Время и память

Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
И. Бродский

Красивый поэтический образ так вдруг лёг на размышления (страдания) о возрасте, о неизбежности ухода в мир иной, но и о сладости или горечи воспоминаний, что захотелось пока ещё в здравом уме и твёрдой памяти порассуждать о могуществе последней, возможности её победы над временем или хотя бы праве на эту победу.
И тут на первом месте возникает вопрос: что есть время и что есть память? Нет ответа прямого и ясного, чтобы как в детстве показали циферблат, подвигали стрелками и научили, как определить, сколько времени. Оказывается, есть на земле племена, где даже терминологически отсутствует понятие времени, вот живут же люди!

В такие дебри философии и физики (натуры, природы) можно залезть в поисках ответа, и потеряться там, и не найти его в строгой терминологии. Вспомнилось кстати или некстати ленинское определение материи: «материя – это объективная реальность, данная нам в ощущении», и сразу валом вопросы, вопросы. Что есть «реальность», и какой она бывает, кроме объективной, если «данная», то кем, и в каких ощущениях? Понятно, что, придираясь таким образом к любой формулировке, можно довести абсолютно любое определение до абсурда. Поэтому ограничусь утверждением, что время просто есть, точнее, оно есть для меня, в моей жизни. Мне импонирует мнение блаженного Августина: «Так что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю".

Несмотря на трудную проблему сознания, и на то, что время субъективно, все соглашаются, что порой время так медленно вязко, что не впускает даже лучика надежды на лучшие времена, а порой мчится на всех парах с субсветовой скоростью, не давая зафиксировать мгновения счастья, но память быстрее времени и влияет на скорость протекания процессов.

И получается, что только в памяти время обретает свою протяженность, делится на прошлое, настоящее и будущее, ах, как завидую англичанам и иже с ними, у которых каждое из времен может быть и простым, и длительным, и совершенным, и даже совершенно-длительным, вообще мечта! А всем неанглоговорящим опять в помощь Августин, который делил времена на «настоящее прошлого – память, настоящее настоящего – непосредственное созерцание, настоящее будущего – его ожидание».
Понятно, что память берётся из прошлого, но она как возникает, и где эта память хранится? Если с внешними носителями всё понятно – фотографии, аудио- и видеозаписи, киноплёнка фиксируют и время, и место действия и хранят их, пока не утратят свои физические свойства, то где существуют запахи, образы и звуки прошлого, пока не уйдут стайками наискосок? Нет ответа. Впрочем, какая разница, где место воспоминаниям, если они есть, и радуют, и тревожат, и больно, и сладко вспоминать то, что было, понимать вдруг или раз за разом что-то новое из прожитого и давно известного, страдать, хотя причины страдания давно уж нет, просить прощения за давно ушедшие провинности, любить, как прежде, перебирать все сокровища памяти для ощущения полноты настоящего…

Есть последовательности событий, фиксированные, задокументированные, а есть образы, сопровождающие одно или множество действий, мыслей и чувств. Одним из самых дорогих образов, самым безотказным анальгетиком на все времена у меня есть в наличии и такой. После жарких дней начала лета трепет листьев на тополях под действием восходящих потоков тепла от земли и раскалённых городских стен. Этот трепет, подсвеченный снизу фонарями, движет неясными тенями и такими же пока неясными, но сладкими мечтами и предчувствиями. Это пролетело как миг, но навсегда осталось со мной. И хотя я до сих пор почти документально точно, по датам и дням недели помню все наши встречи с Валерой, ту весну и лето нашего бурного романа, именно этот образ трепещущей листвы живёт как символ, как свет, на миллион световых лет распространяющийся во все стороны Вселенной, пусть и моей личной.

Воспоминания
Глядят в глаза,
Воспоминаний
Обмануть нельзя.
Они, по самой сути,
Мои друзья и судьи
И мои наставники.    (Р. Рождественский)

День пролетел, месяц прошёл, время растаяло, но то, что оставлено в прошлом возвращается как утешение, как испытание, как предостережение или упрёк, как награда за безупречную службу у памяти, для памяти, для будущей жизни.
Они такие разные – воспоминания – эпизодические, повторяющиеся, любимые. Они так по-разному возникают, они так по-разному ощущаются.
 
Отрывочные детские воспоминания – простые: картинки, слова, действия. Дед держит меня за руки, мои ноги стоят на его валенках, и он шагает маленькими шажочками, чтобы мне было удобно. Из ощущений от этих действий остались только: тепло и весело. Мне показывают крюк на потолке и говорят, что тут висела моя люлька – просто интересно, но запомнилось. А вот как я, ещё ползая, забиралась под лавку в ведро с принесёнными из погреба соленьями, я помнить, разумеется, не могу сама, но мне так часто об этом рассказывали в детстве, что картинка подтягивается из других каких-то ресурсов.

Вообще мне свойственно «видеть» воспоминания как кино, со стороны. То есть за камерой стоит кто-то и фиксирует, а я наблюдаю эту картину, но одновременно и участвую в ней в главной роли, причуды сознания и памяти (или это одно и то же?...). И такое кино у меня крутится с довольно малых лет.

Вот, когда ещё жили в общежитии в Ордынске, это мне лет 5-6, иду за хлебом вдоль длинного забора РТС в своем зелёном плюшевом пальто на вате, оно с капюшоном, потому и называется «капюшон» … Вот я катаюсь на калитке около нашего дома на проспекте Революции в новом платье и, зацепившись за штакетину карманом, почти отрываю его, дальнейшее не помню, затемнение, смена кадра… В первом классе я заболела ветрянкой, сама болела довольно легко, осталась лишь небольшая отметина на носу, да и та быстро заросла.

А вот двоюродных Таню с Женей успела заразить, я тогда частенько оставалась у бабы, поскольку мама болела туберкулёзом и подолгу лежала в тубдиспансере. Так вот брат Женя болел сильнее всех, практически весь был обмазан зелёнкой, даже на веках были высыпания, потому выглядел весьма экзотично с обведёнными зелёным глазами, это вот я точно помню. А ещё мы все трое воспринимали как награду полежать с бабой на её перине перед тем, как идти спать. Так вот бабушка была у нас суровая (но справедливая) женщина, и Женьку не пускала к эти дни к себе полежать: шибко ты страшнОй, говорила, даром, что больной ребёнок, так ещё и отлучением от бабиной кровати был ущемлён… 


Что же это за хранилище такое бездонное, стоит только потянуть за ниточку, и не то, что полнометражный фильм – бесконечный сериал получится, и смотреть его, в отличие от большинства современных сериалов, можно бессчётное количество раз и подряд эпизод за эпизодом, и в разнобой.

Первый эпизод, связанный с чтением, выглядит так: весь вечер в конце декабря за круглым столом читаю «Принцессу на горошине» - тоненькую книжку, выданную в школьной библиотеке в честь окончания изучения букваря. Далее – всегда и везде много-много лет в разных интерьерах и позах, разных авторов и всех жанров – чтение, чтение, чтение. Иногда нечто экзотическое, уж не знаю, откуда у бабы с дедом оказалась книга рассказов Эрскина Колдуэлла, почти выученная наизусть из-за недостатков новых источников, длинными летними каникулами надо же было что-то голодающему мозгу потреблять… Только от смерти, как говорила мама, от духовного голода я напала однажды, уже учась в институте, на монографию Тарле «Наполеон», поскольку жизнь замечательных людей – не моя тема для чтения, но это был любопытный опыт.

А ещё было радио, «Театр у микрофона», любимейшая передача, когда литературная основа приобретала новую сущность для ума и для сердца, тут картинок немного, но очень много эмоций и информации. Хотя есть и незабываемые картинки, сопровождающие радиоспектакли. Как-то от нечего делать слушала оперу «Лоэнгрин» Вагнера. Замогильный голос, предваряющий и комментирующий оперные арии и действия героев, мрачное предгрозовое небо, столь же мрачные и грозные напевы Вагнера, непонятные слова, нордически холодные мощные голоса как из преисподней произвели неизгладимое впечатление, оно длилось и длилось, не отпускало. Я тогда решила, что опера не для меня, уж очень страшно…

Воспоминания отрочества и ранней юности более яркие и разнообразные, чем в детстве, тут много девичьих разговоров, много кино (других авторов, не моих фильмов памяти), школа с её удовольствиями, и тут я не лукавлю ни разу, я училась с удовольствием всегда, переезд в город, новая жизнь, новые знакомства, и городские библиотеки к моим услугам…

Здание прочитанного мною во многом было построено тогда. Теперь это здание пообветшало, где-то целые куски обвалились, другие отдельные элементы конструкции настолько срослись, что превратились в монолит, ещё постоит этот дом, который построил (Джек), который хранит и память, и время. Я ещё поддерживаю то мелким ремонтом, то небольшой пристройкой его дыхание, смахиваю пыль с прочитанных букв и предложений, но как же нелегко приходится ему выживать в современной медийной среде…

Тут время, сворачиваясь в спираль, на очередном её витке извлекает из памяти ещё одну драгоценность: пятилетний Костя спрашивает меня: «Мама, почему полезно читать?», в ту его пору, когда ребёнок начинает узнавать, что какие-то вещи и действия хороши потому, что полезны. Тогда мои объяснения и более поздние усилия по приучению его (и не только) к чтению не дали сразу результата, но какое-то зёрнышко все же проросло, дети обрели и потребность в чтении, и возможность получения наслаждения и от процесса, и от результата. Видимо, впитали с молоком матери, уж Павлик-то точно. Когда он родился, единственным временем для чтения было время кормления – на одном локте, опёртом на подлокотник кресла, головка ребёнка у груди, на другом – книга.
 
Память подбрасывает воспоминания вне зависимости от хронологии событий и обращается со временем то как фокусник, то как вдумчивый исследователь, то как праздный созерцатель. Что касается моих детей, то в самом раннем младенчестве в памяти я практически не отделяю их от себя, а потом происходят чудеса.

У учёных людей – физиков и философов единственность прошлого считается весьма правдоподобной, ох, как осторожно они выражаются, и в этом правы. Поскольку дети мои существуют в прошлом в разном возрасте и в разных обстоятельствах параллельно настоящей жизни. Вот шестилетняя Маша мчится через двор ко мне с криком: «Мама, ты постриглась? Какая ты страшная!», сколько бы времени ни прошло, она всё так же бежит ко мне и продолжает жить там независимо от моих желаний и прожитых ею и мной лет. Вот уже другая Маша, подросшая, озабоченная, на вопрос подружек, выйдет ли она погулять сегодня, завтра или в четверг, отвечает, что завтра у неё сольфеджио, послезавтра специальность, а в четверг – фортепьяно… А девчонки спрашивают: когда же ты гуляешь? И грустная Маша отвечает: никогда… Сейчас эта грустная девочка Маша в той своей параллельной реальности должна радоваться, если тоже может наблюдать нынешнюю свою ту давнюю копию на концертах или в телевизоре (или что там у них образовалось в её современности) …

 
А счастливый молодожён Павлик, прибежав с улицы, где запускали фейерверки, хватает сидевшую на холодильнике кошку и, не сдерживая эмоций, вопит: с Новым годом, кошка! Это наступил новый век, ночь 1 января 2001 года, и этот Павел живёт в моём прошлом, но и в своём, надеюсь, тоже, для него ничего не заканчивается, а прошедшее длительное время всё длится и длится. За пару дней до Нового года, когда они с Наташей только приехали в Павлодар, этот же (или всё же немного другой, из параллельности?) мой сын делится первыми впечатлениями от семейной жизни: мама, колготки, оказывается, такие дорогие! Не знали мы тогда, какими дорогими станут эти слова в воспоминаниях…

Дошкольник Костя ходит с другом «за красотой» аж к детской железной дороге, пока я, сходя с ума, мечусь по соседним дворам; или приносит в кармане осколки разбитого стакана, плача от страха, что его будут ругать. О, тут очень длинная история…Рядом с кинотеатром «Космос» стояли два автомата с газированной водой, мы всю зиму собирали монетки, сперва 3-копеечные, позднее 15-копеечные, чтобы летом дети могли попить газировки с сиропом. Однако, в автоматах обычно не было стаканов, то ли алкаши утаскивали для собственных нужд, то ли стаканы разбивались часто… А у нас на лоджии был целый ящик гранёных стаканов, остались с поминок по родителям Валеры, поэтому наши дети ходили попить водички со своими стаканами, ещё и друзьям доставалось. Как мы тогда не боялись никакой заразы, уж от соседских ребятишек – точно, вернуться бы в те давние года! И вот однажды стакан разбился, и Костя принёс в доказательство осколки, как ухитрился не порезаться, до сих пор загадка, не меньшая, чем загадка времени и памяти… И таких параллельных нитей, лент памяти, воспоминаний того, что было, существует множество, вся моя жизнь опутана ими, ухитряясь при этом быть строго направленной из прошлого через настоящее в будущее.

Итак, единственность прошлого весьма правдоподобна, но возможны варианты… Причем параллельные миры прошлого возникают не только в связи с моими детьми, иногда вдруг всплывает из глубин памяти какое-то событие или люди, близкие или совсем незнакомые, и некоторое время они живут рядом со мной в настоящем, но в прошлом. Я наблюдатель, вижу, что происходит (то, что реально происходило точно, насколько здесь можно говорить о точности), как меняется обстановка, развиваются сами процессы жизни, место действия, и, главное, как течёт время в этой невымышленной, но ирреальной реальности. Получается, что время для меня и вариативно, и инвариантно одновременно, время временно, слава богу, додумалась до любимой тавтологии!

Если я так схожу с ума, то должна была уже давно сойти окончательно, но у меня справка есть, что я вполне нормальный человек, который к работе годен… Можно списать это на мою богатую фантазию или страсть к сочинительству, но я воспринимаю это именно как игру с моим сознанием (осознанием себя) памяти и времени, зачем-то мне предоставлена такая возможность. Может быть, я изменяюсь с каждым таким обращением к памяти, а может, чтобы остаться прежней собой в этом меняющемся мире, мне необходима такая подпитка из прошлого…

Есть ещё такая гипотеза, что весь мир, вся Вселенная и все мы - компьютерная симуляция, где как раз возможны такие параллельные варианты существования, где носитель разума вместе с окружением расщепляется на несколько идентичных экземпляров и продолжает жить в многослойном пространстве, где слои могут и сливаться вновь.

Я залезла в такие дебри, что не знаю, как из них выбраться. Только любимые и самые дорогие сердцу воспоминания спасают «отца (зачёркнуто) (мать) русской демократии» от уныния и скорби. К ним подтягиваются по релевантности разнообразнейшие события моей личной жизни, моих близких и дальних знакомых, услышанное и увиденное в разных местах и из разных источников. «Я как безумный не ловлю любые волны» — это не совсем про меня, всегда интересовал меня человек как таковой, как вид, и как индивид, и порой неясные образы из прошлого далёкого или близкого вдруг почти материализуются от мелькнувшей мысли или берёзки за стеклом электрички. Дорога, вообще любая – транспортом, пешая – благодатное время (как возможность) для воспоминаний. Впрочем, для построения планов на будущее тоже. Вот где суть, вот где образовалась связь времён, в дороге, в более широком смысле – в жизненном пути. Круг замкнулся, из начальной точки рассуждений я вернулась к ней же…

И если брать за основу максиму «пока я помню – я живу», то воспоминания свои надо холить и лелеять, умащать бальзамом своей души, устраивать им фитнес-марафоны с поддержкой фотографиями, сувенирами, письмами с обязательными остановками в самых дорогих и любимых пунктах, не обижая невниманием всех остальных. А главное – постоянно пополнять эту свою сокровищницу, чтобы хватило до самого конца…

Единой общепринятой теории, описывающей, что такое время, не существует, однако же любопытно, что в информатике есть такое понятие как компромисс «время-память». Опять же существует множество алгоритмов организации памяти как хранилища и способов манипуляции данными относительно времени и приоритетов. Некоторые аналогии можно провести с человеческой памятью, например, из психологии известно, что при частичной потере памяти у человека наиболее долго хранятся воспоминания о детстве, наименее – последние события перед потерей. Таким же образом как это осуществляется в алгоритме LIFO (last in, first out, «последним пришёл — первым ушёл») или FILO (first-in-last-out «первым пришёл — последним ушёл»). Про эти способы работы с данными я когда-то рассказывала студентам Павлодарского колледжа транспорта и коммуникаций, но с тех пор в памяти от них остались только названия.
И названия программисты придумывают потрясающе эффектные: жадный алгоритм, генетический алгоритм, создавая искусственный интеллект как аналог уже существующего в природе. Есть такая интерпретация перспектив этого процесса: когда человек (человечество) сможет создать супер-пупер компьютер, обладающий всеми свойствами человеческого интеллекта, это будет означать, что он сотворил новую личность, выступил в роли Создателя, Творца новой Вселенной.
 
Эта идея мне нравится. Она позволяет мне объяснить бесконечность времени и вселенной, объединить веру и науку, подтвердить необходимость эволюции и неизбежность технического прогресса. Только вот что будет с моей личной памятью, когда клавиша «Delete» будет нажата? Какая чёрная дыра образуется на том месте, где были мои воспоминания, и воспоминания обо мне она тоже засосёт без следа?

Это дела, быть может, скорого или нескорого, но будущего времени, которое тоже может расщепиться на множество пространств, пока же приходится утешаться классиками: «У счастья нет завтрашнего дня; у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего, не думает о будущем; у него есть только настоящее — и то не день, а мгновение» И.С.Тургенев, «Ася». Про счастье я уже имела возможность высказаться, не буду спорить с Иваном Сергеевичем. А «Асю» нежно люблю с тех самых пор, когда десяти дет от роду тайком от родителей читала ее под одеялом, поскольку боялась, что меня будут стыдить за чтение книг для взрослых, ведь второй повестью в этом издании была «Первая любовь». Это воспоминание ещё нестёртая память подбросила на автомате, опять выиграв у времени…

Много раз замечала, что стоит только начать о чём-то писать, как квантовый компьютер природы подтягивает разные источники в тему. Вот и сегодня утром досыпала под «Сказку о потерянном времени», и как же захотелось, проснувшись, съесть такую лепёшечку из секунд, минут, часов, но время сказало: «Цыц! Подъём!»
Я тогда жалобно заблеяла, что хочется и кофе, и тепла, и чтобы жизнь помедленней текла… Время откликнулось: скромнее надо быть в желаньях, выполню только первые два, а остальное – время покажет! А память ждёт, что ей такого невиданного покажут ещё, так и не зная, победила ль, побеждена ль….