Родня мужа всё сожрали, унизили и ушли
Окинула взглядом кухню, мясо мариновалось по французскому рецепту, в духовке подходил многослойный шоколадный торт.
– Мама и Степка придут, не переживай, – муж, Дмитрий, подошел сзади и положил руки ей на плечи, она вздрогнула. – Расслабься, всё будет нормально.
Глубоко вздохнула. «Нормально». У этого слова был горький привкус, вчера вечером она пыталась поговорить с ним, выразить своё беспокойство.
– Ир, я понимаю, они бывают… сложными, – сказал он тогда, избегая её взгляда. – Но ты же знаешь, мама продала свою дачу, чтобы я мог внести первый взнос за эту квартиру.
И снова эта дача, её личные кандалы и его вечное оправдание на все случаи жизни. Он не видел, или не хотел видеть, что его мать превратила этот "долг" в бессрочное право входить в их жизнь без стука.
В дверь позвонили Ирина едва заставила себя поднять голову. Валентина Павловна, её свекровь, вошла в квартиру, выпрямив спину, будто инспектор с проверкой. Её взгляд скользнул по столу, задержался на салфетках, и губы поджались. За ней, будто привязанный, в квартиру вошел Степан.
– Ирина, здравствуйте, – протянула Валентина Павловна. – А где же стол достойный праздника? Мы-то привыкли к размаху…
Она окинула взглядом комнату, и в её голосе звучало явное разочарование. При этом руки её были пусты.
Степан же отшутился: «Ну, да, без подарка, но зато с настроением!».
Ирина заставила себя улыбнуться. «Рада видеть вас, проходите». Она смотрела, как они отшучиваются от вопроса про подарок. Вспомнила прошлый день рождения, тогда они подарили старый мамин сервиз со сколотой чашкой, а через неделю свекровь попросила у Димы денег на новые сапоги.
Они сели за стол, и праздник начал превращаться в то, чего она боялась больше всего.
« Раз уж праздник испорчен, мы хоть с собой возьмем! Заявила свекровь и начала опустошать мой холодильник»
За столом стало так тихо, что я слышала, как тикают часы в коридоре и Дима нервно скребёт вилкой по тарелке. Валентина Павловна окинула взглядом блюда, поджав губы.
– Мясо, конечно, жирновато, – произнесла она, глядя исключительно на Димку. – Тебе, сынок, такое нельзя, у тебя же с желудком проблемы.
Я молча подвинула мужу тарелку с овощным салатом, который приготовила специально для него.
Но настоящая атака началась, когда в комнату вбежал наш сын, семилетний Миша, с новой игрушкой-конструктором.
– Смотри, бабуль, что мне папа с мамой подарили! – радостно закричал он.
Валентина Павловна даже не взглянула на яркую коробку, её взгляд впился в меня.
– Ты сына плохо воспитываешь! – отрезала она. – Весь день с чужими неблагополучными семьями возишься, а на родного ребенка времени нет. Вот он и отбился от рук! Совершенно не слушается!
Дмитрий закашлялся, пытаясь вставить слово. – Мам, ну что ты такое говоришь, Ира прекрасная…
– Прекрасная? – перебила она, не давая ему договориться. – У прекрасных матерей дети не дерутся в школе!
– Мне учительница жаловалась, что он на перемене дерётся. Говорит, внимания ему не хватает наверное, дома обстановка нервная.
Я слушала и меня накрыло холодное, злое понимание. Они не просто придирались, ставили мне, соцработнику со стажем, диагноз. Пришли в мой дом, чтобы доказать, что я профнепригодна не только как жена, но и как специалист.
Я заставила себя дышать медленно и ровно.
Молчала и наблюдала за самодовольными жестами свекрови.
Когда внесла свой шоколадный шедевр, над которым колдовала полночи, представление продолжилось.
– Ой, как сладко, – сморщилась Валентина Павловна, едва прикоснувшись к нему губами. – Сплошной сахар Стёпочке такое нельзя, у него предрасположенность.
И они начали собираться.
– Раз уж праздник испорчен, мы хоть с собой возьмём! – прозвучало громко и неожиданно. Валентина Павловна и Степан, будто по команде, достали из сумок заранее приготовленные пластиковые контейнеры и пакеты.
Свекровь, упаковывая кусок мяса, комментировала: «Стёпочке надо хорошо питаться, он же мужчина, работает». Хотя мы знали, что он уже полгода сидит без работы. Степан, забирая половину торта, бросил через плечо: «Ирка сладкое вредно, ты и так поправилась, а я это не для себя, для мамы».
Я подняла бровь, но не вмешивалась, смотрела на этот фарс, и что-то во мне менялось.
Когда пакеты были набиты до краёв, они стояли в прихожей свекровь бросила на меня победный взгляд. Всё, галочка поставлена можно уходить.
« Ты не выбрал меня, значит выбираешь их, спокойно сказала я мужу, и он впервые в жизни понял, что такое ответственность»
Когда за ними закрылась дверь, я осталась стоять посреди гостиной. Единственным звуком был гул холодильника на кухне, посмотрела в комнату. Разгромленный стол, пустые блюда с размазанными остатками соуса, опрокинутый Мишкин стул. Как будто саранча пролетела и сожрала не только еду, но и остатки моего праздника.
– Ир, ну… не кипятись. Ты же знаешь маму… она не со зла. А Степка… ну, он просто дурак.
Я посмотрела на него... и впервые не почувствовала ничего. Ни злости, ни обиды, просто пустоту, как будто смотрела на совершенно чужого человека.
– Нет, Дима. – Я знаю твою маму. Она дёргает за ниточки, а Степан её послушная кукла. А ты, когда молчишь, ты просто стоишь и смотришь на этот кукольный театр. Твой "долг" за квартиру не даёт им права уничтожать мой дом и унижать меня в нём. Сегодня ты должен был выбрать и ты не выбрал меня.
Он открыл рот, чтобы что-то возразить, но только беззвучно глотнул воздух. Я молча надела фартук и начала убирать со стола. Он понял, что разговор окончен, и тихо ушёл спать на диван в гостиной.
Я осталась одна, достала свой рабочий блокнот и ручку. Наверху страницы написала: «Проект: "Семейные ценности"».
Итак, мама. Что ей движет? Желание быть главной, королевой, чтобы все восхищались, а чего боится больше всего на свете? Что соседи увидят, какая она на самом деле. Ага, вот оно.
Степан, этот проще. Обычный нахлебник, хочет жить хорошо, но не работать, слабое место? Полностью зависит от мамочки. Убери мамочку и он рассыплется.
И Дима. Чего он хочет? Чтобы всё было тихо и мирно. Чтобы мама не кричала. Чего боится? Маминого гнева. Этот дурацкий "долг" за квартиру, которым она его держит на коротком поводке.
Отпила чай и тут меня осенило. Социальный статус, они ведь так боятся, что о них «подумают люди». Что ж... Я, как соцработник, могу им в этом «помочь».
Открыла ноутбук «закон о социальной помощи населению» и правила постановки на учёт малоимущих.
Потом я нашла фотографию в соцсетях с юбилея дальней родственницы. Она стояла в центре, в своей лучшей шали, с брошью на груди и выражением лица королевы. Идеальный снимок, я сохранила его.
Последним шагом был текст объявления. Переписывала его несколько раз, оттачивая каждое слово, к утру план был готов.
« Если у вас нет денег, мы сообщим в соцзащиту, сказала я свекрови, и она впервые в жизни поняла, что такое стыд»
На следующий день, дождавшись, когда муж уедет на работу. Я распечатала фотографию Валентины Павловны в высоком разрешении и аккуратно вставила её в простую рамку. Текст объявления я набрала самым простым шрифтом, без завитушек, как в официальном документе. Спустилась вниз и повесила своё творение на информационную доску подъезда, прямо над почтовыми ящиками, рядом поставила пустую картонную коробку, всё было готово.
К вечеру, выглянув в окно, увидела обычную картину: старушки на лавочке. Но сегодня они не просто сидели, а оживлённо жестикулировали, поглядывая на доску объявлений. Я видела, как одна из них, самая активная, что-то горячо доказывала остальным. Моя маленькая новость стала главным событием дня. В коробке уже лежали банка огурцов и пакет гречки.
На следующий день я столкнулась со свекровью у лифта. Рядом стояла соседка, которая тут же с сочувствием посмотрела на Валентину Павловну.
– Валечка, может, вам денежкой помочь, до пенсии дотянуть? – спросила она.
Я увидела, как у свекрови вспыхнули щеки. Она что-то пробормотала и бросилась вниз по лестнице, лишь бы не ехать с нами в одном лифте.
У свекровки зазвонил телефон и растерявшись она включиа громкую связь.
– Валечка, деточка, что случилось?! – кудахтал в трубке голос подруги Людмилы Ивановны. – Я только что прочла... Ты не голодаешь? Я тебе сейчас супчика куриного занесу!
Через два дня, не выдержав позора, она сама, под покровом ночи, сорвала фотографию. А утром позвонила мне.
– Что ты себе позволяешь?!
– Я хотела помочь, – ответила я невинным голосом. – Вы же сами говорили, что вам трудно жить, я как соцработник, не могла пройти мимо..
– Валентина Павловна то, что я сделала, это просто общественная инициатива. Но как соцработник, я обязана сообщить в соответствующие органы о семье, находящейся в трудной жизненной ситуации. Это повлечёт за собой звонки и проверки, бумаги придут на работу. Вы уверены, что хотите такого внимания к вашей семье?
В трубке повисло тяжёлое молчание, а потом короткие гудки.
Дмитрий смотрел на меня, и в его глазах я впервые увидела нечто новое, это было... уважение.
Вечером он пришёл домой мрачнее тучи.
– Представляешь, – процедил он, ослабляя галстук, – ко мне сегодня Петрович из соседнего отдела подошёл. Спросил, не нужна ли моей маме картошка с его дачи. КАРТОШКА, Ира!
Он сел на диван и закрыл лицо руками, а потом принёс мне букет моих любимых фрезий.
– Я всю жизнь пытался откупиться от её «жертвы» за ту дачу, – сказал он наконец. – А ты за два дня показала мне, чего она боится на самом деле. Прости, что я позволял ей платить за мой «долг» твоим спокойствием.
Дорогие читатели у меня есть канал на Дзен: Мария Роднева | Дневник невестки. Там рассказы выходят первыми.
Свидетельство о публикации №225092201270