Заколдованная лошадь

Конференции «Европейской Ассоциации Практической Ботаники» я люблю по нескольким причинам. Проходят эти конференции, как правило, в таких затеряных в складках европейского континента живописных ****ях, в которые сам по себе в жизни не побываешь. Несмотря на глухомань там вкусно кормят и угощают забавными спиртными напитками местных производств. Народа приглашают немного, приезжает еще меньше, но те кто добираются – настоящие специалисты, фанаты профессии. Ну и, кроме того, на конференциях я встречаю вживую Януша Пшашицкого с которым крепко сдружился еще во времена моего европейского постдока.
В этом году «Практические Ботаники» решили встретиться в Влекозамке Славицком, малюсеньком городишке между Чехией и Польшей, добраться до которого на общественном транспорте настолько сложно, что я, хоть и не люблю водить по незнакомой местности, решил прилетев в Прагу, взять на прокат машину.
Я сошел с рейса из Тель-Авив – Прага, прошел паспортный контроль, вышел в зал прибытий и сразу увидел знакомую фигуру. Посреди зала потерянно топталась Кача Пайдова – наверное самая странная из всей, богатой своеобразными личностями, ботанической ассоциации. Кача – высокая, костлявая, нескладная женщина совершенно неопределенного возраста. На вид ей можно дать от «слегка за пятьдесят» до «хорошо за семдесят». У нее печальное лошадиное лицо, неухоженая пегая грива, непропорционально большие руки, ноги и зад. Дополняют внешность бесчисленные аляповатые побрякушки (язык не поворачивается назвать это «украшениями») на пальцах, шее и в волосах. Английский у нее практически никакой, на лекциях и дискуссиях она всегда сидит молча, опустив глаза, и старается держаться как можно незаметней, но незаметность ей дается плохо: то уронит что-нибудь, то в животе громко заурчит, то вообще под ней стул подломится. При всем при этом Кача – замечательный знаток растений с огромным опытом, а кто работал с ней вместе в проектах рассказывают, что более безотказного, аккуратного, неутомимого работника, готового ехать в любую дыру и тянуть там за четверых просто не существует. Когда Кача видит неопределенный гербарий или  неизвестное растения она преображается – глаза загораются, ноздри раздуваются, пегие волосы словно раздувает ветром. Немногие знают, что почти так же на нее действуют звуки речи на иврите и предметы с еврейской символикой. Я всегда привожу ей какие-нибудь израильские пустяки. Вещь, которая выглядит более-менее дорого Кача ни за что не согласится принять. Она берет аляповатый магендавид или хамсу, качает в огромных руках, рассматривает, потом бережно засовывает в огромную потрепанную сумку с которой никогда не расстается и выглядит совершенно счастливой. Я пытался расспросить пани Пайдову нет ли у нее еврейских корней. Спрашивал на иврите, английском, русском, интерславике.. единственный ответ которого добился:
- То сложно.. Может нету, но может и есть.. 
Вообще про жизнь Качи Пайдовой вне работы никто ничего не знает. Она никогда не рассказывает ни про семью, ни про дом, ни про хобби, ни про здоровье. Я подхватил ее под руку в аэропорту, повел искать пунк проката автомобилей, потом мы больше трех часов ехали до Влекозамка, по дороге останавливались выпить кофе и размять ноги.. и за все это время пани не сказала ни единого слова. Только сморкалась в огромный носовой платок и два раза замычала, когда я, чтоб ее развлечь, что-то напел на иврите. Впрочем, я не слишком нуждался в собеседнике. Мимо автомобиля проплывали поля и леса невообразимой красоты, чуть-чуть тронутые осенней позолотой. Мне хотелось только смотреть по сторонам, жать на газ и снова смотреть, а не отвлекаться на светскую болтовню.
Влекозамок Славицкий оказался почти игрушечным городком, состоящим всего из двух параллельных улиц. В одном конце городка стояли маленький старинный костел, кофейня, пивная и ратуша. За ратушной площадью, величиной чуть больше кроны, тянулся ряд крепких симпатичных домов, а потом, на противоположном конце города обнаруживались супермаркет, гостиница, остатки старинной синагоги и крошечная набережная, как будто созданная для того, чтобы посидеть вечерком с Янушем, попивая местное вино и болтая обо всем на свете. 
Не помню где я прочел, что истинная дружба – это совместное познание мира. Когда природа творила нас с Янушем, то вложила в нас одинаковое неутолимое любопытство. Одно на двоих. Мы редко переписываемся, но встретившись не можем наговориться, выкладываем друг другу все что поняли за время разлуки про мир и войну, природу и политику, детей и женщин, землю и космос, королей, капусту и рыбные деликатесы. Выкладываем, зная что вторая сторона ждет, любопытствует и понимает тебя с полуслова.
На второй день конференции, после всех лекций и обсуждений, мы с профессором Пшашицким, хихикая как подростки, шли мимо развалин синагоги на набережную. В кармане у Януша приятно булькала похищенная из конференцзала бутылочка местного смородинового вина. Я нес два позаимствованных бокала, сигары и фонарик. Городок мирно спал, казалось в воздухе разлито сладкое посапывание. Внезапно за синагогой мигнул огонек. Не сговариваясь мы свернули посмотреть что происходит.
Позади синагоги, там где когда-то, видимо, стоял дом раввина, сидела пани Кача. Перед ней,  горела толстая черная свеча и были разложены какие-то травы. Кача совала травинки в огонь, они вспыхивали голубоватым пламенем, сгорали, тогда Кача бралась за следующую травку. По ее лицу катились слезы. Мы с Янушем смущенно притаились за оградой, но у меня под ногой хрустнула сухая ветка. Кача вскинулась, совсем по лошадиному фыркнула, захрапела и подхватив свечу и травы скрылась в темноте. Мы с Янушем отправились своей дорогой. Отлично посидели на набережной и в этот вечер и в следующий и через день. Много о чем поговорили, кое о чем помолчали... но у обоих из головы не шла пани Кача с ее черной свечой..
Когда пришло время возвращаться и мы с Янушем обнялись он вдруг, вместо «сбохем приятель» сказал:
- Я тут подумал кое о чем.. Проверю и напишу тебе.
Через два месяца я получил от него е-мейл с фотографиями нескольких стариц из старинных книг. Я не остался в долгу и тоже поделился находками. Постепенно, вместе, что-то отыскивая в исторических архивах Пражской национальной библиотеки, что-то в собрании фольклорных историй хайфского университета, что-то додумывая, мы восстановили историю Качи Пайдовой.
Примерно в середине XVI века в городке Влекозамок Славицкий, что над озером Пжич, жил рабби Залман бен Авраам, каббалист и толкователь священных текстов. Рабби Залман был женат на девушке из известной еврейской семьи, состоявшей в родстве с рабби Левом из Праги. Девушка была слаба здоровьем, с трудом передвигалась по дому, а вскоре и вовсе слегла в постель. Рабби Залман и с лекарями советовался и молился неустанно о ее выздоровлении – ничего не помогло. Промучившись немало лет жена рабби отдала богу душу. Вдовец долго не желал слышать о новой женитьбе, но сказано «не хорошо человеку быть одному». В конце концов он женился снова. Вторая жена рабби отличалась крепким здоровьем и яркой красотой. Тем не менее, через три года супружества, детей у них  так и не появилось. Возможно потому, что рабби Залман намного больше интересовался священными текстами чем женой, и, кажется, думал что дети появляются от молитв. Молодая женщина занимала себя чем могла. Она крепко подружилась с женой местного ксендза, женщиной веселой и мудрой, хотя совсем не книжной премудростью. Однажды, за чашечкой смородинового вина, раббецин рассказала подруге о своих горестях. Жена ксендза все выслушала с вниманием и сочувствием:
- Знаешь, - сказала она, - мы, католички, в таких случаях отправляемся поклониться святым мощам. Святой Ванессе-родоприимнице, святому Клименту-чадолюбцу или еще кому. Главное идти в паломничество пешком и чтоб путь был не близкий, не меньше месяца. На шею нужно надеть медальон с образком святого. По  дороге к святым мощам встречаются красивые крепкие деревенские парни, которые узнают паломниц по образку.. Редко какая грешница после паломничества, в положеный срок не рожает ребеночка..
- У нас, евреев, не приняты паломничества..
- Да, я слыхала.. Но, знаешь ли, красивые крепкие парни встречаются не только в дальней дороге..
После разговора с подругой раббецин крепко задумалась, потом и вправду принялась поглядывать по сторонам и вскоре ее взгляд остановился на конюхе – сильном, улыбчивом  парне, ухаживающем за Качей - кобылой рабби Залмана.
Через две недели рабби заглянул за чем-то на конюшню и увидел там жену и конюха, занятых совсем не молитвой. Потрясенный каббалист хотел произнести заклятие, превращающее неверную жену на вечные времена в лошадь, но, от волнения, перепутал слова и превратил верную кобылу в женщину. Влюбленная парочка бежала из Влекозамка в Прагу, прихватив с собой медленно теряющую лошадиный облик Качу. Через девять месяцев Кача стала нянькой новорожденного. Мальчик проявил способности к естественным наукам, впоследствии стал автором многих трудов о растениях центральной Европы и основателем ботанической коллекции Карлова университета. А Кача так и осталась не то человеком, не то лошадью, верной помошницей исследователей европейской флоры, все же тоскующей по прежней лошадиной жизни у раввина в Влекозамке Славицком.
Есть старое поверье, о лесной расколдуй-траве. Если ее подсушить и поджечь на черной свечке, она вспыхнет алым огнем и разрушит любое заклятие поблизости. Пани Кача видно ищет эту травку, но пока никак не найдет. Мы с Янушем ей не помошники, потому что не знаем ни вида растения, ни ареала обитания. Только и можем, что сочувствовать заколдованной лошади и хранить от злых языков ее тайну.