Полковник в ресторане

Полковник Ганс фон Шруббер восседал за столиком у окна в престижном московском ресторане «Царская охота». Его осанка, как всегда, была безупречна, а лицо выражало холодную, отточенную годами службы надменность. Но два его спутника, майоры Клинге и Штиллер, видели едва заметные признаки надвигающейся бури: нервный тик у левого глаза шефа и то, как его пальцы время от времени сжимались в тугой кулак, лежавший на красно-бархатной скатерти. Причиной была свежая, незаживающая рана — отказ в присвоении звания генерала.

«Прекрасный вид на Кремль, не правда ли, герр полковник?» — осторожно начал Клинге, пытаясь задать нейтральный тон вечеру.
Фон Шруббер медленно перевел на него взгляд,словно возвращаясь из далеких мыслей.

«Вид? Да, — он кивнул, и его губы искривились в подобии улыбки. — Символичный. Центр власти. Место, где принимают решения. Или… не принимают их, руководствуясь не разумом, а завистью и мелочными интригами».

Штиллер поспешил вмешаться, подвигая изысканную тарелку с закусками:

«Попробуйте осетрину,герр полковник. Говорят, здесь она лучшая в городе».
Полковник взял вилку с видом человека,выполняющего рутинную процедуру.

«Возможно. Но даже самый изысканный вкус не способен затмить вкус горечи от несправедливости, майор. Вы не представляете, какие письма я получил из Берлина. Формальные отписки! Мое досье, по их словам, «нуждалось в дополнительном рассмотрении». Рассмотрении! После моих операций на Кавказе?»

Клинге нервно отхлебнул вина.

«Герр полковник, уверен, это временная бюрократическая заминка. Ваши заслуги невозможно переоценить».

«Бюрократическая? — фон Шруббер отложил вилку, и его голос зазвучал громче. — Нет, Клинге. Это был целенаправленный саботаж. Лично генерал фон Бюлов. Он всегда видел во мне угрозу своему посредственному положению. Он и его клика в генштабе. Они ВСЕ были против меня с самого начала!»

В этот момент к их столику подошел молодой официант Витя. Он был новичком и от вида важных иностранных господ заметно нервничал. Переставляя бокалы, его рука дрогнула, и небольшая фарфоровая солонка с изящным звоном упала на паркет, разбившись на мелкие осколки.

«Ой, простите ради бога!» — ахнул Витя, заливаясь краской смущения.

Последовала тягостная пауза. Фон Шруббер не двинулся с места. Он медленно, как хищник, следивший за жертвой, поднял глаза на официанта. Гнев на его лице сменился чем-то более сложным — глубоким, леденящим презрением, смешанным с горьким триумфом.

«Так… — прошептал он так тихо, что слова были слышны лишь его спутникам. — Начинается. Даже здесь».

«Герр полковник, это просто неловкость мальчишки», — попытался вступиться Штиллер, но полковник его не слушал.

Он поднялся с места с неестественной, почти театральной медлительностью. Его взгляд скользнул по лицу перепуганного Вити, затем обвел весь зал — изысканно одетых дам, важных господ, безупречных метрдотелей.

«Неловкость?! — его голос зазвучал громко и отчетливо, привлекая внимание всех окружающих. — Вы действительно верите в случайности, майор? Вы не видите закономерности?»

Он сделал шаг к центру зала, и его спокойствие внезапно взорвалось.

«Это был знак! — закричал он, и его палец был направлен уже не на официанта, а на всех присутствующих. — Очередной маленький знак всеобщего презрения! Этот мальчишка… — он метнул взгляд на Витию, — …лишь пешка в большой игре! Его руку направили! Направили ТЕ, кто сидит в Берлине! Но их влияние длится далеко!»

«Герр полковник, умоляю вас!» — попытался встать Клинге.

«МОЛЧАТЬ! — взревел фон Шруббер, с силой опрокидывая свой стул. — Вы все… ВСЕ ПРОТИВ МЕНЯ! Вы притворяетесь, что наслаждаетесь ужином, а на самом деле вы здесь, чтобы наблюдать за моим падением! Чтобы ликовать! Вы — их глаза и уши! Каждый из вас!»

Он схватил со стола ближайшую бутылку дорогого вина и с размаху швырнул её в стену. Та разбилась брызгами алых капель по дорогим обоям.

«Мир полон заговорщиков! Лицемеров! Они украли то, что было моим по праву! Они украли моё звание! Моё признание! И теперь они посылают ко мне официантов, чтобы те демонстрировали мне моё унижение!»

Хаос достиг апогея. Фон Шруббер, крича нечленораздельные обвинения, начал опрокидывать столики, сметая на пол хрусталь и фарфор. Дамы вскрикивали, мужчины вскакивали с мест. Клинге и Штиллер, красные от стыда и отчаянно пытаясь его остановить, получили в толчее пару случайных тычков.

Из-за глубин ресторана появился невозмутимый, как скала, главный администратор, а за ним — два рослых вышибалы с лицами, не выражавшими никаких эмоций.

«Ага! — истерически захохотал полковник, увидев их. — Прибыли жандармы! Силовики! Чтобы заткнуть мне рот! Часть системы! ВСЕ ПРОТИВ ОДНОГО!»

Борьба была короткой, но яростной. Пока фон Шруббер выкрикивал обвинения в адрес немецкого генштаба, российских властей и всех собравшихся, вышибалы с профессиональной эффективностью скрутили его, обездвижив мощными захватами.

Вскоре прибыла полиция. Сержант, выслушав сдержанный отчет администратора и увидев картину разрушения, лишь вздохнул.

«Явный нервный срыв на почве служебных неурядиц,— констатировал он, глядя на бьющегося в истерике полковника. — Отвезём в отделение, вызовем доктора и свяжемся с посольством».

Когда фон Шруббера уводили, его ярость сменилась истощением. Он больше не сопротивлялся, а лишь бормотал, глядя в пустоту, одну и ту же бесконечно горькую фразу:

«Все они… все были против… Все… Вы не понимаете…».

Майоры Клинге и Штиллер остались стоять среди руин праздничного ужина. В зале повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь их тяжёлым дыханием и шёпотом шокированных гостей. Комедия абсурда превратилась в трагедию одного человека, сломленного системой и собственными демонами, увидевшего в каждом незнакомце лицо своего врага.