Фарфоровый мальчик 1

1 глава
Тимофей жил в позолоченной пустоте. Его мир был бесшовным, как шёлк пижамы от «Лоро Пиана», и таким же приятным на ощупь. Утро начиналось не с будильника, а с едва уловимого гула города где-то далеко внизу, за панорамными окнами пентхауса. Воздух пах кофе, который появлялся бесшумно, и свежими круассанами, чьё существование Тимофей принимал как данность, вроде восхода солнца. Его пальцы никогда не знали шершавости мелочи в кармане — лишь гладкость платиновых карт. Проблемы были абстракцией, сюжетом для голливудских фильмов. Он был фарфоровым мальчиком в идеальной витрине, и стекло было так чисто, что он его не замечал.
Тот день ничем не предвещал конца света. Тимофей выбирал галстук к завтраку, когда в тишину особняка врезался визг шин. Не один, а много — резкий, рвущий асфальт хор. Он подошёл к окну. Внизу у парадного, замерли чёрные внедорожники. Из них вышли люди в форме и в чёрном. Сердце Тимофея не заколотилось — оно просто замерло. Это было настолько не вписывающееся в его реальность зрелище, что мозг отказывался это обрабатывать.

Дверь распахнулась без стука. Вошли те самые люди. Отец, бледный в одном смокинге, шёл между ними, не глядя по сторонам.
— Пап? — голос Тимофея прозвучал тонко, почти по-детски.
Отец на миг встретился с ним взглядом. В его глазах не было страха. Лишь ледяная, вселенская усталость.
— Всё будет хорошо, сынок, — тихо сказал он, и его увели.
Тимофей остался стоять посреди гостиной с шелковым галстуком в руке. Мир не рухнул. Он просто замер, как изображение на зависшем телеэкране. Потом пришли другие люди. С бумагами, печатями. Люди в черном говорили слова: «арест», «контрабанда», «арест счетов», «опись имущества». Они не смотрели на Тимофея. Теперь он стал частью интерьера, которую тоже нужно описать. Ему вежливо предложили покинуть помещение.

Тимофей вышел на улицу с чемоданом, набитым дорогими рубашками, которые теперь казались ему костюмом клоуна. Осенний ветер, резкий и влажный, пробирался под тонкую ткань его свитера. Это был первый физический дискомфорт за много лет. Поймал такси.
— Куда? — буркнул водитель, оглядывая его с ног до головы.
Тимофей назвал название пятизвёздочного отеля.
— Тыщ пятнадцать с тебя, пацан, — хмыкнул таксист.
— Что? Но счётчик… — растерялся Тимофей.
— А без счётчика двести, — усмехнулся водитель. — Плати или выходи.

Тимофей заплатил. Он впервые в жизни торговался и проиграл. Номер в отеле был последним островком привычного мира. Но наутро карта не сработала. Девушка на ресепшене смотрела на него с холодной, профессиональной жалостью. Он продал часы. Потом — кольцо. Деньги таяли с пугающей скоростью. Он перебрался в гостиницу у вокзала, где воздух был густым от запахов дезодоранта, жареной картошки и тоски.
В душе шла тихая война. Прежний Тимофей, фарфоровый мальчик, ждал, что вот-вот всё закончится. Что приедет адвокат, извинится, и жизнь вернётся в прежнее русло. Но звонил лишь ветер за окном, завывая в щелях рамы. Новый Тима, тот, что рождался в муках голода и стыда, заставлял идти в дешёвую столовую.

Там пахло жиром и тушёной капустой. Он краснел, не зная, как брать поднос, куда платить. Люди толкали его, торопливо пережевывая пищу. Он купил тарелку безвкусной гречки с котлетой из чего-то неопределённого. Съел. И понял, что это — не унижение. Это — выживание. Фарфор в его душе дал первую трещину.

Он продал последнее — телефон. Купил себе самый дешёвый, китайский, и на оставшиеся деньги пошёл в библиотеку. Сидел там часами, читая о бизнесе и производстве, впитывая знания, как губка. Он вспомнил разговоры за отцовскими ужинами о «крафте», о «душе продукта», о том, что люди устали от масс-маркета. И в его голове щёлкнуло. Изысканный вкус Тимофея, бывший просто дорогой игрушкой, мог стать инструментом.

Он разыскал адрес через старые записные книжки. Гаражный кооператив на окраине. Ветер гнал по грязному асфальту обёртки и пыль. Тима шёл, подняв воротник пиджака, который теперь выглядел нелепо. Он нашёл нужный бокс. Из-за двери доносился стук и пахло яблоками и чем-то спиртным.

Он постучал. Дверь открыл седой мужчина в замасленном фартуке — «дядька Слава», бывший технолог, которого когда-то приглашали на консультации за большие деньги.
— Вам чего? — буркнул мужчина, всматриваясь в него.
— Здравствуйте, Славмир Иванович. Меня зовут Тимофей. Я сын…
— Знаю, кто ты, — прервал его технолог. — Новостей насмотрелся. Зачем пришёл? Денег просить?
— Нет, — твёрдо сказал Тима, и сам удивился этой твёрдости. — Я пришёл за знаниями. Я хочу делать крафтовой сидр. Хороший. Лучший. Но я не знаю как.
Славмир Иванович долго смотрел на него оценивая. Он искал в его глазах следы блажи, каприза избалованного мальчишки. Но увидел лишь упрямый, голодный огонь.
— Заходи, — наконец буркнул он. — Руки мыть там, в углу. Работать будешь.

Тима мыл бутылки. Его холеные пальцы стирались в кровь о щётки. Он таскал ящики, чувствуя, как ноет спина. Он вдыхал пары сусла, и от них кружилась голова. Это была не игра. Это был труд. Грязный, тяжелый, настоящий. И это было прекрасно. Каждый вечер он падал от усталости на узкую кровать в своей каморке, но засыпал с чувством, что прожил день, а не пропустил его сквозь пальцы.
Через месяц они получили первую партию. Натуральный яблочный сидр, с характером, и с нужной кислинкой. Настоящий.
— Ну что, фарфоровый мальчик, — сказал Славмир Иванович попробовав. — Теперь иди и продай.

Тимофей обходил бары. Его не знали. Его выгоняли. Ему хлопали дверью перед носом. Но внутри уже не было прежнего страха. Была злость. Злость на себя прежнего и яростное желание доказать что-то себе нынешнему.
В одном из небольших баров один молодой владелец, уставший от навязчивых поставщиков, всё же согласился попробовать.
— Слушай, а ничего, — удивился он, сделав глоток. — Цена?
Тимофей назвал цифру. Справедливую. Выгодную для обоих.
— Давай три ящика на пробу, — пожал плечами бармен. — Как название-то у тебя?
— «Гараж №7», — сказал Тимофей.

Он вышел на улицу. Шёл мелкий, колючий дождь. Тимофей поднял лицо, чувствуя, как капли бьют по коже. Он не искал такси. А пошёл, ощущая каждый мускул в ногах, каждый выщербленный камень под подошвами. И чувствовал запах дождя, асфальта и далёкого дыма — запах настоящей жизни.

Тима прошёл мимо витрины дорогого бутика. Мельком увидел своё отражение: парень в поношенной куртке, с усталым, но твёрдым лицом. И в этом отражении он не узнал фарфорового мальчика. Фарфор разбился. Но из осколков родилось что-то новое. Что-то настоящее. Он засунул руки в карманы, почувствовал там связку ключей от гаража и смятый чек о первой в его жизни продаже. Пока Тима считался бедняком,  но впервые в жизни он ощущал себя по-настоящему состоятельным. Он был собой.

Продолжение следует...