на нее, буфетом.
 
Роза. – Егор, не будь занудой... А не надо за меня переживать, я не в маразме. Егор, прекрати, мое решение вернуться домой, не обсуждается. Сам теперь справляйся. Ты же мечтал об этом?! …Как, я? Павлик меня повсюду возит, сопровождает, он всегда был надежным помощником …Погода? Морозы. Обещают, к Новому году, поутихнут. Что?! Вернуться в Кению?! Да ни за что, я дышу и надышаться не могу морозным воздухом. Бодрит. Мне этого не хватало… Так вы приедете? …Ай, как это замечательно. И ничего, что на старый новый год… В кои-то веки соберемся все на Родине! …Где я? Странный вопрос! Вот, стою в нашей квартире, а на меня едет буфет. Подожди. (К Жене.) Мужчина, смотрите, куда едете? (Евгений продолжает двигать.) …Послушайте, вы бы не могли остановиться?
Женя. – Не могу. Я должен это забрать до прихода новых хозяев.
Роза. – Я уже здесь. (Сыну в трубку.) Егор, давай вечером созвонимся. Я тут разберусь с мебелью от прежних хозяев и перезвоню тебе, хорошо?  (Отключается. Жене.) Мужчина, вы кто?
Женя. (Задыхается от напряжения). – Я – собственник. То есть, бывший собственник…  этой вот квартиры. (Стучит по буфету.) Вот, не успел. Но, вы же разрешили, что можно прийти, чтобы, вот, буфет свой, мой, наш забрать. Раньше не получилось. Не смог. Простите. Мне риелтор позвонила. Разрешили же?
Роза. – Да на кой он мне? А, может, вы попозже придете и заберете? Скоро дизайнер придет, не хотелось бы, чтобы мешали. Приходите завтра, да, лучше завтра приходите.
Женя. – А, как я войду? 
Роза. – Сегодня же вошли как-то.
Женя. – У меня свой ключ остался. Риелтор разрешил. Но, я вам его потом, ключ, в смысле, отдам… (Продолжает двигать буфет.)
Роза. – Да прекратите уже его двигать. Завтра «до двигаете».
Женя. – А вы где будете?
Роза. – Откуда мне знать? За мебелью поеду…
Женя. – А там, в спальню, уже кровать привезли. Простите, случайно увидел. Раньше и у нас было уютно.  … Лучше моей Оленьки никто не умел сырники испечь…
Роза. – Да перестаньте, наконец, надрываться. В вашем возрасте?! Наймите рабочих, увезут-погрузят-привезут, куда надо… Чего надрываться?
Женя. (Устало облокотился на буфет). – Ну, да, ну, да, …вы бы не могли принести водички? Что-то нехорошо… (Спиной сползает на пол.)
Роза. – Вам, что, плохо? (Подбегает к Евгению, пытается прижать его, чтобы не сползал.) О, господи! Да вы сейчас упадете? (Разворачивается к нему, подставляет плечо.) Обопритесь… Давайте, да не дергайтесь вы, вот, присядьте, сюда что ли (сбрасывает куртку на пол, усаживает его в кресло), разве можно в вашем возрасте такие тяжести двигать?
Женя. – Водички бы…
Роза. – Сейчас, сейчас, (берет чашку, вытирает салфеткой) вы дышите, дышите глубже… Вы, это, вы не вздумайте умереть тут, мне еще жить здесь. А я не смогу жить в доме, если кто-то в нем умер… (Наливает из чайника, дает Жене в руки чашку с водой. Руки у него трясутся, что называется, «ходуном ходят», Роза придерживает.) Что ж вы так? Разве ж так можно? А может? Знаете, у меня там в холодильнике есть, хотите, накапаю?
Женя. – Спасибо, не надо, у меня своё, вот… Обычно, знаете, забываю… Надо же, не забыл... (достает из кармана блистер, прижимает к бедру, выдавливает таблетку, с трудом кладет в рот, таблетка на языке, поэтому он какое-то время говорит невнятно), сейчас, сейчас отпустит...
Роза. – Что ж вы так пугаете?! (Машет на него сумочкой.) Так посвежее? Может, скорую?
Женя. – Нет-нет, не надо скорую, она без толку… Я уже привык. Человек ко всему привыкает. И к такому (показывает трясущиеся руки), только, это не то, что вы подумали. Вы простите великодушно, я не хотел, так получилось… (Виновато, еле слышно, скорее себе.)  Господи, столько хлопот из-за меня, уж скорее бы…
Роза. – Получилось у него. Думать надо. И на кой ляд вам эта рухлядь? 
Женя. – Это для вас рухлядь... Оленька, это жена моя, она этот буфет, она его очень любила. Она умерла.
Роза. – А где? Надеюсь, не здесь. Простите, для меня это важно.
Женя. – В клинике, в клинике она была, когда умирала...
Роза. – Это хорошо. Ой, простите, я не то хотела сказать…
Женя. (Хватает Розу за руку). – Господи, это было так мучительно. Для нее. Я, что? Я мог только держать ее за руку. (Роза с трудом вытягивает руку. Вытирает ее об пальто.) Прошу прощения. Это - воспоминания… Мы здесь были очень счастливы…
Роза. – Послушайте, мне все понятно.
Женя. – Да, что вам понятно? Понятно ей…
Роза. (Пытается оставаться вежливой). – Ну, что были счастливы, с каждым такое случается… (Переводит разговор и внимание на буфет.) И, что? Вы куда его хотели до двигать? 
Женя. – До лифта.
Роза. – До лифта. А вы уверены, что он в нём поместится?
Женя. – А что, не войдет?
Роза. – Разумеется, нет.
Женя. – Надо же, какая нелепая неприятность. Знаете, со мной такого никогда не случалось.
Роза. – Вы, что? Этот буфет часто перевозили?
Женя. – Ни разу. А вы, что бы вы посоветовали?
Роза. - Ну, если только разобрать… 
Женя. – Боюсь, я уже не сумею разобрать. 
Роза. – А умели?
Женя. – Увы. Я всю жизнь играл.
Роза. – Играл, играл, да все и проиграл!
Женя. - Да нет! Совсем не о том. Не о том вы подумали… Я – музыкант. Я играл с лучшими оркестрами мира.
Роза. (Раздраженно). – Да мне без разницы, где и с кем вы там играли. Буфет будете разбирать? Или я найму грузчиков, и они его вынесут на улицу. Там, возле мусорных контейнеров, потом и заберете.
Женя. – Зачем вы так? Я же по-хорошему пытаюсь.

Через окно, с улицы слышны предновогодние крики молодежи, выстрелы петард.

Роза. – Да уж, кто празднику рад, тот накануне пьян! …Я тоже по-хорошему. К Новому году мне необходимо, чтобы тут, хоть мало-мальский порядок успели навести. И мне ваше старье здесь совсем без надобности. 
Женя. – А может, ваши грузчики, буфет, того, ну этого, разберут, а я приеду и заберу.
Роза. – У меня нет личных грузчиков. 
Женя. – Простите, я не разбираюсь. Но вы же будете мебель завозить?
Роза. – И, что?
Женя. – Может, они и буфет мой разберут.
Роза. – Может и разберут. А платить?
Женя. – Я оплачу. А это дорого? Как вы думаете?
Роза. – Понятия не имею.
Женя. – Что поделать, я оплачу, сколько скажут. А потом понемногу и вывезу.
Роза. – Как это, понемногу!?
Женя. – Я же на метро. Потом, на электричке. Понемногу и вывезу. Частями.
Роза. – У вас, что, даже автомобиля нет?!
Женя. – Увы.
Роза. – Надо же, как плохо вы на чем-то играли… Даже на автомобиль не наиграли.
Женя. – Я хорошо играл. Можно сказать, прекрасно играл! У меня, у меня виолончель от великого мастера! Амати! Меня от Ростроповича было не отличить! Впрочем, вы и понятия не имеете, кто такой Ростропович, Амати, и что за инструмент – виолончель?! 
Роза. – Стопэ! Я к себе домой пришла, или в консерваторию поступать? Что-то экзаменатор только не айс. Квартиру продал, автомобиля нет. Здоровья, смотрю, тоже совсем не осталось. На клона Ростроповича вы никак не тянете. Ну? И где, где ваша виолончель, где прекрасный Амати!? Впрочем, очевидно же - на дне бутылки.  Музыкант, этим все сказано.
Женя. – Как вам не совестно? Вы же ничего не знаете.
Роза. – Кто бы говорил?! Нет, можно многое продать, но крышу над головой?! Это уже «до ручки». Стопудово, она вам в наследство от родителей, а вы? Да, если бы мне, да хоть бы завалюшка какая от родителей, я бы ее ни за какие миллионы не продала. Берегла бы, как память, как любовь их родительскую ко мне! Никто, слышите, никто и никогда не сможет любить, и жалеть нас крепче, чем родители наши. А, вы? Эх, вы?
Женя. – Да, кто вам право дал меня совестить?! У меня с совестью все в порядке. И я очень хочу, хоть что-то сберечь, сохранить. Вот, буфет этот старинный, он хоть и не раритет, а память. Да, вы правы, квартиру не получилось сберечь. Не получилось…  Но, я никому не позволю упрекать меня в бессовестности. (Евгений вновь задыхается).
Роза. – Что, опять плохо? Так, дышите, дышите глубже, вот, (наливает ему воды) еще водички, (Евгений расплескивает воду, с трудом прижимает чашку ко рту, пьет.) … Вот, свалился же на мою голову…
Женя. – Простите…
Роза. - Ладно, помогу вам. Иначе вы до весны будете тут маячить. Сборщики его разберут, а вы увезете. Обещаю, на улицу не выкину. Может еще и Павлика, шофера своего, попрошу, чтобы помог вам.
Женя. – Спасибо, барыня… простите, не знаю…
Роза. – Лия Федоровна.
Женя. – Спасибо, барыня, Лия Фёдоровна!
Роза. – Перестаньте, паясничать... Как вас?
Женя. – Евгений.
Роза. – А по отчеству? (Набирает шофера.) Паша, найди-ка ты мне сегодня сборщиков мебели, тут буфет надо разобрать… (К Жене.) А собрать надо? (Женя кивает утвердительно.) Надо. Что? …(Жене.) Сегодня не получится. А когда? …(Жене.) Может, завтра. Новый год на носу, все сложно и неизвестно. (Отключается.) Вот так вот, Евгений. Так, как вас по батюшке?
Женя. – Это не обязательно.
Роза. – Надо же, ранимый какой. Знаете, мне не до ваших обид, и у меня нет никакого желания разбираться в их причинах. Так что, до завтра. А лучше, до послезавтра.
Женя. – Как у вас все быстро.
Роза. – У меня все быстро. Жизнь такая. Иначе? Иначе другие загребут.
Женя. (Подбирает с пола свою куртку, шапку, шарф). – Ну, да, ну, да... До свидания, Лия Фёдоровна.
Роза. – Вас проводить?
Женя. (Надевает шапку, шарф, собирает в охапку куртку). – О, не беспокойтесь… Я дорогу знаю. Родился здесь. И, даже, жил… (Уходит.)
Роза. – Какие мы, все музыканты, нежные… (По мобильному с Павлом.) Паша, извини, задергала тебя совсем, …сейчас поедем в отель, заберешь мои вещи, потом вернешься сюда. Должны привезти всякие «шурушки» для дома. Подушки, пледы, одеяла, постель…   Мебель, кой-какую. Посуду… Покараулишь доставку? Вот, спасибо! … Дизайнер? Черт, забыла. Да ну его, дорого просит, я и сама все продумаю, как тут все расставить, чай не дворец… Сейчас позвоню, откажусь…
 

Приблизительно, 1975 год.
Мелодия песни «Морозы». Ее наигрывает молодой музыкант, сидящий спиной к зрителю.  Наигрывает, как это делают композиторы. Роза кашляет. Не прерывая мелодии.

Женя. – Дом Культуры уже закрыт.
Роза. – Там, дядя Тихон, он впустил. Я, местная.
Женя. – И, что? 
Роза. – Мне сказали, вам певица нужна.
Женя. – А вы – певица?
Роза. – Да, я - певица.
Женя. – И, где вы учились?
Роза. – В техникуме. Сельскохозяйственном. На почвоведении.
Женя. – То есть, в сельхозтехникуме обучают петь?
Роза. – У нас, в детском доме, был хороший учитель пения.
Женя. – У них в детском доме был хороший учитель пения! Чему может научить учитель пения!?
Роза. – Он был добрый.
Женя. – Добрый. …И, только?
Роза. – Вы не понимаете.
Женя. – Сегодня - искусство не для добрых. 
Роза. – Я пойду, наверное.
Женя. – Нет уж. Коли пришли, давайте! Пойте! Вас, как зовут?
Роза. – Роза. Роза Морозова.
Женя. – Как-как? Роза Морозова? Роза на морозе…
Роза. - Вы мне мелодию наиграйте.
Женя. – Вот, текст, возьмите... Ноты читаете?
Роза. – Да, я училась в музыкальной школе. Когда еще родители живы были.  Они геологи. Были. Там газ взорвался.
Женя. – Сочувствую…
Роза. – Поэтому, не закончила…
Женя. (Гораздо мягче). – Знаете, что, Роза, давайте попробуем. Это надо же, значит, Морозова? Всё-всё, не надо обижаться, это ассоциативно… Эти два, розы-морозы, слова, часто рифмуют поэты… Сейчас поймете, что меня рассмешило, немного. Слушайте… (Наигрывает мелодию песни, «Морозы».)

Роза напевает без слов, затем вступает. Поёт песню.

 https://rutube.ru/video/54af72bb37c391fc3f1c947ab5ea7d18/

Квартира Лии Фёдоровны.
На следующий день.
Квартира немного преобразилась. Появился обеденный стол со стульями. Буфет, не разобранный стоит на том же месте. Лия Федоровна в домашнем брючном костюме на подносе вносит чашки, чайник, тарелку с бутербродами. Звонок в дверь.
   
Роза. (Громко в сторону прихожей.) – Открыто, заходи Паша…  Евгений, вы? 
Женя. – Вот, приехал. (Кивает на буфет.)  Буфет, что, не разобрали? А мне ваш водитель позвонил, сказал, чтобы я приезжал. А мебельщики придут? Я, видимо, не вовремя. Вы, кого-то ждете? Я пойду лучше, не хочу вам мешать.
Роза. – Мастер позже, видимо, придет. А обещал с утра. И, что-то его все нет и нет. Да вы раздевайтесь, пройдите. Присаживайтесь. Вы завтракали?
Женя. (Пожимает плечами). – Да мне это как-то неважно.
Роза. – Завтракать необходимо.
Женя. – Это, кто так сказал?
Роза. – Диетологи, врачи.
Женя. – От смерти это не спасает.
Роза. – Что-то вы сегодня еще мрачнее?
Женя. – Зря ехал.
Роза. – Долго ехали?
Женя. – Я в Загорске теперь, там квартирку купил. Городок милый, старинный. Часа два ехать. Да какая теперь разница. Куда спешить? К кому?
Роза. – А дети? А внуки?
Женя. – А вам, что за дело?
Роза. – Да, что ж такое? Ничего не спроси. Я, что? Этим вопросом оскорбила ваш моральный облик?
Женя. – Детей нет, если это вас интересует. По медицинским показателям я не могу иметь детей. Но, нас с Оленькой это не беспокоило. Нам и вдвоём было хорошо.
Роза. – Да ладно, ладно, простите, я не хотела никого обижать. А вы, что, травмированы были? Или свинкой болели?
Женя. – Я не был травмирован! И свинкой я не болел! Дались вам эти дети?! Не такие уж они и цветы, эти дети.
Роза. (Меняет тему разговора). – Согласна. Попадаются и сорняки… Я бываю не всегда вежлива… Осуждаете? Да?
Женя. – Куда уж мне... У вас своя – жизнь, у меня своя. Буфет вот вывезу, и прощайте.
Роза. – Давайте, хоть чаю. Замерзли же.
Женя. – Чаю, так чаю.
Роза. – Евгений, вы простите меня, а что такого случилось, что вы квартиру продали?
Женя. – Долги. Срочно надо было.
Роза. – Банку?
Женя. (Молча кивает головой).
Роза. – И, что? Заработать никак? 
Женя. – Руки. (Показывает дрожащие руки.) Вы встречали музыкантов без рук? …Кому я рассказываю? Впрочем, зачем всё, когда Оленьки больше нет. Вся моя жизнь в ней. Была.
Роза. – Надо же, беда какая…   
Женя. – А вам, вот вам, что за дело? Богатая, успешная, ребенок, наверное, за границей. За границей?
Роза. – Да. У него там работа.
Женя. – Так и вы бы туда мотали. Что вы тут мне сцены сострадания устраиваете? Зачем мне сострадания, милосердие, когда уже нет моей Оленьки. Где все были, когда моя жена умирала? Где? Молчите? Молчите лучше… Никто не помог. Все испарились. Будто и не жили мы, будто и не жили…
Роза. – Онкология?
Женя. – А, что еще? Рак кожи. Это такие боли невыносимые, я готов был умереть вместо нее…
Роза. – Есть же фонды…
Женя. – Что! Вы, о чем? Какие фонды для пенсионеров?! Где вы их видели?! Весь наш фонд - что мы сами нажили. Я все продал: автомобиль, дачу, украшения, всё, что имело хоть какую-то ценность. Это уже потом, чтобы лечение в Германии оплатить, в банке взял, а когда понял, что уже не смогу зарабатывать, квартиру продал. Знаете, что я вам скажу. Если у вас нет денег на черный день, начните откладывать, вкладывать, хоть во что, что можно потом будет обменять на жизнь. Мы с Олей жили очень хорошо, весь мир объездили, многое могли себе позволить. Я очень много зарабатывал, более, чем… И я даже не предполагал, что с моей женой такое случится? И то, что со мной случится, что играть не смогу, не предполагал. И, и все, в одночасье! Мы же, как живем? Думаем, что нас беда не коснется. Это у других случается. А с нами – никогда. А оно, хлоп и всё на, в гроб! Я смотрю, вы живете – шикуете. А вы не шикуйте, вы делайте накопления. Пусть они будут. Мало ли что? Ваш ребенок, муж, внуки заболеют.  И, я вас уверяю, никто не поможет. Только - вы сами, только тем, что имеете! …Всё, пойду я, рабочие не придут. У них и без меня много дел.
Роза. – Может, завтра придут?
Женя. – А может, ну его, буфет этот. Помру, все одно, кто-нибудь выбросит. Так зачем тогда? Смысл?
Роза. – Ну, знаете! Давайте так, пусть его разберут, привезут к вам, соберут, а там уж вы решите, нужен он вам или не нужен. Так-то, симпатичный, родительский все-таки...
Женя. – Хорошо. Пусть еще поживет, я же живу.
Роза. – Так-то лучше. Вам Павлик позвонит.
Женя. – А вы? Вы сами не умеете?
Роза. – Отчего же? Почему это не умею? Очень даже умею.
Женя. – Ладно, пусть Павлик звонит… Простите, и до свидания. 
Роза. – До свидания, Евгений.

Евгений отмахнулся, то ли на свои мысли, то ли на всю ситуацию, помедлил мгновение, вышел.

Роза. - (По мобильному набирает Павла.) Паша, где мебельщик? А, так он едет. Долго что-то. Приедет, пусть первым делом разбирает буфет. И надо все детали расфасовать, ну или, что ли разложить на части. Перевязать как-то, чтобы бывший собственник мог постепенно их вывозить. Откуда я знаю? Пусть на чем хочет, возит… Ты хочешь в отпуск? …На сколько? Надолго? До окончания Новогодних каникул? А когда окончание? … Хорошо, я тебе отпускные перечислю, жене привет… Ну и замечательно. …Спасибо...

 До Нового года – 10 дней.
Евгений, стараясь не шуметь, забирает упакованные детали разобранного буфета. Из комнаты, в домашнем костюме, выходит Роза.

Роза. – Все? Это последняя упаковка? Доброе, раннее утро, вам… Пойду на кухню, кофе, кофе срочно. Вы будете? (Уходит на кухню.)
Женя. – Да. Чай. Больше вы меня не увидите. Вот ключи. Я на стол положил. (Кладет на стол ключи от квартиры.)
Роза. (Кричит из кухни). – А я вам предлагала оплатить грузовую машину. Но, мы же гордые, мы же считаем нормальную человеческую помощь - подачкой.
Женя. – Человеческую я бы принял.
Роза. – А я, значит, не человек.
Женя. – Нет, вы человек, разумеется, но все у вас, как бы неискренне. Вы все хотите сделать, как унизить, как бы.
Роза. (Выходит из кухни). – Странное умозаключение. Вы же меня совсем не знаете. (Демонстративно.) Прошу, ваш чай, сэр… (Ставит чашку с чаем на стол.)
Женя. – А чего собственно, знать. Избалованная, богатая женщина. Наверняка муж был бизнесмен, да умер. Слава богу, наследство оставил. И, наверное, хорошее наследство, если квартиру в Москве купила. И шофер у вас личный, наверняка домработница будет приходить. Я много таких повидал. Вы считаете себя пупом земли. Землепуп такой. Землепупка!
Роза. – Да, что вы себе позволяете? Что за кухонные стереотипы? Вы рассуждаете, как, вон, бабки на лавках.  И обзываетесь, обидно, право… что это еще за землепупка.
Женя. – А разубедите меня, докажите, что я не прав!
Роза. – А чего это землепупка вам будет, что-то доказывать? У землепупок, поди, и мозгов нет.
Женя. – Да нет, мозги у вас есть. Хватило же их замуж за олигарха выйти, не каждой так повезет.
Роза. – Ай-яй-яй, неувязочка. Когда я должна была бы замуж за олигарха выйти, тогда их и в помине не было. Олигархи у нас в девяностые завелись, как вы помните, я надеюсь. А моя юность при эСССРе цвела. Как и ваша. Так что промахнулись вы с умозаключениями.
Женя. – Вы и в зрелости могли захапать кого-нибудь.
Роза. – Вы мне грубо льстите, Евгений. Я, далеко, не красавица, а с некоторых пор живу без шторок на глазах. Знаете, опыт был со знаком, минус. А бизнес в девяностых я сама, простите, грубо выражаясь, замутила. А, до той поры, в цветочном магазине трудилась. Директором была. Всё про это знала. Что, откуда, сколько и почем. Поэтому не сложно было свои киоски открыть. Потом салоны, потом в разных городах, и пошло, и поехало… Без выходных, без отдыха, без развлечений… Без личной жизни.
Женя. – Вы сами сделали свой выбор, чего плакаться?
Роза. – А я разве плачусь? Нет, у меня были «пробы пера», устроить личную жизнь, но, ничего не получилось. Впрочем, у меня было, ради чего я выбрала такую жизнь.
Женя. – И, ради чего?
Роза. – Ради сына. Ну, и… Вот, к примеру, а чтобы купить вашу квартиру в Москве. И, еще кое-где.
Женя. – Поди и яхта, где-нибудь пришвартована?
Роза. – Вот дались вам эти яхты, дворцы, заводы, пароходы?! Откуда такое представление о бизнесе?! Короче, если вас это успокоит, яхты у меня нет. И, вообще, я отошла от дел. Возраст, знаете ли… Буду наверстывать упущенное. Ходить в театры, на выставки, на концерты, в общем, куда юбка понесет. И, непременно, в лучшие рестораны! Буду кутить, буду пропивать заработанное! А, что, имею право! Пусть все думают, что старуха немного, «того»! А? Как вам моя перспектива? 
Женя. – Москва - город очень дорогих удовольствий, тут можно все прогулять.
Роза. – Ой, размечтался! Бизнес у меня, конечно, с рисками. Цветы могут заболеть, могут сгореть, если засуха, могут сгнить, если дожди затяжные… Господи, кому я говорю, вы же цветы только нюхать умеете. 
Женя. – Ну да, посадочный материал, если перестоит, может погибнуть.
Роза. – Ой! А вы откуда про это знаете?
Женя. – А вот знаю.
Роза. – Про посадочный, это да, там свои проблемы. Короче, мой сын, отличный специалист, я его всему научила, вот пусть он и правит теперь нашей цветочной империей. 
Женя. – И вы ему доверяете?
Роза. – Как я могу не доверять сыну? Он, мой, плоть от плоти, как говорится. И в дальнейшем, моего сына трогать - не рекомендую.
Женя. – Теперь понятно, где ваша ахиллесова пята?
Роза. – Я этого и не скрываю. Если бы у вас был сын, вы бы тоже свою пяту познали.
Женя. – Увы. Наверное, я вам завидую. Простите.
Роза. – Принимается. Евгений?
Женя. – Я пойду, пожалуй …
Роза. – Да, подождите, вы!  У меня к вам предложение. Пойдемте со мной на выставку? Ой, чего испугались то? В моем возрасте кадрить мужчин – не комильфо. А художник интересный, современный, необычный для нашего времени, Рыженко Павел. Не слыхали? 
Женя. – Я не очень люблю современное искусство.
Роза. – И зря. Уверяю, этот вам понравится. Особенно, одна картина.
Женя. – Оленька любила ходить в Третьяковку.
Роза. – Хороший вкус у вашей Оленьки. Вот, вы мне, простой землепупке, между делом, про Оленьку вашу, все и расскажете.
Женя. – Зачем?
Роза. – А я люблю истории про любовь.
Женя. – Простите, за землепупку, вообще-то, не в моих правилах, обижать женщин.
Роза. – Тем не менее.
Женя. – Виноват.
Роза. – Вот и искупите свою вину.
Женя. – Делать нечего, придется идти.
Роза. – Завтра, в 9 утра я за вами заеду.
Женя. – Так далеко же.
Роза. - Выставка в Переславле-Залесском, как раз по дороге через ваш Загорск. Да, далеко, но это того стоит. Адресок мне на ват цап сбросьте.
Женя. (Берет упаковку с деталями буфета. Из упаковки, из-под веревки, выпадает свернутая афиша. ) – Только вы ко мне, не надо, не заходите. Я вас у подъезда подожду.
Роза. – Не зайду, не беспокойтесь, не нужны мне ваши скелеты в шкафах, мне своих девать некуда… Все, до завтра. (Замечает выпавшую афишу.) Евгений! У вас тут выпало… Ушел.
Двумя пальцами поднимает афишу. Разворачивает, рассматривает. Мнёт ее в руках, ошарашенно присаживается. Как бы себе, тихо вспоминает детскую считалочку.

Роза. – Из-под горки катится
             Голубое платьице.
             На боку зеленый бант,
             Меня любит музыкант.
             Без сомнений - гений,
             Звать его – …Евгений.
             Через месяц, через два,
              Будешь ты ему жена.
              Музыкант не полюбил…
               …Укатил и позабыл…

(Снова разворачивает афишу.) – То-то, мне все казалось, что я где-то тебя видела… Сколько же прошло? Скоро пятьдесят лет, получается… Черт бы тебя побрал, Марфин Евгений. Господи, зачем? 
 
Голоса Жени и Розы в юности.
Звучит песня «Морозы». Репетиция.  Женя репетирует с Розой свою песню. Роза готова заплакать. 

Женя. – Стоп! Стопэ, я прошу… Роза, голос должен литься, он должен будет слиться с музыкой… Если конечно ребята смогут сыграть, как я требую. А не б;хать, особенно басами. Ударные тоже хороши! Они должны, тихо-тихо, щеточками, как художник - кисточками…  Если они и ты, вместе, вы меня послушаетесь, то получится гениально. Поняла?
Роза. – Поняла.
Женя. – А, если поняла, давай еще раз…  (Женя играет, Роза поет). Стоп!
Роза, милая, у тебя все прекрасно звучит, но этого мало. Ты ждешь любовь. Так ждешь, что и говорить об этом боишься, кричат и плачут только твои мысли, твоё сердце! Поняла?
Роза. – Поняла.
Женя. – Поехали! Репетируем! Будем до утра репетировать, если не споёшь, как я прошу.
Роза. – Мне на работу с утра…
Женя. – Ничего, я договорюсь…
Роза. – У меня там посадочный материал, если он день перестоит, все пропадет, а потом уже не успею, только на следующий год…  А он из Голландии.
Женя. - Роза! Ты хочешь стать певицей?
Роза. – Хочу-у-уу…
Женя. – Ну, вот! Опять слёзы!
Роза. – У меня не получается, как вы просите…
Женя. – А, ты думай, думай, про что поешь! Включи сердце, душу включи… И не надо плакать… Хочешь стать певицей? Так надо тратиться. Начали! Снова с проигрыша…  Раз, два… (Звучит музыка песни, «Морозы».)




Наши дни. Вечер следующего дня. На улице, после выставки.. До Нового года 9 дней. 

Роза. – Спасибо, Евгений, что сопроводили меня, а то одной скучно любоваться шедеврами. Что скажете? Как вам современное искусство?
Женя. – Это вам, спасибо… Я под огромным впечатлением. Мне надо все осмыслить. Я даже и не знал, что есть такие художники. 
Роза. – К сожалению, Павел Рыженко умер совсем молодым. Как вам картина, «Веночек»? Ну, та, где солдат пришел с фронта, а жены нет, умерла жена. И он горюет на ее могиле, а в сторонке одиноко сидят, словно брошенные, их дети.
Женя. – Вы, что, хотите провести параллель с моим несчастьем? Напрасно. Я никого не оставлял после смерти Оленьки. И у меня нет брошенных детей, некого мне было бросать…
Роза. – Надо же, как скучно живут музыканты.
Женя. – Почему скучно, и совсем не скучно. Или вы хотели бы, чтобы я кого-то бросил, ради страданий о жене? И, тогда бы было не скучно? Кому, не скучно? Вам? Вы, как? Вы – нормальная?
Роза. – Всё-всё-всё, какой вы, право, ранимый. 
Женя. – Простите, нервы не к черту. И художник, его картины, растревожили…
Роза. – Вы такой впечатлительный. А вы?  Вы когда-нибудь, что-нибудь сочиняли? Вы ведь такой музыкант, от Ростроповича не отличить!
Женя. – Вы, опять? Уже сожалею, что обмолвился об этом.
Роза. – Я без всякой задней мысли. Давайте, посмеемся. В конце концов, солдату-солдатово, музыканту- музыкантово. Ну, улыбнитесь?! (Евгений демонстративно улыбается.) Ну вот, можете же! А вам к лицу улыбка… Так, что? Писали музыку? Или песни?
Женя. (Продолжает улыбаться). – Нет, ничего я не писал.
Роза. – Жаль.
Женя. – Меня почти сразу, по окончании института, в оркестр пригласили, так что, не довелось.
Роза. – Жаль, мне кажется, вы бы смогли…Да перестаньте уже улыбаться.
Женя. – На вас не угодишь, то улыбайся, то перестань…
Роза. – Клоун… Кстати, Евгений, а где вы Новый Год будете встречать? Ведь уже скоро.
Женя. – Странный вопрос, где?
Роза. – Один? С буфетом?
Женя. – Один. С буфетом.
Роза. – А приезжайте ко мне.  Клоун был бы, как раз, кстати. Подруг у меня в Москве нет, да и вряд ли уже будут. Паша с женой в Турцию уехали. Сын с женой решили позже приехать, да и дел там у них перед праздниками, обычно, много.  Внучка, Дашенька, она в Питере учится. Так, Дашуня с друзьями, да и что ей со старой землепупкой делать, о чем говорить?
Женя. – Вот, не можете вы не уколоть?!
Роза. – А что? Забавное же прозвище, смешное. Парочка, что надо. Клоун и землепупка. Надо внучке сказать, ей «по приколу» будет.
Женя. – А ёлка у вас есть?
Роза. – А надо?
Женя. – Конечно надо. У нас с Оленькой всегда была ёлка.
Роза. – Столько хлопот с вашей полусемьей... Ладно. На днях зайду в супермаркет, куплю игрушки, гирлянды, подставку, ну и ёлку.
Женя. – Позвольте.
Роза. – Господи, что опять не так?
Женя. – Позвольте мужчине купить ёлку.
Роза. – А, вот значит, как! Вам невозможно отказать, какой вы!? … Я, в смысле, невозможно отказать - ёлку купить? А вы, что подумали?
Женя. – Куплю и привезу.
Роза. – Отлично. Только, пожалуйста, к вечеру. Днем у меня дела. Часиков в семь… 
Женя. – Все концерты начинались в семь. Знаете, впервые, мне стало невыносимо жаль. Жаль, что не могу играть. И обидно за свою, теперь, ущербность. Там, внутри, всё болит, всё играет, а выразить не могу. Как глухонемой. …Ну, все-все, это картины художника меня разбередили… Давайте прощаться, а то холодно, еще простынете.
Роза. – А вы лечиться не пробовали?
Женя. – Это психосоматика. Там, (стучит себя по лбу) где-то замкнуло. Никто не знает, а потому, и не может вылечить.
Роза. – А пойдемте ко мне, выпьем горячего чаю. А если хотите, то и покрепче чего-нибудь.
Женя. – Поздно уже…
Роза. – Ничуть. Идёмте. Вы же не девушка, чтобы уговаривать. Обещаю, ваша честь не пострадает.
Женя. – Понять не могу. Иногда из вас доброта так и льется, а иногда вы просто невыносимы.
Роза. – Зато, как интригует.
Женя. – Да уж, не отнять… Полагаю, вашему мужу было с вами совсем не скучно… Простите, что-то не то ляпнул.
Роза. – «Что-то не то ляпнуть» - ваш конёк.
Женя. – А, знаете!? А глупо отказываться от горячего чая.
Роза. – Быстро, однако, умнеете… Не молодые ведь, стоять у подъезда, мерзнуть...
Женя. – А жаль, жаль, что не молодые…
(Уходят.)

В квартире Розы. Евгений Георгиевич в кресле, задремал. Входит Роза, выносит на подносе чайник с чашками, на тарелочке бутерброды, графинчик с водкой, и две рюмки. Она тихо расставляет все на столе, присаживается, какое-то время разглядывает Евгения Георгиевича. Свистит. Евгений просыпается.

Женя. – Простите, задремал.
Роза. (Наливает в рюмки водку). – Это с мороза… Выпейте.
Женя. – Нет, лучше чай.
Роза. – Пейте. А то свалитесь, а вы мне нужны еще. С кем я Новый год буду встречать?! И не надо на меня так смотреть, мы все эгоисты. Всё для себя, все для себя. Но, под предлогом, будто для других. Или я не права?
Женя. – В какой-то мере…
Роза. – Да без всякой меры… Пейте.

Женя послушно «опрокинул» рюмку. Сел за стол.

Женя. – Вам бы дивизией командовать.
Роза. – Так я и командую. Бизнес, своего рода, тоже дивизия.
Женя. – Со мной не получится. Я не солдат, я – музыкант.
Роза. – На боку зеленый бант, кого любит музыкант…
Женя. – Причем, здесь, зеленый бант, музыкант?
Роза. – Да какой вы музыкант?! Вас уже подстрелили. (Имитирует рукой пистолет.) Пух! Вы – трехсотый.
Женя. – Ай! …Интересно, и кто, по-вашему, меня подстрелил?
Роза. – Ну, уж точно, не я, (театрально) мой выстрел будет последним.
Женя. – Я не боюсь вас.
Роза. – А напрасно.
Женя. – После всего, что я пережил? Нет ничего, что меня бы держало… Мой мир рухнул и восстановлению не подлежит.
Роза. – Вы так считаете?
Женя. – Вы сбежали от ответа. Ну, так и кто же меня подстрелил?
Роза. – Лукавый.
Женя. – Кто?
Роза. – Как вам объяснить? Даже не знаю. Боюсь, обижу, и вы сбежите.
Женя. – Я уже почти привык к вашим колкостям.
Роза. – Для этого вам надо многое вспомнить… К примеру, чего вы так испугались, когда заболела ваша Оленька?
Женя. – Я за нее испугался.
Роза. – А, если честнее?
Женя. – Куда уж честнее.
Роза. – А я подозреваю, что не за жену вы испугались, вы за себя испугались. Потому что, онкология, это не простуда, это болезнь, которая подчиняет себе всё и вся. Мне бы не хотелось испытать, когда костлявая берет за горло, и то придушит, то отпустит. Дорогостоящее лечение, клиники, врачи, сестры, сиделки, химия, лекарства и бесконечное ожидание победы над болезнью. А, это всё долго, долго и мучительно. Вот это всё и вышибло вас из привычного течения вашей отлаженной жизни. Да? Отвечайте.
Женя. – Да, что ж вы танком то?
Роза. – Извините, меня заносит.
Женя. – Сильно, однако, заносит.
Роза. – Так вы ответите?
Женя. – Рак, кого угодно выбьет из колеи.
Роза. -  Она кем работала? Я о вашей Оленьке.
Женя. – Вначале играла в оркестре, она скрипачка. Там и познакомились. А потом стала просто домохозяйкой.  Я очень хорошо зарабатывал.  Нам хватало.
Роза. – И, как вам тот момент, когда диагноз подтвердился?
Женя. – Я уже плохо помню… Помню только, что руки затряслись… Это было ужасно.
Роза. – Еще бы! Услышав приговор жене, вы с ужасом прокрутили в голове: как отменяются ваши выступления, гастроли, большие запланированные концерты с зарубежными оркестрами, и прочие радужные планы. Весь ваш прекрасный замок, хлоп, и в руинах. Щелчок, и ваши руки - дрожащая пакля. Если копнуть глубже, то вы должны бы, ненавидеть вашу жену. Из-за нее или из-за ее хвори, неважно, но вы лишились самого главного в вашей жизни. Быть музыкантом. Желательно, круче Ростроповича, ведь это ваша цель? 
Женя. – А почему бы и нет?! Только ошибочка, я любил Ольгу.
Роза. – О! Наконец-то, ваша Оленька стала простой Ольгой.  Да я и не отрицаю вашей любви к жене. Хотя, я предполагаю… Нет, я не стану продолжать, а то рассоримся.
Женя. (Достает таблетки, хочет выпить, откладывает). – Вы уже и так наговорили на хорошую ссору. Куда уж больше? Выжигайте уж до конца.
Роза. – А вы со своей Ольгой никогда не ссорились?!
Женя. – Почему же, ссорились.
Роза. – Из-за чего?
Женя. – Теперь и не вспомню. Из-за чего?
Роза. – А, что вы вообще помните?
Женя. – Ну… Она, к примеру, не ладила с моей мамой. И мама ее, скажем так, терпела. А я, я много работал, чтобы у них была хорошая жизнь. И мне непонятны были их вечные претензии к друг-другу.   
Роза. – Они бились за вашу душу. 
Женя. – Я старался не вникать, уходил в работу целиком. На гастролях было хорошо. Спокойно.
Роза. – Да уж, работа наше всё!
Женя. – Перестаньте. Я их любил, скучал даже!
Роза. – А по кому больше?
Женя. – Дурацкий вопрос.
Роза. – Нормальный.
Женя. – У Оли были подруги, она путешествовала, ездила в санатории, у нее с детства здоровье было слабое. А мама заботилась обо мне. Все знакомо, все понятно, тепло, уютно. У меня была очень хорошая мама. А потом - Оля. Да. я понимаю… Я не совсем удобный человек. Можно сказать, совсем не удобный. 
Роза. – Вы изменяли жене?
Женя. – Ну, это уже слишком!
Роза. – Значит, изменяли.
Женя. – Причем здесь это?
Роза. – Действительно. …Не надо меня убивать, я еще не закончила.
Женя. – Я не дам вам закончить. Я ухожу.
Роза. – Эх, вы, жалкий трусливый музыкантишка. Да вы «поуши» погрязли в жалости к себе. А вашу эгоистичную жалость к себе, прикрываете, какой-то, эфимерной любовью к умершей жене. А, если подумать?
Женя. – И думать нечего. Заботу и любовь, которую мне дала Оленька, ни с чем не сравнить. Да, если бы не она, разве я смог бы достичь всего того, чего достиг, как музыкант. Она организовала не только мой быт, она была моим директором. Вела переговоры, заключала контракты, вела всю бухгалтерию. Без нее всё рушилось.  Да и разрушилось, в результате…
Роза. – Простите. Я не имела права лезть в вашу жизнь. Простите.  …Более того…
Женя. – Лия Федоровна, пощадите. Я так устал…
Роза. – Я хотела сказать, я уверена, что вы все продали, кроме своей виолончели.
Женя. – Разве можно продать свою душу?
Роза. – Вот! Вот, что главное для вас. А все остальное? Это – остальное. Представьте, однажды утром вы проснетесь, и ваши руки будут спокойны, и вы вновь… что вы любили играть?
Женя. – Штрауса Рихарда, «Дон Кихот».
Роза. – Вот, его вы и сыграете в первую очередь. Для себя, любимого. Вы же эгоист, как все, так признайте это, и живите, как нормальный эгоист. Разберитесь с вашей внутренней правдой, с вашими страхами, глядишь, руки и окрепнут.
Женя. (Берет графин с водкой). – Мне надо выпить.
Роза. – Да, пожалуйста. Добра то.
Женя. – А, вы?
Роза. – Не надо спрашивать. Вы наливайте, а я сама решу, пить мне с вами, или лучше потом, одной напиться.
Женя. – Вы какая-то невероятная, жуткая вы, Лия Фёдоровна, вы не женщина!
Роза. – О, вы еще не все про меня знаете. О, сколько нам открытий чудных, таит …м-м-м-там, какой-то век. Забыла. Всё из-за вас.
Женя. – Давайте, о себе вы будете дозировано. А то я до Нового года не доживу.
Роза. – Я запрещаю вам думать об этом. Во всяком случае, до старого нового года.
Женя. – Странно. Почему до старого? Давайте уж всё до нового.
Роза. – Ну, уж нет, я оттяну время. Тише едешь – дольше проживешь! Так ведь!? …Ну, хоть тут вы со мной согласны! Эх, Евгений, Евгений! Если бы вы жили и думали по правде: о себе, о своих чувствах и мыслях, короче, мы бы сейчас тут не разговаривали.
Женя. – Не понял?
Роза. - Нет, ты погляди, все надо разжевывать. Надо было, просто, не жадничать, нанять другого директора. Тогда бы у вас не затряслись бы руки. Продолжали бы работать, вам бы не пришлось продавать квартиру…  Это, понятно? (Пьет свою рюмку водки, занюхивает бутербродом.)
Женя. – На словах, все проще. Оля просила, она умоляла меня быть с ней. Она очень боялась услышать свой диагноз. Она так хотела жить. В результате, я с ней и остался. Роза. - Безрукий, но её навеки. Она, что, так боялась вас потерять? Сколько времени она болела?
Женя. – Почти три года. Скоро год, как ее не стало.
Роза. – Взрослая женщина. Что за дикое такое чувство собственности?! Пожалуй, зря она забросила свою скрипку.
Женя. – Я тоже, иногда, так думал.
Роза. – Ваша Оленька, дура. Жила вашей жизнью. А это наказуемо. Говорят. И вы не отпустили ее. Не вложили ей в руки ее скрипку, хоть и понимали, что совершаете нечто не правильное. А, почему? А потому, что – удобно. Вот и получили по своим рукам.
Женя. – Господи, что я делаю, почему я слушаю ваш бред?
Роза. -  Да, действительно. Чего это вы? И странно, что вы еще не сбежали?!
Женя. – От вас сбежишь? Вы же мне и шагу ступить не даете, сыплете и сыплете свои колючки. На мне уже живого места нет… (Евгений Георгиевич поднимает свою рюмку, делает ею жест в направлении Розы, будто чокается, и одним глотком «опрокидывает».)
Роза. – Да заживут ваши места, дайте срок... Поверьте, придет время, и вы будете благодарить бога, что он меня вам послал, когда-то.
Женя. – Почему, когда-то?
Роза. – Да потому. Потом, это и будет, «когда-то». Ой, не придирайтесь к словам, и вообще, вам домой пора. Или вы хотите остаться?
Женя. – Да упаси бог!
Роза. – Пойдемте, провожу вас, а то выпьете тут всю мою водку, а мне потом снова покупать, тратиться. Сами же учили – не шиковать.
Женя. – Ой, ой, пожалела, куплю я вам вашу водку.
Роза. – Конечно, купите. И, вообще, надо со своей ходить, если выпить - «не дурак». (По пути к выходу.)
Женя. – Я не пью!
Роза. – Я видела, как вы тут не пьете мою водку…
Женя. – Вы еще и жадная?
Роза. – Что поделать, мир не совершенен... И возьмите ключи, (отдает ему ключи от квартиры), а то придете, а меня дома нет. Не стоять же вам с ёлкой на морозе…
Женя. (Берет ключи). – Я потом верну.
Роза. – Пусть у вас будут. Мало ли, свои потеряю…
Женя. - Лия Федоровна, позвольте мне вам «алаверды», как говорится.
Роза. -  Чего-чего?!
Женя. – Ну, вы меня на выставку, а я, позвольте, в Большой театр, традиционно, на новогоднего Щелкунчика.
Роза. – Дороговастое, «алаверды». Я видела цены. Простому смертному совсем не по карману.
Женя. – А, кто сказал, что я простой смертный? Меня еще помнят. И, даже, в Большом театре.
Роза. – Если так, и вам это ничего не стоит…  Признаюсь, я ни разу не была в Большом, это было только в планах…
Женя. – Так, что?
Роза. – Он еще спрашивает? Приказывайте.
Женя. – Завтра в 18:00 у центрального входа, но войдем со служебного…
Роза. – Так я еще и по закулисью прогуляюсь?!  Вот это настоящее приключение!!! Я о таком и мечтать не могла… (Почти на выходе.) Знаете, что мне в вас нравится? Вы не обидчивый. Хоть это радует!
 Женя. – Да, я такой…

Затемнение.
Звучит песня «Морозы». Голоса Жени и Розы в юности.

Женя. – Роза?! Ты зачем пришла?
Роза. – Вы ноты забыли.
Женя. – Ноты? Ах, да, так это я тебе оставил.
Роза. – Мне?
Женя. - Там очень холодно?
Роза. – Мороз под сорок. Я, что пришла? Вы сегодня не уедете. Маршрутного автобуса не будет. И наши никто не повезет. Железо замерзает в лёд. Если по дороге встанут, то и спасать некому. …Расстроились?
Женя. – И, когда это, обычно, тут заканчивается? Мне через неделю уже надо быть в Москве. Оркестр, Гостелерадио! Это такой шанс! Нет, ты не понимаешь, Роза. Роза, Роза, что же делать? А?
Роза. – Старики говорят, что через два дня морозы уйдут.   
Женя. – Два дня, еще целых два дня здесь…
Роза. – Я вас понимаю…
Женя. – Да что ты понимаешь? Понимает она. … Ладно. Делать нечего, Роза, а давай, выпьем! Скоро Новый год, так давай и отметим! Ты, как? 
Роза. – Я, как вы.
Женя. – Роза, тебе надо самой научиться решать, что ты хочешь, что – нет. Так, что? Будем праздновать?
Роза. – Будем…
Женя. (Наливает в стаканы вино). – Итак, с Наступающим новым годом! Будь счастлива! И, здорова! И, очаровательна? А, вот не надо смущаться, ты очаровательна. Ничего, ты еще всю Москву покоришь!
Роза. – Я люблю вас.
Женя. – Что, что ты сказала?
Роза. – Я люблю вас, неужели не понятно?
Женя. – Роза! Ты тоже мне нравишься, ты очень талантлива… (Роза бросается к нему, неловкая, обнимает его.) о, Роза, милая, что ты со мной делаешь?! Роза, милая Роза… (целуются).

Затемнение. Тема песни, «Морозы».

Наши дни.
Роза и Евгений на улице после похода в театр.

Роза. – Все-таки, Чайковский наш - велик! Ох и велик же он! И балет его этот - роскошь.  Вот дает он веру нам в рождественские чудеса, да ведь?  Евгений! Как мне вас отблагодарить? Была бы моложе, расцеловала бы…
Женя. – А, что вам теперь мешает?
Роза. – Евгений Георгиевич!
Женя. – Я пошутил.
Роза. – А, так вы и шутить умеете?
Женя. – Спасибо вам, Лия Федоровна.
Роза. – Мне-то за что?
Женя. – Обязательно за что-то?
Роза. – Знаете, я, когда увидела, как вам обрадовались ваши коллеги, зааплодировали вам, застучали смычками по струнам, как они обнимали вас, улыбались вам, интересовались вашим самочувствием! Так искренне. И знаете? Да меня, прямо, гордость распирала, что я с вами, что я, ваша спутница. Хоть ненадолго, но спутница. И вы меня всем представили, как друга. Мне было очень приятно.
Женя. – А, что вы хотели? Чтобы я им сказал, мол, вот, подобрал тут женщину на улице, решил в театр сводить?
Роза. – У, вы какой! Коварный!
Женя. – А пойдемте в кафе? Хочу мороженого. Вы, как?
Роза. – И, шампанского!
Женя. – И, шампанского! Кафе, вон то, видите? Мы в молодости все свидания там назначали. Счастливые были времена.
Роза. – Что-то мне расхотелось мороженого.
Женя. – Лия Федоровна, я приглашаю вас на свидание, в кафе. Вы пойдете?
Роза. – Что, прямо сейчас?
Женя. – Да, прямо сейчас. Обещаю, ваша честь не пострадает.
Роза. – Но, учтите, если мне что-то не понравится, я сразу уйду.
Женя. – Я учту. Так что? Прошу?
 
Подставляет ей руку. Роза берет его под руку, они уходят.

На следующий день.

Роза. (Говорит по мобильному с внучкой). – Даша, ну, что? Вы песню сделали? …Сделали! Ай, молодцы. И музыканты в восторге!? Надо же…  Денег хватило? А то я тебе еще сброшу. … А, к новому году? …Какая ты у меня скромница. Папа с мамой на старый новый год прилетят, надеюсь, что и ты на денек приедешь? Я понимаю, что сессия, но родители огорчатся. Папа, особенно… Что? Они в Питер приедут!? …Нет, Даша, я не приеду. Мне тут подлечиться надо. Манипуляции какие-то назначили. …Я не понимаю в этом… Да нет, ничего страшного. Просто твоя бабушка стареет, особенно по утрам. …Всё нормально, не переживай. Так, я жду. Сбрось песню мне на адрес, на комп. А, и на «Telegram», пусть и в мобильном будет. Пока, родная.

 (Отключается. Мгновенно звонок от Евгения.) Да, Евгений, …Что? Какую ёлку? Господи, живую, конечно! Высоты? А купите самую высокую. Или, нет, купите среднюю. А то игрушек много надо, а я же решила экономить.

(Смеется. Отключается. Набирает сына.) Егор, вы, что, в Питер летите? А в Москву? …Фу, успокоил…Да мне Дашка сказала, я и запаниковала.  Вот, как не паниковать? Как?   …Послушай, я тут новый сорт роз нашла, будем пробовать выращивать. Очень красивые! Таких еще никто не видел. В Сибири селекционеры, а там мой одногрупник, тоже не сидят без дела. …Это секрет. …И для тебя секрет. Для всего мира – секрет. Прилетите, поговорим. И, у меня для тебя большой сюрприз. …Не скажу. …Егор, не нуди, прилетишь, сам увидишь! Всё, отключаюсь. И, пожалуйста, впредь, держи меня в курсе ваших планов.

(Отключилась.)  Вот, как тут отдохнешь?! 
(Снова звонок. Такси.) Кто это? Такси? Ой, простите, я выхожу, подождите…

Вечер того же дня. Роза говорит с курьером в прихожей.

Роза. – Да, вот сюда всё, сюда ставьте. Спасибо, молодой человек, С наступающим Новым годом, вас!

Роза вносит коробки с новогодними игрушками, гирляндами, мишурой и прочими украшениями для Нового года. Достает из коробки деда Мороза.

Роза. – Красота, какая! Привет, Дед Мороз. Надо же, как раньше, один-в-один. Из ваты, что ли? Раньше из ваты делали. Интересно? (Пытается снизу зубами отодрать кусочек.) Тьфу, гадость... Эх, ты, а когда-то был из ваты... (Звонок в прихожей.) Входите, открыто.
Женя. – А вот и ёлка! Ну?! Как?! Хороша же?!
Роза. – Хороша. Очень хороша! …А костюмы карнавальные?
Женя. – Какие костюмы?
Роза. – Ну, какие? Вы – зайка, я – баба Яга. Или лучше снежинкой? Вы, как думаете?
Женя. – Лия Федоровна, сжальтесь.
Роза. – Думаю… Думаю, в этом году обойдемся домашними нарядами. К примеру, в пижамах. У вас есть пижама?
Женя. – Не помню.
Роза. – Придется купить. Такую, шелковую в полоску. А у меня, у меня есть, смотрите, вот такая, вся в магнолиях. Или! Есть еще в павлинах! Вам, какая больше нравится?
Женя. – Обе.
Роза. – Креативно, правда, а? Господин, музыкант?  …Да я шучу, в чем хотите, в том и придете, главное, чтобы удобно было лежать потом.
Женя. – В смысле, лежать? Почему, лежать?
Роза. -  Ну, когда напьетесь.
Женя. – Никогда не пойму, когда вы – серьезная, а когда шутите.
Роза. – И, еще! Прежде, чем мы вдвоем встретим Новый год, а это ведь серьезно, вместе встречать всё новое. Короче, В Новый год надо идти с чистой совестью, ведь так?
Женя. – Если вы так считаете…
Роза. – Да, я так считаю. В общем, я должна признаться.
Женя. – Может, не надо, а?
Роза. – Надо. Короче, я вас обманула. Яхта у меня есть.
Женя. – Даже не знаю, как реагировать.
Роза. – И вилла на берегу океана.
Женя. – А газеты, заводы, пароходы?
Роза. – Увы. Газеты – не рентабельно, заводы – не потяну. Только вилла и яхта. Хотите посмотреть?
Женя. – А хочу.

Роза на мобильном показывает ему фото.

Роза. – Вот! Это все на берегу Индийского океана. Ну? Как! Правда, красиво!
Женя. – Это, что? Вилла?!
Роза. – Да. Для простых кенийцев, это даже, не вилла, это дворец!
Женя. – У нас под Москвой и то круче.
Роза. – Так, то под Москвой. А, то в Африке… А, это, вот, яхта. Правда, классная!
Женя. – Я, как-то предполагал, что яхта выглядит иначе. Это же, просто, катер.
Роза. – Это для вас – катер. А для нас, это яхта. Видите, есть и название, «Виктория». Победа! Не заяц чихнул.
Женя. – Не баран, не баран – говорят. …Да уж, богато живете. И, как это, вы все это решили оставить?
Роза. – У меня тоже, что-то сломалось, то ли здесь (показывает на голову), а то ли здесь (показывает на сердце).
Женя. – У вас?!
Роза. – У меня. Не у вас одного (слегка щелкает Женю в лоб) вот здесь щелкает. Рассказываю. У нас, на срезке работали местные. Простые африканские крестьяне. Нет, мы им хорошо платили, они рады были. И вот, одна женщина, вдруг, перестала приходить на работу. Я спрашиваю, что случилось. Мне говорят, что заболела, мол. Чем? А мне, она от голода ослабла. Я к ним в деревню. Прихожу в дом. Она лежит. Дети веселые, все в порядке, вроде. Я мужа спрашиваю. И, вот такая история. У них, в этой семье, была корова. Долго жила. А год выдался засушливый, корма подорожали. Корову кормить нечем, и муж решил ее зарезать, чтобы от голода она не померла. Корова эта, перед тем, сильно ревела и плакала. И жена его не выдержала, говорят, кричала и плакала вместе с коровой. А потом, когда увидела, как ее дети едят мясо той коровы, ее вырвало, и потом еще, и еще. И она, вообще, слегла. И есть перестала. Щелкнуло у нее где-то. В общем, я ее уговорила поехать в клинику. Там психологи тоже есть. Кения, очень развитая страна.
Женя. – Надо же… А, вы то здесь при чем?
Роза. – Я про щелканье, вот здесь (стучит себя по лбу). Говорю же, засуха была. Они корову зарезали, а мы, сколько могли, розы наши поливали, а потом совсем не рентабельно, вода там очень дорогая… Решили их срезать, чуть раньше. И вот женщины пошли их резать, а я, вдруг, услышала, как они, розы мои, стонут и плачут от боли. В ушах такой, м-м-м-м-м, как тихий плач, только многоголосный, м-м-м-м-м… Волосы поднялись. И, всё, и я убежала. Бегу, плачу, а стон в ушах, м-м-м-м… И я поняла, что мое время закончилось. И я больше не смогу выращивать розы, чтобы потом их срезать на продажу. К психологам я не пошла, передала все дела и, вот, я здесь. Это был первый признак шизофрении, да? Как вы думаете?
Женя. – Вы это серьезно?    
Роза. – Абсолютно.
Женя. – Ну и дела в Африке… А, сейчас, как?
Роза. – В рецессии. Теперь буду только садовые и парковые цветы выращивать. Не верите, да?
Женя. – Да, как вам сказать? Может на солнце перегрелись, Африка все же.
Роза. – Никто не верит. Ну и не надо. Так! И, что стоим, кого ждём? Вот подставка, вот ёлка. Давайте, устанавливайте.  Вы же хотели ёлку?
Женя. – Я?
Роза. – Ну не я же.
Женя. – Все, где тренога, я лучше ёлкой займусь…
Роза. – Там, в прихожей, а я пойду, посмотрю, чем поужинать…
   
 Евгений берет елку идет в прихожую. Расходятся. Затемнение.

Роза и Женя. Сцена из прошлого.

Женя. – Роза, не надо меня провожать. Мороз на улице. А у тебя концерт новогодний. Простынешь. А тебе петь.
Роза. – Я не простыну, знаешь, какое у меня здоровье. Я никогда не болела. Вот, ни разу.
Женя. – Я напишу тебе. Как узнаю, когда вступительные, то есть подготовительные к вступительным, так и напишу. Эх, жаль, связей у меня там нет, впрочем, с твоими данными связи и не нужны. У тебя – талант. Природный. Как у Анны Герман. Тебе к хорошим педагогам, и ты будешь петь не хуже, а может даже и лучше.
Роза. – Ты, правда, так думаешь?
Женя. – Конечно. Вот, смешная, зачем мне тебя обманывать?
Роза. – Я буду ждать. Я очень-очень-очень сильно буду ждать.
Женя. – До свидания, Роза Морозова.
Роза. (Крепко обнимает Женю). – Я люблю тебя, я так сильно тебя люблю. Так, наверное, никто никогда не любил… Ты только, напиши, я буду ждать. Каждую минутку…
Женя. – Ну, вот, опять плачешь… Не надо, не плачь, мы обязательно увидимся… Обязательно, слышишь? Прощай… (Целует Розу, убегает.)

Наши дни.

Вечер Нового года. В стороне, наряженная, новогодняя ёлка. Стол накрыт. Роза в красивом наряде стоит у окна. С улицы доносятся звуки праздника, веселые молодые голоса. Из кухни выходит Евгений Георгиевич, выносит бутылку открытого вина.

Женя. – Вот, открыл. Как так? Нет штопора. В каждом приличном доме должен быть штопор.
Роза. – Не нуди – те, Евгений. Не надо. Наливайте. (Женя разливает вино.) Прежде, чем мы с вами выпьем за прошлое, я хочу вам сделать сюрприз.
Женя. – А может не надо, а? 
Роза. – Это не больно. Хочу, чтобы вы послушали. Моя внучка, Дашенька, она поет. Она в консерватории учится. Я, кстати, тоже когда-то пела.
Женя. – Даже так! Интересно, очень интересно…

Роза включает песню, «Морозы».

Роза. – Вот, слушайте.   
 
Евгений Георгиевич слушает, потряхивает головой, он как бы отмахивается от воспоминаний. Затем замер, обмяк, вопросительно смотрит на Розу. 

Женя. – Это же… Это! Вы?! Откуда это у вас? Господи! Я забыл. Я совсем забыл. Но, откуда это у вас? Это было лет сорок тому назад… Да нет, пятьдесят, однако. Я тогда недели две работал в каком-то районном городишке, в Доме Культуры. Да, я теперь и не вспомню даже названия этого городишки. Меня, после Гнесинки, распределили в какую-то сибирскую глубинку. Положено же было отрабатывать. Меня уговорили поехать на пару недель, так, для галочки. Чтобы потом отозвать срочно в оркестр Гостелерадио. Ко мне тогда даже ни один ученик не записался. Скуки ради, надо же было чем-то заняться, я решил создать там Вокально-инструментальный ансамбль. А морозы там! Ужас. Вот, я песню и написал. Вот эту. Нашел чьи-то стихи и написал. Помню, певицу искал…
Роза. – Нашлась?
Роза. – Нашлась. Девушка. Смешная такая. Но, голос был, вот прямо такой, как сейчас у вашей внучки. Ангельский. Я даже обалдел тогда! Откуда, удивлялся, в той глуши такой талант. А звали ее? Сейчас, сейчас...  Я вспомню. Имя было созвучно тексту… этой песни. Точно! Роза Морозова! Она, Роза эта, должна была спеть мою песню в Новогоднем концерте для тружеников села…
Роза. - Спела?
Женя. – Не знаю. Я тогда срочно уехал. Прислали телеграмму с вызовом в оркестр, и я уехал. Но, откуда, где вы взяли эту песню? Я и сам про нее забыл.
Роза. – Ты оставил мне ноты.
Женя. – Ноты? Вам? Но, позвольте? Неужели?! …Так, вы? Ты, это она? Роза? …То есть, вы хотите сказать, что ты – Роза?! Та милая, смешная девушка? Роза Морозова?!
Роза. – Да, я и есть та милая и смешная девушка. Розалия Федоровна Морозова. А ты – Женя Марфин.
Женя. – Да. Ты разве не знала? Документы же на квартиру, там написано… Розалия! Ах, вот оно что? Розалия. То есть, в юности ты называлась Розой, а потом…
Роза. – Документы оформлял сын, а я, я не узнала тебя. Вот, когда афишу твою увидела (бросает ему афишу)… Мир Розы еще тогда рухнул…
Женя. – Господи! Роза! Ты?! Это же невероятно! Столько лет. Прости, я не узнал тебя сразу. Опять, не то ляпнул.
Роза. -  Не мудрено. Столько лет прошло. 
Женя. – Это же надо! Роза Морозова! Ты, и эта, моя песня!? Я же больше ни одной не написал. Да, и про эту забыл.
Роза.  – Песня красивая. Моей внучке и ее друзьям понравилась. Зашло, как говорится. Вот, они на студии и записали.
Женя. – Надо же! А голос, голос то у твоей внучки! Ведь, как у тебя! Как у тебя тогда.
Роза. – Гены. Куда от них.
Женя. – А ты, почему ты не стала певицей? Господи, ты так замечательно пела. Ты могла бы стать знаменитостью. Второй Анной Герман! Даже лучше!
Роза. – Да, что ты? Как, ты, Ростроповичем?!
Женя. – Роза, перестань. Ты же не была такой… Да. Конечно. Я же помню, …да, у тебя были все данные, чтобы стать певицей.
Роза. – Да ну?
Женя. – Да я уверен был в твоем таланте!
Роза. – А, еще, ты обещал написать. Про подготовительные экзамены, про, когда надо ехать… И прочее, всякое, восторженное враньё.
Женя. – Прости-и-и... Я не хотел причинить тебе ничего плохого.
Роза. – А я ждала. Вначале письмо. И потом, письмо. И потом, все девять месяцев ждала письмо. И, когда родился сын, я продолжала ждать. А потом, потом не было сил уже ждать. Надо было растить Егорушку, работать. Я очень много работала. А главное, я продолжала ждать, не знаю, чего, но продолжала. Наивная, мечтала, вот вырастет сынок, думала, красивый, умный, талантливый… А, ты, отец, увидишь его и будешь гордиться. Мол, вот какой у нас сын вырос. Ради сына я и в город переехала. Чтобы он в лучшей школе учился, чтобы и языки знал, и воспитание получил. Там устроилась в цветочный салон. А потом, …да я уже рассказывала. Главное, мой сын вырос. Он умный, красивый, талантливый. И, это он сейчас ведет бизнес, который я создавала. А теперь, еще и внучка, Дашенька. Красиво поет, правда?
Женя. – Почему же ты мне не написала, не сообщила?
Роза. – Куда? Это сейчас легко, интернет, можно кого угодно найти, а тогда? Ты не оставил адреса. И, где тебя искать? Ехать в Москву? С младенцем? Да нам с Егором на покушать средств не было, не то, что в Москву поехать, папку искать. Я же детдомовка. У меня родни не было. Ни бедной, ни богатой. Девчата с работы помогали.
Женя. – Прости. Я же не знал. Как же так? …А, потом?
Роза. – Что, потом? Жизнь не остановилась. Надо было сына растить. Поплакала конечно… Нет, потом уже не от того, что не написал… А, от того, что мои ожидания и мечты были нужны лишь мне одной. Как, оказалось. И, ты знаешь, как камень с плеч свалился. Не надо никого ждать, некого любить. Единственное родное сердечко, сын – Егорушка. А, когда он институт закончил… В общем, мне серьезные люди предложили организовать цветоводство в Кении. Я Егора в охапку, и мы уехали.
Женя. – А, так вот как, вернее, почему ты уехала?! Надо же, как далеко… Мой сын теперь в Африке.
Роза. – Да, в Африке. И там люди живут. И мы тридцать лет, почти. Выращивали розы и продавали по всему миру. Я же почвовед. Вот, пригодился техникум. Научили в земле копаться. Знаешь, что я поняла, когда одна с сыном осталась? Поняла, что мне никто ничего не должен, что, только сама, сама, сама могу строить свою жизнь. Главное, чтобы уже никто не мешал и не обольщал. Больше, я никому не позволяла врываться в мою жизнь. И теперь не позволю.   
Женя. – Роза, вы специально мою квартиру купили? Чтобы отомстить? Если это твой выстрел, то тебе удалось… Долго целилась?
Роза. – Боже мой, какая вульгарность!? Большей глупости я в жизни не слышала.
Женя. – А, что, я не прав разве?
Роза. - Неужели ты думаешь, что мне заняться было нечем, как только вынашивать месть тебе? Ты, больной?! Уверяю, квартиру твою, наш сын, Егорушка, купил. Я понятия не имела, что это за квартира. Это, прямо провидение, какое-то! И сын, он и понятия не имеет, кто его настоящий отец. Он считает, что, это мой одногрупник, который в афгане погиб. Так что не льсти себе. Даже месть, её еще заслужить надо. Последние сорок пять лет я о тебе, не то, что не думала, даже не вспоминала, и не узнала даже. Мы же виделись с тобой всего неделю. Пока морозы стояли. Твое лицо, да все стерлось из памяти. Как ластиком судьба провела. Ты, вон, тоже даже забыл, что песню написал когда-то… 
Женя. – Прости. Я же ничего не знал!
Роза. -  Да я же не обвиняю тебя. Послушай, если оно у тебя есть, сердце? Просто, сейчас, теперь, порадуйся. Просто, порадуйся, что сын есть у тебя…Взрослый, правда уже, но есть… Э-эх, Марфин, ты Марфин! Спасибо тебе, Марфин, за Егора. Да, тяжело было, но каков результат!!!! Он, лучшее, что есть в моей жизни. (Показывает приготовленные фотографии.) Вот, смотри, это он сейчас, а это – маленький… А, ведь на тебя, вроде, похож? И зануда, оказывается, весь в тебя… А, это Дашенька, внучка твоя со своей мамой…  Возьми, я еще распечатаю.
Женя. – Я пойду. Мне надо на свежий воздух. (Уходит в прихожую.)
Роза. – Иди, разве я держу тебя? Тебя никто не собирается держать... Да, что ж вы все такие пугливые?! (Женя возвращается, уже кое-как одетый.)    
Женя. – Да-да, я такой… Я возьму. (Берет фотографии.) Я должен, мне необходимо побыть одному… Как же так… зачем, зачем она так, Оля, она меня уверяла, что это у меня не может быть детей… (Медленно уходит.) Как же так? Зачем?
Роза. (Кричит вслед). – А квартиру эту, мы после Нового года выставим на продажу. Марфин, ты слышишь!? Я, ни за что, не стану здесь жить! (Заплакала.) Неужели ты не рад, что не одинок? Что у тебя есть сын?! Ведь уйдешь, а след останется…

Бой Новогодних курантов….

Затемнение. Музыка из симфонической поэмы «Дон Кихот», Рихарда Штрауса. Вариация: «Смерть Дон Кихота». Финал. 
   
https://pinkamuz.pro/search/ШтраусДонкихот
 
 

Роза. (Говорит по мобильному). – ….  Ой, да нормально я встретила, выпила шампанского и легла спать…Егор, …Да, послушай, не нуди. …Господи, в кого ты душный такой? …Это я у Дашки научилась. …Да, и хорошо, что в меня пошла. Сынуль, я, что хочу сказать, я – возвращаюсь. Нет, ты не ослышался, я возвращаюсь домой. Куда-куда? В Сибирь. Купила билет, через четыре часа вылетаю в Новосибирск. Хочу взглянуть на чудеса селекции. Если розы хороши, как говорят, будем там арендовать землю. Хочу парковые розы разводить. Не стану загадывать, посмотрим... Квартира? Да пусть будет. Не вечно же вы в Африке жить собираетесь…  А, я хочу, где-нибудь, под Новосибирском дом купить. Там начала свой путь, пусть там и заканчивается. …Успокойся, помирать не собираюсь. …Сюрприз? Какой сюрприз? А! Так он вас дома будет ждать, в Москве. Сами разберетесь… (Звонок в дверь.)  Подожди, кто-то в дверь звонит, это Павлик, наверное, … Егор, говорю же, я никого не жду! Перезвоню... Потом, давай уже из Новосибирска. (Кричит.) Паша, это ты?! Там чемодан бери и спускайся, я сейчас.

Роза подходит к столу. Перечитывает свое письмо. Кладет на стол, прижимает его потрепанными листами с нотами, песни Марфина, Морозы».

Роза. – Вот так… Теперь, как будто, …ну, всё вроде… (Стремительно, энергично уходит.) 
 
Последний куплет песни, «Морозы».
 В комнату входит Евгений Георгиевич. В руках у него горшочек с розой, завернутый в целлофан, и торт. Прислушивается, понимает, что квартира пуста. Подходит к столу, ставит на стол розу, торт. Читает записку от Розы. Его руки не трясутся.   

Голос Розы. – Марфин, я знаю, что ты придешь.14 января прилетит Егор с женой, будь добр, дождись. Он уже взрослый и понятливый. В холодильнике полно еды. Разогреешь. Поешь. Я уехала по делам, через месяц вернусь. Чтобы в доме был порядок.
Обнимаю. Роза.
 
Евгений, разворачивает ноты, замечает, что его руки спокойны. Он счастлив. Улыбается. Проходит к окну, садится на стул спиной к зрителю. Имитирует игру на виолончели. Звучит тема мелодии песни, «Морозы», на виолончели, переходящая в песню.
Затемнение, и только елка мигает разноцветными лампочками… 

Конец.