Чеченский синдром. Глава VII. Уроки тишины
Нас было пятеро. Командир группы – старший лейтенант Семёнов, Дед. Он двигался бесшумно, сливаясь с тенями, его фигура угадывалась лишь по чуть более темному пятну в темноте. За ним, как тени, скользили двое опытных разведчиков – Молчун и Каратель.Москвича взяли «на подхват», чтобы «посмотрел, как пахнет война без прикрас»,контрактник Андрей.
Андрей прибыл накануне. Чистый, пахнущий не армейской пайкой, а каким-то дорогим лосьоном после бритья. Он был из той породы ребят, что приезжали на войну за острыми ощущениями, за историями для московских тусовок. Он много говорил – о новых моделях «калашей», о тактике, почерпнутой из голливудских боевиков. Опытные бойцы слушали его молча, с усмешкой, которую Андрей, поглощенный собой, не замечал.
– Главное – внезапность, – шептал он мне сейчас, подходя к колючке. – Как ниндзя. Вошел-вышел, и никто не узнал.
Дед обернулся, и его взгляд в свете звезд был холоднее ночного воздуха.
–Тишина, – одно слово, произнесенное беззвучно, лишь движением губ, подействовало сильнее любого крика. – Первый звук – твой последний. Понял?
Андрей кивнул с излишней бравадой.
Мы покинули периметр блока-поста, проползя под колючей проволокой в специально отведенном месте. Мир снаружи был другим. Он не просто был темным – он был слепым. Глаза, привыкшие к свету прожекторов, ничего не видели. Ночь лишала главного чувства, заставляя полагаться на слух, на обоняние, на осязание.
Дед вел нас не по дороге, а по руслу высохшего ручья. Камни под ногами были скользкими. Каждый наш шаг, каждый шорох рюкзака о камень казался мне пушечным выстрелом. Я слышал, как учащенно дышит Андрей позади меня. Его бравада испарилась с первым же метром за проволокой.
Мы шли больше часа. Остановились у гребня небольшой высотки. Внизу, в темноте, угадывались очертания сакли – одинокого дома, откуда, по данным разведки, ночами уходили «гости» в горы.
– Ждем, – прошептал Дед. – Ничего не трогать. Дышать реже.
Мы залегли среди камней. Камень впитывал холод тела, пробирая до костей. Время растянулось, стало бесконечным. Минуты превращались в часы. Я смотрел в темноту до рези в глазах. Андрей елозил рядом, пытаясь устроиться поудобнее.
– Сиди смирно, – шипнул Каратель. – Ты не на пикнике.
Вдруг где-то совсем близко, метрах в пятидесяти, треснула ветка.
Все внутри меня оборвалось. Я замер, вжавшись в землю. Андрей резко дернулся, его каска с глухим стуком ударилась о камень.
Звук был негромким, но в звенящей тишине он прозвучал как взрыв.
Дед обернулся. В его взгляде, обращенном к Андрею, не было ни злобы, ни укора. Была лишь холодная констатация факта: ты всё испортил.
Снизу, из сакли, тут же погас тусклый огонек. Послышались приглушенные голоса, шарканье.
– Отходим, – беззвучно скомандовал Дед. – Быстро и тихо. За мной.
Обратный путь был адом. Мы шли не по руслу, а напрямик, через кустарник, который цеплялся за одежду, царапал лицо. Казалось, что из темноты за нами следят десятки глаз. Что вот-вот сзади ударит очередь.
Андрей шел, спотыкаясь на ровном месте. Его дыхание стало хриплым, прерывистым. Он больше не был ниндзя из боевика. Он был испуганным мальчишкой, который понял, что игра ведется без правил и ставка в ней – жизнь.
На блок-пост мы вернулись на рассвете, серые от усталости и пыли. Прожектор выхватил наши лица, искаженные напряжением.
Дед молча снял снаряжение, подошел к Андрею, который сидел на ящике и трясущимися руками пытался закурить.
–Ну что, москвич? Понравилась внезапность? – спросил он без тени иронии.
Андрей поднял на него глаза. В них был стыд, страх и пустота.
–Я... я не специально.
– Здесь никто ничего не делает специально, – отрезал Дед. – Здесь все случайно. Случайно подрываются на мине. Случайно попадают под пулю. Твоя случайность сегодня могла стать последней для всех. Запомни этот урок. Война – это не про стрельбу. Война – это про тишину. Кто громче молчит, тот дольше живет.
Он развернулся и ушел в блиндаж.
Андрей сидел, глядя в землю. Его красивый камуфляж был порван, лицо в царапинах. Он смотрел на огоньки в долине, которые гасли с первыми лучами солнца. Теперь он видел в них не романтику, а угрозу. Он понял, что чужие сказки, о которых говорил Кузнец, имеют и другую сторону – в них нет места для таких, как он. Для тех, кто пришел сюда за историей.
А история здесь писалась не словами, а молчанием. И стоило ему лишь качнуться о каску, чтобы вписать в эту историю свою, возможно, последнюю, строчку.
Свидетельство о публикации №225092401152