Ленкин двор

Для семьи Ленки переезд в новую двухкомнатную квартиру в только что сданной хрущёвке был равносилен вселению в царские хоромы. Особенно после тесной малосемейки, где вчетвером – отец, мать, Ленка и её младшая сестрёнка – ютились, а санузел делили аж на пять семей. Осмотрев новые владения, включая этот дивный отдельный туалет, Ленка, довольная, как заправский ревизор, спустилась во двор. Пусть родители разбирают вещи – ей предстояла важная миссия: разведка местности.

У подъезда её сразу осенило: вокруг валялось несметное богатство – осколки стекла! Ведь дом был новенький, строители только недавно ушли, оставив за собой мелкий строительный мусор. А стёклышки в те времена были стратегическим ресурсом для главной детской игры – «секретиков». Найдёшь фантик, цветочек, блестяшку – выкопаешь ямку, спрячешь сокровище, накроешь стеклом, земелькой присыплешь края. И потом тайком проверяешь: на месте ли клад? Обнаружение «секретика» кем-то посторонним было личной трагедией вселенского масштаба.

Ленка, согнувшись в три погибели, увлеченно отбирала самые прозрачные и ровные экземпляры, как вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Из подъезда вышла худенькая кареглазая девчонка и встала поодаль, украдкой наблюдая.
– Как тебя звать? – спросила Ленка, не отрываясь от важного дела.
– Оля.
– Хочешь, будем секретики делать?
– Конечно!
Так Ленка обрела первую дворовую подружку, которая, как выяснилось, жила этажом выше.

Дружба с Олей была театральной. Её бабушка по выходным водила их на спектакли, и потом их квартиры превращались в сцену. Стулья, сдвинутые вместе, становились королевской каретой, старый плед – мантией, а сами девочки по очереди примеряли роли принцев, принцесс и злых волшебниц, бросая жребий, кому сегодня быть главным героем или героиней.

Вторую подругу Ленка нашла на следующий день , погрузившись в созерцание огромной лужи, образовавшейся после  дождя. Надо отметить, что девочка никогда не скучала наедине с собой – ее фантазия работала на полную катушку. Поэтому лужа вдруг превратилась в океан, открывая девочке сказочный подводный мир. Облака, эти вечные скульпторы,отражаясь в водной глади, лепили из небесной белой глины фантастические горные хребты, укутанные в дымчатые шали.
– Чего разглядываешь? Что там? – звонкий голос выдернул её из глубин воображения.
Перед Ленкой стояла курносая девчонка с коротко остриженной прямой чёлкой и двумя торчащими в разные стороны хвостиками, похожими на антенны инопланетного аппарата. Тёмные колготки на ногах собрались гармошкой у щиколоток.
– Ты что на лужу смотришь? Что ты там увидела?
Ленка, не спеша, начала рассказывать про подводные замки и морских чудовищ. И что удивительно – Наташа (так звали девчушку) ей поверила! Они просидели у лужи ещё час, находя всё новые и новые чудеса в отражающемся небе, пока мамы не позвали их обедать. Оказалось, Наташа жила на одной площадке с Ленкой.
Дружба втроём  как-то не заладилась. Оля и Наташа ревновали Ленку друг к дружке, и их соперничество выливалось в мелкие, но жаркие стычки. Стоило Ленке появиться во дворе, как подруги наперегонки бросались к ней, каждая старалась утащить в свою сторону. "Я первая с ней познакомилась!" – гордо заявляла Оля, хватая Ленку за руку. "Зато я на одной площадке с ней живу!" – парировала Наташа, цепко хватая за другую. Но Ленка не унывала: с Олей были театральные постановки, а с Наташей – долгие прогулки, каток зимой, увлечение художественной литературой и горячие дебаты о героях книг вечерами на лестничной площадке. Особенно Ленке нравилось, как Наташа азартно спорила, размахивая руками, а её «антенны»-хвостики при этом дёргались, как от порыва ветра.

Но истинная магия разворачивалась после ужина. Двор оживал, превращаясь в шумный, пёстрый муравейник. Ребятня сплеталась в одну большую, крикливую, невероятно дружную стаю. Асфальт расчерчивали мелом на «классики», и девчонки прыгали до темноты,  не унимаясь.
А натянутая между двумя парами ног резиночка становилась уровнем сложности , который брали штурмом девичьих ног, выписывающих замысловатые узоры при прыжках на ней.
Также с азартом охотились за «двенадцатью палочками», разлетавшимися из-под ударной дощечки. А в прозрачных сумерках замирали у парадных, затевая игру в «казаки-разбойники» – и знакомые тропинки вдруг превращались в  настораживающую территорию засад. Воздух гудел от смеха, криков «Я в домике!», стука мяча о стену и свиста скакалок, пропитываясь неповторимым запахом нагретого за день асфальта.

Прочитав «Тимур и его команда», Ленка, естественно, решила создать свою. Она стала Тимуром, а остальные ребята – верной командой. Штаб устроили на чердаке. Там, в пыльных сумерках, под воркование голубей, они с важностью обсуждали планы полезных дел: сходить в магазин для одинокой бабушки Поли, помочь донести тяжёлую сумку инвалиду войны дяде Боре, а перед каждым праздником – тайком изготовить и раскидать по почтовым ящикам самодельные открытки для жителей дома. Чувство собственной значимости распирало грудь!

Зима преображала двор в снежное королевство. Барахтанье в снегу , строительство грандиозных крепостей и создание самых креативных снеговиков (с морковками-носами и вёдрами-шляпами, а то и с метлой!) были обязательной программой.Но у Ленки было ещё одно, особое, зимнее призвание – она обожала помогать супругам-дворникам. Ей вручали настоящую, взрослую, широкую лопату, и она с упоением расчищала дорожки. Ленке нравилось, как из-под лопаты вырастали аккуратные сугробы, похожие на мраморные стены древних замков. Нравилось чувствовать, как от ритмичного движения руки наливаются силой, а изнутри, по всему телу, разливается приятное тепло,  согревающее её даже в
тридцатиградусные морозы, заставляя щеки пылать румянцем. Возвращалась она домой с инеем на ресницах и абсолютно счастливая. Дворники, видя ее рвение, с каждой получки покупали девочке её любимые конфеты «Мишка на Севере». Папа Ленки, наблюдая за дочерью, только качал головой и шутил: «Ну, Лена, похоже, профессию себе выбрала! Главное – чтоб зарплату конфетами не выдавали, а то зубы повылетают».

А еще был Хлеб. С большой буквы. Булочная находилась далековато, и путь домой с тёплой, душистой буханкой под мышкой был испытанием на прочность. Божественный аромат свежей выпечки сводил с ума! Хрустящая, золотистая корочка так и манила. Ленка не выдерживала: отламывала маленький кусочек… потом ещё … и ещё . Частенько, переступая порог дома, она с лёгким ужасом обнаруживала, что от целой буханки осталось лишь три четверти. «Не знаю, как так получилось !» – разводила она руками, пряча глаза. Хлеб был главным лакомством и универсальным перекусом. Обсыплешь ломоть сахаром, чуть сбрызнешь водичкой, чтобы сладкие кристаллики не осыпались – и бежишь во двор. Тут же кто-нибудь просил: «Дай откусить!» – и ты великодушно протягивал хлеб. Его мазали вареньем, густой сгущёнкой , а если сладкого не было – то сливочным маслом, тёртым чесноком или просто посыпали солью. Простые, но божественные вкусы детства. Больше такого хлеба Ленка в жизни не ела.

Этот двор – шумный, бесшабашный, вечно пахнущий то асфальтом , то снегом, то свежим хлебом – стал настоящей колыбелью её детства. Годы спрессовались в яркие, как стёклышки над «секретиком», осколки воспоминаний: дрожащее отражение неба в весенней луже-океане, шелест страниц на скамейке с Наташей, скрип качелей под окном, важные совещания на пыльном чердаке «тимуровцев», липкие от сгущёнки пальцы и смех, бесконечный детский смех, наполнявший летние вечера.

Это был остров чистой, ничем не омрачённой радости, где даже четверть буханки, таинственно исчезнувшая по дороге из булочной, была частью счастья. Этот остров навсегда остался внутри, спрятанный, как самый главный, самый нерушимый «секретик» её души, – тёплый, душистый и вечно живой.