Третий отдел и Алемасов
Это был самый вожделённый отдел для всего ВЦ. Отдел математического обеспечения.
Возглавлял его полковник Чихалов Николай Николаевич, замом был подполковник Маклаков. Оба были весьма колоритны и независимы.
Отдел должен был заниматься разработкой единой технологии создания программных систем подготовки данных на пуски ракет. И общими проблемами технологии программирования. В отделе было несколько хороших специалистов. Прежде всего Маклаков, который стал зам. начальника отдела не имея научной степени.
Половина личного состава были дамы. Мне кажется что основная их задача состояла в организации ежедневного чаепития. Прийдя в новый отдел я не стал вступать в чайную кассу и тем самым нарушил неписаный устав, но к тому времени я уже имел авторитет программиста и мог себе такое позволить. Фактически рабочий день в отделе делился на две части – подготовка к чаепитию и сама чайная церемония. Благодаря большому количеству дамского персонала почти каждый день к столу поставлялась домашняя выпечка.
Несколько человек писали диссертации. На болшевском жаргоне это называлось «струячить дисер». Очень толковый майор Волошин писал какую-то халтуру, долго и мучительно. Когда, наконец, она была готова, на защите он так волновался, что не мог ответить на детский вопрос заданный ему учёным секретарём института, что-то вроде «какими методами научных исследований вы пользовались в процессе обработки материалов?». Бедный Саша растерялся и впал в ступор. Научные соратницы из зала начали ему подсказывать. Но он с трудом мог повторять их подсказки. Публику и секретаря это всё очень развеселило, и он со смехом сказал
- Ну да, вот такой я неосторожный, ну вот сорвался такой вопрос с языка, не подумал… Но отвечать нужно теперь. Вот такая у нас игра.
Народ ликовал такой развлекухе, отлично понимая, что диссер стоит в плане и защита пройдёт нормально.
Квартальные планы в отделе носили довольно схоластический характер и мне там было бы скучновато, но я продолжал работать со своей системой базы подготовки исходных данных. К тому же именно в это время меня поразила идея разработки универсального языка программирования самого высокого уровня, т. е. естественного. К тому времени я уже узнал о языке Пролог и мысль, что до естественного языка остался шажок во мне утвердилась. И я занялся лингвистикой. Третий отдел предоставлял сотрудникам несколько раз в месяц т. н. библиотечные дни. Уведомив начлаба я в эти дни мог посещать библиотеки. Как правило Ленинку, иногда областную им. Крупской (такая вот семейственность), благо областная располагалась в двадцати минутах хода от от моего дома. В областной были довольно богатые фонды, но книги в основном размещались на складах в Химках. Их нужно было заказывать. В итоге у меня образовался очень интересный и обширный конспект по теоретической лингвистике. Причём меня интересовал не традиционный подход уделявший основное внимание коммуникативной функции языка. Я сразу пришёл к выводу что основная функция естественного языка это гносеологическая, т. е. язык является инструментом накопления, хранения и, главное, получения нового, выводного знания.
Но кажется, я немного увлёкся. О языке нужно будет написать особо.
Третий отдел так и не смог разработать технологию программирования РВСН. Припоминаю научно-техническое совещание ВЦ. Все начальники отделов отчитываются о работе и ставят задачи. Выходит на трибуну и Чихалов. Манера его выступления была весьма колоритна. Он говорил тихо, спокойно, очень правильно и последовательно. Как учитель начальной школы объясняющий очевидное детям. На многие вопросы он сначала отвечал «читайте книгу, это источник знания…» и после этого вступления в самой доступной форме обосновано и чётко отвечал на вопрос. Из всех начальников отделов они с Маклаковым были самыми грамотными и поэтому с лёгкостью парировали все посягательства на независимую жизнь отдела завистников из трудовых отделов прикладного программирования.
Самый характерный эпизод. На совещании все как сговорились напали на отдел матобеспечения с претензиями что он никак не участвует в решении главной задачи – разработке программных комплексов подготовки данных на пуски ракет (ПЗ - полётных заданий в просторечии). Николай Николаевич вальяжной, неспешной походкой выходит на трибуну. По Станиславскому выдерживает паузу. И неспешно говорит и сурово:
- Нас вот тут многие упрекают, что мы ничего не делаем…
Станиславский.
- Да, это так…
Станиславский.
- Но ведь и не мешаем!!!
Тут голос поднимается и как гвоздь вколачивается:
А могли бы!
Весь зал начинает хохотать. Все понимают что Чихалов абсолютно прав. Стоило отделу приступить к активной деятельности по внедрению унифицированной технологии разработки программного продукта, даже отдельных её элементов, как работа по обеспечению ракетных комплексов программами подготовки ПЗ была бы если не заблокирована, то серьёзно осложнена и заторможена. При существующем порядке вещей разработка, худо-бедно, с помощью «палки и верёвки» велась, обеспечивались пуски на этапе отладки и испытаний. Разработка велась кустарными методами, тексты программ не комментировались, документирование начиналось на последнем этапе, когда сам комплекс фактически был готов и уже передан на эксплуатацию в ВЦ РВСН в Перхушково (на Власиху). О качестве документирования ко времени фактической передачи заказчику говорит тот факт, что расчёты зачастую выполняли представители разработчика командируемые на Власиху. Доводилось это делать и мне.
Во многом это всё обуславливалось всеобщим бардаком. В идеале технологическая цепочка должна была начинаться с поступления на ВЦ полного комплекта технического задания со всеми алгоритмами от разработчика системы управления ракетой. Этого не было никогда. Т. н. постановки поступали из промежуточного звена – отделов заказчиков 5 управления баллистики. А они уже в свою очередь получали алгоритмы от разработчиков систем управления, переписывали их иногда с внесением собственных ошибок и передавали группам разработчиков на ВЦ. Следует отметить, что в пятом управлении попадались отличные специалисты, которые едва ли не с логарифмический линейкой (сильно утрирую) могли посчитать ПЗ, как минимум отдельные фрагменты типа активного участка. И в случаях аврала (срочного расчёта ПЗ для испытательного пуска при неготовой в целом программе) они привлекались на ВЦ и иногда за ночь группа выдавала перфоленту с готовым ПЗ.
Так что правоту Чихалова осознавали все – попытки приведения творческой стихии программирования в технологическое стойло грозило полным ступором.
Припоминаю смешную историю рассказываемую об одном из наиболее колоритных сотрудниках Алемасове Станиславе Леонидовиче. Когда я ещё был школьником это имя часто слышал от отца и его товарищей, тогда служивших в одном отделе с Алемасовым. Он был представителем бесславного призыва моряков (речников?). Никто из них так и не стал программистом. Но некоторые (наиболее непорядочные, типа моего нач. отдела Сидоркина (к своему большому удовольствию забыл как его звали) выбились в начальники (уровня урядников по-старому) защитив убогие диссертации и став «кандидатами болшевских ноук», как я их трактовал.
Алемасов карьеры не снискал. Он имел успех на ином поприще. При гарнизонном доме офицеров (ГДО) был т. н. народный театр. И СЛ подвизался в нём в качестве прима. Звёздный час его настал после того, как спектакль по очерку Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир» в котором Алемасов исполнял роль Керенского получил признание какого-то конкурса народных театров. Труппа болшевского ГДО была призвана в метрополию и снискала успех. Память об этом грела сердца Алемасова и сослуживцев много лет.
Так вот, как-то Алемасов будучи старшим группы по разработке программного комплекса расчёта ПЗ для какой-то ракеты(примерно начало семидесятых, м. б. 8К84М?) был срочно вызван на ВЦ для расчёта ПЗ на внезапный испытательный пуск. Программа, конечно готова не была, но отдельные модули функционировали и при помощи ручного интерфейса (результаты одного модуля набиваются на перфокарты и вводятся как начальные данные в следующий, иногда часть расчётов делается вручную) ПЗ подготовить было можно. Один из ключевых модулей делал капитан, уж не помню его фамилию, но то, что звали его Анатолий запомнил накрепко. Модуль, якобы, по план-заданиям давно отлаженный, упорно давал ошибки, «плюхи» на жаргоне ВЦ.
Далеко заполночь был вызван автор, которого Алемасов встретил как спасителя, возлагая на его прибытие все надежды. Через несколько часов бесплодных попыток найти плюху в программе Алемасов дошёл до состояния Керенского на трибуне и выдал тако:
-Толя, как брата тебя молю! Сделай, хоть что-нибудь! ...
Ёбтвоюмать!!!!
Начало было проникновенное, доверительно-интимное, далее слышались задорные интонации боевой комсомольской юности гардемарина, а
в последний рык он вложил весь свой сценический дар, выучку моряка и осознание серьёзности последствий невыполнения задания находящегося на контроле главкома.
Ещё одну историю мне недавно напомнил Андрей Горбатенко. К юбилею РВСН народный театр ставил какую-то подобострастную пиесу из жизни ракетных полководцев. Алемасов статями походивший на народного артиста Меркурьева получил генерал-полковничью роль. В перерыве одной из репетиций он решил слегка покуражиться. Не разгримировавшись и в генеральской форме с устрашающими погонами он дошёл до проходной на территорию, благо она была метрах в двухстах, и повергнув в ступор контролёра-рядового проник на территорию. Возможно ему пришлось продемонстрировать свой пропуск. Затем он зашёл в здание ВЦ, покрасовался перед встретившимися сотрудниками, зашёл в свою лабораторию, где был встречен овациями. И решил разыграть начальника отдела, проклятой памяти Сидоркина. Он приоткрыл дверь и вставив в проём плечо с генеральским погоном и ногу в лампасе сделал вид, что отвернувшись даёт указание. Грозно проревел
– машину мне подать к ВЦ через полчаса…
Сидоркин от такого сурпризу выскочил из-за стола и суетливо стал напяливать кителёк. Алемасов вдвинулся в кабинет полностью и вальяжно скомандовал – вольно, не напрягайтесь. Кому другому Сидоркин бы не спустил. Но с Алемасовым они были однокорытники, оба после училища речного плавания были разжалованы в сухопутные крысы и распределены ковать победу на болшевский ВЦ. Были они издревле на «ты» и Сидоркину, которого я ни разу не видел не то что смеющимся, но даже улыбающимся, надеюсь хватило ума оценить юмор ситуации.
Всю свою службу проходившую в суровых климатических условиях подмосковья, в составе 4 научно-исследовательской богадельни РВСН Алемасов описывал так – «кровью харкали». Ни живого «отличника», ни пусковой он никогда в жизни не видел. Начальником караула, как и подавляющее большинство болшевских «учёных», он ни ходил ни разу за всю службу.
Как то, мы с Бутом шли мимо дома где жил Алемасов и, ещё метров за сто услышали отчаянное сквернословие. Подошед, мы узрели сквернословящего Алемасова около его закапризничавшего лимузина «ЗАЗ» и сквернословимого мастера, возлежащего на спине под этим лимузином и, возможно, опасающегося оттуда вылезать.
Последние пару лет мне довелось наблюдать как Алемасов дослуживал. Большую часть рабочего дня он, как и всю предыдущую службу, проводил в курилке. Остальное время он дремал за столом к вящей потехе окружающих. Он подпирал голову ладонями и немедля засыпал. Локти разъезжались и в самый последний момент он подхватывался чтобы не расквасить нос об тэйбл. Выдвигались самые продвинутые технологии обеспечения его безопасности вроде подвязывания головы за уши (да, иногда он держал голову за уши двумя руками) к специальной перекладине. Я предложил пенопластовый ложемент по форме лица, а что бы он не задохнулся проделать специальные воздуховодные каналы от обеих ноздрей. Алемасов по своей незлобливости (отчасти) и лени реагировал на подколы снисходительно.
При всём том, Стас (это к нему обращение подвинуло Юру Даньшова озаглавить свою эпохальную детективно-шпионскую повесть «Стас уполномочен заявить»)
был человеком весьма невредным скорее всего на подлость неспособным. А это о многом говорит в нашем обществе.
Припоминаю эпизод когда я пришёл его сменять на посту дежурного по ВЦ в положении риз.
Предыстория такова. 31 марта 1985 года мы собрались в ресторан Дома художника на Крымском валу. Была суббота, а в воскресенье я заступал в наряд. На первом этаже, в художественном салоне я обнаружил совершенно обворожительную девушку-продавщицу. Как-то очень прытко, в стиле бригадира Жерара я её обольстил и мы договорились встретиться после окончания её работы. Немного набравшись в ресторане я встретил её на улице. Она мне поведала, что подверглась дружному осуждению своих товарок, старых кошёлок, которым я показался слишком взрослым для юной чаровницы. А был то я всего в возрасте Исуса Христоса. Скорее всего они они просто решили, что им этот вариант был бы более уместен, чем для соплюшки.
Извечная проблема куда податься с девушкой. Звоню старику Сажину, о радость, он дома и один! Едем к старику на Фили. По дороге я прикупаю ещё чего-то. У старика мы это употребляем, потом он что-то ещё извлекает из домашних запасов. Но всё это вполне в рамках приличия и не мешает ночи любви. Утром мы очухались довольно рано, позавтракали и я, помня о наряде, решил убыть. Мы вышли с чаровницей от Сажина и повлеклись в сторону метро. И тут, на беду, нам попался пивбар… мы решили зайти выпить по кружке пива. Это была роковая ошибка. Мы засели, верней застоялись там надолго. И не по одной кружке пива было принято. И уже ситуация становилась сугубой. Помню как моей даме потребовалась туалетная комната, а в баре почему-то был только один туалет, и тогда джентельмены очистили этот туалет и блокировали проход в него пока там находилась моя дама.
Я, свято памятуя, что мне надлежит отдать долг родине в суточном наряде поглядывал на часы. Пока в обрез, но время было. И вдруг! Кто-то рядом отвечая на вопрос о времени произносит совсем несуразную цифру. О боже! Я забыл, что настало первое апреля и часы сдвинулись на час вперёд. В панике я выскакиваю из бара хватаю такси и мчусь домой. Со мной моя избранница. Что делать. Как оказалось девочка живёт вдвоём с мамой, мама в больнице и её некуда податься. Скорее всего ей просто не хотелось расставаться. Подъехав к дому я оставляю её в такси и наказываю ждать меня. Я рассчитывал заступив в наряд и сразу же убыв на ужин пойти с ней к Полёщуку. Это был тактический план. Дальше я не смотрел.
Когда я вошёл к родителям у них случился ступор. Я начал быстро как мог облачаться, а мама делала чай чуть ли не с нашатырём. В общем через десять минут я уже спускался и мы погнали к проходной. Там я рассчитался с таксистом и дав на всякий случай девочке телефон дежурного попросил её погулять и подождать меня.
Вот тут в дело вступает Алемасов, которого я должен был менять. Увидев что я пришёл заступать в наряд не просто с похмелья, а вполне в состоянии актуального алкогольного отравления он с завистливым восхищением только и промолвил – ну ты даёшь! После чего стал излагать мне весь опыт старого рубаки по преодолению последствий алкогольных кульбитов. Я попросил его сообщить со всей деликатностью девушке, которую он обнаружит выйдя из проходной, что обстоятельства службы и моего состояния делают невозможными наши сегодняшние контакты и что я прошу её убыть домой и передать ей некую сумму на дорогу. Сам я, взяв ключи от нашей комнаты пополз туда отлёживаться. Наутро я уже настолько был готов ко встрече начальника ВЦ, что вполне нормально выглядел для непридирчивого глаза. Пронесло. Алемасов же, если кому и рассказал о случившемся, то под таким секретом, что это никогда не фигурировало даже в самых интимных воспоминаниях сослуживцев. Алкосолидарность одна из скреп нашей армии.
Девочка эта как-то позвонила дежурному по ВЦ, но меня не могли найти. Почему я не дал ей свой телефон и не взял её? Пьян был…
Прости меня девочка.
После увольнения Алемасов устроился в ГОХРАН и сопровождал ценные грузы в составе железнодорожного караула.
Закончилась его история, как всё на этой земле, трагически. Единственный сын умер (погиб?) довольно молодым. Самому Алемасову ампутировали ногу. Его поцарапал кот. Но причина была, конечно в беспробудном курении. После ампутации он прожил недолго. Вскоре умерла и его жена. И никого из Алемасовых не осталось в Болшеве…
Свидетельство о публикации №225092401662