Об истории исповеди, покаяния и духовничества

                Ранее я неоднократно касался истории исповеди, покаяния, духовничества и старчества.  Сейчас настало время дать более развернутый анализ этих сторон церковной жизни, поскольку на них зиждется не только Православие в целом, но и жизнь каждого верующего в отдельности. Для раскрытия темы необходимо совершить небольшой экскурс в церковную историю и выяснить, что такое исповедь, покаяние и чем они отличаются от Таинства Покаяния, но не в общепринятом и порой ошибочном понимании, а с точки зрения академической церковной науки.
                Итак, из церковной истории Таинстве Покаяния мы узнаем следующее. Исповедь, как и покаяние зарождаются вместе с самой Церковью на заре христианства. Но возникают совершенно особенным образом, о котором мало кто знает. Первыми органами исповеди, как пишет в 1906 году выдающий русский ученый, доктор церковной истории, профессор Московской духовной академии С.И. Смирнов (1870-1916), были монастырские старцы. Они же были духовниками братии, ибо духовничество вышло из монастырского быта. Что представляла собой исповедь в те древние времена? Она имела несколько значений. Исповедью считалась открытие старцу помыслов, переживаний, сомнений и грехов. Часто исповедь напоминала беседу наставника и его воспитанника, никак не связанную с открытием греха. Это была форма духовного окормления и воспитания. Соответственно, исповедь не обязательно была связана с объявлением грехов, и не несла за собой епитимию.    
                Она была одной из форм монастырской жизни. Исповедь, которая ставила целью отпустить и исцелить грех называлась «сакраментальной исповедью» и проводилась только старцами. В общежительных монастырях  преподобного Пахомия Великого вообще не было пресвитеров, и исповедь была уделом выбранных братией или назначенных настоятелем духовных отцов из монахов-подвижников. Они же, как я сказал, были и органами или лицами, принимающими исповедь. Но это было уделом иночества, и на приходах в миру ее вообще не знали, вплоть до начала XII века. Выдающий русский профессор Императорского Московского университета, считающийся основоположником церковного права Н.С. Суворов (1848—1909), исследовав многочисленные памятники покаянной письменности древней Церкви, приходит к выводу: «В эпоху Трульского Собора (691-692) приходской строй не был организован: не было обособленных приходов с обособленными группами прихожан как членов приходского общества с обособленным религиозным центром для этого общества – приходским храмом и с особым приходским духовенством, которое посвящалось и определялось к данному приходскому храму для удовлетворения религиозным потребностей прихожан, в том числе и для принятия исповеди».
                С ним соглашается профессор С. Смирнов: «В X-XII вв., на Востоке мирские священники не допускаются до духовной практики церковной властью и решительно не признаются в качестве духовников самими мирянами». Нужно понимать, что в те времена принимать исповедь и исполнять покаянную дисциплину как вязать и разрешать грехи могли только духовники, а они все принадлежали к монашескому чину. Возникает вопрос: как спасались и исповедовались миряне? Ведь согласно, например, кандидату богословия протоиерею Валерию Духанину, вне Церкви нет исповеди и покаяния, а значит и нет спасения. И действительно, участие в церковных таинствах принято обусловливать покаянием и исповедью; но для исповеди и разрешения грехов нужен институт покаянной дисциплины. В монастырях это были духовники и старцы, а кто отправлял это таинство в церковной жизни? 
                Для ответа на этот вопрос необходимо выяснить, чем духовник отличается о старца. В беседе «О духовниках и старцах» я подробно исследовал этот вопрос, и поэтому вкратце напомню лишь некоторые моменты. Старец – выбранный братией или назначенный настоятелем опытный в духовной брани монах-подвижник, который принимал под свое попечение и духовное окормление новоначального послушника или инока. Отличительная черта старчества – совместное проживание наставника и ученика в монастыре или в пустыне, где духовный сын разделял со своим отцом все тяготы аскезы, молитвенных подвигов и суровой монашеской жизни. Когда старец видел готовность ученика к самостоятельной брани он отпускал его. Это были подлинные отношения духовного отца и его чада.
                Духовник – институт, возникший в монашеской жизни значительно позднее, примерно в VI-VII вв. Его отличительной особенностью было общее духовное окормление всей братии, а после передачи монастырей, в ведение епархий определением V Вселенского Собора, духовники стали принимать и мирян. Естественно, что это не было духовничеством в прямом  смысле как отношения духовного отца и сына. Ближе к XII в. духовниками стали называть и белых священников, принимающих исповедь на приходах. С расширением Церкви термин «духовник»  стал относится к должностям церковной иерархии: духовник монастыря, духовник епархии, духовник организации. Поэтому покаяние и исповедь принадлежали исключительно монашеству как отношения духовного отца и сына, и только после XII в., стали общепринятой нормой церковной дисциплины. При этом, покаяние и исповедь были двумя сторонами церковной жизни, не связанных между собой единым таинством.
                Однако, вернемся к нашей теме. Изучив письменные свидетельства древней Церкви периода Вселенских Соборов и ему предшествующего, И.С. Смирнов устанавливает, что первым покаянным органом в Церкви был епископ. Его появление датируется не ранее III в. Только ему по иерархии принадлежала апостольская власть ключей или право разрешать и вязать. Пресвитеры таким правом не обладали вплоть до XII в. Профессор Смирнов замечает: «Естественным совершителем Таинства Покаяния в Восточной Церкви периода Вселенских Соборов (325-787) и тайной формы исповеди оставались епископы. Иногда ее совершали и пресвитеры [как делегаты епископа], но исключительно в монастырях».  Причем, и это важно отметить, епископ принимал тайную исповедь и разрешал от грехов только канонических, то есть особо тяжких, исключающих участие виновного в церковном общении: идолослужение, богохульство, прелюбодеяние, убийство. Все остальные грехи, в которых были повинны верующие, оставались вне покаянной дисциплины и передавались на суд самого грешника.
                Преподобный Исидор Пелусиот (V в.) – гневный обличитель порочного духовенства, писал одному епископу: «Касательно малых грехов, если согрешающие втайне не исправляются, надлежит  тебе показать вид, что ты их не знаешь». Таким образом, единственной формой церковного покаяния оставалась публичная исповедь. Это особый институт древней Восточной церкви. В миру ей подвергались только за смертные грехи, а в монастырях – нарушители устава и тяжко согрешившие против братии. Профессор Смирнов справедливо замечает: «При публичной форме покаяния на первый план становится не пастырско-исправительное воздействие на грешника, а суд и наказание за грех». В период III-IV в. на Востоке был единственный орган публичной исповеди – покаянный пресвитер. Он выполнял функции церковного прокурора: выслушивал кающихся и назначал наказание в виде публичной епитимьи. Однако в IV в. это церковная должность была упразднена Патриархом Нектарием.
                Таким образом, мы видим, что исповедь не была частью жизни древней Восточной церкви, регулировала исключительно взаимоотношения старца-монаха и духовного чада; она являлась формой монастырского быта,  вплоть до конца XII в.; и более того, она никак не была связана с покаянием как Таинством. Забегая вперед, подчеркну, что и древняя Русская церковь, перенявшая вместе с Православием покаянную дисциплину Востока: «Жила традицией, стариной, вполне признавала давно сложившуюся дисциплину покаяния [Востока] и его орган, не подвергала их ломке или какой-нибудь реформе, вплоть до САМОГО XVIII столетия», – как замечает профессор Смирнов  своей работе «Древне-Русский Духовник» (1913). Я специально выделили слово «самого», чтобы показать преемственность и устойчивость покаянной дисциплины Византии в нашей Церкви. Это подтверждает и уважаемый профессор: «С точки зрения митрополита Киевского Иоанна II (1078-1089) исповедь не была общеобязательна: сообразно с церковными канонами предписывалось она лишь за тяжкие, так называемые канонические грехи, и рядовые верующие приобщались без обязательной предварительной исповеди…Славянский епитимийник «Некоторая Заповедь» первой половины XI века дозволял  верующим приобщаться еженедельно, очевидно, без предварительной исповеди. Обязательная тайная исповедь появилась при митрополите Никифоре (1104 – 1121) не позднее первой четверти XII столетия». Это наглядное свидетельство того, что: «Обязательности исповеди всех грехов всех христиан как единственного средства прощения всех грехов после крещения не существовало в эпоху Вселенских соборов», – заключает С.И. Смирнов. И эту же норму переняла и сохранила Русская Православная Церковь.
                Поэтому, покаяние и исповедь как Востока,  так и Русской Церкви не имели ничего общего с пониманием исповеди и покаяния большинством духовенства, среди которого бытует мнение, что только: «В Церкви есть удивительное Таинство, способное восстановить, казалось бы, совсем утраченную красоту души, вернуть человека к Богу, подать ему духовную силу, привести к счастью. Это Покаяние….Покаяние – это путь, поиск утраченного, возвращение к Небесному Отцу. Покаяние – это духовное восхождение к Богу, которое совершается в Церкви», – как утверждает протоиерей Валерий Духанин.   В связи с этим,  невольно возникает вопрос:  если только в Церкви «есть удивительное Таинство, способное…вернуть человека Богу, подать ему духовную силу, привести к счастью», то как же православные спасались на протяжении двенадцати веков, не ведая ни исповеди, ни Таинства Покаяния, которых в нашем понимании, просто не было в древней Церкви? Как не погибли в геенне святые отцы, заложившие основы Апостольской веры и учения Вселенских Соборов? Судя по о. Валерию, они так и не пришли к Богу, счастья не обрели, а значит остались грешниками и ждут в преисподней Страшного Суда. А все молитвенники и исповедники земли Русской X-XI вв., включая равноапостольную княгиню Ольгу и святого Князя Владимира, по учению кандидата богословия, должны гореть в геенне огненной, ибо не сподобились в Церкви Таинства покаяния! А чей верой и богословием мы тогда живем? Чем спасаемся? О каком православии отцов может идти речь? Слава Богу, что выдающиеся русские профессора  С.И. Смирнов и Н.С. Суворов не дожили до богословия о. Валерия.
                Покаяние – совершенно отличное от исповеди, явление Восточной церкви. Оно было частным и публичным. Первое имело несколько значений: во-первых, как исполнение епитимийных прещений духовного отца или старца в монастырях; во-вторых, как сакральное движение души, осознавшей свой грех и взывающей к Богу о помиловании; в-третьих – покаянием был и плод добродетели, которым изглаживался учиненный грех. «Исповедь признавалась лишь одним из ряда других средств прощения грехов  [милостыня, помощь ближнему, слезы покаяния, забота о вдовах, сиротах и так далее]», – пишет Смирнов.  Именно такая форма покаяния преимуществовала в жизни христианской общины Востока и на Руси в X-XI вв. Не нужно было отлавливать епископа, который был далеко и в силу занятости не мог исповедовать всех кающихся. А белое духовенство правом разрешать грехи не обладало, за исключением прямого поручения архиерея. Поэтому в миру грех врачевался доброделанием, по выбору самого согрешившего, и, совершив благо,  верующие беспрепятственно подходили к Чаше. «Решение приступить к исповеди или нет предоставлялось совести каждого, за исключением тяжких грехов…грехи средние исповедовались прямо Богу», – отмечает профессор Смирнов. 
                Помимо частного, было и публичное покаяние.  Церковь знает четыре его вида: кающиеся, слушающие, припадающие, купностоящие. Разница между заключалась в форме причастности к богослужению – от пребывания на паперти до нахождения среди молящихся в храме на протяжении всей службы. Эта форма покаяния была актом судебного решения монастырского духовника или Церкви, который не служил целям личного духовно-нравственного воспитания, а предназначался для вразумления остальных.  По сути, это была публичная порка. Важное отличие покаяния от исповеди заключалось в том, что: «В древних монастырях Востока покаяние не содержало исповедь [как церковное таинство]. Преподобный Феодор Студит принимал исповедь, не имея священного сана»,  – замечает И.С. Смирнов. Если монастырская исповедь не была связана с покаянием, то тем более она не могла быть частью покаянной дисциплины на приходе, ибо первое было законодателем для второго.
                Важно понимать, что монастырская покаянная дисциплина в корне отличалась от общецерковной, поскольку, как пишет Смирнов: «Монашество – учреждение нравственно-воспитательное», каковым древняя Церковь не являлась. Более того: «В институте частной церковной исповеди в эпоху Вселенских Соборов не существовало правила, предписывающего обязательное соблюдение тайны исповеди», – выясняет профессор МДА. И в силу хотя бы этого, Таинство Покаяния в Церкви рассматриваемого периода не могло существовать как церковный институт. Верующие либо изглаживали грехи слезами и добрыми делами, либо шли в монастыри на исповедь к старцам. Рассматривая согрешение, как причину покаяния, И.С. Смирнов пишет: «Покаянное настроение есть нормальное настроение каждого верующего. Грех при этой системе рассматривается с точки зрения субъективной, без всякого отношения к церковному сообществу».
                В период иконоборчества покаянная дисциплина прочно переходит в монашескую среду (IX-XI вв), поскольку белое духовенство запятнало себя приверженностью ереси иконоборцев, либо поставлялось епископами-еретиками. Поэтому Патриарх Константинопольский Никифор (728-758) право совершать исповедь предоставил не только черному духовенству, но и простым монахам: «Священник мирской, имеющий жену [а не женатым он быть не мог] не может быть духовником [пресвитеров, принимающих исповедь называли - духовниками]», гласит правило, известного с его именем. Известный канонист и Патриарх Антиохийский Феодор Вальсамон (1193—1199) через четыреста лет говорит о том же: «Весьма неохотно позволяю даже сказать – нигде, никто не открывает своих помыслов епископу или священнику, если он не монах». Как я уже отметил выше, в те времена епископы в основном были из мирян. Это подтверждает выводы Н.С. Суворова и С.И. Смирнова об отсутствия Таинства Покаяния в древней Церкви вплоть до XII в.
                Таким образом, исповедь, покаяние и Таинство Исповеди были три совершенно разных понятия. Исповедь – форма духовного общения старца и чада как часть института духовного отца. Она могла содержать открытие грехов, а могла быть формой духовного общения. Исповедь была частной, личной или публичной. Частная относилась к монастырскому быту, личная – покаяние в грехах перед Богом напрямую верующим, и публичная – служила  наказанием для монахов или тяжко согрешивших мирян.
                Покаяние – было частным и публичным. Первое выступало как епитимийное прещение, наложенное духовником, или было свободно выбранной мирянином формой врачевания греха через плоды покаяния в виде добрых дел. Частное покаяние служило цели духовно-нравственного исправления; публичное – было исключительно репрессивной мерой для провинившихся монахов или впавших в канонические грехи верующих. Оно налагалось либо епископом, либо делегированным пресвитером, либо настоятелем монастыря.
                Таинство Покаяния. Ни покаяние, ни исповедь того времени не составляли общецерковный институт Таинства Покаяния и существовали  независимо друг от друга на протяжении  двенадцати столетий. История Восточной церкви знает два вида этого таинства: совершаемое старцами, как носителями даров  Святого Духа,  в монастырях и как общецерковный институт, установившийся на Руси и в Византии к началу XII в. Властью вязать и разрешать в монастырях пользовались старцы, а в церковной жизни, начиная с XII в. – пресвитеры.
                Апостольскую власть ключей имели также и епископы на протяжении всей истории Церкви. Есть некоторые различия между разрешением грехов священником во времени  – после исповеди или после исполнения епитимьи. Но к нашей теме это уже отношения не имеет. Важно отметить, что право вязать и разрешать русское духовенство получало вместе с хиротонией уже, начиная с середины XII в., хотя история нашей Церкви знает и специальные грамоты епископов на право применения апостольской власти ключей, которая выдавалась иеромонахам особенно при назначении на приходы. Кстати, первое Таинство Покаяния в Церкви совершает благочестивый разбойник: исповедует Христа Господом и свои злодеяния; приносит покаяние делом, увещевая другого разбойника; несет епитимью крестной смертью; и получает разрешение грехов обетованием рая от Спасителя.
                Точное знание  Таинства Покаяния, исповеди и самого покаяния – необходимое условие правильной духовной жизни. Верующий должен понимать, что покаяние – это его личные отношения с Богом, в которых присутствие Церкви ничем не обусловлено. Исповедь – это часть Таинства Покаяния, и ее может принимать только священник или епископ. При  этом покаяние, как личный акт примирения с Богом, должно предшествовать исповеди в храме. Таинство Покаяния – это норма церковной жизни, входящая в число семи главных таинств Церкви, без которой спасение невозможно. При этом, важно помнить, что причастие не обусловлено исповедью, которая не может служить: «проходным билетиком к Чаше», –  как сказал митрополит Антоний Сурожский. Припадающий к Богу с раскаянием, уже прощен, а исповедование грехов в Таинстве Покаяния утверждает верующего исцелением греха.