Розовый крокодил

Выяснять отношения надо так, чтобы звенели все знаки препинания, чтобы была куча восклицательных вперемешку с вопросительными. Разбросать все многоточия до изнеможения, до пустоты. Вот тогда, по законам каких-то там сосудов, эта пустота должна быть заполнена. Чем заполнять — каждый решает сам. В идеале лаской и страстью примирения. Ну а кто не умеет так делать, тому только учиться рисовать бабочек. Она и нарисовала. Правда, не бабочку, а другое существо, которое больше подходило её настроению.

— Не стоит недооценивать влияние «эффекта плацебо» на многие мыслительные процессы. — Лектор перевернул лист. Это было лишним, Наиль Карлович Гростик в свои записи никогда не заглядывал. Весь подготовленный материал он знал наизусть. — Яркой иллюстрацией этому стала опубликованная работа израильских специалистов. Они продемонстрировали, как самовнушение влияет на такую неуловимую характеристику человека, как креативность. В ходе эксперимента добровольцам давали понюхать жидкость с запахом корицы, и те, кому сказали, что этот запах благотворно влияет на творческое мышление, впоследствии действительно справлялись с творческими заданиями лучше.

Эрика, не отрываясь, смотрела на лектора, пропуская мимо ушей подробности эксперимента. Грустное лицо, узкий заросший бородкой «а-ля Дон Кихот» подбородок, впалые щёки, серые, будто выцветшие глаза — являли собой, по её мнению, образ усталого аристократа. На самом деле измождённый вид лектора был всего лишь свидетельством развития болезни под названием алкоголизм, лёгкие признаки которой уже начали проявляться на его лице тёмными кругами под глазами.

— Впоследствии похожие результаты были получены в эксперименте, во время которого запах кофе помогал добровольцам эффективнее решать алгебраические задачи. — Плавающий взгляд серых глаз остановился на Эрике, задержался на секунду и поплыл дальше. — К чему я это вам рассказал? Моя выставка — тоже эксперимент. Сейчас мы перейдём в галерею, вы посмотрите мои картины и попробуете угадать, с какими запахами связаны те или иные работы. Может быть, даже почувствуете их.

Эрика переходила от картины к картине, всматриваясь или, как бы сказал Наиль, принюхиваясь к тому, что было изображено, но ничего не чувствовала. Духмяная сирень, солёный бриз, арбузная свежесть. Нет, не получается, слишком линейно. Нет в этом никакой оригинальности.

Недовольство собой увеличивалось с каждой минутой. Другие посетители выставки смело озвучивали свои варианты, не боясь показаться простачками. И пряная сирень, и морская соль, и свежесть, только не арбузная, а огуречная — всё это предлагалось без ложного стеснения, в ответ, на что художник благосклонно смеживал веки, иногда слегка кивал донкихотовской бородкой, чаще криво улыбался или приподнимал одну бровь.

Досада мучила Эрику, она кусала губы, но ничего креативного придумать не могла. Она стояла уже минут десять перед картиной «Чёртов мост» и ничего не чувствовала. Никаких запахов. Мрачный, заросший деревьями парк, каменное сооружение в виде арки над водой. Красиво, но как это связано с запахами? Может, он курил, когда рисовал?

— Говорят, чтобы его построить, архитектор заключил с дьяволом сделку, но обманул его, дьявол рассердился и сделал так, чтобы никто не вспомнил имя архитектора. — Прозвучало за спиной.

Эрика обернулась. «Дон Кихот» стоял рядом и смотрел влюблёнными глазами, но не на неё, а на картину.

— Это моя любимая акварель, я писал её, когда путешествовал по Германии.

— Ах, Германия?.. Тогда я знаю, какие запахи вас вдохновляли.

— Ну и?

— Запах пива и жареных сосисок.

Художник улыбнулся, но не кривовато как другим, а скорее удивлённо. Он казался довольным, это придало Эрике смелости.

— А возможно ещё и капустой.

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Наиль, привлекая внимание присутствующих неожиданно произошедшей с ним переменой. — Браво, вы угадали. Там действительно неподалёку кафе, по-нашему пивнушка, в которой к пиву подают жареные сосиски с капустой. Как вы догадались?

— Это несложно. Мой папа военный, мы несколько лет прожили в Германии, там родился мой младший брат.

— А Чёртов мост вы видели?

— Нет, врать не буду, в пять лет к местным красотам, как и к живописи, я ещё была равнодушна.

— А сейчас? — Глаза Наиля стали серьёзными.

Вопрос показался Эрике интимным, внизу живота заёрзали бабочки.

— Что сейчас? — спросила она бархатным голосом.

— Как далеко зашёл ваш интерес к живописи?

— Я окончила художественную школу. Немного рисую.

— Рисуете?

— В смысле пишу.

Это было не совсем правдой, художественную школу она окончила только благодаря усилиям матери. В последний год большинство уроков Эрика прогуляла, ей было не до живописи, куда больше в то время её интересовали мальчики, сигареты, вино и дискотеки. О том, что вместо занятий живописью её дочь слоняется по подъездам, Ильгида узнала только после звонка учительницы, которую удивило, что оплаченные уроки не посещаются. На следующий день Эрика шла в художественную школу под конвоем матери. Так под конвоем и ходила весь последний оставшийся месяц. Диплом об окончании ей всё-таки выдали, синяя книжка вместе с дипломной работой — небрежно-выполненным этюдом — отправились в дальний угол шкафа к альбомам с фотографиями. С тех пор Эрика ни разу ничего не нарисовала.

До вчерашнего дня.

Было скучно, было грустно, в очередной раз она рассталась с Генкой, да не просто рассталась, а разругалась в пух и прах. Очень хотелось отомстить, и тут ей попалась на глаза афиша, а на ней задумчивое аристократическое лицо с серыми туманными глазами. Гростик Наиль Карлович. Вернисаж, лекция, мастер-класс. А ещё предлагалось принести собственную работу, чтобы получить оценку и развёрнутую рецензию мастера.

Думала Эрика недолго, идея сама просилась на бумагу, она развела краски и нарисовала… Нет, не бабочку… Генку! Таким, как она его видит. Метафорически.

— И как? Получается?

Разговаривая с ней, Наиль Карлович держал правую руку в кармане. Это напрягало.

— Не знаю, — вырвалось морозным облачком.

— А вы свои работы показывали кому-нибудь?

«Уж не фигу ли он там держит?» — подумала Эрика и нахмурилась. Захотелось нагрубить.

— Понимаете. Я заметила одну вещь. Мнение людей о моём, кхе-кхе, творчестве, пропорционально зависит от отношения ко мне. Сначала люди говорят «прикольно», «классно», «интересно» или просто «нравится», ну а так как у меня характер говно и сама я толстая, то потом те же, кому это же когда-то казалось интересным, характеризуют мои картины полным отстоем.

На этот раз Эрика говорила правду. Только правда эта была давнишней, первые и единственные её работы выставлялись ещё в школе. Оттуда и характеристика.

— Вы покажите, а мы попробуем оценить? Пора уже переходить к третьей части нашей встречи.

Эрика испугалась. Она никак не ожидала, что окажется первой в разборе работ, боялась стать объектом насмешек, но «дон Кихот» смотрел на неё своими обволакивающими туманом глазами.

«Будь что будет», — решила Эрика и, зажмурившись, развернула рисунок.

Казалось, что повисшая пауза тянется бесконечно долго. Она открыла глаза.

— Что это?! — хихикнула курносая девушка.

— По-видимому, розовый крокодил, — ответила, приподымая бровь, тощая дама с глазами крысёныша.

— Да! — зло гаркнула Эрика. — Розовый крокодил! Никогда такого не видели? А мне довелось.

Она стала скручивать лист, но Наиль удержал её. При этом его правая рука всё так же продолжала прятать гипотетическую фигу в кармане.

— Подождите, давайте разберём… Мне кажется, здесь настроение, скрытая боль, утонувшая розовая мечта…

— Мечта о крокодиле? — снова хихикнула курносая.

— Надо разобраться… — нахмурился Наиль. — Ведь все мы художники, люди впечатлительные.

— Художники — они не врачи, у них сердце кровью обливается такое смотреть, — поджала губы Тощая.

— Это как посмотреть, и художники могут врачевать, только у них методы другие, они красотой мир спасают, а не скальпелем. Гогена тоже не сразу приняли, а теперь его картины бесценны и выставлены в лучших музеях мира. Я уж не говорю о Пикассо…

— Пикассо — самовлюблённый идиот. Но я им восхищаюсь, — вступила в разговор аспирантка в очках, сжимая обожжёнными пальцами рамку собственной картины.

— Нет, — откликнулся мужчина в поношенном пиджаке с заплатками на локтях и большой толстой папкой под мышкой. — Этот испанский коротышка вовсе не идиот, как некоторые его представляют, он чертовски талантлив, этот хитрый мазилка.

— Да видел я его картины, долго втыкал, что там и как, — презрительно фыркнул щеголяющий дорогими часами толстяк в костюме, обидевшись на слово «коротышка».

— Когда Пикассо вызвали в гестапо, то начальник его спросил, показывая на «Гернику»: «Это сделали вы?..» На что тот ответил: «Нет, это сделали вы»… Это было смело! — вставила маникюрша в клетчатой рубахе. — А вы что думаете?

Все выжидательно смотрели на Наиля.

— Я видел его подростковые картины и ранние работы… Довольно мило, понятно и местами даже романтично, но потом что-то ему всё это надоело, и он начал куражиться.

— Гениям позволительно. — Тощая приподняла чёрный, набитый свёрнутыми картинами тубус, всем своим видом намекая на то, что пора переходить к действительно стоящим обсуждения картинам.

Однако переходить Наиль не торопился.

— Ну что ж, как видим, картина «Розовый крокодил» вызвала бурную дискуссию, — улыбнулся Наиль, становясь рядом с Эрикой. — Но за ней мы как-то забыли автора идеи. А это вовсе не Пикассо… Или некоторые эксперты считают — что «Розовый крокодил» его руки работа?

— Пуф, — презрительно фыркнула Тощая.

— А я вот что скажу… Как эксперт… Такую работу не мог написать глубоко несчастный человек.

Уснувшие было бабочки затрепетали, заворошились, замахали крылышками. На какое-то время Эрика потеряла слух. И счёт времени тоже потеряла. Пальцы бесконечно скручивали лист с тонущим в аквариуме жизни крокодилом. Крокодилом, который олицетворял её прежнюю любовь. Теперь ей хотелось, чтобы он непременно утонул, запутавшись в водорослях собственных претензий. Он ей больше не нужен. Пусть утонет!

Слух вернулся.

— На какой бы улице вы выбрали самое романтическое свидание? — Наиль задал вопрос в зал, но его глаза были устремлены на Эрику.

Шло обсуждение картины Тощей. Двое влюблённых шли под дождём по бесконечной, пустынной улице. Картина называлась «Двое в раю». Красиво, но банально до зубного скрежета. Тощая разомкнула полоски губ для ответа, но Эрика решила опередить.

— Самое романтичное свидание, по-моему, должно быть на улице Речная или Прудная, — выпалила, торжествующе глядя на Тощую.

— Почему? — улыбнулся Наиль.

— Потому что на речках или прудах обязательно есть мосты, мостики, мостища, и вот на них случаются самые романтичные свидания. У нас, кстати, тоже есть свой Чёртов мост. Правда, он не такой красивый, как немецкий, но я бы хотела свидание именно там. Но это по-моему. А по-вашему?

Эрика с вызовом смотрела ему в глаза. Вот сейчас, сейчас. Или да, или нет. Всё зависит от того, что он скажет в ответ.

Но он не ответил, отвернулся.

И она отвернулась тоже.

Вы прочли отрывок из книги Елены Касаткиной "Проклятие дома на отшибе". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро и Амазон.