Двое на реке. Глава шестнадцатая

«От Игарки до Дудинки
 Дождик льёт как из ведра,
 Плачут красные рябинки
 На туманных берегах…».

Эту грустную песню  сочинила Матильда. Она сидит на камбузе, чистит картошку и заунывно тянет этот бесконечный  напев. Абрек заходит к ней погреться, но, не выдержав этой неизбывной печали, поднимается в рубку, вздрагивает, сбрасывая с себя капли дождя, и ложится у моих ног.
     А мне снова выпала нехорошая вахта: рано утром, ещё затемно, вывести «Соню» из ковша Игарки, пять часов за штурвалом в такое ненастье, когда дворники не успевают сгребать дождевую воду со смотрового стекла, и швартовка в Дудинке на скачущей от ветра волне.
Спустя час после выхода из Игарки в рубке появляется Соня и просится стать за штурвал.
 - Пойди сначала умойся и подожди, когда закончится дождь, - строго говорю я. – Я даже бакенов у берега не вижу, дворники не справляются с потоками воды.
  - «Грозный муж, старый муж…» - издевательски напевает она.
  - Какой есть, -  отвечаю я тоже с ехидцей. – Поздно спохватилась. Кстати, у Пушкина наоборот: сначала «старый», а потом – «грозный»…
  Уличенная в незнании классики Соня послушно уходит умываться, и тут как назло навстречу выходит караван самоходных барж с песком. Они прут прямо посередине фарватера, прижимая меня к берегу, где я рискую сесть на мель.
  - Нахалы какие! – слышу я за спиной голос Лациса. – Я им сейчас напомню правила навигации на водных путях Российской Федерации! Где наш мегафон?
  - Ты только не забудь убрать латышский акцент из своих матюгов, - смеюсь я. – А в мегафоне, кстати, батарейки сдохли.
 - Ну, тогда я пошел спать, - обреченно вздыхает капитан. - А  ты пропусти эти старые галоши на малом, не поднимай волну.  Если они примут на борт хотя по полтонны воды, то пойдут на дно. А ты – под суд.
 - Слушаюсь, капитан! – козыряю я, и умиротворённый Лацис уходит досматривать ночные сны.
  А потом вдруг произошло чудо! Стоило нам обогнуть мыс  с покосившимся серым крестом на вершине, как дождь прекратился, тучи убежали куда-то за корму, и с неба ярко брызнули лучи солнца! От палубы потянулся вверх парок, сердито заурчал движок: «Ты меня еще долго на малых будешь держать? При такой погоде-то?»
 Я прибавил оборотов, «Соня» задрала нос и поскакала по волнам, как кенгуру по  холмистой саванне.
  И, естественно, в рубку вломилась  Соня без кавычек с дремотной Эльзой на груди и радостным Абреком в авангарде.
  - Принимай свой зверинец и уступи мне место за штурвалом! – кричит она. – Сколько до Дудинки осталось?
  - Три часа на таких оборотах.
  - Отлично! Эти три часа – мои! И швартоваться в Дудинке я буду сама , без вашей помощи, товарищ старший матрос!
 - Как вам будет угодно, мисс Вершинина. Яхта – это ваша собственность, и распоряжаться ею вы можете по своему усмотрению.  Соне становится   стыдно за своё озорство, и где-то через четверть часа она обращается ко мне в совершенно ином тоне:
 - А ты, Андрюша, случайно, не знаешь, кто нас будет встречать в Дудинке?
  - Откуда мне знать? – ворчу я, чтобы лишний раз напомнить своей будущей жене о том, что главный в семье – это муж – Я хорошо помню, что твой отец сказал; «Там вас будут ждать». А кто и зачем, он не пояснил. Возможно, тебя будет ждать пилот его собственного самолёта, чтобы доставить студентку университета Warwick на Британские Острова. А меня - бухгалтер его фирмы, чтобы произвести полный расчет за проработанное время и помахать мне ручкой.
  - Такого быть не может! Он же благословил нас, ты сам слышал!
  - Да, это было благословение в его духе: «Считай, что я это уже сделал». Ты сама вчера в музее рыдала от того, что тебе было холодно от этого, так сказать, «благословения».
  - Ладно, что будет, то и будет. Не к месту я этот  разговор затеяла. Забыла, что за штурвалом стою.
  Эта непростая беседа прерывается появлением в рубке Матильды Петровна, которая принесла нам поесть: для нас с Соней макароны по-флотски, Абреку – сардельки, Эльзе – сладкий творог со сметаной.
  - На ужин будет бефстроганов с картофельным пюре и салат из свежих овощей, - торжественно сообщает кокша.
  - Ужинать нынче мы будем в ресторане  «Сиберия» , говорю я. – Через час приходим в Дудинку, так что можете не строгать мясо и не варить картошку.
  - Так что, я ее зря чистила? – ужасается Матильда. – Не мог мне сказать про Дудинку- то?
  - Это вопрос к капитану. Он обязан заботиться, чтобы продукты на борту не пропадали зря.
  - Ладно уж… Я в ресторан всё равно не пойду, съем свой бефстроганов сама.
  На горизонте показались очертания портальных кранов, и  я  включил рацию, чтобы запросить  разрешение на вход в порт Дудинка. Но я  не успел поднести ко рту микрофон, как из динамика раздался голос  с  легким тунгусским акцентом:
  - Яхта «Соня», яхта «Соня»! Вход в порт Дудинка вам разрешаю! Капитану приготовить документы для портнадзора.   Швартовка к пассажирскому причалу номер один.
 - Вот и прояснилось, кто нас ждет в Дудинке, - грустно сказала Соня. -   Портнадзор и швартовщики…
 - Отставить разговоры! – криком оборвал я  её бормотанье. – С таким настроением ты точно врежешься носом в причал. А нам ещё на Диксоне побывать надо…
  Соня собралась и  лихо поставила яхту правым бортом к причалу. Береговому матросу  осталось лишь накинуть канат на кнехт, а мне установить сходни.
 И вот тут-то и начались чудеса, которых никто не ожидал.!
  Могучая женщина в ярко-красной куртке отодвинула меня плечом от борта и вскричала почти что басом:
  - А где Сонька, черт вас побери?! Почему она меня не встречает?!
  - А вы, собственно, кто? – робко спросил я.
  Медленно развернув голову на толстой шее, женщина посмотрела на меня сверху вниз, как Гулливер на лилипута, и не удостоила меня ответом на мой вопрос. Мне даже показалось, что она собирается взять за шкирку, донести левого борта и швырнуть  в воду.
  На моё счастье, из рубки по внешнему трапу буквально скатилась на палубу моя будущая  жена и удивленно закричала:
  - Мама, а ты откуда здесь взялась?
  Женщина, оказавшаяся  Сониной мамой, тоже удивилась, строго сдвинула брови, упёрла руки в бока и сказала:
  - Как это, откуда? Из Москвы, разумеется. Самолётом… По твоей телеграмме…  «Выхожу замуж тчк прилетай Дудинку на венчание тчк твоя дочь Соня».
  Она порылась в кармане, вытащила из него измятый клочок бумаги и протянула его Соне.
  Соня прочитала телеграмму и рассмеялась.
  - Ты что смеёшься?! Это всё неправда, что ли! – грозно вскричала её мама.
- Всё верно, - успокоила её Соня. – Мы с Андрюшей решили пожениться.
 Она взяла меня под руку и положила голову на мое плечо.
  - Так это, значит, твой жених, - сказала моя будущая тёща и окинула меня изучающим взглядом. – Ничего, парень видный. А чем он занимается?
  - Он старший матрос на нашей яхте.
  - Тогда выходит, что я зря на него взъерепенилась. Наверное, он не знал, что ты мне телеграмму послала, потому и не хотел меня на яхту пускать.
  - Телеграмму я тебе не посылала. Это всё отец организовал: и венчание, и приглашения родным. Я только попросила  у него благословения на наш брак с Андрюшей, а он решил избавить нас от лишних хлопот и устроил всё загодя в Дудинке.
  - Узнаю Мишку по почерку, - заворчала Сонина мама. – Захотелось ему, прохвосту, дочь поскорее замуж выпихнуть. Не любит он тянуть резину. Он и меня через два дня знакомства  в ЗАГС повел. Ладно, я тебе об этом потом расскажу. А сейчас вызывай сюда всю команду своего парохода, будем все вместе дела наши проворачивать.
  - Мам, да какая у нас команда! Капитан да кокша, вот и всё!
  - А я тебе говорю, зови! Мне одной не управится.
  Через две минуты перед ней навытяжку стояли Лацис и Матильда, уже зная, что на борт пожаловала сама госпожа Вершинина.  Соня представила их своей маме, и та, не раздумывая, приказала:
  - Вы, Матильда Петровна, отправляйтесь сейчас в ресторан «Сиберия» и проследите, как идет подготовка к свадебному застолью. Оно должно начаться в шесть часов вечера, ни минутой позже. А вы, Виктор Юрьевич, подойдете к полдень к собору, дабы исполнить обязанности шафера или, как у нас в России говорят, дружки при женихе.
  - Слушаюсь, мэм! – браво ответил капитан.
  - Вот и хорошо, что слушаетесь. Вы же не хотите, чтобы у вашего старшего матроса свадьба пошла наперекосяк.  А мы сейчас идём в город,  будем молодых  к венцу снаряжать.  В два часа нас батюшка в храме будет ждать.
 Она бойко побежала по лестнице, ведущей от причала в поселок, и мы с Соней и Матильдой едва поспевали  за ней.
  - Скажи, а как зовут твою маму? – спросил  я Соню, когда мы изрядно поотстали от моей будущей тёщи. – А то я не знаю, как к ней обращаться.
  - Зови её Марией Ивановной.
  - Странная она у тебя какая-то.  Мужа своего прохвостом обозвала и о Лёвушке ничего не спросила.
  - Так она же первая жена моего отца.  Они развелись пять лет тому назад, и отец сразу же женился на Лизе, которая всего на семь лет старше меня. Она и есть Лёвушкина мама.
  - Сплошные тайны Парижского двора! У милой девушки, которую я решил взять в жены, студентки знаменитого британского университета, дед женился на тунгуске, дядя – геолог, которого мы ищем  непонятно для чего, непредсказуемый отец, втайне от нас  организовавший наше венчание, и мама, считающая его прохвостом.
  - И ко всему прочему теперь в нашей семье будет старший матрос, окончивший философский факультет МГУ, бывший бомж, грузчик и любимчик местных олигархов. Уму непостижимо!
  Мы догнали Марию Ивановну как  раз у ресторана. Она внимательно осмотрела нашу кокшу и осталась довольной её внешним видом.
 - Иди, командуй и не давай им спуску, Матильда! – строго сказала она, и Матильда Петровна решительными шагами полководца, идущего на битву, направилась к входу в ресторан. Швейцар услужливо распахнул перед ней дверь, и она вошла, даже не удостоив его взглядом.
А Сонина мама довольно улыбнулась:
  - Эта справится. Шеф-повар её надолго запомнит.
После этого мы отправились в магазин для новобрачных. Там мы долго примеряли свадебные костюмы, и вышли оттуда уже готовыми к венчанию: Соня в длинном белом платье с фатой, а я  - в светло – сером костюме фирмы «LUIGI BIANCHI MANTOVA».
Выйдя из магазина, Мария Ивановна взглянула на часы и и заворчала:
 - Что-то  Мишка опаздывает…
  - Папа никогда не опаздывает, - усмехнулась Соня. – Он задерживается. И не более как на полчаса.
  - А ты соображаешь, что эти полчаса тебе стоймя стоять надо, чтобы платье свое не помять! – вспыхнула её мама. – Он за это опоздание еще у меня ответит!
 Она не успела закончить эту фразу, как на нашими головами раздался  рев моторов, и зеленый вертолет с красной звездой на борту мягко приземлился на специальной площадке, находившейся в ста метрах от нас. Из него первым по трапу спустился Михаил Львович, а за ним… Гурген, дядя Витя с дядей Жорой и Анна Николаевна!
 - Принимай, старший матрос Комаров, своих друзей – товарищей, обнимай их и целуй! – зычно и радостно сказал Вершинин и только после этого чмокнул в щечку свою бывшую жену.
  Обнять меня Аннушка не решилась, её, видимо, смутил мой элегантный свадебный наряд. Она только поправила покосившийся галстук – бабочку у меня на шее, пожала мне руку и сказала дрожащим от волнения голосом:
  - Поздравляю тебя, Андрюша, с законным браком! Желаю тебя счастья!
  А дядя Витя с дядей Жорой молча пожали мне руку и отошли в сторонку. Зато Гурген проявил свой кавказский темперамент в полной мере.  Он обнимал меня и целовал в обе щеки, восторженно крича на всю площадь:
 - Какой ты молодец, Андрюша – джан! Я всегда говорил, что у тебя всё будет хорошо! 
  Потом мы пошли пешком в храм. Такси брать не стали. Опять-таки потому, что Мария Ивановна не хотела видеть свою дочь в помятом платье.
 Сам обряд венчания я помню слабо. В памяти остались лишь гнусавая речь престарелого батюшки, эхом отдававшаяся под сводами  храма да проливной дождь, встретивший нас на выходе.
 - Это к урожаю, - насмешливо сказал мой шафер, капитан Лацис.
  И, поймав мой недоуменный взгляд,  добавил:
  - Детей у тебя будет много, старший матрос Комаров…

  В ресторане мы с Соней сидели во главе стола, гости не переставая кричали: «Горько!», от частых поцелуев у меня кружилась голова, и мне хотелось напиться и уснуть.
  Потом нам дарили свадебные подарки. Их было так много, что всех я тоже не запомнил. Помню, что тесть подарил мне яхту «Соня», а Никита Вершинин преподнес моей жене старинное тунгусское платье, украшенное золотыми  бляшечками.
  - Это свадебное платье твоей бабки, - сказал он. - Её звали Синильга, что означает «снежная». А золото на нем – это находка твоего деда в тунгусской тайге. Но об этом я расскажу тебе позже.
  Заночевали все в гостинице. Только нас с Соней отвезли на яхту…

  (Эпилог следует)