Мама на все руки

Вчера дочь принесла из школы очередное «творческое задание» — сделать диораму «Времена года». Я смотрю на это задание и понимаю, что выбор у меня невелик: либо я сейчас стану инженером-конструктором, либо Катька получит двойку по окружающему миру.

— Мам, а что такое диорама? — спрашивает она, жуя бутерброд.

— Это когда мама три часа ночи клеит картонные деревья, а потом делает вид, что это ты все сама, — отвечаю я честно.

Муж в этот момент проходит мимо кухни с телефоном у уха. Он всегда с телефоном у уха. Иногда мне кажется, что этот телефон уже врос ему в ухо, и если его оторвать, там будет дырка.

— Дорогой, может поможешь с поделкой? — кричу ему вдогонку.

— Важный звонок! — машет он рукой и исчезает в кабинете.

Важный звонок у него каждый день. А у меня что, неважные?
Открываю интернет, ищу инструкции. «Диорама за 15 минут». Ага, за 15 минут, если у вас дома мастерская столяра и художественное образование. А у меня есть ножницы, которые режут через раз, и клей, который прилипает ко всему, кроме того, что нужно склеить.

Утром традиционный квест под названием «Собрать третьеклассницу в школу». Катька теряет второй носок, забывает, куда положила дневник, и внезапно вспоминает, что завтра контрольная по математике.

— Мам, а ты знаешь, сколько будет семь умножить на восемь?

—Примерно столько же, сколько моих нервных клеток осталось, — бурчу я, натягивая на неё куртку.

— Пятьдесят шесть, — торжественно объявляет она.

— Что пятьдесят шесть?

— Семью восемь. А нервных клеток у человека миллиарды, мам. Тебе хватит.

По дороге в школу она рассказывает, что Машка из их класса ходит на пять кружков, а Петька уже умеет играть на скрипке и говорить по-китайски.
— А я что, хуже? — спрашивает Катька.

— Ты умеешь терять и находить носки в самых неожиданных местах. Это тоже талант, — утешаю я.

— А еще я умею делать бутерброды без ножа!

— Это как?

— Зубами хлеб и колбасу разрываю, когда тебя дома нет. Хочешь как-нибудь покажу?

— Не надо. Поверю на слово.

Довожу до школы, целую в макушку. Она убегает, а я стою и думаю: когда она успела вырасти? Кажется, еще вчера не могла застегнуть куртку, а сегодня рассказывает про миллиарды нервных клеток.
На работе коллеги обсуждают weekend планы, а я думаю о том, что завтра суббота — день, когда нужно съездить с дочкой в художественную школу, потом в бассейн, потом купить материалы для той самой диорамы, и ещё успеть приготовить что-то более существенное, чем яичница.

— Пойдём вечером в кино? — предлагает Светка, моя подруга и коллега.

— Не могу, у меня дочка.

— Может завтра?

— Завтра у неё плавание. Мне её отвезти нужно, подождать час в кафе с видом на бассейн…

— А послезавтра?

— Английский и рисование.

— А когда ты живешь для себя?

— А кто сказал, что это не для себя?

Она смотрит на меня с жалостью. А я вдруг понимаю: мне себя не жалко. Потому что Светка не знает, как это — когда восьмилетний человек серьёзно объясняет тебе устройство муравейника, или когда показывает фокус с исчезающим ластиком, или когда засыпает у тебя на плече в автобусе после очередного кружка, а я знаю…

Забираю дочку из школы. Она выскакивает радостная:

— Мам! Анна Петровна сказала, что в понедельник все диорамы будут выставлены в коридоре. Выставка будет!

— Здорово, — говорю я и понимаю, что нужно срочно бежать в магазин за картоном, красками и чем-то, что может сойти за деревья четырех времен года.

***

В магазине товаров для творчества встречаю еще трех мам из нашего класса. У всех одинаково обреченные лица и тележки, полные непонятных материалов.

— Тоже диорама? — спрашивает мама Сережки.

— Угу. А вы?

— Мы вчера всей семьей четыре часа делали. Муж даже дрель доставал.

— Дрель? Для диорамы?

— А как же. Там же отверстия для подсветки нужны были.

— Подсветки? — Я смотрю на свой список покупок и понимаю, что мы явно не в той весовой категории. Но ничего, главное — участие, как говорится.

Вечером мы с Катькой клеим диораму. Она старательно размазывает клей по столу, я пытаюсь сделать из ваты облака.

— Мам, а когда я вырасту, у меня тоже будет дочка? — спрашивает она.

— Может быть.

— А она тоже будет делать поделки?

— Скорее всего.

— А ты будешь помогать?

— Обязательно буду помогать, — отвечаю я. — Только к тому времени, может, придумают задания полегче.

Она смеётся и обнимает меня клейкими руками. И в этот момент я понимаю: мы делаем не диораму. Мы делаем память. Через двадцать пять лет она будет сидеть со своей дочкой, клеить какую-нибудь невероятную поделку и вспоминать этот вечер, когда мама ругалась с непослушными картонными деревьями, а весна получилась похожей на осень.

И это будет самое дорогое воспоминание в мире. Ведь настоящее детство это не пятерки за поделки, а мамины руки, пахнущие клеем, и смех над кривыми березками в половине одиннадцатого вечера.