Мирза

Дорогой друг, сегодня я хочу рассказать тебе об удивительной собаке по имени Мирза, питомице моей бабушки. Мирза была  восточно-европейской овчаркой, трижды чемпионкой Перми и области. Но для меня, а уж тем более для бабушки, она значила гораздо больше, чем просто собака. Она являла собой живое воплощение преданности и разума. До сих пор помню её глаза цвета тёмного янтаря, в которых светилось понимание всего на свете.
Мирза чётко знала, что можно, а что нельзя не только по командам дрессировки, но как незыблемые законы вселенной, установленные бабушкой. И бабушку она любила не собачьей, а почти человеческой, острой и безоговорочной любовью. Когда бабушка уходила из дома, Мирза превращалась в каменного стража у окна: передние лапы опирались на высокий подоконник, мощная грудь напрягалась, взгляд впивался в даль улицы, откуда должен был появиться единственный, самый важный силуэт. А когда он, наконец, возникал на горизонте, из её глотки вырывался не лай и не скулеж, а странный, трогательно-нежный звук, удивительно похожий на сдавленное: «Ма-ма…». Это было не просто приветствие — это был гимн возвращению солнца.
А каким же счастьем  были для меня наполнены вечера, когда бабушка провожала меня домой в сопровождении Мирзы. О, это были мои звёздные часы! Мы подходили к моему подъезду и Мирза занимала свою особенную позицию. Не просто садилась — восседала. Она излучала надёжность и достоинство. Осанка — вытянутая струна, голова гордо поднята. На широкой могучей груди переливались в отблесках заката её награды. Венчали этот иконостас три самых больших медали— чемпионские , символы её несокрушимого духа и совершенства.
Я становилась с ней рядом, стараясь подражать её невозмутимости, но внутри всё пело от гордости. Вокруг, будто по мановению волшебной палочки, собиралась толпа зевак. Дети замирали, взрослые перешептывались: «Смотри, красавица! Чемпионка!» Мирза окидывала их взглядом — спокойным, даже доброжелательным, но таким глубоким и недоступным, что никто не решался подойти ближе. Она излучала величие королевы, которой не нужно доказывать своё право на трон.
Однажды мой одноклассник Андрей, подстрекаемый ребятами, решил испытать судьбу. «Да она же добрая!» — заявил он и шагнул вперёд, протянув руку к её великолепной голове. В тот же миг воздух вокруг словно сгустился. Не было ни броска, ни лая. Только низкое, гулкое, будто идущее из самых глубин земли, предупредительное рычание. Оно прокатилось по тишине, как раскат грома перед бурей. Негромкое, но насыщенное такой мощью и недвусмысленным «Стой!», что Андрей отпрянул, будто обжёгшись. Его рука замерла в воздухе, лицо побледнело. Этого хватило. Мирза снова стала спокойной, взгляд - отстранённым, будто ничего и не произошло. В этом был весь её характер: сила, которая не нуждается в лишних жестах.
Она никогда не лаяла попусту. Её голос, глубокий и уверенный, звучал лишь по команде «голос!» — чётко, как выстрел, демонстрируя безупречную выучку. Королевы не суетятся. Они не тратят силы на пустые угрозы. Они знают себе цену и одним лишь взглядом могут установить границы целого мира.
Я стояла в тени её царственного спокойствия, чувствуя, как трепещет от восторга моё сердце. Рядом с Мирзой я была неуязвима. Она была не просто собакой бабушки. Она была легендой нашего двора — живой, дышащей, с медалями, звенящими тихой песней о её победах, и с сердцем, в котором безраздельно царила только одна хозяйка. А я... я просто была счастлива иметь такого защитника.
Но кроме этого царственного величия и несокрушимой защиты, Мирза была для меня самым настоящим, самым верным другом. Не просто собакой бабушки, к которой я испытывала благоговейный трепет, а именно другом. Я делилась с ней всем: и радостями, которые заставляли моё сердце петь, и горестями, от которых на глаза наворачивались предательские слёзы. И она всегда выслушивала мои излияния. Её удивительные глаза смотрели в самую душу, наполненные безмолвным пониманием и сопереживанием. Когда я смеялась, её хвост начинал выписывать широкие, счастливые круги, а в глазах зажигались искорки радости — она искренне делила со мной счастье. А когда мне было больно, когда слёзы катились по щекам, Мирза осторожно подходила и начинала лизать их — тихо и настойчиво. Её тёплый шершавый язык был как живой пластырь на душу. И плакала она тоже по-особенному — тихо, по-человечески, глубоко вздыхая и прижимаясь тёплым боком, будто говоря: «Я здесь. Я с тобой».
А ещё Мирза часто ходила на дежурства вместе с дружинниками. В те времена существовали народные дружины — отряды из рабочих и служащих, помогавшие сотрудникам милиции следить за порядком. Мирза несколько раз задерживала злостных нарушителей, за что получила благодарственные грамоты от сотрудников внутренних дел.
Однажды со мной случилась беда. Мне было шестнадцать лет. Я сидела в безлюдном скверике и ждала подругу. Ко мне подошёл парень лет двадцати и потребовал деньги, угрожая ножом. Я сначала испугалась, но потом сказала, что у меня нет с собой наличных , и предложила пойти ко мне домой за деньгами. Он взял меня под руку, держа нож так, чтобы прохожие его не заметили, и велел идти. «Закричишь — зарежу», — предупредил он.
Я привела его к бабушке. В квартире он потребовал денег уже у неё. Бабушка резко скомандовала:
— Фас!
Из комнаты стрелой вылетела Мирза и схватила преступника за запястье.
— А-а-ай! — вскрикнул парень от неожиданности и боли. Его рука дернулась, но челюсти восточно-европейской овчарки сомкнулись с идеальной силой — чтобы удержать, обездвижить, но не покалечить. Нож со звоном выпал на пол. Парень попытался оттолкнуть собаку, но Мирза была непоколебима. Она вцепилась в него мёртвой хваткой. Её взгляд, не отрываясь, сверлил парня, полный немого предупреждения: «Шевельнёшься — будет хуже».
Бабушка, не теряя присутствия духа, спокойно, но твёрдо сказала:
— Мирза, охраняй.
И тут же шагнула к телефону. Пока она вызывала милицию, парень, бледный как полотно, замер, поняв всю бесполезность сопротивления. Он только хрипло выдохнул:
— Уберите её!
Я стояла, прислонившись к стене, сердце колотилось, но теперь уже не от страха, а от гордости и облегчения.  Мирза снова доказала свою силу. Она защитила не только меня и бабушку, но и наш дом. И сделала это не со злобой, а с холодной, профессиональной точностью, как настоящий страж своей семьи, членом которой она была.