Не ходите, готы, на кладбище гулять

Эта история произошла в Санкт-Петербурге лет двадцать назад. Я тогда учился на географическом факультете Университета, на 10-ой линии Васильевского острова. Жил я в этом же районе и иногда добирался домой после занятий пешком.
В тот зимний день учёба закончилась в половине пятого, я оделся и вышел с однокурсниками на улицу. Было уже темно, небо затянуто плотной серой пеленой облаков. Земля укрыта снежным покрывалом.
Мы покурили возле здания факультета, поговорили о чём-то, посмеялись, попрощались. Приятели направились к станции метро «Василеостровская», а я решил прогуляться до дома пешочком. От лёгкого морозца меня защищали чёрное пальто, плотный чёрный шарф, шапка и кожаные перчатки.
Я не спеша пошёл по линии к Малому проспекту. Справа, за забором разместился небольшой сквер. В тёплое время года мы вместо лекций играли здесь в футбол, а после пили пиво, разговаривали обо всём на свете.
На углу 10-ой линии и Малого проспекта и сегодня находится школа. Над входными дверями на уровне окон второго этажа выдаётся прямоугольный портик, подпираемый четырьмя белыми колоннами. Красная краска на стенах поблекла, кое-где отслоилась. Уроки давно закончились, детей не видно.
Я свернул и направился по Малому проспекту в сторону Финского залива. Большинство домов здесь старые, аж позапрошлого века, трёх- и пятиэтажные. По дороге неспешно проезжали машины с включёнными фарами, по тротуару брели одиночки разного возраста. Тусклым светом горели фонари.
Пройдя с полкилометра, я привычно свернул на 17-ую линию и пошёл к Смоленскому мосту. Миновал здание тёмного кирпича с треугольной крышей, возможно, прежде в нём находился склад или мастерская. Такие строения называют «промышленной» архитектурой.
Дойдя до перекрёстка с Камской улицей, я остановился на пару минут перед мостом. Справа по сей день можно увидеть бомбоубежище времён Великой Отечественной войны, обрастающее травой в тёплое время года, а через дорогу, слева, в жилом доме на первом этаже некогда находились универсам и кафе «Эсти», где эстонские коммерсанты продавали свои натуральные продукты. Дом выделяется двумя высокими круглыми башнями с куполами, расположенными по углам стены, выходящей на Камскую улицу. На ней стоит несколько малоэтажных домов, в которых находятся церковная гостиница, музей святой Ксении Петербургской, трапезная. Это место – просто городская окраина в центре Северной столицы. Справа, на берегу реки Смоленки, небольшую территорию занимает какой-то «левый» автосервис. На момент повествования поблизости проводились строительные работы по реконструкции разрушенной Воскресенской церкви, огороженной глухим забором. Теперь эту восстановленную архитектурную красавицу с золотыми куполами видно издалека.
По Камской улице я подошёл к большому каменному порталу Смоленского православного кладбища с открытыми железными воротами. Такой путь через кладбище – самая короткая дорога до моего дома. Здесь находятся и братские могилы, и индивидуальные, были захоронены многие известные личности: няня Александра Сергеевича Пушкина Арина Родионовна, поэт Тарас Григорьевич Шевченко, поэт Александр Александрович Блок, многие учёные, исследователи, военные высоких рангов. Кладбище это очень древнее – официально открыто в 1738 году, в 1760 году построена церковь, сохранилась самая старая могила с датой 1785 год, а захоронено там свыше миллиона людей – целый столичный город.
На некоторых могилах сохранились статуи ангелов, каменные саркофаги и плиты с портретами усопших. На территории кладбища можно найти несколько уцелевших и полуразрушенных склепов.
Долгие годы на Смоленском православном кладбище никого не хоронили, его закрыли и собирались после двадцати пяти лет простоя сровнять с землёй и застроить чем-либо более полезным. Территория, особенно со стороны Смоленки, заросла кустарником, старыми деревьями и напоминала заброшенный парк. Проходя по асфальтовым дорожкам и натоптанным тропам, можно разглядеть среди высоких лиственных деревьев каменные надгробия и кресты, погрузившиеся наполовину в землю, прочитать надписи и фамилии, выполненные в старой русской орфографии и латиницей.
В настоящее время кладбище вновь действует, приведено в порядок, обнесено новой сквозной решётчатой оградой с калитками, считается элитным, многие участки рекультивированы, довольно много новых захоронений. В этом зелёном уголке можно услышать перезвон колоколов, пение и щебетанье птиц – скворцов, дроздов. По тропинкам деловито ходят многочисленные вороны в поисках съестного.
В выходные дни на кладбище приезжают люди из разных районов Петербурга. Чаще всего они идут не в церковь, а в небольшую часовню святой Ксении Петербургской (Блаженной), что расположена южнее, на месте её могилы. Функционирует церковная лавка, установлены лавочки, фонтанчики с водой.
Любое городское кладбище – это место совсем не для радости. Про старинный петербургский некрополь ходит множество преданий и легенд, в основном связанных с утерянными могилами или перезахоронениями. Вот, одна молодая женщина упокоила на Смоленском кладбище своего престарелого супруга. Она совсем не горевала и проводила время в бурных развлечениях. Во время наводнения 1824 года гроб с телом мужа внезапно оказался на пороге её дома.
Есть воспоминания, что в период правления императора Александра Первого, который не жаловал масонское наследие и увлечения своего отца, Павла Первого, на Смоленское кладбище с Каменного острова тайно перенесли останки мальтийских рыцарей. Вскоре могилы были загадочно утеряны и до сих пор не обнаружены.
На момент моего повествования Смоленское православное кладбище было открыто круглые сутки, сегодня же в семь часов вечера закрываются все калитки и центральные ворота. Зимой в вечернее время здесь редко кто ходит. Несколько фонарей освещают только центральную дорожку, проходящую от ворот на Камской улице к калитке на улице Беринга.
Я прошёл в ворота кладбища, направился прямо по Петроградской дорожке. Проходя мимо церкви Смоленской иконы Божией Матери, построенной в стиле русского классицизма, я в который раз ощутил тяжесть в ногах и жжение в груди. Прибавил шагу, остановился возле могилы поэта Фёдора Сологуба. Прикрыл глаза, замедлил дыхание. Через пару минут, вновь почувствовав себя бодро, двинулся дальше. Возможно, энергия, аккумулирующаяся в церкви от людей, так действует на меня потому, что я – не крещёный. Может быть, само здание церкви построено на «месте силы». Так или иначе, проходя по остальной части кладбища, я нигде больше не ощущаю такого энергетического давления.
По сторонам от расчищенной дорожки лежал снег, между могил в сумерках дремали сугробы. Я продолжил свой путь. Справа за рядами надгробий показался массивный каменный склеп. Это сооружение высотой около трёх метров, с небольшими окнами. Серые стены в нижней части покрыты слоем чего-то зелёного – то ли мха, то ли плесени. Крыша у склепа – тоже из камня, овальной формы, в виде купола. В тёплое время года эта заброшенная усыпальница становилась прибежищем для местных бомжей и молодёжи, там разжигали костры, укрывались от ветра и дождя, что-то ели, пили, курили.
Петербург – город северный, с белыми и длинными ночами, почти без солнца и радости бытия, пессимистичный, мистический. Двадцать лет назад молодые люди и девушки увлекались зарубежными субкультурами панков, металлистов, готов, эмо. Эти люди регулярно ходили на концерты в небольшие клубы, бывшие бомбоубежища и на площадки под открытым небом. Городские некрополи представляли тогда особый интерес для молодых неформалов, так как тематика культа смерти являлась одной из главных в песнях готических музыкальных коллективов.
Это позже я прочитал, что готической субкультуре свойственны крайний индивидуализм, культ оригинальности, избирательность круга общения, романтизация меланхолии, пристрастие к сверхъестественному, мистическому, эксцентричному, интерес лишь к определённым формам классического и современного искусства. Готику можно считать современным проявлением декаданса, культурного упадка. На границе девятнадцатого и двадцатого веков, в период слома и перемен, этим уже отстрадала российская артистическая молодёжь, богема, поэты и литераторы. Субкультура готов кроме культурной составляющей имеет и финансовую, и идеологическую подоплёку.
В постсоветской России в готику на волне популяризации этой субкультуры пришло множество подростков, привлечённых лишь эпатажной внешней атрибутикой. Эти новые адепты чаще всего не обладали большим опытом интеллектуальной жизни, эрудицией, знанием, не интересовались историей развития субкультуры, не разделяли её устои, и ценности, но были очарованы эстетикой. Российские готы поддерживали приятельские контакты с эмо и сатанистами.
Среди моих знакомых был один такой гот – молодой человек по имени Матвей. Готика для него была формой индивидуального самовыражения, лёгкого выпендрёжа, он не заморачивался особо и не утруждал себя, не следовал строго идеологии и обрядам. Общаясь с ним, я и приобрёл представление об этих ребятах.
Рядом, на острове Голодай, отделённом от Васильевского острова рекой Смоленка, также есть несколько кладбищ – армяно-григорианское, лютеранское и воинское мемориальное. Они более ухожены, меньше по размеру. Почему-то неформалы, нищие и бомжи кучковались именно на православном кладбище.
Поэтому в тот вечер я не испугался, услышав голоса из склепа на Смоленском православном кладбище. Мне стало любопытно, и я тихонько по натоптанной в снегу тропинке подошёл к усыпальнице, прислушался. Внутри довольно громко говорил какой-то юноша, кто-то ехидно смеялся. Затем послышались голоса девушек.
Судя по разговору, компания обсуждала ритуал по призыву демона. И я решил, что должен «помочь» этим молодым неформалам осуществить их затею. Я снял с плеча сумку с конспектами, положил её к стене склепа. Расстегнул длинное чёрное пальто, снял шапку, сунул её в карман. Взлохматил волосы и прокрался ко входу в склеп, тихонько заглянул.
Внутри оказались два парня и две девушки, внешне – то ли готы, то ли сатанисты, в темноте и не разобрал, да и ни к чему особо. Я ловко запрыгнул наверх, в дверной проём, взмахнул руками в чёрных перчатках и воскликнул грубым голосом:
– Вы призвали меня, смертные! Я пришёл… И теперь заберу ваши души!
Я сделал ещё несколько энергичных движений руками и страшно зарычал. Полы чёрного пальто разлетались как крылья.
По всей видимости, молодёжь никак не ожидала моего эффектного появления: девушки завизжали, юноши громко выругались. Я не успел сказать ещё что-то – все четверо, резво вскочив с пола, рванули мимо меня к порогу и посыпались наружу.
Я выскочил из склепа за ними и театрально крикнул с рокотом в голосе:
– Вам не удастся скрыться! Я найду каждого из вас, где бы вы не находились!
Со стороны центральной дорожки послышались вскрики и топот ног.
Я успокоился, отдышался, деловито поправил шарф, застегнул пальто, надел шапку. Поднял сумку, отряхнув от снега, повесил на ремне через плечо. Не спеша прошёл на Петроградскую дорожку и с лёгкой улыбкой от полученного удовольствия продолжил идти в сторону улицы Беринга.
С того дня в Смоленке утекло много воды. Мода на готическую музыку и сатанизм в Санкт-Петербурге постепенно остыла и схлынула. На православном кладбище больше не встречаются сторонники этих субкультур, некого и разыгрывать.
Я иногда прохожу главной аллеей Смоленского кладбища, оно теперь считается элитным. В 2013 году здесь похоронили русского кинорежиссёра постсоветской эпохи Алексея Октябриновича Балабанова, который в постперестроечные времена снял много жестоких художественных фильмов страшно тяжелого и мрачного колорита: «Про уродов и людей», «Груз 200», «Кочегар», «Морфий», «Брат» и «Брат 2». В этих кинокартинах можно найти параллели декаданса с постмодерном. Здесь же упокоен известный певец Эдуард Хиль, обворожительная ленинградская певица Людмила Сенчина. И все лежат в одной земле. А готы закончились, наверно, повзрослели.

Январь 2025 года