Историческое эссе

«По организации жизни европейцы догнали римлян только к концу XIX века» - Д.Ливерсайд

Данное утверждение английского историка является обобщающим выражением мнения, господствующего в историографии Нового времени. И по сей день взгляд на Римскую империю, как на вершину, высоты которой Европа достигла лишь в Новое время, господствует в умах историков и обывателей, и вообще взгляд на Европу, как преемницу Рима, весьма распространен.
И подобная позиция, родоначальниками которой являются гуманисты эпохи Ренессанса, не лишена оснований: действительно, как в качественном, так и в количественном отношении Римская империя представляла из себя крайне развитое образование – в экономическом, социальном, культурном и политическом аспектах.
Так, современные историки оценивают ВВП Римской империи в 93 миллиарда долларов, что можно сопоставить с уровнем жизни в Европе XVIII века, когда в Англии началась промышленная революция.

Однако не всё так гладко: например, торговля на дальние расстояния во времена Рима ограничивалась предметами роскоши, оптовый спрос же удовлетворялся в основном за счёт товаров местного производства, а высокая плотность населения делала землю дефицитной и дорогой, а рабочую силу — избыточной и дешёвой.
Но главное, что привело к упадку Рима – устаревшие экономические отношения, основанные на рабовладельческом способе производства, который хотя и не имел подавляющего в количественном отношении распространения (современные историки всё больше говорят о том, что количество рабов преувеличивалось ранними исследователями), но как отмечает британский историк Перри Андерсон, рабовладельческий уклад имел решающее значение в развитии античной цивилизации и Римской империи в частности. Как отмечает историк в работе «Переходы от античности к феодализму», основная масса материального богатства, питавшего античную культуру, поступала не из ремёсел или торговли, а из огромных земельных владений, где трудились рабы. Именно рабский труд производил ту массу прибавочного продукта, за счет которого развивались римские города, инфраструктура и культура, что в первой половине римской истории играло несомненно положительную, прогрессивную роль. Ещё Фридрих Энгельс писал в «Анти-Дюринге»: «без античного рабовладения не было бы современного социализма».

Как отмечает всё тот же Андерсон, рабовладельческие отношения тормозили технический прогресс, производительность не повышалась из-за низкой мотивации рабов и того, что любой физический труд считался делом унизительным. Экономика держалась на бесконечном притоке рабов благодаря завоеваниям римских легионов, однако с конца II века н.э. римская экспансия уткнулась в Адрианов вал на северо-западе, реку Рейн на севере и границу с Сасанидской Персией на Востоке.
Как уже отмечалось в начале, в умах общественности и историков господствует позиция, согласно которой современная Европа – преемница Рима. Однако ряд раннесоветских историков считали иначе. Так, Сергей Кривцов писал: «европейская общественность ведёт начало вовсе не от Рима или от Греции, а от феодального общества, возникшего на развалинах античного мира». А Соломон Каценбоген в своём курсе лекций от 1925 года уверял студентов в том, что путь от родового общества к азиатскому, а затем к античному способу производства является аномальным и тупиковым развитием. В то же время типическим является путь от родовой общины к феодализму, а от него к капитализму, как это было у германцев и славян. Другой раннесоветский историк, Борис Горев, писал: «далее, неверно, что эпоха феодализма и крепостного права следовала за античной; она следовала, может быть, по времени, но это был совершенно новый цикл развития. Один кончался, другой начинался».

По представленным выше позициям ряда историков можно сделать вывод, что вполне вероятно автохтонная концепция развития Европы от античности до наших дней есть лишь идеология, зародившаяся в Эпоху Возрождения, а падение Римской империи – пример, когда борющиеся классы не привели к переходу к новой формации, а взаимно уничтожили друг друга, и привели тем свою цивилизацию к гибели.

Однако современный британский историк Крис Уикхем, который в общем согласен с подобной точкой зрения, считает, что в идеологическом смысле варварские короли продолжали считать себя римскими императорами, или, по крайней мере, подражали поздним императорам Рима. Особенно Уикхем подчеркивает сохранение надстроечных черт Рима в империи Каролингов, как то публичная власть, попытка выстроить систему централизованного налогообложения, или титул императора, который принял на себя Карл Великий с благословения Папы римского.

Как бы то ни было, главное римское наследие для Европы в период Нового и Новейшего времени, то есть капиталистической Европы – это ни акведуки и дороги, ни колизей, а римское право, как первое разработанное право общества, полностью основанного на частной собственности.

Как писал Энгельс в статье «О разложении феодализма и возникновении национальных государств»:

«Как короли, так и бюргеры нашли могущественную поддержку в нарождавшемся сословии юристов. Когда было вновь открыто римское право, установилось разделение труда между попами — юридическими консультантами феодальной эпохи — и учеными юристами, не имевшими духовного звания. Эти новые юристы, разумеется, по самому существу своему принадлежали к бюргерскому сословию; да к тому же и то право, которое они изучали сами, которому учили других и которое применяли, по характеру своему было в сущности антифеодальным и в известном отношении буржуазным. Римское право является настолько классическим юридическим выражением жизненных условий и конфликтов общества, в котором господствует чистая частная собственность, что все позднейшие законодательства не могли внести в него никаких существенных улучшений».

Таким образом, среди историков существуют различные мнения о преемственности Римской империи и Европы после её развала – одни считают постримскую Европу преемницей Рима, другие, что феодализм был началом нового витка развития. Однако в чем современная, т.е. буржуазная Европа точно является наследницей Рима – так это в отношении правовой традиции: римское право стало идеальным отражением частнособственнических отношений для буржуазной Европы, каким оно являлось и для Европы рабовладельческой.