Дело о Бермудском треугольнике Глава 4

Глава 4. Холмс находит алиби для Молли

– Итак, французский берег остался позади, – продолжил на следующий вечер свою историю Холмс, когда миссис Хадсон принесла поднос с чаем и круассанами. – Корабль был удобный, среди пассажиров – представители разных сословий: богатые промышленники, аристократы, артисты, и несколько эмигрантов, стремящихся к лучшей жизни в Америке. Капитан корабля, Джеймс Макензи, – опытный моряк шотландского происхождения, известный своей дисциплиной и строгими правилами. А по палубе с большим блокнотом ходил художник, который за один франк толстым коричневым карандашом делал портреты желающих. Я не пожалел франк и вот его рисунок.
Холмс покопался в ящике и вынул лист бумаги.
Я поставил чайник и взял протянутый лист. На нём был изображён портрет Холмса: похожий, но слегка утрированный.
– Выглядит довольно необычно, Холмс, – заметил я, внимательно рассматривая рисунок. – Даже более… человечно, чем вы бываете в реальности!
Холмс усмехнулся и сел обратно в кресло, закуривая трубку.
– Этот художник был весьма интересным типом. Пассажир третьего класса, зарабатывал тем, что рисовал портреты желающих. Я был поражён его умением наблюдать за людьми.
Я ещё раз внимательно посмотрел на рисунок.
– Но позвольте, Холмс, это явно стилизованный портрет. Посмотрите: здесь у вас мягкое выражение лица.
– Именно, Ватсон. Этот человек уловил не столько внешность, сколько внутреннюю сущность. Его – попытка отразить то, что скрыто за фасадом. Заметьте, как он подчеркнул лёгкий изгиб губ, намекающий на иронию.
Я придвинул лист к свету лампы.
– Надо же, Холмс. Кажется, это единственное изображение, где вы выглядите почти... дружелюбным.
Он выпустил клуб дыма и кивнул.
– Возможно, это так. Но, Ватсон, позвольте вам напомнить: иногда искусство говорит нам больше, чем просто линии и штрихи. Это редкий случай, когда кто-то сумел увидеть меня не только глазами, но и своим воображением.
После завтрака, когда мы проходили Гибралтарский пролив, я вышел наверх подышать свежим воздухом и полюбоваться красивым берегом Африки и солнечной дорожкой, в которой купались дельфины, но нет мира под оливами. Я услышал громкий плач и увидел, как два охранника ведут за руки молодую девушку, которая кричит «Я не виновата!» Судя по скромному серому платью, белому фартуку с нашивкой «Луизитания» и маленькой кружевной шапочке, это была горничная.
– Ватсон, вы знаете, я не выношу женского плача, а в ее крике я почувствовал искренность, и подошел.
– Господа, в чем виновата эта девушка?
– Кто вы и зачем суетесь не в свое дело, – грубо ответил один из них.
У меня было с собой удостоверение полицейского инспектора Скотланд-Ярда. Это была услуга Бена Лэстрейда, которого я попросил мне сделать на всякий случай, и он в благодарность за мою бескорыстную помощь, сделал мне такое удостоверение в нарушение всяких правил. Я его показал и второй сказал извиняющимся тоном:
– Это воровка, и она получит по заслугам. В старые времена за такое просто выбрасывали за борт. Мы ведем ее к капитану, и он решит, что с ней делать.
– Тогда позвольте пойти с вами.
В дежурной комнате девушке развязали руки, и вскоре пришел капитан.
Короткий доклад охранников выглядел так.
Один из пассажиров, N, умываясь утром в своей каюте 217, как обычно, снял свои золотые часы и положил их на туалетный столик. А потом, услышав звонок к завтраку, поторопился в столовый зал, и часы одеть забыл. После завтрака он вернулся в свою каюту, а часов не оказалось. Охранники сразу заподозрили горничную, у которой есть ключ, и утром она убирает каюту 217. Тут же осмотрели ее вещи и там часы нашли.
– Господин капитан, я не виновата, – снова заплакала девушка.
– Но часы нашли в ваших вещах. Как они туда попали?
– Не знаю, – плакала девушка, – но я их не брала.
– Господин капитан, – я снова предъявил свое удостоверение, – разрешите мне поговорить с обвиняемой наедине.
– У вас есть какие-то сомнения в ее виновности? Поговорите.
Когда все ушли, я спросил:
– Как вас зовут?
– Молли.
– Вы француженка, откуда у вас такой хороший английский?
– Я окончила английскую школу, а потом специальные курсы и собиралась привезти из рейса немного денег отцу, наш дом в Провансе нуждается в ремонте. И вот такая незадача.
– Вот что, Молли, я не работаю на этом корабле, так что у меня нет никаких причин подходить к делу предвзято. Я верю ваш искренний тон, расскажите мне подробно по минутам, что вы делали утром с 8 до 9, пока пассажир N каюты 217 завтракал в столовой?
– Как обычно в 7:55 я спустилась по лестнице на вторую палубу и, взяв в подсобном помещении нужные средства, пошла к каюте 217 для уборки. В коридоре меня остановила подруга, тоже гувернантка, которая должна была занести еду в каюту 201, ее пожилой пассажир, Х, завтракает в своей каюте. Подруга себя плохо чувствовала и попросила меня сообщить старшему стюарду, чтобы ее кто-нибудь заменил.
– В каком часу вы разговаривали с подругой?
– В 8, как раз прозвучал звонок к завтраку.
– И что было дальше?
– Я прошла в обеденный зал, разыскала там старшего стюарда, и передала просьбу подруги. Он велел мне самой отнести завтрак, и мы вдвоем прошли на кухню. На кухне мне сервировали на подносе завтрак, который я и принесла в каюту 201.
– А вы заметили, какое было время?
– Наверное, 8:25, потому что Х посмотрел на часы и сказал, что завтрак опоздал на 25 минут. Он будет жаловаться. Попросил, чтобы я помогла ему одеться, открыла шторы, налила кофе и прислуживала за столом. А, в заключение, потребовал прочесть вслух передовицу из свежей газеты. Потом я собрала посуду и понесла ее на кухню, а по дороге пассажиры уже возвращались с завтрака, значит было около 9, и я видела идущего в свою каюту моего пассажира N.
Я снова собрала свои моющее средства и бегом помчалась к каюте 217, обдумывая, что сказать, почему я задержалась с уборкой, а оттуда выскакивает N с криком: у меня украли часы!
– Значит, в период между 8 и 9, пока ваш N завтракал, вы в каюте 217 не были?
– Не была.
– Еще раз: с кем вы встречались за этот час?
– С подругой, старшим стюардом, поваром, и пассажиром Х.
– Придется опросить их всех, и, если они время встречи с вами подтвердят, у вас есть алиби.
– Что есть?
– Алиби. Это доказательство, что пока пассажир N завтракал, вы в его каюту не заходили и, следовательно, в пропаже его часов не виновны.
Вот так я освободил невинную девушку. Этого было для меня достаточно, а раз часы все-таки нашлись, то капитан решил дело замять. Но у меня лично было подозрение на старшего стюарда, тем более, что Молли позднее подошла ко мне и спросила:
– Как я могу вас отблагодарить?
– Молли, я просто выполнил свой долг и лучшая благодарность – ваша светлая улыбка.
– А как вы догадались, что я француженка?
– Прежде всего, ваш акцент. Хотя ваш английский хорош, в некоторых звуках слышится едва уловимая французская интонация. Например, вы слегка смягчаете звуки 'th', заменяя их на 'z', что типично для французов. Затем ваши жесты. Французы, как правило, активно используют руки в разговоре, и ваше грациозное движение кистей, когда вы что-то объясняете, сразу выдает южанку Европы. И, наконец, я заметил паспорт с гербом Франции – он выглядывал из вашего кармана.
В отличие от вас, Ватсон, я не умею делать комплименты женщинам, а тут на меня что-то нашло. И в правду, она была прехорошенькая. Я понимаю старшего стюарда, о котором она рассказала, что он как-то ночью зашел в ее комнату, «ну вы знаете для чего», а она стала сопротивляться, и он сказал, ты пожалеешь. Я думаю, именно он устроил ей такую пакость, и на этом не остановится, пока не добьется своего.
Был у меня разговор и с капитаном.
– Мне очень прискорбно, что такое случилось на моем корабле, – сказал капитан, – спасибо вам, мистер Холмс, иначе невиновная девушка бы пострадала. Я рад, что она оправдана. Вы кого-то подозреваете?
– Господин капитан, часы нашлись, и это главное.
– Я попрошу Скотланд-Ярд отметить ваши заслуги.
– Пожалуйста, не надо. Я в отпуске.
Мы миновали Гибралтарский пролив и вошли в Атлантический океан. Ватсон, вы ведь плыли по водам Атлантического океана, что вы помните?
– Что я еле держался на ногах от слабости и истощения, большую часть времени проводил в постели и не был уверен, что доберусь до Англии живым.
– Вот это вы зря, красота океана вернула бы вас к жизни. А я любил стоять
у поручня корабля, положив локти на прохладный металл и смотреть, как волны лениво катились друг за другом, и солнечный свет играет на поверхности воды, рисуя узоры, которые никто никогда не сможет воспроизвести. А вокруг была не та тишина, которая заставляет насторожиться, а та, что укутывает, как мягкий плед, успокаивая каждую мысль.
– Неплохо вы отдыхали. В этот день еще что-то случилось? 
– Да, капитан пригласил меня к себе на обед.