Диалог с вечностью

Тот разговор затянулся далеко за полночь.
В комнате пахло пылью и остывшим чаем, а за окном спал город, его огни мерцали тускло, как угасающие звёзды. Мы спорили — я и моя Судьба. Она явилась мне не грозной фигурой с косой, а усталой женщиной с лицом, испещрённым линиями поступков, которые я когда-то совершил, и слов, которые было уже не вернуть.

Спор наш был старым, как мир. Я, опьянённый жаждой жизни, доказывал, что всё ещё впереди. «Написанное — лишь черновик! — горячился я, ходя по комнате. — У каждой медали есть изнанка, а у жизни — место для подвига. Ты смотришь на схему, а я чувствую, как кровь кипит в жилах! Это что, тоже в твоих свитках прописано?»

Судьба молча слушала, её спокойствие действовало на меня, как скрип ножа по стеклу. Затем она медленно, с какой-то бесконечной усталостью, налила себе стопку темного, как ночь, вина и осушила её одним движением.

«Ты бренный, — сказала она, и в её голосе не было презрения, лишь констатация факта, тяжёлого, как гранит. — Ты живёшь в мире второстепенном, где важны твои сиюминутные бури. А я вижу путь. И путь, который пройден, назад не вернёшь. Каждый шаг, каждое падение — это буква в книге, которую уже не переписать».

В её словах была такая неоспоримая правда, что моя злость вдруг схлынула, сменившись леденящим душу страхом. Я опустился в кресло напротив.

«Тогда скажи мне правду, — прошептал я. — Солги, если так будет легче. Написан мой сценарий до конца? Все страницы, все главы?»

Комната замерла. Тиканье часов слилось с биением моего сердца. Судьба отодвинула пустую стопку и посмотрела на меня прямо. И в её взгляде я не увидел ни торжества, ни жалости. Я увидел нечто иное.

«Сценарий? — тихо произнесла она. — Ты всё ещё не понял. Нет готового текста. Есть только чистый свиток и перо в твоей руке. Я — не автор. Я — лишь бесстрастный архивариус, который собирает исписанные страницы. Что впишешь… то и пожнёшь».

Она растворилась в предрассветной мгле, оставив меня наедине с громогласной тишиной её последних слов. И я остался сидеть, глядя на свои руки. Руки, в которых отныне лежала невыносимая тяжесть свободы. Весь мир стал этим чистым свитком. И от каждого моего слова, от каждого шага зависело, какой историей он наполнится.