Часть первая. Нагадайте мне счастья...

Часть первая.

Подражание древним китайцам и их древним китайским стихотворениям. Стихотворение написано в соавторстве с София Чайка.



***

Нагадайте мне счастье, кукушки,

В летний вечер на глади реки...

Шепот листьев, рыданья лягушек,

Как и прежде, поют соловьи...

Вновь река, очищаясь до дна,

Унесет ли несчастья она?...

Вместо эпиграфа...



Часть вторая. Память прошлое бережно носит... Или «Внук своего деда».



Новорожденный теленок умирал.

Лежал в белёном известкой деревянном станке – клетке, на теплом полу. Разбросал ноги и копытца в разные стороны.

Вставать не пытался. И шерстка по всей шкурке не завивалась задорными колечками, а сваливалась клочьями и выглядела тусклой.

Его ровесники, тоже телята, рожденные день назад, уже освоились в своих клетках – станках для новорожденных. Стояли на четырех копытцах, шевелили ушами, старались поймать подол платья или синего, рабочего халата и зажевать его или обсосать. Как уж получится...

А маленький больной теленок не шевелился и только лежал. Он трепыхнул маленьким ушком, в ответ на иглу шприца, получая укол с лекарством.

И пахло чем – то сладковатым и приторным. Запах пробивался сквозь густые запахи телятника и привкусы парного и полуперепретого молока от новорожденных телят, закрытых на первое время отдельно от остальных телят и коров, ради стерильности помещения, асептики и антисептики.

Быть может так пахла Смерть, которая выбрала маленького теленка. И не могла его с собой забрать. Мешали руки Отца, который лечил теленка.

Потом отец ругал санитарку, потому что опять был сухим дезбарьер, низкий ящик с опилками на входе в каждый телятник или коровник. Дезбарьер всегда должен был быть влажным.

Его пропитывали раствором каустической соды, веществом едким и разъедающим подметки любой обуви.

Поэтому санитарки и телятницы старались «забыть» обработку дезбарьера. И не поливали опилки дезинфицирующей жидкостью.

Теленка перевели в лечебный бокс для больных телят. Там запахи страдания или близкой смерти стали гуще.

Они пробивались сквозь резкие запахи дезинфектантов и лекарств. Но руки Отца работали, телята лекарства глотали в порошке, просыпанном им на язык. Или выпивали вместе с молоком из ведерка.

И некоторые больные телята выздоравливали. А Смерть или болезни отступали…

Мы долго ехали на бричке в летний лагерь. Стадо дойных коров паслось на берегу у речки Дымки. Во время обеденного удоя отец разрешал мне выпить кружку парного молока, специально надоенного руками доярки. И от здоровой коровы.

Парное молоко бывает только сладким. С пеной на половину кружки от тугих пенных струй, которые текут из вымени коровы, подчиняясь рукам доярки, которая вымя привычно выжимает. И тянет корову за соски;.

Вкус молока нельзя испортить ничем, даже мелкими точками мошкары, которая вьется над кружкой, тоже мечтая попробовать. Но попросить мошка не умеет.

И падает в кружку с молоком. И плавает в ней, потом тонет.

Но удовольствия от кружки парного молока, выпитой на свободе, среди коров, лошадей, летних изгородей – калд, никакая мошка испортить не может…

Отец развлекался со мной, как с маленькой забавной куклой. А я его любила…

Он был моим первым большим мужчиной. И это было счастьем идти с ним неведомо куда…

И приходить на его работу, на ферму…

Взрослые мужчины начинают меня побаиваться, если рассказываешь им историю.

Правдивую историю о технологии кастрации или о том, как подкастрировать порося. В середине рассказа вдруг смотришь ненароком «правильным» взглядом в район промежности. Мужчины начинают чувствовать себя неуютно...

Целый загон поросят волновался и ждал своей кастрации. Отец работал. Оперированные поросята удивленно взвизгивали, конвейером выходили из его рук.

И я, в то время пятилетний ребенок, работала рядом. Помогала. Смазывала йодом ранки из – под удаленных поросячьих яиц. И успевала расправлять поросятам изогнутые колечком хвостики.

Всегда спешила к отцу. И в пять лет, когда тяжело болела. А он, прискакавши с работы, верхом на лошади, бросал ее во дворе и торопился ко мне. Поил горькими лекарствами. И отгонял болезнь.

И в двадцать лет, когда подхвативши вирус гриппа, с температурой выше тридцати восьми градусов, после заваленного экзамена, не оставалась лечиться в общежитии, а спешила домой.

Знала, что нужно добраться, увидеть отца. Я буду спасена…

И правда... Доехала. Отец вылечил. Он снова меня спас…

Себя спасти не сумел…

Я помню. И теперь навсегда ненавижу розы. Их белую мягкую нежность. И сладкий малиновый аромат.

Потому что нельзя умирать в День Рождения. День моего рождения. Подаривши букет белых и розовых роз, которые можно немного задержавшись после работы, нарезать на клумбах сельской птицефабрики...

Нельзя так внезапно умирать. Даже от быстрого сердечного приступа. Даже от острого ишемического спазма сосудов. Даже от слабости после обширного и сложного инфаркта…

Отец, ну как же ты мог?

***

Человеческий век, как молнии бег

Вот он есть, вот его и нет

Десять тысяч деревьев цветут весной

А осенью вянут вновь

И расцвет и упадок снова пройдут

Не бойся их череды

И расцвет и упадок только роса

Что на стебельках травы...

И не успокоили меня древние китайцы с их древней китайской поэзией.

Такой древней, что поисковик интернета отказывается классифицировать эпоху, автора поэзии, сборник, в котором древние китайцы к нам своей поэзией пришли. И даже не выдает год издания их древней книги. Или хотя бы время перевода на русский язык их древнекитайской поэзии ...

Теперь китайцы жили только в моей памяти…

А еще жили в памяти рассказы о молодом парнишке, который поступил в нефтяной техникум. И бросил его. Потому что влюбился. Писал стихи. О девушке своей…

***

В далеком поселке нефтяников

Волшебница живет.

Волшебница, имя такое,

Сколько в нем легкости,

Красоты…

Я б это имя оставил в покое

Если б его не носила ты…

За прогулы из техникума со скандалом выгнали. Пошел учиться в техникум сельского хозяйства. Там встретил мою мать.

Остались в памяти строчками стихи

***

Может быть, сына подаришь мужу

Сын для отца дороже всех наград.

И несколько историй…

Одна из них о радикулите и драке техникумовских с деревенскими:

***

Пошли как – то раз техникумские драться с деревенскими. Отец тогда уже женатый был. И спиною маялся. Сильно болела. Но он высокий, сильный был. Его и позвали. Он пошел. А деревенские пришли на встречу с толстыми кольями. Да, много их, деревенских тогда было...

Студенты начали убегать. Отец мой бежать не мог. Смотрит, он самый последний хромает. Он начал шибче ногами перебирать.

А деревенские с кольями все ближе. Он снова прибавил ходу. Смотрит, опять деревенские догоняют.

Как – то забылось совсем, что спина была больна. Так ходу и быстроты прибавил, что спина совсем прошла…

Писал Роберт Рождественский:

***

Людей мы знаем, грешных и земных

А что мы знаем в сущности о них?

Что знаем мы про братьев и друзей

Что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

Мы зная все, не знаем ничего…

Осталось в моей памяти несколько историй. Одна из них о том, как принес отец мне, молодой девчонке в городскую больницу передачу. Они пртезжали вместе с матерью из деревни. И вместе с немудрящими фруктами и сладостями, принес мой отец журнал иллюстрированный почитать.

А на обложке надписал. Свое никогда неопубликованное стихотворение.

Недавно проходили Ивент на сайте. И выполняли задание. Надо было стих сочинять. Но что же делать, если ни я, ни мой ребенок, ни наш сводный персонаж - кот, существа ни грамма ни поэтические…

Откуда – то выплыло, как то написалося:

***

Память прошлое бережно носит

С грустью вспомнить что – нибудь рада

Мне вот запомнилась чудная осень

Желтые листья и девушка рядом…

И это было то самое четверостишие, которое отец вписал мне на обложку иллюстрированного журнала.

- Не пойдет, - сказал скептик, мой ребенок. – Там что–то должно быть смешное.

- Что же смешного в зиме, - удивилась я. - Горы снега с неба валятся. Устаешь их разгребать, чтобы в дом прорваться…

- Вот и напиши об этом, - сказал ребенок.

Добавили вместе мы пару строчек:

- А потом пришла зима, горы снега нам дала

И забыла снегоочиститель…

По итогам конкурс – ивента, мы заработали пятьдесят сайтовских монет. И следующий диалог, который стал нашей главной и основной ценностью:

- Какое вам звание выдать? – Спросил Мудрый Читатель и Организатор Конкурса.

- Наследник своего деда – звание. Спасибо! - Отвечали всем своим сводным персонажем мы.

- Извините, но символов в звании на один больше, вы можете написать моего...

- Наследник деда? И сколько же символов должно быть?

- На один меньше, чем в «наследник своего деда».

- Наследник моего деда очень здорово получилось. Лучше, чем было сначала.

Всегда думал, что коллективный разум – Великая Вещь… - Восхищались все вместе мы. Уже переставшие понимать, кто я, зачем ребенок и где наш персонаж - кот...

-То есть мне поставить это звание?

- Да, пожалуйста, поставьте. Спасибо Вам.

-А какого цвета звание? - Спросил Организатор Конкурса.

В последнее время я часто не понимаю, что от меня требуют. Теряюсь в тонкостях сайта и сложностях отношений внутри интернета. На помощь пришел ребенок:

- Спасибо, может быть любого: черного, белого, любого…

Итак, получили на белом фоне звание за пройденный этап ивента: "Наследник моего деда" на белом фоне.

Рядом, правда, встал "Графский Ублюдок", как доступ в другой, нужный нашему персонажу и ребенку сайт...

Но я подумала и решила, что в жизни тоже не везде гладко и сплошь красиво.

Тем более, что наследник деда получили я и ребенок за стихи отца и деда. Я, потому что любила отца и стихи его наизусть, на память запомнила.

Ребенок, потому, что не знал ничего про деда. Но понимал все про интернет.

Наш дед и отец умер раньше, чем родился внук. От целого человека, который жил, любил, работал и творил, осталось только несколько строк нигде и никогда не напечатанной поэзии...

Ребенок впервые узнал про стихи своего молодого деда, только лишь потому, что на память помнила несколько строчек я.

- А «Графским ублюдком» с полным доступом к сайту пусть остается он, кот - сводня, наш сводный и совместный с ребенком персонаж. - Решила я. - Он, персонаж, все равно не мы. Мы с ним, с персонажем, совсем разные литературные личности...

Благодаря событиям Ивента мы поняли, что наше наследство - несколько стихотворных строчек никогда не напечатанных стихотворений нашего деда…

Благодаря сайту мы вступили в наследство нашего отца и деда: в те несколько стихотворений, которые я помню наизусть...