За каждым кедром, за каждой сосной 4гл

Глава 4
Заявление за себя и за меня написала моя подруга Варя, политическая. Я не хотела, но она настояла. У неё совсем смешная вышла история. Варя -  красавица, отличница, после профтехучилища пришла устраиваться на фабрику мотальщицей. Заведующий кадрами, потный лысый толстяк, подмигнул ей и говорит:
- Задерёшь разочек юбочку, красавица, прямо зараз - определю тебя на первый разряд. И комнату отдельную в общежитии дам.
Варя, не долго думая, схватила со стола чернильницу и запустила ее в кадровика. Попала прямо в лоснящуюся лысину. Толстяк и потерял со страху сознание. Вызвали карету скорой помощи. Ясное дело - преступница, подняла руку на члена партии, опытного работника, уважаемого человека, На суде кадровик и его коллеги заявили, что Варечка занималась подрывной, антисоветской деятельностью среди молодежи. Дали ей двадцать пять лет лагерей. Хорошо, что не приговорили подлую контру к расстрелу. Варя к приезду комиссии отсидела уже треть срока. И убеждала  меня писать заявление, а если нас не освободят, - бежать в тайгу.

Когда приехала комиссия, я заявление не подавала. Меня даже отдельно вызывали, спрашивали, так ли было все на самом деле, как написано в обвинительный акте. Но я молчала. Сказала:
- Как суд решил, так и должно быть. Ничего не поделаешь.
И как же умолял меня взглядом Никодим Львович. Как умолял. Но я решительно молчала. Потому что никому не верила. Никому. Всюду одни доносчики и стукачи. На моего отца написал донос свой же, сельский председатель сельсовета. И на мою мать. И говорил ей, подлец:
 - Приходи ночью на сеновал, Софья, давно прошу тебя. Зачем выбрала Луку своего, а не меня. Где теперь твой Лука? Подумай о себе. И о дочках своих подумай. Я ж ведь могу с вами сделать все, что захочу...

И председатель сделал то, что сделал. Да только не он один.  А суд? Когда мне, восемнадцатилетней, вынесли приговор: пятнадцать лет исправительно-трудовых лагерей, я едва не потеряла сознание. Кто эти люди? У них нет сердца? Что они мне пришили? Как когда-то и моему отцу, и матери? У них нет ни души, ни разума. И когда я сказала на суде, что меня изнасиловали и мне нужна медицинская помощь, судьи стали глумиться и смеяться надо мной.
- Да вы, деревенские, готовы на все, чтобы окрутить охрану и сбежать. И если не получилось бежать, то теперь что уж наводить тень на плетень. Уже в лагерном лазарете, заключенная Бевз, тебя и осмотрят, и полечат.

Нет, я знала, что моё заявление будет отклонено. Мои родители - враги народа. Я тоже. Мой дед - офицер Белой армии, расстрелян в двадцать втором большевиками под Киевом...
Варе я не сказала, что заявление свое порвала и выбросила. Даже если я и выйду на волю когда-нибудь,  то где и кому буду нужна? Неграмотная, без профессии, с репутацией "враг народа" и "дочь врага народа", с выпиской об освобождении из заключения... Нет, на свободу я не рвусь. Да и голод там страшный. Мать пишет из села, что едят они только лебеду и свекольную ботву.  Продналогом обложили каждую семью. Люди вырубают плодовые кустарники и деревья, потому как они не родят, а сдавать с них урожай в сельсовет каждый месяц обязаны. Иначе засудят. Нищета страшная. Люди стенают и говорят: И это страна победитель? Нет, это страна невинно осуждённых и убиенных.

В одной хате, пишет мать, селяне учуяли запах мяса. Оказалось, семья, изголодавшись, доведенная до отчаяния, задушила и сварила годовалого своего ребёнка. А еще по селам, пишет, ходят по ночам банды и грабят хаты. Забирают последнее - еду, посуду, одежду.
И куда ж мне, зэчке, освобождаться? Чтобы сесть на шею голодной и нищей матери?

На лесоповале вскоре случилась беда. На моих глазах мою Варю задавило падающее дерево. Я стояла в метре от подруги. Навсегда запомню её враз остекленевшие глаза. Вот так - один миг и красивая, молодая, такая жизнерадостная жизнь затихла и исчезла. Навсегда...

А уже на следующий день после похорон Вари из Москвы пришло постановление: досрочно освободить Варвару Колкину из заключения. Единственную из всех зэков, кто подал заявление в комиссию. Не избежала Варя своей судьбы. И зачем же бежать от неё, идти напролом, если она уже написана на небесах? У всех у нас есть своя судьба. И всех нас однажды настигнет рок. Коварный, неумолимый, он притаился за каждым кедром, за каждой сосной. Нет, я не проклинаю небеса. Не умею ненавидеть, мстить, завидовать. Но и не покорюсь. Никому. Даже року.
Продолжение следует