День, длиною в Тысячу Лет

Он затянул крепление фонаря на стойке, отошёл на шаг, критически оглядел конструкцию и удовлетворённо хмыкнул. Затем, весело крутя ручку, начал подъём телескопической мачты.
 Мощный фонарь, укреплённый на ней, поднимался, скрываясь в наступающей безлунной темноте. Раздался щелчок, фиксируя высоту. Он шлёпнул ладонью по отозвавшейся эхом трубе мачты. «Ну что ж, — сказал он вслух, — зажжём бортовые».
 Из близлежащих зарослей раздался шорох. Он улыбнулся: это его «боевая подруга» — чёрная пантера — предупреждала о своём возвращении. Тут же она оказалась возле него, потёрлась о ноги, что-то промурчала и слилась с ночью, направляясь к их жилищу, их крепости, их дому. «А ведь помещалась в двух ладонях», — вспомнил он.
 Какую же любовь нужно иметь дикому зверю, чтобы не просто привязаться к человеку, а облизывать его дочерей без тени настороженности! Особенно когда они не в меру развеселятся и вытворяют с этим грациозным животным такое, что домашним кошкам и в самом страшном сне не приснится.
 А когда они всей семьёй купаются... Тошка, его друг-дельфин, весь на взводе от беспокойства. На суше пантера даже не присядет, ходит туда-сюда, как в клетке, пока они все остаются в поле зрения.
 Он благодарил Бога за этих своих друзей. Нет, не просто друзей — за свою семью. Эти создания — его семья.
 Незаметно подошёл к дому. На пороге, столбиком, чёрная тень лизнула ладонь. Тихо, стараясь не шуметь, он вошёл и на цыпочках поднялся на второй этаж. Дверь в детскую была приоткрыта.
 Он всегда не знал, к какой кроватке подойти, и сожалел, что не может раздвоиться.
 Он так любил своих крошек, что хотел поцеловать обеих одновременно. Он увидел, что край лёгкого одеяла свесился до пола у старшей дочери.
 Тут же направился к ней, поправил одеяло, прикоснулся губами к детской пухленькой щёчке, провёл ладонью по головке и подошёл к младшей.
 Она, конечно, лежала почти поперёк кровати, но под одеялом. Он поднял её вместе с одеялом на руки. Ребёнок, не просыпаясь, обнял его за шею, потёр носик ладошкой и удовлетворённо продолжил свой, наверное, очень интересный сон. Ножки «бежали». Скоро утро — утро дня её рождения.
 Он нежно прижал это чудо к себе и подумал: нет большего счастья, чем твоё продолжение в этом невероятно родном человечке; нет лучшего счастья — любить и быть любимым; нет лучшего счастья — узнать, что смысл жизни — сама жизнь, а содержание её — сама любовь.
 «Вот ты где», — раздался шёпот у него за спиной. Самый родной и узнаваемый шёпот на свете. «А я-то думаю, где же наш папа, где моё солнце», — продолжала она, прижавшись к нему щекой и нежно касаясь губами.
 «С именинницей тебя, моя драгоценность, моё сокровище, моя родная, моя любовь!»
 Он уложил в кроватку совершенно спокойно спящую дочку, поцеловал её, как целуют самое дорогое, повернулся и подхватил маму крошек на руки.
 «Знаешь, — прошептал он ей, — я боюсь больше всего на свете услышать от тебя, что тысяча лет счастья уже прошла...»