80. Польша
Несколько слов о деле, которое привело меня в Польшу, его сути. Некто Макаров (работник снабженческих структур ВВС РФ сколотил группу из офицеров вертолетного полка в пос. Малино в Подмосковье) для хищения вертолётных двигателей, редукторов и другого авиационно-технического оборудования для вертолётов. Путём махинаций с документами, получаемое ими на базах оборудование через Белоруссию вывозилось за пределы бывшего СССР (потом России) и продавалось в страны, где на вооружении были вертолёты нашего производства. В первую очередь это были Польша, Йемен, КНДР и др. страны «социалистической» (в прошлом) ориентации. В то время как страна и армия всё больше и больше погружались в нищету, из-за отсутствия ресурса падали и бились вертолеты и самолёты, группа негодяев организовала себе кормушку, продавая за границу военное имущество, так необходимое самим ВВС РФ. Оборудование шло за рубеж «за копейки», да и эти копейки шли в карманы расхитителей. Но этих «копеек» вполне хватало, чтобы «подмазать» нужных людей. Многолетнее «барахтанье» дела свидетельствовало об этом. Даже то обстоятельство, что дело приняли в производство в ГВП, ничего не изменило. Настало время, когда перестали думать о государстве, а во главу угла стали ставить вопросы личного обогащения. Появилось много соблазнов и в стране, и за рубежом. А дисциплина и ответственность упали. В советское время такое исключалось. Категорически.
Из статьи в одной из газет того времени – 1999 г., (автор Екатерина Костикова):
«…Вот лишь один пример незаконной торговли оружием и пути его увода за рубеж. Только за три года бывший офицер штаба тыла ВВС подполковник Ю.Л.Макаров похитил имущества на 500 миллионов долларов. Выступив соучредителем ряда коммерческих фирм – «Юрген», «Ратник» и т.д. он по поддельным документам похищал из подмосковных воинских частей самолётные и вертолётные авиадвигатели, главные вертолётные редукторы, вертолётные лопасти. Похищенное складировалось на арендованных «Ратником» овощных базах, а затем контрабандным путём перепродавалось в Белоруссию на склады посреднической фирмы «Фактория». А оттуда уже дорогостоящее военно-авиационное имущество через государственную фирму «Белспецвнештехника» уходило в Чехию, Словакию, Польшу. Мало того, следователи с удивлением обнаружили, что фирма «Юрген» умудрилась продать в Алжир и Йемен несколько истребителей-бомбардировщиков СУ-22 и СУ-24. Точно также при посредничестве других людей оружие могло уходить и в Югославию.
Приведённый пример интересен ещё и тем, как лица, подозреваемые в незаконной торговле оружием, уводятся от уголовной ответственности. Итак, в ходе следствия по делу Макарова, которое вёл майор юстиции Олег Соловьёв, были арестованы ряд должностных лиц ВВС. Кроме того, было установлено, что при посредничестве оффшорных фирм Макарова в Ирландии и на Багамах, а также минского «Белвнешэкспорта» рядом должностных лиц авиационных заводов – в Комсомольске и Новосибирске, ОКБ им. Сухого и МАПО «МИГ» была организована нелегальная торговля и контрабанда за рубеж военных самолётов марок «СУ» и «МИГ».
Поначалу оторопевшая от таких масштабов следственная группа военной прокуратуры Московского военного округа взялась за Макарова и Компанию всерьёз. Почти одновременно по своей линии на главного героя вышел московский УЭП. В довершение ко всему «Юрген» задолжал крупную сумму партнёрской фирме, интересы которой взялся представлять бывший заместитель начальника Академии ФСБ РФ полковник Виктор Павлов. Возник и производственный конфликт.
Казалось, участь Макарова предрешена. Но тут он подключил к делу своих большезвёздных покровителей. Об уровне его связей в верхах можно судить по тому, какие события произошли дальше.
Не прошло месяца, как уголовное дело в отношении нелегального торговца оружием Макарова волшебным образом превратилось в уголовное дело о вымогательстве денег у честного бизнесмена Макарова милицейско-прокурорской бандой, возглавляемой пенсионером Павловым…»
Ну а дальше… Майор юстиции Соловьев уволен с военной службы, даже уголовное дело в отношении него хотели возбудить. Уж не помню, о чём, но что-то «накопали» или сфабриковали. Я пытался с ним разговаривать, он не пожелал откровенничать.
А все обвиняемые (Макаров и его сообщники) освобождены из-под ареста. Вот тогда-то дело и принял к своему производству старший следователь по особо важным делам ГВП майор юстиции Мамаев Олег Юрьевич. Шеин В.С., помню, говорил, что самое сложное и острое дело в ГВП – у Мамаева О.Ю.
К моменту включения меня в расследование этого дела Мамаеву О.Ю. оно наскучило, перспектив он не видел, а ответственности боялся. Его уже «клинило», а может, он просто «дурковал», чтобы его избавили от дела. У меня сохранился один из его «шедевров» - протокол осмотра документов от 06.07.1999 г. Вот «шапка» протокола:
«Старший (далее ст.) следователь по особо важным делам (ОВД) следственного управления (СУ) Главной военной прокуратуры (ГВП) подполковник юстиции Мамаев в своём служебном кабинете (каб.№ 403 «б» в здании СУ ГВП) согласно статьи (ст.) 178 действующего в Российской Федерации (РФ) уголовно-процессуального кодекса (УПК) РСФСР…»
Когда показал это Шеину В.С., он изобразил что-то типа верчения пальцем у виска. Я с ним был согласен.
Теперь, обо мне. В сентябре 1998 году у меня из группы по расследованию дела в отношении должностных лиц Минобороны России и Главного штаба ВВС отозвали всех следователей. По инициативе Сагуры А.Л. у меня даже забрали из производства само дело и передали его Рамишвили Н.Б., но когда тот показал свою полную неспособность справиться с расследованием, дело вновь возвратили мне.
В августе 1999 года Шеин В.С. обманным путём добился приостановления этого дела. Я настойчиво добивался возобновления следствия, и тогда меня включили в группу Мамаева по расследованию хищения авиационно-технического имущества (дело Макарова Ю.Л. и др.), но и там меня использовали на подхвате, серьезной работы не давали. Как мне сказал тогда начальник отдела надзора (потом первый заместитель Главного военного прокурора) Пономаренко А.Г.), в группу Мамаева О.Ю. меня включили, чтобы я не лез в «Люкон», а в деле Макарова Ю.Л. используют на подхвате, чтобы я здесь ничего серьезного не мог сделать (то еще дело было и это дело – дело в отношении Макарова Ю.Л. и др.!)
Это именно тогда (апрель 2000 г.) я летал в Иркутск, а затем в Йемен (об этом в главе «Йемен»). И хотя я по поручению Мамаева О.Ю. выполнил много следственных действий по делу (допросы, обыски), участвовал в различных совещаниях, от «реальных» (имеющих судебную перспективу) эпизодов меня ограждали, не допускали к ним.
В августе 2000 года Шеин В.С. предложил мне в срочном порядке принять к производству всё «мамаевское» уголовное дело о хищении авиационно-технического имущества (это сто с лишним томов материалов) и в продленный срок (два месяца) принять решение по делу: или направить дело в суд, или прекратить за недоказанностью участия обвиняемых в совершении преступления.
Я удивился:
- А почему я? Почему не Мамаев? Он дело знает, он столько лет по нему работает! Я же знаю всего ничего – лишь те (не самые главные) эпизоды, с которыми меня посчитал нужным ознакомить Мамаев. Да и отведённого времени не хватит даже на то, чтобы изучить всю эту махину (несколько десятков томов).
- А зачем Вам всё изучать? Вы изучите несколько основных эпизодов. Если по ним ничего не найдёте, то и по остальным тем более ничего не будет! Зачем зря тратить время? Пора подводить черту.
- Но пусть сам Мамаев и принимает решение!
- Я поручаю это Вам!
Короче, Шеин В.С. хотел использовать меня «в темную» (он, собственно, передо мной никогда и не раскрывался) ради каких-то своих интересов (или насолить новой команде Кислицина-Морина, которые давали санкцию на арест фигурантов по делу, или что-то еще подобное, а может, наоборот, «прогнуться» перед неведомыми мне «бенефициарами» дела, кто они, не знаю). При этом он, видимо, посчитал, что я в достаточной степени им и Сагурой А.Л. «обмят» и не буду сопротивляться.
Почему вывели из игры Мамаева О.Ю.?! Он ведь несколько лет «мучил» это дело! Почему «подставляли» под позорное решение меня?! Поначалу думал, что из-за того, что Мамаев О.Ю. был креатурой начальника следственного управления Шеина Виктора Степановича. Он его взял в ГВП, и очень высоко его ценил. Шеин В.С. даже однажды (в октябре-ноябре 1996 года, я только прибыл в ГВП) высказался о Мамаеве О.Ю. как о возможном своём преемнике. Так вот, подпись Мамаева О.Ю. под столь непопулярным (и, по-существу, позорным) решением (ведь фигуранты арестовывались!) говорило бы о его невысоких профессиональных качествах и, косвенно, ставило под сомнение профессиональные качества самого Шеина В.И.(не разобрался в человеке, не тому доверил и т.д.). Могли припомнить, кто за Мамаевым стоял. Эти мои предположения были не далеки от истины, но это была не вся истина. Это раз!
Второе! Думаю, были и другие соображения. Это то же, что двигало моими начальниками, когда мне поручалось для расследования уголовное дело в отношении офицеров центрального аппарата Минобороны России и Главного штаба ВВС РФ. Естественно, никто видеть дело в суде не хотел, оно должно было быть прекращено, возбуждали его для умиротворения общественного мнения. Надо мной столько всего было, что не дало бы мне проявить «прыть» (один мой начальник отдела и «друг» Сагура Андрей Леонидович в качестве члена следственной группы чего стоил!). Но оправдание «беспомощного» итога следствия предполагалось вполне убедительным: брали профессионала, больше него никто на следствии не работал, из провинции, некорумпированного; уж если он не смог… То есть дело «загробил» профессионал.
Я к тому моменту имел уже некий значительный авторитет. Я был деятельным, активным, настойчивым, и у меня многое получалось, несмотря на скрытое и явное противодействие руководства. Этот авторитет надо было понизить. Так сказать, поубавить ажиотаж от моих действий и моих способностей, повесить мне на шею табличку «могильщик» важного для прокуратуры дела. Я на этом деле должен был потерять свои «перья», свой ореол.
И, наконец, третье. Я настойчиво добивался возобновления следствия по основному (17/96) уголовного дела. Этого не хотело руководство. Мне на будущее «закрывали рот».
Не получилось у господ коррупционеров! И хоть дело не увидело суда (главные воры), но поволноваться я их заставил, и гробили они дело уже без меня.
Я решил их переиграть.
В открытую выступать против Шеина В.С. я не решился. Вместе с тем, в результате некоторых предпринятых мною шагов я убедился, что от меня ожидают именно прекращения уголовного дела.
Чувствовалось, что руководство и Генеральной прокуратуры РФ, и Главной военной прокуратуры, то же не было заинтересовано в том, чтобы дело закончилось судом. Обвиняемый Макаров, вернее его «кукловоды» в военных верхах, соответствующим образом «прикупили» начальников правоохранительных структур. Мне дали два месяца (продлили срок следствия), не беспокоили в течение этого срока, спокойно подписывали кучу моих запросов и были уверены, что ничего у меня не получится, а к концу продлённого срока следствия я сам, как и было условлено, вынужден буду прекратить уголовное дело.
Получив дело в производство и приняв ответственность за его дальнейшую судьбу, я решил преподнести господину Шеину В.С. сюрприз: дело не прекращать, а, наоборот, найти такие доказательства, чтобы прекратить дело никто уже не мог. Для этого надо было найти похищенное имущество в Польше или Корее, куда нас не пускали.
Итак, дело мне подсунули, чтобы я «захлебнулся» им. А я им ещё раз доказал, что я могу работать, и не им состязаться со мной, я умней их.
Я продолжил «официоз», начатый ещё при Мамаеве.
Меня не трогали, предоставив мне возможность писать бесполезные бумаги-ходатайства о командировках в Польшу и Северную Корею для поиска похищенного военного имущества. Там, действительно, всё было «глухо».
Я активно «беспокоил» посольство КНДР, чтобы получить приглашение правоохранительных органов страны. Помню, сколько раз я пытался договориться о встрече с советником Посольства КНДР в России. Тот всячески «ускользал» от контактов.
Страна-то была (да и до сих пор продолжает оставаться такой) та ещё! Меня дипломаты (и наши, военные, и из МИДа) предупреждали, что говорить там откровенно можно только в сейфовой комнате нашего посольства в КНДР. Больше нигде и ни с кем своими впечатлениями делиться нельзя. Это чревато высылкой из страны, как минимум. Всё прослушивается. Собственно, этим советовали воспользоваться в своих интересах. Допустим, разговаривая «сам с собой» в номере, сказать: «Какая прекрасная страна! Хотелось бы подробнее ознакомиться с ней, пройти по местам, связанным с деятельностью Ким Ир Сена (их вождя типа нашего Сталина)»! Результат беспроигрышный. Экскурсия тебе будет организована. Можно было вслух порассуждать: «Такая богатая климатически страна, могли бы в номере оставить и бананы (или что-то ещё из фруктов)!» И это обязательно было бы. Рождались-то подобные разговоры не на пустом месте. Страна была закрытая, очень бедная, но очень стремилась к положительному имиджу за рубежом.
Не удалось мне попасть туда. Как ни старался. Мои энергия и пробивные способности результата не принесли. Сколько обращений в прокуратуру КНДР и дипломатические органы этой страны были написаны! Ответом нас не удостоили. Скупали по дешевке корейцы ворованное оборудование, поэтому и всячески противились моей командировке.
Я переключился на Польшу. Здесь уже было «заслано» наше отдельное международное поручение о производстве следственных действий на территории Польши, и оттуда нам прислали массу макулатуры, которая ничего не давала для дела. Руководство польских правоохранительных органов так же, как и корейцы, не было заинтересовано в установлении истины по данному делу: стыдно предстать страной, покупающей ворованное имущество у каких-то «теневых», преступных, структур.
Вот одно из наших ходатайств того времени:
Исх. ГВП № 29/00/0003-98 от 18.10.2000 г.
Директору Четвёртого Европейского департамента МИД РФ г-ну Братчикову И.Б. (121200, гор. Москва, пл. Смоленская-Сенная, 32/34).
Уважаемый Игорь Борисович!
В связи с расследованием уголовного дела № 29/00/0003-98 возникла необходимость в срочном откомандировании в Республику Польша старшего следователя по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковника юстиции Завгороднего Анатолия Ивановича.
Ходатайство об оказании правовой помощи по делу направлено компетентным органам Польши (Генеральному прокурору РП) в марте сего года и частично исполнено. Для завершения следствия необходимо срочно осмотреть поставленные в 1994-1996 гг. фирмой ПКК МП «Фактория» по контракту Военному авиационному заводу № 1 в городе Лодзь вертолётные главные редукторы и формуляры к ним для установления заводских номеров этих изделий. Об участии Завгороднего А.И. в этих следственных действиях неоднократно и по различным каналам (через Генеральную прокуратуру РФ, Управление внешних сношений Министерства Обороны РФ) направлялись обращения с ходатайством к польской стороне. Ответа до сих пор не последовало.
Прошу имеющимися в Вашем распоряжении средствами решить с компетентными органами Республики Польша, занятыми исполнением отдельного поручения, вопрос о направлении вызова Завгороднему А.И. и оказании ему необходимого содействия в работе.
Вопрос о финансировании командировки Завгоронего А.И. решён Министром обороны РФ.
Заверяю, что полученные материалы никоим образом не будут использованы против интересов Республики Польша.
С уважением
Начальник следственного управления
Главной военной прокуратуры
генерал-майор юстиции В.С. Шеин. (подпись Шеина В.С. и виза Сагуры А.Л. от 10.10.2000 г.)
Восемь дней потребовалось Шеину В.С., чтобы подписать письмо! Его кабинет был напротив кабинета Сагуры А.Л. И это при необходимости «в срочном откомандировании».
Поняв, что Генпрокуратура Польши не пустит меня в страну, а руководство ГВП (и ГП РФ) не будет активно помогать мне, я «гнал» через Шеина В.С. официоз (официальные запросы, которые ничего не давали), а наряду с этим и втайне от кого бы то ни было из прокуратуры, искал пути проникнуть в Польшу «через заднее крыльцо», миную официальные каналы. Наше отдельное поручение в Польше было, по нему уже работа велась (неважно, как), надо было, чтобы какой-то правоохранительный орган «внизу» (не в Варшаве) «пригласил» меня для участия в выполнении следственных действий по нашему поручению. Я стал искать контакты в Польше через людей, служивших там. Уже не помню детали, как и через кого именно, но я такого человека нашёл.
Это был бывший представитель нашего МВД в Польше Караульнов Валерий Владимирович (лично и через своего сменщика на этом посту - Гулькова Анатолия Николаевича, тел. 239-50-70 он помог мне). Он прекрасно понял меня, одобрил мои действия, поднял «свои связи» и убедил окружного военного прокурора в Познани полковника Гвелжецкого Веслава (plk Wieslaw Gielzecki), тел. 8-10-4852-378-49-15) в гор. Быдгоще (85-915, Bydgoszcz, ui. Gdanska, 147 “d”, tel. wojsk. 41-49-15, tel. cyw. 378-49-15, tel. domowy 373-28-12) пригласить меня в Польшу для участия в выполнении нашего отдельного поручения.
Всю эту работу я проводил в тайне от моего руководства, по неофициальному каналу. Шеин В.С. узнал о моих реальных действиях и намерениях, лишь, когда военный прокурор Быдгощского венного округа Войска Польского полковник Веслав Гвелжецкий прислал мне вызов.
Приглашение меня в Польшу явилось для всех в ГВП большой неожиданностью. Такой прыти от меня они не ожидали, и мой ход смешал их планы.
Это приглашение полковника Гвелжецкого поступило по факсу № 160/00 16.10.2000 г. на имя Главного военного прокурора Российской Федерации. В нём сообщалось, что старший следователь по особо важным делам Главной военной прокуратуры РФ полковник юстиции Завгородний А.И. приглашается в период с 23 октября по 2 ноября 2000 г. в Польшу для участия в выполнении следственных действий по уголовному делу № 29/00/0003-98 в соответствии с просьбой Главного военного прокурора РФ генерала Кислицына М.К. от 10.06.2000 г. (перевод вольный, но суть такова).
Шеин на этом документе наложил следующую резолюцию: «т. Завгородний А.И. Прошу организовать перевод и работу в соответствии с ответом из Польши. 16.10.2000 г. Шеин».
Время моего вызова в Польшу нами (мной и Гвелжецким) была продумано предельно срочным (чтобы противники не успели очухаться и продумать меры противодействия). Нами был разработан план, согласно которому я, вопреки сложившемуся порядку, не посещаю генпрокуратуру Польши. В аэропорту Варшавы меня встречает представитель военного атташата нашей страны в Польше, доставляет меня в Быдгощ в военную прокуратуру округа, где я тут же приступаю к работе. У меня была цель, найди в Польше хоть один из ворованных двигателей. Это давало мне основание просить о новом продлении следствия и направлении дела в суд.
Последовал «контрудар». Я не думаю, что придумал это Шеин В.С., но объявил мне это решение именно Шеин В.С. Он заявил, что выехать в Польшу я смогу лишь представив ему план расследования дела (а я его, эти несколько десятков томов только начал изучать), а также выполнив несколько следственных действий (не имеющих особой важности для расследования, а тем более для предстоящей командировки, но довольно трудоёмких). Ну и, самое коварное, у меня забрали Мамаева О.Ю. для каких-то других работ. Шеин знал, что делал, он обоснованно убедил своих «заказчиков», что никуда я не поеду.
Он мне, как Золушке её мачеха, дал совершенно нереальные к исполнению в отведённый им срок поручения: «Исполните – поедете!». Вроде и не отказывает, а… Он и не думал, что я «извернусь».
Но я не сдался. Билеты были приобретены, всё с польской стороной обговорено и согласовано. И как выполнить указания Шеина В.С., я продумал. Мамаев О.Ю. несколько лет трудился над делом и знал его «досконально». Его я и привлёк к составлению плана расследования – самого трудоёмкого и сложного из указаний Шеина В.С. Ему я пообещал, что через Главное медицинское управление Минобороны России я добуду для него путёвки в любой санаторий, какой он пожелает и на любое время. Связи у меня были, я всё решил. И тот Мамаев О.Ю., который должен был пассивно работать против командировки, активно стал работать на неё, скрывая это от Шеина В.С. (я поставил такое условие). А я, в спешном порядке стал отрабатывать остальные пункты указаний. И здесь уверенность в непотопляемости (невыполнимости) данных им указаний подвела Шеина В.С. Он не проконтролировал, чем я занимаюсь, и как у меня идут дела: по принципу «да пусть ковыряется, всё это закончится ничем». А кончилось-то «всем». Правда, уже «под завязку», накануне вылета в Варшаву. Вылет в Варшаву был у меня намечен на понедельник утром, а уже после завершения рабочего дня в пятницу я прибыл к Шеину с докладом о выполнении его указаний.
Шеин В.С. был на месте. «Сагуринский» ставленник следователь Рамишвили Николай Будуевич отмечал свой день рождения, притащил огромный торт, и всё управление (в том числе Сагура и Шеин) было у него в кабинете. Я попросил Виктора Степановича уделить мне несколько минут и, когда я у него в кабинете сообщил о выполнении его указаний, причём подтвердил это конкретными протоколами и «роскошным» планом (придраться было не к чему), он, молча, долгое время разглядывал меня, а потом спросил:
- Что ж Вы такой настырный?! Зачем Вам это?!
Ответ был «стандартный»:
- Я просто добросовестно отношусь к своим обязанностям!
Видимо, моя настойчивость, не могла не тронуть Шеина. Я уже упоминал, что в нём порядочность навсегда не уходила. Он не стал придумывать мне новых препон, а только высказал пожелание:
- Ну-ну! Я Вам очень советую быть крайне осторожным. За каждый вашим шагом будет следить множество глаз. И не все с добрыми намерениями. И малейший Ваш промах будет использован против Вас.
Я с улыбкой заявил ему:
- Виктор Степанович, Вы драматизируете обстановку. Конечно, работа предстоит серьёзная, но врагов у меня нет, так что каких-либо подвохов в этом плане я не предвижу.
- Это Вы так считаете! А я Вам советую: будьте очень осторожны! Следите за каждым своим словом и действием.
Больше он мне ничего не сказал. Да, и сказанного-то было «выше крыши»! Наверное, у Рамишвили он уже что-то «пригубил» и «расслабился».
Итак, разрешение на командировку было получено (вернее, препон к ней больше не было). И утром в понедельник я вылетел в Варшаву.
Я поехал-таки в Польшу и нашёл там ворованное. Не зря Шеин боялся этой моей командировки.
Кстати, по выходе меня из кабинета Шеина В.С. меня - таки затащил к себе на торжество Рамишвили Н.Б. Он мне кланялся в ноги («реально», как говорит моя Сашенька), называя своим учителем. Признался, что, изменив «шапку» на моих протоколах допросов и выдавая их за свои, он показывал эти допросы своим друзьям и срывал их «овации» и восторги. Человек он, конечно, неискренний. И до этого, и позднее, он по указанию Сагуры А.Л. работал против меня, искал на меня компромат и т.п. Но в тот момент, я думаю, он был искренним. Он, действительно, признавал мои способности, и даже, для поднятия своего авторитета, выдавал себя за своего начальника (т.е. за меня). Значит, считал возможным гордиться им.
На этом снимке я с окружным военным прокурором полковником Веславом Гвелжецким в его кабинете в городе Быдгощь.
На этом снимке я с прокурором окружной военной прокуратуры майором Иренеушем Ольшевским в городе Торунь. Основную работу по делу я проделал его руками.
Вылетел я из аэропорта Шереметьево 23 октября 2000 г. рейсом SU-0101 в 9 часов 55 минут. Как было мне сообщено поляками, в Варшаве на выходе из аэропорта меня с табличкой «Завгородний» ждал пан Косицкий на автомобиле «Полонез» серебристого цвета UVZ 85-80.
Там же ждал меня и помощник военного атташе РФ в Польше – полковник Васильев Владимир Ильич.
Мы с ним отпустили пана Косицкого в Быдгощ, пообещав, что к концу дня будем там, а сами поехали в наше Посольство. Это большое красивое здание в центре Варшавы. Как мне сказали, одно из самых больших зданий наших посольств.
Володя провёл меня по помещениям посольства. В частности, я был в зале, где 11 мая 1955 года состоялось совещание представителей восьми европейских социалистических стран (Албании, Болгарии, Венгрии, Чехословакии, ГДР, Польши, Румынии и СССР) об обеспечении мира и безопасности в Европе, на котором они заключили Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи - знаменитый Варшавский пакт.
Я сидел за тем столом и на тех стульях (надеюсь, что тех же), что и подписанты.
Вот этот зал
Володя познакомил меня с военным атташе и другим своим коллегой-помощником военного атташе Солдатовым Евгением Юрьевичем, решил организационные вопросы, и мы с ним двинулись в Быдгощ.
Поскольку у меня были основания избегать визитов в столичные правоохранительные структуры (генеральную и главную военную прокуратуры Польши), мы туда заезжать не стали, и как показали дальнейшие события, правильно сделали.
Уже к вечеру 23.10.2000 г. мы с Васильевым были в Быдгощи в окружной прокуратуре и пили чай с прокурором Веславом Гвелжецким и помощником окружного военного прокурора в Познани майором Ольшевским Ирениушем (Иреком)- Prokurator mgr Ireneusz Olszewski (tel. sluzbowy 378-49-12, tel. prywatny 378-11-98, Praca: 85-915 Bydgoszcz, ul. Gdanska, 147 “D” –– 0-501 042 199 (надо полагать, мобильный телефон).
Чаепитие в польской военной прокуратуре
Нас с Васильевым определили в гостиницу, и на следующий день мы приступили к работе. Ребята, действительно, помогли. Дай Бог им здоровья! Я просил их помочь мне найти, хотя бы один ворованный вертолётный редуктор, а получилось двадцать. Веслав и Ирек организовали нашу работу, и именно Ирениуш производил допросы, осмотры и выемку документов.
А, кроме того, они показывали мне свою Польшу, рассказывали о ней, и поэтому это, наряду с такими же действиями наших военных атташе, помогло мне лучше узнать и почувствовать Польшу, её историю и культуру. Теперь уже для меня это не просто одна из стран.
24.10.2000 г. Веслав Гвелжецкий во второй половине дня организовал нам экскурсию по центральной части города Быдгощ.
Очень поразило меня воинское кладбище, такое чистое, ухоженное и … красивое, на высоком холме над городом. Я впервые увидел такое отношение к умершим. А у поляков это везде, в чём я имел возможность убедиться. Нашего варварства и небрежения там нет.
25.10.2000 г. с утра мы выехали в первый из двух вертолетных истребительных полков Польских Вооруженных Сил, осмотрели всю вертолетную документацию и даже вертолёты (оформлял протоколы осмотра и допроса, конечно, пан Ирек). И сразу же мы нашли три из похищенных в России вертолётных редукторов.
Понятна была моя радость, но она не оправдывает моей глупости: я позвонил Мамаеву О.Ю. и сообщил ему о своём успехе. К моему приезду в Москву мне был подготовлен «сюрприз». Враги не дремали. Но об этом позднее.
Васильев В.И. во время нашей работы в полку тоже не тратил время зря. Он завёл нужные ему для дальнейшей работы знакомства с несколькими офицерами-поляками («эти контакты мне могут пригодиться позднее» - пояснил он), а также переписал из формуляров всех вертолётов полка их данные и ресурс.
А по окончании работы, уже вдвоём с Васильевым В.И., ездили по городу. Я обратил внимание, как много в городе костёлов, причём, современной архитектуры. Один из них мы посетили. Прекрасные и экстерьер, и интерьер, прекрасная акустика. А ещё я обратил внимание на то, что двери костела всегда открыты и при появлении посетителей к ним тут же выходит священнослужитель. При нас в костёл забежала стайка подростков. Видимо, они шли из школы, так как были с ранцами. Тут же к ним вышел священнослужитель и начал …. Нет не проповедь… а просто обычную беседу с учениками: как дела в школе, что интересного в их жизни и т.п., как хороший воспитатель дома пионеров или пионерского лагеря. Было над чем задуматься, и одновременно многое объясняло (например, почему в Польше так сильна католическая вера).
Костелов в Польше много и, что интересно, они не пустуют.
Всякий раз, когда перед Польшей история ставила выбор: потерять свободу или душу, народ выбирал первое. Костёл во время военного положения давал прибежище свободомыслию, издавал книги, устраивал выставки. И восстания стали чуть ли не национальным хобби поляков, с усмешкой шутят они.
Религия вообще крепко укоренилась в Польше. На окраине каждой деревни здесь стоят «каплички» (что-то среднее между крестом и иконой), где всегда стоят цветы.
По воскресеньям и праздникам костелы переполнены людьми. Тысячи паломников отправляются в Ченстохову к чудотворной иконе Богоматери.
26.10.2000 г. вечером, после работы, Васильев В.И. повёз меня в город Хелмно. Чудесная поездка, чудесный город, он до сих пор стоит у меня перед глазами. Это город крестоносцев, и весь он выстроен в готическом стиле. Мы проехали по улицам города, погуляли по его центральной части. А потом мы объехали город вокруг, любуясь его панорамой, и уехали из него уже когда совсем стемнело.
27.10.2000 г. мои польские коллеги Веслав и Ирек организовали мне экскурсию в старинный польский город Тонунь. Поехали я, Васильев В.И. и пан Ирек.
В 13 веке Торунь вошла в Ганзейский торговый союз, объединявший многие балтийские (в основном немецкие) города, что способствовало её росту и развитию.
В Польше два культовых героя, которые большую часть жизни провели за пределами страны и прославились на весь мир, - Шопен и Коперник (затем к ним присоединился римский папа Иоанн Павел Второй).
Николай Коперник является почётным горожанином Торуня. Именно здесь в семье местного купца 19 февраля 1473 года родился будущий астроном. Дом Коперника под № 17 располагается на улице, носящей его имя. А возле Ратуши памятник учёному со «скромной» латинской надписью: «Николай Коперник, торунянин, сдвинул Землю, остановил Солнце и Небо».
Современники знали его не только как великого астронома, но и как искусного врача и общественного деятеля. Ведь после Краковского университета он учился в Италии, а там, кроме астрономии, изучал также медицину и право. Вернувшись на родину, работал секретарём и врачом у своего дяди, епископа Вармийской епархии. Активно участвовал в местном управлении. Вёл финансовые и хозяйственные дела. Последние 30 лет жизни провёл в Фромборке, рабочем городке на севере Польши. Жил в одной из башен крепостной стены, где и устроил свою обсерваторию. Там он смотрел на небо и думал о земле.
В Торуни Коперник (памятник) стоит со сферой в руке. В Варшаве он уже сидит. «Устал в пути», - шутят варшавяне.
Любопытных памятников и соответствующих легенд на узких мощённых улочках Торуня вообще хватает. Например, осёл для наказаний. Сейчас он бронзовый, а в 17 веке на его месте стоял осёл деревянный с высоким жестяным гребнем на спине. На этот неудобный хребет усаживали в качестве наказания провинившихся горожан – кого на несколько часов, а кого и на сутки.
Есть памятник паромщику-скрипачу. Он так терзал струны, что жабы не выдержали и сбежали. Герой увековечен в бронзе вместе с земноводными. Бронзовые жабы в отличие от реальных, торунянам полюбились.
Местная конкурентка Пизанской башни (по-польски – Кшива Вежа) имеет крен в 140 см и романтическую историю о любви рыцаря-крестоносца к красивой горожанке. Ведь любая легенда звучит не так романтично, если в ней не замешана женщина и несчастная любовь. Так вот, по легенде такою выстроил башню один тевтонский рыцарь, крутивший роман с жительницей Торуня. Поскольку он, по Уставу своего ордена, должен был соблюдать целибат, незаконная его связь горожан раздражала. Вот они и придумали для рыцаря «исправительные работы» - построить башню. Но поскольку у рыцаря жизнь была непутёвая, башня у него вышла кривая.
И всё-таки славу Торуню принесли не Кривая башня, не музыкально одарённый паромщик и даже не Коперник, а знаменитые торуньские пряники, из-за которых город называют пряничной столицей Польши. Пряничное производство развивалось здесь с 14-го века. В тесто добавляли корицу, кардамон, гвоздику, орехи и даже перец. А ещё мёд. Недостатка во всех этих ароматных продуктах местные пекари не испытывали, поскольку Торунь был торговым городом.
Музей Пряников с экспозицией, посвящённой его эпохе, расположен в Доме Коперника.
А на следующее утро (28.10.2000 г.) мы выехали для выполнения следственных действий во второй истребительно-штурмовой вертолётный полк Вооружённых сил Польши в город Прущ-Гданьский.
Полк создан 18 мая 1963 года. На его гербе красного цвета золотой лев стоит на задних лапах и передней левой лапой опирается на букву «P». А эмблемой полка является круг голубого цвета, в котором изображён чёрного цвета вертолёт и слева на линейке дата образования полка и эмблема вертолётчиков – орёл, несущий в лапах две ракеты.
Командир 56 KPSB Pomorski okrug wojskowy (полка боевых вертолётов Поморского военного округа) Dariusz Wronski, 83-001, Pruszcz Gdanski, ul. Dywizjonu, 303, 4\17, tel. wojskowy 27-16-94) - Дариуш Вроньский (город Прущ Гданьский) (тел.\факс – (058)-682-46-94, секретариат – 682-42-90).
Удача «улыбнулась» нам и здесь. Нас хорошо встретили. Мы и здесь нашли и зафиксировали несколько ворованных двигателей и редукторов.
Здесь произошла смена моих кураторов. Васильева В.И. сменил другой помощник военного атташе – подполковник Солдатов Евгений Юрьевич (тел. служ. 8-10-4822-621-59-54, 621-55-75, 621-30-16, 621-34-53; тел. дом. - 840-48-83). Уехал в Быдгощ и пан Ирек. Мы договорились встретиться для продолжения работы 30.10.2000 г. в бывшей в/ч 1136 (2-я материально-техническая база).
Купил сувенир Шеину В.С. (янтарное дерево). После скандала (уже в 2002 г.) он мне это дерево вернул, и я отдал его Татьяне Овчаренко.
На «чашу» концертного зала в Сопоте не поехали, времени не хватило. Надо было торопиться в город Кутно.
Этот город (Кутно) располагается в географическом центре страны. В сентябре 1939 года Войско Польское оказало здесь гитлеровским войскам жестокое сопротивление.
На территории 2-й материально-технической базы мы встретились с паном Иреком Ольшевским и Васильевым В.И. (снова произошла смена моих кураторов).
После допросов и осмотра документов мы поехали в город Лодзь.
Кстати, во время командировки я узнал, что теперь польские войска в большей части (2/3) концентрируются на востоке (раньше пропорции востока и запада были другими). А вот отношение к русскому языку изменилось. Его вновь рекомендуют к изучению… как язык вероятного противника.
С 30.10 на 31.10.2000 г. мы ночевали в Лодзи в отеле “Reymont” (91-072 Lodz, ul. Legionow, 81, tel. (042) 633-80-23)/
Приехали мы в город уже довольно поздно. Устроились в гостиницу, а потом пошли погулять по городу. Прошли полностью главную улицу Лодзи, были у здания киностудии.
А потом была встреча на авиаремонтном заводе с заместителем директора завода по экономике господином Анджеем Новаком (Wojskowe zaklady lotnicze nr. 1 (93-465, Lodz, 119, NIP 724-000-41-59) - Войсковой ремонтный завод № 1гор. Лодзь). Z-ca dyrektora d|s ekonomicznych Andrzej Nowak (tel. (42) 684-76-23, 0-601-25-29-59, (42) 681-55-60 wew. 168, tel/ domowy: (42) 213-45-18)
Меня попытались напоить по случаю предстоящего польского праздника (День всех святых), но я всячески уклонялся и требовал от пана Ирениуша работы. Мы и здесь нашли много похищенного в России авиаимущества, и пани Ирениуша это стало раздражать. Он отказался допрашивать Новака, заявив, что «его нет». Я «не понял» вначале его «юмора»: «Как же так нет? Да вот же он!».
- Его нет! - настаивал Ирениуш. – Слушай, нельзя быть таким жадным! Ты, когда приехал, просил найти хоть один ворованный двигатель или редуктор. Мы уже нашли их два десятка, а тебе всё мало!
Короче, рассорились мы с моим польским коллегой и разъехались взаимно недовольные друг другом. Обоих нас понять можно. Меня, как сыщика, напавшего на след крупного хищения. Его, как польского патриота, который не хотел подрывать авторитет своего государства и армии.
Я потом из Москвы высылал Иреку и Веславу через Васильева В.И. московские сувениры – оригинальную водку. Надеюсь, что дошла и воспринята с улыбкой. Поляки юмор понимают. Вот какую сопроводительную написал тогда мой дознаватель Рыжов для Васильева В.И.:
Владимир Ильич!
От имени Анатолия Ивановича (он сейчас находится в госпитале) и по его поручению передаю Вам огромное спасибо за оказанную помощь. Материалы, привезённые из Польши, несмотря на трудности и сильное давление со всех сторон, не позволили прекратить уголовное дело в отношении главного виновника хищений.
Анатолий Иванович всегда очень тепло отзывался о Вас и считает Вас и Ваших коллег своими друзьями. Когда его клали в госпиталь («достали» человека) он так и сказал: «Игорь, если будет возможность, скажи моим друзьям из нашего посольства в Польше, что я их люблю, и передай в знак уважения и признательности небольшой подарок».
Подарок – это простая водка, но она изготовлена по специальному заказу, небольшим тиражом и с наклейкой шутливого содержания. Это сувениры для Вас, Александра Гобивича, Евгения Юрьевича и польских коллег Анатолия Ивановича – пана Вашека (Веслава) и пана Ирека.
И маленькая к Вам просьба. Когда будете передавать водку полякам, переведите, пожалуйста, для них текст наклейки, а на словах скажите, что Анатолий Иванович им очень благодарен, что ему приятно было работать с профессионалами и что, благодаря им, он узнал и полюбил Польшу.
С уважением и наилучшими пожеланиями
помощник Анатолий Ивановича,
дознаватель следственного управления ГВП
капитан И.Б. Рыжов
на лицевой стороне бутылки изображён пьяный авиатехник рядом с разбитым самолётом и написано: «водка Авиаремонтник 40 %», а на тыльной - рекомендации по применению: «Водка «Авиаремонтник» изготавливается из высококачественного и обогащённого стронцием технического спирта, после его прогонки в течение 10-12 часов через оборудование самолётных систем. При производстве используются традиционные рецептуры, в том числе: «Ликёр «Шасси», «Массандра», «Султыга», «Шило», «Шпага» и др. Розлив производится в антисанитарных условиях при строгом соблюдении санитарных норм и правил как в полёте на борту, так и непосредственно в цехах авиаремонтных предприятий. Рекомендуется употреблять в неограниченном количестве, в охлаждённом виде и без закуски. Перед употреблением – не болтать!»
Из г.Лодзи Ирениуш направился напрямую в Быдгощ, а мы с Васильевым В.И. заехали в Краков. Я мечтал увидеть этот город, а Володя обещал ещё показать мне знаменитые соляные копи в Величке.
В Польше говорят, что тот, кто хочет узнать жизнь и будущее страны, должен ехать в Варшаву. А кто хочет познакомиться с её душой – пусть едет в Краков, который называют культурной и туристической столицей Польши.
C 31.10 на 1.11.2000 года мы ночевали уже в отеле “Royal” (31-048 Krakow, ul. Gertrudy, 26-29). Он практически располагается у Вавельского замка в центральной части старого города.
Вечером, после устройства в отеле, Васильев В.И. остался в номере, сославшись на усталость, а я пошёл побродить по ночному городу. Он очень красиво смотрелся в вечернем освещении. Огни фонарей и реклам, подсвеченные шпили зданий и башен отражались в водах Вислы, словно удваивая своё свечение. Ночной Краков освобождался от дневного шума и суеты. В домах загорались окна, и я по старой привычке своих многочисленных командировок пытался представить, чем занимались сейчас, о чём думали жители этого старинного красивого города. Понятно, что они сейчас были заняты не родственными мне мыслями об их городе. Наверное, занимались хозяйственными делами, слушали музыку, читали книги. Но, тем не менее, они были частью этого города.
Так, размышляя ни о чём, созерцая город, я бродил по нему. Ближе к полуночи огни в окнах стали гаснуть, люди усыпали. И только месяц, вечный ночной сторож, проходил над Краковом, то скрываясь, то вдруг проглядывая между башнями и крышами.
На углу Старого рынка, где Флорианская улица встречается с Миколайской, стоит самый известный в Польше костёл – Девы Марии, или, как его называют краковяне, Марьяцкий. Якобы, его две башни строили братья. Один из них убил другого, позавидовав ему, почему башни и остались разной высоты. Власти распорядились орудие преступления (нож) повесить под сводами суконных лавок в назидание потомкам. По другим источникам, этим ножом резали уши ворам.
Есть у этого костела и ещё одна особенность, о которой тоже сложена легенда. Каждый час с высокой башни разносится звук трубы. Болеслав Прус написал по этому поводу: «Остановился неподалеку от рынка и спал бы хорошо, если бы какой-то сумасшедший не играл ежечасно на трубе». Писатель шутил. Сигнал трубы – хейнал – такая же примета Кракова, как в Москве бой кремлёвских курантов. Мелодия звучит не до конца и неожиданно обрывается. В 1241 г. на Польшу напали татарские орды. Однажды ночью враги подошли к Кракову. Город спал, и только на высокой башне Марьяцкого костела мерцала свечка трубача. Увидев татар, он подал сигнал к оружию. На него тут же посыпался град стрел. Одна из них пробила ему горло, и мелодия оборвалась на полутакте.
1 ноября в Польше повсеместно отмечают День всех святых, а 2 ноября поминают умерших. По народным поверьям, в день поминовения души умерших покидают могилы, присутствуют на панихиде в костеле и возвращаются в свои дома. Чтобы душам легче было попасть в дом, родные нередко открывали двери и окна, оставляют еду и питьё, стремясь не рассердить этих гостей и заручиться их помощью. День поминовения – «задушки» - очень торжественно отмечают и сейчас. Родственники съезжаются вместе, чтобы посетить могилы своих близких, убирают могилы цветами, зажигают на них свечи.
Когда выезжали из Кракова, то увидели толпы (в прямом смысле этого слова) людей, которые шли на кладбища и к памятным местам. Пришлось и нам постоять в пробках, пока не вырвались из города.
В Величку мы не попали. Володе сказали, что соляные копи в праздник закрыты.
В Варшаву мы возвратились вечером 1 ноября 2000 г. Уже было темно и на кладбищах (и позднее, когда поехали в центр города) везде горели поминальные свечи. Очень красивое зрелище. Там впервые (хотя нет, впервые это было на мемориальном кладбище в Быдгощи) я задумался о том, насколько поляки в этом плане культурнее нас.
Володя устроил меня в гостиницу Торгпредства России в Варшаве, а потом мы поехали в наше посольство. Там нас ждал военный атташе контр-адмирал Порошин Александр Гобивич (тел. В Варшаве: 621-34-53, 621-55-75; тел. в Москве: 191-97-56, жена Лена). Он пригласил нас в какой-то ресторанчик, чтобы и ближе познакомиться, и подвести итоги моей командировки. Командировка была успешной: и сделано было много, и увидел я немало для первого раза (по существу, пересёк всю Польшу с севера на юг: от Гданьска до Кракова). Тёплое чувство осталось от знакомства с ним, и потом было очень неприятно узнать, что он не защитил Володю Васильева и позволил его «схарчить», когда тот попал в неприятную историю. Но, видно, такие правила «игры» в их системе (Да полно! Только ли в их!), что тебя воспринимают, только если ты «на коне».
Когда мы попрощались с Порошиным А.Г., Володя не сразу повёз меня в гостиницу. Мы проехали в центр города на Замковую площадь. Был праздничный вечер, вся площадь, королевский замок и колонна Сигизмунда были прекрасно иллюминированы. На площади было много горожан и гостей столицы. Ведь был праздник – День поминовения. У стен и на подоконниках окон, где в годы последней войны были расстреляны поляки, стояли свечи, и это тоже создавало какой-то особый колорит города.
Утром 2 ноября 2000 г. Володя заехал ко мне в гостиницу несколько раньше, чем было нужно. Поскольку знакомство с Варшавой у меня было недостаточным, он повёз меня в Лазенки, чтоб я, пусть ненадолго, мог ознакомиться с этим парком - летней резиденцией короля Станислава Августа Понятовского.
Лазенки – значит купальни. Здесь Сигизмунд-3 Ваза построил роскошный дворец – Уяздовский замок. Потом здесь хозяйничал маршал Станислав Любомирский. Он пристроил к дворцу два маленьких павильона - Эрмитаж и Лазни. В Эрмитаже он отдыхал в уединении, а в Лазне, расположенной на окружённом каналами островке, он в приятной компании купался. Потом так стали называть весь парк.
Амфитеатр в Лазнях расположен у самой воды, а сцена – на небольшом островке. Здесь и по сей день варшавяне устраивают спектакли и концерты.
В Лазенках установлен и оригинальный памятник Шопену. Ни один варшавский памятник не пережил столько, сколько этот. Он долго создавался, а к строительству приступили только в начале 20 в. Когда немцы взяли Варшаву, из Шопена, как и из Коперника, они постарались сделать … немца. (Он был сыном французского эмигранта и польки, много путешествовал по Германии). Это оказалось нелегко, зато взорвать памятник не составило никакого труда. Новые власти этим не ограничились: скульптуру, разбитую на мелкие куски, разослали на немецкие заводы, чтобы переплавить на пули. Вот тогда-то на опустевшем постаменте и появилась надпись: «Кто меня снял, не знаю, но зато знаю почему: чтобы я не сыграл ему похоронный марш». У Шопена было слабое здоровье. Он часто болел, и близость смерти подвигла на создание своего знаменитого «Похоронного марша». Мысль о смерти не давала ему покоя и была одним из источников вдохновения.
Возвращался я из Варшавы в Москву рейсом SU-102 2 ноября 2000 г. в 11 часов. Поляки-полицейские хотели изъять у меня из портпледа нож (я для экономии брал продукты с собой, чтобы не тратить деньги по ресторанам), но я предъявил удостоверение работника прокуратуры, и меня пропустили. Всё-таки наша общность в прошлом не совсем ушла. И понимали наш язык, и входили в положение.
Итак, результаты моей работы в Польше превзошли все самые смелые ожидания. После моей командировки в Польшу прекращать уголовное дело уже было нельзя! Триумф был колоссальный. Я нашёл и задокументировал (руками польских коллег, конечно) поступление из белорусской фирмы «Фактория» (компаньона макаровской фирмы «Юрген») двадцати из похищенных на складах ВВС РФ главных вертолётных редукторов и массу другой авиатехники. Вопрос о прекращении уголовного дела с повестки дня снимался. Для всех это было ясно и радости, конечно, опять не вызвало. «Отдача» последовала соответствующая.
Я не то, что не получил какого-либо поощрения, а, наоборот, подвергся жесточайшему прессингу, в результате чего с сердечной недостаточностью на полтора месяца «загремел» в госпиталь.
Вместо того чтобы сконцентрировать силы на скорейшем окончании этого, действительно важнейшего, дела, Шеиным В.С. принимается решение об отправке в отпуск Мамаева О.Ю. – единственного человека, который досконально знал дело. Мои возражения, что это нецелесообразно и даже не справедливо (почему я должен отказываться от своего отпуска, а Мамаев О.Ю. в такой критический момент должен отдыхать) были оставлены без внимания. Больше того, меня «через два дня на третий» стали вызывать на оперативные совещания по обсуждению хода следствия, не давая мне практически изучить, хотя бы основные, эпизоды. Мне как бы мстили за мою успешную поездку в Польшу.
Очень интересный момент вспомнился мне из того времени. А именно, как гуттаперчевые подчинённые «чутко» реагируют на смену в отношении руководства к тому или иному офицеру. В данном случае «нюхач» - В.В. Корнилов.
Он почувствовал, что отношение ко мне изменилось. (После возвращения меня с победой из Польши отношение ко мне руководства управления станет вообще невыносимым). Вот и родился такой угодливый документ с надеждой «на перспективу» его использовать для нареканий в мой адрес:
Начальнику отдела надзора
следственного управления ГВП
полковнику юстиции Матюнину В.А.
Докладная записка.
25 октября 2000 года, как представитель Главной военной прокуратуры, вместе с подполковником юстиции Выборным А.Б. (ныне депутат Госдумы РФ от фракции «Единая Россия» - комментарий мой – А.З.) принял участие в судебном заседании арбитражного суда гор. Москвы, рассмотревшего гражданское дело № А40-31385/00-53-278.
9 октября 2000 года определением арбитражного суда Главная военная прокуратура привлечена к этому делу в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований на предмет спора, на стороне ответчика.
Из материалов дела усматривается следующее:
5 сентября 2000 года арбитражный суд гор. Москвы поступило исковое заявление конкурсного управляющего АОЗТ ФПК «Люкон» Подобедова С.А. к ответчику – Минобороны России об истребовании 255 авиадвигателей, полученных в собственность АОЗТ «Люкон» от Минобороны России на основании договора о совместной деятельности, заключенного в декабре 1993 года.
Этот договор о совместной деятельности по строительству жилых домов в пос. Октябрьский Московской области и обстоятельства его реального исполнения явились предметом исследования по уголовному делу № 29/00/0018-98 в отношении бывшего Главного военного инспектора РФ-заместителя Министра обороны РФ Кобеца К.И.
Как следует из материалов уголовного дела, генерал армии Кобец К.И. вступил в преступный сговор с президентом ФПК «Люкон» Киташиным Ю.А. и за взятки, в счёт несуществующей задолженности, добился передачи корпорации от МО РФ авиационных двигателей и другого имущества на сумму более 63 млрд. рублей.
При этом АОЗТ ФПК «Люкон» заключило договора ответственного хранения с авиаремонтными заводами, где изначально находились и находятся сейчас большинство авиационных двигателей, переданных корпорации «Люкон» по соответствующим актам.
В ходе следствия эти авиадвигатели и другое имущество были признаны вещественными доказательствами и переданы на ответственное хранение администрации военных ремонтных заводов и других фирм по месту реального нахождения двигателей.
21 июня 2000 года старшим следователем по особо важным делам СУ ГВП полковником юстиции Завгородним А.А. уголовное дело в отношении Кобеца К.И. прекращено на основании акта амнистии. Однако мер для признания недействительной сделки по передаче АОЗТ ФПК «Люкон» авиационных двигателей и другого имущества он не принял.
Перед прекращением уголовного дела ему была дана консультация в 6 управлении ГВП о необходимости подготовить материалы для предъявления соответствующего иска в суд (подчеркнул всё это я ещё тогда, по ознакомлении, и написал: «ВРЁТ» - комментарий мой – А.З.). Согласно ч. 1 ст. 166 ГК РФ «сделка недействительна по основаниям, установленным ГК РФ, в силу признания её таковой судом (оспоримая сделка) либо независимо от такого признания (ничтожная сделка)».
Как следует из материалов дела и докладной записки полковника юстиции Завгороднего А.И. от 19 октября 2000 года, авиационные двигатели и другое имущество на общую сумму более 63 млрд. рублей были переданы АОЗТ «Люкон» руководством МО РФ под влиянием заблуждения, которое умышленно осуществил Кобец К.И.
Следовательно, сделка по передаче АОЗТ ФПК «Люкон» указанного имущества может быть признана судом недействительной по основаниям, изложенным в ст. 178 ГК РФ.
Вместе с тем, при прекращении уголовного дела в отношении Кобеца К.И. следователь Завгородний А.И., превышая свои полномочия, без соответствующего решения суда указал в постановлении о возврате авиационных двигателей МО РФ.
Отсутствие решения суда по этому вопросу позволило конкурсному управляющему АОЗТ «Люкон» Подобедову С.А. заявить вышеназванный иск к МО РФ об истребовании 255 авиационных двигателей.
В связи с тем, что у арбитражного суда в настоящее время нет необходимых документов для разрешения этого иска по существу (они содержатся в материалах уголовного дела № 29/00/0018-98), рассмотрение гражданского дела № А40-31385/00-53-278 отложено на 15 часов 8 ноября 2000 года.
Докладываю на Ваше решение.
Приложение: копия определения арбитражного суда г. Москвы от 25 октября 2000 года на 1 листе.
Заместитель начальника отдела надзора
СУ ГВП полковник юстиции (подпись) Корнилов В.В.
26.10.2000 года
В свете изложенного, неудивительно, что Корнилов проигнорировал имевшийся уже ответ тому-же Подобедову за подписью Майорова А.А., ещё от августа 2000 года:
Угл. штамп СУ ГВП
« » августа 2000 года
Конкурсному управляющему
АОЗТ ФПК «Люкон»
Подобедову С.А.
117311, г. Москва, ул. Строителей, д. 7, стр. 1
Уважаемый Сергей Александрович!
Ваше обращение от 01 августа 2000 года (исх. № 1/0800) поступило в Главную военную прокуратуру и рассмотрено.
Следствием по уголовному делу установлено, что авиационные двигатели, по документам переданные ВВС МО РФ в 1996-1997 года АОЗТ ФПК «Люкон», явились объектом преступного посягательства. Постановлениями следователя авиадвигатели, находившиеся на АРЗ № 570 и в ОАО «Рыбинские моторы», признаны вещественными доказательствами и переданы на хранение, соответственно, на АРЗ и в ОАО. Авиадвигатели, находившиеся на АРЗ, №№ 121,123 и 218, из ведения МО РФ не вышли.
В соответствии с требованиями ст. 86 УПК РСФСР авиационные двигатели, признанные вещественными доказательствами, подлежат возвращении законному владельцу, т.е. МО РФ, о чём принято решение при вынесении постановления о прекращении уголовного дела № 29/00/0018-98.
Одновременно сообщаю, что постановление Государственной Думы Федерального Собрания РФ от 26 мая 2000 года № 398-111 ГД «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в ВОВ 1941-1945 годов» и постановление Государственной Думы ФС РФ от 26 мая 2000 года № 399-111 ГД «О порядке применения постановления ГД ФС РФ «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в ВОВ 1941-1945 гг.» не определяют порядок наложения ареста на имущество и, соответственно, его отмену. Этот порядок предусмотрен уголовно-процессуальным законодательством.
С уважением
Заместитель начальника следственного управления
Главной военной прокуратуры
полковник юстиции А.А. Майоров
Апофеозом стало совещание, на котором исследовалась моя работа за год (В самом деле, больше ведь нечем было заняться руководству, кроме моей персоны!) Мне было объявлено, что я в течение года ничего не делал. Мне некогда (да и не считал нужным) было рыться в десятках и сотнях томов расследованных мной дел, я искренне считал, что презумпция невиновности существует и для следователей. Лишь только заметил, что ко мне до сего дня нареканий не было. Передавая мне дело Макарова Ю.Л. в производство, обо мне говорили, что только я могу справиться с ним. За расследование дела Кобеца К.И. я был награждён часами с логотипом ГВП. Наконец, я регулярно получал квартальные премии. И «накаркал» на свою голову! Тут же было принято решение о лишении меня полностью квартальной премии, а также Сагурой А.Л. поставлен вопрос о привлечении меня к «уголовной» ответственности. Шеин В.С., поняв, что его соратник зарвался, тут же уточнил, что речь может идти лишь о дисциплинарной ответственности.
Другой присутствовавший на совещании негодяй (Яловицкий В.А.) пообещал «дать в морду». Во, какое у нас было «оперативное совещание»!
- Кто?! Ты?! - не выдержал я, не считая его достойным соперником.
Но ободрённый присутствием единомышленников (их было человек десять), Яловицкий самодовольно подтвердил:
- Да, я! - и Шеин вновь вынужден был вмешаться, сглаживая ситуацию.
Подонки, одним словом, собрались на свой «шабаш».
Так хотелось этому зарвавшемуся жиду опустить на голову стул и вырубить его на хрен, но понимая, что этим тут же воспользуются против меня, сдержал себя.
Помню, что я ошарашенный абсурдностью ситуации, заявил: «О чём мы здесь говорим?! Я только что возвратился из Польши, где за 10 дней сделал то, что не могли сделать за несколько лет! И Вы мне вместо благодарности «шьёте» взыскание». Тут же попросил слова Корнилов и, чувствуя настрой руководства, а, может, и напрямую отрабатывая его «заказ», заявил:
- Завгородний вот утверждает, что он в Польше что-то значительное сделал. Но я изучил все «польские» материалы: Завгородним там «не пахнет», всё делали сами поляки. Соответствующие документы подписаны представителями военной прокуратуры Польши!.
Зарвалась «шестёрка» в своём рвении угодить начальству. Дебилом назвать, обидится, но большей тупости трудно придумать.
- Да я и не мог фигурировать в этих протоколах, иначе бы им была грош цена! Но я организовал всю эту работу, и без меня ничего бы этого не было! Полякам, Польше, её реноме в мире это было совсем ни к чему.
Шеин В.С. понял, что ещё один его соратник «сел в лужу» и постарался перевести разговор в другую плоскость.
Нелепость ситуации и полная незащищённость от такой несправедливости тяжело повлияла на меня, и я на полтора месяца «загремел» в кардиологическое отделение госпиталя на излечение.
Странно, но Кислицын М.К. с Мориным А.Е. к моей судьбе остались равнодушны (хотя рисковал я собой в Польше не только за свой престиж и престиж прокуратуры, но и за их престиж тоже, они ведь когда-то возбуждали это дело и арестовывали его фигурантов).
Моя работа стала «жёстко» хронометрироваться: что Вы делали тогда-то и тогда-то, со стольки до стольки.
Пришлось самому «хронометрировать» свою работу, чтобы в любое время ответить начальству, чем, когда занимался и доказать, что ты не лодырь. Это мне-то - ведущему старшему-то следователю по особо важным делам ГВП, руководителю следственной группы! Смех, да и только! Но мне было не смешно.
Получалось примерно так:
27.11.2000 г.:
9.00-10.00 Проверка работы Штанько за неделю, а также его планов. Дача указаний.
10.00-10.30 Был в 3-ем управлении. Созвонился с ВП Тверского гарнизона по поводу отписки по отдельному поручению.
10.30-11.00 Обсуждение с Ерофеевым выполненных работ и плана работы на неделю.
11.00-13.30 Ответ на жалобу Самохвалова. Ответ в суд по иску Зинченко (с изготовлением копий). Сообщение в УВС по Корее.
13.30-14.00 Обед.
14.00-16.00 Подготовка ходатайства в МВД и ответа в КРУ. Звонки Холодову, Яковлеву, Молякову, Опарину (оперативное сопровождение)
16.00-18.15 Изучение поступивших от переводчика материалов.
28.11.2000 г.
8.00-10.00 Поликлиника.
10.00-13.00 Подготовка письма в МВД по КНДР.
14.00-15.00 Беседа с Кривяковой.
15.00-15.30 Изучение уголовного дела.
15.30 вызов к Майорову.
Всё делалось для того, чтобы сломать меня и принудить к прекращению дела. Всё последующие события убедили меня в этом. И дело на главных расхитителей они-таки прекратили, как я этому ни противился. Видно, много денег было «на кону».
У меня вначале пропал сон, потом стало болеть сердце. Не выдержал я такого «напряга». А в начале декабря 2000 года я оказался в кардиологическом отделении 6 ЦВКГ, где пролежал чуть ли не до конца января 2001 года.
Уже находясь там, я узнал, что угрозы на оперсовещании «возбудить» в отношении меня уголовное дело имеют последствия. Была назначена проверка следственного управления, в первую очередь о состоянии следствия по наиболее важным делам, дело Макарова среди которых было, пожалуй, наиболее острым.
Шеин В.С. не придумал ничего лучшего, как обвинить в «гибели» дела меня, благо я был в госпитале и защитить себя не мог. Но меня предупредили об этом, и я решил дать ему «бой», а сказать мне было что.
Пока я находился в госпитале, дело в отношении Макарова Ю.Л. и др. оставалось «в свободном плавании», то есть лежало без движения. Решения о передаче его в чьё-либо производство не принималось. Мамаев О.Ю. из отпуска отозван не был, полностью использовал его, но и после выхода из отпуска не торопился принимать дело. Дело «лежало» у моего дознавателя. Надеялись всё же меня досрочно «выковырять» из госпиталя.
Подыгрывая этой версии, Мамаев О. по делу не работал. Дескать, получено указание передать дело Завгороднему А.И. Приезжал в госпиталь, поторапливал: «Поскорее выходи! Дело-то кто примет в производство?!»
- Да ты и примешь! Твоё оно было, твоим и осталось! Скажи спасибо, что тебе ворованное нашёл и теперь ты сможешь направить дело в суд.
- А мне приказали тебе передать!
- Прямо здесь?! Я в госпитале и выйду не скоро. Что, всё это время дело будет лежать без движения?! Это с таким-то сроком следствия и когда нет никаких резонов не направлять его в суд!
Якобы за плохую работу (это при том, что я реанимировал практически загубленное дело) меня лишили квартальной премии. Не дожидаясь, когда комиссия сделает свои выводы, я передал человеку (о котором знал, что он тут же всё доложит Шеину), что я молчать не буду, и мне есть что сказать. Мой расчёт оправдался. Тут же позвонил Шеин, попросил не принимать скоропалительных решений. Пообещал приехать ко мне в госпиталь (во, как испугался!) и тут же приехал. Попросил «не делать глупостей», обещал, что премиальные деньги мне вернут(обманул), и что со мной так грубо обращаться больше не будут (конечно же, очередной раз соврал), а работу комиссии он приостановит (тут выполнил).
Официального наказания я избежал.
Дело вновь принял к производству Мамаев О.Ю. Три основных эпизода о хищении шести главных вертолётных редукторов было решено выделить в отдельное производство и направить в суд (потом по мере готовности направлять в суд дело частями, я ведь нашёл 20 похищенных редукторов, а также другое авиационно-техническое имущество). За каждым из подлежащих выделению эпизодов был закреплён один из «местных столпов» (Матюнин, Сагура и Корнеев), которые должны были сформировать тома, проверить их на предмет достаточности доказательств, подготовить документы на привлечение к ответственности обвиняемых и т.п. После чего Яковлев Ю.П. в докладе на имя Генерального прокурора РФ сообщил, что «все, подлежащие доказыванию обстоятельства» выяснены, и три вышеназванных эпизода можно выделить в отдельное производство для завершения по ним расследования. Всё это я узнал, уже выйдя из госпиталя.
После выхода в конце января 2001 г из госпиталя я хотел использовать свой отпуск за 2000 год, но ни Шеин В.С., ни Яковлев Ю.П. мне этого сделать не разрешили. Помню, Яковлев Ю.П. дал мне несколько дней, чтобы я мог съездить на мамин день рождения. Поначалу они требовали помочь Мамаеву О.Ю. в выделении трёх вышеназванных эпизодов, а затем вообще приказали принять выделенное дело к производству. По словам Шеина В.С., Яковлев Ю.П. никого (кроме меня) в этой роли не видел.
Я всё же принял дело к производству. Не мог не принять. Мамаев и не думал бороться за своё дело. С радостью передал. Пытался спихнуть мне его недооформленным, без описей и т.д. Позорно себя вёл. Но когда потом я завершил следствие по нему и готовил документы для направления в суд, забеспокоился:
- А не зря ли я устранился из дела?! Все лавры тебе достанутся!
Не достались! Никаких лавров не было. А Яковлев Ю.П. лишний раз «засветился» как коррупционер. Но вот сошло ему всё с рук!
Когда я потребовал у Мамаева О.Ю. выделенное дело, то оказалось, что его нет, и тома даже не сформированы. Сагура А.Ю. и Шеин В.С., тем не менее, угрожая наказанием, требовали, чтобы я тем же числом, что и решение Шеина В.С. о передаче мне дела, вынес постановление о принятии дела к производству. Я вынужден был написать рапорт, что готов выполнить его указания, но не имею возможности. От наказания меня это спасло, но Шеин В.С. в приказном порядке потребовал, чтобы я начал принимать разрозненные тома, пока Мамаев О.Ю. будет готовить другие. Когда мне, в конце концов, было сдано всё дело (а это было 26 или 29 томов), и я проверил опись выделяемых материалов, то установил, что материалы 9 томов вообще не вошли в опись выделяемых из «большого» дела материалов. Кроме того, материалы были подшиты крайне хаотично и необоснованно. Я доложил об этом Шеину В.С. и потребовал скорейшего устранения Мамаевым О.Ю. этого недостатка. Это чуть снова не стоило мне квартальной премии (Шеин В.С. мне сказал, что Сагура А.Л. потребовал лишить меня премии за квартал за то, что я поднял такой шум вместо того, чтобы самому устранить замеченный недостаток).
Мамаев О.Ю. крайне неохотно взялся устранять огрехи. Сдал он мне тома лишь за день или два до выхода на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР. Теперь их уже было двадцать. Как потом выяснилось, выделено было далеко не всё, что было нужно. Кроме того, выделены были материалы в копиях, а не в оригинале. Изучать дело до выхода на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР я по этой причине, да и в силу просто исключительной занятости, не успел. Мне всего на один месяц продлили срок следствия, а Шеин В.С. поставил задачу на опережение. Есть материалы оперативного совещания, на протоколе которого стоит его резолюция об этом. А ведь мне не только надо было ознакомиться с делом (хотя бы бегло), а выполнить ряд допросов, предъявить новое обвинение, другие следственные действия. Но не подчиниться было нельзя. Даже я с таким большим стажем следственной работы самостоятельным не был. В Законе записано одно, а в управлении всем командовал Шеин В.С. Но что интересно отметить, часто (особенно в последнее время) он от своих указаний стал отказываться, и кричал на следователей: «Вы фигуры самостоятельные, могли бы и не выполнять указаний, если они не даны в письменном виде». Позиция, конечно, интересная.
Генеральному прокурору
Российской Федерации
действительному государственному
советнику юстиции
Устинову В.В.
К нашему исх. № 29/00/003-98
от 9.01.2001 г.
Уважаемый Владимир Васильевич!
В соответствии с Вашим указанием от 15 января 2001 г. докладываю:
К настоящему времени в процессе следствия по уголовному делу № 29/00/0003-98 в отношении подполковника запаса Макарова Ю.Л. и других лиц установлены все обстоятельства, подлежащие доказыванию, по трём эпизодам хищений путём мошенничества чужого имущества в крупном размере (шести вертолётных главных редукторов типа «ВР-24» на общую сумму 1.063.077.190 неденоминированных руб.), совершённых организованной группой.
Учитывая изложенное, 14 февраля 2001 г. мной в порядке ч. 2 ст. 26 и п. 3 ч. 1 ст. 211 УПК РСФСР даны указания следователю о выделении в отдельное производство для завершения расследования уголовного дела по обвинению Макарова Ю.Л., Кучеренко В.И., Воронки Л.М. и Дорожкина А.Т. о совершении ими указанных преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 147 УК РСФСР.
В тот же день старший следователь по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры подполковником юстиции Мамаевым О.Ю. вынесено постановление о выделении дела.
Производство предварительного следствия по выделенному делу (№ 29/00/0001-01) и его завершению поручено старшему следователю по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковнику юстиции Завгороднему А.И.
В период с 15 по 23 февраля 2001 г. планируется предъявить обвиняемым новое обвинение, после чего начать выполнение требований ст. 2001 УПК РСФСР.
Врио Главного военного прокурора
генерал-лейтенант юстиции Ю.П. Яковлев
02.2001 г.
Стоят визы Шеина В.С. и Сагуры А.Л. об ознакомлении, датированные 14.02.2001 г.
Имеются указания Яковлева Ю.П. от 14.02.2001 г. Мамаеву О.Ю. о выделении в отдельное производство трёх эпизодов дела по хищению Макаровым Ю.Л. (руководитель фирм ТОО «Юрген» и ЗАО «Ратник», до увольнения в запас в октябре 1994 г. – заместитель начальника отдела Главного управления заказов и поставок авиационной техники и вооружения Военно-воздушных сил), Кучеренко В.И. (бывший заместитель командира в/ч 26267 по инженерно-авиационной службе, его жена – соучредитель ТОО «Юрген»), Воронки Л.М. (командир в/ч 64687, полковник) и Дорожкина А.Т. (бывший ведущий инженер 2465 военного представительства Минобороны РФ и одновременно исполнительный директор ЗАО «Ратник») шести вертолётных главных редукторов ВР-24.
Постановление
14 февраля 2001 г. гор. Москва
Начальник следственного управления Главной военной прокуратуры-старший помощник Главного военного прокурора генерал-майор юстиции Шеин В.С., рассмотрев уголовное дело № 29/00/0001-01 и руководствуясь п. 12 ст. 34. п. 9 ч. 1 и ч. 2 ст. 211 УПК РСФСР, -
Постановил:
Предварительное следствие по уголовному делу № 29/00/0001-01, выделенному из уголовного дела № 29/00/0003-98, поручить старшему следователю по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковнику юстиции Завгороднему А.И.
Начальник следственного управления
Главной военной прокуратуры-
Старший помощник
Главного военного прокурора
генерал-майор юстиции В.С. Шеин
Тут же куча виз Шеина В.С. от 19.2.2001 г. (почему-то пять дней спустя?!, может постановление «писалось» прошедшим временем?!): Сильченко С.Н. «для учёта», Корнилову В.В. «для осуществления надзора», Сагуре А.Л. «Ваш контроль», мне и Корнилову В.В. «проверить правильность учёта преступлений».
Начальнику 4 управления
Главной военной прокуратуры
генерал-майору юстиции
Шеину В.С.
Рапорт.
Докладываю, что сегодня, т.е. 15 февраля 2001 года в 11 час. 30 мин., полковником юстиции Сагурой А.Л. мне объявлено Ваше постановление от 14 февраля 2001 года о поручении мне расследования по уголовному делу № 29/00/0001-01, выделенному из уголовного дела № 29/00/0003-98.
В то же время материалы данного уголовного дела и постановление о выделении дела мне подполковником юстиции Мамаевым О.Ю., несмотря на мои неоднократные требования, не переданы.
У меня нет возможности изучить выделенные материалы, спланировать ход следствия и приступить к выполнению необходимых следственных действий.
Поскольку уголовное дело мной не возбуждалось, я не могу «немедленно приступить к производству следствия», как того требует ч. 2 ст. 129 УПК РСФСР.
Докладываю на Ваше решение.
Старший следователь по особо важным делам
1 отдела 4 управления Главной военной прокуратуры
полковник юстиции (подпись) А.И.Завгородний
15 февраля 2001 года
Виза Шеина В.С.:
1) «т.т. 1)Завгороднему А.И., Мамаеву О.Ю. Прошу доложить о передаче (принятии) всех материалов уголовного дела № 29/00/0001-01 (подпись) Шеин 15.02.2001 г.»
Моя (16.02.01 г.) и Мамаева (15.02.01 г.) подписи об ознакомлении
2) «т. Сагуре А.Л. прошу проконтролировать безотлагательную передачу дела т. Завгороднему А.И. (подпись) Шеин) 15.2.2001 г.
Подпись Сагуры А.Л. об ознакомлении 16.02.01 г.
16.02.2001 г. от Шеина В.С. получил следующее письмо:
«т. Завгороднему А.И. Направляю Вам 17 (семнадцать) томов уголовного дела № 29/00/0001-01. Шеин В.С.»
Постановление
о создании следственной группы
16 февраля 2001 года гор. Москва
Старший помощник Главного военного прокурора генерал-майор юстиции Шеин В.С., рассмотрев материалы уголовного дела № 29/00/0001-01 и принимая во внимание его сложность и большой объём, руководствуясь ст. 129 и 211 УПК РСФСР, -
Постановил:
1. Предварительное следствие по уголовному делу № 29/00/0001-01 поручить также старшему следователю по особо важным делам СУ ГВП подполковнику юстиции Мамаеву О.Ю. и следователю по особо важным делам СУ ГВП подполковнику юстиции Ерофееву Н.И.
2. Уголовное дело оставить в производстве старшего следователя по особо важным делам СУ ГВП полковника юстиции Завгороднего А.И.
3. Копию настоящего постановления направить Главному военному прокурору.
Старший помощник ГВП
генерал-майор юстиции Шеин В.С.
Ну и пошли визы Шеина В.С. на постановлении: Корнилову В.В. «для организации надзора», Сагуре А.Л. «Ваш контроль», Сильченко С.Н. «для учёта».
19.02.2001 г. мной вынесено постановление о возбуждении ходатайства о продлении срока предварительного следствия по делу на один месяц – до 51 месяца, то есть до 26 марта 2001 г. и Заместитель генерального прокурора РФ – Главный военный прокурор генерал-лейтенант юстиции Кислицын М.К. 21.02.2001 г. это ходатайство удовлетворил.
В связи с этим состоялось оперативное совещание в СУ ГВП.
Утверждаю.
Начальник следственного управления ГВП
Генерал-майор юстиции Шеин В.С.
20.02.2001 г.
Протокол
оперативного совещания у начальника следственного управления ГВП
19 февраля 2001 г. гор. Москва
Участники: Шеин В.С., Корнилов В.В., Завгородний А.И., Мамаев О.Ю.
Повестка: О мерах, направленных на окончание предварительного следствия по уголовному делу № 29/00/0001-01 (по обвинению Макарова Ю.Л. и др.). Заслушаны следователи Завгородний А.И. и Мамаев О.Ю.
Завгородний А.И. доложил, что ему переданы Мамаевым О.Ю. через прокурора 26 томов названного уголовного дела, выделенного Мамаевым О.Ю. В описях некоторых томов имеются ошибки (указано о подшивке протокола допроса одного свидетеля, а фактически подшит протокол допроса другого свидетеля; некоторые ксерокопии не читаются из-за нечёткого копирования оригиналов; тома не систематизированы по их очерёдности). Для окончания следствия ему необходимо изучить все тома, после чего предъявить новые обвинения и выполнить другие следственные действия, направленные на окончание предварительного следствия. Срок следствия по делу истекает 26 февраля 2001 г., поэтому он ходатайствует о продлении этого срока до 51 месяца.
Мамаев О.Ю. объяснил допущенные им при выделении дела недоработки своей загруженностью и спешкой. Начальником управления указано ему на недопустимость подобного отношения к работе и неприемлемость каких-либо оправданий ошибкам при выполнении обязанностей следователя.
По результатам обсуждения начальником управления даны указания:
а) подполковнику юстиции Мамаеву О.Ю. безотлагательно принять меры к устранению допущенных ошибок при формировании томов уголовного дела № 29/00/0001-01. Полковнику юстиции Завгороднему А.И. оказать ему помощь в этом путём поручения всей технической работы дознавателям.
б) Завгороднему А.И. как руководителю следственной группы в сжатые сроки изучить принятое к производству уголовное дело. До 20 февраля 2001 г. представить ходатайство о продлении предварительного следствия по делу до 51 месяца. Спланировать свою работу и работу следователей группы Мамаева О.Ю. и Ерофеева Н.И. таким образом, чтобы до 15 марта 2001 г. предъявить новые обвинения Макарову, Кучеренко, Воронке и Дорожкину, решить вопрос об ответственности Курилко, Романченко, Савича, Илюхина, Шмяткова, разъяснить командирам войсковых частей, из которых похищены редукторы, право на предъявление гражданского иска и, в случае предъявления таких исков, вынести мотивированные постановления о признании этих войсковых частей гражданскими истцами и выполнить требования ст. 200 УПК РСФСР, после чего объявить обвиняемым, что следствие по их делу окончено и что они имеют право на ознакомление со всеми материалами дела как лично, так и с помощью защитников, а равно на заявление ходатайств о дополнении предварительного следствия.
Начальнику отдела Сагуре А.Л. ежедневно контролировать ход и результаты выполнения плана окончания уголовного дела № 29/00/0001-01. При нарушении сроков (в сторону их увеличения) докладывать об этом начальнику управления незамедлительно.
Секретарь совещания
Подполковник юстиции С.Н. Сильченко
Итак, некоторые итоги: Меня принудили принять дело к производству до его изучения. Не зная, по существу, что мне передано, я должен был спланировать работу и в течение месяца завершить следствие. То есть, мне надо было изучить 26 томов. Практически по тому в день, без выходных. Не прочесть 300 листов (в среднем) какой-то захватывающей истории, а вникнуть в каждую деталь, документ и т.д. Адвокатам по их инструкциям на изучение одного тома отводится до трёх дней. А мне не только надо было изучать материалы дела, но, одновременно, выполнять по делу важные следственные действия – предъявлять обвинения, принимать другие решения. А, кроме того, мне самому же (через дознавателей) надо было готовить материалы выделенного Мамаевым О.Ю. дела. Не ему с помощью дознавателей, а мне… То есть, чтобы ответственность лежала на мне, и с меня можно было за всё спрашивать.
Удивляет столь лояльное отношение к Мамаеву О.Ю. и его разгильдяйству: попеняли и предложили другому человеку доработать его «огрехи». Чем не жизнь! Не удивительно, что ни он, ни Ерофеев Н.И. в так называемой группе не работали. Спрашивали-то только с меня.
И после выхода на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР Шеин В.С. своё обещание отпустить меня в отпуск за прошедший (2000–й) год не выполнил, а потребовал наряду с ознакомлением обвиняемых с материалами дела писать обвинительное заключение. Причём, вновь торопил, «дышал в спину». А дело было сложное, люди допрашивались десятки раз, и надо было из всего этого хаоса сделать доказательства для суда, проанализировать изменение показаний. Только сейчас я смог тщательно изучить дело и увидел, что недостаёт ряда необходимых документов (об аресте имущества Макарова Ю.Л., о применении к нему меры пресечения и некоторых вещественных доказательств и т.п.) Я доложил об этом Шеину В.С., на что он сказал, что «мы всё это представим дополнительно в суде». Интересно, куда же смотрели «шефы» Мамаева О.Ю. по выделению дела (тот же Сагура А.Л., Корнилов В.В., Матюнин В.А.)?!
В мае 2001 г. я завершил написание обвинительного заключения, передал его для корректировки и проверки Сагуре А.Л. (потом смотрели Шеин В.С., Сапин А., Корнилов В.В.) и с почечными коликами лёг в госпиталь на излечение. Ознакомление обвиняемых с материалами дела шло своим чередом. Этим у меня занимались дознаватели.
Начальнику следственного
управления Главной военной
прокуратуры генерал-майору
юстиции Шеину В.С.
Докладная записка.
Изучив «черновик» обвинительного заключения по уголовному делу № 29/00-0001-01, полагаю необходимым возвратить документ для пересоставления и доработки старшему следователю по особо важным делам полковнику Завгороднему А.И. по следующим основаниям:
- резолютивная часть документа не соответствует описательной в части, касающейся применения норм уголовного закона (контрабанда, подделка документов);
- в заключении необоснованно неоднократно дублируются показания свидетелей и обвиняемых, что делает документ громоздким и сложным к восприятию;
- имеются ссылки на «доказательства», которые не относятся к таковым согласно ст. 69 УПК РСФСР и не имеют доказательственного значения по делу;
- в документе приведены показания свидетелей и заключения экспертов, содержащих предположительный характер событий, что, по закону, должно быть истолковано в пользу обвиняемых;
- в заключении имеется огромное количество грамматических и стилистических ошибок;
- документ не подписан следователем, не указано место и время его составления, чем нарушены требования ст. 205 УПК РСФСР.
Полковник юстиции В.А. Сапин
22 августа 2001 г.
Резолюция Шеина В.С.: «т. Завгороднему А.И. Прошу учесть при составлении обвин. заключения. Шеин. 11.9.2001 г.»
Мой комментарий: Сапин В.А. был заместителем Сагуры А.Л. и платным агентом Макарова Ю.Л. Ранее он расследовал дело (очень непростое, говоря мягко, а если жёстко, то заказное), где Макаров Ю.Л. был «потерпевшим», а обвиняемым был представитель силовых структур некто Павлов. Его осудили, я допрашивал его в колонии под Иркутском. Так вот Павлов рассказал мне, что Сапин В.А. «лёг» под Макарова Ю.Л. и получил в виде взятки легковой автомобиль. Причём, сам «намекнул» Макарову Ю.Л. о своём пожелании. Сослуживцам он потом появление автомашины объяснял подарком какой-то тётки. Наличие этой тётки и того, с какого это… она вдруг сделала такой подарок, никто не проверял. А зачем?! Ведь Сапин В.А. был «свой». Он неоднократно, «по-дружески» пытался убедить меня, чтобы я не усердствовал по делу, где Макаров Ю.Л. был обвиняемый. И смысла, дескать, нет и пострадать можно. А вот если…. Макаров Ю.Л. очень благодарный человек. Позднее, уже после увольнения из прокуратуры и его, и меня, он, не стесняясь, признался, что скопил «значительную» сумму денег и мог бы выехать за историческую родину (в Израиль), да вот незадача: жена у него татарка (мусульманка), а разводиться не хочется.
Ну, а по поводу его замечаний к проекту обвинительного заключения (он его называет то «черновик», почему-то в кавычках; то «документ» уже без кавычек; то заключение, тоже без кавычек). Больше всего мне понравился следующий пассаж: «Документ не подписан следователем…» (то есть не подписан «черновик» обвинительного заключения, говоря его же словами).
Странно, что чистюля-Шеин, который, по словам Сагуры А.Л., «правил любой документ, если там было больше семи слов» эту глупость пропустил. Это было очередное средство психологического давления на меня. Записка-то ни о чём.
Когда я вышел из госпиталя, в «Московском комсомольце» появилась статья по поводу имущества Сагуры А.Л. (где взял столько денег?) Меня стали «раздёргивать» для дачи объяснений, и Шеин В.С. разрешил мне убыть в отпуск и за прошлый, и за текущий годы.
В сентябре 2001 г. по возвращении из отпуска от меня потребовали принять к производству от Ерофеева знаменитое дело № 29/00/0017-96, в котором Сагура А.Л. так знатно «порезвился», и которое необоснованно приостановливалось на целых два года.
Надо было срочно что-то делать с этим «залежалым делом», благо обвинительное заключение по делу Макарова Ю.Л. было написано, а ознакомление с материалами дела Макарова Ю.Л. и его сообщников продолжалось. Яковлев Ю.П. потребовал скорейшего завершения следствия по этому делу, и я все силы сконцентрировал на нём.
(Яковлев вообще-то требовал скорее прекратить это дело: «Его надо давно сжечь!». Не хотел подписывать мне постановление с ходатайством о продлении срока следствия. Ещё бы! Ведь взятка на строительство загородного дома по Ново-Рижскому шоссе была получена именно в этом деле. Об этом я рассказывал чуть раньше.
Я сам ходил в Генеральную прокуратуру РФ (к заместителю Генерального прокурора Бирюкову) за продлением, и тот продлил мне срок следствия. Именно по этому делу я в октябре летал в Сирию, а в ноябре – в Израиль. Обе поездки были очень эфективными (и эффектными). Я превзошёл себя самого, и это переполнило чащу терпения моего начальства (они же и противники). В отношении меня потом будет организована проверка, которая длилась около года и имела целью мою полную дискредитацию. Об этом будет речь несколько позднее.
Но свалить меня им бы не удалось, если бы они не нашли предателя рядом со мной: это был мой многолетний дознаватель и с недавнего времени родственник Рыжов Игорь Борисович. Как я уже писал, я имел неосторожность познакомить его со своей племянницей Ларисой (дочкой старшей сестры), более того, подтолкнул его к браку с ней. Именно Лариса стала отрывать Рыжова от активной работы по делу. Уверен, именно она убедила Игоря Борисовича «не держаться больше за меня» (работая в канцелярии нашего управления, она наверняка «просекла» что вокруг меня «гуляют тучи»), а устанавливать контакты с Шеиным В.С. и другими офицерами ГВП и командованием.
Потом уже, разбирая бумаги из служебного кабинета, я увидел эти следы сближения Рыжова с Шеиным: от Шеина он для использования в личных целях получал дознавателя и автомобиль для перевозки личных вещей. А кто девушку угощает, тот её и «танцует». Ведь моя многолетняя непотопляемость в ГВП зиждилась на том, что я убрал из группы всех следователей (это были чьи-то ставленники и доверять им было нельзя), взял из войск толковых дознавателей, решал все их вопросы, а они в благодарность за это выполняли только мои распоряжения. Тот же Рыжов И.Б. через меня (из моих рук) получил звание майора, хорошую должность в Москве и перспективы на квартиру здесь же, двухкомнатную квартиру в гостинице-общежитии. Для него Шеин начальником не был. Он должен был выполнять только мои указания (это право мне делегировал его начальник генерал Морозов). Но он научился «хитрить», работать и нашим, и вашим. Научился бегать к Шеину и выполнять его указания. Обо мне он уже не думал.
Рыжову я и обязан тем, что дело о хищении авиационно-технического имущества так и не увидело суда в том виде, в каком я его направлял туда. Ему же я обязан, что меня несколько раз наказали (премии лишили, потом два раза объявляли выговор).
Но, к делу. 29 ноября 2001 года после очередной головомойки на оперативном совещании (а они для меня были чуть ли не каждый день или в день по нескольку раз; таким образом, меня пытались подавить морально и сделать покорным, в частности, отучить ссылаться на какие-то действия и решения Сагуры А.Л.) у меня поднялось давление. Имея освобождение от исполнения служебных обязанностей, я, тем не менее, спросил разрешения Шеина В.С., написал соответствующий рапорт (он был отдан в приказ) и ушёл домой. Освобождение у меня было по 3 декабря 2001 года.
Рыжову приказал никаких документов в моё отсутствие не подписывать. В обычные времена это срабатывало. Он мне звонил и сообщал обо всём мало-мальски интересном. Хоть за границу, где я был в командировках. И я всегда говорил ему, что надо делать. И мы всегда выходили из-под удара. Но не в этот раз! В этот раз Рыжов И.Б. мне ничего не сообщил и у меня ничего спрашивать не стал, покорно выполнив незаконное распоряжение Шеина. Ведь не мог не понимать, что эти распоряжения гробят дело. Меня не могли взять «с фронта», «разложили» изнутри!
Удивительным образом (а потом от симпатизировавшей мне адвокатессы Вали Астапенко я узнал, что все адвокаты действовали солидарно по заранее разработанному единому плану), именно в это время, в моё отсутствие, все обвиняемые по делу Макарова Ю.Л. и их адвокаты прибыли в прокуратуру с заявлением о завершении ознакомления с делом, и Шеин В.С. приказал дознавателю Рыжову И.Б. изготовить от моего имени и с его «участием» протоколы завершения ознакомления обвиняемых с материалами дела и принятии у них ходатайств с огромными приложениями (до 18 печатных листов). Я официально освобожден от исполнения служебных обязанностей, меня нет в прокуратуре, а от моего имени составляются протоколы, с момента подписания которых у меня остаётся всего три дня на принятие важных процессуальных решений, что вообще было нереальным. Шеин не мог не понимать это. Более того, именно к этому стремился. Ведь если бы он приказал изготовить эти протоколы просто от моего имени, я бы потом от них отказался. А когда с его участием, попробуй откажись!
Почему Шеин В.С. пошёл на это, из каких побуждений, не знаю. Догадываюсь, что выполнял волю каких-то неведомых мне лиц.
Почему Рыжов, вопреки моим указаниям, пошёл на это, тоже понятно. На мне он поставил крест.
«Перевод» рапорта Рыжова:
Старшему следователю
по особо важным делам
Следственного управления ГВП
полковнику юстиции
Завгороднему А.И.
Рапорт.
Настоящим докладываю, что 29 ноября 2001 г. после Вашего убытия со службы по причине болезни и по приходу начальника следственного управления генерал-майора юстиции Шеина В.С. я представил ему Ваш рапорт об освобождении от обязанностей военной службы, который он завизировал и дал мне распоряжение сдать его (рапорт) в канцелярию управления для отдания в приказ.
После этого в прокуратуру явились обвиняемый по уг. делу 29/00/0001-01 Кучеренко В.И. и его защитник-адвокат Кожемякин Б.А. и заявили, что они закончили ознакомление в порядке ст. 201 УПК РСФСР с материалами дела и хотят внести ходатайство. Я им ответил, что поскольку Анатолий Иванович болен, принять ходатайство и подписать соответствующий протокол в данный момент некому.
Тогда Кучеренко и Кожемякин обратились к г.м. Шеину В.С. с просьбой как-нибудь решить вопрос об окончании ст. 201, т.к. Кожемякин Б.А. уезжает в длительную командировку, а они не хотели бы откладывать подачу ходатайства на более поздний срок.
В ответ на эту просьбу начальник управления поручил мне подготовить проект соответствующего протокола. По данному им образцу, от имени Завгороднего А.И., с его участием (участием Шеина В.С.) и принять заявленные ходатайства после подписания протокола обвиняемым и его защитником.
Что и было сделано.
На следующий день 30.11.01 с аналогичным заявлением прибыли Макаров Ю.Л. и его защитники Дорофеев А.С., Ванькович Б.М. и Гускин С.Б. Я доложил об этом нач. след. Упр.
Чтобы избежать возможной проволочки в ознакомлении с материалами дела со стороны Макарова Ю.Л., г-м юст. Шеин В.С. поручил мне поступить так же, как в случае с ходатайством Кучеренко и Кожемякина. Т.е. составить протокол от имени Анатолия Ивановича (Вашего имени) с участием нач. след. Управления.
Но при этом Шеин В.С. меня предупредил, что последнее ходатайство мы можем принять только по выходу Завгороднего А.И. на службу.
Третий протокол и ходатайство обвиняемого Дорожкина и его защитника я составил от Вашего имени сам без доклада Шеину и принял ходатайство в этот же день 30 ноября 2001 г.
В этот же день (30.11.012) я отказал по телефону в такой же просьбе, как и у остальных обвиняемых, Воронке Л.М., заявив ему, что поскольку следователь болен, никто принимать и рассматривать его ходатайство не будет. Тогда он попросил просто прийти для ознакомления с материалами дела, на что я ответил, чтобы Воронка предварительно позвонил в понедельник, и мы обговорили время ознакомления.
В понедельник 3 декабря 2001 г. Воронка со своим адвокатом явился в прокуратуру и снова заявил о своём намерении закончить ознакомление с материалами дела и подать ходатайство.
На все мои увещевания о том, что следователь болен, что принять ходатайство некому, Воронка и Астапенко не обращали внимания и сказали, что пойдут со своим ходатайством к нач. след. Управл.
Упреждая их, я зашёл в кабинет нач. управления и предупредил В.С. Шеина, что это последний обвиняемый, не сдавший ходатайство и, что они хотят (Воронка и Астапенко) говорить лично с ним.
Виктор Степанович видимо был чем-то раздражён и возможно, поэтому не обратил внимания на мои слова, что это последний обвиняемый, не подавший ходатайство. А я со своей стороны побоялся акцентировать на этом его внимание, потому что не доложил о подписании протокола Дорожкиным и его защитником.
Думая, что по делу остаётся ещё обвиняемый, не подавший ход-во, Шеин дал распоряжение всё сделать так, как в случае с Макаровым и Кучеренко, а я не рискнул возражать в присутствии обвиняемого и его адвоката.
Дознаватель в/ч 20770 м-р (подпись) Рыжов
4.12.01
Мой комментарий: Предали генерал-майор (Шеин) и майор (Рыжов) важное уголовное дело, и преступники должны им в ножки поклониться.
С таким трудом я нашёл в Польше ворованное (это позволило рассматривать судебную перспективу)! Столько трудов потрачено на выделение дела, написание по нему обвинительного заключения, ознакомление обвиняемых с материалами дела!
Казалось бы, дайте немного свободы, чтобы я направил его в суд. Не лезьте ко мне ни в это, ни в другие дела! Этого-то как раз и не давали. У меня активно требовали принятия решения по Кобецу, Киташину, Рубину, Авиафонду и Авиаинвесту: говорить материалы к передаче, выносить постановления и т.д. Только накануне было оперативное совещание, где мне все эти требования «выкатили» в таком жестком «интервале», будто у меня нет на «выходе» в суд дела особой (не архивной, а судебной) важности. И обсуждение-то на оперативном было острое, раз я вышел на больничный! Нервы трепать они могли, и у меня сразу зашкаливало давление. Уходя домой, специально предупредил Рыжова никаких действий по делу Макарова без меня не предпринимать и ходатайства обвиняемых не принимать, ибо с этого момента у меня есть всего три для ответа на их ходатайства и направление дела в суд. Пришлось в спешке отвечать на их ходатайства. Тут Шеин вновь вылез со своими требованиями дополнительно что-то осмотреть. Рыжов, работавший по делу не один уже год и выполнивший массу работы по делу, «не вшил задание себя на производство одного из последних осмотров»)! Чепуха, конечно, но к этому придрался коррупционер Яковлев Ю.П. С его подачи дело у меня и забрали, наказав, непонятно за что. Не только мне не понятно! Это не могли потом понять и в суде. До сих пор душит негодование!
Безобразно Шеин вёл себя потом и в процессе подписания протоколов выполнения ст. 201 УПК РСФСР (завершение ознакомления обвиняемых и их адвокатов с материалами дела). Я по нескольку раз переделывал по его требованию протоколы. Это на глазах у обвиняемых и их адвокатов! Где ум?! Стыд, да и только! Какого … лез тогда в дело и давал указания моему дознавателю?! Понятно теперь, что специально это делал. Чтобы дело развалить?
Более подробно ситуация вокруг дела о хищении АТИ (о том, как дело «гробили» мои руководители) изложено в моей жалобе от 28.01.2002 г. на приказ Главного военного прокурора о моём наказании.
В первый же день после моего выхода на службу после болезни (4 декабря 2001 г.) Шеин В.С. придрался, что в проверенном им проекте обвинительного заключения по делу Макарова Ю.Л. дознавателем Рыжовым И.Б. не исправлены все сделанные им изменения (казалось бы, я причём?!), и принял решение о лишении меня квартальной премии на 50 %. Начало было «обнадёживающим». Я понял, что это неспроста, он «готовится» к чему-то плохому.
В ходатайствах обвиняемых и их защитников речь зачастую шла о тех обстоятельствах, которые касались большого (основного) дела (Его прекратил, получив от Мамаева О.Ю., Рамишвили Н.Б. Так называемого «поэтапного» направления в суд материалов не состоялось. Причина мне не известна, только догадки. Но что так будет, я понял сразу, как узнал, кому передали дело, отобранное у Мамаева О.Ю.)
Того (большого) дела я не знал. Масса документов, которые оттуда надо было взять в дело, находились там. Шеин В.С. поставил мне задачу в течение суток, хотя бы формально, ответить на ходатайства обвиняемых и их защитников. Частично удовлетворив их и присоединив к делу из большого дела недостающие материалы, на следующий день, хотя бы с кем-то одним из обвиняемых, снова выйти на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР, а пока будет проходить ознакомление, подготовить более подробные и аргументированные постановления об отклонении ходатайств обвиняемых и их защитников и за оставшиеся у нас в запасе два дня направить дело в суд.
Неужели и правда верил, что адвокаты (а ставки для них были велики) будут мне «подыгрывать» и, спасая дело, покорно выполнять мои требования. Они тоже могли «считать» и понимали, что я «в ловушке», срок следствия мне не продлят, я где-то ошибусь.
Мы с Рыжовым И.Б. всё сделали, чтобы уложиться оставшийся крохотный срок. Я готовил ответы на ходатайства (Шеин В.С. их корректировал), а Рыжов И.Б. по моему поручению вместе с полковником Корниловым В.В. (надзирающим прокурором) в деле Рамишвили Н.Б. разыскивали документы, которые необходимо было приобщить к новому делу. Подшивали и нумеровали дело к утру, к ожидаемому приходу одного из обвиняемых с адвокатом.
Рыжов И.Б. при этом почему-то «не вшил» моё указание ему на производство осмотров материалов дела и вещественных доказательств, а я в силу большой занятости просмотрел это. Рыжов-то у меня работал несколько лет, все эти мелочи «вызубрил». Да и такая это мелочь! Просто надо было к чему-то придраться, а больше и не к чему-то было. Поэтому жалоба адвоката Гускина С.Б. была принята Яковлевым Ю.П. «на ура».
Чтобы воспрепятствовать направлению дела в суд, Яковлев Ю.П. придрался к такой мелочи (отсутствовало письменное задание дознавателю на производство одного из осмотров), что никто потом не верил. Но он убедил Главного военного прокурора Кислицына М.К. наказать меня за это, забрать дело из производства и передать его Ермолину К.Э. Тот потом прекратит дело на виновных и направит в суд дело на свидетеля. Но это было уже без меня. Когда меня в конце следующего (2002 года) вызовут в суд и поинтересуются, какое «существенное нарушение закона» я допустил, что меня отстранили от расследования дела на заключительном этапе и наказали, и я пояснил, как всё было, мне не поверили. Не поверили, что за это вообще можно наказывать, а тем более, забирать из производства дело. Но, тем не менее, это было так.
Из жалобы от 17.12.2001 г. адвоката Гускина С.Б. (защищал Макарова Ю.Л.) на имя первого заместителя Главного военного прокурора генерал-лейтенанта Яковлева Ю.П.:
« …на вопрос, какие дополнительные следственные действия проведены в течение 3-6 декабря 2001 г., Завгородний представил два протокола осмотра уголовного дела № 29/00/0003-98 от 5.12.01 г.
Данные следственные действия выполнены дознавателем майором Рыжовым, который не является членом следственной группы, в связи чем эти два протокола осмотра не имеют юридической силы.
…в ходе объявления об окончании предварительного следствия следователь Завгородний не менее 4-5 раз бегал к генерал-майору юстиции Шеину В.С. за советами, при этом отсутствовал по 30-40 минут.
В ходе выполнения данного следственного действия Завгородний неоднократно переписывал протокол, уже подписанный всеми участниками.
Так, сначала им было разрешено знакомиться с материалами дела раздельно обвиняемому и защитнику. Затем, после очередной консультации у Шеина, он обязал обвиняемого и защитников ознакомиться с делом совместно.
Следственное действие, которое должно было быть окончено в течение 10-ти минут, продолжалось таким образом около 5-ти часов…»
Комментарий: Несколько слов о «корректировке» Шеиным В.С. составляемых протоколов. Я составлял по результатам ознакомления обвиняемых и адвокатов с материалами дела протоколы, те подписывали эти протоколы. По требованию Шеина В.С. нес их ему, а он начинал чёркать и заставлял переделывать. И это уже оформленный и подписанный процессуальный документ! И ведь не шёл сам к обвиняемым и адвокатам его переделывать, а посылал меня. Отдавая незаконные распоряжения, он не брал на себя никакой ответственности. До сих пор спокойно не могу говорить об этом.
Гор. Москва, юридическая консультация
№ 109, МРКА
адвокату Гускину Сергею Борисовичу
24 декабря 2001 г.
№ 29/00/0001-01
Сообщаю, что в Главной военной прокуратуре рассмотрена и признана обоснованной Ваша жалоба от 17.12.2001 г. на действия старшего следователя по особо важным делам следственного управления ГВП полковника юстиции Завгороднего А.И.
Поскольку полковник юстиции Завгородний А.И. допустил нарушение закона при расследовании уголовного дела, решается вопрос о привлечении его к дисциплинарной ответственности.
Кроме того, мною даны письменные указания по делу о его передаче другому следователю и о дополнении предварительного следствия в соответствии с требованиями ч. 2 ст. 204 УПК РСФСР.
С учетом этого, процессуальные решения, в том числе и по существу заявленных Вами ходатайств, будут приняты после дополнительного расследования.
Первый заместитель
Главного военного прокурора
генерал-лейтенант юстиции Ю.П. Яковлев
Мой комментарий: Я дело пытался направить в считанные три дня с одним Рыжовым. А вот новым «товарищам-следователям» и срок следствия продлили, и группы большую создали. Это дело было ими всё же направлено в суд, но не на Макарова Ю.Л. и его компаньонов, которых собирался отдать под суд я, а на одного из свидетелей, который в процессе следствия давал изобличающие Макарова Ю.Л. показания. На Макарова Ю.Л. и других обвиняемых дело прекращено. Вот она коррупция в действии.
От меня потребовали написать объяснение по существу допущенного «нарушения закона». К сожалению, это было простой формальностью. Истинное положение дела никого не интересовало.
Заместителю Генерального прокурора
Российской Федерации-
Главному военному прокурору
генерал-полковнику юстиции
Кислицыну М.К.
объяснение.
4 декабря 2001 г. я вышел на службу после болезни и приступил к рассмотрению поступивших ходатайств обвиняемых и их защитников по уголовному делу № 29/00/0001-01 (дело Макарова Ю.Л. и др.) Всего было шесть обвиняемых (до 18 печатных листов) ходатайств с приложением большого количества различных материалов.
Времени у меня было всего три дня (в марте с.г. я приступил к выполнению требований ст. 201 УПК РСФСР за три дня до окончания срока следствия), поэтому приходилось работать и ночью.
Поскольку в ходатайствах содержались обоснованные требования о приобщении к данному делу некоторых материалов из уголовного дела № 29/00/0003-98 (из которого и было выделено в феврале с.г. данное дело), по согласованию с командованием в/ч 20770 дознавателю № 29/00/0003-98 майору Рыжову И.Б. было поручено изъять материалы, о которых ходатайствовали обвиняемые и их защитники. Кроме того, ему было поручено осмотреть вещественные доказательства, которые я потом приобщил к уголовному делу.
К сожалению, видимо, просто в виду усталости, Рыжов И.Б., подшивая дело, забыл вшить туда поручение ему выполнить осмотры, а я не проконтролировал его по той же причине.
Старший следователь по особо важным делам
1 отдела 4 управления ГВП
полковник юстиции А.И. Завгородний
24 декабря 2001 г.
Комментарий: Даже тогда я ещё надеялся, что Кислицын М.К. «поймёт» ситуацию и не сдаст меня «под бой». По этой причине я не выдавал Шеина В.С. и Мамаева О.Ю. («обоснованные требования о приобщении к данному делу некоторых материалов из уголовного дела № 29/00/0003-98»). Эти материалы без всякого урона могли быть потом представлены в суде. Вот она «шеинская» гнилая конструкция. Мамаев О.Ю. не только «спрятался» от ответственности и ушёл в сторону от острой работы, но даже к выделению материалов подошёл по-свински. Но… он остался служить, а я вскоре после описываемых события был уволен. Где справедливость, спрашивается?!
И «усталость» Рыжова И.Б. - тоже натяжка. Спал он ночью, на что я ему тогда же и указал. Вытягивать дело он уже не хотел, а думал, как бы без потерь выйти из группы. Ну, да Бог ему судья!
Жаль, что не удалось препроводить расхитителей туда, где им место – в места лишения свободы. Но я всё сделал, чтобы так было. И Кривякову Т.А я «расколол», и в Польше нашёл похищенное имущество. Сладить со своим руководством не смог. Силы оказались неравны.
Не разобрались мы с делом Макарова Ю.Л. Не раскрыли его, по-существу. Анализ материалов дела и обстоятельства его преступной деятельности показывают, что он был лишь частичкой какой-то огромной системы. Не по его способностям было создать такую организацию, просчитать все ходы. И «погасить» дело могли лишь очень влиятельные и авторитетные люди. Знать бы, кто выходил на Яковлева Ю.П., можно было бы и предположения делать! А так… Потому мы и проиграли, что не знали, кто нам противостоит, и возможности этих лиц. Мы их «не обезвредили». Да и можно ли было их обезвредить?!
Генеральная
Прокуратура Российской Федерации
Главная военная прокуратура
Приказ
24.12.2001 г. № 296
Москва
О наказании
С 16 февраля 2001 г. в производстве старшего следователя по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковника юстиции Завгороднего А.И. находилось уголовное дело № 29/00/0001-01 по обвинению Макарова Ю.Л. и других.
В период с 23 марта по 3 декабря 2001 г. обвиняемые и их защитники знакомились с материалами дела в соответствии со ст.ст. 201-202 УПК РСФСР, после чего ими заявлены ходатайства. Разрешая эти ходатайства, полковник юстиции Завгородний А.И. в нарушение требований ч. 3 ст. 204 УПК РСФСР вынес недостаточно мотивированные постановления о частичном отказе в их удовлетворении, что повлекло многочисленные жалобы обвиняемых и их защитников.
При этом, несмотря на неоднократные требования начальника следственного управления ГВП о точном исполнении следователями УПК РСФСР, Завгородний А.И., признав необходимым дополнить предварительное следствие с учётом заявленных ходатайств, от выполнения следственных действий самоустранился и переложил их проведение на дознавателя войсковой части 20770, без дачи соответствующего поручения органу дознания.
Указанные нарушения повлекли за собой признание полученных дознавателем доказательств не имеющими юридической силы, необходимость повторного выполнения ряда следственных действий и тем самым затягивание сроков следствия.
Приказываю:
1. За допущенные нарушения закона при производстве предварительного следствия по уголовному делу № 29/00/0001-01 старшему следователю по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковнику юстиции Завгороднему Анатолию Ивановичу объявить выговор.
2. Приказ объявить оперативному составу Главной военной прокуратуры.
Заместитель Генерального прокурора
Российской Федерации –
Главный военный прокурор
генерал-полковник юстиции М.К. Кислицин
Комментарий к приказу: Даже после прочтения приказа не понятно, что же конкретно я нарушил, чего «наскребли» на выговор. Мамаев О.Ю. уголовное дело передавал с такими грубейшими нарушениями и… ничего. А тут…
Я думаю, всем была понятна коррупционная составляющая этого приказа Кислицына, но говорить об этом никто не решился: меня надо было убрать из дела, я бы не позволил дело загубить.
Теперь, собственно о «претензиях» Кислицина:
- вынес недостаточно мотивированные постановления…», что повлекло «многочисленные жалобы». Да не только эти постановления, а все протоколы ознакомления у меня безжалостно «кромсал» Шеин В.С. С какими глазами мне приходилось потом предлагать участником следственного действия подписывать новые протоколы.
- «Многочисленные жалобы» были способом защиты обвиняемых и их адвокатов. Они старались «засыпать» меня жалобами, часто вообще абсурдными. Расчёт прост: на их чтение, подготовку ответов я тратил драгоценное своё время, которое отрывал от действительно необходимой работы. Я занимался не расследованием дела, а перепиской с обвиняемыми и адвокатами. Неужели не понимали это «Кислицыны?!» Сомневаюсь. Просто нужен был предлог устранить меня из дела. Я не давал прекратить дело. Принудить меня к этому Шеину не удалось.
Очень интересная фраза «от выполнения следственных действий самоустранился и переложил их проведение на дознавателя, без дачи соответствующего поручения органу дознания».
Как же это я устранился? Где же я был, и как с этим смирились Шеин и Яковлев?! Да меня контролировали чуть ли не каждый час! И загружен я был работой без всякой меры. Помимо дела Макарова Ю.Л. и других, на мне ещё находилось дело в отношении генерала армии Кобеца и др., а подчинённых-то всего тот «анонимный дознаватель» (Рыжов), которого Кислицын М.К. почему-то не назвал, ибо его знало чуть ли не всё ГВП, так как работал он у меня в течение нескольких лет.
То следственное действие, от выполнения которого я, «признав необходимым» его выполнить, «самоустранился» (осмотр документов в деле Мамаева О.Ю.), совсем не было необходимым, суд их мог затребовать сам, о чем я и заявил Шеину В.С., но Шеин настоял на выполнении, потребовав, чтобы его выполнил Рыжов И.Б., пока я пишу постановления об отказе в удовлетворении ходатайств обвиняемых. Протокол осмотра документов был просто поводом приобщить документы из дела Мамаева О.Ю. (их копии) к заканчиваемому нами делу. И вот в шапке этого протокола Рыжов почему-то не указал, что выполняет его по моему поручения (может, и просто упустил, ибо работа проводилась глубокой ночью). Но ведь до этого он месяцами работал в этом деле и этих упоминаний о выполнении им работы по моему поручению было предостаточно. Откуда он (Рыжов) и по чьему распоряжению работает, вопросов ни у кого не возникало. Повторяю, надо было что-то «наковырять», сказать, чтобы «выбить меня» из дела.
По поводу «процессуальной» ерунды («указанные нарушения повлекли за собой признание полученных дознавателем доказательств не имеющими юридической силы») вообще говорить нечего. Да не имел этот протокол и приложенные к нему какие-то информационные материалы вообще какого-либо значения. Они было просто не нужны, поэтому-то я и не считал нужным всё это делать. Переосторожничал Шеин В.С. с этим осмотром или что-то большее, не знаю. Мне надо было быть жёстче, посылать его подальше за все его мелочные вмешательства в процесс. Но это сейчас я так говорю, а тогда я и так много себе позволял и был костью в горле, поэтому не считал возможным пререкаться по несущественным вопросам. Иначе съели бы раньше.
Всё ещё надеясь на что-то, а может просто по инерции, я попытался обжаловать приказ о моём наказании, пытался встретиться с Мориным А.Е. (новый, после Яковлева Ю.П., начслед ГВП), но тот уклонился от встречи, а потом прислал отписку на моё обращение. Бог ему судья.
Заместителю Генерального прокурора
Российской Федерации -
Главному военному прокурору
генерал-полковнику юстиции
Кислицыну М.К.
жалоба.
3 января 2002 года мне был объявлен приказ Главного военного прокурора № 296 от 24 декабря 2001 года о моем наказании. Считаю, что инициаторы и исполнители этого приказа (в частности Шеин В.С. и Яковлев Ю.П.) ввели Вас в заблуждение, преследуя при этом две цели. Наказать неугодного им человека (они считают меня виновным в скандале с Сагурой А.Л.) и сделать первый шаг по выдворению ненавистного им человека из следственного управления. А, кроме того, исключить мое возможное обращение за защитой к Вам. Не зря же они так старались, расписывая Вам, как я «дисквалифицировался» и столь важно оцениваемое Вами делу «загубил».
На самом деле все обстоит несколько иначе. «Загубить» дело хотели они. По крайней мере, мне такое указание давал Шеин еще в сентябре 2000 года. Вызвав меня из отпуска (причем заставил меня написать рапорт, будто я досрочно выхожу по собственной воле на службу из отпуска), он потребовал от меня принять у Мамаева О.Ю. это 125-томное дело и в течение продленного срока (два месяца) «либо направить дело в суд, либо прекратить за недоказанностью, ведь невозможно же расследовать дело до бесконечности» (слова Шеина В.С.).
Зная отношение Шеина В.С. к Морину А.Е., и имея информацию о намерениях обвиняемого Макарова Ю.Л. показательно расправиться с бывшим руководством ВП МВО, которое привлекло его к ответственности и дало санкцию на арест и обыски, я понял, что меня хотят сделать «могильщиком» дела, то есть моими руками расправиться со своими недругами (пришедшей в ГВП новой командой). Мамаев О.Л. для этой цели не подходил, поскольку был человеком Шеина В.С., и тень случившегося легла бы на него. Я же был «ничей», к тому же неугоден своей независимостью. Сразу «убивалось два зайца».
За отведенные мне Шеиным В.С. два месяца не то что нельзя было направить дело в суд, а даже изучить его. Кроме того, отсутствовало немаловажное обстоятельство: не было установлено похищенное имущество. На этом я и решил сыграть. Никого не посвящая в свои истинные планы, я стал искать возможность выехать в Северную Корею или Польшу, куда по имеющимся сведениям сбывалось похищенное. Международные следственные поручения в обе эти страны были направлены. Но из Польши шли тома макулатуры, которые ничего не давали для дела. Корея вообще оставила наше поручение без ответа.
Я мобилизовал всех своих знакомых в правоохранительных органах, и меня познакомили (по телефону, конечно) с окружным военным польским прокурором в городе Быдгощ, который согласился принять меня и на основе имевшегося нашего следственного поручения к правоохранительным органам Польши помочь найти похищенное. Лишь когда я получил от него официальное приглашение, я доложил о проделанной работе Шеину В.С. Радости это не вызвало. В этот же день было собрано оперативное совещание, на котором мне было указано на отсутствие плана, другие упущения по делу, предложено до намеченного вылета в Польшу выполнить такой объем работы, который был не под силу. Такой прыти от меня не ожидали, и это смешало их планы.
Но я через силу все же выполнил все требования, вылетел в Польшу, где нашел и задокументировал (руками польских коллег, конечно) поступление из белорусской фирмы «Фактория» (компаньона макаровской фирмы «Юрген») двадцать из похищенных на складах ВВС РФ главных вертолетных редукторов и массу другой авиатехники. Теперь вопрос о прекращении уголовного дела с повестки дня снимался. Для всех это было ясно и радости, конечно, опять не вызвало.
Вместо того чтобы сконцентрировать силы на скорейшем окончании этого действительно важнейшего дела, Шеиным В.С. принимается решение об отправке в отпуск Мамаева О.Ю. – единственного человека, который досконально знал дело. Мои возражения, что это нецелесообразно и даже не справедливо (почему я должен отказываться от своего отпуска, а Мамаев в такой критический момент должен отдыхать) были оставлены без внимания. Больше того, меня «через два дня на третий» стали вызывать на оперативные совещания по обсуждению хода следствия, не давая мне практически изучить, хотя бы основные, эпизоды. Мне как бы мстили за мою успешную поездку в Польшу. Апофеозом стало совещание, на котором стала исследоваться моя работа за год, и мне было объявлено, что я в течение года ничего не делал. Мне некогда было рыться в десятках и сотнях томов расследованных мною дел, я искренне считал, что презумпция невиновности существует и для следователей. Лишь только заметил, что ко мне до сего дня нареканий не было. Передавая мне дело Макарова в производство, обо мне говорили, что только я могу справиться с ним. За расследование дела Кобеца К.И. я был награжден часами с логотипом ГВП. Наконец, я регулярно получал квартальные премии.
И "накаркал" на свою голову. Тут же было принято решение о лишении меня полностью квартальной премии, а также Сагурой поставлен вопрос о привлечении к дисциплинарной ответственности. Подобная несправедливость тяжело повлияла на меня, и я оказался в кардиологическим отделении госпиталя на излечении. Дело же более месяца оставалось «в свободном плавании». Решения о передаче его в чье-либо производство не принималось, Мамаев из отпуска не отзывался и полностью использовал его, да и после отпуска не торопился принимать дело. Когда я узнал, что начавшейся проверкой следственного управления в «гибели» дела хотят обвинять меня, я передал Шеину, что молчать не буду, а сказать мне есть что. Он сразу приехал ко мне в госпиталь, уговорил «не делать глупостей» (его слова тогда: «Баграев ведь тоже был прав, а где он теперь?!»), пообещал решить вопрос о компенсации мне недополученной премии (так до сих пор и решает), а также о более корректном отношении ко мне своей камарильи (специально подобранных по принципу личной преданности маленьких начальников). И этого обещания он тоже, кстати, не выполнил. Словесных унижений от него я натерпелся вдоволь.
Дело вновь принял к производству Мамаев. Три основных эпизода о хищении шести главных вертолетных редукторов было решено выделить в отдельное производство и направить в суд (потом по мере готовности направлять в суд дело частями, я ведь нашел двадцать похищенных редукторов, а также другое авиатехническое имущество). За каждым из подлежащих выделению эпизодов был закреплен один из «местных столпов» (Матютин, Сагура и Корнеев), которые должны были сформировать тома, проверить их на предмет достаточности доказательств, подготовить документы на привлечение к ответственности обвиняемых и т.п. После чего Яковлев Ю.П. в докладе на имя Генерального прокурора РФ сообщил, что «все, подлежащие доказыванию обстоятельства» выяснены, и три вышеназванных эпизода можно выделять в отдельное производство для завершения по ним расследования. Все это я узнал, уже выйдя из госпиталя.
После моего выхода из госпиталя я хотел использовать свой оставшийся отпуск за 2000 год, но ни Шеин В.С., ни Яковлев Ю.П. мне этого сделать не разрешили. Поначалу они требовали помочь Мамаеву в выделении трех вышеназванных эпизодов, а затем вообще приказали принять выделенное дело к производству. По словам Шеина В.С., Яковлев В.С. никого в этой роли (кроме меня) не видел.
Я подчинился, но когда потребовал у Мамаева Ю.О. выделенное дело, то оказалось, что его нет, и тома даже не сформированы. Сагура и Шеин, тем не менее, угрожая наказанием, требовали, чтобы я тем же числом, что и решение Шеина о передаче мне дела, вынес постановление о принятии дела к производству. Я вынужден был написать рапорт, что готов выполнить его указания, но не имею возможности. От наказания меня это спасло, но Шеин в приказном порядке потребовал, чтобы я начал принимать разрозненные тома, пока Мамаев будет готовить другие. Когда мне, в конце концов, было сдано все дело (а это было 26 или 29 томов), и я проверил опись выделяемых материалов, то установил, что материалы девяти томов вообще не вошли в опись выделяемых из «большого» дела материалов. Кроме того, материалы были подшиты крайне хаотично и необоснованно. Я доложил об этом Шеину и потребовал скорейшего устранения Мамаевым этого недостатка. Это чуть снова не стоило мне квартальной премии (Шеин мне сказал, что Сагура потребовал лишить меня премии за квартал за то, что я поднял такой шум вместо того, чтобы самому устранить замеченный недостаток).
Мамаев крайне неохотно взялся устранять огрехи. Сдал он мне тома лишь за день или два до выхода на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР. Теперь их уже было двадцать. Как потом выяснилось, выделено было далеко не все, что было нужно. Кроме того, выделены были материалы в копиях, а не в оригинале. Изучить дело до выхода на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСРР я по этой, да и в силу просто исключительной занятости, не успел. Мне всего на месяц продлили срок следствия, а Шеин поставил задачу на опережение. Есть материалы оперативного совещания, на протоколе которого стоит его резолюция об этом. А ведь мне не только надо было ознакомиться с делом (хотя бы бегло), а выполнить ряд допросов, предъявить новое обвинение, другие следственные действия. Но не подчиниться было нельзя. Даже я с таким большим стажем следственной работы самостоятельным не был. В Законе записано одно, а в управлении всем командовал Шеин. Но что интересно отметить, часто (особенно в последнее время) он от своих указаний потом стал отказываться, и кричал на следователей: «Вы фигуры самостоятельные, могли бы и не выполнять указаний, если они не даны в письменном виде». Позиция конечно интересная.
И после выхода на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР Шеин свое обещание отпустить меня в отпуск за прошедший год не выполнил, а потребовал наряду с ознакомлением обвиняемых с материалами дела писать обвинительное заключение. Причем, вновь торопил, «дышал в спину». А дело было сложное, люди допрашивались десятки раз, и надо было из всего этого хаоса сделать доказательства для суда, проанализировать изменение показаний. Только сейчас я смог тщательно изучить дело и увидел, что недостает ряда необходимых документов (об аресте имущества Макарова, о применении к нему меры пресечения, некоторых вещественных доказательствах и т.п.). Я доложил об этом Шеину В.С., на что он сказал, что мы все это представим дополнительно в суде. Интересно, куда же смотрели «шефы» Мамаева О.Ю. по выделению дела (тот же Сагура, Корнилов, Матюнин)?!
В мае 2001 г. я завершил написание обвинительного заключения, передал его для корректировки и проверки Сагуре (потом смотрели Шеин, Сапин, Корнилов) и с почечными коликами лег в госпиталь на излечение. Ознакомление обвиняемых с материалами дела шло своим чередом. Этим у меня занимались дознаватели.
Когда я вышел из отпуска, появилась злосчастная статья по поводу имущества Сагуры, меня стали «раздергивать» для дачи объяснений, и Шеин разрешил мне убыть в отпуск и за прошлый, и за текущий годы.
В сентябре 2001 года по возвращении из отпуска я принял к производству знаменитое дело № 29/00/0017-96, в котором Сагура так знатно «порезвился», и которое необоснованно приостановил на целых два года.
Об этом деле можно говорить много. Надо было срочно что-то делать с этим «позорищем». Благо обвинительное заключение по делу Макарова было написано, а ознакомление с материалами дела Макарова и его сообщников еще продолжалось. Яковлев Ю.П. потребовал скорейшего завершения следствия по этому делу, и я все силы сконцентрировал на нем.
29 ноября 2001 года после очередной головомойки на оперативном совещании (а они для меня были, чуть ли не каждый день или в день по несколько раз, таким образом, меня пытались подавить морально и сделать покорным, в частности отучить ссылаться на какие-то действия и решения Сагуры) у меня поднялось давление. Имея освобождение от исполнения служебных обязанностей, я, тем не менее, испросил разрешение Шеина, написал соответствующий рапорт, который был отдан в приказ) и ушел домой. Освобождение у меня было по 3 декабря 2001 года.
Удивительным образом, именно в это время, в мое отсутствие все обвиняемые по делу Макарова и их адвокаты прибыли в прокуратуру, и Шеин приказал дознавателю Рыжову изготовить от моего имени и с его участием протоколы завершения ознакомления их с материалами дела и принять ходатайства, которые составляли до 18 печатных листов с огромными приложениями. Почему Шеин пошел на это, из каких побуждений, не знаю. Но факт остается фактом. Я вынужден был подписать эти протоколы прошедшим временем (за то время, когда я официально отсутствовал на службе по болезни), и это легко можно проверить. Да и рапорт об этом дознавателя майора Рыжова на мое имя имеется, и я его готов представить.
На разрешение ходатайств и направление дела в суд, таким образом, у меня было всего три дня. Возможность продления срока Шеин отверг, но и в помощь никого не дал. Новоиспеченный преемник Сагуры Ермолин заявил мне, что «только смерть может избавить меня от выполнения решения оперативного совещания о завершении дела № 29/00/0017-96 в определенный срок до 14 декабря 2001 года», а Шеин требовал срочной работы по делу Макарова. В помощь же никого не дали. Работать я продолжал лишь с дознавателем майором Рыжовым.
В первый же день после моего выхода на службу после болезни 4 декабря 2001 г. Шеин придрался, что в проверенном им проекте обвинительного заключения дознавателем не исправлены все ошибки, и принял решение о лишении меня квартальной премии на 50 процентов. Начало было обнадеживающим. Я понял, что он себя заранее подстраховывает и, следовательно, сам не верит в успех.
В ходатайствах речь зачастую шла о тех обстоятельствах, которые касались большого (основного) дела (его прекратил, получив от Мамаева, Рамишвили; так называемого «поэтапного» направления в суд материалов не получилось, причина мне не известна, только догадки; что так будет, я понял сразу, когда узнал, кому предали дело, отобранное у Мамаева).
Того (большого) дела я не знал. Масса документов, которые оттуда надо было взять в дело, находилась там. Шеин поставил мне задачу в течение суток, хотя бы формально, ответить на ходатайства обвиняемых и их защитников, частично удовлетворив их и присоединив к делу из большого дела недостающие материалы. На следующий день, хотя бы с кем-то их обвиняемых, снова выйти на выполнение требований ст. 201 УПК РСФСР, а пока будет проходить ознакомление, подготовить более подробные и аргументированные постановления об отклонении ходатайств обвиняемых и их защитников и за оставшиеся у нас в запасе два дня направить дело в суд.
Мы с Рыжовым все сделали, чтобы так и было. Работали мы сутки напролет. Я готовил ответы на ходатайства (Шеин их корректировал, и я могу эти правки показать), а Рыжов по моему поручению вместе с полковником юстиции Корниловым (надзирающим прокурором) в деле Рамишвили разыскивали документы, которые необходимо приобщить к новому делу. Подшивали и нумеровали дело к утру, к ожидаемому приходу одного из обвиняемых с адвокатом. Из-за большой усталости Рыжов не вшил мое указание ему на производство осмотров дела и вещественных доказательств, а я по той же причине просмотрел это. Не железные ведь мы! Почему-то сейчас по данному делу создана бригада из трех офицеров, которые занимаются только этим делом (при уже готовом обвинительном заключении) и срок следствия им продлен на два месяца. Почему же я этим занимался один с дознавателем, имея «на руках», кроме того, другое крайне запущенное и большое по объему уголовное дело. А может, так надо было кому-то. «Ведь, если звезды зажигают, значит это кому-то нужно».
Вот, собственно, и вся история о моем «самоустранении» от выполнения следственных действий по этому делу.
Далее по существу жалобы адвоката Гускина, на основании которой меня отстранили от расследования этого дела.
Вообще очень показательно, когда следователя отстраняют от расследования по просьбе адвоката за мизерное нарушение. Меня прельщали различными благами, чтобы я отказался от направления этого дела в суд или, хотя бы, от его расследования, меня пугали страшными для меня последствиями в случае оправдательного приговора. Я на это реагировал спокойно: «Прослужил честно почти 28 лет, честно и уйду со следствия. Считаю Макарова виновным, поэтому все равно направлю дело на него в суд, ну а если потом придется получить взыскание - стоически переживу». Таких разговоров с адвокатами (и не только с ними) была масса. Просьба Гускина сменить следователя говорит о том, что Макаров понял, что меня с намеченного мной пути не сдвинешь. Они теперь будут искать новые пути. Понимал ли это Яковлев Ю.П., принимая решение об отстранения меня от расследования этого дела и привлечении меня к дисциплинарной ответственности, судить не берусь. Но, не исключаю, что и здесь сказалось желание расправиться с ненавистным следователем, который (по их мнению) принес несчастье Сагуре и является потенциально опасным и для них, так как оба они (и Шеин В.С., и Яковлев Ю.П.) причастны к незаконной передаче самолета Ту-134 ФПК «Люкон», ибо подписали то, что ни в коей мере подписывать не должны; наоборот давно должны были обратить внимание на незаконные действия Сагуры А.Л. по «люконовскому» делу, на незаконное сроком в два года его приостановление, что позволило избежать ответственности бывшему Главкому ВВС Дейнекину П.С., и не только ему; да есть и еще кой-какие крайне интересные, не объяснимые с позиций обычной логики, обстоятельства).
В процессе составления с Макаровым протокола объявления об окончании следствия и о предъявления материалов дела, действительно, мне неоднократно приходилось ходить к Шеину по его требованиям за теми или иными указаниями. Меня это унижало в глазах обвиняемого и его адвокатов. Неужели не понимал этого Шеин?! Тем более, когда потребовал изменить уже подписанный протокол, и мне пришлось уговаривать своих процессуальных противников сделать это! Почему же всегда за все отвечает «стрелочник». Рыба ведь гниет с головы?! А у нас она гниет давно.
Я прошу отменить решение о моем наказании как необоснованное и предложенное лицами, которые ставили своей целью не служебное благо, а решали свои личные проблемы. Я имею в виду мое устранение из следственного управления (Шеин мне об этом заявил открыто), как потенциально опасного для них человека.
Старший следователь по особо важным делам
1-го отдела 4-го управления ГВП
полковник юстиции А.И. Завгородний
28 января 2002 года
Комментарий: Уголовное дело в отношении Макарова Ю.Л. возбуждала ВП МВО (Кислицын-Морин), в случае краха дела, в первую очередь эти лица должны были понести ответственность. Я рассчитывал в них найти защиту и помощь. Но, видимо, там уже были достигнуты какие-то договорённости, о чём меня в известность не посчитали нужным поставить, и я «мешал» и «яковлевцам» (Сагура-Шеин-Яковлев) и моринцам (Морин-Кислицын).
Естественно, это был глас, вопиющего в пустыне». Никто ко мне не прислушался. Мне отказали.
Угловой штамп Главной военной прокуратуры
12.02.02.
№ к/198 Полковнику юстиции
Завгороднему А.И.
121615, г. Москва, Рублевское
шоссе, д. 18, корп. 3, кв. 122
Сообщаю, что доводы, изложенные в Вашей жалобе от 28 января 2002 г., проверены.
Изучение соответствующих материалов показало, что при привлечении Вас к дисциплинарной ответственности (приказ ГВП № 296 от 24.12.01) нарушений действующего законодательства и установленного порядка наложения дисциплинарных взысканий допущено не было.
О результатах разрешения иных вопросов, изложенных в Вашем обращении, Вы будете уведомлены дополнительно.
Заместитель Главного военного прокурора
генерал-лейтенант юстиции (подпись) А.Е. Морин
Комментарий: Как я узнал впоследствии, команда Кислицына М.К. (Морин был в числе их) почему-то активно искала компромат на меня. Сюда была подключена служба собственной безопасности и инспекция прокуратуры. Из моего кабинета тайно изымался компьютер (тайно хотели что-то туда закачать?), но я своевременно об этом был предупреждён и поднял шум.
Воспользовавшись вторым ключом от моего сейфа (хранился в канцелярии), негодяи подбросили мне в сейф материалы дела, которые должны были дать повод обвинить меня в сокрытии их от следствия. Рыжов подписал «акт обнаружения». Но недоучки сунули мне в сейф «не те материалы» (я за них не отвечал), и их обвинение «сдулось».
Собственно, сам ответ Морина (такой никакой) должен был мне показать, что ожидать справедливости от этих людей глупо. Больше я к ним и не обращался.
02.04.2002 г. Кислицын М.К. подписал ещё один свой приказ (№ 111), в котором повторно поднимался вопрос о расследовании дела Макарова Ю.Л. и о моей ответственности за «существенную неполноту предварительного следствия» по этому делу. Повторно за одно и то же! Видно очень кому-то было нужно.
Назывался приказ «О результатах ознакомления с организацией прокурорского надзора за расследованием преступлений в следственном управлении ГВП».
В частности, указывалось, что
«Обсуждением на оперативном совещании состояния надзора за расследованием преступлений по уголовным делам, находящимся в производстве следственного управления ГВП, показало, что ранее вскрывшиеся упущения в этой работе не устранены.
Несмотря на предпринятые организационно-штатные мероприятия система надзора должным образом не налажена, не нацелена на неукоснительное обеспечение законности при производстве по уголовным делам, полноту и объективность предварительного следствия. Требуемая учётно-отчётная документация не заведена, исполнительная дисциплина находится на низком уровне.
Бывшие начальники следственного управления ГВП генерал-майор юстиции Шеин В.С., отдела надзора (за расследованием уголовных дел в ГВП) полковник юстиции Матюнин В.А. и его заместитель полковник Корнилов В.В. действительного положения с состоянием следствия и надзором по конкретным делам не знали.
Всё это способствовало тому, что многие уголовные дела в течение длительного времени не получают законного разрешения, при расследовании допускаются нарушения процессуальных норм, волокита, следствие по отдельным делам идёт годами, зачастую необоснованно приостанавливается и прекращается (уголовные дела № 29/00/0003-98 и № 29/00/0001-01 по обвинению подполковника запаса Макарова Ю.Л. и других лиц в совершении хищений авиационно-технического имущества и в отношении должностных лиц Главного управления военного бюджета и финансирования Минобороны РФ и др.)
По упомянутому уголовному делу по обвинению Макарова, расследуемому более четырёх лет, надзирающим прокурором полковником юстиции Корниловым В.В. материалы дела в полном объёме ни разу не изучались. Вследствие этого допущенная ст. следователем по особо важным делам полковником юстиции Завгородний А.И. существенная неполнота предварительного следствия выявлена Шеиным В.С. и Корниловым В.В. лишь по окончании длившегося 8 месяцев выполнения требований ст. 210-203 УПК РСФСР.
Принявший данное дело к производству Корнилов В.В. в течение 2-х месяцев фактически его расследованием не занимался, в связи с чем оно вынуждено передано другому следователю.
По вине Шеина В.С. и Матюнина В.А. не выявлена преждевременность прекращения 26 октября 2001 г. уголовного дела № 29/00/0003-98 следователем по особо важным делам подполковником Рамишвили Н.Б. Нарушение устранено лишь в марте 2002 г. после вмешательства руководства ГВП…»
Ну и в резолютивной части:
«п. 3. Вопрос об ответственности старшего следователя по особо важным делам полковника юстиции Завгороднего Анатолия Ивановича и заместителя начальника отдела надзора (за расследованием уголовных дел в ГВП) полковника юстиции Корнилова Валерия Васильевича решить по прибытии их на службу после завершения лечения…»
Ну а «реализовывал» идею о моём повторном привлечении к дисциплинарной ответственности в мае 2002 г. уже генерал-лейтенант Савенков А.Н. Кислицын М.К. был «скоропостижно» уволен (чем-то существенным его прижали, неделю он скрывался ото всех, а потом сам написал рапорт об увольнении).
Савенков А.Н. как Врио Главного военного прокурора оказался умнее. По его команде полковник Яловицкий В.А. «дополнил» расследование. Надзирающий прокурор Филиппович написал обо мне какую-то ахинею. У меня отобрали объяснение. Но я понимал, что всё это – только видимый «антураж» соблюдения объективности. Мне был объявлен теперь уже строгий выговор, а также меня лишили квартальной премии.
Я попытался довести до Савенкова А.Н. свои возражения на его приказ. Он принял меня в присутствии Шеина В.С. и откровенно «кочевряжился» на радость Шеину В.С. Уже не помню, от кого, слышал, что Савенков А.Н. уговаривал Шеина В.С. оставаться служить. Где уж ему при такой постановке вопроса было «услышать» меня!
Я пришёл с рапортом:
Врио Главного военного прокурора
Генерал-лейтенанту юстиции
Савенкову А.Н.
Рапорт.
В связи с Вашим приказом № 146 от 15 мая 2002 г. о привлечении меня к дисциплинарной ответственности мною Вам представлялись возражения.
Если они по какой-то причине Вами пока восприняты быть не могут, то прошу, хотя бы, опять же пока, отменить «материальную» составляющую Вашего приказа. Семью-то зачем наказывать?!
Старший следователь по особо важным делам
1-го отдела 4-го управления ГВП
полковник юстиции А.И. Завгородний
3 июля 2002 года
Мне было отказано, я тут же написал Савенкову А.Н. письмо, которое предложил передать Савенкову А.Н. своему непосредственному начальнику – начальнику следственного управления полковнику юстиции Самусеву В.Н.:
Врио Главного военного прокурора
генерал-лейтенанту юстиции
Савенкову А.Н.
Александр Николаевич! Дорогой!
Отмените свой приказ о моём наказании сами. Это достойно. По-мужски. Покажет Вас как личность неординарную (что имеет место быть) и нестандартную (что тоже должно быть).
В противном случае приказ отменит суд, и придётся вернуть не только те деньги, которые Вы хотели у меня забрать, но и за нанесённый мне моральный вред.
Прилагаю свои возражения на приказ, с которым Вы уже знакомы, и рапорт дознавателя Князевой, с которым Вы ещё не знакомы, но который должен Вас заинтересовать (всего на трёх листах).
И ещё, Александр Николаевич. Бог есть, а значит – не «всё можно».
С уважением, несмотря ни на что
А.И.Завгородний
3 июля 2002 г.
Самусев В.Н. оказался в прострации. Он отказался брать это письмо. Оно, действительно, было хамским. Но, достали меня уже, и мне было всё равно.
- Не возьмёте Вы, я его сдам в делопроизводство или вообще попытаюсь «передать» его через прессу! Лучше будет?!
Испугался, побежал консультироваться. Приходит:
- Ладно, пиши заявление, что тебе очень нужны лекарства, а денег нет.
Я категорически отказался это делать:
- Что я буду себя клоуном или нищим представлять?! Вы меня незаконно наказали, да ещё заставляете унижаться!
- Ладно, иди. Мы сами что-нибудь придумаем!
И придумали что-то. Премию я получил. Об отмене строгого выговора речи быть не могло. Это был «заказ» свыше в рамках операции по моей дискредитации, и Савенков А.Н. ссориться со своими «работодателями» не хотел. Я это понимал, поэтому больше ничего не обжаловал.
На этом повествование о моём участии в деле Макарова Ю.Л. и др. заканчивается. Ни с кем из участников этой истории я больше не встречался и никаких её деталей не обсуждал.
Хотя нет, встречался. С Кислицыным М.К. Летом 2003 г. я отправил свою семью на лето в Захариху, и жил в Москве один. По утрам выходил на берег Москва-реки и делал пробежки: к центру города до дебаркадера в Филях, потом – обратно до гребного канала. Так вот во время этих пробежек несколько раз встречался с Кислицыным М.К. Он тоже бегал. При встрече со мной, молча, опускал голову и пробегал мимо. Узнавал, негодяй. Я же смотрел на него, не скрывая неприязни и презрения. К этому моменту он уже был уволен с военной службы по слухам занимался «крышеванием» каких-то коммерческих структур, используя свои знакомства и связи в правоохранительных органах.
В июле 2002 года Совет Федерации Федерального Собрания РФ освободил заместителя генерального прокурора РФ-Главного военного прокурора Кислицина Михаила Кондратьевича от должности по состоянию здоровья. А в сентябре того же года он был назначен заместителем Министра юстиции РФ (министром юстиции на тот момент был бывший заместитель генерального прокурора РФ Чайка). Устинов потом в Свете Федерации признался, что для него самого «история со здоровьем бывшего заместителя оказалась неприятной неожиданностью» и предположил, что «таким образом господин Кислицын хотел сохранить военное довольствие». Здесь просматривается и моральный облик Кислицина М.К., и коррумпированность правоохранительной системы. Мафия бессмертна!
Незадолго до увольнения Кислицина М.К. со службы у меня с начальником ГлавКЭУ генерал-полковником Власовым В.В. состоялась встреча. Власов В.В. (друг Кислицина М.К. и Морина А.Н.) мне сообщил, что «тебя заказали», обещал через них помочь мне, но Кислицына М.К. «сняли», а Морин А.Н. «ушел». Я, помню, попросил Власова В.В., хотя бы узнать у них, кто и за что меня преследовал, кто меня «заказал» (я тогда ещё был на службе, вернее – числился на службе, ибо службой это назвать было нельзя). Власов пообещал, что попытается узнать это у Кислицина М.К. Того как раз жестко «убеждали» добровольно оставить пост Главного военного прокурора (Савенков в нетерпении «топотал» ногами) и потчевали какой-то компрой. В конце концов, и убедили.
Власов с Кислициным «дружили»… ну, как могут дружить «нужные» друг другу люди. А передо мной он какое-то время (тоже до моего увольнения со службы) полагал себя обязанным за то, что не раздавил его в своё время, пользуясь случаем, а отнёсся гуманно. Власов был уверен, что Кислицын ему не откажет в объяснении, но говорить с ним на эту тему и один (Кислицын), и другой(Морин) отказались. Вот так. Видно было, что было что скрывать даже от такого высокопоставленного и нужного «друга».
Несколько слов о Викторе Владимировиче Власове. Какая-то мистика случилась много лет спустя! И до сих пор не могу найти ответ, что это было. Он тоже прервал отношения со мной сразу после моего увольнения со службы. С того момента мы не виделись. И вот однажды утром, когда я шёл на работу через парк к метро, вдруг что-то вспомнился мне Виктор Владимирович. Да так ясно. Такие детали. Например, иду я от метро домой по нашей аллее. Вдруг останавливается автомобиль. Это Власов. Он зовёт меня. Подхожу. Улыбается. Спрашивает:
- Анатолий Иванович! Выпьешь со мной 50 грамм?
- С чего это Вы?
- А мне очередное звание присвоили! – и показывает китель с генерал-полковничьими погонами. Я как-то и не заметил сразу. Общаемся прямо здесь у дороги.
Такая приятная ностальгия окатила. Вспомнил о других встречах. Как-то грустно стало, что всё это осталось в прошлом. Ведь хорошо было обоим!
Подумалось: вот встретимся, спрошу, почему прервал общение; служебное положение моё изменилось, но я ведь всё тот же!
Парк зимний, пустой, я иду тропинкой через него наискосок. И было это 21 февраля 2008 года.
А на работе меня начальник отдела спрашивает:
- Толя! Ты не знал такого – генерал полковник Власов?
- Знал, - говорю. А почему спрашиваешь?
- Да, только что передали по радио, что застрелился у себя в кабинете.
И вот я задумался, как такое могло быть, что в момент, предшествующий трагедии, мне вспомнился именно Виктор Владимирович. Невольно напрашивается мысль, что он меня в это время вспоминал, и так это было мощно, что до меня дошло.
Видимо, ему было плохо. Тогдашний Министр обороны Сердюков очень всех «доставал». Наверное, и к Виктору Владимировичу были у него претензии. А может (тогда много чего армейского продавалось, а без Власова это сделать было нельзя) попал в скверную историю и не знал, как из неё найти выход. Вспомнил «порядочного следователя», который в своё время честно «разрулил ситуацию», не пользуясь его растерянностью. До сих пор такое чувство, что он перед выстрелом вспоминал меня. Вспоминал добром, а может и с сожалением. Нужен я ему был.
Немного и ещё об одном из участников этой истории, а именно о полковнике ГРУ Васильеве В.И. (других своих «польских» знакомых я больше не встречал).
Работа со мной во всех вертолетных полках (двух истребительных и одном транспортном) польских Вооруженных сил была успешной разведывательной операцией ГРУ ВС РФ. Васильев переписал весь моторесурс, завёл себе «знакомых» во всех полках. Американские разведывательные службы «засекли» это и вскоре после моего отъезда из Варшавы попытались завербовать Васильева, используя компромат в виде связи с полячкой и, шантажируя его разглашением сведений об этой связи командованию и жене. Он отказался и доложил о вербовке руководству, а те воспользовались ситуацией, чтобы посадить на это место какого-то блатного. В 35 лет без пенсии, выходного пособия и каких-либо льгот его «выбросили» в запас. Но поскольку Володино «место» уже было «засвечено», польский МИД признал того блатного персоной «нон грата» (нежелательной). Так что Володя пострадал напрасно Опытного разведчика «спалили» без всякой пользы для себя.
В Москве он сразу же нашёл меня. Я находился в 6 ЦВКГ. Он попросил меня помочь с устройством на работу, хотя бы на $ 500. Я сам в это время находился под дамокловым мечом проверки, но обратился к Ситнову, другим знакомым с просьбой найти Володе работу. Никто не откликнулся. Потом Володя сам нашёл работу и, по-моему, неплохую, купил автомобиль-иномарку. Одно время пытался использовать меня в своём бизнесе (просил подыскивать покупателей на земельные участки) и страховался у меня в накопительном страховании. Потом исчез, долго его не было, а в 2008 году вновь появился. Сообщил, что создаёт свою фирму по оказанию патронажной помощи и попросил помочь ему найти генерального директора и бухгалтера. В качестве генерального директора я ему предложил свою бывшую жену Татьяну, а главбухом – подругу жены – Марью Кузнецову. Обеих Володя принял. Но проработали они недолго. Вскоре Васильева арестовали. Оказывается, он создал преступную группы и похищал для последующего выкупа детей своих начальников. На одном из покушений его и взяли.
В газете «Московском комсомольце» тогда появилась выдержка из протокола очной ставки от 31.07.2008 г. (проводил следователь по особо важным делам СО по СВАПО СУ СК при прокуратуре РФ по гор. Москве юрист 1 класса Сиротин Р.Д.) между подозреваемыми Васильевым В.И. и Смирновым С.В.:
- Васильев В.И., работая с 2002 году в должности заместителя генерального директора ООО «ПСК «ЦентрСтройДизайн» (гор. Москва, ул. Докукина, д. 8, строительство и ремонт промышленных объектов Газпрома), организовал в январе 2008 г. похищение с целью шантажа сына финансового директора компании Лифица Л.Д. (отпущен был человек за выкуп в 30 млн. рублей), а затем в июле 2008 г. и сына генерального директора компании Ханбикова И.Х. (Ханбикова О.И.). При попытке получить 37 млн. рублей в качестве выкупа Васильев и его сообщники были задержаны работниками милиции. Организатором и наводчиком при обоих похищениях был Васильев В.И. С кем-то из потерпевших он вместе заканчивал суворовское училище, был допущен в их семьи.
Через свою жену, сына и адвоката Васильев В.И. пытался склонить меня взяться его защищать, встретиться с потерпевшими и уговорить их не настаивать на его привлечении к уголовной ответственности (дескать, выйдет – возвратит деньги), обговаривал обстоятельства передачи взятки следователю, но я от такой «благодати» отказался. Брать на себя какие-то финансовые обязательства в неправом деле посчитал неприемлемым. Да и работать бесплатно длительное время не мог. Семью надо было содержать.
Во время обыска в офисе компании Васильева В.И. (ООО «Патро-Мед-Плюс». Патронажные услуги. Медицинский уход на дому и в стационаре, 125252, гор. Москва, ул. Новопесчаная, д. 23, корп. 7. тел. 8-299-943-00-13, 8-903-158-41-65, 41-88 и 41-21, высокопрофессиональный и квалифицированный уход за лежачими и тяжелобольными пациентами в стационаре и на дому) моя бывшая жена Татьяна, боясь, что меня тоже могут допросить, вырвала из записной книжки Васильева В.И. лист с записью моих ФИО, домашнего и служебного адресов и телефонов. Но они уже были зачёркнуты Васильевым В.И. Видимо, он в какой-то момент посчитал бесперспективным продолжение отношений со мной.
Вот такая грустная история.
И ещё один человек «из дела Макарова». Врио командира этой части полковник Кузьмин Н.В. Он всегда охотно помогал мне во всём. Более доброжелательного органа дознания у меня, пожалуй, ещё не было. А поскольку под ним было очень большое хозяйство, то, когда я уволился в запас и какое-то время занимался страхованием, вспомнил о нём и попытался найти, надеясь на помощь. Отношения-то у нас, как я полагал, были прекрасные. Но Кузьмин тоже уволился в запас и, как говорили, где-то неплохо устроился. Я долго не мог найти его координаты. Наконец, мне дали его домашний телефон, и я как-то вечером позвонил ему. Времени было не много, во всяком случае, до 21 часа. Но реакция Кузмина меня отрезвила. Я поприветствовал его:
- Как рад, что, наконец, отыскал Вас! Где Вы сейчас, как дела?
- Что Вам от меня надо?! – Холодно отреагировал он.
- Я сейчас занимаюсь страхованием от имени ВСК, и полагал, что Вы мне можете подсказать клиентов, нуждающихся в этом.
- И Вы посмели беспокоить меня в столь позднее время?! – Продолжал он тем же ледяным голосом. – Мало Вы мне нервов попортили на службе?!
Я смешался, слишком это было неожиданным:
- Да когда же я Вам нервы-то портил?! Разве я что-то плохое Вам сделал?! Я везде только и мог, что нахваливал Вас: какой хороший командир и как он мне помогает! А время… Да разве оно позднее? Но если для Вас поздно, я могу позвонить в другое время.
- Неважно, позднее оно на самом деле или нет, но я занят. А страховать мне ничего не надо. Прошу мне больше не звонить!
Только тогда я подумал, что уважаемый мной начальник, видимо, был в доле с преступниками и сильно дрожал за свою шкуру, поэтому-то и старался выполнить каждое моё поручение и быть в хороших дружеских отношениях. А когда опасность миновала, он не посчитал даже нужным скрывать свои чувства. Хороший актёр, а вот я плохой психолог. Не разгадал врага. Хотя на него у меня ничего не было. А «расколоть» кого-либо из обвиняемых так и не удалось.
Записки Следователя. Книга 2. Часть 80
© Copyright: Анатолий Завгородний, 2025
Свидетельство о публикации №225092200672
Свидетельство о публикации №225092200672
Рецензии