Волшебный сундук

Остин Фримен.
***
I. ВОЛШЕБНАЯ ШКАТУЛКА
II. СОДЕРЖИМОЕ ГНЕЗДА КОБЫЛЫ
III. КРАДУЩИЙСЯ КОНЬ
IV. ЮРИСТ-НАТУРАЛИСТ
Против АЛИБИ МИСТЕРА ПОНТИНГА
VI. ЯЩИК ПАНДОРЫ
VII. СЛЕД БЕГЕМОТА
VIII. ПАТОЛОГОАНАТОМ СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ
IX. НАХОДКИ Из-ПОД ОБЛОМКОВ




I.
ВОЛШЕБНАЯ ШКАТУЛКА

Именно в окрестностях Кингс-роуд, Челси,
случай, которому помог острый и наблюдательный взгляд Торндайка, познакомил нас
с драматической историей Волшебной шкатулки. Не то чтобы было что-то
поразительно драматичное ни в начальной фазе романа, ни даже в
история о самой шкатулке. Именно Торндайк добавил
драматизма и большую часть магии; и я рассказываю об этом
в основном как об иллюстрации его необычайной способности
добывать странные, необычные знания и мгновенно применять
их самым неожиданным образом.

Туманной ноябрьской ночью пробило восемь часов, когда мы свернули
с главной дороги и, оставив позади сияние витрин магазинов,
углубились в лабиринт темных и узких улочек на севере.
Резкая перемена впечатлила нас обоих, и Торндайк продолжил морализаторствовать
Он говорил об этом в своей приятной, задумчивой манере.

«Лондон — неисчерпаемый источник, — размышлял он. — Его разнообразие
бесконечно. Минуту назад мы шли в ярком свете дня, толкаемые
толпой. А теперь взгляните на эту маленькую улочку. Она темна, как
туннель, и мы здесь совершенно одни. В таком месте может
произойти что угодно».

Внезапно он остановился. В тот момент мы проходили мимо небольшой церкви или
часовни, западный вход в которую был закрыт открытым крыльцом. И когда
мой наблюдательный друг вошёл на крыльцо и наклонился, я заметил,
в глубокой тени у стены лежал предмет, который, очевидно,
привлёк его внимание.

«Что это?» спросил я, следуя за ним.

«Это сумочка, — ответил он, — и вопрос в том, что она
здесь делает?»

Он попытался открыть дверь церкви, которая, очевидно, была заперта, и, выйдя,
посмотрел на окна.

“В церкви нет огней, - сказал он, - все заперто,
и никого не видно. Очевидно, сумка брошена. Может быть, мы
взглянем на это?

Не дожидаясь ответа, он поднял его и вынес на
приглушенную темноту улицы, где мы приступили к осмотру
Но на первый взгляд всё было ясно: он явно
был заперт, и на нём были отчётливые следы того, что его
взломали.

— Он не пустой, — сказал Торндайк. — Думаю, нам лучше
посмотреть, что там. Просто придержи его, пока я достану фонарик.

Он протянул мне сумку, а сам полез в карман за крошечной электрической
лампочкой, которую он всегда носил с собой — и это отличная привычка.
Я держал сумку открытой, пока он освещал её содержимое,
которое, как мы увидели, состояло из нескольких предметов, аккуратно завернутых в
оберточная бумага. Одну из них Торндайк достал и, развязав бечевку,
сняв бумагу, показал китайскую керамическую банку. К
был прикреплен ярлык с печатью Музея Виктории и Альберта,
на котором было написано:


“Мисс Мейбл Бонни,
Уиллоу-Уок, 168, Фулхэм-роуд, W.”


“Это говорит нам все, что мы хотели знать”, - сказал Торндайк, переворачивая
достаем банку и бережно убираем ее в пакет. “Мы не можем ошибиться,
доставив вещи их владелице, тем более что сама сумка
очевидно, что она тоже принадлежит ей”, - и он указал на позолоченные инициалы,
«М. Б.», — было написано на марокканском ковре.

Нам потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до Фулхэм-роуд, но затем нам пришлось
пройти почти милю по этой улице, прежде чем мы добрались до
Уиллоу-Уок, куда нас направил услужливый владелец магазина; и,
естественно, дом № 168 находился в самом конце.

Свернув на тихую улочку, мы чуть не столкнулись с двумя мужчинами,
которые шли быстрым шагом, но оба оглядывались через
плечо. Я заметил, что они оба были японцами — хорошо одетыми,
благородными на вид мужчинами, — но не придал этому особого значения, будучи
Скорее, их интересовало то, на что они смотрели. Это было такси,
которое едва виднелось в свете уличного фонаря в дальнем
конце «Прогулки», и из которого только что вышли четыре человека. Двое
из них поспешили вперёд, чтобы постучать в дверь, а двое других
очень медленно шли по тротуару и поднимались по ступенькам к
порогу. Почти сразу же дверь открылась; две тёмные
фигуры вошли внутрь, а две другие медленно вернулись к карете; и
когда мы подошли ближе, я увидел, что это были полицейские в
Униформа. Я как раз успел отметить этот факт, когда они оба сели в
такси и тут же уехали.

“Похоже на какое-то уличное происшествие”, - заметил я; а затем, поскольку
Я взглянул на номер дома, мимо которого мы проезжали, и добавил: “Теперь я
интересно, этот дом случайно не ... да, клянусь Юпитером! это он. Сейчас 168!
Происходили разные события, и эта наша сумка — одно из
действующих лиц;».

Ответ на наш стук не заставил себя ждать. Я как раз
поднял руку, чтобы постучать ещё раз, когда
Дверь открылась, и на пороге появилась пожилая служанка, которая смотрела на нас
с любопытством и, как мне показалось, с некоторой тревогой.

— Мисс Мейбл Бонни живёт здесь? — спросил Торндайк.

— Да, сэр, — был ответ, — но, боюсь, вы не сможете увидеться с ней прямо
сейчас, если только это не что-то срочное. Она довольно расстроена и
в данный момент очень занята.

— Нет никакой необходимости её беспокоить, — сказал Торндайк. — Мы
просто зашли, чтобы вернуть эту сумку, которая, похоже, была
потеряна, — и с этими словами он протянул её девушке. Она взяла сумку
нетерпеливо, с криком удивления, и когда рот открылся, она
заглянула в него.

“Почему”, - воскликнула она, - “В конце концов, они, кажется, ничего не взяли
в конце концов. Где вы это нашли, сэр?”

- На паперти церкви на Спелтон-стрит, - ответил Торндайк и
уже повернулся, чтобы уйти, когда слуга серьезно сказал:

“ Не будете ли вы так любезны назвать мне свое имя и адрес, сэр? Мисс Бонни, конечно,
захочет написать и поблагодарить вас.

“В этом действительно нет необходимости”, - сказал он, но она встревоженно перебила его:

“Если вы будете так добры, сэр. Мисс Бонни будет очень раздосадована, если она
не в состоянии отблагодарить вас; кроме того, она, возможно, захочет задать вам несколько
вопросов на эту тему».

«Это правда», — сказал Торндайк (которого только хорошие
манеры удерживали от того, чтобы самому задать один или два вопроса). Он достал свой
портмоне и, вручив одну из своих визитных карточек горничной, пожелал ей
«хорошего вечера» и удалился.

«Очевидно, что сумку украли», — заметил я, когда мы возвращались
к Фулхэм-роуд.

«Очевидно», — согласился он и уже собирался продолжить разговор на эту тему, когда
наше внимание привлекло такси, подъезжавшее со стороны
в направлении главной дороги. Из окна торчала голова мужчины,
и когда машина проезжала мимо уличного фонаря, я заметил, что голова
принадлежала пожилому джентльмену с очень седыми волосами и очень
свежим лицом.

«Ты видел, кто это был?» — спросил Торндайк.

«Похоже, это был старина Бродрибб», — ответил я.

«Да, очень похоже. Интересно, куда он направляется».

Он повернулся и задумчиво посмотрел вслед удаляющемуся такси,
которое вскоре подъехало к обочине и остановилось, по-видимому
напротив дома, из которого мы только что вышли. Когда машина подъехала
Остальная часть двери распахнулась, и пассажир выскочил наружу, как старый
но проворный Щелкунчик, и запрыгал вверх по ступенькам.

«Это, конечно же, стук Бродрибба», — сказал я, когда старомодный
звук разнёсся по тихой улице. «Я слишком часто
слышал его в нашем собственном доме, чтобы спутать с чем-то другим. Но лучше не показывать ему, что мы
наблюдаем за ним».

Когда мы снова отправились в путь, я то и дело украдкой
поглядывал на своего друга, с неким злорадным удовольствием
отмечая его глубокомысленный вид. Я прекрасно знал, о чём он думает; ведь
Его разум неизменно реагировал на наблюдаемые факты. И вот
перед нами группа взаимосвязанных фактов: сумка, украденная, но оставленная нетронутой;
этикетка музея; пострадавший или заболевший человек — вероятно, сама мисс Бонни,
— которого доставили домой в сопровождении полиции; и поспешное прибытие
старого адвоката; важная группа фактов. И вот
Торндайк под моим весёлым и внимательным взглядом соединял их
в различных комбинациях, чтобы понять, какой общий вывод
напрашивается. По-видимому, моё душевное состояние было ему не менее ясно, чем мне самому, потому что
вскоре он заметил, словно отвечая на невысказанный комментарий:

“Что ж, я полагаю, мы узнаем все об этом раньше, чем пройдет много дней
если Бродрибб увидит мою визитку, а он, скорее всего, увидит. А вот и
омнибус, который нам подойдет. Не запрыгнуть ли нам в него?

Он остановился на обочине и поднял трость; и поскольку условия в
омнибусе были таковы, что наши места были разделены, не было
возможности продолжить разговор на эту тему, даже если бы она и была
есть что обсудить.

Но предсказание Торндайка оправдалось раньше, чем я ожидал.
Ибо не успели мы доесть наш ужин и закрыть
«дубовую» дверь, как раздался громкий стук в нашу
внутреннюю дверь.

«Бродрибб, клянусь Юпитером!» — воскликнул я и поспешил через комнату, чтобы
впустить его.

«Нет, Джервис, — сказал он, когда я пригласил его войти, — я не войду.
Не хочу беспокоить вас в такое время. Я только что звонил, чтобы
назначить на завтра встречу с клиентом».

«Клиента зовут Бонни?» спросил я.

Он вздрогнул и уставился на меня в изумлении. «Боже, Джервис! —
воскликнул он. — Ты становишься таким же плохим, как Торндайк. Как, чёрт возьми, ты узнал?»
Откуда вы знаете, что она была моей клиенткой?

— Неважно, откуда я знаю. Наше дело — знать всё в этих
покоях. Но если ваше назначение касается мисс Мейбл Бонни, то,
ради всего святого, войдите и дайте Торндайку возможность отдохнуть. В
в настоящее время он питается разбитыми бутылками, как выразился бы мистер Бамбл ”.

Поддавшись этому убеждению, мистер Бродрибб вошел, не испытывая отвращения - очень даже
наоборот, на самом деле - и, весело поприветствовав Торндайка,
одобрительно оглядел комнату.

“Ха! ” сказал он. “ Ты выглядишь очень уютно. Если ты действительно уверен, что я
не...”

Я прервал его, мягко подтолкнув к камину, рядом с
которым усадил в кресло, пока Торндайк нажимал на
электрический звонок, который зазвенел в лаборатории.

— Что ж, — сказал Бродрибб, удобно устроившись перед
огнём, как красивый старый кот, — если вы позволите мне рассказать вам
кое-что поподробнее... но, возможно, вы бы предпочли, чтобы я не
распространялся.

— Вы прекрасно знаете, Бродрибб, — сказал Торндайк, — что «распространяться»
— это источник жизненной силы для всех нас. Давайте послушаем подробности.

Бродриб довольно вздохнул и положил ноги на перила (и в
этот момент дверь тихо открылась, и в комнату заглянул Полтон. Он
бросил на нашего гостя понимающий взгляд и вышел,
бесшумно закрыв за собой дверь.)

«Я рад, — продолжил Бродриб, — что у меня есть возможность
предварительно поговорить с вами, потому что есть вещи, о которых
лучше говорить в отсутствие клиента; и меня очень интересует
Дела мисс Бонни. Кризис в этих делах, который привёл
меня сюда, случился совсем недавно — фактически, сегодня вечером.
Но я знаю ваше пристрастие к изложению событий в их надлежащей
последовательности, поэтому я пока оставлю сегодняшние события и расскажу
вы рассказываете историю - всю, которая имеет значение для дела - с
начала ”.

Тут возникла небольшая пауза из-за бесшумного появления Полтона
с подносом, на котором стояли графин, коробка с печеньем и три портвейна
стаканы. Он положил это на маленький столик, который поставил в
удобном для нашего гостя месте. Затем, с альтруистическим
удовлетворением взглянув на нашего старого друга, он выскользнул из комнаты, словно доброжелательный призрак.

“Боже мой, боже мой!” - воскликнул Бродрибб, сияя, глядя на графин. “Это
действительно очень плохо. Вам не следовало бы так потакать мне.

“Мой дорогой Бродрибб, - ответил Торндайк, - вы для нас благодетель.
Ты даешь нам повод выпить по бокалу портвейна. Мы не можем пить
в одиночку, ты же знаешь.

- Я бы так и сделал, если бы у меня был такой подвал, как у вас, - усмехнулся Бродрибб, принюхиваясь
в экстазе прикладываясь к своему бокалу. Он сделал глоток с закрытыми глазами,
с серьезным видом посмаковал напиток, покачал головой и поставил стакан на
стол.

“Возвращаясь к нашему случаю, ” продолжил он. “ мисс Бонни - дочь
Адвокат Гарольд Бонни — возможно, вы его помните. У него был офис на
Бедфорд-Роу; и вот однажды утром к нему пришёл клиент и попросил
его присмотреть за кое-каким имуществом, пока он, упомянутый клиент, сбегает
в Париж, где у него срочные дела. Имущество, о котором идёт речь,
представляло собой коллекцию жемчужин необычайного размера и ценности, составлявшую
огромное ожерелье, которое было разобрано для удобства транспортировки.
Неясно, откуда они взялись, но, поскольку сделка произошла
вскоре после Октябрьской революции, мы можем предположить. В любом случае
там они и лежали, небрежно упакованные в кожаный мешочек, шнурок которого
был запечатан печатью владельца.

“Бонни, кажется, отнеслась к этому делу довольно небрежно. Он выдал
клиенту квитанцию на получение сумки с указанием характера содержимого,
которого он не видел, и поместил ее в присутствии клиента в
сейф в своем личном кабинете. Возможно, он собирался отнести его в
банк или положить в свой сейф, но очевидно, что он не сделал
ни того, ни другого, поскольку его управляющий, у которого был второй ключ от
сейфа, без которого его нельзя было открыть, ничего не знал
о сделке. Когда он вернулся домой около семи часов, он застал
Бонни за работой в его кабинете, и нет никаких сомнений в том, что
жемчужины всё ещё были в сейфе.

«В ту ночь, примерно в четверть девятого, пара
офицеров уголовного розыска шла по Бедфорд-Роу и увидела, как из одного дома
вышли трое мужчин. Двое из них направились в сторону
Теобальдс-роуд, но третий шёл на юг, в их сторону. Когда он
проходил мимо, они оба узнали в нём японца по имени Уйениси, который
считался членом интернациональной банды и которого разыскивала полиция
держали под наблюдением. Естественно, у них возникли подозрения
. Первые двое мужчин поспешно завернули за угол и пропали из виду
, а когда они обернулись, чтобы посмотреть вслед Уйениши, он значительно ускорил шаг
и теперь оглядывался на них. Вслед за этим один из
офицеров, по имени Баркер, решил последовать за японцем, в то время как
другой, Холт, осмотрел помещение.

«Как только Баркер обернулся, японец бросился бежать. Была
как раз такая ночь: тёмная и слегка туманная. Чтобы не потерять
из виду своего человека, Баркеру тоже пришлось бежать; и он обнаружил, что у него есть
Спринтер, с которым придётся иметь дело. Спустившись с Бедфорд-Роу, Уйениши рванул
в сторону Хэнд-Корт, как фонарщик. Баркер последовал за ним,
но в конце Холборна его человека нигде не было видно. Однако
вскоре он узнал от человека, стоявшего у двери магазина, что беглец пробежал
мимо и свернул на Браунлоу-стрит, и снова бросился в погоню.
Но когда он добрался до конца улицы, до Бедфорд-Роу, он был
в отчаянии. Никого не было видно, и не было никого, у кого он
мог бы спросить. Ему оставалось только перейти дорогу и пойти
Он отправился на Бедфорд-Роу, чтобы узнать, не сделал ли Холт каких-нибудь открытий.

Пока он пытался определить, что это за дом, его коллега вышел на
порог и поманил его внутрь. Вот что он рассказал.
Он узнал дом по большому фонарному столбу; а поскольку внутри
было темно, он вошёл в прихожую и попытался открыть дверь в кабинет.
Обнаружив, что дверь не заперта, он вошёл в кабинет клерков, зажёг газ
и попытался открыть дверь в личный кабинет, но она оказалась запертой. Он
постучал в неё, но, не получив ответа, внимательно осмотрел всё вокруг
контора клерков; и вскоре там, на полу, в темном углу,
он нашел ключ. Он попробовал вставить ее в дверь личного кабинета, и
обнаружив, что она подходит, повернул ее и открыл дверь. Когда он это сделал,
свет из приемной упал на тело мужчины, лежащее на
полу прямо внутри.

“Мгновенный осмотр показал, что мужчина был убит - сначала
ударили по голове, а затем добили ножом. Осмотр
показал, что погибшим был Гарольд Бонни, а также что
похоже, что его не грабили. И ничего не пропало
Никаких признаков другого вида ограбления. Казалось, ничто не было
нарушено, и сейф не был взломан, хотя это не было
убедительным доказательством, поскольку ключ от сейфа лежал в кармане убитого.
Однако убийство было совершено, и очевидно, что Уйениши был
либо убийцей, либо соучастником; поэтому Холт сразу же позвонил
в Скотленд-Ярд по служебному телефону и сообщил все подробности.

«Могу сразу сказать, что Уйениши исчез бесследно и внезапно.
Он так и не вернулся в свою квартиру в Лаймхаусе, потому что там была полиция
прежде чем он успел прибыть. Поднялась шумиха.
Фотографии разыскиваемого были расклеены у каждого
полицейского участка, а во всех портах были выставлены часовые. Но его так и не
нашли. Должно быть, он сразу же сбежал на каком-нибудь судне, идущем
из Темзы. На этом мы пока оставим его.

“Сначала считалось, что ничего не было украдено, поскольку
управляющий клерк не смог обнаружить пропажи. Но через несколько
дней клиент вернулся из Парижа и, предъявив квитанцию,
попросил вернуть ему жемчуг. Но жемчуга исчезли. Очевидно, они исчезли
Они были объектом преступления. Грабители, должно быть, знали о них
и выследили их в офисе. Конечно, сейф был открыт
собственным ключом, который затем положили в карман убитого.

«Итак, я был душеприказчиком бедного Бонни и в этом качестве отрицал его
ответственность за жемчужины на том основании, что он был
бескорыстным хранителем, поскольку не было никаких свидетельств того, что он
требовал какое-либо вознаграждение, и что убийство не может быть истолковано как
халатность. Но мисс Мейбл, которая фактически была единственным наследником,
Она настаивала на том, чтобы взять на себя ответственность. Она сказала, что жемчуг можно было
спрятать в банке или в сейфе и что она морально,
если не юридически, ответственна за его потерю; и она настояла на том, чтобы
выплатить владельцу полную сумму, в которую он его оценил. Это было крайне
глупо с её стороны, ведь он наверняка согласился бы на половину суммы.
Но всё же я снимаю шляпу перед человеком — мужчиной или женщиной, — который может предпочесть
бедность нарушенному договору»; и здесь Бродрибб, будучи
на самом деле таким человеком, нуждался в утешении в виде
полного бокала.

— И заметьте, — продолжил он, — когда я говорю о бедности, я хочу, чтобы меня
поняли буквально. Приблизительная стоимость этих жемчужин составляла пятьдесят
тысяч фунтов — если вы можете представить, чтобы кто-то из Бедлама
выложил такую сумму за подобный хлам; и когда бедная Мейбл Бонни
заплатила, ей пришлось довольствоваться тем, что до конца жизни
ей придётся довольствоваться малым. По сути, ей пришлось
продавать одно за другим свои маленькие сокровища, чтобы покрыть
текущие расходы, и будь я проклят, если понимаю, как она собирается
продолжайте, когда она продаст последнюю из них. Но я не должен отнимать у вас
ваше время ее личными проблемами. Давайте вернемся к нашим баранам.

- Во-первых, что касается жемчуга. Его так и не удалось отследить, и кажется
вероятно, что от него так и не избавились. Потому что, видите ли, жемчуг
отличается от любых других драгоценных камней. Вы можете огранить большой бриллиант,
но вы не можете огранить большую жемчужину. И огромная ценность этого ожерелья
была обусловлена не только размером, идеальной формой и «ориентацией»
отдельных жемчужин, но и тем, что весь комплект был идеально
совпадало. Разорвать ожерелье — значит уничтожить значительную часть его
ценности.

— А теперь о нашем друге Уйениши. Он исчез, как я уже сказал;
но он снова появился в Лос-Анджелесе, под стражей полиции, по обвинению
в грабеже и убийстве. Он был пойман с поличным и должным образом
осуждён и приговорён к смертной казни; но по какой-то причине — или,
скорее всего, без всякой причины, как нам следует думать, — приговор был заменён
на пожизненное заключение. При таких обстоятельствах английская
полиция, естественно, не предприняла никаких действий, тем более что у них действительно не было
доказательств против него.

Так вот, Уйениси был по профессии рабочим по металлу; изготовителем тех милых
безделушек, которые так дороги артистичным японцам, и когда он был в
в тюрьме ему разрешили открыть небольшую мастерскую и заниматься своим
ремеслом в небольших масштабах. Среди других вещей, которые он сделал, была маленькая
шкатулка в виде сидящей фигуры, которую, по его словам, он хотел подарить
своему брату на память. Я не знаю, было ли
получено какое-либо разрешение на то, чтобы он сделал этот подарок, но это не имеет значения; для
Уйениси заболел гриппом и через несколько дней умер от пневмонии;
и тюремные власти узнали, что его брат был убит
неделю или две назад в результате перестрелки в Сан-Франциско. Так что
гроб остался у них на руках.

Примерно в это же время мисс Бонни была приглашена сопровождать американку
леди с визитом в Калифорнию и с благодарностью принята. Находясь там,
она нанесла визит в тюрьму, чтобы узнать, делал ли Уйениши
когда-либо какие-либо заявления относительно пропавших жемчужин. Здесь
она узнала о недавней смерти Уйениси; и начальник тюрьмы,
не имея возможности сообщить ей что-либо, передал ей
шкатулка в качестве своеобразного сувенира. Об этой сделке стало известно
прессе, и — ну, вы знаете, какая она, калифорнийская пресса.
Были, как они сказали бы, «некоторые комментарии», и целый ряд
японцев с сомнительным прошлым обратились в тюрьму с просьбой вернуть
шкатулку им как наследникам Уйениши. Затем в
номера мисс Бонни в отеле проникли грабители, но шкатулка была в
гостиничном сейфе, а за мисс Бонни и её хозяйкой по пятам ходили
различные подозрительные личности, и это так беспокоило обеих дам, что
забеспокоились и тайно отправились в Нью-Йорк. Но там
произошло ещё одно ограбление, с тем же безуспешным результатом, и
преследование возобновилось. В конце концов мисс Бонни, почувствовав, что её присутствие
представляет опасность для её подруги, решила вернуться в Англию и сумела
подняться на борт корабля, не сообщив о своём отъезде заранее.


«Но даже в Англии она не могла чувствовать себя в безопасности. У неё было
неприятное ощущение, что за ней наблюдают и сопровождают её, и ей казалось, что
она постоянно встречает на улицах японских мужчин, особенно в
в окрестностях её дома. Конечно, вся эта суматоха из-за этой адской
шкатулки; и когда она рассказала мне, что происходит, я тут же
сунул эту штуку в карман и отнёс в свой кабинет, где спрятал её в
сейфе. И там, конечно, она и должна была остаться. Но
этого не произошло. Однажды мисс Бонни сказала мне, что отправляет несколько небольших
вещей на выставку восточных произведений искусства в Южном
Она хотела включить шкатулку в экспозицию Кенсингтонского музея. Я настоятельно убеждал её
не делать этого, но она настояла на своём; и в конце концов
Дело в том, что мы вместе ходили в музей, она несла свою керамику и прочее
в сумочке, а шкатулка была у меня в кармане.

«Это было крайне неосмотрительно, потому что эта ужасная шкатулка
несколько месяцев стояла в стеклянной витрине на всеобщее обозрение,
с её именем на этикетке; и что ещё хуже, с подробным описанием
происхождения этой вещи. Однако, пока он был
там, ничего не произошло — музей не так-то просто ограбить, — и всё шло
хорошо, пока не пришло время убирать экспонаты после закрытия
выставки. Сегодня был назначенный день, и, как и в прошлый раз,
Однажды мы с ней вместе пошли в музей. Но, к сожалению,
мы не ушли оттуда вместе. Остальные её экспонаты были
из керамики, и с ними разобрались в первую очередь, так что она
собрала сумочку и была готова уйти ещё до того, как начали
разбирать изделия из металла. Поскольку мы шли в противоположных направлениях, ей не было
нужно было ждать; поэтому она ушла со своей сумкой, а я остался
до тех пор, пока гроб не освободили, после чего я положил его в карман и
пошёл домой, где снова запер его в сейфе.

“Было около семи, когда я вернулся домой. Вскоре после восьми я услышал
в офисе зазвонил телефон, и я спустился вниз, проклиная
несвоевременного звонившего, который оказался полицейским из больницы Святого Георгия
Больница. Он сказал, что нашел мисс Бонни лежащей без сознания на
улице и отвез ее в больницу, где она была задержана
на некоторое время, но теперь она пришла в себя, и он везет ее домой. Она
хотела бы, чтобы я, если это возможно, немедленно отправился к ней. Ну, конечно
я сразу же отправился в путь и добрался до её дома через несколько минут после
её приезда и сразу после того, как ты ушёл.

«Она была очень расстроена, поэтому я не стал беспокоить её расспросами,
но она вкратце рассказала мне о своём приключении, которое сводилось к
следующему: она шла домой из музея по Бромптон
роуд и проходила по тихой улочке между этой улицей и Фулхэм
роуд, когда услышала позади себя тихие шаги. В следующее мгновение
на её голову набросили шарф или шаль и плотно обернули вокруг
шеи. В ту же секунду сумку вырвали у неё из рук. Это
всё, что она помнит, потому что она была полузадушенной и в ужасе
что она потеряла сознание и ничего не помнила, пока не очнулась в такси
с двумя полицейскими, которые везли её в больницу.

«Теперь очевидно, что нападавшие искали эту проклятую
шкатулку, потому что сумка была вскрыта и обыскана, но ничего
не было взято или повреждено; это снова наводит на мысль о японцах, потому что британский
вор разбил бы посуду. Я нашёл там вашу визитку и
сказал мисс Бонни, что нам лучше попросить вас о помощи. Я
рассказал ей о вас, и она решительно согласилась. Вот почему я
здесь, пью ваш портвейн и лишаю вас ночного отдыха.

“И что ты хочешь, чтобы я сделал?” Спросил Торндайк.

“Как сочтешь нужным”, - последовал жизнерадостный ответ. “Во-первых,
этой неприятности нужно положить конец - этой слежке и зависанию
повсюду. Но помимо этого, вы должны понимать, что есть что-то странное
в этой проклятой шкатулке. Эта мерзкая вещь не имеет никакой внутренней
ценности. Служащий музея вздернул от этого нос. Но, очевидно, у него есть
какая-то внешняя ценность, и немалая. Если он достаточно хорош
для этих дьяволов, чтобы они проделали весь этот путь из Штатов, как они
похоже, и сделали, то он достаточно хорош и для нас, чтобы попытаться выяснить, что
Вот в чём его ценность. Вот тут-то вы и вступаете в игру. Я предлагаю привести к вам завтра мисс
Бонни, и я принесу эту адскую шкатулку,
тоже. Затем вы зададите ей несколько вопросов, взглянете на
шкатулку — при необходимости через микроскоп — и расскажете нам всё об этом
в своей обычной некромантической манере.

Торндайк рассмеялся и наполнил бокал нашего друга. — Если вера
может сдвинуть горы, Бродрибб, — сказал он, — тебе следовало бы стать
инженером-строителем. Но это, безусловно, довольно интригующая проблема.

— Ха! — воскликнул старый адвокат. — Тогда всё в порядке. Я знал
Я знаю тебя много лет, но никогда не видел, чтобы ты растерялся; и сейчас ты
не растеряешься. Во сколько мне её привести?
Ей больше всего подойдёт полдень или вечер».

«Хорошо, — ответил Торндайк, — приведи её к чаю, скажем, в пять часов.
Как тебе такое?»

«Превосходно; желаю удачи в этом приключении». Он осушил свой
бокал, и, поскольку графин опустел, он встал, тепло пожал нам руки
и в приподнятом настроении удалился.

Я с большим интересом ждал
его предстоящего визита. Как и Торндайк, я нашёл этот случай довольно интригующим.
Ибо, как сказал наш проницательный старый друг, было совершенно очевидно, что
в этой шкатулке есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Поэтому на следующий день, когда в пять часов на
нашей лестнице послышались шаги, я с живым любопытством стал
ждать прихода нашей новой клиентки, чтобы узнать что-нибудь
как о ней самой, так и о её таинственном имуществе.

По правде говоря, на эту даму стоило посмотреть
больше, чем на шкатулку. С первого взгляда я был сильно расположен к ней
и, думаю, Торндайк тоже был расположен. Не то чтобы она была красавицей,
хотя и достаточно симпатичная. Но она была примером типа, который, кажется,
встречается все реже; тихая, нежная, с мягким голосом, и для нее это леди
кончики пальцев; немного печальное лицо, измученное заботами, с одной-двумя прядями
седины в ее красиво уложенных черных волосах, хотя ей не могло быть
намного больше тридцати пяти. В целом очень любезный и обаятельный
личность.

Когда Бродрибб представил нас ей — он обращался с ней так,
как будто она была королевской особой, — и усадил её в самое
удобное кресло, мы спросили, как её здоровье, и получили ответ
Поблагодарила за спасение сумки. Затем Полтон внес поднос
с таким видом, словно ему требовалась свита из хористов; чай был
разлит, и началось неформальное обсуждение.

Однако ей было нечего сказать, поскольку она не видела своих
нападавших, а основные факты дела были полностью
изложены в превосходном резюме Бродрибба. После нескольких вопросов
мы подошли к следующему этапу, который был представлен
Бродриббом, достававшим из кармана небольшой свёрток, который он
открыл.

«Вот, — сказал он, — это _fons et origo mali_. Не на что смотреть
Думаю, вы согласитесь. Он поставил предмет на стол и
зловеще уставился на него, в то время как мы с Торндайком разглядывали его с
более отстранённым интересом. Смотреть было не на что. Обычный
Японская шкатулка в форме приземистой бесформенной фигуры с глупым
малюсеньким ухмыляющимся личиком, голова и плечи которой открывались на
шарнире; довольно приятный предмет с его спокойной, тёплой расцветкой, но
определённо не шедевр искусства.

Торндайк взял её и медленно перевернул для предварительного
осмотра; затем он принялся изучать её деталь за деталью, наблюдая
В свою очередь, Бродрибб и я внимательно осмотрели его. Медленно и методично его
глаз, усиленный часовым стеклом, скользил по всем
частям корпуса. Затем он открыл его и, осмотрев внутреннюю
часть крышки, долго и внимательно изучал дно изнутри.
Наконец он перевернул шкатулку вверх дном и осмотрел дно
снаружи, уделив ему самое долгое и тщательное внимание из
всех, что меня несколько озадачило, поскольку дно было абсолютно ровным.
Наконец он без
комментариев передал мне шкатулку и лупу.

“Ну, - сказал Бродрибб, - каков вердикт?”

“Это не представляет ценности как произведение искусства”, - ответил Торндайк. - Корпус и
крышка отлиты из обычного белого металла - я бы сказал, из сплава сурьмы
. Бронзовый цвет - лак.

“Так заметил сотрудник музея”, - сказал Бродрибб.

“Но, ” продолжал Торндайк, “ в этом есть одна очень странная вещь.
единственный кусок тонкого металла в нем находится в той части, которая имеет наименьшее значение.
дно представляет собой отдельную пластину из сплава, известного японцам как
Шакудо - сплав меди и золота”.

“Да, - сказал Бродрибб, - сотрудник музея это тоже заметил и не смог
Я не могу понять, зачем его туда положили».

«Кроме того, — продолжил Торндайк, — есть ещё одна аномальная особенность:
внутренняя часть дна покрыта искусной резьбой — как раз в
том месте, где резьба неуместна, поскольку она была бы
закрыта содержимым шкатулки. И опять же, эта резьба
выгравирована, а не нанесена методом чеканки. Но травление - очень необычный
процесс для этой цели, если он вообще когда-либо использовался японцами
металлисты. У меня сложилось впечатление, что это не так; потому что это самое
непригодное для декоративных целей. Это все, что я наблюдаю, пока
”.

— И что вы можете сказать на основании своих наблюдений? — спросил Бродрибб.

— Я бы хотел обдумать этот вопрос, — последовал ответ. — Здесь есть
очевидная аномалия, которая должна иметь какое-то значение. Но я не буду
высказывать предположения на данном этапе. Однако я бы хотел
сделать одну или две фотографии шкатулки для справки; но это
займёт некоторое время. Вряд ли вы захотите ждать так долго.

— Нет, — ответил Бродрибб. — Но мисс Бонни пойдёт со мной в мой кабинет,
чтобы просмотреть кое-какие документы и обсудить кое-какие дела. Когда мы
закончим, я вернусь и заберу эту проклятую штуку.

«В этом нет необходимости, — ответил Торндайк. — Как только я
сделаю то, что нужно, я принесу его к вам».

Бродрибб с готовностью согласился, и они с клиентом
собрались уходить. Я тоже встал и, поскольку мне нужно было
заглянуть в Линкольнс-Инн на Олд-Сквер, попросил разрешения пойти с
ними.

Когда мы вышли на Кингс-Бенч-Уок, я заметил невысокого
мужчину благородной наружности, который только что прошёл мимо нас и теперь
вошёл в дом по соседству; при свете лампы в прихожей я разглядел его
мне показалось, что он похож на японца. Я подумал, что мисс Бонни тоже заметила его
но она ничего не сказала, и я тоже. Но, проходя мимо Внутреннего
На Темпл-лейн мы почти обогнали двух других мужчин, которые - хотя я видел их только со спины
и освещение было достаточно слабым - вызвали у меня
подозрения своими аккуратными маленькими фигурками. Когда мы приблизились, они
ускорили шаг, и один из них оглянулся через плечо;
и тут мои подозрения подтвердились, потому что на нас смотрело безошибочно
узнаваемое японское лицо. Мисс Бонни увидела, что я
Она наблюдала за мужчинами, потому что заметила, как они резко свернули на
Клойстерс и вошли в Памп-Корт:

«Видишь, меня всё ещё преследуют японцы».

«Я их заметил, — сказал Бродрибб. — Наверное, они студенты юридического факультета. Но
мы вполне можем составить друг другу компанию», — и с этими словами он тоже направился в
Памп-Корт.

Мы последовали за нашими восточными друзьями через переулок в Фаунтин-Корт,
а оттуда через Деверо-Корт в Темпл-Бар, где мы с ними
расстались: они повернули на запад, а мы перешли в Белл-Ярд,
поднялись по нему и вошли в Нью-Сквер через ворота на Кэри-стрит.
У входа в Бродрибб мы остановились и оглянулись, но никого не увидели.
Я, соответственно, пошёл своей дорогой, пообещав вернуться, чтобы
выслушать отчёт Торндайка, а адвокат и его клиент исчезли через
портал.

Моё дело заняло больше времени, чем я ожидал, но тем не менее
когда я прибыл в дом Бродрибба, где он жил в комнатах над
своим офисом, Торндайк ещё не появился. Однако через четверть
часа мы услышали его быстрые шаги на лестнице, и, когда
Бродрибб распахнул дверь, он вошёл и достал из
кармана шкатулку.

— Что ж, — сказал Бродрибб, забирая у него свиток и на время
запирая его в ящике, — оракул заговорил, и если да, то что он
сказал?

— Оракулы, — ответил Торндайк, — обычно более лаконичны, чем
эксплицитны. Прежде чем я попытаюсь истолковать сообщение, я хотел бы
просмотреть сцену побега; посмотреть, было ли там что-нибудь вразумительное
причина, по которой этот человек, Уйениши, должен был вернуться по Браунлоу-стрит
в то, что, должно быть, было опасной зоной. Я думаю, что это существенный
вопрос.

“Тогда, ” сказал Бродрибб с явным рвением, “ давайте все поднимемся и
давайте взглянем на это проклятое место. Оно совсем рядом.

Мы все сразу же согласились, по крайней мере двое из нас были на грани
ожидания. Ибо Торндайк, который обычно преуменьшал свои результаты,
фактически признал, что гроб ему что-то сказал; и когда
мы шли по площади к воротам на Линкольнс-Инн-Филдс, я наблюдал
украдкой, пытаясь уловить по его бесстрастному лицу намек на то,
что означало это "что-то", и гадая, как движения
беглеца повлияли на разгадку тайны. Бродрибб был таким же
Он был чем-то занят, и, когда мы вышли из Грейт-Тернстиля и направились вверх
по Браунлоу-стрит, я увидел, что его возбуждение вот-вот
достигнет предела.

На вершине улицы Торндайк остановился и оглядел
довольно унылую улицу, которая является продолжением Бедфорд-Роу
и носит его имя. Затем он перешёл на мощёный островок
вокруг насоса, который стоит посреди дороги, и оттуда
осмотрел входы на Браунлоу-стрит и Хэнд-Корт; после чего
повернулся и задумчиво посмотрел на насос.

“Странный старый выживший”, - заметил он, постукивая костяшками пальцев по железному панцирю
. “Возможно, вы помните, в "Королеве" есть похожий"
Сквер, и еще один в Олдгейте. Но он все еще используется ”.

“Да”, - согласился Бродрибб, почти пританцовывая от нетерпения и мысленно
проклиная насос, как я мог видеть, “я заметил это”.

“Я полагаю, - продолжал Торндайк задумчивым тоном, - им пришлось
снять ручку. Но это было довольно жалко”.

- Возможно, так оно и было, - проворчал Бродрибб, цвет лица которого быстро
приобретал сходство с цветом маринованной капусты, - но что за
черт...

Здесь он замолчал и молча уставился на Торндайка, который
поднял руку и просунул ладонь в отверстие, где раньше была
ручка. Он пошарил внутри с выражением безмятежного
интереса на лице и вскоре доложил: «Бочонок всё ещё там,
как и, судя по всему, поршень…» (Тут я услышал, как Бродрибб
пробормотал: «К чёрту и бочонок, и поршень!») «Но моя рука
слишком велика для исследования. Не могли бы вы, мисс Бонни,
просунуть руку внутрь и сказать мне, прав ли я?»

Мы все в ужасе уставились на Торндайка, но через мгновение мисс Бонни
оправившись от изумления, она с извиняющейся улыбкой, наполовину
застенчивой, наполовину весёлой, сняла перчатку и, подняв руку —
для неё это было довольно высоко, — вставила её в узкую щель. Бродрибб
уставился на неё и закрякал, как индюк, а я наблюдал за ней с
внезапным подозрением, что сейчас что-то произойдёт. И я не
ошибся. Ибо, пока я смотрел, застенчивая, озадаченная улыбка исчезла с ее лица
и сменилась выражением недоверчивого изумления. Медленно
она убрала руку, и когда она вылезла из разреза, то потащила
что-то после этого. Я двинулся вперед, и при свете лампы
над насосом я разглядел, что предмет был кожаным мешком, привязанным
бечевкой, с которой свисала сломанная печать.

“Этого не может быть!” - выдохнула она, когда дрожащими пальцами развязала
шнурок. Затем, заглянув в открытый рот, она издала негромкий
возглас.

“Это! Это! Это ожерелье!”

Бродрибб потерял дар речи от изумления. Я тоже; и я всё ещё
смотрел на сумку в руках мисс Бонни с открытым ртом, когда почувствовал, как
Торндайк коснулся моей руки. Я быстро обернулся и увидел, что он протягивает мне
автоматический пистолет.

- Приготовься, Джервис, - тихо сказал он, глядя в сторону Грейз Инн.

Я посмотрел в том же направлении и увидел троих мужчин, крадущихся
из-за угла со стороны Жокейз Филдс. Бродрибб тоже увидел их и
выхватив мешочек с жемчугом из рук своего клиента, сунул его в
нагрудный карман и встал перед владельцем, схватив его за руку
придерживайтесь атмосферы войны. Трое мужчин шли по тротуару
пока не оказались напротив нас, после чего они одновременно повернулись и направились
к насосу, и каждый из них, как я заметил, держал правую руку
позади него. В ту же секунду рука Торндайка, сжимавшая пистолет, взлетела
вверх — как и моя, — и он резко выкрикнул:

«Стоять! Если кто-нибудь пошевелится, я выстрелю».

От этого окрика они замерли, явно не готовые к такому
приёму. Что произошло бы дальше, невозможно
даже предположить. Но в этот момент прозвучал полицейский свисток, и двое констеблей
выбежали из Хэнд-Корта. Свисток немедленно донесся со стороны
Уорик-Корта, откуда появились еще две фигуры полицейских
из задних ворот Грейз-Инн. Наши три сопровождающих
Они замешкались всего на мгновение. Затем, как по команде, они развернулись
и со всех ног бросились в сторону Джоки-Филдс, а за ними по пятам гнался целый
отряд констеблей.

«Удивительное совпадение, — сказал Бродрибб, — что эти полицейские как раз
были начеку. Или это не совпадение?»

«Я позвонил начальнику участка перед тем, как отправиться в путь», — ответил
Торндайк, «предупреждаю вас о возможном нарушении общественного порядка в этом
месте».

Бродриб усмехнулся. «Вы замечательный человек, Торндайк. Вы обо всём
позаботились. Интересно, поймает ли полиция этих парней».

“Нас это не касается”, - ответил Торндайк. “Жемчуг у нас,
и на этом дело закончено. Слежки больше не будет, в
в любом случае.

Мисс Бонни облегченно вздохнула и с благодарностью посмотрела на
Торндайк. “Вы не представляете, какое это облегчение!” - воскликнула она
“не говоря уже о сокровищах”.

Мы подождали некоторое время, но так как ни беглецы, ни констебли
больше не появлялись, мы вскоре направились обратно по Браунлоу-стрит. И
тут на Бродрибба снизошло вдохновение.

“Вот что я тебе скажу”, - сказал он. “Я просто положу эти штуки в свой
хранилище - там они будут в полной безопасности до открытия банка
завтра - а потом мы пойдем и устроим небольшой приятный ужин. Я заплачу
”Волынщику".

“Конечно, вы не заплатите!” - воскликнула мисс Бонни. “Это мой праздник благодарения
и доброжелательный волшебник будет гостем этого
вечера”.

“ Очень хорошо, моя дорогая, ” согласился Бродрибб. “Я заплачу и отнесу это на счет
поместья. Но я ставлю условие, что доброжелательный волшебник расскажет нам
именно то, что сказал оракул. Это важно для сохранения
моего здравомыслия”.

“Ты получишь его слова об ипсиссиме”, - пообещал Торндайк; и
Резолюция была принята, _нем. кон._

Полтора часа спустя мы сидели за столиком в отдельной
комнате кафе, куда нас привёл мистер Бродрибб. Я не могу
раскрыть его местонахождение, хотя, возможно, намекну, что мы
подошли к нему со стороны Уордор-стрит. Как бы то ни было, мы поужинали
даже в соответствии с идеалом Бродрибба, а кофе и ликёры
стали своего рода гастрономической хвалебной песнью. Бродрибб закурил сигару
а Торндайк достал маленькую чёрную сигарету зловещего вида,
которую он с нежностью рассмотрел, а затем вернул на место
не подходит для нынешней компании.

“А теперь, - сказал Бродрибб, наблюдая, как Торндайк набивает трубку (в качестве дублера
вышеупомянутой сигары), “ мы ждем слов
оракул”.

“Вы их услышите”, - ответил Торндайк. “Их было всего пятеро
. Но сначала нужно решить некоторые вводные вопросы
. Решение этой проблемы основано на двух хорошо известных физических
фактах, одном металлургическом, а другом оптическом.

“Ха!” - сказал Бродрибб. “Но ты должен умерить ветер до стриженого ягненка,
знаешь, Торндайк. Мы с мисс Бонни не ученые”.

«Я скажу об этом довольно просто, но вам нужно знать факты. Первый
касается свойств ковких металлов — за исключением железа
и стали — и особенно меди и её сплавов. Если пластину из
такого металла или сплава — скажем, из бронзы — раскалить до
красного каления и охладить в воде, она станет довольно
мягкой и гибкой — в отличие от железа. Теперь, если такую пластину из размягченного
металла положить на стальную наковальню и ударить молотком, она становится чрезвычайно
твердой и хрупкой”.

“Я понимаю это”, - сказал Бродрибб.

“Тогда посмотрим, что из этого следует. Если вместо того, чтобы бить молотком по мягкой пластине, вы
приложите к нему край тупого зубила и ударьте по нему
так, чтобы получилась вмятина. Теперь пластина остаётся мягкой;
металл, образующий вдавленную линию, был отбит и стал
твёрдым. Теперь на мягкой пластине есть линия из твёрдого металла. Вам
понятно?

— Совершенно, — ответил Бродрибб, и Торндайк продолжил:

«Второй факт заключается в следующем: если луч света падает на полированную
поверхность, которая его отражает, и если эту поверхность повернуть на
определённый угол, то луч света отклонится на удвоенный
угол».

— Хм! — хмыкнул Бродрибб. — Да. Без сомнения. Надеюсь, мы не
собираемся заходить в более глубокие воды, Торндайк.

— Нет, — ответил тот, учтиво улыбаясь. — Теперь мы
рассмотрим применение этих фактов. Вы когда-нибудь видели
японское волшебное зеркало?

— Никогда, даже не слышал о таком.

«Это бронзовые зеркала, такие же, как древнегреческие или этрусские
зеркала, которые, вероятно, тоже были «волшебными». Типичный образец
представляет собой круглую или овальную бронзовую пластину,
отполированную с лицевой стороны и украшенную с обратной стороны чеканным орнаментом — обычно драконом
или какое-то подобное устройство — и снабжённое ручкой. Орнамент, как
я уже сказал, чеканный; то есть он выполнен в виде линий с углублениями
сделанными с помощью инструментов для чеканки, которые, по сути, представляют собой небольшие стамески, более или
менее тупые, по которым ударяют молотком для чеканки.

«Эти зеркала обладают весьма необычным свойством. Хотя лицо
совершенно обычное, как и должно быть у зеркала, всё же, если на него
попадёт луч солнечного света и отразится, скажем, на белой стене, круглое или овальное
пятно света на стене не будет обычным пятном света. Оно довольно
чётко показывает орнамент на обратной стороне зеркала.

— Но это же невероятно! — воскликнула мисс Бонни. — Звучит совершенно
невероятно.

— Так и есть, — согласился Торндайк. — И всё же объяснение довольно простое.
Профессор Сильванус Томпсон указал на это много лет назад. Оно основано
на фактах, которые я вам только что изложил. Мастер, который изготавливает одно из
таких зеркал, естественно, начинает с отжига металла, пока он не станет
достаточно мягким. Затем он прорисовывает узор на обратной стороне, и этот узор
слегка просвечивает на лицевой стороне. Но теперь он идеально
шлифует лицевую сторону мелкой наждачной бумагой и водой, чтобы не осталось следов узора
полностью стерта. Наконец, он полирует лицо румянами на
мягком бафе.

“Но теперь обратите внимание, что везде, где чеканщик провел линию,
металл закаленен насквозь, так что рисунок выполнен из твердого металла
на мягкой матрице. Но закаленный металл устойчив к износу
полировальный полироль лучше, чем мягкий металл. В результате
в процессе полировки рисунок становится едва заметным на
поверхности. Его проекция ничтожно мала — менее
одной стотысячной дюйма — и совершенно незаметна для глаза. Но
как бы ничтожно мало это ни было, благодаря оптическому закону, о котором я упоминал, который, в
действительности, удваивает проекцию, этого достаточно, чтобы повлиять на
отражение света. Как следствие, каждая чеканная линия отображается на
светлом пятне в виде темной линии с яркой границей, и таким образом
виден весь рисунок. Я думаю, это совершенно ясно”.

“Совершенно ясно”, - согласились мисс Бонни и Бродрибб.

— Но теперь, — продолжил Торндайк, — прежде чем мы перейдём к шкатулке, я должен упомянуть
очень любопытное следствие. Предположим, что наш художник,
закончив работу над зеркалом, возьмёт скребок, чтобы стереть
Нанесите рисунок на обратную сторону, а на очищенную поверхность выгравируйте новый
рисунок. Процесс травления не приводит к закалке металла, поэтому новый
рисунок не будет виден в отражении. Но старый рисунок будет виден.
Хотя он был невидим на лицевой стороне и стёрт с
обратной стороны, он всё ещё существовал в толще металла и продолжал
влиять на отражение. Странный результат заключался в том, что рисунок
который был виден в луче света на стене, отличался
от рисунка на обратной стороне зеркала.

«Без сомнения, вы понимаете, к чему я клоню. Но я возьму
Исследование шкатулки в том виде, в котором оно проводилось. Сразу стало очевидно,
что ценность этой вещи была внешней. Она не имела
внутренней ценности ни с точки зрения материала, ни с точки зрения мастерства исполнения. В чём же могла заключаться эта
ценность? Было очевидно, что шкатулка служила носителем
какого-то тайного послания или информации. Его сделал Уйениси, который
почти наверняка владел пропавшими жемчужинами и которого
так пристально преследовали, что у него не было возможности
связаться со своими сообщниками. Он должен был передать его человеку, который
почти наверняка один из этих сообщников; и, поскольку жемчуг
так и не был обнаружен, существовала большая вероятность, что
(предполагаемое) послание относилось к какому-то тайнику, в котором Уйениши
спрятал их во время своего бегства и где они, вероятно, все еще были
спрятаны.

“С этими соображениями в голове я осмотрел шкатулку, и это
было тем, что я нашел. Сама по себе эта вещь представляла собой обычную отливку из белого металла,
приведённую в презентабельный вид с помощью лака. Но дно из белого металла было
вырезано и заменено пластиной из тонкой бронзы — сякудо.
внутри он был покрыт выгравированным рисунком, который сразу же
вызвал у меня подозрения. Перевернув его, я увидел, что внешняя сторона
дно было не только гладким и отполированным; это было настоящее зеркало. Оно давало
совершенно неискаженное отражение моего лица. Я сразу же заподозрил
что зеркало хранит тайну; что послание, каким бы оно ни было,
было выгравировано на обратной стороне, а затем соскоблено, и на его месте
был выгравирован рисунок, чтобы скрыть следы скребка.

«Как только ты ушёл, я отнёс шкатулку в лабораторию и
направил сильный луч параллельного света из конденсатора на дне,
поймав отражение на листе белой бумаги. Результат был именно таким,
чего я и ожидал. На ярком овальном пятне на бумаге можно было
разглядеть неясные, но вполне отчетливые формы пяти слов из
японского иероглифа.

“Я оказался в некотором затруднении, поскольку не знаю японского языка,
в то время как обстоятельства были таковы, что нанимать переводчика было довольно небезопасно
. Однако, поскольку я знаю только японские
символы и у меня есть японский словарь, я решил составить
Я попытался сам подобрать слова. Если бы у меня не получилось, я мог бы поискать
осторожного переводчика.

Однако это оказалось проще, чем я ожидал, потому что слова
были разрозненными; они не образовывали предложение, а значит, не было
вопросов по грамматике. Я написал первое слово по буквам, а затем посмотрел его
в словаре. Перевод был таким: «жемчужины». Это выглядело обнадеживающим,
и я перешел к следующему, перевод которого был ‘насос’.
Третье слово ошеломило меня. Кажется, это было "йоккис", или "шутливый", но
в словаре такого слова не было; поэтому я перешел к следующему
слово, надеясь, что оно объяснит его предшественника. И оно объяснило.
Четвертым словом было "поля", а последним, очевидно, было ‘Лондон’. Итак,
вся группа прочитала: ‘Жемчуг, Помпа, Йокки, Филдс, Лондон".

“Насколько я знаю, в Jockey's Fields нет насоса, но
есть один на Бедфорд-Роу, недалеко от угла полей, и
как раз напротив конца Браунлоу-стрит. И, по словам мистера Бродрибба
, во время своего бегства Уйениши пробежал по Хэнд-Корт и вернулся
на Браунлоу-стрит, как будто направлялся к насосу. Поскольку последний находится
Он не используется, а отверстие для ручки находится высоко, вне досягаемости
детей, так что это довольно хорошее временное укрытие, и я не
сомневался, что в него засунули мешочек с жемчугом и он, вероятно,
всё ещё там. Мне хотелось сразу же пойти и проверить, но я
боялся, что мисс Бонни сама сделает это открытие, и
я не осмелился провести предварительную разведку, опасаясь, что
меня заметят. Если бы я нашёл сокровище, мне пришлось бы взять его и
отдать ей; и на этом приключение закончилось бы.
Так что мне пришлось лукавить и стать поводом для очень сдержанных
возражений со стороны моего друга Бродрибба. И это все
история моего интервью с оракулом”.


Наша каминная полка становится настоящим музеем победных трофеев,
подарков благодарных клиентов. Среди них приземистая бесформенная фигура
японского джентльмена старой школы с глупой ухмылкой
маленькое личико - Волшебная шкатулка. Но его власть больше не представляет
угрозы. Его жало обнажено; его магия рассеялась; его тайна
раскрыта, а его слава угасла.




II.
СОДЕРЖИМОЕ КОЩЕЕВА ГНЕЗДА

«Это очень неудовлетворительно, — сказал мистер Сталкер из страховой компании «Гриффин»
по окончании консультации по сомнительному страховому случаю.
— Полагаю, нам придётся заплатить».

«Я уверен, что придётся, — сказал Торндайк. — Смерть была должным образом
зафиксирована, покойный похоронен, и у вас нет ни единого факта,
который мог бы послужить основанием для дальнейшего расследования».

«Нет, — согласился Сталкер. «Но я не удовлетворён. Я не верю, что
доктор действительно знал, от чего она умерла. Я бы хотел, чтобы кремация была более
распространённой».

«Как и многие отравители, я не сомневаюсь», — сухо заметил Торндайк.

Сталкер рассмеялся, но остался при своём мнении. «Я знаю, что ты не согласен,
— сказал он, — но с нашей точки зрения гораздо приятнее
знать, что были приняты дополнительные меры предосторожности. В случае кремации
вам не нужно полагаться на свидетельство о смерти; у вас есть
подтверждение причины смерти от независимого органа, и
трудно представить, как может произойти ошибка».

Торндайк покачал головой. — Это заблуждение, Сталкер. Нельзя
заранее предусмотреть непредвиденные обстоятельства. На практике ваши
особые меры предосторожности сводятся к простым формальностям. Если
Если обстоятельства смерти кажутся нормальными, независимый орган
выдаст свидетельство; если они кажутся ненормальными, вы вообще не получите свидетельство.
А если подозрения возникают только после кремации, их
нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть».

«Я хочу сказать, — сказал Сталкер, — что тщательное расследование
привело бы к раскрытию преступления до кремации».

«Таков был замысел», — признал Торндайк. «Но никакое исследование,
кроме тщательного патологоанатомического вскрытия, не позволит безопасно
уничтожить тело, чтобы нельзя было
пересмотреть причину смерти».

Сталкер улыбнулся и взял свою шляпу. “Что ж, - сказал он, - для сапожника
нет ничего лучше кожи, и я полагаю, что для токсиколога
нет ничего лучше эксгумации”, - и с этим прощальным выстрелом он
откланялся.

Однако мы видели его не в последний раз. В течение той же
недели он заглянул к нам, чтобы проконсультироваться по новому вопросу.

“Обнаружился довольно странный случай”, - сказал он. «Я не знаю, насколько мы
заинтересованы в этом, но мы хотели бы узнать ваше мнение о
нашей позиции. Позиция такова: полтора года назад один человек
некто Ингл застраховал у нас свою жизнь на 1500 фунтов, и его
приняли в качестве первоклассного страхователя. Недавно он умер — по-видимому,
от сердечной недостаточности, так как сердце было описано как жировое и
расширенное, — и его жена Сибил, которая является единственным наследником и душеприказчицей,
потребовала выплаты. Но как раз в тот момент, когда мы собирались произвести оплату,
в дело вмешалась некая Маргарет Ингл, которая заявила, что
она является женой покойного и претендует на наследство как ближайшая родственница.
Она утверждает, что предполагаемая жена, Сибил, — вдова по фамилии Хаггард, которая
вступил в двоеженский брак с покойным, зная, что у него была
жена жива”.

“Интересная ситуация, - прокомментировал Торндайк, - но, как вы сказали, она
вас не особенно касается. Это вопрос завещания
Суд.

“ Да, ” согласился Сталкер. “ Но это еще не все. Маргарет Ингл не только
обвиняет другую женщину в двоежёнстве, но и в том, что она
спрятала тело покойного».

«На каком основании?»

«Ну, причины, которые она приводит, довольно туманны. Она утверждает, что
муж Сибиллы, Джеймс Хаггард, умер при подозрительных
обстоятельствах — похоже, были подозрения, что он
Он был отравлен, и она утверждает, что Ингл был здоровым, крепким мужчиной и
не мог умереть по указанным причинам.

«В этом есть доля правды, — сказал Торндайк, — если он действительно был
здоровым мужчиной всего полтора года назад. Что касается первого мужа,
Хаггарда, нам следует узнать некоторые подробности: проводилось ли
расследование, какова предполагаемая причина смерти и на каких основаниях
были за то, что заподозрили, что он был отравлен. Если бы действительно были
какие-либо подозрительные обстоятельства, было бы целесообразно обратиться в
Министерство внутренних дел за распоряжением об эксгумации тела Ингла и проверке
причина смерти».

Сталкер как-то смущённо улыбнулся. «К сожалению, — сказал он, — это
невозможно. Ингл был кремирован».

«Ах, — сказал Торндайк, — это, как вы говорите, прискорбно. Это явно
усиливает подозрения в отравлении, но уничтожает возможность
проверить эти подозрения».

— Должен вам сообщить, — сказал Сталкер, — что кремация была проведена в
соответствии с условиями завещания.

— Это не так важно, — ответил Торндайк. — На самом деле это скорее
подчёркивает подозрительный аспект дела, поскольку знание о том, что
смерть покойного повлечёт за собой кремацию, может действовать как
еще один стимул избавиться от него с помощью яда. Там, конечно, было два свидетельства о смерти
?

“ Да. Подтверждающий сертификат был выдан доктором Хэлбери с
Уимпол-стрит. Санитаром был доктор Барбер с Хауленд-стрит
. Покойный жил на Сток-Орчард-Кресчент, Холлоуэй.

“Довольно далеко от Хауленд-стрит”, - заметил Торндайк. - Вы
не знаете, Хэлбери производил вскрытие? Я не думаю, что он это делал.

“Нет, он этого не делал”, - ответил Сталкер.

“Тогда, - сказал Торндайк, - его свидетельство ничего не стоит. Вы не можете сказать,
умер ли человек от сердечной недостаточности, посмотрев на его мертвое тело.
Должно быть, он просто согласился с мнением врача. Я
правильно понимаю, что вы хотите, чтобы я занялся этим делом?

— Если хотите. На самом деле нас не волнует, был ли этот человек
отравлен, хотя, полагаю, мы могли бы претендовать на имущество
убийцы. Но мы бы хотели, чтобы вы расследовали это дело; хотя я
не совсем понимаю, как, чёрт возьми, вы собираетесь это делать.

— Я тоже, — сказал Торндайк. — Однако мы должны связаться с
врачами, которые подписали справки, и, возможно, они смогут
прояснить ситуацию.

— Конечно, — сказал я, — есть ещё одно тело — тело Хаггарда, — которое
можно эксгумировать, если только его тоже не кремировали.

— Да, — согласился Торндайк, — и с точки зрения уголовного права
доказательств отравления в этом случае будет достаточно. Но это
вряд ли поможет компании «Гриффин», которая занимается исключительно
покойным Инглом. Не могли бы вы предоставить нам информацию о фактах, относящихся к
этому делу, Сталкер?

“Я привез с собой одно письмо, - последовал ответ. - короткое заявление,
с указанием имен, адресов, дат и других подробностей. Вот оно”.;
и он протянул Торндайку лист бумаги с занесенным в таблицу
заявлением.

Когда Сталкер ушел, Торндайк быстро просмотрел pr; cis
а затем посмотрел на часы. - Если мы доберемся до Уимпол-стрит одновременно
, “ сказал он, ” мы должны перехватить Хэлбери. Это, очевидно,
первое, что нужно сделать. Он подписал сертификат "С", и мы сможем
судить по тому, что он нам скажет, есть ли какая-либо возможность
нечестной игры. Начнем прямо сейчас?

Когда я согласился, он сунул карточку в карман, и мы отправились в путь.
В начале Миддл - Темпл - лейн мы наняли такси, на котором и отправились в путь .
Вскоре мы уже стучались в дверь доктора Холбери, а через несколько минут нас
проводили в его кабинет, где мы застали его за тем, как он
выбрасывал стопку писем в корзину для бумаг.

— Как поживаете? — быстро сказал он, протягивая руку. — Видите ли, у меня
по уши долгов. Только что вернулся из отпуска. Чем я могу вам
помочь?

- Мы звонили, - сказал Торндайк, - по поводу человека по имени Ингл.

“ Ингл... Ингл, ” повторил Хэлбери. “Теперь дай-ка подумать...”

“Сток-Орчард Кресчент, Холлоуэй”, - объяснил Торндайк.

“О, да. Я помню его. Ну, как он?”

“Он мертв”, - ответил Торндайк.

“Это правда?” воскликнул Хэлбери. “Теперь это показывает, насколько осторожным
следует быть в своих суждениях. Я наполовину подозревал этого парня в
симуляции. Предполагалось, что у него расширенное сердце, но я не смог
разглядеть какое-либо заметное расширение. Было возбужденное, нерегулярное
движение. Вот и все. У меня было подозрение, что он накачал себя
тринитрином. Напомнило мне о случаях жевания кордита
с которыми я сталкивался в Южной Африке. Значит, он всё-таки умер.
Что ж, это странно. Вы знаете точную причину смерти?

«Отказ расширенного сердца — такова причина, указанная в
свидетельства - тело было кремировано; и Свидетельство "С" было
подписано вами.

“Мной!” - воскликнул врач. “Ерунда! Это ошибка. Я подписала
сертификат для Дружественного общества - миссис Ингл принесла его сюда, чтобы
я подписала - но я даже не знала, что он мертв. Кроме того, я уехала
в отпуск через несколько дней после того, как увидела этого человека, и вернулась только
вчера. С чего вы взяли, что я подписал свидетельство о смерти?

Торндайк достал свидетельство о смерти Сталкера и протянул его Холбери, который
озадаченно нахмурившись, зачитал своё имя и адрес. «Это
экстраординарное дело, ” сказал он. - В этом нужно разобраться.

“Действительно, - согласился Торндайк, - особенно после того, как возникло подозрение в
отравлении”.

“Ха!” - воскликнул Хэлбери. “Тогда это был тринитрин, вы можете быть уверены. Но
Я подозревал его несправедливо. Это был кто-то другой, кто давал ему дозу;
возможно, этот лукавый багаж его жены. Есть ли кто-нибудь из
конкретных подозреваемых?”

“Да. Обвинение, как бы оно ни было, выдвинуто против жены”.

“Хм. Вероятно, настоящий Билл. Но она прикончила нас. Хитрый дьявол. Ты не сможешь
извлечь много улик из урны с прахом. Тем не менее, кто-то нашел
подделала мою подпись. Полагаю, именно для этого этой
проказнице и понадобилось свидетельство — чтобы получить образец моего почерка. Я вижу, что «Б»
свидетельство было подписано человеком по имени Микинг. Кто он такой? Это Барбер
вызвал меня, чтобы узнать моё мнение.

— Я должен выяснить, кто он такой, — ответил Торндайк. — Возможно, доктор Барбер
знает. Я пойду и навещу его прямо сейчас.

— Да, — сказал доктор Холбери, пожимая нам руки, когда мы встали, чтобы уйти, — вам
стоит обратиться к Барберу. Во всяком случае, он знает историю этого дела.

С Уимпол-стрит мы направились на Хауленд-стрит, и вот
Нам посчастливилось приехать как раз в тот момент, когда у
двери остановилась машина доктора Барбера. Торндайк представился сам и представил меня, а затем
рассказал о цели своего визита, но поначалу ничего не сказал о нашем визите к
доктору Холбери.

«Ингл», — повторил доктор Барбер. «О да, я его помню. И вы говорите, что он
умер. Что ж, я очень удивлён. Я не считал его состояние
серьёзным».

«Его сердце было расширено?» — спросил Торндайк.

«Не сильно. Я не обнаружил ничего органического; никаких заболеваний клапанов. Это было
больше похоже на табачное сердце. Но странно, что Микинг не упомянул об этом
дело касается меня - вы знаете, он был моим заместителем. Я передал это дело
ему, когда уехал в отпуск. И вы говорите, он подписал свидетельство о смерти
?”

“Да; и свидетельство ”Б" о кремации тоже".

“Очень странно”, - сказал доктор Барбер. “Просто зайдите и дайте нам взглянуть на
ежедневник”.

Мы последовали за ним в кабинет для консультаций, и там, пока он
перелистывал ежедневник, я пробежался взглядом по полке
над письменным столом, с которого он взял ежедневник; на ней я заметил
обычную подборку папок с делами и книг с сертификатами и
бланки уведомлений, в том числе книга записей о смертях.

«Да, — сказал доктор Барбер, — вот они: «Ингл, мистер, Сток-Орчард
Кресент». Последний визит был 4 сентября, и Микинг
кажется, выдал какое-то свидетельство. Интересно, использовал ли он
печатный бланк». Он взял две книги и перевернул
обложки.

— Вот оно, — сказал он наконец. — «Ингл, Джонатан, 4 сентября.
Сейчас в порядке и может вернуться к своим обязанностям». Это не похоже
на смерть, не так ли? Тем не менее мы можем убедиться наверняка.

Он взял книгу со свидетельствами о смерти и начал листать
просматриваю последние записи.

«Нет, — сказал он, переворачивая листы, — похоже, ничего нет...
Эй! Что это? Два пустых листа; и дата тоже есть;
между 2-м и 13-м сентября. Невероятно! Микинг такой
осторожный, надёжный человек».

Он вернулся к ежедневнику и перечитал записи за две недели
. Затем, озабоченно нахмурившись, поднял глаза.

“Я не могу разобрать это”, - сказал он. “Нет никаких записей о том, что какой-либо пациент
умер за этот период”.

“Где сейчас доктор Микинг?” Спросил я.

“Где-то в Южной Атлантике”, - ответил Барбер. “Он оставил здесь три
несколько недель назад, чтобы занять должность на Королевском почтовом судне. Так что он в любом случае не мог
подписать сертификат.

Это было все, что доктор Барбер мог нам сказать, и через несколько минут
мы ушли.

“Это дело выглядит довольно подозрительно”, - заметил я, когда мы свернули на
Тоттенхэм Корт Роуд.

“Да”, - согласился Торндайк. “Очевидно, что-то радикально
неправильное. И что меня особенно поражает, так это изобретательность мошенницы;
её знания, рассудительность и предусмотрительность».

«Она сильно рисковала», — заметил я.

«Да, но только теми рисками, которых нельзя было избежать. Всё, что могло
Всё, что можно было предвидеть, было предусмотрено. Все формальности были
соблюдены — на первый взгляд. И вы должны заметить, Джервис, что
план действительно сработал. Кремация состоялась. Ничто
кроме непредвиденного появления настоящей миссис Ингл
и её смутных и, по-видимому, беспочвенных подозрений, не помешало
успеху стать окончательным. Если бы она не появилась на сцене, никаких
вопросов бы не возникло.

— Нет, — согласился я. — То, что заговор был раскрыт, — это чистая
неудача. Но как вы думаете, что произошло на самом деле?

Торндайк покачал головой.

“Очень трудно сказать. Механизм дела очевиден
достаточно, но мотивы и цель довольно непонятны.
Болезнь, по-видимому, была притворной, симптомы вызывались
нитроглицерином или каким-то подобным сердечным ядом. Были вызваны врачи
частично для соблюдения приличий, частично для того, чтобы взять образцы
их почерка. Тот факт, что оба врача оказались вдали
от дома, а один из них был в море в то время, когда могли быть заданы устные вопросы
— например, гробовщиком, — наводит на мысль, что
об этом было известно заранее. Бланки свидетельств о смерти были
почти наверняка украдены женщиной, когда она осталась одна в кабинете
Парикмахера, и, конечно же, свидетельства о кремации
их можно было получить, обратившись с заявлением к властям крематория. Это
все просто. Загадка в том, что все это значит? Парикмахер или
Микинг почти наверняка выдал бы свидетельство о смерти,
хотя смерть была неожиданной, и я не думаю, что Холбери
отказался бы его подтвердить. Они бы решили, что их
диагноз был ошибочным.

“Как вы думаете, это могло быть самоубийство или непреднамеренная передозировка
тринитрина?”

“Вряд ли. Если это было самоубийство, то преднамеренное, с целью
получения страховой суммы для женщины, если только за этим не стоял какой-то
дополнительный мотив. И кремация, со всей ее суетой и
формальностями, направлена против самоубийства; в то время как тщательная подготовка, кажется,
исключает непреднамеренное отравление. Тогда какой был мотив для
притворной болезни, кроме как подготовка к неестественной смерти?»

«Это правда, — сказал я. — Но если вы отвергаете самоубийство, то не является ли это скорее
Удивительно, что жертва позаботился о собственной
кремации?»

«Мы не знаем, сделал ли он это, — ответил Торндайк. Есть предположение, что в этом деле замешан
искусный фальсификатор. Вполне возможно, что
само завещание — подделка».

«Так и есть!» — воскликнул я. «Я об этом не подумал».

— Видите ли, — продолжил Торндайк, — судя по всему,
кремация была необходимой частью программы; в противном случае
не было бы такого чрезвычайного риска. Женщина была единственной
исполнительницей и могла проигнорировать пункт о кремации. Но если
Кремация была необходима, но почему? Есть предположение, что
во внешнем виде тела было что-то подозрительное;
что-то, что врачи наверняка заметили бы или что
было бы обнаружено при эксгумации».

«Вы имеете в виду какую-то травму или видимые признаки отравления?»

«Я имею в виду что-то, что можно обнаружить при осмотре даже после захоронения».

«А как же гробовщик? Разве он не заметил бы ничего
явно ненормального?»

«Отличное предложение, Джервис. Нам нужно навестить гробовщика. У нас есть
его адрес: Кентиш-таун-роуд - кстати, довольно далеко от дома покойного
кстати. Нам лучше сесть в автобус и поехать туда прямо сейчас.

Пока он говорил, приближался желтый омнибус. Мы окликнули его и вскочили в него
продолжая наш разговор, пока нас несло на север.

Мистер Баррелл, владелец похоронного бюро, был задумчивым и очень вежливым
человеком, который, очевидно, был не так уж богат, поскольку совмещал свои
похоронные услуги с плотницкими работами и изготовлением мебели. Он был
готов предоставить любую необходимую информацию, но, похоже, ему
было особо нечего сказать.

“Я никогда по-настоящему не видел покойного джентльмена”, - сказал он в ответ на
Осторожные расспросы Торндайка. “Когда я снимал мерки,
труп был накрыт простыней; и поскольку миссис Ингл был в комнате, я
изложил суть дела как можно короче.

- Значит, вы не клали тело в гроб?

“Нет. Я оставила гроб в доме, но миссис Ингл сказала, что она и
брат покойного джентльмена положат в него тело».

«Но разве вы не видели труп, когда закручивали крышку гроба?»

«Я её не закручивал. Когда я пришёл, она уже была закручена.
Миссис Ингл сказала, что им пришлось закрыть гроб, и я осмелюсь сказать, что это было
необходимо. Погода была довольно тёплой, и я почувствовал сильный запах
формалина.

— Что ж, — сказал я, когда мы возвращались по Кентиш-Таун-роуд, — мы
не сильно продвинулись.

— Я бы так не сказал, — ответил Торндайк. «У нас есть ещё один пример
необычайной ловкости, с которой была реализована
эта схема; и у нас есть подтверждение нашего подозрения, что
во внешнем виде тела было что-то необычное. Очевидно, что
эта женщина не осмелилась показать его даже гробовщику. Но можно
я не могу не восхищаться сочетанием смелости и осторожности,
дерзостью, с которой были предприняты эти риски, и предусмотрительностью и рассудительностью,
с которыми они были предотвращены. И я снова подчеркиваю, что
риски были оправданы результатом. Тайна смерти этого человека
похоже, останется неразгаданной навсегда».

Казалось, что тайна, с которой мы столкнулись,
не поддаётся расследованию. Конечно, женщину могли
привлечь к ответственности за подделку свидетельств о смерти, не говоря уже о
обвинении в двоежёнстве. Но это не касалось ни нас, ни Сталкера.
Джонатан Ингл был мёртв, и никто не мог сказать, как он умер.

По возвращении в наши комнаты мы нашли только что
пришедшую телеграмму, в которой сообщалось, что Старклер зайдёт к нам вечером; и
поскольку это, казалось, указывало на то, что у него есть какая-то свежая информация, мы с большим интересом
ждали его визита. Ровно в шесть
часов он появился и сразу же перешёл к делу.

«В деле Ингла появились новые подробности», — сказал он. «Во-
первых, эта женщина, Хаггард, сбежала. Я пошёл в дом, чтобы
Я навёл справки и выяснил, что полиция уже на месте. Они пришли
арестовать её по обвинению в двоежёнстве, но она узнала об их
намерениях и сбежала. Они обыскали дом, но я
не думаю, что они нашли что-то интересное, кроме нескольких винтовочных
патронов; и я не уверен, что они представляют большой интерес,
ведь она вряд ли могла застрелить его из винтовки».

— Что это были за патроны? — спросил Торндайк.

Сталкер сунул руку в карман.

— Инспектор разрешил мне показать вам вот это, — сказал он и положил на стол
на столе лежал военный патрон образца двадцатилетней
давности. Торндайк взял его и, достав из ящика
плоскогубцы, вытащил пулю из гильзы и вставил в неё
препаровочные щипцы. Когда он вытащил щипцы, их концы
зацепили одну или две короткие нити, похожие на кетгут.

- Кордит! - сказал я. - Значит, Хэлбери, вероятно, была права, и вот как она
получила свой запас. Затем, когда Сталкер вопросительно посмотрел на меня, я дал ему
краткий отчет о результатах нашего расследования.

“Ха!” - воскликнул он. “Сюжет усложняется. Это жонглирование смертью
Сертификаты, похоже, связаны с другим видом мошенничества
о котором я и пришёл вам рассказать. Вы знаете, что Ингл был секретарём и
казначеем компании, которая покупала и продавала землю под застройку.
Ну, после того как я ушёл от вас, я заехал в их офис и немного поговорил
с председателем. От него я узнал, что Ингл практически
полностью контролировал финансовые дела компании, что он
получал и выплачивал все деньги и вёл бухгалтерию. Однако в последнее время
у некоторых директоров возникло подозрение, что не всё в порядке
финансы, и, наконец, было решено, что дела компании
фирма дипломированных бухгалтеров проведет тщательный пересмотр. Об этом
решении было сообщено Инглу, и пару дней спустя
пришло письмо от его жены, в котором говорилось, что у него был тяжелый сердечный
приступ, и в нем содержалась просьба отложить проверку бухгалтерских книг до
он выздоровел и смог присутствовать в офисе”.

“И это было отложено?” Спросил я.

— Нет, — ответил Сталкер. — Бухгалтеров попросили
немедленно приступить к работе, что они и сделали; в результате они обнаружили ряд
расхождения в бухгалтерских книгах и сумма около трех тысяч фунтов
неучтенная. Не совсем очевидно, как осуществлялись махинации
, но есть подозрение, что некоторые из возвращенных чеков являются поддельными
с поддельными индоссаментами ”.

“Общалась ли компания с Ингл по этому поводу?” - спросил
Торндайк.

“Нет. Они получили еще одно письмо от миссис Ингл — то есть
Хаггард — сказал, что состояние Ингла очень серьёзное; поэтому они
решили подождать, пока он не поправится. Затем, конечно,
было объявлено о его смерти, и рассмотрение дела было отложено до
подтверждение завещания. Полагаю, будет предъявлен иск на имущество,
но поскольку душеприказчик скрылся, дело стало довольно
сложным.

- Вы говорили, - сказал Торндайк, - что поддельные свидетельства о смерти
по-видимому, связаны с этими махинациями в компании.
Какую связь вы предполагаете?

— Я предполагаю — или, по крайней мере, допускаю, — ответил Сталкер, — что это было
самоубийство. Этот человек, Ингл, понял, что его махинации
раскрыты или вот-вот будут раскрыты и что ему грозит долгий
срок каторжных работ, поэтому он просто покончил с собой. И я думаю, что если бы
обвинение в убийстве может быть снято, миссис Хаггард может быть вынуждена явиться
и дать показания о самоубийстве.

Торндайк покачал головой.

“Обвинение в убийстве не могло быть снято”, - сказал он. “Если это было самоубийство,
Хаггард, безусловно, был соучастником; а по закону соучастие в
самоубийство - это соучастие в убийстве. Но на самом деле никаких официальных обвинений в
убийстве выдвинуто не было, и в настоящее время нет никаких оснований для
такого обвинения. Можно предположить, что прах принадлежит
тому, чьё имя указано в заказе на кремацию, но сложность заключается в том, что
смерть. Ингл был серьёзно болен. Его лечили от болезни сердца
три врача. Нет никаких доказательств того, что он умер не от этой
болезни».

«Но болезнь была вызвана отравлением кордитом», — сказал я.

«Мы так считаем. Но никто не может поклясться в этом. И мы
конечно же не можем поклясться, что он умер от отравления кордитом».

“Тогда, - сказал Сталкер, - очевидно, нет способа выяснить,
была ли его смерть вызвана естественными причинами, самоубийством или убийством?”

“Есть только один шанс”, - ответил Торндайк. “Это едва ли возможно
возможно, что причину смерти можно установить с помощью
исследование пепла».

«Это не внушает особого оптимизма, — сказал я. — Отравление кордитом
определённо не оставило бы никаких следов».

«Мы не должны предполагать, что он умер от отравления кордитом, — сказал
Торндайк. — Возможно, это не так. Это могло скрыть действие
менее очевидного яда, или смерть могла быть вызвана каким-то новым
веществом».

— Но, — возразил я, — сколько существует ядов, которые можно обнаружить
в пепле? Ни один органический яд не оставит никаких следов, как и
металлические яды, такие как ртуть, сурьма или мышьяк.

— Верно, — согласился Торндайк. — Но есть и другие металлические яды, которые
из пепла можно было бы легко извлечь свинец, олово, золото и серебро,
например. Но обсуждать умозрительные вероятности бесполезно.
Единственный шанс получить какие-либо новые факты — это
исследование пепла. Кажется бесконечно маловероятным, что мы
что-то узнаем, но такая возможность есть, и мы не должны
оставлять её без внимания».

Ни Сталкер, ни я больше ничего не сказали, но я видел, что
у нас обоих в голове была одна и та же мысль. Нечасто это случалось
Торндайк был “засыпан гравием”; но, очевидно, находчивая миссис Хаггард
поставил перед ним проблему, которая была выше даже его сил. Когда
следователь по уголовным делам вынужден исследовать
горшок с золой в безумной надежде выяснить по ним, как
покойный встретил свою смерть, можно предположить, что он на пределе
его привязи. Это действительно тщетная надежда.

Тем не менее Торндайк, похоже, отнесся к этому делу довольно бодро.
Единственное, что его беспокоило, — это то, что министр внутренних дел может отказаться
издать приказ, разрешающий допрос. И это беспокойство рассеялось
через день или два, когда пришло письмо с необходимыми полномочиями.
Я связался с властями и сообщил им, что доктор Хемминг, которого мы оба знаем как
эксперта-патологоанатома, будет присутствовать при
осмотре и обсудит с нами необходимость химического
анализа.

В назначенный день доктор Хемминг зашёл к нам в кабинет, и мы
вместе отправились на Ливерпуль-стрит. По дороге мне стало
очевидно, что он разделяет мою точку зрения на нашу миссию.
Хотя он и говорил достаточно свободно, в том числе на профессиональные темы, он
хранил гробовое молчание по поводу предстоящего
проверка; на самом деле первое упоминание об этом предмете было сделано
самим Торндайком, когда поезд приближался к Корфилду, где
находился крематорий.

«Полагаю, — сказал он, — вы всё подготовили,
Хемминг?»

«Да», — последовал ответ. «Управляющий встретит нас и
проведёт в катакомбы, где в нашем присутствии
вынет гроб из ниши в колумбарии и перенесёт его в
офис, где будет проведена экспертиза. Я решил, что лучше
соблюсти все формальности, поскольку гроб запечатан и на нём указано имя
о покойном в них нет особого смысла”.

“Нет, - сказал Торндайк, - но я думаю, вы были правы. Было бы легко
оспорить идентичность массы пепла, если бы не были приняты все меры предосторожности
, учитывая, что сам пепел не поддается идентификации ”.

— Именно это я и почувствовал, — сказал Хемминг, а затем, когда поезд
замедлил ход, добавил: — Это наша станция, и тот джентльмен на
платформе, как я подозреваю, — смотритель.

Догадка оказалась верной; но смотритель кладбища был
не единственным, кто носил эту должность, поскольку мы оба были
представившись, знакомая высокая фигура приблизилась к
платформе из хвоста поезда - наш старый друг суперинтендант
Миллер из Отдела уголовных расследований.

“Я не хотел бы мешать”, - сказал он, когда присоединился к группе и был
представлен Торндайком незнакомцам, “но мы были уведомлены
Министерство внутренних дел сообщило, что будет проведено расследование, поэтому я подумал, что
буду на месте, чтобы собрать крупицы информации, которые вы можете пролить.
Конечно, я не прошу разрешения присутствовать при допросе.

«Вы также можете присутствовать в качестве дополнительного свидетеля при изъятии
«Урна», — сказал Торндайк, и Миллер присоединился к группе,
которая теперь направлялась от вокзала к кладбищу.

Катакомбы находились в длинном низком здании с аркадами в конце
приятной тенистой аллеи, и по пути туда мы миновали
крематорий — небольшое здание, похожее на церковь, с
дымоходом с отверстиями, частично скрытым низким шпилем. Войдя в
катакомбы, мы направились в «колумбарий», стены которого
были заняты множеством ниш или ячеек, в каждой из которых
стояла терракотовая урна или саркофаг. Смотритель
Он прошёл почти до конца галереи, где остановился и, открыв
реестр, который принёс с собой, зачитал номер и
имя «Джонатан Ингл», а затем подвёл нас к нише с этим номером
и именем, в которой стоял квадратный саркофаг с
именем и датой смерти. Когда мы проверили все детали,
гроб осторожно подняли с места двое служителей, которые
отнесли его в хорошо освещенную комнату в конце здания, где
большой стол у окна был застелен белой бумагой.
поставив гроб на стол, служители удалились, и
затем суперинтендант сломал печати и снял крышку.

Некоторое время мы все стояли, глядя на содержимое гроба,
не говоря ни слова; и я поймал себя на том, что сравниваю их с тем, что могло бы
открыться при поднятии крышки гроба. Поистине, тление
облеклось в нетление. Масса белоснежных, похожих на кораллы фрагментов,
нежных, хрупких и кружевных на ощупь, совсем не
отталкивающих на вид, была почти привлекательной. Я с
любопытством анатома окинул взглядом эти ослепительные останки того, что недавно было
был человеком, наполовину бессознательно пытающимся идентифицировать и дать название
определенным фрагментам, и немного удивленным трудностью
определить, что тот или иной белый объект неправильной формы был
часть любой из костей, с которыми я, как мне казалось, был так хорошо знаком
.

Через некоторое время Хемминг поднял глаза на Торндайка и спросил: “Вы замечаете
что-нибудь необычное во внешнем виде этого пепла? Я - нет”.

— Возможно, — ответил Торндайк, — нам лучше перевернуть их
на стол, чтобы мы могли рассмотреть их целиком».

Это было сделано очень аккуратно, после чего Торндайк начал раскладывать
к куче, прикасаясь к фрагментам с предельной деликатностью - ибо они
были чрезвычайно хрупкими - до тех пор, пока не стала видна вся коллекция
.

- Ну, - сказал Хемминг, когда мы еще раз критически осмотрели их
“ что вы на это скажете? Я не вижу никаких следов какого-либо постороннего
вещества. А ты можешь?

“Нет”, - ответил Торндайк. “И есть еще кое-что, чего я не могу
увидеть. Например, медицинский эксперт сообщил, что у заявителя
был хороший набор здоровых зубов. Где они? Я не видел ни одного
фрагмента зуба. А ведь зубы гораздо более устойчивы к огню, чем
кости, особенно эмалевые колпачки».

Хемминг внимательно осмотрел груду обломков и
поднял на него взгляд, недоуменно нахмурившись.

«Я, конечно, не вижу никаких признаков зубов, — признал он, — и это _действительно_
довольно любопытно, как вы и сказали. Имеет ли этот факт какое-то особое
значение для вас?»

Вместо ответа Торндайк осторожно поднял плоский обломок и
молча протянул его нам. Я посмотрел на него и ничего не сказал, потому что
в мой разум начало закрадываться очень странное подозрение.

“ Кусок ребра, ” сказал Хемминг. “Очень странно , что он сломался
так чисто поперек. Как будто его распилили пилой”.

Торндайк отложил его и взял другой, более крупный фрагмент, который я
уже заметил.

“Вот еще один пример”, - сказал он, передавая его нашему коллеге.

“Да”, - согласился Хемминг. “Это действительно довольно необычно. Выглядит
точно так, как если бы его распилили поперек.

“Так и есть”, - согласился Торндайк. — Как вы думаете, что это за кость?

— Я как раз об этом и думал, — ответил Хемминг, глядя на
фрагмент с какой-то полуразочарованной улыбкой. — Кажется нелепым
что у компетентного анатома могут возникнуть сомнения в отношении такого крупного
Это похоже на часть кости, но я не могу с уверенностью назвать её. По
форме она напоминает большеберцовую кость, но, конечно, она слишком
маленькая. Это верхний конец локтевой кости?

— Я бы сказал, что нет, — ответил Торндайк. Затем он выбрал другой
более крупный фрагмент и, протянув его Хеммингу, попросил назвать его.

Наш друг начал немного волноваться.

— Знаете, это необычная вещь, — сказал он, — но я не могу сказать,
частью какой кости она является. Это явно диафиз длинной кости,
но будь я проклят, если смогу сказать, какой именно. Она слишком большая для плюсневой кости и
слишком мал для любой из основных костей конечностей. Напоминает
миниатюрную бедренную кость.

“Похоже, - согласился Торндайк, - очень сильно”. Пока Хемминг
говорил, он выбрал еще четыре крупных фрагмента, и теперь
положил их в ряд с тем, который, казалось, напоминал большеберцовую кость по
форме. Собранные таким образом вместе, пять фрагментов имели очевидное
сходство.

— А теперь, — сказал он, — взгляните на это. Их пять. Это части
конечностей, и кости, от которых они отделились, очевидно,
были абсолютно одинаковыми, за исключением того, что три из них, по-видимому, принадлежали левой стороне
и две справа. Знаете, Хемминг, у человека всего четыре
конечности, и из них только две содержат похожие кости. Затем на двух из них
видны отчетливые следы чего-то похожего на распил.

Хемминг уставился на ряд фрагментов, нахмурившись в глубокой задумчивости.

“Это очень загадочно”, - сказал он. «И если посмотреть на них в ряд, они
каким-то странным образом напоминают тиби — по форме, но не по размеру».

«Размер, — сказал Торндайк, — примерно как у большеберцовой кости овцы».

«Овцы!» — воскликнул Хемминг, в изумлении глядя сначала на
кальцинированные кости, а затем на моего коллегу.

“Да, верхняя половина, распиленная поперек посередине голенища”.

Хемминг был как громом поражен.

“Это поразительное дело!” - воскликнул он. “Вы хотите сказать...”

“Я полагаю, - сказал Торндайк, - что во всей коллекции нет ни единого признака человеческих костей”
. Но есть очень явные следы по крайней мере
пяти бараньих ножек ”.

На несколько мгновений воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь
удивлённым бормотанием смотрителя кладбища и тихим смешком
суперинтенданта Миллера, который слушал с неподдельным
интересом. Наконец Хемминг заговорил.

“Тогда, очевидно, в гробу вообще не было трупа?”

“Нет”, - ответил Торндайк. “Гиря была приготовлена, а пепел
приготовлен из кусков мяса мясника. Осмелюсь сказать, если мы внимательно изучим
пепел, мы сможем судить, чем он был. Но в этом
вряд ли есть необходимость. Наличие пяти бараньих ног и отсутствие
единственного узнаваемого фрагмента человеческого скелета, а также
поддельные сертификаты дают нам довольно убедительные доказательства. Остальное,
думаю, мы можем оставить суперинтенданту Миллеру.


— Я так понимаю, Торндайк, — сказал я, когда поезд тронулся с платформы, — что...
- что вы пришли сюда, ожидая найти то, что нашли?

“ Да, ” ответил он. - Мне это казалось единственной возможностью, учитывая
все известные факты.

- Когда это впервые пришло вам в голову?

“Это пришло мне в голову как возможность, как только мы обнаружили, что
свидетельства о кремации были подделаны; но именно заявление владельца похоронного бюро
, казалось, закрыло дело ”.

“Но он отчетливо заявил, что измерил тело”.

“Верно. Но не было ничего, что указывало бы на то, что это было мертвое тело. Что было
совершенно ясно, так это то, что было нечто, что ни в коем случае не должно
Это было очевидно; и когда Сталкер рассказал нам о хищении, у нас было множество
улик, которые могли указывать только на один вывод. Просто подумайте об этих
улик.

«Здесь мы имеем дело со смертью, которой предшествовала явно надуманная болезнь и
за которой последовала кремация с поддельными свидетельствами. Так что же
произошло? Было четыре возможных гипотезы. Обычная смерть,
самоубийство, убийство и фиктивная смерть. Какая из этих гипотез
соответствовала фактам?

«Поддельные свидетельства, по-видимому, исключали возможность естественной смерти.

«Теория о самоубийстве не объясняла факты. Она не соответствовала
с тщательной, продуманной подготовкой. А зачем нужны были поддельные
свидетельства? Если бы Ингл действительно умер, Микинг бы
засвидетельствовал его смерть. А зачем нужна была кремация? Не было никакой необходимости идти на такой
огромный риск.

«Версия об убийстве была немыслима. Эти свидетельства почти
наверняка были подделаны самим Инглом, который, как мы знаем, был опытным фальсификатором.
Но мысль о том, что жертва сама организовала свою кремацию, — это
абсурд.

«Оставалась только версия о фиктивной смерти; и эта версия
идеально вписывалась во все факты. Во-первых, что касается мотива. Ингл
совершил тяжкое преступление. Ему нужно было исчезнуть. Но какое
исчезновение могло бы быть столь же эффективным, как смерть и кремация? И
прокуроры, и полиция тут же списали бы его со счетов и забыли
о нём. Кроме того, он совершил двоежёнство — само по себе уголовное преступление. Но
смерть не только сотрёт это с его биографии; после «смерти» он мог бы жениться
Хаггард регулярно появлялся под другим именем и навсегда избавился от своей
брошенной жены. И он собирался получить пятнадцать сотен фунтов
от страховой компании. А теперь посмотрим, как эта теория объясняет
другие факты. Фиктивная смерть сделала необходимой фиктивную болезнь.
Потребовались поддельные свидетельства, поскольку трупа не было. Это
делало кремацию крайне желательной, поскольку легко могло возникнуть подозрение
, и тогда эксгумация гроба с манекеном
разоблачила бы мошенничество. Но успешная кремация навсегда скроет это
мошенничество. Это объясняло, почему тело скрыли от
гробовщика, и даже объясняло запах формалина, который он
заметил».

«Как так?» спросил я.

«Подумай, Джервис, — ответил он. — В этом гробу должен был лежать манекен
заготовка из мяса и костей, из которой получился бы правильный вид золы.
Куски мясного фарша соответствовали бы условиям. Но количество
потребуется от ста пятидесяти до двухсот фунтов. Теперь
Ингл не мог пойти к мяснику и заказать, чтобы прислали целого барана
за день до похорон. Окорока пришлось бы покупать
постепенно и хранить. Но для хранения мяса в тёплую погоду
требуется какой-то консервант; и формалин очень эффективен, так как
не оставляет следов после сжигания.

«Итак, вы видите, что теория мнимой смерти согласуется со всеми
известные обстоятельства, в то время как альтернативные теории приводили
к необъяснимым расхождениям и противоречиям. С точки зрения логики, это была
единственно возможная теория, и, как вы видели, эксперимент подтвердил её
истинность».

Когда Торндайк закончил, доктор Хемминг вынул изо рта трубку и
тихо рассмеялся.

«Когда я приехал сегодня, — сказал он, — у меня были все факты, которые вы
сообщили Министерству внутренних дел, и я был абсолютно уверен, что
мы приехали инспектировать мышиную нору. И всё же теперь, когда я
услышал ваше изложение, всё выглядит совершенно очевидным».

«Обычно так и происходит с выводами Торндайка, — сказал я. — Они
совершенно очевидны — после того, как вы выслушали объяснение».

Не прошло и недели после нашей экспедиции, как Ингл оказался в руках полиции.
Кажущийся успех операции по кремации ввёл его в
заблуждение, и он почувствовал себя в такой полной безопасности, что
не потрудился замести следы и, соответственно, стал лёгкой добычей для нашего друга
суперинтенданта Миллера. Полиция была очень довольна, как и
директора страховой компании «Гриффин лайф».




III.
НАСТЫРНЫЙ ЛОШАДЬ

Когда мы с Торндайком спускались по лестнице пешеходного моста в
Денсфорд-Джанкшен, мы поняли, что произошло нечто необычное.
Платформа была почти пустынна, за исключением одного места, где небольшая, но
плотная толпа собралась у открытой двери вагона первого класса
купе следующего поезда; головы высовывались из окон
другие вагоны, и через определенные промежутки времени двери открывались, и любопытствующие
пассажиры бежали вперед, чтобы присоединиться к толпе, от которой отделился взволнованный носильщик
как раз в тот момент, когда мы достигли платформы.

- Вам бы лучше сначала сходить за доктором Пулом, - крикнул ему вслед начальник станции
.

В этот момент Торндайк выступил вперёд.

«Мы с моим другом, — сказал он, — врачи. Можем ли мы чем-то помочь
до приезда местного врача?»

«Боюсь, что нет, сэр, — был ответ, — но вы сами увидите». Он
освободил нам путь, и мы подошли к открытой двери.

На первый взгляд, казалось, что нет ничего, что могло бы объяснить
благоговейное выражение, с которым прохожие заглянули в
карету и уставились на ее единственного пассажира. Ибо неподвижная фигура
, которая сидела, съежившись, на угловом сиденье, опустив подбородок на грудь, могла быть
спящий человек. Но это было не так. Восковая бледность лица и
странная, похожая на застывшую маску неподвижность не оставляли надежды на пробуждение.

«Похоже, он умер во сне», — сказал
начальник станции, когда мы завершили наш краткий осмотр и
убедились, что мужчина мёртв. «Как вы думаете, это был
сердечный приступ, сэр?»

Торндайк покачал головой и дотронулся пальцем до вдавленного места
на жилете убитого. Когда он убрал палец, он был
измазан кровью.

“Боже милостивый!” - ахнул чиновник испуганным шепотом. “У этого человека
был убит!” Несколько секунд он недоверчиво смотрел на труп
, а затем повернулся и выскочил из купе, захлопнув за собой
дверь, и мы услышали, как он отдает распоряжения экипажу
быть отделенным и перемещенным на запасной путь.

“Это ужасное дело, Джервис”, - сказал мой коллега, усаживаясь
на сиденье напротив мертвеца и бросая испытующий взгляд вокруг
в купе. «Интересно, кем был этот бедняга и что было
предметом убийства? Оно выглядит слишком продуманным для обычного
грабежа; и, судя по всему, тело не было ограблено».
Тут он внезапно наклонился, чтобы поднять один или два крошечных осколка
стекла, которые, казалось, были втоптаны в ковер, и которые он
внимательно рассмотрел на ладони. Я наклонился и посмотрел на
осколки, и мы согласились, что это части колбы от
электрического фонарика.

“Значение этих данных, если они вообще есть, - сказал Торндайк, - мы можем
рассмотреть позже. Но если они свежие, то, похоже, металлическую
часть лампочки подняли и унесли. Это может быть
важным фактом. Но, с другой стороны, фрагменты могли быть
Они лежат здесь уже некоторое время и не имеют никакого отношения к трагедии; хотя вы
заметили, что они лежали напротив тела и напротив места
которое, должно быть, занимал убийца во время совершения преступления».

Пока он говорил, отцепленный вагон начал медленно двигаться в сторону
разъезда, и мы оба наклонились, чтобы продолжить поиски
остатков лампочки. И затем, почти в тот же момент, мы
заметили два предмета, лежащие под сиденьем напротив - сиденьем, которое занимал
мертвый мужчина. В одном был маленький носовой платок, в другом -
лист почтовой бумаги.

“Этим, - сказал я, взяв первое, - объясняется сильный
запах духов в купе”.

- Возможно, - согласился Торндайк, - хотя вы заметите, что запах
исходит главным образом не от носового платка, а от спинки
подушки углового сиденья. Но есть кое-что более примечательное -
самая компрометирующая улика, если только она не подкрепляется
неопровержимым алиби ”. Он протянул мне лист бумаги для писем, обе
страницы которого были исписаны ярко-синими чернилами с помощью
гектографа или какого-то другого копировального аппарата. Очевидно, это был циркуляр
письмо, поскольку на нём был напечатан заголовок «Лига женской эмансипации,
Барнабас-сквер, 16, юго-запад», а его содержание, судя по всему, касалось
«воинственной демонстрации», запланированной на ближайшее время.

“Оно датировано позавчерашним днем, - прокомментировал Торндайк, - так что
оно могло пролежать здесь двадцать четыре часа, хотя это
очевидно, маловероятно; и поскольку это не первый и не
последний лист, существуют - или были - по крайней мере еще два листа. В любом случае, полиции
будет с чего начать.

Он положил письмо на сиденье и осмотрел обе вешалки для шляп.,
сняв шляпу, перчатки и зонтик убитого и заметив на
шляпе инициалы “Ф.Б.”, он только что положил их на место, когда раздались голоса
снаружи послышался шум, и начальник станции взобрался на
подножку и открыл дверь, впуская двух мужчин, одного из которых я принял за
врача, а другой был инспектором полиции.

“Начальник станции сказал мне, что речь идет об убийстве”, - сказал
первый, обращаясь к нам вместе.

«Об этом свидетельствуют обстоятельства», — ответил Торндайк. «Здесь
пулевое ранение, нанесённое, по-видимому, с близкого расстояния — жилет
заметно опален - и мы не нашли никакого оружия в
отсеке”.

Врач прошел мимо нас и приступил к быстрому осмотру
тела.

“Да, ” сказал он, “ я согласен с вами. Расположение раны и
поза тела позволяют предположить, что смерть наступила практически
мгновенно. Если бы это было самоубийство, пистолет был бы в
руке или на полу. Полагаю, нет никаких зацепок, чтобы установить личность
убийцы?»

«Мы нашли это на полу под сиденьем убитого, — ответил
Торндайк, указывая на письмо и носовой платок, — а ещё там было»
на ковре вдавилось немного стекла - очевидно, остатки
электрического фонаря-вспышки.

Инспектор схватил носовой платок и письмо и,
тщетно изучив первое в поисках имени или инициалов, обратился к
письму.

“Да ведь это письмо суфражистки!” - воскликнул он. “Но оно не может иметь
никакого отношения к этому делу. Они — озорные попрошайки, но
они не делают ничего подобного». Тем не менее он аккуратно положил
оба предмета в массивный бумажник и, подойдя к трупу,
заметил: «Пока мы ждём носилки, можем посмотреть, кто он».


С невозмутимым видом, который, казалось, несколько шокировал
начальника станции, он расстегнул пальто неподвижно лежащего в
углу человека и сунул руку в нагрудный карман, вытащив
портфель, который он открыл и из которого извлёк визитную
карточку. Когда он взглянул на неё, на его лице внезапно отразилось
изумление.

«Боже!» — воскликнул он испуганным голосом. — Как вы думаете, кто это,
доктор? Это мистер Фрэнсис Бёрнем!

Доктор вопросительно посмотрел на него.
— Бёрнем, Бёрнем, — повторил он. — Дайте-ка подумать...

“Разве вы не знаете? Человек, выступающий против избирательного права. Конечно...”

“Да, да”, - перебил доктор. “Конечно, я его помню.
Заклятый враг движения за избирательные права и ... да, конечно.
Оживленная речь доктора резко сменилась неуверенным бормотанием. Как и
инспектор, он внезапно «увидел свет»; и снова, как и
офицер, его проницательность породила внезапную сдержанность.

Торндайк взглянул на часы. «Наш поезд опаздывает на минуту, — сказал
он. — Нам нужно вернуться на платформу». Он достал из
портфеля визитную карточку и протянул её инспектору, который взглянул на неё и слегка
поднял брови.

“Я не думаю, что мои показания будут иметь большую ценность, - сказал он, - но, конечно,
конечно, я к вашим услугам, если вы этого хотите”. С этими словами и поклоном
врач и начальник станции спустились на землю; и
отдав инспектору свою карточку, я последовал за ним, и мы направились к платформе
.


Развитие этого дела не заставило себя долго ждать. В тот самый вечер, когда мы с Торндайком
курили трубки после ужина у камина, на лестнице послышались торопливые шаги
и раздался решительный стук в нашу
дверь. Посетителем оказался мужчина лет тридцати, с чисто выбритым лицом,
напряженное и довольно невротическое выражение лица и беспокойная, возбужденная
манера поведения. Он представился по имени Кадмус Боули и
тем самым, по сути, обозначил цель своего визита.

- Я полагаю, вы знаете меня по имени, - сказал он быстро и в
резкой, выразительной манере, - и, вероятно, догадываетесь, зачем я пришел
. Вы, конечно, видели вечернюю газету?

— Нет, — ответил Торндайк.

— Что ж, — сказал мистер Боули, — вы знаете об убийстве
Бернема, потому что, как я вижу, вы присутствовали при обнаружении тела; и вы
знайте, что в купе была найдена часть циркулярного письма от нашей Лиги
. Возможно, вы не удивитесь, узнав, что мисс
Изабель Долби арестована и обвинена в убийстве”.

“Действительно!” - сказал Торндайк.

“Да. Это печально известное дело! Национальный позор! ” воскликнул Боули,
стукнув кулаком по столу. «Явный заговор врагов
социальной реформы с целью избавиться от благородной, великодушной дамы,
чью приверженность этому великому делу они не в состоянии победить честными
средствами в открытую. И это ещё один дикий абсурд. Что касается этого парня,
Бёрнем, я не могу притворяться, что испытываю сожаление...

— Позвольте заметить, — несколько натянуто перебил Торндайк, — что
выражение личных чувств не является ни полезным, ни уместным. Мои
методы защиты — если вы пришли именно за этим — основаны на
демонстрации, а не на риторике. Не могли бы вы изложить нам простые
факты?

Мистер Кадмус Боули выглядел явно недовольным, но после короткой паузы
он начал свой рассказ в более спокойном тоне.

«Сухие факты, — сказал он, — таковы: сегодня днём, в половине
третьего, мисс Долби села на поезд от Кингс-Кросс до Холмвуда. Это
поезд, который останавливается на станции Денсфорд-Джанкшен и в котором
Бернэм ехала. Она купила билет в первый класс и заняла
купе только для женщин, в котором была единственной пассажиркой. Она
вышла в Холмвуде и направилась прямиком к дому нашего
вице-президента, мисс Карли, которая уже несколько дней не выходит из своей комнаты,
и пробыла там около часа. Она вернулась
на поезде в четыре пятнадцать, и я встретил её на вокзале Кингс-Кросс в
без четверти пять. Мы выпили чаю в ресторане напротив вокзала и
за чаем обсудили планы на следующую демонстрацию, и
мы договорились о месте встречи и наиболее удобных путях отступления и
рассеивания в случае прибытия полиции. Для этого нужно было
составить план, и мисс Долби нарисовала его на листе бумаги, который
достала из кармана и который оказался частью циркулярного
письма, касающегося рейда. После чая мы вместе прогулялись по Грейс
Мы дошли до Инн-роуд и расстались на Теобальдс-роуд. Я направился в
штаб-квартиру, а она — в свои комнаты на Куин-сквер. По прибытии
домой она обнаружила, что у её дома ждут два детектива, и
а потом... а потом, короче говоря, её арестовали, как обычную преступницу,
и доставили в полицейский участок, где у неё
изъяли остатки циркулярного письма, найденного в её кармане. Затем ей
официально предъявили обвинение в убийстве Бёрнема, и ей
великодушно разрешили отправить телеграмму в штаб. Она пришла
сразу после того, как я туда добрался, и, конечно же, я сразу же отправился в полицейский
участок. Полиция отказалась принять залог, но разрешила мне встретиться
с ней, чтобы договориться о защите».

«Мисс Долби может предложить какие-либо идеи, — спросил Торндайк, — о том, как
Как лист с её письмом оказался в купе с убитым
человеком?»

«О да! — ответил мистер Боули. — Я об этом забыл. Это было совсем не её
письмо. Она уничтожила свой экземпляр письма,
как только прочитала его».

«Тогда, — спросил Торндайк, — как письмо оказалось в её кармане?»

«Ах, — ответил Боули, — это и есть загадка. Она думает, что кто-то
подсунул его ей в карман, чтобы вызвать подозрения».

«Она удивилась, когда нашла его в кармане, когда вы вместе
пили чай?»

«Нет. Она забыла, что уничтожила свою копию. Она вспомнила об этом только
это когда я сказал ей, что листок был найден в карете Бернхэма
”.

“Может ли она предъявить фрагменты уничтоженного письма?”

“Нет, она не может. К сожалению, она сожгла его”.

“На этих круглых буквах есть какой-нибудь отличительный знак? Они
адресованы членам клуба по именам?”

“ Только на конвертах. Все письма одинаковые. Они напечатаны на
дубликаторе. Конечно, если вы не верите этой истории...»

«Я не сужу о деле, — перебил его Торндайк. — Я просто
собираю факты. Что вы хотите, чтобы я сделал?»

«Если вы считаете, что можете взять на себя защиту, я бы хотел, чтобы вы
чтобы сделать это. Мы наймем поверенных в Лиге, Берда и
Маршалл, но я знаю, что они будут готовы и рады сотрудничать с вами.

“Очень хорошо”, - сказал Торндайк. “Я расследую это дело и проконсультируюсь
с вашими адвокатами. Кстати, полиции известно о листке
письма, на котором были нарисованы планы?

“ Нет. Я подумал, что лучше ничего не говорить об этом, и я сказал мисс
Долби не упомянул об этом».

«Тем лучше, — сказал Торндайк. — У вас есть лист с
планом?»

«У меня его нет, — последовал ответ. — Он в моём
кабинете».

— Лучше дайте мне его посмотреть, — сказал Торндайк.

— Конечно, можете взять, если хотите, — сказал Боули, — но
это вам не поможет. Все письма одинаковые, как я вам уже говорил».

— Тем не менее я хотел бы его увидеть, — сказал Торндайк, — и, возможно,
вы могли бы рассказать мне что-нибудь о мистере Бёрнхеме. Что вы знаете о
нем?

Мистер Боули плотно сжал губы, и его лицо приняло выражение
мстительности, граничащей со злобой.

“Все, что я знаю о Бернхэме, - сказал он, - это то, что он был дураком и
негодяем. Он был не только врагом великой реформы, которую наша Лига
расшифровывается как; он был коварным врагом - жестоким, коварным и
неутомимо активным. Я могу рассматривать его смерть только как благословение для
человечества”.

“Могу я спросить, - сказал Торндайк, - угрожал ли когда-либо кто-либо из членов вашей Лиги когда-либо
публично принять личные меры против него?”

“Да”, - отрезал Боули. “Некоторые из нас, включая меня,
угрожали устроить ему наказание, которого он заслуживал. Но прятаться — это
совсем не то же самое, что убивать, понимаете?

— Да, — несколько сухо согласился Торндайк, а затем спросил: — Вы
что-нибудь знаете о роде занятий и привычках мистера Бёрнема?

«Он был кем-то вроде управляющего Лондонским и пригородным банком. Его работа заключалась в
надзоре за пригородными отделениями, и у него была привычка посещать их
по очереди. Вероятно, он направлялся в отделение в Холмвуде, когда его
убили. Это всё, что я могу вам о нём рассказать».

«Спасибо», — сказал Торндайк, и, когда наш гость поднялся, чтобы уйти, он
продолжил: «Тогда я изучу это дело и договорюсь с вашими
адвокатами о том, чтобы мисс Долби была должным образом представлена на дознании; и
я буду рад получить этот лист с письмом, как только вы сможете
отправить его или оставить у себя».

“Очень хорошо, - сказал Боули, - хотя, как я уже сказал вам, это не принесет вам
никакой пользы. Это всего лишь дубликат циркуляра”.

“ Возможно, ” согласился Торндайк. - Но остальные листы будут предъявлены
в суде, так что у меня будет возможность ознакомиться с ними
заранее.

Несколько минут после ухода нашего клиента Торндайк хранил молчание
и погружённо размышлял, переписывая свои черновые заметки в записную книжку и
явно дополняя и систематизируя их. Наконец он поднял на меня взгляд
с невысказанным вопросом в глазах.

«Это странное дело, — сказал я. — Косвенные улики, похоже, указывают на…»
Я категорически против мисс Долби, но маловероятно, что она
убила этого человека».

«Похоже на то, — согласился он. — Но решение будет зависеть от
доказательств, а доказательства будет рассматривать судья, а не
министр внутренних дел. Вы заметили, как важно было, куда направлялся Бёрнем?»

«Да. Он был явно мёртв, когда поезд прибыл в Холмвуд. Но
неясно, как давно он был мёртв».

«Улики, — сказал Торндайк, — указывают на то, что убийство было совершено в туннеле между
Коуденом и Холмвудом. Вы
будем помнить, что up-express обогнал наш поезд в туннеле. Если бы
соседние купе были пусты, звук пистолетного выстрела
был бы полностью заглушен шумом проносящегося мимо экспресса
. Тогда вы вспомните осколки электрической лампочки, которые
мы подобрали, и то, что в вагоне не горел свет. Это
весьма показательно. Это не только указывает на то, что преступление было совершено
в темноте, но и явно свидетельствует о
подготовке — планировании и предумышленности. Это говорит о том, что
убийца знал, какими будут обстоятельства, и предусмотрел их.

— Да, и это скорее говорит против нашей клиентки. Но я не совсем
понимаю, что вы хотите извлечь из этого письма. Именно
наличие письма, а не его содержание, является
доказательством против мисс Долби.

— Я не рассчитываю что-то из него почерпнуть, — ответил Торндайк. —
Письмо станет козырем обвинения, а всегда
хорошо знать заранее, какие карты у твоего противника. Это
обычная процедура — изучить всё, что имеет отношение к делу, и то, что не имеет.


Дознание должно было состояться в Денсфорде на третий день после
об обнаружении тела. Но за это время стали известны
некоторые новые факты. Один из них заключался в том, что покойный
перевозил в Холмвудское отделение банка сумму в три тысячи фунтов,
из которых тысяча была в золоте, а остальное — в банкнотах Банка Англии,
и всё это было в кожаной сумке. Эта сумка была найдена
пустой в канаве у дороги, которая вела от станции
к дому мисс Карли, вице-президента Женской
лиги эмансипации. Далее сообщалось, что контролёр
в Холмвуде заметил, что мисс Долби, которую он знал в лицо,
несла сумку, похожую на ту, что была описана, когда проходила через турникет, и
что, когда она вернулась примерно через час, сумки при ней не было.
С другой стороны, мисс Карли заявила, что сумка, которую мисс
Долби принесла к ней домой, была её (мисс Карли) собственностью, и она
предъявила её для осмотра полиции. Таким образом, уже
имелись некоторые противоречивые доказательства, свидетельствующие явно не в пользу
мисс Долби.

«Этого нельзя отрицать», — сказал Торндайк, когда мы обсуждали дело в
за завтраком утром в день расследования “, что
косвенные доказательства являются устрашающе полными и последовательными, в то время как
опровергающие доказательства являются самыми слабыми. Заявление мисс Долби о том, что
письмо было положено в ее карман неизвестным лицом, вряд ли будет
воспринято всерьез, и даже заявление мисс Карли с
ссылка на сумку не будет иметь большого значения, если она не сможет предоставить
подтверждение ”.

— Тем не менее, — сказал я, — общая вероятность полностью
на стороне обвиняемого. Крайне маловероятно, что такая дама, как мисс
Долби совершил бы ограбление с убийством этого хладнокровного,
обдуманного типа».

«Может быть, — возразил Торндайк, — но присяжные должны вынести вердикт в
соответствии с доказательствами».

«Кстати, — сказал я, — Боули так и не прислал тебе тот лист с
письмом, который ты просил?»

«Нет, чёрт бы его побрал! Но я отправил Полтона за ним, чтобы
я мог внимательно изучить его в поезде. Это напомнило мне, что
я не успею к началу расследования. Вам
лучше поехать с адвокатами и проследить, чтобы стенографистки
начали работу. Мне придётся приехать позже.

Через полчаса, как раз когда я собирался начать, на лестнице послышались
знакомые шаги, и наш лаборант Полтон вошёл в комнату,
открыв дверь своим ключом.

«Я как раз застал его, сэр, когда он собирался на вокзал», — сказал он с
довольной морщинистой улыбкой, положил на стол конверт и
добавил: «Боже! как же он ругался!»

Торндайк усмехнулся и, поблагодарив своего помощника, открыл
конверт и протянул его мне. В нём был один лист
бумаги для писем, в точности такой же, как тот, что мы нашли в
железнодорожном вагоне, за исключением того, что одна сторона была исписана, а другая оставалась чистой.
Только четверть листа, и, поскольку он заканчивался подписью «Летиция
Хамбо, президент», очевидно, это был последний лист. На нём не было
ни водяного знака, ни чего-либо ещё, что могло бы отличить его от
десятков других оттисков, сделанных на копировальном аппарате
вместе с ним, за исключением грубо набросанного плана на обратной
стороне листа.

— Что ж, — сказал я, надевая шляпу и направляясь к двери, — я
подозреваю, что Боули был прав. От этого вам будет
не так просто подкрепить довольно неправдоподобное заявление мисс Долби». И Торндайк
согласился, что улики не слишком многообещающие.


Сцена в кофейне гостиницы «Плуг» в Денсфорде была
достаточно хорошо мне знакома. Спокойный, деловой коронер,
смущённые присяжные, местная полиция, свидетели и
зрители, собравшиеся в одном конце комнаты, были хорошо
знакомыми мне персонажами. Необычной была красивая
благородная на вид молодая леди, которая сидела на простом стуле
между двумя невозмутимыми полицейскими под пристальным взглядом мистера Кадмуса
Боули. Мисс Долби была бледна и явно взволнована, но держалась спокойно,
решительно и даже несколько вызывающе. Она поприветствовала меня
приятная улыбка, когда я представился, и надежда, что у меня и моего
коллеги не возникнет трудностей с опровержением “этого гротескного и
ужасного обвинения”.

Мне нет необходимости подробно описывать происходящее. Были получены доказательства того,
что личность покойного установлена, доктор Пук показал, что
смерть наступила в результате ранения сердца сферической пулей,
очевидно, стреляли из маленького гладкоствольного пистолета с очень близкого расстояния.
По его мнению, рана была нанесена не самим себе. Затем коронер
продемонстрировал лист с циркулярным письмом, найденный в карете, и я
был вызван для дачи показаний по этому делу. Следующим свидетелем был
суперинтендант Миллер из отдела уголовных расследований, который
предъявил два листа письма, изъятые из кармана мисс
Дэлби при аресте. Он передал их коронеру
для сравнения с письмом, найденным в карете вместе с телом
погибшей.

«Судя по всему, — сказал коронер, складывая три листа
вместе, — одного или нескольких листов не хватает. Те два, что вы мне передали,
— это первый и третий листы, а тот, что был найден в железнодорожном вагоне,
— это второй лист».

— Да, — согласился свидетель, — четвёртый лист отсутствует, но у меня есть
его фотография. Вот комплект из всех писем, — и он положил
на стол четыре распечатанные фотографии.

Коронер озадаченно нахмурился. — Могу я спросить, — сказал он,
— как вы получили эти фотографии?

“Это фотографии не той копии, которая у вас есть, - пояснил свидетель
, - а другой копии того же письма, которую мы
перехватили по почте. Это письмо было адресовано торговцу канцелярскими принадлежностями
необходимо позвонить в магазин. Мы сочли необходимым сохранить
Мы сами осведомлены о содержании этих циркуляров, чтобы
мочь принять необходимые меры предосторожности; а поскольку
на конвертах есть значок и адрес всегда написан синими
чернилами, их нетрудно идентифицировать».

«Понятно, — сказал коронер, сверля взглядом мистера Боули, который
сопровождал заявление суперинтенданта громкими и
неблагосклонными комментариями. Это все ваши показания? Спасибо.
Затем, если не будет перекрёстного допроса, я вызову следующего свидетеля.
Мистера Бернарда Парсонса.

Мистер Парсонс был генеральным директором Лондонского и пригородного банка.
и он показал, что покойный в день своей смерти
отправлялся в Холмвуд, чтобы посетить и осмотреть новое местное отделение
банка, и что он вез туда три тысячи
фунтов, из которых тысяча была в золоте, а остальное — в банкнотах
Банка Англии, в основном пятифунтовых. Он носил банкноты и
наличные в крепкой кожаной сумке.

«Можете ли вы сказать, была ли у него с собой одна из этих сумок?» — спросил
коронер, указывая на две большие чёрные кожаные сумки, которые его
помощник положил на стол.

Мистер Парсонс быстро указал на большую из двух, которая была
снаружи измазана грязью. Коронер отметил ответ, а затем
спросил:

“Знал ли кто-нибудь, кроме вас, что покойный наносил этот
визит?”

“Должно быть, многие знали”, - последовал ответ. “Покойный посещал
различные отделения в установленном порядке. Он приезжал в Холмвуд во второй
Вторник месяца”.

— А было ли известно, что у него с собой была такая крупная сумма денег?

— Точная сумма не была известна, но обычно он брал
с собой запас монет и банкнот — иногда на очень крупные суммы — и
это было бы известно многим сотрудникам банка и, вероятно, хорошей
многим людям за его пределами. Филиал в Холмвуде потребляет много
наличных, поскольку большинство клиентов расплачиваются чеками и снимают наличные для
местного использования ”.

Такова была суть показаний мистера Парсонса, и когда он сел за стол
был вызван контролер. Это официальное лицо опознало мисс Долби
как одну из пассажирок поезда, в котором было найдено тело погибшего
. Когда она проходила через турникет, у неё в руках была сумка. Он
не смог опознать ни одну из сумок, но обе были похожи на
ту, что была у неё в руках. Она вернулась примерно через час и села
на поезд, идущий в гору, и он заметил, что у неё больше не было сумки. Он
не мог сказать, была ли у кого-то из других пассажиров сумка.
В этом поезде было очень мало пассажиров первого класса, но много
пассажиров третьего класса — в основном сборщиков фруктов, — и они
сбились в плотную толпу у турникета, так что он не мог разглядеть
отдельных пассажиров. Он заметил мисс Долби, потому что знал её в лицо, так как
она часто приходила в Холмвуд с другими суфражистками. Он не
Он не видел, из какого вагона вышла мисс Долби, и не заметил ни одного
вагона первого класса с открытой дверью.

Коронер вдумчиво записал эти показания, и
я размышлял, есть ли какие-то вопросы, которые было бы
целесообразно задать свидетелю, когда почувствовал лёгкое прикосновение к своему плечу
и, подняв глаза, увидел констебля, протягивающего телеграмму. Заметив,
что она адресована «доктору», я взял её. Джервис, постоялый двор «Плау», Денсфорд, — я кивнул
констеблю, взял у него конверт, открыл его и
развернул бумагу. Телеграмма была от Торндайка, в ней было всего несколько слов:
код, который он разработал для нашего личного использования. Я смог расшифровать его
не обращаясь к ключу, который каждый из нас всегда носил в своем
кармане, и затем он гласил:


“Я отправляюсь в Фолкстон _в_ связи с покойным Бернхемом. Следуйте за мной
немедленно и, если сможете, приведите Миллера для возможного ареста. Встретимся
на пирсе возле катера в Остенде. Торндайк”.


Несмотря на то, что я привык к укоренившейся привычке моего коллеги действовать
самым неожиданным образом, должен признаться, что я уставился на расшифрованное
сообщение в полном недоумении. Я совершенно не подозревал о
Ни малейшей зацепки, кроме очевидных улик, которые я
выслушивал, и вдруг! Торндайк с совершенно новым делом,
явно подготовленным, и с преступником, которого он
застал врасплох. Это было поразительно.

Я неосознанно поднял глаза и встретился взглядом с суперинтендантом
Миллером, который смотрел на меня с жадным любопытством. Я поднял телеграмму
и поманил его к себе, и он тут же на цыпочках пересек комнату и сел рядом со мной
. Я положил перед ним расшифрованную телеграмму и, когда он пробежал ее взглядом
, спросил шепотом: “Ну, что вы скажете?”

Вместо ответа он вытащил таблицу расписания, жадно изучал ее в течение
нескольких минут, а затем протянул мне, положив ноготь большого пальца на
надпись “Денсфордский перекресток”.

- Скорый поезд отправляется через семь минут, - хрипло прошептал он.
“Попросите коронера извинить нас и позволить вашим адвокатам продолжать дело за
вас ”.

Краткое и довольно расплывчатое объяснение обеспечило согласие
коронера — поскольку мы оба дали показания — и менее добровольное
согласие моих клиентов. Через минуту мы с суперинтендантом
уже направлялись на вокзал и добрались туда как раз к прибытию поезда
вдоль платформы.

“Странное начало”, - сказал Миллер, когда поезд тронулся со станции
“но, господи! доктор Торндайк никогда не просчитывает
свои ходы. Вы знали, что у него что-то припрятано в рукаве?”

“Нет; но ведь никогда нельзя знать наверняка. Он близок, как устрица. Он
никогда не раскрывает свои карты, пока не сможет разыграть козырную карту. Но
возможно, что с тех пор, как я ушёл, он нашёл новую зацепку».

«Что ж, — ответил Миллер, — мы узнаем, когда доберёмся до конца.
И я не побоюсь сказать вам, что для меня будет большим облегчением, если
мы сможем снять обвинения с мисс Долби».

Время от времени во время поездки в Лондон и оттуда в
Фолкстон суперинтендант возвращался к загадочным
действиям Торндайка. Но строить догадки было бесполезно. У нас не было ни единого факта,
на который можно было бы опереться; и когда наконец поезд прибыл на центральный
вокзал Фолкстона, мы были в таком же неведении, как и в начале пути.

Предполагая, что Торндайк принял все необходимые меры для
получения помощи от местной полиции, мы взяли такси и поехали
прямо в конец улицы Рандеву — как ни странно, подходящее место
Кстати, о пункте назначения. Здесь мы вышли, чтобы
появиться на месте встречи как можно незаметнее,
и, направляясь к гавани, увидели Торндайка, который
ждал на причале, делая вид, что наблюдает за погрузкой
баржи, и убирал в футляр призматический бинокль, с помощью
которого он, очевидно, следил за нашим прибытием.

— Я рад, что вы пришли, Миллер, — сказал он, пожимая руку
суперинтенданту. — Я не могу ничего обещать, но я не сомневаюсь,
что это дело для вас, даже если оно не оправдает моих надежд
и ожидаем. «Корнфлауэр» — наш корабль, и нам лучше подняться на борт
по отдельности, на случай если наши друзья ведут наблюдение. Я
договорился с капитаном, а местный суперинтендант
выставил на причале несколько человек в штатском.

С этими словами мы разошлись. Торндайк пошёл впереди, а мы с Миллером
последовали за ним на некотором расстоянии.

Когда я спустился по трапу примерно через минуту после Миллера, ко мне подошёл стюард
и, спросив, как меня зовут, попросил следовать за ним,
после чего проводил меня в кают-компанию, где я застал
Торндайка и Миллера, беседовавших с казначеем.

«Джентльмены, о которых вы спрашиваете, — сказал последний, — в
курительной комнате играют в карты с другим пассажиром. Я
накинул брезент на одно из окон на случай, если вы захотите
понаблюдать за ними незаметно».

«Возможно, вам лучше провести предварительную проверку, Миллер, — сказал
Торндайк. — Вы можете знать некоторых из них».

Суперинтендант согласился с этим предложением и тотчас ушел
с казначеем, оставив нас с Торндайком наедине. Я сразу же воспользовался
возможностью потребовать объяснений.

“ Я так понимаю, что после того, как я ушел, вы обнаружили какие-то новые улики?

“Да”, - ответил Торндайк. “И, как видите, не слишком скоро. Я не
точно знаю, к чему это приведет, но я думаю, что мы обеспечили
оборону, во всяком случае; и это действительно все, что нас беспокоит
. Положительные аспекты дела - дело полиции.
Но вот появляется Миллер, выглядящий очень довольным собой и
казначей.

Суперинтендант, однако, был не только доволен, но и
немного озадачен.

«Ну и ну! — воскликнул он. — Вот это да! У нас там два
главных светила суфражистского движения. Один из них — Джеймсон,
Одна из них — секретарь Лиги женской эмансипации, другая — Пиндер,
их главный торговец шмотьём. Ещё есть двое мужчин по имени Дорман и
Спиллер, оба — отъявленные мошенники, я уверен, хотя нам никогда
не удавалось ничего на них повесить. Пятого мужчину я не знаю.

— Я тоже, — сказал Торндайк. — В моём списке только четверо. А
теперь мы разберёмся с ними. Не могли бы мы перекинуться парой слов с
мистером Торпом — здесь, если вы не возражаете».

«Конечно, — ответил казначей. Я пойду и приведу его». Он поспешил
в сторону курительной комнаты, откуда вскоре вернулся
появился снова в сопровождении высокого худощавого мужчины в больших двухфокусных
очках старомодного типа с раздельными линзами и курил
сигару. Когда новоприбывший приблизился к нему по аллее, стало очевидно,
что он нервничал и чувствовал себя неловко, хотя и сохранял определенную развязность
развязность, плохо сочетающаяся с ярко выраженной, привычной сутулостью. Однако, когда он
вошёл в каюту и увидел внушительную группу
незнакомцев, его развязная манера поведения полностью исчезла; внезапно его лицо
побледнело и осунулось, и он стал вглядываться в происходящее сквозь свои огромные очки
переводил взгляд с одного на другого с выражением нескрываемого ужаса.

“ Мистер Торп? - спросил Торндайк, и суперинтендант пробормотал:
“Псевдоним Пиндер”.

“Да”, - последовал ответ хриплым голосом. “Что я могу для вас сделать?”

Торндайк повернулся к суперинтенданту.

“Я обвиняю этого человека, - сказал он, - в убийстве Фрэнсиса Бернема в
поезде между Лондоном и Холмвудом”.

Суперинтендант был явно поражен, но не больше, чем
обвиняемый, на которого заявление Торндайка произвело самое необычное
впечатление. Через мгновение ужас, казалось, покинул его; цвет лица изменился.
вернулся к своему лицу, изможденное выражение которого сменилось
выражением явного облегчения.

Миллер встал и, обращаясь к обвиняемому, начал:

“Мой долг предупредить вас...” но собеседник перебил:

“Предупредите свою бабушку! Вы несете чертову чушь.
Я был в Бирмингеме, когда было совершено убийство. Я могу это легко доказать
”.

Суперинтендант был несколько озадачен, поскольку обвиняемый говорил
с уверенностью, которая не оставляла сомнений.

«В таком случае, — сказал Торндайк, — вы, вероятно, можете объяснить, как в карете убитого оказалось принадлежащее вам письмо

мужчина.

“ Принадлежащий мне! ” воскликнул Торп. “ Что, черт возьми, вы имеете в виду? Это
письмо принадлежало мисс Долби. Остальное было найдено у нее в
кармане.

“Совершенно верно”, - сказал Торндайк. “Один листок был подброшен в вагон поезда
, а другой - в карман мисс Долби, чтобы навести подозрение на
нее. Но это было ваше письмо, и из этого следует, что вы распорядились
им таким образом с целью, которую я указал».

«Но, — настаивал Торп с заметно растущим беспокойством, — это был
дубликат циркуляра. Вы не могли отличить одну копию от другой».

- Мистер Пиндер, - сказал Торндайк подчеркнуто спокойным тоном, - если я
скажу вам, что из этого письма я узнал, что вы приняли
пройдите на этом корабле под именем Торпа, вы, вероятно,
поймете, что я имею в виду.

Очевидно, он все понял, потому что краска снова сошла с
его лица, и он тяжело опустился на шкафчик, устремив на Торндайка
взгляд, полный нескрываемого смятения. Так он сидел несколько мгновений, неподвижный
и молчаливый, явно напряжённо размышляя.

Внезапно он вскочил. «Боже мой! — воскликнул он. — Теперь я понимаю, что
произошло. Адский негодяй! Сначала он наговорил это мисс Долби,
а теперь он свалил это на меня. Теперь я понимаю, почему он так
испугался, когда я столкнулся с ним».

— Что ты имеешь в виду? — спросил Торндайк.

— Я тебе расскажу, — ответил Пиндер. Поскольку я много путешествую — и по
другим причинам — я обычно отправлял свои избирательные письма в
контору на Барлоу-стрит...»

— Я знаю, — перебил его суперинтендант, — Бедалл. Я обычно
их осматривал и фотографировал». Он лукаво улыбнулся,
делая это заявление, и, к моему удивлению, обвиняемый
тоже улыбнулся. Чуть позже я понял, что означала эта улыбка.

— Ну, — продолжил Пиндер, — раньше я собирал эти письма довольно
регулярно. Но последнее письмо пришло, когда я был в
Бирмингеме. Перед возвращением я встретил человека, который дал мне
определённые... э-э... инструкции — вы знаете, что это были за инструкции, — добавил он,
обращаясь к Торндайку, — так что письмо мне было не нужно. Но, конечно, я
не мог оставить его там без присмотра, поэтому, вернувшись в Лондон, я
забрал его. Это было два дня назад. К моему удивлению, мисс Бедалл
заявила, что я забрал его тремя днями ранее. Я заверил её
что в тот день меня не было в Лондоне, но она была уверена, что я
звонила. "Я отчетливо помню, - сказала она, - как отдавала вам письмо
сама’. Что ж, спорить было не о чем. Очевидно, она отдала
письмо не тому человеку - я бы сказал, она очень близорука,
судя по тому, как она прижимает вещи к носу, - но как это
случилось то, чего я не мог понять. Но, кажется, теперь я понимаю. Есть
только один человек в мире, который знал, что я адресую свои письма
туда: мой приятель по имени Пейн. Однажды вечером он был со мной
когда я заходил за своими письмами. Так вот, Пейн случайно оказался
Он очень похож на меня — по крайней мере, он высокий, худой и немного сутулится.
Но он не носит очки. Однажды он в шутку примерил мои очки,
и тогда он действительно стал очень похож на меня. Он посмотрел в
зеркало и сам заметил сходство. Пэйн не состоял в Женской лиге,
и я предполагаю, что он воспользовался этим сходством, чтобы завладеть
этим письмом. Он купил пару
таких же очков, как у меня, и изображал меня в магазине.

“Почему он должен хотеть завладеть этим письмом?” Миллер
потребовал.

— Чтобы посадить его так, как он посадил его, — ответил Пиндер, — и
направить полицию по ложному следу.

— Звучит неубедительно, — сказал Миллер. — Вы обвиняете этого человека в
убийстве мистера Бёрнема. Какие у вас есть основания для этого
обвинения?

“Мои основания, - ответил Пиндер, - заключаются, во-первых, в том, что он украл это письмо
которое было найдено, очевидно, подброшенным; и, во-вторых, в том, что у него был
затаил злобу на Бернхэма и знал все о его передвижениях.

“ В самом деле! ” сказал Миллер с внезапно возросшим интересом. - Тогда кто и
что это за человек, Пейн?

“Ну, ” ответил Пиндер, “ еще месяц назад он был помощником кассира в
отделение банка в Стритхэме. Затем спустился Бернхэм и затопал копытами
его выгнали без предупреждения за час. Не знаю, зачем, но могу
догадаться.

- Вы случайно не знаете, где в данный момент находится Пейн?

“ Да, знаю. Он на этом корабле, в курительной ... Только теперь он мистер
Шенстоун. И он был очень болен, когда нашел меня на борту.

Суперинтендант посмотрел на Торндайка.

«Что вы об этом думаете, доктор?» — спросил он.

«Я думаю, — сказал Торндайк, — что нам лучше пригласить мистера Шенстона
сюда и задать ему несколько вопросов. Не могли бы вы узнать, сможет ли он прийти?»
«Иди сюда?» — добавил он, обращаясь к казначею, который слушал
с восторгом.

«Я его приведу, не волнуйтесь», — ответил казначей, явно
почуяв новый поворот в этой захватывающей драме, и поспешил прочь, весь
в предвкушении. Меньше чем через минуту мы увидели, как он возвращается по аллее,
с высоким худощавым мужчиной, который на расстоянии, несомненно, был довольно внушительным
похож на Пиндера, хотя сходство уменьшалось по мере того, как он приближался. Он
тоже был явно взволнован и, казалось, засыпал казначея
вопросами. Но, подойдя к двери каюты, остановился
Он был мёртв и, казалось, был готов съежиться.

— Это тот человек? — резко и довольно громко спросил Торндайк,
вставая на ноги.

Вопрос возымел эффект разорвавшейся бомбы. Когда Торндайк поднялся,
новоприбывший развернулся и, грубо оттолкнув казначея,
в безумном порыве бросился по проходу на палубу.

“Остановите этого человека!” - взревел Миллер, бросаясь в погоню; и на
крик двое слоняющихся матросов оттеснили беглеца от
трапа. Следуя за ним, я увидел перепуганного мужчину, который метался туда и
через заваленную мусором палубу, чтобы избежать столкновения с матросами, которые присоединились к
погоня; Я видел, как он внезапно сделал отчаянный рывок к багажной горке
прыгнул с кнехта на фальшборт. Затем его нога, должно быть,
зацепилась за веревку, потому что он на мгновение пошатнулся, взмахнул
руками с диким воплем и бросился вниз головой в пространство
между бортом корабля и причальной стенкой.

В одно мгновение на всем корабле поднялся шум. Офицер и двое
матросов бросились к поручню с канатами и багром, в то время как другие
управляли грузовой лебёдкой и спускали канат с бегущим талрепом
между кораблём и причалом.

“Он ушел под воду”, - провозгласил хриплый голос снизу. - “Но я могу
видеть, как его прижало к борту”.

Прошло несколько минут тошнотворного ожидания. Затем голос
снизу послышался снова.

“Подъем!”

Двигатель деррик-машины загрохотал, натянутый канат медленно поднялся, и
наконец из этой ужасной бездны показалась обмякшая и мокрая фигура,
которая, едва коснувшись фальшборта, была втянута внутрь и аккуратно опущена на
палубу. Мы с Торндайком склонились над ним. Но мы смотрели в лицо
мёртвого человека, и кровь на губах говорила о том, что
остальное уже не имело значения.

“Прикройте его”, - сказал суперинтендант. “Он вне нашей юрисдикции
сейчас. Но что там происходит?”

Проследив за его взглядом, я заметил небольшую рассеянную толпу мужчин, все
яростно бегущих по набережной в сторону города. Некоторых из них я
признал бывшими обитателями курительной комнаты, а некоторых
мужчинами в штатском. Единственной фигурой, которую я узнал, был мистер
Пиндер уже превратился в маленькую точку вдалеке.

«С ними разберётся местная полиция», — сказал Миллер. Затем
повернувшись к казначею, он спросил: «Какой багаж был у этого человека?»

«Только два сундука», — последовал ответ. «Они оба в его
каюте».

Мы последовали за казначеем в каюту, когда Миллер завладел
ключами мертвеца, и два сундука были подняты на
койку и открыты. В каждом сундуке была большая шкатулка,
а в каждой шкатулке — пятьсот фунтов золотом и большая пачка
банкнот. Последний Миллер внимательно изучил, сверяя номера с
колонкой записей в своей записной книжке.

«Да, — наконец сообщил он, — это настоящий вексель. Это те самые банкноты,
которые были украдены у мистера Бёрнема. А теперь я взгляну на
багаж тех четверых спортсменов».

Поскольку это нас не касалось, мы с Торндайком сошли на берег и медленно
побрели в сторону города. Но вскоре нас догнал суперинтендант
в приподнятом настроении и сообщил, что обнаружил то, что
похоже, было награбленным добром банды первоклассных
грабителей, которых он безуспешно разыскивал несколько месяцев.


— Как это было сделано? — повторил Торндайк в ответ на вопрос Миллера,
когда мы сидели за уединённым столиком в отеле «Лорд Уорден». — Ну, это было
на самом деле очень просто. Боюсь, я вас разочарую, если вы ожидаете
ничего изобретательного и замысловатого. Конечно, было очевидно, что мисс
Дэлби не совершала этого жестокого убийства и ограбления; и было
крайне маловероятно, что это крайне компрометирующее письмо было
выброшено случайно. Таким образом, можно было почти с уверенностью сказать, что
письмо было «подброшено», как выразился Пиндер. Но это было
всего лишь предположение, которое нам нисколько не помогло. Настоящее решение было
найдено благодаря простому химическому факту, с которым я случайно познакомился;
а именно: все основные красители из каменноугольной смолы, и особенно
Метиленовый синий окрашивает оксицеллюлозу без протравы, но
не вступает в такую реакцию с целлюлозой. Хорошая бумага практически
состоит из чистой целлюлозы; и если вы окунёте лист такой бумаги в
определённые окислительные жидкости, например в раствор хлората калия
с небольшим избытком соляной кислоты, бумага превратится в
оксицеллюлозу. Но если вместо того, чтобы погружать бумагу в раствор, вы напишете на ней
пером или стеклянной ручкой, смоченной в растворе, то только та часть,
которой коснулась ручка, превратится в оксицеллюлозу. Никаких изменений не произойдёт
видимый глазом: но если лист бумаги, исписанный этой
бесцветной жидкостью, окунуть в раствор, скажем, метиленового синего, то
невидимый почерк сразу становится видимым. Оксицеллюлоза поглощает
синий краситель.

“Теперь, когда я взял этот лист с письмом в железнодорожном вагоне
и заметил, что использованные чернила, по-видимому, были метиленовыми синими,
этот факт всплыл у меня в памяти. Затем, присмотревшись к нему повнимательнее, я
, казалось, заметил некоторую небольшую нечеткость в написании. Там
на некоторых буквах были точки, которые были немного более глубокого цвета
чем остальные; и мне пришло в голову, что эти
листовки могли использоваться для передачи секретных сообщений
менее безобидного характера, чем те, что бросались в глаза, точно так же, как эти политические
общества могли служить отличным прикрытием для деятельности преступных
сообществ. Но если бы листовки использовались таким образом, то, очевидно,
секретные надписи были бы не на всех листовках.
подготовленные листы будут использоваться только для рассылки
определённым лицам, и в этих случаях будет использоваться тайнопись
вероятно, это будет носить характер личного общения либо с
конкретным человеком, либо с небольшой группой. Возможное наличие
секретного послания, таким образом, приобрело жизненно важное доказательственное значение; ибо, если
можно было бы доказать, что это письмо было адресовано какому-то другому лицу
чем мисс Долби, это уничтожило бы единственную улику, связывающую
ее с преступлением.

“К счастью, мне удалось завладеть
последним листом этого письма...”

— Конечно, дошло, — проворчал Миллер с кислой улыбкой.

— До меня дошло, — продолжил Торндайк, — только после того, как доктор Джервис
Я отправился в Денсфорд. Большая часть одной стороны была пустой,
за исключением грубого плана, нарисованного карандашом. Эту пустую сторону я положил
на лист стекла и смочил написанную сторону небольшим кусочком
ваты, смоченным в дистиллированной воде. Конечно же, синие чернила
начали расплываться и растворяться, а затем, очень слабо, начали проступать
другие чернила на обратной стороне. Я перевернул лист, и
теперь новая надпись, хоть и едва различимая, стала вполне
понятной, когда я несколько раз провёл по ней испачканной синей краской ватной палочкой.
Раствор метиленового синего сделал бы его ещё более чётким, но я
использовал только воду, так как решил, что синяя надпись предназначена для
получения красителя для проявления. Вот окончательный результат.

Он достал из кармана футляр для писем, из которого извлёк
сложенный лист бумаги, развернул его и положил на стол. Он был испачкан
в бледно-голубой краске, сквозь которую проступали первоначальные буквы, тусклые и
размытые, в то время как секретное послание, хоть и очень бледное, было довольно чётким
и ясным. И вот что было написано:


«…так что, хотя нас и не раскрыли, положение становится
Это рискованно, и нам пора убираться. Я забронировал билеты для нас четверых
на «Корнфлауэр», который отправляется в Остенде в пятницу вечером
следующего (20-го) числа. Четырёх выдающихся пассажиров зовут Уолш
(это я), Грабб (Дорман), Дженкинс (Спиллер) и Торп (это
ты). Запишите эти имена в свой блокнот — лучше
запишите их — и приходите в пятницу вовремя».


«Что ж, — сказал Миллер, возвращая письмо, — мы не можем знать
всё — если только мы не доктор Торндайк. Но кое-что я
знаю».

«Что же это?» — спросил я.

«Я знаю, почему этот парень, Пиндер, ухмыльнулся, когда я сказал ему, что
сфотографировал его проклятые письма».




IV.
НАТУРАЛИСТ ПО ЗАКОНУ

В зале суда воцарилась тишина, когда коронер закончил своё краткое
вступительное слово и первый свидетель занял своё место за
длинным столом. Обычные предварительные вопросы показали, что Саймон
Моффету, вышеупомянутому свидетелю, было пятьдесят восемь лет, он
следовал призванию пастуха и жил в
маленьком городке Бантри в Бакингемшире.

«Расскажите нам, как вы обнаружили тело», — сказал коронер.

«Это случилось в среду утром, около половины шестого, — начал Моффет. Я
гнал овец через ворота на большой луг рядом с фермой Рида,
когда случайно взглянул на дамбу и заметил торчащий из воды
ботинок. Мне показалось, что в
ней торчит чья-то нога, поэтому, как только все овцы были в загоне, я закрыл
ворота и пошёл вдоль дамбы, чтобы посмотреть. Когда я подошёл
ближе, то увидел рядом носок ещё одного ботинка. Выглядит немного странно,
подумал я, но больше ничего не увидел, потому что там были водоросли
Он был таким толстым, что казалось, будто по нему можно ходить. Однако я расчистил
траву своей палкой и увидел, что это был мёртвый человек. Мне
стало не по себе. Он лежал на дне канавы,
головой ближе к середине, а ногами — к берегу. Как раз в это время
молодой Гарри Уокер идёт по дороге, ведущей к телеграфной станции, по пути на работу, так что я
показываю ему тело и отправляю обратно в город, чтобы он сообщил
в полицейский участок».

— И это всё, что ты знаешь об этом деле?

— Да. Позже я вижу, как сержант идёт с человеком, который везёт тележку с
Я принёс носилки, показал ему, где лежит тело, и помог вытащить его
и положить на носилки. Это всё, что я знаю об этом».

После этого свидетеля отпустили, и его место занял
проницательный, деловой на вид сержант полиции, который дал следующие показания:

«В прошлую среду, 8 мая, в 6:15 утра я получил сообщение
от Генри Уокера о том, что в канаве у
дороги, ведущей от Пондерс-роуд к ферме Рида, лежит труп. Я немедленно отправился
туда в сопровождении полицейского констебля Кетчума и взял с собой
колесные носилки. На дороге меня встретил последний
свидетель, который проводил меня к месту, где лежало тело и
где я обнаружил его в том положении, которое он описал; но нам пришлось
расчистить ряску, прежде чем мы смогли его разглядеть. Я тщательно
осмотрел берег, но не увидел никаких следов, так как трава
растёт прямо у кромки воды. На берегу не было никаких признаков
борьбы или какого-либо другого беспокойства. С помощью Моффета и
Кетчум, я вытащил тело и положил его на носилки. Я не
увидел на теле никаких повреждений, следов насилия или чего-то ещё
Ничего необычного. Я отнёс его в морг и с помощью констебля
Кетчума снял с него одежду и вывернул карманы,
складывая содержимое каждого кармана в отдельный конверт и
делая на каждом из них пометку. В конверте из кармана пальто были
несколько визитных карточек с именем и адресом мистера Сайруса Педли,
21 Хоутри-Мэншнс, Кенсингтон, и письмо, подписанное Уилфредом
Педли, по всей видимости, от брата покойного. Действуя по инструкции, я
связался с ним и вручил повестку для участия в расследовании.

“Что касается канавы, в которой вы нашли тело, - сказал
коронер, - можете ли вы сказать нам, насколько она глубока?“

“ Да, я измерил это с помощью посоха Моффета и рулетки. В
самой глубокой части, где лежало тело, глубина составляет четыре фута два дюйма
. Оттуда она довольно круто спускается к берегу.

- Насколько вы можете судить, если бы взрослый мужчина упал в канаву
случайно, у него возникли бы трудности с тем, чтобы выбраться?

“ Я бы сказал, вообще никакого, если бы он был трезв и имел обычное здоровье. A
Мужчина среднего роста, стоящий посередине, в самой глубокой части, был бы
высуньте его голову и плечи из воды; и борта не слишком
крутые, чтобы легко было взобраться наверх, особенно с травой и камышом на
берегу, за который можно ухватиться ”.

“ Вы говорите, на берегу не было никаких признаков беспорядка. Были ли они
в самой канаве?

“ Насколько я мог видеть, никаких. Но, конечно, признаки беспокойства вскоре
в воде исчезают. Ряска колышется под ветром,
а на дне что-то движется. Я заметил, что
погибший держал в руке какую-то водоросль».

На этом показания сержанта закончились, и, когда он удалился, прозвучало имя
Вызвали доктора Альберта Партона. Новым свидетелем был серьезный молодой человек
профессионального вида, который давал свои показания с особым вниманием
к ясности и точности.

“Я произвел осмотр тела покойного”, - начал он,
после обычных вступительных слов. “Это тело здорового мужчины примерно
сорока пяти лет. Впервые я увидел его примерно через два часа после того, как оно было найдено.
Затем он был мертв от двенадцати до пятнадцати часов. Позже я провёл полное
обследование. Я не обнаружил никаких травм, следов насилия или каких-либо явных
синяков, а также никаких признаков болезни».

— Вы установили причину смерти? — спросил коронер.

— Да. Причиной смерти стало утопление.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно уверен. В лёгких было обнаружено некоторое количество воды и ряски,
а в желудке — более литра воды, смешанной с ряской и
водорослями. Это явное доказательство того, что смерть наступила в результате утопления.
Вода в лёгких стала непосредственной причиной смерти, поскольку
сделала дыхание невозможным, а поскольку вода и водоросли в желудке должны
были быть проглочены, они являются убедительным доказательством того, что покойный
был жив, когда упал в воду».

«Вода и водоросли не могли попасть в желудок после смерти?»

«Нет, это совершенно невозможно. Они, должно быть, были проглочены, когда
голова покойного находилась чуть ниже поверхности; а вода, должно быть,
попала в лёгкие из-за судорожных попыток вдохнуть, когда
рот был под водой».

«Вы обнаружили какие-либо признаки того, что покойный мог быть
опьянён?»

«Нет. Я очень тщательно исследовал воду из желудка, чтобы
найти ответ на этот вопрос, но там не было ни следов алкоголя, ни
чего-либо ещё. Это была обычная вода из канавы. Поскольку это важно, я
я сохранил его, и... — тут свидетель достал бумажный свёрток
который он развернул, и под ним оказалась большая стеклянная банка, содержащая около
литра воды, обильно приправленной ряской. Он протянул её
коронеру, который поспешно отмахнулся от неё и указал на присяжных;
которым она была предложена и решительно отвергнута с энергичным
покачиванием головой. Наконец он лёг на стол рядом с тем местом, где я
сидел со своим коллегой, доктором Торндайком, и нашим клиентом, мистером
Уилфредом Педли. Я взглянул на него с лёгким интересом, отметив, как
водорослевые растения поднялись на поверхность и плавали, каждое со своим
кисточкой корней, свисающих в воду, и как пара крошечных,
плоские раковины, похожие на миниатюрных аммонитов, погрузились в воду и лежали на дне
банки. Торндайк тоже взглянул на нее; на самом деле, он сделал больше, чем
взглянул, потому что пододвинул банку к себе и исследовал ее содержимое
систематически, как это было в его привычке, осматривать все.
Тем временем коронер спросил:

«Обнаружили ли вы что-то ненормальное или необычное, что могло бы
пролить свет на то, как погибший оказался в воде?»

«Ничего особенного, — был ответ. — Я просто обнаружил, что покойный
утонул».

Здесь, когда свидетель, казалось, закончил давать показания, Торндайк
вмешался.

«Свидетель утверждает, сэр, что явных синяков не было.
Он имеет в виду, что были какие-то следы, которые могли быть синяками?»

Коронер взглянул на доктора Партона, который ответил:

“На внешней стороне правой руки, чуть выше
локтя, был слабый след, который имел вид синяка, как будто
покойного ударили палкой. Но это было очень расплывчато.
Я бы не хотел клясться, что это вообще был синяк».

На этом показания доктора закончились, и, когда он удалился,
было названо имя нашего клиента, Уилфреда Педли. Он встал и,
принеся присягу и назвав своё имя и адрес, дал показания:

«Я видел тело покойного. Это тело моего брата Сайруса
Педли, которому сорок три года. В последний раз я видел покойного
живым во вторник утром, за день до того, как было найдено тело».

«Вы заметили что-то необычное в его поведении или состоянии?»

Свидетель помедлил, но в конце концов ответил:

“Да. Он казался встревоженным и подавленным. Он был в подавленном настроении уже
некоторое время назад, но в этот раз он казался более подавленным, чем обычно”.

“Были ли у вас какие-либо причины подозревать, что он может обдумать возможность лишить себя
жизни?”

“Нет, - решительно ответил свидетель, - и я не верю, что он
ни при каких обстоятельствах не помышлял бы о самоубийстве”.

“У вас есть какие-то особые основания для такой уверенности?”

“Да. Покойный был очень добросовестным человеком и был у меня в долгу.
Ему пришлось занять у меня две тысячи фунтов, и долг
был обеспечен страховкой его жизни. Если бы он покончил с собой
эта страховка была бы аннулирована, а долг остался бы невыплаченным.
Исходя из моих знаний о нем, я уверен, что он бы этого не сделал
такая вещь ”.

Коронер серьезно кивнул, а затем спросил:

“Чем занимался покойный?”

“Он каким-то образом работал в Министерстве иностранных дел, я не знаю, в
каком качестве. Я очень мало знаю о его делах”.

«Вы не знаете, были ли у него какие-то финансовые проблемы, трудности или
какие-то неловкие ситуации?»

«Я никогда об этом не слышал, но покойный был очень скрытным человеком. Он
жил один в своей квартире, питался в клубе, и никто
знала - по крайней мере, я не знала, - как он проводил свое время или в каком состоянии
его финансы. Он не был женат, и я его единственный близкий родственник ”.

“А что касается привычек покойного. Был ли он когда-либо пристрастен к приему большего количества
стимуляторов, чем было полезно для него?”

“Никогда”, - решительно ответил свидетель. “Он был очень умеренным
и воздержанным человеком”.

— Были ли у него какие-то припадки или обмороки?

— Я никогда об этом не слышал.

— Можете ли вы объяснить, почему он оказался в этом уединённом месте в это
время — судя по всему, около восьми часов вечера?

“Я не могу. Для меня это полная загадка. Я не знаю никого, с кем
кто-либо из нас был знаком в этом районе. Я никогда не слышал об этом
месте, пока не получил повестку на дознание.

Такова была сумма показаний нашего клиента, и до сих пор ситуация складывалась не
с нашей точки зрения, все выглядело очень благоприятно - нас удержали на
вопрос о страховании, чтобы опровергнуть, по возможности, предположение о самоубийстве.
Однако коронер был человеком осмотрительным и, принимая во внимание
неясность обстоятельств дела — и, возможно, заинтересованность сторон, — подвёл итог
выступаем за открытый вердикт; и присяжные, придерживаясь аналогичного мнения,
пришли к выводу, что умерший утонул, но при каких
обстоятельствах не было никаких доказательств.

“Что ж, - сказал я, когда суд поднялся, - это дело страховой компании”
люди должны, если смогут, инсценировать самоубийство. Я думаю, вы в
относительной безопасности, мистер Педли. Положительных доказательств нет.

“Нет”, - ответил наш клиент. «Но я думаю не только о деньгах
. Это хоть как-то утешило бы меня в потере моего бедного брата
если бы я знал, как он умер, и мог быть уверен, что
это было неизбежное несчастье. И для моего собственного
удовлетворения - оставляя в стороне вопрос о страховке - я хотел бы
иметь определенные доказательства того, что это не было самоубийством ”.

Он полувопросительно посмотрел на Торндайка, который серьезно кивнул.

“Да, - согласился тот, - предположение о самоубийстве следует отвергнуть
по возможности, как по юридическим, так и по сентиментальным причинам. Как
далеко отсюда морг?”

— В паре минут ходьбы, — ответил мистер Педли. — Вы хотели
осмотреть тело?

— Если это возможно, — ответил Торндайк, — то я предлагаю
взглянуть на место, где было найдено тело.

— В таком случае, — сказал наш клиент, — я спущусь в отель «Стейшн»
и буду ждать вас. Мы можем вместе поехать в город, и тогда вы
сможете рассказать мне, удалось ли вам пролить свет на эту тайну.

Как только он ушёл, доктор Партон подошёл к посыльному и развязал верёвку, которой был перевязан
свёрток, в котором снова оказалась банка с водой из канавы.

— Я слышал, вы сказали, сэр, что хотели бы осмотреть тело, — сказал
он. — Если хотите, я покажу вам дорогу в морг. Сержант
впустит нас, не так ли, сержант? Этот джентльмен
не только юрист, но и врач.

- Благослови вас бог, сэр, - сказал сержант. - Я знаю, кто такой доктор Торндайк, и
Для меня будет честью показать ему все, что он пожелает увидеть.

Соответственно, мы отправились в путь вместе, доктор Партон и Торндайк впереди
путь.

“Коронеру и присяжным, похоже, не понравился мой экспонат”, -
первый заметил со слабой усмешкой, похлопывая по свертку во время разговора.

— Нет, — согласился Торндайк, — и вряд ли разумно ожидать, что
непрофессионал разделит наше объективное мнение. Но вы были совершенно
правы, когда принесли образец. Эта вода из канавы даёт убедительные
доказательства по жизненно важному вопросу. Кроме того, я бы посоветовал вам
пока что хранить эту банку в надежном месте, под замком и
ключом».

Партон удивился.

«Почему? — спросил он. — Дознание завершено, и приговор вынесен».

«Да, но приговор был открытым, а открытый приговор оставляет дело
в подвешенном состоянии. Дознание не пролило свет на вопрос о том, как
Сайрус Педли умер естественной смертью».

«Мне кажется, в этом нет ничего загадочного, — сказал доктор.
— Человека нашли утонувшим в неглубокой канаве, в которой он легко мог бы
Он бы выбрался, если бы упал случайно. Он не был пьян.
Судя по всему, он не был в состоянии аффекта. Нет никаких следов
насилия или признаков борьбы, а известно, что этот человек был
в крайне подавленном состоянии. Это похоже на явное
самоубийство, хотя я признаю, что присяжные были совершенно
правы в отсутствие прямых доказательств».

— Что ж, — сказал Торндайк, — я буду обязан оспорить эту точку зрения, если
страховая компания будет оспаривать иск на этих основаниях.

— Я не представляю, что вы сможете предложить в ответ на предположение
о самоубийстве, — сказал Партон.

“В настоящее время я тоже не могу”, - ответил Торндайк. “Но дело не
мне кажется таким простым, как вам”.

“Вы считаете возможным, что может потребоваться анализ содержимого этой банки
?”

“Это возможно”, - ответил Торндайк. “Но я имею в виду, что дело
неясно, и что дальнейшее расследование обстоятельств
смерти этого человека ни в коем случае не маловероятно”.

— Тогда, — сказал Партон, — я, конечно же, последую вашему совету и запру
эту драгоценную банку. Но мы пришли в морг. Есть ли что-то,
что вы хотели бы увидеть?»

“Я хочу увидеть все, что можно увидеть”, - ответил Торндайк. “
доказательства пока были достаточно расплывчатыми. Начнем с того синяка
или отметины, о которой ты упоминал?

Доктор Партон подошел к мрачной, закутанной в саван фигуре, которая лежала на
покрытом шифером столе, словно некое торжественное изображение на алтаре гробницы, и откинул
покрывавшую ее простыню. Мы все подошли, ступая бесшумно,
и остановились у стола, с неким благоговейным
любопытством глядя на неподвижную восковую фигуру, которая
ещё несколько часов назад была живым человеком, как и мы. Тело принадлежало привлекательному мужчине.
Мужчина средних лет с утончённым, умным лицом, слегка обезображенным
шрамом на щеке, теперь застыл в спокойном, безмятежном выражении,
которое обычно можно увидеть на лицах утопленников; с сонными,
полузакрытыми глазами и слегка приоткрытыми губами, обнажавшими
значительную щель между верхними передними зубами.

Торндайк некоторое время стоял, глядя на мертвеца с любопытным
вопрошающим выражением лица. Затем его взгляд скользнул по телу, от
спокойного лица к похожему на мрамор торсу и руке, которая, хоть и
расслабилась, всё ещё слегка сжимала пучок водяного ореха.
Торндайк осторожно высвободил руку из безвольной хватки и, взглянув на
тёмно-зелёные перистые листья, положил её и наклонился, чтобы осмотреть
правую руку в том месте над локтем, о котором говорил Партон.

«Да, — сказал он, — думаю, я бы назвал это синяком, хотя он совсем
незаметный. Как вы и сказали, он мог появиться от удара
палкой или прутом». Я заметил, что у него не хватает нескольких зубов. Предположительно, он носил
пластину?”

“Да”, - ответил Партон. “Маленькая золотая пластинка с четырьмя зубцами на
это - по крайней мере, так мне сказал его брат. Конечно, она выпала, когда он
был в воде, но его не нашли; фактически, его и не искали
”.

Торндайк кивнул и затем повернулся к сержанту.

“Могу я посмотреть, что вы нашли в карманах?” спросил он.

Сержант с готовностью подчинился, и мой коллега наблюдал за действиями своего подчиненного
с явным одобрением. Коллекция конвертов была
извлечена из дипломата и перенесена на приставной столик, где
сержант высыпал содержимое каждого конверта в небольшую кучку, напротив
которой он положил соответствующий конверт с его письменным описанием.
Торндайк бегло просмотрел коллекцию, которая была самой обычной
достаточно - пока он не добрался до кисета с табаком, из которого торчал
уголок клочка смятой бумаги. Он вытащил его и разгладил
сгибы, когда выяснилось, что это железнодорожная квитанция на
сверхнормативный проезд.

“Похоже, потерял билет или путешествовал без него”, - заметил сержант
. “Но не на этой линии”.

“Нет, ” согласился Торндайк. «Это линия Тилбери и Саутенд. Но вы
обратили внимание на дату? Это 18-е число, а тело было найдено утром
в среду, 19-го. Так что, похоже, он должен был приехать в
в этом районе вечером; и что он, должно быть, приехал либо
через Лондон, либо очень сложным маршрутом по пересеченной местности. Я
интересно, что привело его сюда.

Он достал свою записную книжку и начал переписывать квитанцию, когда
сержант сказал:

“ Вам лучше взять бумагу, сэр. Сейчас она нам ни к чему, и ее
не так-то просто разобрать.

Торндайк поблагодарил офицера и, передавая мне бумагу, спросил:

“Что вы об этом думаете, Джервис?”

Я внимательно изучил маленький смятый клочок и с трудом расшифровал его
торопливые каракули, нацарапанные твердым, плохо заточенным карандашом.

— Кажется, там написано «Ldn» и «C.B. или S.B., Hlt» — это какое-то «Halt», я
полагаю. Но сумма, 4/9, достаточно ясна, и это даст нам
подсказку, если она нам нужна. Я вернул листок Торндайку,
который положил его в бумажник, а затем заметил:

— Я не вижу никаких ключей.

“Нет, сэр, - ответил сержант, “ здесь их нет. Довольно странно,
это, потому что у него должен был быть по крайней мере ключ от замка. Должно быть, они упали
в воду.

- Это возможно, - сказал Торндайк, - но стоило бы
убедиться. Кто-нибудь может показать нам место, где было найдено тело
?

“Я сам поднимусь туда с вами, сэр, с удовольствием”, - сказал
сержант, торопливо упаковывая конверты. - Это всего в четверти
часа ходьбы отсюда.

“Это очень любезно с вашей стороны, сержант”, - ответил мой коллега. “И поскольку
мы, кажется, все здесь видели, я предлагаю начать немедленно.
Ты не пойдешь с нами, Партон?”

“Нет”, - ответил доктор. “Я закончил с этим делом, и у меня есть
моя работа”. Он сердечно пожал нам руки и наблюдал за
нами - думаю, с некоторым любопытством, - пока мы отправлялись в путь в сопровождении
сержант.

Его любопытство не показалось мне необоснованным. На самом деле я разделял
его интерес. Присутствие полицейского не позволяло вести дискуссию, но по
дороге из города я поймал себя на том, что с любопытством размышляю о
действиях моего коллеги. На мой взгляд, самоубийство было очевидным
выводом из всех деталей дела. Конечно, мы не хотели придерживаться
этой точки зрения, но какая ещё могла быть? Была ли у Торндайка
какая-то альтернативная теория? Или он просто, по своему неизменному обыкновению, делал
беспристрастный обзор всего, каким бы тривиальным оно ни казалось,
в надежде наткнуться на какой-нибудь новый и информативный факт?

Временное отсутствие сержанта, который остановился, чтобы поговорить с
дежурным констеблем, позволило мне задать вопрос.

«Эта экспедиция призвана прояснить что-то конкретное?»

«Нет, — ответил он, — кроме ключей, которые нужно найти. Но
вы и сами должны понимать, что это дело непростое.
Этот человек проделал весь этот путь не для того, чтобы утопиться в канаве.
Сейчас я в полном неведении, так что нам ничего не остаётся, кроме как
осмотреть всё своими глазами и выяснить, есть ли там что-то
было упущено из виду то, что могло бы пролить свет либо на мотив, либо
на обстоятельства. Всегда желательно осмотреть место
преступления или трагедии.

Здесь возвращение сержанта положило конец обсуждению, и мы
продолжили путь в тишине. Мы уже выехали за пределы
города и свернули с главной дороги на просёлочную,
окружённую лугами и садами и обнесённую довольно высокими
живыми изгородями.

«Это Пондерс-роуд, — сказал сержант. Она ведёт в Ренхэм,
который находится в паре миль дальше, где она соединяется с Эйлсбери-роуд.
Тележная колея слева, чуть дальше по дороге».

Через несколько минут мы подъехали к повороту — узкой и довольно грязной
дорожке, въезд на которую был затенён рощей высоких вязов.
Проехав по этой тенистой аллее, мы выехали на покрытую травой
дорожку, изрытую глубокими колеями от повозок и окаймлённую с обеих сторон канавами,
за которыми простирались широкие болотистые луга.

— Вот это место, — сказал сержант, останавливаясь у
правого рва и указывая на место, где камыш был
примят. — Всё было так же, как вы видите сейчас, только ноги были
едва заметный, торчащий из ряски, которая всплыла
после того, как Моффет её потревожил».

Мы постояли, глядя на канаву, покрытую толстым слоем ярко
зелёной ряски, усеянной бесчисленными маленькими тёмными
объектами, и тут и там виднелись едва заметные следы водяных

полёвок, переплывавших канаву. «Полагаю, эти маленькие тёмные объекты — водяные улитки», — сказал я,
чтобы хоть что-то сказать.

— Да, — ответил Торндайк, — думаю, это обычная янтарная раковина — _Succinea
putris_». Он протянул палку и выудил из воды образец
ряска, по которой ползали одна или две улитки. «Да, —
повторил он. — Это _Succinea putris_; странная маленькая левозакрученная раковина,
как видите, с вогнутыми краями. У них есть привычка
собираться таким необычным образом. Вы заметили, что канава
заполнена ими».

Я уже заметил это, но вряд ли стоило
комментировать это в данных обстоятельствах — очевидно,
сержант придерживался того же мнения, потому что он посмотрел на Торндайка с некоторым
удивлением, которое переросло в нетерпение, когда мой коллега продолжил
продолжим тему естественной истории.

“Эти водяные водоросли, - заметил он, - очень примечательные растения в своем
разнообразии. Посмотрите, к примеру, на эту утиную травку. Совсем маленький
зеленый овальный диск с единственным корнем, свисающим в воду, как
крошечный зонтик с длинной ручкой; и все же это полноценное растение, и
к тому же цветущее ”. Он сорвал образец с конца своей трости
и поднял его за корень, чтобы показать, что он похож на зонтик; и
делая это, он посмотрел мне в лицо с выражением, которое, как мне показалось, было
почему-то показалось мне важным, но я не смог понять, в чём дело. Но
не было никакой трудности в том, чтобы понять выражение лица
сержанта. Он пришёл сюда по делу и хотел «прекратить
болтовню и перейти к делу».

— Ну, сержант, — сказал Торндайк, — смотреть тут особо не на что, но я
думаю, нам стоит поискать эти ключи. Должно быть, у него были ключи
какие-нибудь, хотя бы от щеколды; и они должны быть в этой канаве».

Сержант не проявлял особого энтузиазма. «Я не сомневаюсь, что вы правы, сэр, —
сказал он, — но я не вижу, что мы сильно продвинемся, если найдём
их. Впрочем, мы можем взглянуть, только я не могу задержаться больше, чем на
несколько минут. У меня есть работа в участке.

“ Тогда, ” сказал Торндайк, “ давайте немедленно приступим к работе. Нам лучше
вытащить водоросль и осмотреть ее; и если ключей там нет,
мы должны попытаться обнажить дно, где лежало тело. Вы должны
сказать нам, в том ли месте мы работаем».

С этими словами он начал
разгребать кривым концом палки заросли сорняков, покрывавшие дно канавы, и вытаскивать
отдельные пучки на берег, складывая их на берегу и внимательно осматривая
Я просматривал их, чтобы проверить, не запутались ли ключи в их
сетях. В этой работе я принимал участие под руководством сержанта,
сгребая охапку за охапкой нежный, волокнистый сорняк, на бледных
зелёных лентовидных листьях которого ползали множество водяных
улиток; и перебирал каждую охапку в безнадёжных и бесплодных
поисках пропавших ключей. Примерно за десять минут мы убрали весь
растительный покров со дна канавы на участке площадью от восьми
до девяти футов — в том месте, где, по словам сержанта, находилось тело
заняты; и так как водоросли были захвачены спутанными массами
водорослей, которые мы вытащили на берег, у нас теперь был непрерывный
вид на расчищенное пространство, за исключением облаков грязи, которые мы подняли
.

“Мы должны дать грязи несколько минут отстояться”, - сказал Торндайк.

“Да, - согласился сержант, - это займет некоторое время; и поскольку теперь, когда расследование завершено, это меня не
по-настоящему волнует, я думаю, что получу
возвращаюсь в участок, если вы меня извините.

Торндайк, по-моему, очень охотно извинил его, хотя и вежливо,
с большой благодарностью за его помощь. Когда он ушел , я заметил:

“Я склонен согласиться с сержантом. Если мы найдем ключи, мы
не будем сильно торопиться”.

“Мы будем знать, что они были у него с собой”, - ответил он. - Хотя, конечно,
конечно, если мы их не найдем, это не докажет, что их здесь нет
. И все же я думаю, что мы должны попытаться решить этот вопрос”.

Его ответ меня совершенно не убедил; но тщательность, с которой он
обыскал канаву и выполол сорняки, не оставила у меня сомнений в том, что
для него этот вопрос, по-видимому, имел какое-то значение. Однако ничего
поиски ничего не дали. Если ключи и были там, они были спрятаны в
Мы увязли в грязи, и в конце концов нам пришлось прекратить поиски и вернуться
к станции.

Когда мы свернули с переулка на Пондерс-роуд, Торндайк остановился у
входа, под деревьями, у небольшого треугольничка из дёрна, который
обозначал начало переулка, и посмотрел на грязную землю.

— Это довольно интересная штука, Джервис, — заметил он. —
Она показывает нам, как стандартизированные объекты приобретают
индивидуальные черты. Это следы автомобиля или, скорее,
фургона торговца, который был оснащён шинами Барлоу. Теперь там должно быть
Тысячи фургонов оснащены этими шинами; они являются наиболее популярным типом
шин для лёгких фургонов с тентом, и в новом состоянии они все одинаковы и
неотличимы. Однако эта шина — на заднем колесе — приобрела
особенности, которые позволили бы безошибочно отличить её от
десяти тысяч других. Во-первых, как видите, в шине
глубокий порез под углом сорок пять градусов, затем в
внешнюю шину вонзился «Блейки» в форме почки, не проткнув при этом внутреннюю; и, наконец, какой-то липкий
предмет — возможно, кусок гудрона с недавно отремонтированной дороги — прилип
зафиксирована сразу за «Блейки». Теперь, если мы сделаем грубый набросок
этих трёх отметок и укажем расстояние между ними, вот так, — здесь он
быстро сделал набросок в своём блокноте и написал в промежутках
дюймах, — у нас будет возможность подтвердить подлинность транспортного средства,
которое мы никогда не видели».

«И которое, — добавил я, — по какой-то причине съехало на встречную
сторону дороги. Да, я бы сказал, что эта шина, безусловно, уникальна. Но
большинство шин можно идентифицировать, если они использовались в течение некоторого
времени.

— Именно, — ответил он. — Я об этом и говорил. Стандартизированная вещь — это
лишено характера только тогда, когда оно новое».

Это был не самый тонкий намек, и, поскольку он был довольно очевидным, я не стал
комментировать, но вскоре вернулся к делу покойного Педли.

«Я не совсем понимаю, зачем вам все это. Страховая
выплата вряд ли будет оспорена. Никто не может доказать, что это был
случай самоубийства, хотя, думаю, ни у кого не возникнет сомнений в том, что
это было именно так, по крайней мере, у меня такое чувство.

Торндайк посмотрел на меня с упреком.

— Боюсь, мой учёный друг не очень хорошо разбирается в
из-за его глаз, ” сказал он. “Он позволил своему вниманию отвлечься
на внешность”.

“Значит, вы не думаете, что это было самоубийство?” - Спросила я, заметно
ошеломленная.

“Это не вопрос мышления”, - ответил он. “Это определенно не было
самоубийство. Налицо явные признаки убийства; и, конечно,
конечно, при определенных обстоятельствах убийство означает убийство ”.

Я был потрясён. В глубине души я отнёсся к этому делу
с некоторым пренебрежением, как к заурядному самоубийству. Как и сказал мой друг,
я принял очевидное за действительное и позволил себе ввести себя в заблуждение.
в то время как Торндайк следовал своему золотому правилу: ничего не принимать
и всё наблюдать. Но что же он наблюдал? Я знал
что спрашивать бесполезно, но всё же рискнул задать осторожный
вопрос.

«Когда вы пришли к выводу, что это было убийство?»

«Как только я хорошенько рассмотрел место, где было
найдены тело», — быстро ответил он.

Это мне мало чем помогло, потому что я почти не обращал внимания
ни на что, кроме поиска ключей. Отсутствие этих ключей было,
конечно, подозрительным фактом, если это вообще был факт. Но мы этого не доказали
их отсутствие; мы просто не смогли их найти.

«Что вы предлагаете делать дальше?» — спросил я.

«Очевидно, — ответил он, — нужно сделать две вещи. Во-первых,
проверить теорию об убийстве — найти больше доказательств за или против неё;
во-вторых, по возможности установить личность убийцы. Но на самом деле эти две
проблемы — одна, поскольку они связаны с вопросами: «У кого был мотив
для убийства Сайруса Педли?» и у кого была такая возможность и средства?»

В ходе обсуждения мы подошли к станции, где у входа в отель нас
ждал мистер Педли.

“Я рад, что вы приехали”, - сказал он. “Я уже начал опасаться, что мы
можем опоздать на этот поезд. Полагаю, никакого нового света на это
таинственное дело нет?”

“Нет”, - ответил Торндайк. “Скорее, возникла новая проблема. Ключей не было
в карманах вашего брата, и нам не удалось найти их в
канаве; хотя, конечно, они могут быть там.

— Должно быть, так и есть, — сказал Педли. — Должно быть, они выпали у него из кармана
и закопались в грязи, если только он не потерял их раньше, что
крайне маловероятно. Жаль, конечно. Нам придётся вскрыть его
шкафы и ящики, которые он бы возненавидел. Он был очень
привередлив в выборе мебели».

«Тебе придётся вломиться и в его квартиру», — сказал я.

«Нет, — ответил он, — мне не придётся этого делать. У меня есть дубликат его
замочного ключа. У него была свободная спальня, которой он разрешал мне пользоваться, если я хотел
остаться в городе». Пока он говорил, он достал связку ключей и показал
маленький ключ от замка Чабба. «Жаль, что у нас нет остальных», — добавил он.

Тут послышался приближающийся поезд, и мы поспешили на
платформу, выбрав пустое купе первого класса, когда поезд остановился.
Как только поезд тронулся, Торндайк начал задавать вопросы, которые
я внимательно слушал.

«Вы сказали, что в последнее время ваш брат был встревожен и подавлен. Было ли
что-то ещё? Какая-то нервозность или дурные предчувствия?»

«Ну да, — ответил Педли. Оглядываясь назад, я понимаю, что
он думал о возможности смерти. Неделю или две назад он принёс мне своё
завещание, чтобы я проверил, устраивает ли оно меня как главного
бенефициара, и вручил мне последнюю квитанцию об оплате страхового
премии. Это наводит на определённые мысли.

— Так и есть, — согласился Торндайк. — А что касается его занятий и его
соратников, что вы о них знаете?

— Его личные друзья — это в основном мои друзья, но о его официальных соратниках
я ничего не знаю. Он был связан с Министерством иностранных дел, но в каком
качестве, я вообще не знаю. Он был крайне неразговорчив на эту
тему. Я знаю только, что он много путешествовал, предположительно
по служебным делам.

Это было не слишком информативно, но это всё, что мог рассказать наш клиент;
и разговор несколько угас, пока поезд не остановился на
Марилибон, и тогда Торндайк сказал, словно вспомнив что-то:

«У вас есть ключ от квартиры вашего брата. Как насчёт того, чтобы мы просто
заглянули в квартиру? У вас сейчас есть время?»

«Я найду время, — был ответ, — если вы хотите посмотреть квартиру. Я
не понимаю, что вы можете узнать, осмотрев её, но это ваше
дело. Я в ваших руках».

“Я хотел бы осмотреть комнаты”, - ответил Торндайк; и поскольку
наш клиент согласился, мы подошли к такси и сели, пока Педли
давал водителю необходимые указания. Четверть часа спустя
мы остановились напротив высотного здания, и мистер Педли,
расплатившись с таксистом, направился к лифту.

Квартира покойного находилась на третьем этаже и, как и остальные,
отличалась только номером на двери. Мистер Педли вставил
ключ в замочную скважину и, открыв дверь, прошёл впереди нас через
небольшой вестибюль в гостиную.

- Ха! - воскликнул он, войдя, - это решает вашу проблему. - Говоря это, он
указал на стол, на котором лежала небольшая связка ключей,
включая ключ, похожий на тот, который он нам показывал.

“Но, ” продолжил он, “ это довольно необычно. Это просто показывает, в каком
очень расстроенном состоянии, должно быть, находился его разум”.

— Да, — согласился Торндайк, критически оглядывая комнату. — И поскольку
ключ от замка есть, возникает вопрос, не могли ли ключи
оказаться не у него. Вы знаете, что находится в разных
шкафах?»

— Я довольно хорошо знаю, что находится в бюро, но что касается
шкафа над ним, я никогда не видел, чтобы он был открыт, и не знаю, что он там хранил.
Я всегда думал, что он хранит там свои официальные бумаги. Я
просто посмотрю, не было ли чего-то нарушено.

Он отпер и открыл крышку старомодного бюро и выдвинул ящик
выдвигал один за другим маленькие ящички, изучая содержимое
каждого. Затем он открыл каждый из больших ящиков и перевернул
различные предметы в них. Закрыв последнюю, он доложил:
“Кажется, все в порядке - чековая книжка, страховой полис, несколько
сертификатов акций и так далее. Кажется, никто ни к чему не прикасался. Теперь
мы попробуем открыть шкаф, хотя я не думаю, что его содержимое
представляет интерес для кого-то, кроме него самого. Интересно, какой из них ключ».

Он посмотрел на замочную скважину и выбрал ключ из связки, но это оказался не тот.
очевидно, это был не тот ключ. Он попробовал другой и еще один с
аналогичным результатом, пока не исчерпал ресурсы связки.

“Это очень примечательно”, - сказал он. “Кажется, ни один из этих ключей не подходит. Я
интересно, держал ли он этот конкретный ключ запертым или спрятанным. Этого не было
в бюро. Попробуешь, что сможешь сделать?

Он передал связку Торндайку, который перепробовал все ключи
с тем же результатом. Ни один из них не подходил к замку.
Наконец, перепробовав все ключи, он вставил один из них и повернул
до упора. Затем он резко дёрнул, и дверь тут же открылась
открылась.

“ Да ведь она все-таки была не заперта! ” воскликнул мистер Педли. - И там
ничего нет. Вот почему на связке не было ключа. Очевидно,
он не пользовался шкафом.

Торндайк критически оглядел единственную свободную полку, проведя по ней
пальцем в двух местах и изучив кончики своих пальцев. Затем он
обратил внимание на замок, который был
прикручен с внутренней стороны двери, так что засов был частично виден. Он
взял засов пальцами и выдвинул его, а затем задвинул обратно; и
по тому, как он двигался, я понял, что пружина сломана. На этом он
не стал ничего комментировать, но заметил:

«Шкафом пользовались совсем недавно. На полке видны следы
большого тома — возможно, картотеки. Там почти
нет пыли, в то время как остальная часть полки довольно густо
запылена. Однако это нам мало о чём говорит; в остальном
комнаты выглядят вполне обычно».

«Совершенно верно», — согласился Педли. “ Но почему бы и нет? Ты не
подозревал...

“Я просто проверял предположение, вызванное отсутствием
ключей”, - сказал Торндайк. “Кстати, вы связывались с
Министерством иностранных дел?”

“Нет, - последовал ответ, - но, полагаю, я должен это сделать. Что мне лучше сказать
им?”

“Я должен просто изложить факты в первую очередь. Но вы можете,
если хотите, сказать, что я определенно отвергаю идею самоубийства”.

“Я рад слышать это от вас”, - сказал Педли. “Могу ли я привести какие-либо доводы
в пользу вашего мнения?”

“Не в первую очередь”, - ответил Торндайк. «Я рассмотрю этот случай
и через день или два предоставлю вам аргументированный отчёт, который вы сможете показать
в Министерстве иностранных дел, а также в страховой компании».

Мистер Педли выглядел так, будто хотел задать ещё несколько вопросов
вопросы, но когда Торндайк направился к двери, он последовал за ним
молча, положив ключи в карман, когда мы выходили. Он проводил нас вниз
до входа, и там мы оставили его, отправившись в направлении
Южного Кенсингтонского вокзала.

- Мне показалось, - сказал я, как только мы отошли на расстояние слышимости, - что
этот замок был взломан. Что вы думаете?

— Что ж, — ответил он, — замки ломаются при обычном использовании, но, если
собрать все факты воедино, я думаю, вы правы. Совпадений слишком
много, чтобы считать их случайными. Во-первых, этот человек оставляет свой
ключи, включая его отмычку, на столе, что является экстраординарным поступком
. Именно в этот момент его находят мертвым при
необъяснимых обстоятельствах. Затем, из всех замков в его комнатах,
сломанным оказался тот, ключа от которого нет в
связке. Это очень подозрительная группа фактов”.

“Так и есть”, - согласился я. — И если, как вы говорите, — хотя я не могу
представить, на каком основании, — есть доказательства нечестной игры, это делает ситуацию ещё
более подозрительной. Но что делать дальше? У вас есть какие-то
планы?

— Следующий шаг, — ответил он, — это раскрыть тайну мёртвого
передвижения этого человека в день его смерти. Железнодорожная квитанция показывает,
что в тот день он отправился куда-то в Эссекс. Оттуда
он проделал долгий путь по пересечённой местности, конечной точкой
которого была канава у одинокого луга в Бакингемшире. Вопросы,
на которые мы должны ответить: что он делал в Эссексе? Почему
он совершил это странное путешествие? Был ли он там один? а если нет, то кто
сопровождал его?

«Теперь, очевидно, первое, что нужно сделать, — это найти то место в
Эссексе; а когда мы это сделаем, то отправимся туда и посмотрим, сможем ли мы
найти какие-либо следы убитого».

— Звучит как довольно расплывчатая задача, — сказал я. — Но если мы потерпим неудачу,
полиция, возможно, сможет что-нибудь выяснить. Кстати, нам нужен новый
_Брэдшоу_».

— Отличная идея, Джервис, — сказал он. — Я куплю его, когда мы
приедем в участок.

Несколько минут спустя, когда мы сидели на скамейке в ожидании поезда, он
передал мне раскрытый экземпляр _Брэдшоу_ с мятой железнодорожной
квитанцией.

«Видишь ли, — сказал он, — там было написано «G.B.Hlt.», а стоимость проезда из
Лондона составляла четыре с половиной пенса. Вот станция Грейт-Бантингфилд,
стоимость проезда до которой составляет четыре с половиной пенса. Должно быть, это то самое место. В любом случае
оцените, мы дадим ему пробу. Могу я считать, что вы придете, чтобы
протянуть руку помощи? Я начну вовремя, завтра утром ”.

Я решительно согласился. Никогда еще я не был в таком полном неведении
, как в этом случае, и редко я видел Торндайка более
позитивным и уверенным в себе. Очевидно, у него что-то было припрятано в рукаве; и
Меня мучило любопытство, что же это за "что-то" было.


На следующее утро мы выехали довольно рано и в половине
десятого уже сидели в поезде, глядя на унылую пустошь
болота, устье Темзы примерно в миле отсюда.
Впервые на моей памяти Торндайк пришел необеспеченным со своим
неизбежным “исследовательским кейсом”, но я отметил, что он подготовился сам
с сосудом ботаника - или жестяным футляром для коллекционирования - и что его
карман оттопыривался, как будто у него были спрятаны какие-то другие приспособления при себе
. А также то, что он носил трость, которая показалась мне странной.

«Думаю, это наша остановка», — сказал он, когда поезд замедлил
ход. И действительно, вскоре он остановился у небольшого
импровизированная платформа, на которой было написано «Грейт-Бантингфилд
Остановка». Мы были единственными пассажирами, вышедшими из поезда, и кондуктор,
заметив это, дал гудок и презрительно махнул флажком,
отпуская маленькую станцию.

Торндайк задержался на платформе после того, как поезд тронулся,
осматривая окрестности. В полумиле к северу виднелась небольшая
деревня, а к югу простирались болота, уходящие
в реку, и их голая поверхность не нарушалась ничем, кроме одинокого здания
чья неприкрытая уродливость выдавала в нём какую-то фабрику.
Вскоре почтительно подошел начальник станции, и, когда мы
протягивали свои билеты, Торндайк заметил:

“Не похоже, что вы здесь перегружены транспортом”.

“Нет, сэр. Вы правы”, - последовал решительный ответ. “Это мертвый-живой "
место. За исключением людей с голомитовых работ и одного время от времени
из деревни никто не пользуется привалом. Вы первые незнакомцы, которых
Я вижу больше чем за месяц.

“Действительно”, - сказал Торндайк. “Но я думаю, вы забываете об одном.
Мой знакомый приезжал сюда в прошлый вторник - и по той же причине у него
не было билета, и ему пришлось заплатить за проезд ”.

“О, я помню”, - ответил начальник станции. “Вы имеете в виду джентльмена
со шрамом на щеке. Но я не считаю его незнакомцем. Он
бывал здесь раньше; я думаю, он связан с заводом, поскольку он всегда
идет по их пути ”.

“Вы случайно не помните, во сколько он вернулся?” Спросил Торндайк.

“Он вообще не возвращался”, - последовал ответ. «Я в этом уверен,
потому что я сам работаю на остановке и на железнодорожном переезде. Я помню,
что мне показалось странным, что он не вернулся, ведь билет, который он
потерял, был с возвратом. Должно быть, он вернулся на фургоне, принадлежащем
на заводе — вон тот, что едет в сторону переезда».

Говоря это, он указал на фургон, который приближался по заводской
дороге. Это был небольшой крытый фургон с надписью «Голомётский завод»,
написанной не на крышке, а на прикреплённой к ней доске. Начальник станции
пошёл к переезду, чтобы открыть ворота, и мы последовали за ним.
Когда фургон проехал, Торндайк пожелал нашему другу
— Доброе утро, — и он зашагал по дороге, оглядываясь по
сторонам с живым интересом и как будто в поисках чего-то
конкретного.

Мы преодолели примерно две трети расстояния до фабрики, когда
дорога уперлась в широкую канаву; и по тому, с каким вниманием мой
друг рассматривал ее, я заподозрил, что это и было тем, ради чего
он долго искал. Однако он был совершенно неприступен, поскольку был
окружен широким пространством мягкой грязи, густо поросшим камышом и
глубоко протоптанным скотом. Тем не менее Торндайк шёл вдоль него,
по-прежнему внимательно оглядываясь по сторонам, пока не оказался в паре сотен ярдов
от фабрики. Там я заметил небольшой полуразрушенный деревянный помост или причал.
Судя по всему, это остатки исчезнувшего пешеходного моста. Здесь Торндайк
остановился и, расстегнув пальто, начал выворачивать карманы,
доставая сначала сосуд, затем небольшой футляр с тремя
бутылками с широким горлышком, которые он поставил на землю,
и, наконец, что-то вроде миниатюрной садовой сетки, которую он
прикрутил к наконечнику своей трости.

“Я так понимаю, - сказал я, - что эти слушания являются прикрытием для некоторых
наблюдений”.

“Вовсе нет”, - ответил он. “Мы занимаемся изучением пруда и
ров естественной истории, а также самые увлекательные и поучительные изучения
Это так. Разнообразие форм бесконечно. Эта канава, как и
та, что в Бантри, покрыта густым слоем ряски: но
в то время как та канава кишела ряской, здесь не видно
ни одной ряски.

Я угрюмо промычал в знак согласия и с подозрением наблюдал, как он
наполнял бутылки водой из канавы, а затем делал предварительный
заброс сети.

— Вот вам пробный образец, — сказал он, протягивая мне наполненную сеть.
— Ряска, роголистник, Planorbis nautileus, но без succine;. Что
вы об этом думаете, Джервис?

Я с отвращением посмотрел на эту отвратительную мешанину, но всё же внимательно
присмотрелся, потому что понял, что в его вопросе был смысл. А потом
внезапно моё внимание обострилось. Я вытащил из сети
тёмно-зелёную ворсистую водоросль и рассмотрел её.

— Так это роголистник, — сказал я. — Значит, это был кусочек роголистника, который
Сайрус Педли держал его в руке, и теперь, когда я об этом думаю,
я не припомню, чтобы видел роголистник в канаве у Бантри.

Он одобрительно кивнул. «Там его не было», — сказал он.

«А эти маленькие раковины, похожие на аммониты, совсем как те, что я
заметил на дне банки доктора Партона. Но я не помню, чтобы видел
что-то в канаве Бантри.

“Там ничего не было”, - сказал он. “А утиная травка?”

“Ну что ж, - ответил я, - утиная травка есть утиная травка, и на этом все
”.

Он громко рассмеялся моему ответу и процитировал:


«_Примула у кромки реки_
_Для него была жёлтой примулой_»,


он положил часть улова в сосуд, затем снова повернулся к
канаве и начал энергично забрасывать сеть, высыпая каждую
порцию улова на траву, быстро осматривая его и затем забрасывая новую
подметайте, каждый раз волоча сеть по грязи на дне. Я
теперь наблюдал за ним с новым и очень живым интересом; ибо наступало просветление
, смешанное с некоторым презрением к себе и множеством размышлений о том, как
к тому, как Торндайк начинал свое дело.

Но я был не единственным заинтересованным наблюдателем. В одном из окон
фабрики я вскоре заметил человека, который, казалось, смотрел в нашу сторону
. Осмотревшись в течение нескольких секунд, он исчез, чтобы
почти сразу же появиться с подзорной трубой, через которую он
долго смотрел на нас. Затем он снова исчез, но не более чем на
через минуту я увидел, как он вышел из боковой двери и торопливо направился к
нам.

- Полагаю, нам собираются вручить уведомление о высылке, -
сказал я.

Торндайк быстро взглянул на приближающегося незнакомца, но продолжил
расставлять свою сеть, работая, как я заметил, методично слева направо.
Когда мужчина приблизился на расстояние пятидесяти ярдов, он окликнул нас бесцеремонно
поинтересовался, что у нас за дело. Я пошёл навстречу ему и
по возможности попытался задержать его разговором; но этот план провалился, потому что
он не обратил на меня внимания и направился прямиком к Торндайку.

— Ну что ж, — сказал он, — в чём дело? Что ты здесь делаешь?

Торндайк как раз поднимал сеть из воды, но теперь
внезапно опустил её на дно канавы и повернулся, чтобы
встретиться лицом к лицу с незнакомцем.

— Полагаю, у тебя есть причина задавать вопросы, — сказал он.

“Да, видел”, - сердито ответил тот с легким иностранным
акцентом, который соответствовал его внешности - он был похож на какого-то славянина
. “Это частная земля. Она принадлежит фабрике. Я
управляющий”.

“Земля не огорожена”, - заметил Торндайк.

— Я же говорю вам, что это частная земля, — возбуждённо возразил мужчина.
— Вам здесь не место. Я хочу знать, что вы делаете.

— Уважаемый сэр, — сказал Торндайк, — не стоит так волноваться.
Мы с другом просто собираем ботанические и другие образцы.

— Откуда мне это знать? — потребовал управляющий. Он подозрительно огляделся
и его взгляд упал на сосуд. «Что у тебя
в этой штуке?» — спросил он.

«Пусть он посмотрит, что там», — сказал Торндайк, многозначительно
взглянув на меня.

Я воспринял это как указание отвлечь внимание мужчины
через несколько мгновений я поднял сосудистую трубку и встал так, чтобы он
должен был повернуться спиной к Торндайку, чтобы заглянуть в нее. Я немного повозился с
защелкой, но в конце концов открыл футляр и начал вытаскивать
сорняки, прядь за прядью. Как только незнакомец повернулся к нему спиной
Торндайк поднял сачок и быстро достал из него что-то, что
сунул в карман. Затем он направился к нам, по пути
вынимая содержимое из сети.

«Ну, — сказал он, — как видите, мы всего лишь безобидные натуралисты. Кстати,
как вы думаете, что мы искали?»

— Неважно, что я думал, — яростно ответил тот. — Это
частная земля. Вам здесь не место, и вы должны
убраться.

— Хорошо, — сказал Торндайк. — Как хотите. Здесь полно других
канав. Он взял сосуд и футляр с бутылочками и, положив
их в карман, отвинтил сетку, пожелал незнакомцу “Доброго
утра” и повернул обратно к станции. Мужчина стоял, наблюдая за нами,
пока мы не подошли к железнодорожному переезду, когда он тоже повернул назад
и удалился на фабрику.

“ Я видел, как ты что-то вытащил из сетки, ” сказал я. “ Что это было?

Он оглянулся, чтобы убедиться, что менеджер скрылся из виду. Затем
он сунул руку в карман, вытащил его закрытым и внезапно открыл
это. На его ладони лежала маленькая золотая зубная пластинка с четырьмя зубцами.

“ Честное слово! - Воскликнул я. - Это решает дело с удвоенной силой.
Это, несомненно, тарелка Сайруса Педли. Она в точности соответствует
описанию.

“Да, ” ответил он, “ это практически наверняка. Конечно, это будет
должен быть идентифицирован дантистом, который это сделал. Но это предрешено
вывод.”

Пока мы шли к станции, я размышлял об исключительной уверенности
с каким Торндайк шёл по тому, что для меня было невидимым следом.
Вскоре я сказал:

«Что меня озадачивает, так это то, как вы начали это дело. Что дало вам
первый намёк на то, что это было убийство, а не самоубийство или
несчастный случай?»

«Это была старая история, Джервис, — ответил он. — Нужно было
наблюдать и запоминать, казалось бы, незначительные детали. Вот, кстати,
показательный пример”.

Он остановился и посмотрел вниз на несколько следов на мягкой земле
дорога - очевидно, следы фургона, который, как мы видели, пересек линию. Я
проследил за направлением его взгляда и увидел четкое изображение
Защитный кожух Блейки, за которым следует прокол в шине и
за которым следует выступающий бугорок.

«Но это поразительно!» — воскликнул я. «Почти наверняка это
та же самая трасса, которую мы видели на Пондерс-роуд».

«Да, — согласился он. — Я заметил её, когда мы проезжали мимо». Он достал свой
скотч и записную книжку и, передав последнюю мне, наклонился и
измерил расстояния между тремя оттисками. Я записал их
по мере того, как он их называл, а затем мы сравнили их с запиской
, сделанной на Пондерс-роуд. Измерения были идентичны, как и
взаимное расположение оттисков.

«Это важная улика, — сказал он. — Жаль, что мы
не можем сделать слепки, но записи будут достаточно убедительными. А теперь,
— продолжил он, когда мы снова двинулись в сторону станции, —
вернёмся к вашему вопросу. Показания Партона на дознании доказали, что
Сайрус Педли утонул в воде, в которой были ряска и уруть. Он
предъявил образец, и мы оба его увидели. Мы увидели в нём ряску и
а также две раковины Planorbis. Наличие этих двух раковин доказывало
что вода, в которой он утонул, должна была кишеть ими. Мы
Я увидел тело и заметил, что одна рука сжимает пучок роголистника.
Затем мы пошли к канаве и осмотрели её. Именно тогда я
получил не просто подсказку, а решающий и неопровержимый факт. Канава была
заросла ряской, как мы и ожидали. _Но это была не та
ряска._”

“Не та ряска!” — воскликнул я. “Ну, сколько видов утиных водорослей
существует?”

“Есть четыре британских вида”, - ответил он. “Большая утиная трава,
Меньшая утиная трава, Густая Утиная трава и плющелистная
Утиная трава. Так вот, образцы в банке Партона, которые я заметил, были
Рдест блестящий, который легко отличить по множественным корням,
образующим что-то вроде кисточки. Но рдест в
канаве Бантри был рдестом плавающим, который меньше
остальных, но особенно выделяется тем, что у него всего один корень.
Их невозможно спутать.

«Таким образом, это было практически неопровержимое доказательство убийства. Сайрус
Педли утонул в пруду или канаве. Но не в той канаве, в
которой было найдено его тело. Следовательно, его тело было перенесено
из какого-то другого места и помещено в эту канаву. Такие действия
Это явное доказательство убийства. Но как только
был поднят этот вопрос, появилось множество подтверждающих доказательств.
В канаве не было роголистника или раковин Planorbis, но
там было полно моллюсков, некоторые из которых неизбежно были
поглощены водой. На
руке мертвеца, чуть выше локтя, был неясный линейный след от надавливания: такой след мог быть
оставлен шнуром, если человека привязывали, чтобы сделать беспомощным. Тогда
тело пришлось бы доставить в это место в каком-нибудь
транспортное средство; и мы нашли следы того, что выглядело как автофургон,
который подъехал к колеям от повозок с неправильной стороны дороги, как
будто собирался там остановиться. Это была очень убедительная совокупность улик; но
она была бы бесполезна, если бы не невероятная удача:
бедный Педли потерял свой железнодорожный билет, но сохранил квитанцию;
по ней мы смогли установить, где он был в день своей смерти
и в какой местности, вероятно, было совершено убийство. Но это
не единственный способ, которым судьба благоволит нам.
информация начальника станции была и будет бесценной. Тогда это было
самое большое счастье для нас, что на территории завода была только одна канава
; и что к этой канаве можно было добраться только в одной точке, которая должна была
это было то самое место, где утонул Педли.

“Утиный сорняк в этой канаве, конечно, Самый Крупный Утиный сорняк?”

“Да. Я взял несколько образцов, а также роголистник и
раковины.

Он открыл сосуд и вынул одно из крошечных растений
с характерной кисточкой корней.

«Я напишу Партону и попрошу его сохранить сосуд и растение».
роголистник, если его не выбросили. Но один только роголистник,
представленный в качестве доказательства, был бы достаточным подтверждением того, что Педли не
утонул в канаве Бантри; а стоматологическая пластина покажет, где он
утонул».

«Вы собираетесь продолжать расследование?» — спросил я.

«Нет», — ответил он. «По пути домой я заеду в Скотленд-Ярд и
сообщу о том, что мне удалось узнать и что я могу доказать в суде. Тогда я
закончу это дело. Остальное — дело полиции, и я полагаю,
что у них не возникнет особых трудностей. Обстоятельства, похоже, говорят сами за себя
своя история. Педли работал в Министерстве иностранных дел, вероятно, в
какой-то секретной службе. Я полагаю, что он узнал о существовании
банды злоумышленников — вероятно, иностранных революционеров, одним из
которых, как мы можем предположить, был наш друг, управляющий фабрикой; что он
притворился, будто связан с ними, и время от времени посещал фабрику, чтобы
выяснить, что там производится, помимо «Голомита», — если
«Голомит» сам по себе не является нелегальным продуктом. Тогда я предполагаю, что он был
разоблачён как шпион, что его заманили сюда; что он был
был связан и утонул на некоторое время во вторник вечером, а его тело поместили в
фургон и перевезли в место, расположенное в нескольких милях от места его
смерти, где оно было сброшено в канаву, по-видимому, идентичную
характер с тем, в чем он утонул. Это был чрезвычайно
гениальный и хорошо продуманный план. Казалось, в нем были предусмотрены
всевозможные расследования, и оно едва не увенчалось успехом ”.

“Да”, - согласился я. — Но там не было доктора Джона Торндайка.

— Там не было тщательного изучения всех деталей, — сказал он
ответил: “и ни один преступный план, с которым я когда-либо сталкивался, не приводил к такому результату.
полнота схемы ограничена знаниями
составителей схемы, и на практике всегда что-то упускается из виду. В
этом случае преступники не были знакомы с естественной историей
канавы ”.


Теория Торндайка о преступлении оказалась по существу
правильной. «Голомитские заводы» оказались фабрикой, где изготавливалось мощное
взрывчатое вещество бандой революционеров-космополитов, которые
были известны полиции. Но работа последней была
упрощена благодаря подробному отчёту, который покойник оставил в
Его банк был раскрыт, и это произошло как раз вовремя, чтобы полиция смогла провести рейд
на фабрике и арестовать всю банду. Как только они оказались под замком
и ключом, появилась дополнительная информация; по обвинению в убийстве
против них вскоре были представлены королевские доказательства, достаточные для
вынесения обвинительного приговора трём непосредственным исполнителям убийства.




V.
Алиби мистера Понтинга

Торндайк с сомнением посмотрел на приятного, атлетически сложенного
священника, который только что вошёл, держа в руках визитную карточку
мистера Бродрибба в качестве удостоверения личности.

«Я не совсем понимаю, — сказал он, — почему мистер Бродрибб отправил вас ко мне. Это
Похоже, это чисто юридический вопрос, с которым он мог бы
справиться сам, по крайней мере, не хуже меня».

«Похоже, он думал иначе», — сказал священник. («Преподобный.
Чарльз Мид» было написано на карточке.) «В любом случае, — добавил он с
убедительной улыбкой, — вот он я, и я надеюсь, что вы не собираетесь
меня прогонять».

— Я не должен был оскорблять моего старого друга Бродрибба, — ответил
Торндайк, улыбнувшись в ответ. — Так что мы можем сразу перейти к делу,
которое, во-первых, предполагает изложение всех
подробностей. Давайте начнём с дамы, о которой идёт речь
об угрозах, о которых вы говорили».

«Её зовут, — сказал мистер Мид, — мисс Миллисент Фосетт. Она
человек с независимым достатком, который она тратит на благотворительность.
Раньше она работала медсестрой в больнице, а сейчас занимается
волонтёрской работой в приходе в качестве своего рода участковой медсестры. Она была
для меня очень ценным помощником, и мы были близкими друзьями на протяжении нескольких
лет. И я могу добавить, что она согласилась
выйти за меня замуж примерно через два месяца. Так что, как видите, я имею полное
право действовать от её имени.

“Да”, - согласился Торндайк. “Вы - заинтересованная сторона. А теперь, что касается
угроз. В чем они заключаются?”

“Этого, ” ответила Мид, “ я не могу вам сказать. Я совершенно случайно поняла
из нескольких слов, которые она обронила, что ей угрожали. Но
она не пожелала говорить больше на эту тему, поскольку не восприняла это всерьез
. Она совсем не нервничает. Однако я сказал ей, что
прислушиваюсь к советам, и надеюсь, что вы сможете вытянуть из неё
больше подробностей. Что касается меня, то я определённо встревожен».

«А что касается человека или людей, которые угрожали. Кто они
они? и при каких обстоятельствах возникли угрозы?”

- Этот человек - некий Уильям Понтинг, который приходится мисс Фосетт
сводным братом, если это правильный термин. Ее отец женился, как и его
вторая жена, миссис Понтинг, вдова с одним сыном. Это сын.
Его мать умерла раньше мистера Фосетта, и последний, умерев, оставил
свою дочь Миллисент единственной наследницей его имущества. Это всегда
обижало Понтинга. Но теперь у него появилась другая. Несколько лет назад мисс Фосетт составила
завещание, по которому основная часть ее довольно значительного
имущество оставлено двум двоюродным братьям, Фредерику и Джеймсу Барнеттам, сыновьям
сестры ее отца. Сравнительно небольшая сумма достается Понтингу.
Услышав это, он пришел в ярость. Он потребовал порцию, по крайней мере,
равную остальным, и продолжал время от времени предъявлять это требование
время от времени. На самом деле, он доставлял чрезвычайно много хлопот и, похоже, доставляет
становится еще больше. Я понял, что угрозы были связаны с её
отказом изменить завещание».

«Но, — сказал я, — разве он не понимает, что её замужество сделает это
завещание недействительным?»

«Видимо, нет, — ответил Мид, — и, по правде говоря, я тоже не понимал
осознаю это сам. Ей придется составить новое завещание?”

“Конечно”, - ответил я. “И поскольку можно ожидать, что это новое завещание будет
еще менее благоприятным для него, это, вероятно, станет еще одним
поводом для недовольства ”.

“Непонятно, - сказал Торндайк, - почему он должен так волноваться
сам так беспокоится о ее завещании. Сколько им лет?”

— Мисс Фосетт тридцать шесть, а Понтингу около сорока.

— А что он за человек? — спросил Торндайк.

— К сожалению, очень неприятный человек. Мрачный, грубый и
вспыльчивый. Транжира и попрошайка. У него было довольно много
Он берёт деньги в долг у мисс Фосетт, но, конечно же, никогда их не возвращает.
И он не слишком трудолюбив, хотя у него есть постоянная работа в
штате еженедельной газеты. Но, кажется, он вечно в долгах».

«Мы можем записать его адрес», — сказал Торндайк.

- Он живет в маленькой квартирке в Блумсбери - сейчас один, с тех пор как
поссорился с человеком, который раньше делил ее с ним. Адрес:
Борнео-хаус, 12, Девоншир-стрит.

- В каких отношениях он с кузенами, своими соперниками?

“Сейчас никаких условий”, - ответила Мид. “Раньше они были большими друзьями.
Настолько, что он снял свою нынешнюю квартиру, чтобы быть рядом с ними - они живут в
соседняя квартира, дом на Суматре, номер 12. Но после неприятностей
с завещанием он с ними почти не общается.

- Значит, они живут вместе?

“ Да, Фредерик с женой и Джеймс, который не женат. Они
тоже довольно странный народ. Фредерик - певец на эстраде,
а Джеймс аккомпанирует ему на различных инструментах. Но они оба
своего рода спортивные персонажи, особенно Джеймс, который немного играет на
поле и занимается другими необычными вещами. Конечно, они музыканты
привычки - это обида для Понтинга. Он постоянно жалуется
на то, что они мешают ему работать.

Мистер Мид сделал паузу и задумчиво посмотрел на Торндайка, который делал
подробные записи разговора.

“Что ж, - сказал последний, - похоже, у нас есть все факты, за исключением
самого важного - характера угроз. Что ты хочешь, чтобы мы
сделали?”

«Я хочу, чтобы вы встретились с мисс Фосетт — со мной, если возможно, — и убедили её
сообщить вам подробности, которые позволят вам положить конец
беспокойству. Полагаю, вы не сможете прийти сегодня вечером? Это просто кошмар
Сегодня вечером, но я мог бы отвезти вас туда на такси — это всего в Тутинг
Бек. Что скажете? — с энтузиазмом добавил он, поскольку Торндайк не
возражал. — Мы обязательно застанем её, потому что её горничная уехала
в гости к её родным, и она одна в доме».

Торндайк задумчиво посмотрел на часы.

«Полдевятого, — заметил он, — и ещё полчаса, чтобы добраться туда. Эти
угрозы, вероятно, не что иное, как проявление дурного настроения. Но мы не знаем. За ними
может скрываться что-то более серьезное; и в юриспруденции, как и в медицине,
профилактика лучше вскрытия. Что скажешь, Джервис?

Что я мог сказать? Я бы с гораздо большей охотой
сидел у камина с книгой, чем вышел бы в темноту ноябрьской ночи.
Но я чувствовал, что
это необходимо, тем более что Торндайк, очевидно, уже принял решение.
Соответственно, я сделал вид, что необходимость есть благо, и через пару минут
мы покинули уютную комнату и вышли в холодную темноту Иннер- Темпл-лейн, по которой довольный священник уже спешил к
такси. В верхней части переулка мы увидели, как он
подробно инструктирует таксиста, придерживая дверь машины
открытой; а Торндайк, тщательно спрятав свой
Мистер Мид, прихватив с собой папку с материалами дела, которую он, к моему тайному удовольствию, взял с собой
по старой привычке, когда мы только начали, занял своё место, а мы с Мидом
последовали за ним.

Пока такси плавно катилось по тёмным улицам, мистер Мид
рассказывал о подробностях своего предыдущего очерка и просто, по-мужски,
без притворства, говорил о своей удаче и приятном будущем,
которое его ждало. Возможно, это был не самый романтичный брак,
признавал он; но они с мисс Фосетт были верными друзьями на протяжении многих лет,
и они останутся верными друзьями до самой смерти. Так он и сказал
Он продолжал говорить, то радостно, то с ноткой тревоги, и мы слушали
без всякого недоброжелательства, пока наконец кэб не подъехал к маленькому,
непритязательному домику, стоящему на небольшом участке земли на тихой
пригородной дороге.

«Видишь, она дома», — заметил Мид, указывая на освещённое
окно на первом этаже. Он велел таксисту подождать
возвращения и, поднявшись по ступенькам, характерным
стуком постучал в дверь. Поскольку ответа не последовало, он постучал ещё раз и
позвонил в звонок. Но ответа по-прежнему не было, хотя мне дважды показалось, что я
услышал звук то ли отодвигаемого, то ли тихо выстреливаемого засова. Снова мистер
Мид еще энергичнее нажала на дверной молоток и нажала на кнопку
колокольчик, который, как мы слышали, громко звенел внутри.

“Это очень странно”, - сказал Мид встревоженным тоном, продолжая нажимать
большим пальцем на кнопку звонка. “Она не могла выйти и оставить
электрический свет включенным. Что нам лучше было сделать?”

— Нам лучше войти без промедления, — ответил Торндайк. — Из
дома определённо доносились звуки. Есть ли там боковая калитка?

Мид побежал к боковой части дома, а мы с Торндайком
я взглянул на освещённое окно, которое было слегка приоткрыто сверху.

«Выглядит немного странно», — заметил я, прислушиваясь к звукам, доносившимся из почтового ящика.

Торндайк серьёзно кивнул, и в этот момент вернулся Мид,
тяжело дыша.

«Боковые ворота заперты изнутри», — сказал он, и я вспомнил о
тихом стуке засова, который я слышал. «Что же делать?»

Не ответив, Торндайк протянул мне свой чемоданчик с инструментами,
подошёл к окну, вскочил на подоконник, опустил верхнюю створку
и исчез за шторами в комнате. Мгновение спустя
Входная дверь открылась, и мы с Мидом вошли в прихожую. Мы заглянули
в открытую дверь освещённой комнаты, и я заметил кучу
рукоделий, наспех брошенных на обеденный стол. Затем Мид включил
свет в прихожей, и Торндайк быстро прошёл мимо него к
полуоткрытой двери в следующую комнату. Прежде чем войти, он
включил свет и, шагнув в комнату, частично
закрыл за собой дверь.

— Не заходи сюда, Мид! — крикнул он. Но взгляд священника, как
и мой, успел что-то заметить до того, как закрылась дверь: большое тёмное пятно
на ковре прямо у порога. Несмотря на предостережение,
он распахнул дверь и ворвался в комнату. Следуя за ним, я увидел
как он бросился вперед, дико взмахнул руками и с ужасным,
сдавленным криком упал на колени возле низкой кушетки, на которой лежала женщина
лгал.

“ Боже милосердный! ” выдохнул он. “ Она мертва! Она мертва, доктор? Можно
ничего нельзя сделать?

Торндайк покачал головой. «Ничего, — сказал он тихим голосом. Она
мертва».

Бедный Мид опустился на колени у кушетки, схватившись руками за волосы и
не сводя глаз с мёртвого лица, которое было само воплощение ужаса и
отчаяния.

— Боже всемогущий! — воскликнул он тем же сдавленным голосом. — Как
ужасно! Бедная, бедная Милли! Дорогая, милая подруга! Затем
внезапно — почти в ярости — он повернулся к Торндайку. — Но этого не может быть,
доктор! Это невозможно — невероятно. Я имею в виду вот это! — и он указал
на правую руку покойной, в которой была зажата открытая бритва.

Наш бедный друг высказал мою собственную мысль. Было невероятно, что эта
утонченная, набожная леди нанесла те жестокие раны, которые
алели под восковым лицом. Там, действительно, была бритва
в ее руке лежала. Но чего стоило это свидетельство? Мое сердце отвергло
Я не хотел в это верить, но всё же невольно заметил, что раны, казалось, подтверждали
это; ведь они были нанесены слева направо, как и
если бы он сам себя ранил.

«В это трудно поверить, — сказал Торндайк, — но
альтернатива только одна. Кто-то должен немедленно сообщить в полицию».

«Я пойду, — воскликнул Мид, вставая. — Я знаю дорогу, и такси
уже ждёт». Он еще раз с бесконечной жалостью и нежностью посмотрел на
мертвую женщину. “ Бедная, милая девочка! ” пробормотал он. “Если мы больше ничего не можем сделать для
вас, мы можем защитить вашу память от клеветы и воззвать к Богу
Справедливость должна восстановить невиновных и наказать виновных».

С этими словами и безмолвным прощанием с погибшим другом он поспешно
вышел из комнаты, и сразу же мы услышали, как закрылась
уличная дверь.

Когда он вышел, Торндайк резко изменился. Он был
глубоко тронут — как и любой другой — этой ужасной трагедией, которая
в одно мгновение разрушила счастье добродушного, милого пастора.
Теперь он повернулся ко мне с суровым выражением лица.

«Это отвратительная история, Джервис», — сказал он зловеще тихим
голосом.

«Значит, вы отвергаете идею самоубийства?» — спросил я с чувством
— с облегчением, которое меня удивило.

— Безусловно, — ответил он. — Убийство кричит нам об этом
со всех сторон. Посмотрите на эту бедную женщину в аккуратном платье медсестры,
с незаконченным рукоделием, лежащим на столе в соседней комнате, и
с этой нелепой бритвой в безвольной руке. Посмотрите на эти ужасные
раны. Их четыре, и первая из них смертельная. Большое кровавое пятно
у двери, большое кровавое пятно на её платье от шеи до
ног. Разорванный воротник, перерезанная тесьма. Обратите внимание,
что кровотечение практически прекратилось, когда она легла. Это группа
Видимые факты совершенно не согласуются с идеей
самоубийства. Но мы теряем время. Давайте тщательно
обыщем помещение. Убийца наверняка скрылся, но, поскольку
он был в доме, когда мы приехали, все следы будут совсем свежими».

С этими словами он достал из кейса электрическую лампу и
подошёл к двери.

«Мы можем осмотреть эту комнату позже, — сказал он, — но нам лучше
пройтись по дому. Если ты останешься у лестницы и будешь следить за
передней и задней дверями, я осмотрю верхние комнаты».

Он легко взбежал по лестнице, а я остался внизу, но он был
отсутствовал меньше пары минут.

«Там никого нет, — сообщил он, — а поскольку подвала нет, мы
просто осмотрим этот этаж, а затем прилегающую территорию».

Быстро осмотрев комнаты на первом этаже, включая
кухню, мы вышли через заднюю дверь, которая не была заперта на засов, и
осмотрели прилегающую территорию. Она представляла собой довольно большой сад с
небольшим фруктовым садом сбоку. В первом мы не смогли обнаружить никаких следов
какого бы то ни было рода, но в конце тропинки, пересекавшей сад, мы
наткнулись на возможную зацепку. Сад был обнесён пятифутовым забором
забор, верхняя часть которого была утыкана крюками с гвоздями; и в точке
противоположной тропинке фонарь Торндайка осветил один или два
клока ткани, зацепившихся за крюки.

«Кто-то был здесь, — сказал Торндайк, — но, поскольку это
сад, в этом нет ничего удивительного. Однако на деревьях сейчас нет
плодов, а ткань выглядит довольно свежей. Есть
два вида, как ты заметил: тёмно-синий и чёрно-белая смесь
какого-то вида».

«Вероятно, в тон пальто и брюкам», — предположил я.

«Возможно», — согласился он, доставая из кармана пару маленьких
конверты для семян, запас которых он всегда носил с собой. Он очень аккуратно
снимал крошечные лоскутки ткани с крючков и клал каждый вид
в отдельный конверт. Положив их в карман, он перегнулся через
забор и направил свет своей лампы на узкую дорожку или аллею,
которая отделяла сад от соседних владений. Она была
неухоженной и заросшей высокой травой, что говорило о том,
что ею редко пользовались. Но прямо под ним был небольшой участок
голой земли, и на нём отчётливо виднелся след
от ноги, перекрывающий несколько менее отчётливых следов.

“Несколько человек побывали здесь в разное время”, - заметил я.

“Да”, - согласился Торндайк. “Но этот четкий след принадлежит последнему
еще один, и он - наша забота. Нам лучше не путать проблемы
преодолев себя. Мы пометим место и исследуем с
другого конца ”. Он положил свой носовой платок поверх забора, и мы
затем вернулись в дом.

— Полагаю, ты собираешься сделать гипсовую повязку? — спросил я, и, когда он
согласился, я принёс из гостиной ящик для инструментов. Затем мы
починили защёлку на входной двери и вышли, прикрыв за собой дверь
за нами.

Мы нашли вход в аллею примерно в шестидесяти ярдах от ворот,
и, войдя в неё, медленно пошли вперёд, осматривая землю на
ходу. Но при ярком свете фонарей мы не увидели ничего, кроме
следов от ног на траве, пока не дошли до места, отмеченного
носовым платком на заборе.

«Жаль, — заметил я, — что этот след стёр
остальные».

— С другой стороны, — ответил он, — вот эта, которая
нас интересует, на удивление чёткая и характерная: круглая пятка
и резиновая подошва узнаваемого рисунка, залатанная куском
цементный раствор. Это след, который можно безошибочно
идентифицировать».

Говоря это, он достал из кейса для исследований бутылку с водой,
банку из-под гипса, резиновую миску для смешивания и ложку, а также кусок ткани,
которым можно «укрепить» слепок. Он быстро замесил в миске густую
кашу, чтобы она быстро застыла и затвердела, окунул в
неё холст, вылил остатки в след и положил на
него холст.

«Я попрошу тебя остаться здесь, Джервис, — сказал он, — пока
не застынет гипс. Я хочу как следует осмотреть тело до
приезда полиции, особенно спину».

«Почему спина?» — спросил я.

«Разве внешний вид тела не подсказал вам, что
следует осмотреть спину?» — спросил он, а затем, не дожидаясь ответа,
ушёл, оставив мне лампу для осмотра.

Его слова заставили меня глубоко задуматься во время моего недолгого бдения. Я
очень живо представил себе внешность погибшей женщины — на самом деле я
вряд ли когда-нибудь её забуду — и попытался связать этот образ
с его желанием осмотреть труп со спины. Но, похоже, никакой связи
не было. Видимые повреждения были на передней части тела, и я
не видел ничего, что указывало бы на существование каких-либо других. Время от времени
Я проверил состояние гипса, мне не терпелось вернуться к своему
коллеге, но я боялся расколоть тонкий гипс, приподняв его
преждевременно. Наконец штукатурка показалась мне достаточно твердой, и
доверившись прочности холста, я осторожно приподнял
край, когда, к моему облегчению, хрупкая пластина благополучно поднялась, и я
поднял ее. Тщательно завернув его в какую-то тряпку, я положил его
в ящик для исследований, а затем, взяв его и фонарь, отправился
обратно домой.

Когда я опустил засов и закрыл входную дверь, я вошёл
в гостиную, где увидел Торндайка, который склонился над
тёмным пятном у порога и осматривал пол, словно что-то искал.
Я сообщил, что слепок готов, а затем спросил, что он
ищет.

«Я ищу пуговицу, — ответил он. — Сзади не хватает одной,
той, к которой был пришит воротник».

«Это важно?» — спросил я.

«Важно установить, когда и где он отделился», —
ответил он. «Давайте воспользуемся лампой для осмотра».

Я дал ему лампу, которую он поставил на пол так, чтобы
луч света падал на поверхность. Наклонившись, чтобы
следовать за лучом света, я внимательно осмотрел пол, но тщетно.

«Может быть, его вообще здесь нет», — сказал я, но в этот момент яркий
луч, проникнув в темноту под шкафом, осветил небольшой предмет
у самой стены. В ту же секунду я бросился ничком на
ковёр и, сунув руку под шкаф, вытащил
перламутровую пуговицу.

— Ты заметил, — сказал Торндайк, рассматривая её, — что шкаф
рядом с окном, в противоположном от дивана конце комнаты. Но нам
лучше убедиться, что это правильная кнопка ”.

Он медленно подошел к кушетке, все еще наклоняясь и обшаривая светом
пол. Я заметил, что труп был повернут на
бок, обнажая спину и сдвинутый воротник. Через натянутую
петлицу последней Торндайк без труда продевал пуговицу
.

— Да, — сказал он, — вот откуда он взялся. Вы заметите, что
впереди есть такой же. Кстати, — продолжил он, доставая
Он поднёс лампу к поверхности серого саржевого платья. «Я снял
один или два волоска — похоже, это шерсть животных, кошки или собаки. Вот ещё
один или два. Ты подержишь лампу, пока я их снимаю?»

«Наверное, это шерсть её домашних животных», — заметил я, пока он
снимал их пинцетом и клал в один из бесценных
конвертов для семян. «Старые девы очень любят домашних животных,
особенно кошек и собак».

«Возможно, — ответил он. — Но я не увидел ни одного впереди, где их можно было бы
ожидать увидеть, и, кажется, на ковре их тоже нет.
Теперь давайте положим тело так, как мы его нашли, и просто посмотрим на наши
материалы до приезда полиции. Я ожидал, что они будут здесь раньше.

Мы вернули тело в исходное положение и, взяв
чемоданчик для исследований и лампу, пошли в столовую. Здесь Торндайк
быстро установил маленький передвижной микроскоп и, достав
оболочки для семян, начал готовить слайды из содержимого некоторых
пока я готовил другие. Времени хватило только на очень торопливый
осмотр, который Торндайк провёл, как только образцы были
установлены.

“Одежда, - сообщил он, не отрывая взгляда от микроскопа, -
в обоих случаях шерстяная. Довольно хорошего качества. Одна из голубой саржи,
очевидно, окрашенная в индиго; другая - смесь черного и белого, нет
другого цвета. Наверное, прекрасный полосатый кот или пастушья клетка.

“ Саржевое пальто и пастушьи клетчатые брюки, - предположил я. - Теперь посмотри, что это за
шерсть. Я протянул ему предметное стекло, на которое я примерно
нанес коллекцию в лавандовом масле, и он положил его на предметный столик.

«Здесь три разных вида волос», — сообщил он после недолгого изучения.
быстрый осмотр. “Некоторые, очевидно, от кошки - дымчатого перса.
Другие - это длинные, довольно тонкие рыжевато-коричневые волоски собаки. Вероятно,
Пекинес. Но есть два, которые я не могу точно определить. Они похожи на
шерсть обезьяны, но очень необычного цвета. Есть
заметный зеленоватый оттенок, который крайне редко встречается у млекопитающих
волосы. Но я слышу приближающееся такси. Нам не нужно вдаваться в подробности
перед местной полицией в том, что мы видели. Скорее всего, это будет
дело для Центрального разведывательного управления.

Я вышел в коридор и открыл дверь, когда Мид поднялся по лестнице
По тропинке шли двое мужчин, и когда они вышли на свет, я
с удивлением узнал в одном из них нашего старого друга,
детектив-суперинтенданта Миллера, а вторым, по-видимому, был
начальник участка.

«Мы долго продержали мистера Мида, — сказал Миллер, — но мы знали, что вы
здесь, так что время не было потрачено впустую. Мы решили, что лучше получить
полные показания, прежде чем мы осмотрим помещение. Как поживаете, доктор?
— добавил он, пожимая руку Торндайку. — Рад вас здесь видеть. Полагаю,
вы располагаете всеми фактами. Так мне сказал мистер Мид.

— Да, — ответил Торндайк, — у нас есть все предварительные данные по делу,
и мы прибыли на место через несколько минут после смерти покойного.

— Ха! — воскликнул Миллер. — Да? И я полагаю, вы уже
составили мнение о том, были ли травмы нанесены
самим себе?

“Я думаю, - сказал Торндайк, - что было бы лучше действовать, исходя из
предположения, что это не так, и действовать незамедлительно”.

“ Совершенно верно, ” решительно согласился Миллер. - Вы имеете в виду, что нам
лучше сразу выяснить, где находился определенный человек... В какое время
вы прибыли сюда?

«Было без двух минут девять, когда остановилось такси, — ответил Торндайк.
— А сейчас только без двадцати пяти десять, так что мы успеем,
если мистер Мид одолжит нам такси. У меня есть адрес».

«Такси ждёт вас, — сказал мистер Мид, — и водителю
заплатили за обе поездки. Я останусь здесь на случай, если суперинтендант
захочет что-нибудь узнать». Он тепло пожал нам руки, и, когда мы прощались с ним,
отметил ошеломленное, отчаявшееся выражение и морщины горя
, которые уже проели лицо, которое было таким беззаботным и
полные надежд, мы оба с горечью подумали о тех нескольких роковых минутах,
из-за которых мы не успели спасти его жизнь.

Мы уже собирались уходить, когда Торндайк остановился и снова повернулся к
священнику.

— Не могли бы вы сказать мне, — спросил он, — были ли у мисс Фосетт домашние животные? Кошки,
собаки или другие животные?

Мид удивлённо посмотрел на него, а суперинтендант Миллер, казалось,
навострил уши. Но первый ответил просто: «Нет. Она не
очень любила животных; её привязанность распространялась только на мужчин и женщин».

Торндайк серьёзно кивнул и, взяв папку с результатами исследования, вышел
медленно выхожу из комнаты, мы с Миллером следуем за мной.

Как только адрес был назван водителю и мы заняли
свои места в такси, суперинтендант открыл
главный экзаменатор.

“Я вижу, у вас с собой волшебная шкатулка, доктор”, - сказал он,
скосив глаза на кейс для исследований. “Есть успехи?”

«Мы нашли очень характерный след, — ответил Торндайк,
— но он может не иметь никакого отношения к делу».

«Надеюсь, что имеет, — сказал Миллер. — Хороший отпечаток следа, который вы
можете показать присяжным и сравнить с ботинком, — это первоклассное доказательство».
Он взял слепок, который я изготовил из вещественного доказательства, и
ласково и злорадно повертев его в руках, воскликнул: «Прекрасно!
прекрасно! Абсолютно уникально! В мире не может быть двух таких же,
как этот. Он как отпечаток пальца. Ради всего святого,
берегите его. Если мы сможем найти ботинок, это будет означать, что мы добились успеха».

Попытки суперинтенданта вовлечь Торндайка в дискуссию были
не слишком успешными, и основная нагрузка в разговоре легла на меня. Ибо
мы оба слишком хорошо знали моего коллегу, чтобы перебивать его, когда он был настроен
Он погрузился в раздумья. Таким он был сейчас. Глядя на него,
сидящего в углу, молчаливого, но явно погружённого в свои мысли, я знал,
что он мысленно сортирует данные и проверяет гипотезы,
которые они порождают.

— Вот мы и на месте, — сказал Миллер, открывая дверь, когда такси остановилось. — Теперь
что мы будем говорить? Сказать ему, кто я такой?

— Полагаю, тебе придётся это сделать, — ответил Торндайк, — если ты хочешь, чтобы он
впустил нас.

— Хорошо, — сказал Миллер. — Но я предоставлю тебе право говорить, потому что
я не знаю, что у тебя на уме.

Предсказание Торндайка подтвердилось буквально. В ответ на
третий стук, сопровождаемый гневным аккомпанементом звонка,
шаги - я и понятия не имел, что шаги могут быть такими выразительными - приближались
быстро пройдя по вестибюлю, дверь приоткрылась - но только на
несколько дюймов - и в проеме появилось сердитое волосатое лицо.

“Ну, а теперь, - потребовал волосатый человек, - чего, черт возьми, ты хочешь?”

— Вы мистер Уильям Понтинг? — спросил суперинтендант.

— Какое тебе до этого дело, чёрт возьми? — последовал добродушный ответ в
шотландском стиле.

— У нас дело, — убедительно начал Миллер.

“Я тоже, - ответил предполагаемый Понтинг, - и мой не будет ждать”.

“Но наше дело очень важное”, - настаивал Миллер.

“У меня тоже”, - огрызнулся Понтинг и захлопнул бы дверь, если бы
Миллер не преградил ему путь ногой, которую он злобно пнул, но с
неудовлетворительные результаты, поскольку он был обут в легкие тапочки, в то время как у
ботинки суперинтенданта были прочными, как у полицейского.

“Послушайте, - сказал Миллер, совершенно отбросив свою примирительную манеру
, “ вам лучше прекратить эту чушь. Я офицер полиции,
и я собираюсь войти”; и с этими словами он вставил массивный
плечом и толкнул дверь.

“ Вы офицер полиции, не так ли? ” спросил Понтинг. - И какое у вас может быть ко мне дело
?

“Это то, что я ждал, чтобы сказать вам”, - сказал Миллер. “Но мы
не хотим вести наш разговор здесь”.

“ Очень хорошо, ” проворчал Понтинг. “ Входите. Но поймите, что я занят.
Меня и так уже достаточно отвлекали этим вечером.

Он провёл нас в довольно скромно обставленную комнату с широким
эркером, в котором стоял стол с наклонной поверхностью для письма и
электрической лампой стандартного типа. Куча рукописей объясняла
характер его бизнеса и нежелание принимать случайных
посетителей. Он угрюмо поставил три стула, а затем, усевшись сам,
сердито посмотрел на нас с Торндайком.

“Они тоже офицеры полиции?” - спросил он.

“Нет, - ответил Миллер, - они джентльмены-медики. Возможно, вам следовало бы
лучше объяснить суть дела, доктор, - добавил он, обращаясь к Торндайку,
который после этого начал разбирательство.

“Мы пришли, - сказал он, - сообщить вам, что мисс Миллисент Фосетт
сегодня вечером внезапно скончалась”.

“Дьявол!” - воскликнул Понтинг. “Это неожиданно и с удвоенной силой. Когда
это произошло?”

— Около девяти с четвертью.

— Невероятно! — пробормотал Понтинг. — Я видел её позавчера,
и тогда она выглядела вполне здоровой. От чего она умерла?

— Обстоятельства, — ответил Торндайк, — указывают на самоубийство.

— Самоубийство! — ахнул Понтинг. — Невозможно! Я не могу в это поверить. Вы
хотите сказать, что она отравилась?

— Нет, — сказал Торндайк, — это был не яд. Смерть наступила в результате
порезов горла бритвой».

— Боже правый! — воскликнул Понтинг. — Какая ужасная вещь! Но, — добавил он
после паузы, — я не могу поверить, что она сделала это сама, и не верю. Почему
Зачем ей было совершать самоубийство? Она была вполне счастлива и собиралась
выйти замуж за этого святошу с постным лицом. И ещё бритва! Как вы
думаете, откуда у неё взялась бритва? Женщины не бреются. Они курят, пьют
и ругаются, но ещё не научились бриться. Я в это не верю.
А вы?

Он свирепо уставился на управляющего, который ответил:

«Я не уверен, что понимаю. В том, что вы только что
сказали, есть доля правды, и нам в голову пришли те же возражения. Но, видите ли, если она
не сделала этого сама, значит, это сделал кто-то другой, и мы должны
хотелось бы выяснить, кто этот "кто-то". Итак, мы начнем с выяснения,
где могли находиться какие-либо возможные лица сегодня без четверти девять
вечером ”.

Понтинг улыбнулся, как разъяренный кот.

- Значит, вы считаете меня подходящей кандидатурой, не так ли? - спросил он.

“Каждый человек возможен, - вежливо ответил Миллер, - особенно
когда известно, что он высказывал угрозы”.

Ответ значительно отрезвил Понтинга. Несколько мгновений он сидел,
задумчиво глядя на управляющего; затем сравнительно
спокойным тоном сказал:

«Я работаю здесь с шести часов. Вы можете сами посмотреть, что у меня есть»
вы сами, и я могу доказать, что это было написано с шести.

Суперинтендант кивнул, но ничего не сказал, и Понтинг пристально посмотрел на
очевидно, напряженно размышляя. Внезапно он разразился резким
смехом.

“В чем шутка?” Флегматично осведомился Миллер.

“Шутка в том, что у меня есть еще одно алиби - очень полное. В каждом зле есть
компенсация. Я уже говорил вам, что сегодня вечером меня оторвали от
моей работы. Это были те дураки по соседству,
Барнетты - мои двоюродные братья. Они музыканты, берегите марку! Разнообразие
сцена, знаете ли. Смешные песни и шутки для умственно отсталых. Что ж,
они репетируют свои адские песенки в своих комнатах, и шум доносится
до моей комнаты, и это чертовски неприятно. Однако они договорились
не репетировать по четвергам и пятницам — в мои напряжённые вечера — и обычно
они так и делают. Но сегодня вечером, когда я был в самом разгаре работы, я
внезапно услышал самый непристойный шум: этот идиот Фред Барнетт орал
одну из своих дурацких песен — «Когда свиньи сложили крылья»
и прочую чушь — а другой осёл аккомпанировал ему на
кларнете, если вам интересно! Я терпел это минуту или две. Затем я
помчался к ним в квартиру и поднял Кейн с помощью звонка и дверного молотка.
Миссис Фред открыла дверь, и я сказал ей, что я об этом думаю. Конечно,
конечно, она очень извинялась, сказала, что они забыли, что сегодня
Четверг, и пообещала, что заставит своего мужа остановиться. И я
полагаю, что так оно и было, потому что к тому времени, как я вернулся в свои комнаты, скандал
прекратился. Я мог бы превратить их всех в желе, но
как оказалось, всё к лучшему».

— Во сколько ты пришёл туда? — спросил Миллер.

— Около пяти минут десятого, — ответил Понтинг. — Церковный колокол пробил
пробило девять, когда началась ссора.

“ Хм! ” проворчал Миллер, взглянув на Торндайка. “Что ж, это все, что мы
хотели знать, поэтому нам больше не нужно отрывать вас от работы”.

Он встал, и, когда его с большой готовностью выпустили, заковылял вниз по
лестнице, сопровождаемый Торндайком и мной. Когда мы вышли на улицу,
он повернулся к нам с выражением глубокого разочарования на лице.

— Ну, — воскликнул он, — это провал. Я надеялся, что мы
схватили нашу добычу до того, как он успел замести следы.
А теперь нам придётся всё это делать. От такого алиби
не отвертеться.

Я взглянул на Торндайка, чтобы посмотреть, как он воспринял эту неожиданную проверку.
Он был явно озадачен, и я мог видеть по выражению
сосредоточенности на его лице, что он перебирал факты и
выводы в новых комбинациях, чтобы соответствовать этой новой позиции. Вероятно, он
заметил, как и я, что Понтинг был одет в твидовый костюм, и что
следовательно, обрывки одежды со скупки не могли принадлежать ему
если только он не переоделся. Но алиби однозначно выводило его из
игры, и, как сказал Миллер, теперь у нас не было
зацепок.

Внезапно Торндайк вышел из задумчивости и обратился к
суперинтенданту.

“Нам лучше подтвердить это алиби установленным фактом. Это
должно быть немедленно проверено. В настоящее время у нас есть только заявление Понтинга
неподтвержденное заявление ”.

“Маловероятно, что он рискнул бы солгать”, - мрачно ответил Миллер
.

“Человек, находящийся под подозрением в убийстве, пойдет на большой риск”.
Торндайк возразил: «Особенно если он виновен. Думаю, нам следует
повидаться с миссис Барнетт, пока у них не было возможности вступить в сговор».

«У них уже было время вступить в сговор, — сказал Миллер. — И всё же, вы
вы совершенно правы, и я вижу, что в их гостиной горит свет, если
это та комната, рядом с комнатой Понтинга. Давайте поднимемся наверх и уладим этот вопрос сейчас.
Я оставляю вас допрашивать свидетеля и говорить то, что вы считаете нужным
”.

Мы вошли в здание и поднялись по лестнице в квартиру Барнеттов,
где Миллер позвонил в звонок и дважды постучал. Через некоторое
время дверь открылась, и на нас
вопросительно посмотрела женщина.

«Вы миссис Фредерик Барнетт?» — спросил Торндайк. Женщина
с некоторым удивлением подтвердила, что это так, и Торндайк
— Мы зашли, чтобы задать несколько вопросов о вашем
соседе, мистере Понтинге, а также о некоторых делах, касающихся
вашей семьи. Боюсь, что для визита выбран не самый подходящий час,
но, поскольку дело важное, а время — ценный ресурс, я надеюсь,
что вы не обратите на это внимания.

Миссис Барнетт выслушала это объяснение с озадаченным и
довольно подозрительным видом. После нескольких секунд колебаний она сказала:

— Думаю, вам лучше поговорить с моим мужем. Если вы подождёте здесь минутку
я пойду и всё ему расскажу. — С этими словами она толкнула дверь, не дожидаясь ответа.
Она действительно закрыла его, и мы услышали, как она удалялась по вестибюлю
предположительно в гостиную. Во время короткого разговора я
заметил в конце вестибюля приоткрытую дверь, через которую я
видел край стола, накрытого красной скатертью.

«Мгновение» растянулось на целую минуту, и управляющий начал
проявлять нетерпение.

«Я не понимаю, почему ты сразу не задал ей этот простой вопрос»,
— сказал он, и мне в голову пришёл тот же вопрос. Но в этот момент
послышались приближающиеся шаги, дверь открылась, и вошёл мужчина
столкнулся с нами, придерживая дверь открытой левой рукой, правая
была завернута в носовой платок. Он подозрительно переводил взгляд с одного на
другого из нас и сухо спросил:

“Что вы хотите знать? И не могли бы вы сказать мне, кто
вы такой?”

“Меня зовут Торндайк”, - последовал ответ. — Я юрисконсульт
преподобного Чарльза Мида, а эти два джентльмена — заинтересованные
стороны. Я хочу знать, что вы можете рассказать мне о последних
передвижениях мистера Понтинга — например, о сегодняшнем. Когда вы видели его в последний раз?

Мужчина, казалось, собирался отказаться от разговора, но внезапно
Он передумал, поразмыслил несколько мгновений, а затем ответил:

«Я видел его из своего окна, а у него — это эркеры — около
половины девятого. Но моя жена видела его позже. Если вы войдёте,
она сможет точно сказать вам время». Он повёл меня по вестибюлю
с явно озадаченным видом. Но он был озадачен не больше, чем я или
чем Миллер, если судить по растерянному взгляду, который суперинтендант
бросил на меня, следуя за нашим хозяином по вестибюлю. Я всё ещё
размышлял о странно косвенных методах Торндайка, когда
Дверь в гостиную была открыта, и тут меня ждал небольшой сюрприз
другого рода. Когда я в последний раз заглядывал в комнату, стол был
покрыт красной скатертью. Теперь он был пуст, и когда мы вошли в комнату
я увидел, что красная скатерть была перекинута через приставной столик, на котором
лежал какой-то громоздкий и угловатый предмет. По-видимому, было сочтено
желательным скрыть этот предмет, чем бы он ни был, и, пока мы
занимали свои места за пустым столом, я строил догадки о том,
что это может быть.

Мистер Барнетт повторил вопрос Торндайка своей жене, добавив: «Я
думаю, было чуть больше девяти, когда пришел Понтинг.
Что вы на это скажете?

“Да, - ответила она, - должно быть, так, потому что я услышала, как часы пробили девять, как раз
перед тем, как вы начали свою тренировку, а он пришел через несколько минут”.

“Видите ли, - объяснил Барнетт, - я певец, и мой брат здесь,
аккомпанирует мне на различных инструментах, и, конечно, мы должны
практиковаться. Но мы не репетируем в те дни, когда Понтинг
занят — по четвергам и пятницам, — потому что он сказал, что музыка его беспокоит.
Однако сегодня вечером мы допустили небольшую ошибку. Так получилось, что у меня есть
новая песня, которую мне не терпится подготовить - в ней есть иллюстрация
аккомпанемент на кларнете, на котором сыграет мой брат. Мы были так
увлечены новой песней, что забыли, какой сегодня день
недели, и начали хорошо репетировать. Но прежде чем мы закончили
первый куплет, пришел Понтинг, колотя в дверь
как сумасшедший. Моя жена вышла и успокоила его, и, конечно же, мы
закрылись на вечер».

Пока мистер Барнетт объяснялся, я
с неясным любопытством оглядывал комнату. Каким-то образом — не могу точно сказать, каким — я оказался
чувствовалось что-то странное в атмосфере этого места;
некое неопределенное чувство напряженности. Миссис Барнетт выглядела бледной и
взволнованной. Ее муж, несмотря на свою словоохотливость, казался не в своей тарелке,
а брат, который сидел, съежившись, в мягком кресле, нянча
персидский кот темного окраса, уставившийся в огонь, не двигался и не
говорил. И снова я посмотрел на красную скатерть и задумался, что же она
покрывает.

— Кстати, — сказал Барнетт после короткой паузы, — какой смысл в
этих твоих расспросах? Я имею в виду Понтинга. Какое тебе дело
до того, где он был сегодня вечером?

Пока он говорил, он достал трубку и кисет и принялся
набивать трубку, держа её в забинтованной правой руке и
набивая левой. Ловкость, с которой он это делал, наводила на мысль, что он
левша, и это предположение подтверждалось тем, с какой лёгкостью он
зажег спичку левой рукой, а также тем, что на правом запястье у него
были наручные часы.

«Ваш вопрос вполне закономерен», — сказал Торндайк. «
Ответ заключается в том, что произошло нечто ужасное. Мисс
Миллисент Фосетт, которая, как мне кажется, является вашей родственницей, встретила её
Сегодня вечером она скончалась при обстоятельствах, вызывающих серьёзные подозрения. Она умерла
либо от собственной руки, либо от руки убийцы за несколько минут
до девяти часов. В связи с этим возникла необходимость установить
местонахождение в то время всех лиц, на которых могут
обоснованно пасть подозрения».

— Боже правый! — воскликнул Барнетт. — Какая ужасная вещь!»

За этим восклицанием последовала глубокая тишина, в которой я мог
услышать лай собаки в соседней комнате, безошибочно
узнаваемый пронзительный тявкающий лай пекинеса. И снова мне показалось, что я слышу что-то странное
ощущение напряжения среди присутствующих в этой комнате. Услышав ответ Торндайка
Миссис Барнет смертельно побледнела и уронила голову
вперед, на руку. Ее муж опустился на стул, и он тоже
выглядел бледным и глубоко потрясенным, в то время как брат продолжал молча смотреть
в огонь.

В этот момент Торндайк поразил меня демонстрацией того, что
казалось - при трагических обстоятельствах - самым возмутительно плохим
манеры и безвкусица. Поднявшись со стула и устремив взгляд на
гравюру, висевшую на стене над столом, покрытым красной скатертью, он сказал:

“Это похоже на одну из гравюр Камерона”, - и тут же шагнул
через комнату, чтобы рассмотреть ее, положив руку, когда он наклонился вперед,
на предмет, прикрытый тканью.

- Смотрите, куда кладете руку, сэр! - крикнул Фред Барнетт,
вскакивая на ноги.

Торндайк опустил взгляд на свою руку и, намеренно приподняв уголок
ткани, заглянул под нее. “Ничего страшного”, - заметил он
Он тихо опустил ткань и, ещё раз взглянув на гравюру,
вернулся на своё место.

В комнате снова воцарилась глубокая тишина, и у меня возникло смутное ощущение
напряжение нарастало. Миссис Барнетт была бледна как полотно
и, казалось, с трудом дышала. Её муж смотрел на неё с
диким, злым выражением лица и яростно курил, в то время как
суперинтендант, тоже почувствовавший что-то ненормальное в атмосфере
комнаты, переводил взгляд с женщины на мужчину и с него
на Торндайка.

И снова в тишине раздался пронзительный лай пекинской собаки
, и почему-то этот звук связался в моём сознании с
персидским котом, который дремал на коленях неподвижного мужчины у камина.
Я посмотрел на кошку и на человека, и пока я смотрел, я был
поражен самым необычным явлением. Над плечом мужчины,
медленно поднялась маленькая круглая головка, похожая на голову миниатюрного,
зеленовато-коричневого человечка. Крошечная обезьянка поднималась все выше и выше,
опираясь на свои маленькие ручки, она разглядывала незнакомцев. Затем, с
внезапной застенчивостью, как застенчивый ребенок, он исчез из виду.

Я был потрясён. Кот и собака показались мне просто
странным совпадением. Но обезьяна — и такая необычная обезьяна,
что о совпадениях не могло быть и речи. Я уставился на мужчину в
настоящее ошеломление. Каким-то образом этот мужчина был связан с той
незабываемая фигура, лежащая на диване за много миль отсюда. Но как? Когда
совершалось это ужасное деяние, он был здесь, в этой самой комнате.
И все же, каким-то образом, он был замешан в этом. И вдруг
у меня возникло подозрение, что Торндайк ждал настоящего
преступника.

— Это самое ужасное происшествие, — повторил Барнетт хриплым
голосом. Затем, после паузы, он спросил: — Есть ли какие-нибудь доказательства
того, что она покончила с собой или была убита кем-то другим?

“Я думаю, что мой друг, детектив-суперинтендант Миллер,
решил, что ее убили”. Он посмотрел на сбитого с толку
суперинтендант, который ответил невнятным мычанием.

“И есть ли какая-нибудь зацепка относительно того, кто может быть убийцей? Вы только что говорили
о подозреваемых лицах”.

“Да, - ответил Торндайк, - это отличная зацепка, если только за ней можно
проследить. Мы нашли совершенно безошибочно идентифицируемый след; и что
более того, мы сделали с него гипсовую копию. Хотите посмотреть на копию?

Не дожидаясь ответа, он открыл ящик для исследований и достал
слепок, который он вложил мне в руки.

«Просто обойди с ним всех и покажи им», — сказал он.

Суперинтендант был свидетелем удивительных действий Торндайка с
изумлением, от которого он потерял дар речи. Но теперь он вскочил на
ноги и, когда я обошёл стол, встал рядом со мной, чтобы уберечь
драгоценный слепок от возможных повреждений. Я осторожно положил его на
стол, и, когда свет упал на него под углом, он предстал в
самом поразительном виде — как белоснежная подошва ботинка,
на которой были отчётливо видны бесформенное пятно, круглый
каблук и следы износа.

Трое зрителей собрались вокруг, настолько близко, насколько им позволил суперинтендант
, и я внимательно наблюдал за ними, предполагая, что
этот непонятный ход Торндайка был уловкой, чтобы застать одного или
больше из них врасплох. Фред Барнетт невозмутимо оглядел актеров
достаточно, хотя его лицо стало на несколько тонов бледнее, но миссис
Барнетт уставился на это с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью - сама
картина ужаса и растерянности. Что касается Джеймса Барнетта, которого я теперь
впервые ясно увидел, то он стоял позади женщины с
Его лицо было необычайно испуганным и измождённым, а взгляд был прикован к белой
подошве ботинка. Теперь я мог разглядеть, что на нём был костюм из синего саржа и
что и пальто, и жилет были густо покрыты
сброшенными волосами его питомцев.

В этой группе людей, собравшихся
вокруг этого обвинительного следа, застывших, как статуи, и
не издававших ни звука, было что-то очень жуткое. Но за этим последовало нечто ещё более жуткое.
Внезапно глубокая тишина в комнате была нарушена пронзительными
нотами кларнета, и раздался медный голос:


«_Когда свиньи сложат крылья_
_И коровы вернутся в свои гнёзда----_»


Мы все в изумлении обернулись, и на первый взгляд тайна
преступления была раскрыта. Там стоял Торндайк с красной скатертью
у ног, а рядом с ним, на маленьком столике,
стоял массивный фонограф, какие используются в офисах для
диктовки писем, но вместо резиновых наушников у него был
изогнутый металлический рупор.

Мгновение изумлённого молчания сменилось дикой суматохой. Миссис.
Барнетт пронзительно вскрикнула и упала на стул, её
Муж вырвался и бросился на Торндайка, который мгновенно схватил его
за запястье и обездвижил, в то время как суперинтендант, мгновенно
оценив ситуацию, набросился на не сопротивляющегося Джеймса и
усадил его на стул. Я обежал вокруг и, остановив
машину — нелепая песня была совершенно не к месту в
разворачивающейся трагедии, — бросился на помощь Торндайку и помог
ему увести пленника подальше от инструмента.

— Суперинтендант Миллер, — сказал Торндайк, всё ещё держась за
— Полагаю, вы мировой судья?

— Да, — последовал ответ, — по должности.

— Тогда, — сказал Торндайк, — я обвиняю этих троих в
причастности к убийству мисс Миллисент Фосетт: Фредерика Барнетта
как главного виновника, совершившего убийство, Джеймса Барнетта
как соучастника, который держал руки покойной, и миссис Барнетт
как соучастницу, которая работала с этим фонографом с
целью создания ложного алиби.

— Я ничего об этом не знала! — истерически взвизгнула миссис Барнетт. — Они
Они так и не сказали мне, зачем им нужно было, чтобы я работал с этой штукой».

«Сейчас мы не можем об этом говорить, — сказал Миллер. — Вы сможете
высказаться в своё оправдание в нужное время и в нужном месте. Кто-нибудь из вас может
пойти за помощью, или мне нужно свистнуть?»

«Тебе лучше пойти, Джервис, — сказал Торндайк. — Я могу удерживать этого человека
до тех пор, пока не прибудет подкрепление. Отправьте констебля наверх, а затем отправляйтесь в
участок. И оставьте входную дверь приоткрытой».

Я последовал этим указаниям и, найдя полицейский участок,
вскоре вернулся в квартиру с четырьмя констеблями и сержантом в
двух такси.

Когда заключённых вывели вместе с тремя
животными — за последними присматривал констебль-зоофил, — мы обыскали
спальни. Фредерик Барнетт полностью сменил одежду,
но в запертом ящике — замок которого Торндайк аккуратно взломал, к
нескрываемому восхищению суперинтенданта, — мы нашли выброшенную
одежду, в том числе пару рваных клетчатых брюк, покрытых
пятнами крови, и новый пустой футляр для бритвы. Эти вещи вместе
с восковым цилиндром фонографа Миллер сложил в аккуратную
посылку и забрал с собой.


— Конечно, — сказал я, когда мы шли домой, — общий ход
этого дела вполне очевиден. Но мне показалось, что ты
отправился в квартиру Барнеттов с уже сформированной
определённой целью и с определённым подозрением в голове. Я не понимаю, как ты мог
подозревать Барнеттов.

— Думаю, да, — ответил он, — если вы вспомните все события
в хронологическом порядке, начиная с предварительного
заявления бедняги Мида. Начнём с внешнего вида тела: предположение
о самоубийстве было явно ложным. Не говоря уже о его неуместности
Учитывая характер и обстоятельства смерти, а также крайне
маловероятное орудие убийства, можно предположить, что
воротник был разрезан, а шнурок от часов — перерезан. Как вы знаете, существует устоявшееся правило, согласно которому
самоубийцы не портят свою одежду. Человек, который перерезает себе
горло, не режет воротник. Он снимает его. Он устраняет все препятствия.
Естественно, ведь он хочет завершить дело как можно проще и быстрее,
и у него есть время на подготовку. Но убийца должен
действовать по обстоятельствам и выполнять свою задачу как можно лучше.

«Но дальше: раны были нанесены возле двери, но тело
лежала на диване в другом конце комнаты. По
отсутствию кровотечения мы поняли, что она умирала - фактически, по-видимому,
мертва - когда она легла. Следовательно, ее, должно быть, перенесли на
кушетку после того, как были нанесены раны.

“Затем были пятна крови. Они все были впереди, и
кровь стекала вертикально. Тогда она, должно быть, стояла
вертикально, пока текла кровь. Теперь у неё было четыре раны, и
первая была смертельной. Она задела общую сонную артерию и
большие вены. Получив такое ранение, она бы обычно упала
вниз. Но она не упала, иначе на шее было бы пятно
крови. Почему она не упала? Напрашивался очевидный вывод:
кто-то её удерживал. Этот вывод подтверждался
отсутствием порезов на её руках, которые наверняка были бы
порезаны, если бы кто-то их не удерживал. Это также подтверждалось
грубым замятием воротника сзади: настолько грубым, что пуговица
была оторвана. И мы нашли эту пуговицу возле двери.

Кроме того, там были волоски животного. Они были только на спине.
На груди их не было — там, где они были бы, если бы принадлежали животному
ни у животных, ни где-либо ещё. И мы узнали, что она не держала
животных. Все эти признаки указывали на присутствие двух человек,
один из которых стоял позади неё и держал её за руки, а другой
стоял перед ней и совершил убийство. Ткань на заборе подтверждала
эту версию, поскольку, вероятно, была взята с двух разных пар
брюк. Характер ранений почти наверняка указывал на то, что
убийца был левшой.

«Пока мы возвращались на такси, я размышлял над этими фактами и
рассматривал дело в целом. Во-первых, каков был мотив?
ничто не указывало на ограбление, и это ни в малейшей степени не было похоже на грабительское
преступление. Какой еще мог быть мотив? Итак, перед нами была
сравнительно богатая женщина, которая составила завещание в пользу определенных
лиц, и она собиралась выйти замуж. После ее вступления в брак завещание
автоматически утратило бы силу, и она вряд ли составила бы
другое завещание, столь благоприятное для этих людей. Итак, это был
возможный мотив, и этот мотив относился к Понтингу, который действительно
высказывал угрозы и явно находился под подозрением.

«Но, если не считать этих угроз, Понтинг не был главным подозреваемым,
ведь по завещанию он получил лишь небольшую выгоду. Главными бенефициарами
были Барнетты, и смерть мисс Фосетт пошла бы им на пользу, не
только обеспечив действительность завещания, но и приведя его
в немедленное исполнение. А их было двое. Поэтому они
подходили под обстоятельства лучше, чем Понтинг. И когда мы пришли
опросить Понтинга, он сразу же исчез из поля зрения. Его рукопись
вероятно, оправдала бы его — при условии подтверждения со стороны редактора. Но
другое алиби было неопровержимым.

«Однако меня сразу поразило то, что алиби Понтинга тоже было
алиби для Барнеттов. Но была одна разница: Понтинга
видели; Барнеттов только слышали. Так вот, мне часто
приходило в голову, что очень эффективное ложное алиби можно было бы создать с помощью
граммофона или фонографа, особенно того, на котором можно
делать собственные записи. Теперь эта идея пришла мне в голову; и сразу же она
была подкреплена появлением организованного эффекта. Понтинг был
известен тем, что работал. Было практически наверняка известно, что взрыв
«музыки» выведет его из себя. Тогда он будет доступен, если понадобится
в качестве свидетеля для подтверждения алиби. Похоже, стоит
провести расследование.

«Когда мы пришли в квартиру, то встретили мужчину с
повреждённой рукой — правой. Было бы ещё более поразительно, если бы
была повреждена левая. Но вскоре выяснилось, что он левша; что
ещё более поразительно как совпадение. Этот человек необычайно
готов отвечать на вопросы, на которые большинство людей вообще
бы не стали отвечать. В этих ответах содержится алиби.

«Потом был инцидент с скатертью — думаю, вы это заметили
. Когда мы пришли, скатерть лежала на большом столе, но она была
снял и бросил на что-то, очевидно, чтобы скрыть это. Но мне
не нужно вдаваться в подробности. Когда я увидел кошку, услышал собаку,
а потом увидел обезьяну, я решил посмотреть, что находится под
скатертью; и, обнаружив, что это граммофон с цилиндрической
пластинкой, всё ещё вращающейся на барабане, я решил «прилечь вздремнуть» и рискнуть совершить
ошибку. Ведь пока мы не попробовали пластинку, алиби оставалось в силе. Если бы это
не сработало, я бы посоветовал Миллеру устроить показательную порку.
К счастью, мы нашли нужную запись и завершили дело.


Защита миссис Барнетт была принята мировым судьёй, и обвинение
против неё было снято. Двое других предстали перед судом и
в своё время понесли суровое наказание. «Ещё одна иллюстрация, —
прокомментировал Торндайк, — глупости тех преступников, которые
не оставляют в покое колодец и создают ложные улики. Если бы Барнетты
не оставили эти ложные следы, их, вероятно, никогда бы
не заподозрили». Именно их хитроумное алиби привело нас прямо к
их двери».




VI.
ЯЩИК ПАНДОРЫ

«Вижу, наш друг С. Чепмен всё ещё не расплатился», — сказал я, подходя к
я пробежал глазами колонку «Личное» в «Таймс».

Торндайк вопросительно посмотрел на меня.

«Чепмен? — повторил он. — Дайте-ка посмотреть, кто это?»

«Тот, с коробкой. Я на днях читал вам объявление.
Вот оно снова». «Если коробка, оставленная в камере хранения С. Чепменом
, не будет востребована в течение недели с этой даты, она будет продана для покрытия
расходов. — Александр Батт, отель «Красный лев», Сток-Варли, Кент». Это
звучит как ультиматум, но подобные уведомления появлялись с периодичностью
в течение последнего месяца. Поскольку срок действия первого уведомления истёк около трёх недель назад,
Вопрос в том, почему мистер Батт не продаст шкатулку и не покончит с этим?»

«Возможно, он сомневается в законности своих действий», — сказал
Торндайк. «Было бы интересно узнать, о каких расходах он говорит
и сколько стоит шкатулка».

Последний вопрос был решён через день или два, когда
в наших апартаментах появился взволнованный джентльмен, назвавшийся Джорджем
Чепменом. Извинившись за свой неожиданный визит, он объяснил:

«Я пришёл к вам по совету своего адвоката и от имени моего
брата Сэмюэля, который оказался втянут в весьма необычную и
ужасный набор осложнений. В настоящее время он находится под стражей
полиция обвиняет его в зверском убийстве ”.

“Это, безусловно, довольно серьезное осложнение”, - сухо заметил Торндайк
. “Возможно, вам лучше дать нам отчет о
обстоятельствах - всей совокупности обстоятельств, с самого начала”.

“Я сделаю это, - сказал мистер Чэпмен, - без каких-либо оговорок. Единственный
вопрос в том, с чего начать? Есть дела, связанные с бизнесом, и
домашние дела. Пожалуй, мне лучше начать с
дел, связанных с бизнесом. Мой брат был своего рода разъездным агентом одной фирмы
ювелиры-ремесленники. У него был запас товаров, которые он
использовал в качестве образцов для крупных заказов, но в случае с мелкими розничными торговцами он
фактически поставлял товары сам. Во время путешествий он обычно
носил свой запас в небольшой сумке Gladstone, но основную часть он
хранил в сейфе у себя дома и ездил домой на выходные или
чаще, чтобы пополнить свой дорожный запас. Примерно два месяца назад
он уехал из дома в путешествие, но вместо того, чтобы взять с собой часть своих
товаров, он взял весь запас в большой деревянной коробке, оставив
сейф пуст. Я не знаю, что он собирался сделать, и это факт. Я
не высказываю своего мнения. Обстоятельства были необычными, как вы вскоре услышите,
и его действия были необычными; он отправился в
Стоук-Варли — деревню недалеко от Фолкстона — и остановился в «Красном
Лайон» и поставил свой ящик в багажное отделение, предназначенное
для коммерческих путешественников; а затем, пробыв там несколько
дней, приехал в Лондон, чтобы договориться о продаже или
сдаче в аренду своего дома, который, похоже, он решил покинуть. Он приехал
проснулся вечером, и уже на следующее утро с ним случилось первое из его
приключений, и одно из них было очень тревожным.

“Похоже, что, когда он шел по тихой улице, он увидел
женскую сумочку, лежащую на тротуаре. Естественно, он подобрал его, и поскольку
на нем не было ничего, что указывало бы на имя или адрес владельца, он положил
его в карман, намереваясь сдать в полицейский участок. Вскоре
после этого он сел в омнибус, и в тот же момент в него вошла
хорошо одетая женщина и села рядом с ним. Как раз в тот момент, когда
кондуктор начал собирать плату за проезд, женщина начала рыться в кармане
взволнованно, а затем, повернувшись к моему брату, громко потребовала от него
вернуть ее сумочку. Конечно, он сказал, что он ничего не знал о ней
кошелек, после чего она резко обвиняла его в том, что выбрал ей в карман,
объявления дирижеру, что она чувствовала его взять ее кошелек,
и требуя, чтобы омнибус следует прекратить и полицейский
извлечена. В этот момент на тротуаре был замечен полицейский.
Кондуктор остановил омнибус и позвал констебля, который подошёл и
осмотрел пол в салоне, но не нашёл пропажу
Он забрал у женщины сумочку, записал имя и номер кондуктора, взял моего брата под
стражу и отвёл его и женщину в полицейский участок. Там
инспектор записал у женщины описание украденной
сумочки и её содержимого, в котором мой брат, к своему ужасу,
узнал содержимое той самой сумочки, которую он подобрал и которая
всё ещё была у него в кармане. Он тут же рассказал инспектору о
происшествии и показал кошелёк; но вряд ли нужно говорить
о том, что инспектор отказался воспринимать его объяснения всерьёз.

«Тогда мой брат сделал то, что было вполне естественно, но
ему не помогло. Видя, что его практически наверняка
осудят — ведь у него не было возможности оправдаться, — он
назвал вымышленное имя и отказался назвать свой адрес. Затем его заперли в камере
на ночь, а на следующее утро доставили к мировому судье,
который, выслушав показания женщины и инспектора и
не комментируя рассказ моего брата, передал его
на рассмотрение в Центральный уголовный суд и отказал в освобождении под залог. Затем его
Его перевели в Брикстон, где он провёл почти месяц в ожидании
начала судебных заседаний.

«Наконец день суда приблизился. Но тогда выяснилось, что
женщина, которая его обвинила, съехала с квартиры, и её
невозможно было найти. Поскольку обвинять было некого, а исчезновение
женщины пролило новый свет на историю моего брата, дело
против него было прекращено, и его освободили.

«Он поехал домой на поезде и на вокзале купил номер _The
Times_, чтобы почитать в дороге. Прежде чем открыть газету, он случайно взглянул на
Он просматривал колонку «Личное», и тут его внимание привлекло
его собственное имя в объявлении----”

“Речь идет о посылке?” — спросил я.

“Именно. Значит, вы ее видели. Что ж, учитывая ценность
содержимого этой посылки, он, естественно, забеспокоился. Он сразу же отправил
телеграмму, в которой сообщил, что заедет на следующий день до
полудня, чтобы забрать посылку и заплатить по счету. Так он и сделал. Вчера
утром он сел на ранний поезд до Сток-Варли и отправился прямиком
в «Красный лев». По прибытии его попросили пройти в
в кофейне, что он и сделал; и там он обнаружил трех полицейских,
которые немедленно арестовали его по обвинению в убийстве. Но прежде чем перейти
к деталям этого обвинения, мне лучше рассказать вам о
его домашних делах, на которых основывается это невероятное и ужасное
обвинение.

“К сожалению, мой брат жил с женщиной, которая не была
его женой. Изначально он собирался на ней жениться, но его отношения
с ней, которые длились несколько лет, не способствовали осуществлению этого
намерения. Она была ужасной женщиной и превратила его жизнь в кошмар.
Характер у нее был неуправляемый; и когда она слишком много
выпивала - что случалось довольно часто - она становилась не только шумной
и сварливой, но и физически жестокой. Ее прошлое было
сомнительной репутацией - она была связана с чернухой
сцена мюзик-холла; ее связи были сомнительными; она принесла
сомнительных женщин в дом моего брата; она водила дружбу с мужчинами
сомнительного характера, и её отношения с ними были столь же сомнительными.
Действительно, в случае с одним из них, по имени Гэмбл, я бы сказал, что она
Их отношения не вызывали никаких сомнений, хотя, насколько я понимаю, он был
женатым мужчиной.

«Что ж, мой брат годами терпел её, ведя жизнь, которая отрезала его
от всего приличного общества. Но в конце концов его терпение лопнуло
(и я могу добавить, что он познакомился с очень привлекательной дамой,
которая была готова закрыть глаза на его прошлое и выйти за него замуж, если он сможет обеспечить
возможное будущее)». После особенно возмутительной сцены он приказал
женщине — её звали Ребекка Мингс — покинуть дом и объявил
об окончании их отношений.

«Но она не собиралась сдаваться. Она осталась в доме»
Она возвращалась снова и снова, и устраивала публичный
скандал. В последний раз она подняла такой шум, когда дверь
заперли перед ней, что на улице собралась толпа, и моему брату
пришлось впустить её. Она пробыла с ним несколько часов,
одна в доме, — ведь единственной служанкой, которая у него была, была «девочка на день», которая уходила в
три часа, — и ушла довольно тихо около десяти вечера. Но
хотя многие видели, как она вошла в дом, никто, кроме моего
брата, похоже, не видел, как она вышла. Это было ужасно
Это было странное обстоятельство, потому что с того момента, как она вышла из дома, никто
больше её не видел. В ту ночь она не пошла в свою квартиру. Она
бесследно исчезла — до тех пор, пока... но я должен вернуться в «Красного льва»
в Сток-Варли.

«Когда моего брата арестовали по обвинению в убийстве Ребекки
Мингс сообщил ему некоторые подробности; и когда я отправился туда
в ответ на телеграмму, я узнал еще кое-что.
Обстоятельства таковы: примерно через две недели после отъезда моего брата
чтобы приехать в Лондон, некоторые из "рекламных агентов", которые пользовались камерой хранения
жильцы пожаловались на неприятный запах, который вскоре был обнаружен в
коробке моего брата. Поскольку эта коробка выглядела заброшенной,
у домовладельца возникли подозрения, и он обратился в полицию. Они
позвонили в лондонскую полицию, которая обнаружила, что дом моего брата
заперт, а его местонахождение неизвестно. После этого местная полиция
вскрыла коробку и обнаружила в ней левую руку женщины и окровавленную
одежду. После этого они разместили объявление в _The
Times_, а сами тем временем навели кое-какие справки. Оказалось, что мой
Брат проводил часть времени в Сток-Варли, рыбача в
маленькой речке. Узнав об этом, полиция начала прочёсывать
реку и вскоре нашла правую руку — очевидно,
ту самую, что была в коробке, — и ногу, разделённую на три
части, явно женскую. Теперь, что касается руки, найденной в коробке, то
не могло быть никаких сомнений в ее подлинности, поскольку на ней была очень отчетливая
вытатуированная надпись, состоящая из инициалов Р.М. над сердечком
пронзенный стрелкой, с инициалами Дж.Би внизу. Несколько
В ходе расследования выяснилось, что у исчезнувшей женщины, Ребекки Мингс,
была такая татуировка на левой руке. Некоторым
знакомым с ней людям, давшим клятву хранить молчание,
показали руку, и они без колебаний узнали татуировку. Дальнейшие расспросы
показали, что в последний раз Ребекку Мингс видели живой, когда она заходила в дом моего брата
, как я уже описал; на основании этой информации полиция ворвалась
в дом и провела обыск».

«Вы не знаете, нашли ли они что-нибудь?» спросил Торндайк.

«Нет, — ответил Чепмен, — но я предполагаю, что нашли. Полиция в
В Стоук-Варли были очень вежливы и любезны, но отказались сообщить
какие-либо подробности о визите в дом. Однако мы узнаем
на дознании, удалось ли им что-то выяснить».

«И это всё, что вы хотите нам рассказать?» — спросил Торндайк.

«Да, — был ответ, — и этого достаточно. Я не комментирую
историю моего брата и не буду спрашивать, верите ли вы в неё. Я не
жду от вас этого. Вопрос в том, возьмётесь ли вы за
защиту. Полагаю, адвокату не обязательно быть убеждённым в
невиновности своего клиента, чтобы убедить в этом присяжных.

— Вы думаете о адвокате, — сказал Торндайк. — Я не
адвокат и не стал бы защищать человека, которого считаю виновным.
Самое большее, что я могу сделать, — это расследовать дело. Если в результате
расследования подозрения в отношении вашего брата подтвердятся, я
не буду заниматься этим делом дальше. Вам придётся нанять обычного
адвоката по уголовным делам, чтобы он защищал вашего брата. С другой стороны, если я
найду веские основания считать его невиновным, я возьму на себя
защиту. Что вы на это скажете?

— У меня нет выбора, — ответил Чепмен. — И я полагаю, что если вы найдёте все
Учитывая улики против него, защита не будет иметь большого значения».

«Боюсь, что так, — сказал Торндайк. — А теперь нужно прояснить один или
два вопроса. Во-первых, может ли ваш брат как-то
объяснить наличие этих останков в его шкатулке?»

«Он предполагает, что кто-то в «Красном льве»
вытащил драгоценности и положил туда останки. Любой мог получить доступ к
багажной комнате, попросив ключ в офисе».

«Что ж, — сказал Торндайк, — это возможно. Тогда что касается человека,
который мог совершить этот обмен. Был ли кто-то, у кого была хоть какая-то причина
за желание избавиться от покойной?»

«Нет, — ответил Чепмен. — Многие её недолюбливали, но ни у кого, кроме
моего брата, не было мотива избавляться от неё».

«Вы говорили о человеке, с которым она была в довольно близких отношениях.
Полагаю, между ними не было ссор или разногласий?»

«Вы имеете в виду этого человека, Гэмбла. Нет, я бы сказал, что они были лучшими
друзьями. Кроме того, у Гэмбла не было никаких обязательств по отношению к ней. Он
мог бросить ее, когда бы она ему ни надоела.

“ Ты что-нибудь знаешь о нем? - Спросил Торндайк.

“ Очень мало. Он был перекати-полем и побывал во всех видах
из Джобса, я полагаю. Он некоторое время работал в новозеландской торговле и
имел дело со всевозможными вещами - среди прочего, с копчеными человеческими головами;
насколько я понимаю, продавал их коллекционерам и музеям. Значит, у него был
некоторый предыдущий опыт, ” добавил Чэпмен со слабой усмешкой.

“Не в виде расчлененки”, - сказал Торндайк. “Это, должно быть, древние
Головы маори - реликвии старых охотников за головами. Некоторые из них находятся в
Хантерианском музее. Но, как вы и сказали, в
деле Гэмбла, похоже, нет мотива, даже если была возможность; в то время как в
в случае с вашим братом, похоже, были и мотив, и
возможность. Полагаю, ваш брат никогда не угрожал покойному?

“Мне жаль это говорить”, - ответил Чэпмен. “Несколько раз,
и при свидетелях тоже, он угрожал убрать ее с дороги.
конечно, он никогда не имел этого в виду - он действительно был мягчайшим из людей. Но это был
глупый поступок и самый неудачный, как все обернулось
”.

— Что ж, — сказал Торндайк, — я изучу этот вопрос и сообщу вам
своё мнение. Нет нужды говорить, что внешний вид
не очень обнадеживает.

- Нет, это я вижу, - сказал Чэпмен, вставая и доставая свою
визитницу. “ Но мы должны надеяться на лучшее. Он положил свою визитную карточку на
стол и, мрачно пожав нам руки, удалился.

- Не следует принимать все за чистую монету, - заметил я, когда
он ушел. - Но я не думаю, что у нас когда-либо был более
безнадежный случай. Всё, что нужно для завершения, — это обнаружить
останки в доме Чепмена».

«В этом отношении, — сказал Торндайк, — всё, возможно, уже завершено. Но
вряд ли нужен этот завершающий штрих. Судя по имеющимся у нас доказательствам, любой
присяжные вынесли бы вердикт "виновен", не сходя с места.
Единственный вопрос для нас заключается в том, соответствует ли номинальная стоимость доказательств их
реальной стоимости. Если это так, защита будет простой формальностью.

“Я полагаю, - сказал я, - вы начнете расследование в Стоук”
Варли?”

“Да”, - ответил он. “Мы начнем с проверки предполагаемых фактов. Если они
действительно такие, как описано, нам, вероятно, не придётся идти дальше. И нам
лучше не терять времени, так как останки могут попасть в
юрисдикцию лондонского коронера, и мы должны увидеть всё _в
situ_ насколько это возможно. Я предлагаю отложить остальные
дела на сегодня и немедленно отправиться в Скотленд-Ярд
чтобы получить разрешение на осмотр останков и помещения».

Через несколько минут мы были готовы к экспедиции. Пока Торндайк
собирал «исследовательский чемоданчик» с необходимыми инструментами, я
дал указания нашему лаборанту Полтону, что нужно делать в наше отсутствие,
а затем, сверившись с расписанием,
мы отправились в путь по набережной.

В Скотленд-Ярде мы спросили, где можно найти нашего друга, суперинтенданта Миллера.
мы получили не слишком радостную новость о том, что он находится в Стоук-Варли,
расследуя это дело. Однако разрешение было получено
достаточно быстро, и, вооружившись им, мы отправились на вокзал Чаринг-Кросс
и прибыли туда как раз вовремя, чтобы успеть на наш поезд.

Мы только успели сдать билеты и выйти на приятной
станции Стоук-Варли, как Торндайк тихо усмехнулся. Я
вопросительно посмотрел на него, и он объяснил: «Миллер получил
телеграмму, и мы собираемся создать условия для работы под небольшим
надзором». Проследив за направлением его взгляда, я увидел
суперинтендант направлялся к нам, пытаясь изобразить удивление, но
ему удалось лишь слегка улыбнуться.

«Что ж, я уверен, джентльмены! — воскликнул он. — Это неожиданное
удовольствие. Вы же не хотите сказать, что занимаетесь этим
делом о сокровищах?»

«Почему бы и нет?» — спросил Торндайк.

«Что ж, я скажу вам, почему бы и нет», — ответил Миллер. — Потому что это бесполезно.
Вы только потратите время и навредите своей репутации. С таким же успехом
я могу сообщить вам по секрету, что мы были в доме Чепмена
в Лондоне. В этом не было особой необходимости, но всё же, если бы там была вакансия
Мы вбили в его гроб ещё один или два гвоздя».

«Что вы нашли в его доме?» — спросил Торндайк.

«Мы нашли, — ответил Миллер, — в шкафу в его спальне
большую бутылку с таблетками гиосцина, заполненную
примерно на две трети — треть отсутствовала. В этом нет ничего страшного; возможно, он
принял их сам. Но когда мы спустились в подвал, мы заметили, что
здесь пахло ... ну, так сказать, немного кладбищенски. Итак, мы осмотрелись
вокруг. Это был подвал с каменным полом, не очень ровным, но, насколько мы
могли видеть, ни одна из каменных плит, казалось, не была потревожена. Мы
Мне не хотелось выкапывать их все, поэтому я просто наполнил
ведро водой и вылил на пол. Затем я стал наблюдать.

«Не прошло и минуты, как один большой камень в центре почти
высушился, в то время как вода на остальных камнях осталась. “Что за чёрт! — сказал я.
— Здесь рыхлая земля”.» Итак, мы достали крючок и подняли этот
большой флаг; и, конечно же, под ним мы нашли приличных размеров сверток
завернутый в простыню. Я не буду вдаваться в неприятные подробности - не то чтобы
я полагаю, это расстроило бы вас, - но в том свертке были человеческие
останки.

“ Какие-нибудь кости? ” спросил Торндайк.

— Нет. В основном внутренности и немного кожи с передней части тела. Мы
передали их экспертам Министерства внутренних дел, и они
провели анализ. В их отчёте говорится, что останки принадлежат
женщине лет тридцати пяти — примерно столько было Мингс, — и что
в различных органах содержится большое количество гиосцина;
более чем достаточно, чтобы вызвать смерть. Вот и всё. Если вы собираетесь
вести защиту, то славы вам это не принесёт».

«С вашей стороны очень любезно, Миллер, — сказал Торндайк, — что вы поделились с нами
этой конфиденциальной информацией. Это очень полезно, хотя я и не
Я взял на себя защиту. Я просто приехал, чтобы проверить факты и
посмотреть, есть ли какие-то материалы для защиты. И я пройду
через все формальности, раз уж я здесь. Где останки?

— В морге. Я покажу вам дорогу, и, поскольку у меня в кармане
ключ, я могу вас впустить.

Мы прошли окраину деревни, собрав небольшую группу
вереница тайных последователей, которые преследовали нас до дверей морга
и жадно наблюдал за нами, пока суперинтендант впускал нас и запирал
дверь за нами.

“Вот вы где”, - сказал Миллер, указывая на грифельный стол, на котором лежал
останки лежали, накрытые простынёй, пропитанной антисептиком. «Я увидел
всё, что хотел увидеть». Он отошёл в угол и закурил трубку.

Останки, обнажившиеся после того, как простыню сняли, были
ужасающе похожи на преступление в его самой жестокой и отвратительной форме,
но они мало что могли рассказать. Расчленение было
явно грубым и неумелым, и останки явно принадлежали
женщине среднего роста и, по-видимому, в расцвете сил.
Главный интерес сосредоточился на левой руке, восковая кожа которой
у него была очень заметная татуировка, состоявшая из инициалов Р. М. над
очень симметричным сердцем, пронзённым стрелой, под которым были
инициалы Дж. Б. Буквы были написаны прописными буквами латинского алфавита высотой около полудюйма
с ровными краями и засечками, а сердце и стрела
были нарисованы довольно хорошо. Я задумчиво посмотрел на устройство, выделявшееся
тускло-синим цветом на фоне цвета слоновой кости, и смутно
представил, кем мог быть Дж. Б. и сколько у него было
предшественников и последователей. А потом мой интерес угас, и я присоединился к суперинтенданту
в углу. Это было грязное дело, и приговор был предрешён
казалось, что оно не заслуживает дальнейшего внимания.

Однако Торндайк, похоже, думал иначе. Но таков был его характер.
Когда он приступал к расследованию, он забывал
всё, что ему говорили, и начинал с самого начала.
Именно этим он и занимался сейчас. Он осматривал эти останки, как если бы
они принадлежали какому-то неизвестному человеку. Он сделал и
записал точные измерения конечностей; он внимательно изучил
Он исследовал каждый квадратный сантиметр поверхности; он внимательно изучил каждый палец
, а затем с помощью своей портативной чернильной пластины и валика снял
полный набор отпечатков пальцев. Он измерил все размеры
татуировок с помощью тонкого штангенциркуля, а затем изучил
сами татуировки, сначала с помощью обычной лупы, а затем с помощью
мощного микроскопа Коддингтона. Принципы, которые он изложил в своих
лекциях в больнице, были следующими: “Не принимайте никаких утверждений без
проверки; наблюдайте за каждым фактом независимо для себя; и
сохраняйте непредвзятость”. И, конечно же, никто никогда не проводил большего
добросовестно соблюдает свои собственные предписания.

“Знаете, доктор Джервис”, - прошептал мне суперинтендант, когда
Торндайк обратил внимание своего Коддингтона на следы от татуировок: “Я
полагаю, что этот бизнес с линзами входит у доктора в привычку.
я твердо убежден, что если бы кто-то захотел взорвать Здание
Парламента, он бы пошел и осмотрел руины через увеличительное стекло.
Только взгляните, как он вчитывается в эти вытатуированные буквы, которые можно
легко прочитать с расстояния в шесть метров!»

Тем временем Торндайк, не обращая внимания на критику, спокойно
Он продолжил осмотр. Со стола с его ужасным содержимым он
перевёл взгляд на коробку, которая стояла на скамейке
у окна, и внимательно осмотрел её снаружи и изнутри;
пощупал пальцами тёмно-серую краску, которой она была
покрыта, и белые инициалы «С.К.» на крышке, которые он
также тщательно измерил. Он даже записал в свой блокнот имя производителя, которое
было выгравировано на маленькой латунной табличке, прикреплённой к внутренней стороне крышки,
а также имя мастера по изготовлению замков, и осмотрел винты, которые
извлеченный из дерева, когда его взломали. Наконец он убрал свою
записную книжку, закрыл портфель и объявил, что
закончил, добавив вопрос: “Как отсюда добраться до "Красного льва"
?”

“Это всего в нескольких минутах ходьбы”, - сказал Миллер. “Я покажу вам дорогу.
Но вы напрасно тратите время, доктор, действительно напрасно. Видите ли, —
продолжил он, заперев морг и убрав ключ в карман,
— предложение Чепмена на первый взгляд кажется нелепым. Просто
представьте себе человека, который приносит в дом чемодан, полный человеческих останков.
камера хранения коммерческого отеля, открываю ее и открываю другую
мужской ящик и меняю содержимое одного на другое с
вероятностью, что в любой момент поступит один из рекламных роликов. Предположим,
один из них это сделал, что бы он сказал? "Привет!" - говорит
бэгги, "Кажется, у тебя в коробке чья-то рука". "Так и у меня",
говорит Чэпмен. ‘ Я полагаю, это принадлежит моей жене. Небрежная женщина! Должно быть,
уронила его, когда упаковывала коробку. Ба! Это дурацкое
объяснение. Кроме того, как он мог открыть коробку Чепмена? Мы
не смог. Это был первоклассный замок. Нам пришлось его взломать, но
раньше его не взламывали. Нет, сэр, эта кошка не прыгнет. И всё же
вам не стоит верить мне на слово. Вот это место, а вот мистер
Батт сам стоял у своей входной двери и выглядел таким же милым, как
майские цветы, как кусочек сахара, который кладут в мухоловку,
чтобы заманить в неё мух».

Хозяин, который без труда
расслышал заключительную часть речи Миллера, добродушно улыбнулся; а когда цель
визита была объяснена, предложил «скромную закуску» в
отдельная гостиная для беседы.

«Я хотел, — сказал Торндайк, отклонив предложение «утолить жажду»,
— выяснить, можно ли всерьёз рассматривать теорию Чепмена об обмене содержимым
отдельной комнаты с содержимым другой отдельной комнаты».

«Что ж, сэр, — сказал хозяин, — дело в том, что это невозможно. Эта
комната является общей, и люди могут заходить туда в любое время
в течение всего дня. Обычно мы не запираем её. В этом нет необходимости. Мы знаем
большинство наших клиентов, а содержимое посылок,
которые хранятся в комнате, — это в основном образцы для путешественников, не представляющие ценности.
значительная ценность. Это было бы невозможно сделать
днем, а мы запираем комнату на ночь ”.

“Останавливался ли у вас кто-нибудь посторонний в промежутке между
отъездом Чэпмена и обнаружением останков?”

“Да. Там был мистер Долер; у него было два дорожных сундука и униформа
чемодан, который отправили в камеру хранения. И еще там была дама, миссис
Мерчисон. У неё было много вещей: маленький плоский чемодан,
коробка для шляп и большая корзина для белья — одна из тех огромных корзин
пантехниконов, которые дамы берут с собой. И ещё одна
джентльмен - я забыл его имя, но вы увидите его в книге посетителей
- у него там была пара довольно больших чемоданов. Может быть, вы
хотели бы взглянуть на книгу?

“Я должен”, - сказал Торндайк; и когда книга была предъявлена и
указаны имена гостей, он скопировал записи в свою
записную книжку, добавив сведения об их багаже.

“А теперь, сэр, - сказал Миллер, - я полагаю, вы не будете счастливы, пока
вы не увидите саму комнату?”

“Ваша проницательность действительно поразительна, суперинтендант”, - ответил мой коллега
. “Да, я хотел бы осмотреть комнату”.

Однако, когда мы прибыли туда, смотреть было особо не на что.
Ключ торчал в двери, и она была не только не заперта, но и стояла
приоткрытой; и когда мы толкнули ее и вошли, то увидели маленькую комнату,
пустой, за исключением коллекции чемоданов, кофров и Gladstone
сумки. Единственным примечательным фактом было то, что он находился в конце
коридора, покрытого линолеумом, так что любой, кто находился внутри, мог
за несколько секунд заметить приближение другого человека. Но, очевидно, в предполагаемых обстоятельствах от этого
было бы мало толку. Ведь
Гипотетический преступник, должно быть, вынул из шкатулки Чепмена драгоценности
прежде, чем смог положить в неё улики; так что, если не считать
последнего, появление незваного гостя застало бы его
за совершением ограбления. Это
предположение было явно абсурдным.

«Кстати, — сказал Торндайк, когда мы спускались по лестнице, — где
главный герой этой драмы — Чепмен?» Его здесь нет, я
полагаю?

“Да, он здесь”, - ответил Миллер. “Он доставлен для суда, но мы
держим его здесь, пока не узнаем, где будет проводиться дознание. Вы
Наверное, вы хотели бы перекинуться с ним парой слов? Что ж, я отвезу вас
в полицейский участок и расскажу им, кто вы такой, а потом
возможно, вы захотите вернуться сюда и пообедать или поужинать
прежде чем отправитесь в город».

Я горячо поддержал последнее предложение, и, договорившись
о встрече, мы отправились в полицейский участок, который, как мы узнали от
Миллера, располагался рядом с небольшой местной тюрьмой. Здесь нас проводили
в помещение, похожее на личный кабинет, и вскоре вошёл сержант
и привёл с собой человека, которого мы сразу узнали по
Он был похож на нашего клиента, мистера Джорджа Чепмена, хотя и был
бледен, небрит и выглядел крайне несчастным. Сержант,
назвав его по имени, вышел вместе с
суперинтендантом и запер дверь снаружи. Как только мы остались
наедине, Торндайк быстро рассказал заключенному о
причинах визита его брата, а затем продолжил:

— Итак, мистер Чепмен, вы хотите, чтобы я выступил в вашу защиту. Если я это сделаю,
мне нужны все факты. Если вам известно что-то, о чём ваш
брат мне не рассказал, я прошу вас сообщить мне об этом без
оговорок.

Чепмен устало покачал головой.

«Я знаю не больше, чем вы, — сказал он. — Всё это дело —
загадка, которую я не могу разгадать. Я не жду, что вы мне поверите.
Кто бы поверил, учитывая все эти улики против меня? Но я клянусь Богом, что
я ничего не знаю об этом отвратительном преступлении. Когда я принёс эту шкатулку
сюда, в ней были только мои драгоценности и ничего больше; и после того, как я
положил её в багажное отделение, я её больше не открывал».

«Вы знаете кого-нибудь, у кого мог быть мотив избавиться от
Ребекки Мингс?»

«Ни души, — ответил Чепмен. — Она вела со мной дьявольскую игру, но
она была достаточно популярна среди своих друзей. И она была по-своему привлекательной
женщиной: красивой, хорошо сложенной, довольно крупной — в ней было
пять футов семь дюймов — с хорошим цветом лица и очень красивыми золотистыми волосами.
Что касается её друзей — они были сомнительной компанией — я думаю, они
любили её, и я не верю, что у неё были враги».

— В вашем доме нашли гиосцин, — сказал Торндайк. — Ты
что-нибудь об этом знаешь?

— Да. Я получил его, когда страдал от невралгии. Но я никогда его не принимал.
Мой врач услышал об этом и отправил меня к стоматологу. Бутылка была
Он никогда не открывался. В нём было сто таблеток».

— А что насчёт коробки, — сказал Торндайк. — Она у вас давно?»

— Не очень. Я купил её в «Флетчерс» в Холборне около шести месяцев
назад».

— И вам больше нечего нам сказать?»

— Нет, — ответил он. - Хотел бы я этого. - и затем, после паузы, он спросил
с тоской взглянув на Торндайка: “Вы собираетесь взять на себя мою
защиту, сэр?" Я вижу, что надежды очень мало, но я должен
хотелось бы, чтобы мне дали хотя бы шанс ”.

Я взглянул на Торндайка, ожидая самое большее осторожного и
условного ответа. К моему удивлению, он ответил:

«Не стоит так мрачно смотреть на ситуацию, мистер Чепмен.
Я возьмусь за защиту, и я думаю, что у вас есть все шансы
на оправдательный приговор».

Я размышлял над этим удивительным ответом, не без доли самобичевания,
пока мы шли к отелю и пока мы ужинали перед отъездом.
Было очевидно, что я упустил что-то важное. Торндайк был
осторожным человеком и не любил давать обещания или делать прогнозы
результатов. Должно быть, он нашёл какие-то очень убедительные
доказательства, но я не смог понять, что это были за доказательства.
представьте себе. Суперинтендант тоже был озадачен, я это видел, потому что
Торндайк не скрывал своего намерения продолжить расследование. Но
деликатные попытки Миллера разговорить его ни к чему не привели; и когда он
сопроводил нас до вокзала и наш поезд тронулся, я увидел, как
он стоит на платформе, задумчиво почесывая затылок
и глядя вслед удаляющемуся вагону.

Как только мы отъехали от станции, я начал наступление.

«Что, чёрт возьми, — спросил я, — ты имел в виду, когда давал этому бедняге
Чепмену надежду на оправдание? Я не вижу ни единого шанса для него».

Торндайк серьезно посмотрел на меня.

“У меня сложилось впечатление, Джервис, - сказал он, - что вы не проявили открытости в этом деле”
. Вы позволили себе подпасть под
наводящее на размышления влияние очевидного; в то время как функция
исследователя заключается в рассмотрении возможных альтернатив очевидному
умозаключение. И вы не обратили своего обычного пристального внимания
на факты. Если бы вы внимательно изучили заявление Джорджа Чепмена
, то заметили бы, что в нём содержатся некоторые очень
любопытные и важные предположения; и если бы вы проанализировали эти
Если бы вы критически отнеслись к расчленённым останкам, то увидели бы, что они
подтверждают эти предположения весьма примечательным образом».

«Что касается заявления Джорджа Чепмена, — сказал я, — то единственное, что
наводит на размышления, — это упоминание о головах маори. Но, как вы
сами отметили, торговцы этими головами не занимаются
расчленением».

Торндайк нетерпеливо покачал головой.

— Тс-с, тс-с, Джервис, — сказал он, — дело совсем не в этом. Любой дурак
может разрезать труп так, как был разрезан этот. Дело в том, что
это утверждение, если его тщательно обдумать, приводит к определённому и последовательному выводу
альтернатива теории о том, что Сэмюэл Чепмен убил эту женщину и
расчленил её тело; и эта альтернативная теория подтверждается
наличием этих останков. Думаю, вы поймёте суть, если
вспомните заявление Чепмена и поразмышляете о возможном значении
различных описанных им инцидентов».

Однако в этом вопросе Торндайк был неоправданно оптимистичен. Я достаточно хорошо запомнил
это заявление и часто и
глубоко размышлял над ним в течение следующих нескольких дней; но чем больше я думал об этом, тем
более убедительным становилось обвинение.

Между тем, мой коллега, по-видимому, не предпринимал никаких шагов в этом вопросе,
и я предположил, что он ждал расследования. Это правда,
когда однажды он сопровождал меня в Сити и
оставив меня на Куин Виктория-стрит, исчез в помещении
Господа. Братья Берден, производители замков, я был склонен
связать его действия с тщательным осмотром замка в
Сток Варли. И снова, когда наш лаборант Полтон был
замечен выходящим из лаборатории в цилиндре, с зонтиком и
прилагаю; -дело, я подозревал какие-то “частные расследования”, возможно,
связанные с этим делом. Но от Торндайка я не смог получить никакой информации
вообще. Мои предварительные “расспросы” вызвали один неизменный ответ. “Ты
располагаешь фактами, Джервис. Вы слышали заявление Джорджа Чепмена, и вы
видели останки. Изложите мне разумную теорию, и я с удовольствием ее рассмотрю
”. И вот как обстояло дело дальше. У меня не было
никакой разумной теории — кроме той, что была у полиции, — и
соответственно, не было никаких обсуждений.

Однажды вечером, за пару дней до расследования, которое
было отложено в надежде, что могут быть обнаружены еще какие-нибудь останки
- Я заметил признаки ожидаемого посетителя: маленький столик,
поставленный рядом с нештатным креслом и снабженный подносом
с сифоном, графином виски и коробкой сигар. Торндайк
перехватил мой вопросительный взгляд на эти предметы роскоши, которыми никто из нас
не пользовался, и приступил к объяснению.

“Я попросил Миллера заглянуть сегодня вечером - он должен сейчас прийти. Я
работал над делом Чепмена, и, поскольку оно завершено, я
предлагаю выложить все карты на стол.

“Это безопасно?” - спросил я. “Предположим, полиция все же добьется
обвинительного приговора и попытается опровергнуть ваши показания?”

“Они этого не сделают”, - ответил он. “Они не могли. И было бы крайне
неуместно передавать дело в суд на основе ложной теории. Но вот
Миллер; и я не сомневаюсь, что у него мощный твиттер ”.

Он был. Даже не дождавшись привычной сигары, он плюхнулся
в кресло и, вытащив из кармана письмо, устремил
удивлённый взгляд на моего невозмутимого коллегу.

«Это ваше письмо, сэр, — сказал он, — совершенно непонятно
ко мне. Вы говорите, что готовы предоставить нам в распоряжение
факты по делу Чэпмена. Но мы уже располагаем фактами
. Мы абсолютно уверены в вынесении обвинительного приговора. Позвольте мне напомнить вам,
сэр, каковы эти факты. У нас есть мертвое тело, которое было
опознано вне всяких сомнений. Часть этого тела была найдена в коробке
Это собственность Сэмюэля Чепмена, которую он принёс и
спрятал в отеле «Красный лев». Другая часть тела
была найдена в его доме. Запас яда — редкость
яд, аналогичный тому, которым был убит мертвый человек, также был
найден в его доме; и мертвое тело принадлежит женщине с
было известно, что Чепмен находился с ним во враждебных отношениях и кого он
угрожал убить в присутствии свидетелей. Итак, сэр, что у
вас есть сказать на эти факты?

Торндайк посмотрел на взволнованного детектива со спокойной улыбкой. “Мои
замечания, Миллер, - сказал он, - можно поместить в ореховую скорлупу. Вы заполучили
не того человека, вы заполучили не ту коробку, и у вас не то тело
”.

Суперинтендант был поражен, и неудивительно. Я тоже. Что касается
Миллер, он подался вперед, пока не сел на крайний
краешек стула, и несколько мгновений смотрел на моего бесстрастного
коллегу в безмолвном изумлении. Наконец он взорвался:

“Но, мой дорогой сэр! Это сущий вздор - по крайней мере, так оно
звучит, хотя я знаю, что этого не может быть. Давай начнем с тела. Ты
говоришь, что это не то.

“Да. Ребекка Мингс была крупной женщиной. Её рост составлял
пять футов семь дюймов. Рост этой женщины был не больше пяти футов четырёх дюймов.

— Ба! — воскликнул Миллер. — Нельзя судить о росте с точностью до дюйма или двух по частям тела.
расчлененного тела. Вы забываете о татуировке. Это
исключает всякие сомнения в личности ”.

“Это действительно так”, - сказал Торндайк. “Это решающее доказательство.
У Ребекки Мингс была определенная татуировка на левом предплечье. Эта
женщина - нет.

- Не имела! - взвизгнул Миллер, еще больше подавшись вперед на своем стуле.
(Я каждую минуту ожидал увидеть его сидящим на полу.) “Да ведь я
видел это; и ты тоже”.

“Я говорю о женщине, а не о теле”, - сказал Торндайк. “
Отметина, которую вы видели, была посмертной татуировкой. Она была сделана после
смерть. Но тот факт, что он был сделан после смерти, является убедительным доказательством того,
что его не было при жизни».

— Мозес! — воскликнул суперинтендант. — Это обман. Ты
абсолютно уверен, что он был сделан после смерти?»

— Совершенно уверен. Изображение, полученное с помощью мощного объектива, не оставляет сомнений.
Татуировки, как вы, конечно, знаете, делают так: на кожу наносят индийские чернила
и прокалывают её тонкими иглами. На живой коже
раны от игл сразу заживают и исчезают, но на омертвевшей коже
отверстия от игл остаются открытыми, и их можно легко увидеть через лупу.
В данном случае кожа была хорошо вымыта, а поверхность прижата
каким-то гладким предметом; но отверстия были хорошо видны, и в них все еще оставались
чернила”.

“Ну, я уверен!” - сказал Миллер. “Я никогда раньше не слышал о нанесении татуировки на мертвое тело
”.

“Я полагаю, очень немногие люди делали это”, - сказал Торндайк. “Но есть один
класс людей, которые знают об этом все: люди, которые имеют дело с головами маори
”.

— Неужели? — спросил Миллер. — Какое им до этого дело?

— На этих головах обычно делают сложные татуировки, и ценность головы
зависит от качества татуировки. Теперь, когда эти головы стали
В погоне за прибылью торговцы решили
исправлять дефектные образцы, нанося дополнительные татуировки на мёртвую голову, и
таким образом они стали получать головы без татуировок и
превращать их в головы с татуировками.

— Что ж, конечно, — сказал суперинтендант с усмешкой, — в мире полно
негодяев, не так ли, доктор Джервис?

Я пробормотал что-то невнятное в знак согласия, но в основном мне хотелось
пнуть себя за то, что я не смог уловить эту бесценную подсказку в
заявлении Джорджа Чепмена.

— А теперь, — сказал Миллер, — мы подошли к ящику. Откуда вы знаете, что это он?
не тот?”

“Это, - ответил Торндайк, - доказано еще более убедительно.
Оригинальная коробка была изготовлена фирмой Fletchers в Холборне. Он был продан
Чепмену, и на нем были написаны его инициалы, 9 апреля прошлого года. Я
видел запись в ежедневнике. Замки на этих ящиках изготовлены
компанией Burden Brothers с улицы Королевы Виктории, и, поскольку это замки
высокого класса, каждому из них присвоен зарегистрированный номер, который
выбит на замке. Номер на замке вашего ящика — 5007,
а в книгах Burden указано, что он был изготовлен и продан компании Fletchers около
середина июля - распродажа была датирована 13-м числом. Следовательно, это не может быть
коробка Чепмена”.

“Очевидно, нет”, - согласился Миллер. “ Но чья это шкатулка? И что
стало с шкатулкой Чэпмена?

“Это, - ответил Торндайк, - предположительно, было унесено в корзинке миссис
Мерчисон”.

— Тогда кто же, чёрт возьми, такая миссис Мерчисон? — спросил суперинтендант.

— Я бы сказал, — ответил Торндайк, — что раньше она была известна как
Ребекка Мингс.

— Покойница! — воскликнул Миллер, откинувшись на спинку стула и
расхохотавшись. — Боже правый! Вот это да! Но у неё должен быть какой-то секрет, чтобы
уйти с драгоценностями и оставить свои расчлененные останки
взамен! Кстати, чьи это останки?”

“Мы скоро вернемся к этому”, - ответил Торндайк. “Теперь мы должны
подумать о человеке, которого вы держите под стражей”.

“Да, ” согласился Миллер, “ мы должны решить вопрос о нем. Конечно, если это не
его ящик, и тело не принадлежит Мингсу, это выводит его из игры так
далеко. Но есть ещё те останки, которые мы выкопали в его подвале. Что
с ними?

— На этот вопрос, — ответил Торндайк, — я думаю, ответит
общий обзор дела. Но я должен напомнить вам, что если шкатулка
Это не тело Чепмена, а тело кого-то другого; то есть, если
Чепмен не причастен к инцидентам в Стоук-Варли,
то причастен кто-то другой. Итак, если это не тело Мингс, то это тело
другой женщины, и эта другая женщина, должно быть, исчезла. А теперь давайте
рассмотрим дело в целом.

«Вы знаете об обвинении в карманных кражах. Очевидно, что это было ложное
обвинение, намеренно подготовленное путём «подбрасывания» кошелька; то есть это был
заговор. Какова же была цель этого заговора? Очевидно, что
она заключалась в том, чтобы убрать Чепмена с дороги, пока происходила замена ящиков в
Сток-Варли, а останки были выброшены в реку и в другие места.
Тогда кто же был заговорщиком — кроме агента, который подбросил
кошелёк?

«Они — если их было несколько — должны были иметь доступ к Мингс,
живой или мёртвой, чтобы сделать точную копию или слепок её
татуировки. Они должны были иметь представление о процессе
посмертного нанесения татуировки. Должно быть, у них был доступ в дом Чепмена.
И, поскольку у них было тело убитой женщины, они
должны были быть связаны с какой-то пропавшей женщиной.

«Кто подходит под это описание? Ну, конечно, у Мингс был
доступ к самой себе, хотя она вряд ли могла сделать слепок с
собственной руки, и у неё был доступ в дом Чепмена, поскольку у неё был
ключ от входной двери. Ещё есть человек по имени Гэмбл, с
которым Мингс была в очень близких отношениях. Раньше Гэмбл был
торговцем татуированными головами маори, так что можно предположить, что он кое-что
знает о посмертном нанесении татуировок. И я выяснил, что жена Гэмбла
исчезла из своих обычных мест обитания. Так что вот вам два
лица, которые в совокупности соответствуют описанию заговорщиков.
А теперь давайте рассмотрим ход событий в связи с
датами.

«29 июля Чепмен приехал в город из Сток-Варли. 30-го
он был арестован как карманник. 31-го он предстал перед
судом. 2 августа миссис Гэмбл уехала за город. Никто
не видел, как она уходила, но именно в этот день она,
по имеющимся сведениям, ушла. 5 августа миссис Мерчисон сдала в
Сток-Варли коробку, которая, должно быть, была куплена между 13-м и
Июля и 4 августа, и в котором находилась женская рука.
14 августа эта коробка была вскрыта полицией. 18-го числа в доме Чепмена были обнаружены человеческие
останки. 27-го Чепмена
выпустили из Брикстона. 28-го он был арестован за убийство в Стоук
Варли. Я думаю, Миллер, вы согласитесь, что это очень поразительная
последовательность дат».

«Да, — согласился Миллер. — Похоже на настоящий вексель. Если вы дадите мне
адрес мистера Гэмбла, я зайду к нему».

— Боюсь, вы не застанете его дома, — сказал Торндайк. — Он уехал
Он тоже уехал за город, и я узнал от его домовладельца, у которого есть
возвращённый чек, что банковский счёт мистера Гэмбла уехал за
город вместе с ним».

«Тогда, — сказал суперинтендант, — полагаю, мне тоже стоит
съездить за город».


«Что ж, Торндайк, — сказал я, откладывая в сторону бумагу с
отчётом о суде над Гэмблом и Мингсом за убийство Терезы
Однажды утром, примерно четыре месяца спустя, Гэмбл сказал: «Вы должны быть очень
высоко удовлетворены. После того как Гэмбл был приговорён к смертной казни, а Мингс — к
пятнадцати годам каторжных работ, судья воспользовался возможностью
Похвалите полицию за изобретательность в раскрытии этого преступления,
а экспертов Министерства внутренних дел — за их мастерство в обнаружении
поддельных татуировок. Что вы об этом думаете?

— Я думаю, — ответил Торндайк, — что его светлость проявил себя как очень достойный
и благодарный человек.




VII.
След Бегемота

Из всех незначительных развлечений, которым предаются умеренные мужчины, нет,
По-моему, ни одного более соблазнительного, чем трубка после завтрака. Я
только что зажег свою и стоял перед камином с нераспечатанной газетой
в руке, когда мое ухо уловило звук торопливых шагов, поднимающихся по лестнице
на лестнице. Теперь, благодаря опыту, я стал своего рода знатоком
шагов. На нашей лестнице слышится множество шагов, возвещающих о приходе
самых разных клиентов, и я научился различать те из них,
которые предвещают срочные дела. Такими я счел и нынешние шаги,
и мое суждение подтвердилось торопливой, настойчивой дробью в
наш маленький медный молоток. С сожалением вынув изо рта столь любимую мной трубку
, я пересек комнату и распахнул дверь.

— Доброе утро, доктор Джервис, — сказал наш гость, адвокат, которого я
немного знал. — Ваш коллега дома?

“Нет, мистер Бидвелл”, - ответил я. “К сожалению, должен сообщить, что его нет в городе. Он
вернется только послезавтра.

Мистер Бидвелл был явно разочарован.

“Ha! Жаль!” - воскликнул он, а затем тактично добавил: “Но
тем не менее, ты здесь. Это сводится к одному и тому же”.

“Я не уверен в этом”, - сказал я. “Но, во всяком случае, я к вашим
услугам”.

“Благодарю вас”, - сказал он. “И в таком случае я попрошу вас немедленно приехать
со мной в Тэнфилд-корт. Произошла самая шокирующая вещь.
Мой старый друг и сосед, Джайлс Херрингтон, был... ну, так оно и есть
Он умер — умер внезапно, и я думаю, что нет никаких сомнений в том, что он был
убит. Вы можете прийти сейчас? Я расскажу вам подробности по дороге».

Я наспех написал записку, в которой сообщил, куда ушёл, и, положив её
на стол, взял шляпу и отправился с мистером Бидуэллом.

«Это только что выяснилось», — сказал он, когда мы пересекали Кингс
Бенч-Уок. «Прачка, которая убирает в его и моих покоях,
колотила в мою дверь, когда я пришёл — я ведь не живу в Темпле,
знаешь ли. Она была бледна как полотно и ужасно встревожена и
взволнована. Похоже, она поднялась в покои Херрингтона, чтобы
она, как обычно, приготовила ему завтрак, но когда вошла в
гостиную, то увидела, что он лежит на полу мёртвый. Тогда она
бросилась в мои покои — я обычно встаю рано, — и там я
обнаружил её, как я уже сказал, колотящейся в мою дверь, хотя у неё есть ключ.

Что ж, я поднялся с ней в покои моего друга — они на
первом этаже, прямо над моими, — и там, конечно же, лежал бедный старый
Джайлс лежал на полу, холодный и неподвижный. Очевидно, он пролежал
там всю ночь».

«Были ли на теле следы насилия?» — спросил я.

«Я ничего не заметил, — ответил он, — но я и не присматривался.
Что я действительно заметил, так это то, что в комнате был беспорядок:
стул опрокинут, а со стола сброшены все вещи. Было совершенно очевидно,
что здесь произошла борьба и что он встретил свою смерть не
при обычных обстоятельствах».

«И что ты хочешь, чтобы мы сделали?» спросил я.

— Ну, — ответил он, — я был другом Херрингтона; пожалуй, единственным другом
у него был, потому что он не был дружелюбным или общительным человеком; и я
исполняю его завещание.

— Всё указывает на то, что его убили, и я
Я беру на себя обязательство проследить за тем, чтобы его убийца был привлечён к ответственности.
Наша дружба, кажется, требует этого. Конечно, полиция займётся
этим делом, и если всё окажется проще простого,
вам не придётся ничего делать. Но убийца, если он есть,
должен быть пойман и осуждён, и если полиция не сможет этого сделать,
я хочу, чтобы вы с Торндайком довели дело до конца. Вот это место.

Он поспешил через прихожую и поднялся по лестнице на второй этаж
, где громко постучал в закрытую дубовую дверь.
Над дверью было написано имя «мистер Джайлс Херрингтон».

После паузы, во время которой мистер Бидуэлл повторил свой призыв,
массивная дверь открылась, и в проёме появилось знакомое лицо: лицо
инспектора Бэджера из отдела уголовных расследований. Выражение
на его лице не предвещало ничего хорошего, и мой опыт
общения с инспектором заставил меня приготовиться к неизбежной стычке.

«Что вам нужно?» — грозно спросил он.

Мистер Бидуэлл взял вопрос на себя и ответил:

— Я душеприказчик мистера Херрингтона, и в этом качестве я
поручил доктору Джервису и его коллеге, доктору Торндайку, наблюдать за этим делом
от моего имени. Я так понимаю, вы офицер полиции?

“Да, - ответил Бэджер, - и я не могу допустить посторонних лиц в
эти покои”.

“Мы не посторонние лица”, - сказал мистер Бидвелл. “Мы здесь по
законному делу. Правильно ли я понимаю, что вы отказываете в приёме
законным представителям покойного?»

Перед лицом твёрдой и властной позиции мистера Бидуэлла Барсук
начал, как обычно, мямлить. В конце концов, предупредив нас, чтобы мы ничего не передавали
Не желая делиться информацией с кем бы то ни было, он неохотно открыл дверь и впустил нас.

«Я сам только что приехал, — сказал он. — Я был в
будке портье по другому делу, когда пришла прачка и подняла
тревогу».

Войдя в комнату и оглядевшись, я сразу увидел
явные признаки преступления. В комнате царил полный беспорядок.
Скатерть была сброшена со стола, и пол был усеян
битым стеклом, книгами, банкой из-под табака и другими предметами. Стул
опрокинулся на спинку, пепельница сдвинулась с места, а
Ковер на полу был весь в беспорядке, а посреди обломков, на
промежутке между столом и камином, лежало тело мужчины
в довольно неудобной позе.

Я наклонился над ним и внимательно осмотрел. Это был пожилой мужчина,
чисто выбритый и слегка лысеющий, с мрачным, довольно суровым
выражением лица, которое, однако, не было искажено или
отличалось от обычного. Очевидных повреждений не было, но смятый
воротник заставил меня внимательнее присмотреться к горлу и шее,
и тогда я отчётливо увидел несколько слегка обесцвеченных пятен.
такие, какие получаются от пальцев, крепко сжимающих горло.
Очевидно, Барсук уже заметил их, потому что заметил:

“Нет необходимости спрашивать вас, от чего он умер, доктор; я и сам это вижу
”.

“ Действительная причина смерти, ” сказал я, “ не совсем очевидна. Это не так
похоже, что он умер от удушья, но эти следы ни с чем не спутаешь
следы на горле.”

— Необычайно, — согласился Барсук. — И этого достаточно для моей цели
без всяких медицинских тонкостей. Как вы думаете, сколько он уже
мёртв?

— От девяти до двенадцати часов, — ответил я, — но, думаю,
скорее девять.

Инспектор посмотрел на часы.

- Значит, между девятью часами и полуночью, но ближе к
полночь, - сказал он. - Что ж, послушаем, может ли ночной портье
что-нибудь сказать нам. Я послал за ним, чтобы он зашел, и за
прачкой тоже. И вот один из них.

На самом деле это были они оба, потому что, когда инспектор открыл дверь,
они были застигнуты за оживлённым шёпотом.

«По одному, — сказал Барсук. — Сначала я впущу привратника;» и
пропустив мужчину, он бесцеремонно захлопнул дверь перед
женщиной. Ночной привратник поздоровался со мной, войдя в комнату, — мы были старыми знакомыми
Он окинул взглядом своих знакомых, а затем остановился у двери и застыл в такой позе,
не сводя глаз с трупа.

«А теперь, — сказал Бэджер, — я хочу, чтобы вы попытались вспомнить, впускали ли вы вчера вечером каких-нибудь
посторонних, и если да, то по какому делу они приходили».

«Я прекрасно помню, — ответил привратник. — Я впустил троих незнакомцев,
когда был на дежурстве. Один направлялся к мистеру Болтеру в Фиговое дерево Корт,
другой направлялся в кабинет сэра Альфреда Блейна, а третий сказал, что у него
назначена встреча с мистером Херрингтоном.

“ Ха! ” воскликнул Барсук, потирая руки. - Итак, во сколько вы впустили
его?

“ Было чуть больше десяти пятнадцати.

“Можете ли вы рассказать нам, каким он был и как был одет?”

“Да”, - последовал ответ. “Он не знал, где находится Тэнфилд-Корт, и мне
пришлось спуститься и показать ему, так что я смог хорошенько рассмотреть
его. Это был мужчина среднего роста, довольно худощавый, с темными волосами, небольшими
усиками, без бороды, и у него был длинный острый нос с горбинкой на
переносице. На нём была мягкая фетровая шляпа, свободное лёгкое пальто, и он
нёс с собой толстую грубую палку».

«К какому сословию он принадлежал? Похоже, он был джентльменом?»

«Насколько я мог судить, он был вполне джентльменом, но
его одежда выглядела немного потрёпанной».

— Вы его выпустили?

— Да. Он подошёл к воротам за несколько минут до одиннадцати.

— Вы тогда заметили в нём что-то необычное?

— Заметил, — внушительно ответил швейцар. — Я заметил, что его воротник
был весь мятый, а шляпа была пыльной и помятой. Его лицо было немного
покрасневшим, и он выглядел довольно расстроенным, как будто с кем-то подрался
Я внимательно посмотрел на него и задумался, что же
произошло, ведь мистер Херрингтон был тихим пожилым джентльменом,
хотя временами он, конечно, был немного вспыльчивым».

Инспектор с радостью записал эти подробности в большой блокнот.
Он достал блокнот и спросил:

«Это всё, что вам известно об этом деле?» И когда портье ответил, что
это всё, он сказал: «Тогда я попрошу вас прочитать это заявление и поставить
свою подпись под ним».

Портье прочитал заявление и аккуратно поставил свою подпись в
конце. Он уже собирался уходить, когда Бэджер сказал:

«Прежде чем вы уйдёте, не могли бы вы помочь нам перенести тело в
спальню?» Неприлично оставлять его там лежать».

Поэтому мы вчетвером подняли мертвеца и отнесли его в
спальню, где положили на нетронутую кровать и накрыли
с ковриком. Затем был отпущен швейцар с указанием прислать
Миссис Рант.

Заявление прачки по существу повторяло то, что сказал мистер
Бидвелл рассказал мне. Она проникла в квартиру
обычным способом, внезапно наткнулась на мертвое тело жильца и
немедленно бросилась вниз, чтобы поднять тревогу. Когда она закончила,
инспектор несколько мгновений стоял, задумчиво глядя в свои
записи.

«Полагаю, — сказал он наконец, — вы не осматривали эти
комнаты сегодня утром? Не могу сказать, есть ли в них что-то
необычное или чего-то не хватает?»

Прачка покачала головой.

«Я была слишком расстроена, — сказала она, ещё раз украдкой взглянув на то место,
где лежал труп. — Но, — добавила она, рассеянно обводя взглядом
комнату, — кажется, ничего не пропало, насколько я могу судить.
Подождите! Да, кое-что пропало. С
этого гвоздя на стене что-то пропало; а ведь оно было там вчера утром, потому что я
помню, как вытирала с него пыль».

«Ха!» — воскликнул Барсук. «Так что же висело на этом
гвозде?»

«Ну, — нерешительно ответила миссис Рант, — я правда не знаю, что это было
был. Выглядел как что-то вроде меча или кинжала, но я никогда не рассматривал его
особенно, и я никогда не снимал его с гвоздя. Я обычно вытирал с него пыль, когда
он висел.

“И все же, - сказал Барсук, - вы можете дать нам какое-то описание этого,
Я полагаю?”

“Я не уверена, что смогу”, - ответила она. “У него был кожаный футляр, и
ручка, по-моему, была обтянута кожей, и на ней было что-то вроде
петли, и раньше она висела на этом гвозде”.

“Да, ты уже говорил это раньше”, - кисло прокомментировал Барсук. “Когда ты так говоришь
у тебя был футляр, ты имеешь в виду ножны?”

“Ты можешь называть это ножнами, если хочешь”, - очевидно, возразила она
возмущённая манерой инспектора, «Я называю это делом».

«И насколько оно было большим? Например, в длину?»

Миссис Ранд вытянула руки на расстояние около метра, критически посмотрела на них
сократила расстояние до 30 сантиметров, увеличила до 60 и
продолжая варьировать расстояние, рассеянно посмотрела на инспектора.

«Я бы сказала, что примерно так», — ответила она.

— О чём ты? — фыркнул Барсук. — Ты имеешь в виду фут, два фута или
ярд? Ты можешь объяснить нам, о чём речь?

— Я могу сказать только то, что знаю, — огрызнулась она. — Я не хожу
по гостиным джентльменов и не измеряю вещи.

Мне показалось, что вопросы Барсука были излишни, поскольку
обои под гвоздем давали необходимую информацию.
цветное пятно на выцветшей земле создавало довольно четкий силуэт
меча или большого кинжала с широким лезвием, около двух футов шести дюймов
длинный, который, по-видимому, свисал с гвоздя за петлю или кольцо на
конце рукояти. Но указывать на это было не мое дело. Я
повернулся к Бидвеллу и спросил:

“Можете ли вы сказать нам, что это было?”

“Боюсь, я не могу”, - ответил он. “Я очень редко бывал в этих
чемберс. Мы с Херрингтоном обычно встречались у меня и ходили в клуб.
Я смутно припоминаю, что на этом гвозде что-то висело, но я
не имею ни малейшего представления, что это было и на что это было похоже. Но вы
думаете, это действительно имеет значение? Вещь почти наверняка была какой-то редкостью
. Она не могла представлять сколько-нибудь заметной ценности.
на первый взгляд абсурдно предполагать, что этот человек пришел к
В кабинет Херрингтона, очевидно, по предварительной договоренности, и убил его из-за
чтобы завладеть старинным мечом или кинжалом. Не
ты так думаешь?

Я так и сделал, и, судя по всему, инспектор тоже, с оговоркой
что «вещь, похоже, исчезла, и её исчезновение
нужно объяснить»; что было совершенно верно, хотя я не
совсем понимал, как это «объяснить». Однако, поскольку
прачка рассказала всё, что знала, Бэджер отпустил её
и она вышла на лестничную площадку, где я заметил, что ночной портье
всё ещё прячется. Мистер Бидуэлл тоже ушёл, и,
случайно взглянув в окно несколько мгновений спустя, я увидел, как он идёт
Он медленно шёл по двору, явно советуясь с прачкой и
привратником.

Как только мы остались одни, Бэджер принял дружелюбный и
задушевный тон и начал давать советы.

«Насколько я понимаю, мистер Бидуэлл хочет, чтобы вы расследовали это дело, но я
не думаю, что это в вашем духе. Нужно просто выследить
этого незнакомца и схватить его. Тогда нам придётся выяснить
какое имущество находилось в этом помещении. Прачка говорит, что
ничего не пропало, но, конечно, никто не думает, что этот человек
пришёл сюда, чтобы забрать мебель. Скорее всего, мотивом
было какое-то ограбление. Нет никаких признаков того, что что-то было взломано; но
тогда и не было бы никаких признаков, ведь ключи были в наличии».

Тем не менее он прошёлся по комнате, осматривая все ящики
с замками и выдвигая ящики письменного стола и
чего-то похожего на картотечный шкаф.

“Вам придется изрядно потрудиться, - заметил я, - чтобы выследить этого человека.
Описание носильщика было довольно расплывчатым”.

“Да, - ответил он, “ здесь не так уж много интересного. Вот куда ты приходишь
внутрь, - добавил он с усмешкой, - со своими микроскопами, воздушными насосами и
всем прочим. Теперь, если бы доктор Торндайк был здесь, он бы просто смел немного
пыли с пола, собрал все посторонние предметы и хорошо провел
посмотрите на них через его лупу, и тогда мы узнаем об этом все
. Не могли бы вы что-нибудь сделать в этом направлении? На
полу полно пыли. И вот булавка. Замечательная и важная вещь — булавка. И
вот восковая свеча; это должно вам о многом рассказать. А вот
конец кожаного шнурка — по крайней мере, так он выглядит
Нравится. Должно быть, это выпало из чьего-то ботинка. Взгляните на это,
доктор, и посмотрим, сможете ли вы сказать мне, из какого ботинка это было
и чей это был ботинок.

Он положил обломок, спичку и булавку на стол и
несколько оскорбительно ухмыльнулся мне. В глубине души я возмущался его
дерзостью — возможно, тем более, что я понимал, что Торндайк
вряд ли был бы так же подавлен, как я, несомненно,
был подавлен. Но я счёл за благо принять его неуклюжую иронию
на свой счёт и даже продолжить его нелепую шутку. Соответственно, я выбрал
подобрал три “улики” одну за другой и серьезно изучил их,
отметив, что предполагаемый шнурок на ботинке, по-видимому, состоит из
китового уса или вулканита.

“Что ж, инспектор, - сказал я, - я не могу дать вам ответ сразу.
Здесь нет микроскопа. Но я изучу эти предметы на своем
досуге и дам вам информацию в должное время ”.

С этими словами я с показной осторожностью завернул их в лист
почтовой бумаги и сунул в карман, за чем
инспектор наблюдал с кислой улыбкой.

“Боюсь, вы опоздаете”, - сказал он. “Наши люди, вероятно, подберут
Пока ты занимаешься микроскопом, я проверю следы. Однако я
не должен здесь больше оставаться. Мы ничего не сможем сделать, пока не узнаем, какие
ценности были в доме; и я должен распорядиться, чтобы тело забрали
и осмотрели у полицейского хирурга.

Он направился к двери, и, поскольку мне больше нечего было делать в
комнатах, я последовал за ним и, оставив его запирать дверь, вернулся в
наши покои.

Когда Торндайк вернулся в город пару дней спустя, я рассказал ему
об этом деле. Но то, что сказал Барсук, оказалось правдой. Это было
Речь шла об установлении личности незнакомца, который посетил
погибшего в ту роковую ночь, и это, казалось, было делом
полиции, а не нашим. Так что дело оставалось открытым
до вечера следующего дня, когда к нам пришёл мистер Бидуэлл
в сопровождении мистера Карстона, которого он представил как
старого друга его и семьи Херрингтона.

«Я позвонил, — сказал он, — чтобы предоставить вам полный отчёт о доказательствах
на дознании. Со мной был стенографист, и это напечатанная
расшифровка его записей. Ничего нового, кроме того, что сообщил доктор, не произошло».
Джервис знает и, вероятно, рассказал вам, но я подумал, что вам лучше
изложите всю информацию в письменном виде”.

“Полагаю, нет никаких зацепок относительно того, кем был подозрительный посетитель?”
сказал Торндайк.

“Ни малейшего”, - ответил Бидвелл. “Описание носильщика - это все, на что они могут опереться
и, конечно, оно применимо к сотням
человек. Но в связи с этим есть вопрос, по которому я
хотел бы выслушать ваше мнение. Бедняга Херрингтон как-то упомянул мне
что один человек доставил ему немало хлопот.
который время от времени обращался к нему за финансовой помощью. Я понял
что были выдвинуты какие-то претензии и что требования денег
были в той или иной степени похожи на шантаж. Джайлс не сказал, кто был
этот человек, но у меня сложилось впечатление, что он был его родственником. Теперь мой
друг Карстон, который присутствовал на дознании вместе со мной, заметил, что
описание незнакомца, данное носильщиком, вполне подходит
племяннику Джайлза, которого он мало знает и который является довольно сомнительной
персоной. Мы с Карстоном обсуждали вопрос о том,
следует ли сообщать об этих фактах в полицию? Это
серьезное дело - ставить человека под подозрение на основании таких ничтожных данных;
и все же...

- И все же, - сказал Карстон, - факты определенно соответствуют обстоятельствам.
Этот парень - его зовут Годфри Херрингтон - типичный
бездельник. Никто не знает, как он живет. Похоже, он не выполняет никакой
работы. А ещё есть личность покойного. Я не очень хорошо знал
Джайлза Херрингтона, но был близко знаком с его братом, сэром Гилбертом,
и если Джайлз был хоть немного похож на него, то катастрофа
могла легко произойти.

— В чём заключалась особая черта сэра Гилберта? — спросил Торндайк.

— В недружелюбии, — последовал ответ. — Он был самым сварливым,
деспотичным и временами жестоким человеком. Я знал его, когда работал с ним в
Министерстве по делам колоний, и один из его официальных актов покажет,
каким человеком он был. Вы, возможно, помните это, Бидуэлл, — дело Беква.
В Бекве, одном из малых королевств
граничащих с Ашанти, возникли проблемы, и сэра Гилберта отправили туда в качестве специального
комиссара, чтобы уладить ситуацию. И он уладил её с лихвой. Он
собрал вооружённый отряд, сверг короля Бекве, захватил королевскую
табурет, жезл для писем, государственный меч, барабаны и другие знаки отличия
королевской семьи, и унес их с собой. И что еще хуже,
он относился к этим важным вещам как к простой добыче: некоторые из них оставил себе
, а другие раздал в качестве подарков своим друзьям.

“Это было невыносимо своевольное разбирательство, и оно вызвало редкий
протест. Даже губернатор колонии выразил протест, и в конце концов
государственный секретарь приказал губернатору восстановить короля в должности и
вернуть украденные знаки отличия, поскольку они были частью королевского титула
и необходимы для церемоний восстановления в должности или
восшествие на престол нового короля.

- И они были восстановлены? - спросил Бидвелл.

- Большинство из них были восстановлены. Но примерно в это же время умер Гилберт, и поскольку
местонахождение одного или двух из них было неизвестно, было невозможно
забрать их тогда. Я не знаю, были ли они найдены с тех пор.

Здесь Торндайк вернул мистера Карстона к тому, от чего он
отклонился.

“Вы предполагаете, что определенные особенности характера и
темперамента покойного могли иметь некоторое отношение к
обстоятельствам его смерти”.

“ Да, ” сказал Карстон. - Если бы Джайлс Херрингтон был хоть сколько-нибудь похож на своего
брат... я не знаю, был ли он... - тут он вопросительно посмотрел
на Бидвелла, который выразительно кивнул.

“Я бы сказал, что он, несомненно, был таким”, - сказал он. “Он был моим другом, и я
был очень привязан к нему; но для других, я должен признать, он должен был
выглядел решительно угрюмым, сварливым и вспыльчивым человеком”.

“ Очень хорошо, ” подытожил Карстон. «Если вы представите, как этот попрошайка,
этот шантажирующий бездельник звонит ему и пытается его обобрать, а
затем вы представите, как Херрингтон отказывается от этого и становится
грубым и даже жестоким, то у вас будет достаточно оснований для того, чтобы
предположить, что на самом деле произошло».

“Кстати, - сказал Торндайк, - что именно произошло, согласно
доказательствам?”

- Медицинское заключение, - ответил Бидвелл, - показало, что непосредственной
причиной смерти была сердечная недостаточность. На
горле, как вы знаете, были следы пальцев и множество других ушибов. Было очевидно, что
покойный подвергся жестокому нападению, но смерть наступила не непосредственно
от полученных травм ”.

— А что решили присяжные? — спросил Торндайк.

— Умышленное убийство, совершённое неизвестным лицом.

— Мне кажется, — сказал я, — что предположение мистера Карстона не имеет отношения к делу.
многое имеет отношение к делу. Это действительно аргумент для
защиты. Но нас интересует личность неизвестного мужчины ”.

“Я склонен согласиться с доктором Джервисом”, - сказал Бидвелл. “Нам нужно
поймать зайца, прежде чем мы перейдем к кулинарным тонкостям”.

- Я хочу сказать, - сказал Карстон, - что странный характер Херрингтона
предполагает стечение обстоятельств, которые делают вероятным, что его
посетителем был его племянник Годфри.

“В этом есть доля правды”, - согласился Торндайк. “Это в высшей степени
умозрительно, но разумными предположениями нельзя пренебрегать, когда
известных фактов так мало. Я считаю, что полиция должна быть
проинформирована о существовании этого человека и его возможных отношениях с
покойным. Что касается того, является он подозреваемым незнакомцем или нет,
это можно было бы выяснить сразу, если бы он встретился с ночным
швейцаром.

“Да, это правда”, - сказал Бидвелл. “Я думаю, нам с Карстоном лучше
позвонить в Скотленд-Ярд и намекнуть помощнику комиссара на
этот вопрос. Конечно, это должен быть очень осторожный намёк».

«Поднимался ли вопрос о мотивах?» — спросил Торндайк. «Например, об ограблении».


«Нет никаких признаков ограбления, — ответил Бидуэлл. Я
проверил все ящики в комнатах, и всё, кажется,
в целости и сохранности. Ключи были в кармане у бедняги Джайлса, и, похоже,
ничего не было тронуто; более того, не похоже, чтобы в доме было какое-то
ценное движимое имущество».

«Что ж, — сказал Торндайк, — первое, что нужно сделать, — это
установить личность ночного гостя. Это дело
полиции. И если вы позвоните и расскажете им то, что рассказали нам,
им, по крайней мере, будет что расследовать. Им должно быть
Нетрудно доказать, что он либо тот самый человек, которого
впустил в ворота привратник, либо нет. И пока они не решат этот вопрос,
нам не нужно предпринимать никаких действий.

— Именно, — сказал Бидуэлл, вставая и беря шляпу. — Если полиция
сможет довести дело до конца, нам нечего будет делать. Тем не менее я
оставлю вам отчёт о расследовании, чтобы вы могли ознакомиться с ним на досуге, и
буду держать вас в курсе того, как продвигается дело».

Когда наши друзья ушли, Торндайк некоторое время
перелистывал страницы отчёта и просматривал показания свидетелей
свидетели. Вскоре он заметил:

“Если выяснится, что этот человек, Годфри Херрингтон, не тот человек,
которого впустил портье, полиция останется в тени. Кроме
По чисто умозрительному предположению Бидвелла, здесь, похоже, нет никаких зацепок
что бы ни говорило о личности посетителя.

“Бэджер хотел бы это услышать от вас”, - сказал я. «Он был очень
саркастичен в отношении наших методов исследования», — и тут я
рассказал ему о своей беседе с инспектором, в том числе о «подсказках»,
которые он мне дал.

«Это было в его духе, — с улыбкой заметил Торндайк, — так нагло поступать»
нога моего ученого младшекурсника. И все же в том, что он сказал, был зародыш смысла
. Если собрать пыль с пола той комнаты, в которой
двое мужчин вступили в жестокую борьбу, то, несомненно, обнаружатся
следы их обоих ”.

- Вперемешку со следами многих других, - заметил я.

“Верно”, - признал он. “Но это не повлияло бы на ценность
положительный след конкретного человека. Предположим, например,
что у Годфри Херрингтона были крашеные волосы; и предположим, что
в пыли на полу был найден один или несколько окрашенных мужских волосков
в комнате. Это подтвердило бы вероятность того, что он был в этой
комнате, а также того, что именно он боролся с
погибшим».

«Да, я понимаю, — сказал я. — Возможно, мне следовало собрать немного
пыли. Но ещё не поздно, ведь Бидуэлл запер
комнаты. А пока позвольте мне представить вам улики Барсука. Они были
подняты с пола».

Я порылся в кармане и достал бумажный пакет, о существовании
которого я совсем забыл, и, открыв его, с ироничным поклоном
предложил ему. Он серьёзно посмотрел на мою небольшую коллекцию и,
Не обращая внимания на булавку и спичку, он взял третий предмет и
с любопытством осмотрел его.

«Это предполагаемый конец шнурка для ботинка, — заметил он. — Это не слишком
указывает на наблюдательность Барсука. Он настолько не похож на кожу, насколько
это вообще возможно».

«Да, — согласился я, — это явно китовый ус или вулканит».

«Это не вулканит», — сказал он, внимательно рассматривая обломок и
доставая карманный лупу для более тщательного изучения.

«Как вы думаете, что это?» — спросил я, заинтригованный
явным интересом, с которым он рассматривал предмет.

“Нам не нужно предполагать”, - ответил он. “Я полагаю, что если мы попросим Полтона
сделать поперечный разрез, микроскоп скажет нам, что это такое. Я
сейчас передам это ему.

Когда он вышел и я услышал, как он поднимается в лабораторию, где работал наш
ассистент Полтон, я почувствовал
досаду и ощущение неудачи. Так было всегда. Я отнёсся
к этому фрагменту с таким же легкомыслием, как и инспектор, просто положив
его в карман и забыв о нём. Вероятно, эта вещь не представляла
никакого интереса или важности, но так это или нет, Торндайк не стал бы
Он не успокоился бы, пока не узнал наверняка, что это было. И эта привычка
всматриваться во всё, не упускать ничего без самого тщательного
изучения, была одним из главных секретов его успеха в качестве
следователя.

Когда он спустился, я снова поднял эту тему.

«Мне пришло в голову, — сказал я, — что нам, возможно, стоит
заглянуть в ту комнату. Я провёл поверхностный осмотр, так как
Барсук был там».

«Я как раз об этом думал, — ответил он. Если Годфри не
тот, за кого себя выдаёт, и полиция окажется в затруднительном положении, Бидуэлл обратится к нам за помощью
Мы займёмся расследованием, и к тому времени комната может быть
приведена в порядок. Думаю, завтра утром мы получим ключ от Бидуэлла
и проведём тщательный осмотр. А ещё мы можем последовать
прекрасному предложению Бэджера насчёт пыли. Я попрошу Полтона
приехать с нами и привезти полноразмерный пылесос, и мы сможем
просмотреть то, что он соберёт, когда у нас будет свободное время.

В соответствии с этим соглашением мы явились на следующее
утро в контору мистера Бидуэлла в сопровождении Полтона, который,
однако, остро ощущал присутствие пылесоса, который
С трудом спрятав его в коричневую бумагу, он прокрался вверх по лестнице и скрылся из
виду. Бидуэлл сам открыл дверь, и Торндайк объяснил ему наши
намерения.

«Конечно, ты можешь взять ключ, — сказал он, — но я не знаю, стоит ли
тебе заниматься этим делом. С тех пор как я видел тебя прошлой ночью,
произошли изменения. Когда мы с Карстоном приехали в
Скотленд-Ярд, мы поняли, что опоздали. Годфри Херрингтон
выступил с добровольным заявлением».

«Это было мудро с его стороны, — сказал Торндайк, — но было бы ещё мудрее, если бы он
Он всё ещё не сообщил привратнику о случившемся и не послал за
врачом. Он, конечно, утверждает, что смерть наступила в результате несчастного случая?»

«Вовсе нет, — ответил Бидуэлл. Он утверждает, что, когда он уходил, Джайлс был
в полном порядке; настолько в порядке, что смог спустить его — Годфри —
по лестнице и вышвырнуть на тротуар. Судя по
его рассказу, он позвонил, чтобы попытаться получить от
своего дяди некоторую финансовую помощь. Он признаёт, что был довольно настойчив и продолжал
звонить после того, как Джайлс окончательно отказался. Затем Джайлс внезапно
В ярости он вытолкнул его из комнаты, спустил по лестнице и
выбросил в Танфилд-Корт. Это вполне связная история,
и до определённого момента она кажется вполне правдоподобной, но она не объясняет
синяки на теле Джайлза или отпечатки пальцев на его горле.

— Нет, — согласился Торндайк. — Либо он лжёт, либо стал жертвой
каких-то очень необъяснимых обстоятельств. Но, насколько я понимаю, вы больше
не интересуетесь этим делом?

Бидуэлл задумался.

— Ну, — сказал он, — я не знаю. Конечно, я ему не верю,
но, возможно, он говорит правду. Мне кажется
Дело в том, что если он виновен, я хочу, чтобы его осудили; но если вдруг окажется, что он
невиновен... что ж, он племянник Джайлза, и я полагаю, что мой долг
— сделать так, чтобы у него был шанс. Да, я думаю, что хотел бы, чтобы ты
наблюдал за этим делом независимо — с абсолютно ясным умом, не
за и не против. Но я не вижу, что ты можешь сделать.

— Я тоже, — сказал Торндайк. “Но можно наблюдать и отмечать
видимые факты, если таковые имеются. Что-нибудь было сделано с комнатами?”

“Абсолютно ничего”, - последовал ответ. “Они точно такие, какими мы с доктором Джервисом
нашли их на следующее утро после катастрофы”.

С этими словами он вручил Торндайку ключ, и мы поднялись на лестничную площадку,
где мы обнаружили Полтона, стоявшего на страже с пылесосом, как часовой
вооружен каким-нибудь новым и неортодоксальным оружием.

Внешний вид комнаты не изменился. Наполовину сдвинутая
скатерть, россыпь битого стекла на полу, даже
сдвинутая каминная решетка и коврик у камина были такими же, какими я видел их в последний раз.
Торндайк критически огляделся по сторонам и заметил:

«Обстановка едва ли подтверждает заявление Годфри. Здесь явно
происходила долгая и жестокая борьба, а не просто изгнание. И посмотрите на
скатерть. Неприкрытая часть стола находится ближе всего к
двери, и большинство предметов упало с той стороны, которая ближе к
камину. Очевидно, что тело, которое сдвинуло скатерть, двигалось
от двери, а не к ней, что опять же указывает на нечто большее, чем
выталкивание без сопротивления.

Он снова огляделся, и его взгляд упал на гвоздь и
цветной силуэт на обоях.

- Полагаю, - сказал он, - именно там висел таинственный меч или кинжал
. Он довольно велик для кинжала и несколько широков для меча,
хотя варварские мечи бывают всех форм и размеров.”

Он достал рулетку и тщательно измерил призрачную фигуру
на стене. «Длина тридцать один дюйм, — сообщил он, — включая
петлю на конце рукояти, за которую она висела; семь с половиной
дюймов в верхней части ножен, сужающихся довольно неравномерно до
трёх дюймов на кончике. Любопытная форма. Я не припомню, чтобы когда-либо
видел такой меч».

Тем временем Полтон, собрав разбитое стекло и другие предметы,
обнаружил пылесос и запустил двигатель, который работал от
присоединённой сухой батареи, и приступил к работе очень методично
Он катил машину по полу. Через каждые два-три прохода
он останавливался, чтобы опустошить приёмник, и клал серую, похожую на войлок массу на
лист бумаги, делая карандашом пометку о том, из какой части комнаты
она выпала. Размер этих скоплений валяной пыли и
поразительное изменение цвета ковра, на котором были видны следы
уборщицы, наводили на мысль, что деятельность миссис Рант носила
несколько поверхностный характер. Выемки, сделанные Полтоном, очевидно,
представляли собой многолетние накопления.

“Удивительно много волосков в этой старой пыли”, - заметил Полтон, когда он
поместил на газету свежую партию: “особенно в этой партии.
Это пришло из-под зеркала на стене. Возможно, это объясняется той
одежной щеткой, которая висит под стеклом.

- Да, - согласилась я, - это будут волосы, убранные с воротника и плеч мистера Херрингтона
. Но, - добавила я, снимая кисточку с гвоздя
и рассматривая ее, “ миссис Рант, похоже, тоже пользовалась стеклом. Там
на щётке остались три длинных волоска».

Поскольку Торндайк всё ещё с любопытством осматривал
комнату, я приступил к предварительному осмотру куч
вытираю пыль, выковыриваю волоски и другие узнаваемые предметы с помощью
карманных щипцов и переношу их на отдельный лист бумаги. Из
первых большую часть составляли, очевидно, волосы покойного жильца - белые
или тускло-черные мужские волосы - но миссис Рант внесла свой вклад вполне
щедро, потому что я выбрала из разных куч более дюжины длинных
волосков, мышино-коричневый цвет которых, казалось, идентифицировал их как
ее. Остальное в основном состояло из обычных мужских волос разных
цветов, волосков из бровей и ресниц, не представляющих особого интереса, за исключением одного
исключение. Это был чёрный волос, который лежал на бумаге
плотным завитком, похожим на крошечную заводную пружину.

«Интересно, кем был этот негр», — сказал я, рассматривая его через лупу.

«Наверное, какой-нибудь студент-юрист из Африки или Вест-Индии», — предположил Торндайк.
«В Судебных иннах их всегда много».

Он зашёл посмотреть на мою коллекцию, и пока он рассматривал
негритянские волосы через мой объектив, я возобновил свои исследования
маленьких кучек пыли. Вскоре я сделал новое открытие.

«Ну надо же, — воскликнул я, — ещё одни шнурки от ботинок Барсука — ещё
кусочек того же самого, я думаю. Кстати, вы выяснили, что это за
шнурок на ботинке был на самом деле?

“Да”, - ответил он. “Полтон сделал его фрагмент и смонтировал; и
более того, он сделал увеличенную фотографию. У меня есть
фотография у меня в кармане, так что ты можешь сам ответить на свой вопрос ”.

Он достал из своего почтового ящика распечатку в половину листа, которую протянул
я с любопытством изучил ее.

“Это необычный предмет, ” сказал я, “ но я не совсем понимаю, что это. Это
скорее похоже на пучок волос, погруженный в какое-то прозрачное
вещество”.

— По сути, — ответил он, — так оно и есть. Это слоновий
волос, вероятно, с хвоста. Но, как видите, это сложный волос;
фактически группа волос, сросшихся в один стержень. Большинство очень
крупных волос являются сложными. Усы тигра, например, представляют собой крупные
жёсткие волоски, которые, если их разрезать, состоят из нескольких
крупных волосков, сросшихся вместе; а колоссальный волос, растущий на
носу носорога, — так называемый носовой рог — состоит из
тысяч более мелких волосков».

«Это удивительное зрелище», — сказал я, возвращая книгу.
фотография; “очень характерная - если вы случайно знаете, что это такое. Но
загадка в том, как, черт возьми, она попала сюда. В
Храме нет слонов”.

“Я, конечно, ничего такого не заметил”, - ответил он. “и, как вы сказали,
наличие слоновьей шерсти в комнате в центре Лондона является
довольно примечательным обстоятельством. И всё же, возможно, если мы примем во внимание все
остальные обстоятельства, то сможем выдвинуть гипотезу
о том, как он сюда попал. Я рекомендую эту задачу моему учёному другу
для рассмотрения в свободное время; а теперь, когда мы всё увидели
есть на что посмотреть - а это очень мало - мы можем с таким же успехом покинуть Полтон
чтобы закончить сбор данных с пола. Мы можем забрать ваш
небольшой выбор с собой”.

Он сложил бумагу с собранными мною волосками в
аккуратный пакетик, который сунул в карман; затем, протянув
отдав ключ от входной двери Полтону, чтобы вернуть мистеру Бидвеллу, он вышел
я последовал за ним. Мы медленно спускались по лестнице, оба глубоко
задумавшись. Относительно предмета его размышлений я не мог составить никакого
мнения, но мои собственные были заняты проблемой, которая у него возникла.
Я задумался над этим предложением, и чем больше я размышлял, тем менее
реальным оно мне казалось.

Мы почти спустились на первый этаж, когда я услышал быстрые
шаги позади нас. У входа наш преследователь
обогнал нас, и когда мы посторонились, чтобы пропустить его, я мельком увидел
невысокого роста, щеголеватого, элегантно одетого цветного мужчину - очевидно,
африканец или вест-индиец, который нес небольшой чемодан и набор
клюшек для гольфа.

“А теперь, - сказал я вполголоса, - я хотел бы знать, не тот ли это джентльмен, покойный
обладатель той черной шевелюры, которую я подобрал. Похоже, что по сути своей
вполне вероятно, что он живет в этом здании и является ближайшим
соседом Херрингтона. Я остановился у входа и прочитал
единственное имя, написанное на дверном косяке как относящееся ко второму
этажу - мистер Кваку Эссьен, которое, как я решил, подходило джентльмену
цвета.

Но Торндайк его не слушал. Его длинные ноги уже несли
его с обманчивой неторопливостью через Тэнфилд-Корт
вслед за мистером Эссиеном, примерно с той же скоростью. Я ускорил шаг и
обогнал его, немного озадаченный его внезапной целеустремлённостью и
тот факт, что он шёл не в сторону наших апартаментов.
Я ещё больше удивился, когда стало ясно, что Торндайк
следует за африканцем и держится на постоянном расстоянии позади
него; но я ничего не сказал, пока мы не догнали нашу добычу
на Мидл-Темпл-лейн и не увидели, как он ловит такси и уезжает. Тогда я
потребовал объяснений.

«Я хотел убедиться, что он действительно покинул пределы поместья,
потому что мне очень хочется посмотреть, как выглядят его покои.
Я лишь надеюсь, что на его двери есть удобная задвижка».

Я в ужасе уставился на него.

“Вы, конечно, не собираетесь вламываться в его покои!” Я
воскликнул.

“Конечно, нет”, - ответил он. - Если щеколда не поддастся мягким уговорам
Я откажусь от нее. Но не позволяй мне втягивать тебя, Джервис.
Я признаю, что это несколько нерегулярное разбирательство”.

“Нерегулярное!” Я повторил. “Это взлом со взломом, в чистом виде. Я могу
только надеяться, что ты не сможешь войти».

Надежда оказалась тщетной, как я и боялся в глубине души. Когда
мы осмотрели лестницу и убедились в том, что
третий этаж пустует, мы проверили дверь, над которой
Имя нашей жертвы было написано краской; а взгляд, брошенный на зияющую
замочную скважину — признак старомодной задвижки, — подсказал мне, что
дело сделано.

- Итак, Джервис, - сказал Торндайк, доставая из кармана любопытный
инструмент, который он назвал “спутником курильщика”, - это был
неопровержимая отмычка, изготовленная Полтоном под его руководством: “Вам бы
лучше убраться отсюда и подождать меня в наших покоях”.

“Я не стану делать ничего подобного”, - ответил я. “Я соучастник
факт уже установлен, поэтому я могу остаться и посмотреть, как совершается преступление”.

“В таком случае, - сказал он, - тебе лучше понаблюдать за происходящим из
окна на лестничной площадке и позвать меня, если кто-нибудь подойдет к дому. Это
сделает нас в полной безопасности ”.

Соответственно, я занял свое место у окна, а Торндайк,
постучав несколько раз в “дуб”, не получив никакого ответа, приступил
к работе с товарищем курильщика. Не прошло и минуты, как защёлка
щёлкнула, внешняя дверь открылась, и Торндайк, толкнув внутреннюю дверь
внутрь, вошёл, оставив обе двери приоткрытыми. Меня снедало любопытство
в отношении его намерений. Очевидно, они были весьма определёнными
обоснуйте это самое экстраординарное действие. Но я не осмеливался ни на минуту покинуть свой
пост, видя, что мы действительно были вовлечены в очень серьезное
нарушение закона, и было жизненно важно, чтобы мы не
были застигнуты врасплох на месте преступления. Поэтому я не мог наблюдать за действиями моего
коллеги и с нетерпением ждал, не выйдет ли что-нибудь
из этого незаконного проникновения.

Я прождал так минут десять, внимательно наблюдая за
тротуаром внизу, как вдруг услышал, что Торндайк быстро пересек комнату и
подошел к двери. Мгновение спустя он вышел на лестничную площадку с
в его руке был предмет, который, хотя и просветил меня относительно цели
рейда, еще больше озадачил меня.

“Это похоже на пропавший меч из комнаты Херрингтона!” Я
воскликнул, изумленно глядя на него.

“Да”, - ответил он. “Я нашел это в ящике в спальне. Только это
не меч”.

“Тогда, что это, черт возьми?” — спросил я, потому что предмет был похож на
широкий меч в мягких кожаных ножнах грубоватой местной
работы.

В ответ он медленно вытащил предмет из ножен, и, когда он
оказался у меня перед глазами, я вскрикнул от удивления.
неопытному глазу это показалось удлиненным телом около девяти дюймов в длину
покрытым грубой черной кожей, с обеих сторон от которой отходили
множество чего-то похожего на толстые черные провода. Сверху он был
снабжен кожаной ручкой, на которой висела подвеска
петля из плетеной кожи.

“Я так понимаю, - сказал я, - что это хвост слона”.

“Да, - ответил он, - и довольно примечательный экземпляр. Волосы
необычной длины. Некоторые из них, как вы видите, почти восемнадцати дюймов
в длину.

“ И что вы собираетесь теперь делать? - Спросил я.

«Я собираюсь положить его на то место, где нашёл. Затем я сбегаю в
Скотленд-Ярд и посоветую Миллеру получить ордер на обыск. Он слишком
осторожен, чтобы задавать неудобные вопросы».

Должен признаться, я испытал огромное облегчение, когда через минуту
Торндайк вышел и закрыл дверь; но я не мог отрицать, что
обыск был оправдан результатами. То, что, по-видимому, было
всего лишь предположением, превратилось в достоверный факт, на основании которого
можно было уверенно действовать.

«Полагаю», — сказал я, когда мы по пути направились к набережной
для Скотленд-Ярда: “Я должен был раскрыть это дело”.

“У вас были средства”, - ответил Торндайк. “Во время вашего первого визита вы
узнали, что со стены исчез какой-то предмет. Это
казалось тривиальным предметом, не имеющим ценности, и вряд ли могло быть
связано с преступлением. Поэтому вы проигнорировали это. Но оно
исчезло. Его исчезновение не было объяснено, и это
исчезновение, похоже, совпало по времени со смертью Херрингтона.
Это, несомненно, требовало расследования. Затем вы нашли на полу
предмет, назначение которого вам было неизвестно. Очевидно, вам следовало
нужно было выяснить, что это такое».

«Да, нужно было, — признал я, — хотя я не уверен, что
даже тогда я был бы намного дальновиднее. На самом деле я и сейчас не
слишком дальновиден. Я не понимаю, как ты вычислил этого Эссена, и
не понимаю, зачем ему было так утруждаться, рисковать и даже
совершать убийство, чтобы завладеть этим безделушным раритетом. Конечно
Я могу лишь догадываться. Но мне бы хотелось услышать, как вы управляли
человеком и этим существом на Земле.

— Хорошо, — сказал Торндайк. — Позвольте мне рассказать о цепочке открытий
и выводы в их последовательности. Сначала я узнал, что некий предмет,
предположительно варварский меч, пропал примерно
во время убийства — если это _было_ убийство. Затем мы узнали от
Карстона, что сэр Гилберт Херрингтон присвоил себе знаки отличия и
церемониальные предметы, принадлежавшие королю Беквита; что некоторые из них
впоследствии были возвращены, но другие были подарены друзьям в качестве
диковинок. Пока я слушал эту историю, мне в голову пришла мысль
что исчезнувшая диковинка могла быть одной из пропавших
церемониальные предметы. Это было не только возможно, но и весьма вероятно.
Ведь Джайлс Херрингтон вполне мог получить один из
таких подарков, а его угрюмый нрав делал маловероятным то, что он
вернёт его. А поскольку такой предмет мог представлять большую ценность для
кого-то и поскольку он фактически был украден, у заинтересованного лица были
веские причины завладеть им силой.
Это, конечно, была всего лишь гипотеза довольно
сомнительного характера. Но когда вы представили объект, который я сразу же
Гипотеза о том, что это был волос слона, а затем и доказательство этого,
превратилась в разумную рабочую теорию. Ведь среди церемониальных предметов,
которые составляют то, что мы можем назвать регалиями западноафриканского короля,
есть хвост слона, который несёт перед ним специальный слуга как
символ его власти и силы. Хвост слона был почти
наверняка украден у короля, и Карстон ничего не сказал о том, что
он был возвращён.

— Ну, когда мы только что вошли в покои Херрингтона, мне стало ясно,
что исчезнувшая вещь точно не была мечом.
Призрачная фигура на стене мало что проясняла, но было ясно
что предмет висел на гвозде за большую петлю на конце
рукоятки. Но петля для подвешивания меча или кинжала всегда находится
на ножнах, а не на рукоятке. Но если это был не меч,
то что же это было? Шерсть слона, которую вы нашли на полу, казалось,
отвечала на этот вопрос.

«Когда мы вошли, я заметил на дверном косяке западноафриканское
имя — Кваку Эссиен. Человек по имени Кваку, несомненно,
негр. Но если это был хвост слона, то его законным владельцем был
негр, и этот владелец хотел вернуть его и имел на это моральное право
вступить во владение им. Вот еще одно поразительное соглашение.
комнаты над домом Херрингтона занимал негр. Наконец, вы
нашли среди пыли на полу волосы негра. Значит, негр действительно был в этой комнате
. Но из того, что мы знаем о Херрингтоне, этот негр был
не в качестве приглашенного посетителя. Все вероятности указывали на мистера
Эссен. Но этих данных было недостаточно, чтобы действовать. Затем нам
повезло. Мы получили возможность исследовать покои Эссена
и ищите важнейший факт. Но вот мы в Скотленд-Ярде ”.


В тот вечер, около восьми часов, знакомая дробь на нашем дверном молотке
возвестила о прибытии мистера суперинтенданта Миллера, не совсем
неожиданном, как я и предполагал.

“Ну что ж, - сказал он, когда я впустил его, - цветной дворянин вернулся
домой. Я только что получил сообщение от человека, которому поручили следить за
помещением.

— Вы собираетесь произвести арест прямо сейчас? — спросил Торндайк.

— Да, и я буду рад, если вы пойдёте со мной. Вы
знаете об этом деле больше, чем я.

Торндайк сразу же согласился, и мы отправились в путь вместе. Когда мы вошли
В Танфилд-Корт мы прошли мимо человека, который прятался в тени
у входа и молча указывал на освещённые окна комнат,
к которым мы направлялись. Поднявшись по лестнице,
по которой я недавно поднимался с преступными намерениями, мы остановились у двери мистера Эссиена,
перед которой управляющий сделал замысловатый взмах своей тростью,
поскольку там не было молотка. Через некоторое время мы услышали, как задвижка
отодвинулась, дверь приоткрылась, и в проёме появилось
чёрное лицо, которое с подозрением смотрело на нас.

«Кто вы такие и чего вам нужно?» — спросил обладатель этого лица
грубо.

“Вы, я полагаю, мистер Кваку Эссьен?” - ненавязчиво спросил Миллер
просовывая ногу в дверной проем.

“Да”, - последовал ответ. “Но я вас не знаю. Чем вы занимаетесь?”

“Я офицер полиции”, - ответил Миллер, ставя ногу чуть дальше
, - “и у меня есть ордер на ваш арест по обвинению в
убийстве мистера Джайлса Херрингтона”.

Прежде чем суперинтендант закончил фразу, смуглое
лицо исчезло, и дверь с грохотом захлопнулась - прямо на
массивную ногу суперинтенданта. Эта нога была мгновенно усилена
Он толкнул меня плечом, и на несколько мгновений между нами завязалась борьба,
но силы были неравны. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату
ворвался управляющий. На мгновение я увидел летящую фигуру,
которую преследовали, и она метнулась во внутреннюю комнату,
хлопнув за собой вторую дверь — снова на бегу. А потом - все это
казалось, произошло за несколько секунд - удрученная фигура, сидящая
на краю кровати, сжимающая пару скованных рук и наблюдающая
Миллер, вытаскивающий слоновий хвост из ящика в гардеробной
комод.

— Эта... э-э... вещь, — сказал Миллер, — принадлежала мистеру Херрингтону и была
украдена из его дома в ночь убийства.

Эссен решительно покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Вы ошибаетесь. Я ничего не крал и не
убивал мистера Херрингтона. Послушайте меня, и я всё вам расскажу.

Миллер, как обычно, предупредил заключённого о возможных последствиях, и тот продолжил:

«Эта слоновая щётка — одна из многих вещей, украденных много лет назад у
короля Беква;. Некоторые из этих вещей — большинство из них — были
возвращены, но эту долгое время не могли найти. Наконец-то она нашлась
Мне стало известно, что он находится у мистера Херрингтона, и я написал ему
с просьбой отдать его и сообщил, кто я такой: я старший
из ныне живущих сыновей сестры короля и, следовательно,
согласно нашему закону, наследник королевства. Но он не захотел ни отдать его, ни даже продать.
Затем, поскольку я был студентом гостиницы, я снял эти комнаты над его
камерой, намереваясь при первой же возможности войти и завладеть
имуществом моего дяди. Такая возможность представилась той ночью, о которой вы
рассказали. Я поднимался по лестнице в свои комнаты, когда, проходя мимо,
за его дверью я услышал громкие голоса, как будто люди ссорились. Я
как раз подошел к своей двери и открыл ее, когда услышал, как открылась его дверь, а
затем раздался сильный шум и звуки борьбы. Я пробежал немного вниз
и заглянул через перила, а потом увидел, как он толкает мужчину
через площадку и вниз по нижней лестнице. Когда они исчезли, я
сбежал вниз и, обнаружив, что его дверь приоткрыта, вошел, чтобы забрать свою собственность.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти его, и я как раз снял его с
гвоздя и собирался выйти с ним, когда у двери встретил мистера Херрингтона
Он уже был очень взволнован, а когда увидел меня, то, казалось, сошёл с ума.
Я попытался пройти мимо него, но он схватил меня и затащил обратно в комнату, вырвав у меня из рук эту штуку.
Он был очень агрессивным.
Я думал, что он хочет меня убить, и мне пришлось бороться за свою
жизнь. Внезапно он отпустил меня, отступил на несколько шагов
и упал на пол. Я наклонился над ним, думая, что он
заболел, и гадая, что мне лучше сделать. Но вскоре я понял, что он
не болен, а мёртв. Тогда я очень испугался. Я поднял
Я взял щётку для чистки слонов и положил её обратно в футляр, а затем очень
тихо вышел, закрыл дверь и побежал в свою комнату. Вот что произошло.
Не было ни ограбления, ни убийства.


— Что ж, — сказал Миллер, когда заключённый и его конвоир скрылись
за воротами, — полагаю, с юридической точки зрения это убийство, но
вряд ли они будут выдвигать обвинение.

“Я не думаю, что это возможно даже технически”, - сказал Торндайк. “У меня такое чувство,
что он будет оправдан, если предстанет перед судом. Между тем, я полагаю,
что мой клиент, Годфри Херрингтон, будет освобожден из-под стражи
немедленно ”.

— Да, доктор, — ответил Миллер, — я сейчас этим займусь. Ему
повезло больше, чем он заслуживал, ведь вы взялись за его
дело. Не думаю, что его оправдали бы, если бы дело
дошло до суда.

Прогноз Торндайка оказался почти верным, но оправдания не было,
потому что не было суда. Дело против Кваку Эссиена
так и не дошло до Большого жюри.




VIII.
ПАТОЛОГОАНАТОМ НА ПОМОЩЬ

— Надеюсь, — сказал я, с тревогой глядя из окна на Кингс
Бенч-Уок, — что наш друг Фоксли успеет вовремя, иначе мне придётся
Я не могу упустить шанс услышать его историю. Я должен быть в суде к половине
одиннадцатого. В телеграмме говорилось, что он священник, не так ли?

— Да, — ответил Торндайк. — Преподобный Артур Фоксли.

— Тогда, возможно, это он. В этом направлении от Роу
переходит священник, только с ним девушка. Он ничего не сказал
о девушке, не так ли?

— Нет. Он просто попросил о встрече. Однако, — добавил он,
присоединившись ко мне у окна и наблюдая за приближающейся парой,
которая, казалось, не сводила глаз с номера над нашим портиком, — это
очевидно, наш клиент, и пришёл точно в назначенное время».

В ответ на старомодный стук в нашу маленькую дверь он
открыл внутреннюю дверь и пригласил священника и его спутника
войти. Пока они представлялись друг другу, я критически
осмотрел наших новых клиентов. Мистер Фоксли был типичным и приятным
представителем своего класса: красивый, утончённый пожилой джентльмен,
с изысканной речью, учтивый и вежливый, с некоторой подкупающей
простотой в манерах, которая произвела на меня самое благоприятное впечатление. Его спутник
Я решил, что она прихожанка, потому что она была из тех, кого дамы склонны
называть «не совсем»; то есть её социальный статус
соответствовал низшим слоям среднего класса. Но она была прекрасной,
рослой девушкой, очень миловидной и обаятельной, тихой и нежной
с манерами и, очевидно, в большой беде, потому что ее ясные серые глаза были неподвижны
искренне, почти пожирающе, на Торндайка - были покрасневшими и
залитыми непролитыми слезами.

“Мы обратились к вам за помощью, доктор Торндайк, - начал священник, - по
совету моего друга, мистера Бродрибба, который случайно зашел ко мне по одному
законное дело. Он заверил меня, что вы сможете решить наши
трудности, если это будет в человеческих силах, поэтому я пришёл, чтобы изложить вам эти
трудности. Я молю Бога, чтобы вы смогли нам помочь
моя бедная юная подруга, мисс Маркхэм, находится в ужасном
положении, и вы поймёте почему, когда я скажу вам, что её будущий
муж, замечательный молодой человек по имени Роберт Флетчер,
находится под стражей в полиции по обвинению в грабеже и убийстве».

Торндайк серьёзно кивнул, и священник продолжил:

«Мне лучше рассказать вам, что именно произошло. Мертвый человек - это один
Джозеф Риггс, дядя Флетчера по материнской линии, был странным, эксцентричным
человеком, одиноким, скупым и вспыльчивым, с неумолимым нравом. Он был
довольно состоятельным, хотя и жил в нищете, постоянно испытывая абсурдный
страх перед бедностью. Его племянник Роберт, по-видимому, был его единственным известным
родственником и, согласно завещанию, единственным наследником. Однако недавно
Роберт обручился с моей подругой, мисс Лилиан, и против этого
обручения яростно выступал его дядя, который неоднократно
призывал его заключить, как он выразился, выгодный брак. Что касается мисс
Лилиан — бесприданница, за исключением тех даров, которыми
Бог счёл нужным её наделить, и которые её будущий муж
по достоинству ценит выше материальных благ. Однако Риггс
в своей грубой манере заявил, что не собирается оставлять своё
имущество мужу продавщицы и что Роберту лучше подыскать
себе жену с деньгами, иначе он будет исключён из завещания.

«Кульминация наступила вчера, когда Роберт в ответ на
безапелляционный вызов отправился к своему дяде. Мистер Риггс был в очень
непримиримом настроении. Он потребовал, чтобы Роберт разорвал свои
помолвка безоговорочная и немедленная, и когда Роберт без обиняков
настоял на своем праве самому выбирать жену, старик пришел в ярость
он пришел в бешенство, кричал, ругался, используя самые
оскорбительные высказывания и даже угрозы личного насилия.
Наконец он достал из кармана золотые часы и положил их вместе с
цепочкой на стол; затем, выдвинув ящик стола, достал пачку
облигаций на предъявителя и бросил их рядом с часами.

«Вот, друг мой, — сказал он, — это твоё наследство. Это всё,
что ты получишь от меня, живой или мёртвый. Бери и уходи, и не дай мне
чтобы я больше никогда тебя не видел».

«Сначала Роберт отказался принять подарок, но его дядя так
разбушевался, что в конце концов Роберт взял часы и
облигации, пообещав вернуть их позже, и ушёл. Он ушёл в
полшестого, оставив дядю одного в доме».

«Как это было?» спросил Торндайк. «Там не было слуги?»

«Мистер Риггс не держал прислугу. Молодая женщина, которая вела его
хозяйство, приходила в половине девятого утра и уходила в половине
пятого вечера. Вчера она ждала до пяти, чтобы приготовить чай, но потом, как
Шум в гостиной всё ещё не утихал, и она решила, что лучше
уйти. Она боялась заходить, чтобы расставить чайную посуду.

«Сегодня утром, когда она пришла в дом, входная дверь
была не заперта, как и всегда днём. Когда она вошла, её внимание
сразу привлекли две или три маленькие лужицы крови на
полу в холле или коридоре. Несколько встревоженная этим, она заглянула
в гостиную и, не обнаружив там никого, а также поражённая
тишиной в доме, прошла по коридору в заднюю часть дома
Комната — что-то вроде кабинета или офиса, который обычно был заперт, когда
мистера Риггса не было в доме. Однако сейчас дверь была не заперта и слегка приоткрыта.
Сначала она постучала, но, не получив ответа, толкнула дверь
и заглянула внутрь. К своему ужасу, она увидела своего
работодателя, лежащего на полу, по всей видимости, мёртвого, с
раной на виске и пистолетом на полу рядом с ним.

«Она тут же развернулась и выбежала из дома, а затем побежала
по улице в поисках полицейского, когда столкнулась со мной на
Она завернула за угол и выпалила свои ужасные новости. Я пошёл с ней в
полицейский участок, и по дороге она рассказала мне, что произошло
вчера днём. Естественно, я был глубоко потрясён и
встревожен, потому что понимал, что — справедливо или нет — подозрения
немедленно падут на Роберта Флетчера. Служанка, Роуз Тёрнмилл, считала
само собой разумеющимся, что он убил её хозяина; и когда мы нашли
инспектора станции и Роуз повторила ему свои показания, стало
очевидно, что он придерживается того же мнения.

«Вместе с ним и сержантом мы вернулись в дом; но по дороге мы
Я встретил мистера Бродрибба, который остановился в «Белом льве» и только
что вышел на прогулку. Я быстро рассказал ему о случившемся и умолял
его пойти с нами, что он и сделал с согласия инспектора.
Пока мы шли, я объяснил ему, в каком ужасном положении может оказаться Роберт
Флетчер, и попросил совета, что мне делать.
Но, конечно, ничего нельзя было сказать или сделать, пока мы не увидели
тело и не узнали, есть ли какие-то подозрения в отношении Роберта.

«Мы нашли этого человека, Риггса, лежащим, как и сказала Роуз. Он был мёртв,
Он был холоден и неподвижен. На правом виске виднелась огнестрельная рана,
а на полу справа от него лежал пистолет. Из раны вытекло немного крови,
но не так много, и она собралась в небольшую лужицу на
промасленной ткани. Дверца железного сейфа была открыта,
а на замке висела связка ключей; на столе были разложены
один или два пакета акций. При обыске карманов убитого было обнаружено, что золотые
часы, которые, по словам слуги, он обычно носил с собой, пропали, и
когда Роуз пошла в спальню, чтобы проверить, на месте ли они, их нигде
не оказалось.

«Однако, если не считать часов, всё указывало на то, что мужчина
покончил с собой. Но против этой версии говорила кровь на
полу в холле. Покойник, судя по всему, упал сразу после
выстрела, и кровотечение было незначительным. Тогда откуда
взялась кровь в холле?» Инспектор решил, что это не
могла быть кровь убитого; и когда мы осмотрели место и увидели
что там было несколько небольших луж и что они, казалось, образовывали
дорожку, ведущую к входной двери, он убедился, что кровь была
упало с какого-то человека, который был ранен и убегал из
дома. И, учитывая обстоятельства, он был вынужден предположить, что этим
человеком был Роберт Флетчер; и, исходя из этого предположения, он немедленно отправил
сержанта арестовать Роберта.

«По этому поводу я посоветовался с мистером Бродриббом, который отметил, что
дело в основном сводится к крови в холле. Если бы это была
кровь погибшего, а отсутствие часов можно было бы объяснить, то
вердикт о самоубийстве можно было бы принять. Но если бы это была кровь
другого человека, то этот факт указывал бы на убийство. Вопрос, — сказал он, — в том,
Нужно было, по возможности, уладить этот вопрос, и его совет мне, если я
считал Роберта невиновным — а, судя по тому, что я о нём знал, я
определённо так считал, — был таков: купите в аптеке пару
маленьких чистых бутылочек с этикетками и — с согласия
инспектора — налейте в одну из них немного крови из прихожей, а в другую — немного крови
погибшего. Запечатайте их оба в присутствии инспектора и моём
и отнесите доктору Торндайку. Если можно ответить на
вопрос, принадлежат ли они одному и тому же человеку или нет? он
ответит на него.

— Ну, инспектор не возражал, так что я сделал так, как он посоветовал. И
вот образцы. Надеюсь, они расскажут нам то, что мы хотим
узнать.

Тут мистер Фоксли достал из портфеля небольшую картонную коробку и
открыв её, показал две маленькие бутылочки с широким горлышком,
тщательно упакованные в вату. Осторожно вынув их, он поставил
их на стол перед Торндайком. Оба флакона были аккуратно закупорены, запечатаны — как я заметил, печатью
Бродрибба — и снабжены этикетками. На одной было написано «Кровь
Джозефа Риггса», а на другой — «Кровь неизвестного происхождения», и обе
Подпись: «Артур Фоксли». Дата. На дне каждой бутылки была небольшая
масса студенистого кровяного сгустка.

Торндайк с некоторым сомнением посмотрел на две бутылки и, обращаясь
к священнику, сказал:

«Боюсь, мистер Бродрибб несколько переоценил наши возможности.
Не существует известного метода, с помощью которого можно было бы
с уверенностью отличить кровь одного человека от крови другого».

“Боже мой, боже мой!” - воскликнул мистер Фоксли. “Какое разочарование! Значит, эти
образцы все-таки бесполезны?”

“ Я этого не скажу, но в высшей степени невероятно, чтобы
они не дадут никакой информации. Вы не должны возлагать на
них никаких надежд».

«Но вы же изучите их и посмотрите, можно ли что-то почерпнуть из
них», — убедительно произнёс священник.

«Да, я изучу их. Но вы же понимаете, что если они и дадут
какие-то улики, то эти улики могут оказаться неблагоприятными?»

- Да, мистер Бродрибб указал на это, но мы готовы пойти на
риск, и то же самое, смею заметить, касается Роберта Флетчера, которому я задал
вопрос.

- Значит, вы видели мистера Флетчера с момента обнаружения?

“ Да, я видел его в полицейском участке после ареста. Это было тогда.
что он сообщил мне - а также полиции - подробности, которые я уже
повторил вам. Он должен был сделать заявление, поскольку при нем были найдены часы убитого
и облигации”.

“Что касается пистолета. Это было идентифицировано?”

“Нет. Это старомодный "дерринджер", который никто никогда раньше не видел
поэтому нет никаких доказательств того, чьей он был собственностью ”.

— А что насчёт тех акций, о которых вы говорили и которые лежали на
столе? Вы, случайно, не помните, что это были за акции?

— Да, это были акции западноафриканской горнодобывающей компании; кажется, она называлась Abusum Pa-pa,
если не ошибаюсь.

“Тогда, ” сказал Торндайк, ” мистер Риггс терял деньги. "Абусум"
Компания "Па-па" только что была ликвидирована. Вы не знаете, было ли что-нибудь взято из сейфа
?”

“Невозможно сказать, но, по-видимому, нет, поскольку в кассе было много
денег, которые мы открыли и осмотрели. Но мы
узнаем больше завтра на дознании, и я надеюсь, что вы
тоже что-нибудь расскажете. Но в любом случае я надеюсь, что вы
присмотрите за ходом расследования от имени бедного Флетчера. И если возможно,
присутствуйте на вскрытии в одиннадцать часов. Вы сможете это сделать?

“Да. И я спущусь достаточно рано, чтобы произвести инспекцию
помещения, если полиция предоставит необходимые условия”.

Мистер Фоксли горячо поблагодарил его, и когда детали относительно
поездов были согласованы, наши клиенты встали, чтобы отбыть. Торндайк сердечно пожал
им руки и, прощаясь с мисс Маркхэм,
пробормотал несколько слов ободрения. Она благодарно
и просительно посмотрела на него, наивно взяв его за руку.

«Вы ведь попытаетесь нам помочь, доктор Торндайк, не так ли? — настаивала она. — И
вы очень, очень внимательно изучите эту кровь. Обещайте, что вы
уилл. Помните, что жизнь бедного Роберта может зависеть от того, что вы сможете рассказать
об этом.

- Я понимаю это, мисс Маркхэм, - мягко ответил он, - и я обещаю вам
что образцы будут самым тщательным образом исследованы; и далее,
что в моих попытках донести
правду не останется камня на камне”.

От его ответа, произнесённого с бесконечной добротой и сочувствием, её глаза
наполнились слезами, и она отвернулась, пробормотав несколько слов
благодарности. Добрый священник, которого этот небольшой эпизод
тоже тронул, взял её за руку и повёл к двери.

- Ну, - заметил я, когда их удаляющиеся шаги затихли вдали, - старина
Энтузиазм Бродрибба, похоже, позволил вам взяться за странную
задачу; и я замечаю, что вы, похоже, согласились с
заявлением Флетчера ”.

“Без предубеждения”, - ответил он. “Я не знаю Флетчера, но
соотношение вероятностей в его пользу. И все же, этот кровавый след в
холле - любопытная особенность. Это, безусловно, требует объяснения.”

«Так и есть!» — воскликнул я, — «и тебе предстоит найти
объяснение! Что ж, желаю тебе удачи в этом деле. Полагаю, ты доведешь
этот фарс до победного конца, как и обещал?»

— Конечно, — ответил он. — Но это вряд ли фарс. Я бы
в любом случае изучил образцы. Никогда не знаешь, какой
проливной факт может открыться в результате случайного наблюдения.

Я скептически улыбнулся.

— Вас просят установить, что эти два образца
крови принадлежат одному и тому же человеку. Если и есть какие-то
способы доказать это, то мне они неизвестны. Я должен был сказать, что это
невозможно”.

“Конечно, - возразил он, - вы совершенно правы, говоря академически
и в общих чертах. Нет метода идентификации крови отдельного человека
личности до сих пор не обнаружены. Но все же я могу представить себе
возможность, в особых и исключительных случаях, реальной,
идентификации личности по крови. Что думает мой ученый друг
?”

“Он думает, что его воображение не соответствует требуемым усилиям”,
Я ответил; и с этими словами я взял свой портфель и отправился к
своим обязанностям в суде.

То, что Торндайк сдержит своё обещание, данное бедной Лилиан Маркхэм, было
предрешено, каким бы нелепым ни казался этот экзамен. Но даже
мой многолетний опыт общения с моим коллегой, отличающимся скрупулёзной добросовестностью, не
это не подготовило меня к зрелищу, которое предстало моим глазам, когда я вернулся в
наши покои. На столе стоял микроскоп, по бокам от которого стояли три
предметные стекла. В каждой коробке было по шесть подносов, и в каждом лотке лежало по шесть слайдов -
всего сто восемь слайдов!

Но почему три коробки? Я открыл одну. Слайды - тщательно смонтированные
пленки крови - были помечены как “Джозеф Риггс”. Те, что были во второй коробке
были подписаны: «Кровь с пола в коридоре». Но когда я открыл третью
коробку, то увидел набор пустых слайдов с подписью «Роберт Флетчер»!

Я громко рассмеялся. Потрясающе! Торндайк превзошёл сам себя
его обещание. Он не только собирался исследовать - вероятно, уже изучил
исследовал - два полученных образца; он фактически собирался собрать
третий образец для себя!

Я взял один из слайдов мистера Риггса и положил его на подставку
микроскопа. Торндайк, похоже, использовал маломощный
объектив -полтора дюйма. Пробежав глазами это, я переключился
на окуляр с большим увеличением. А потом меня ждал ещё
один сюрприз. Ярко окрашенные «белые» тельца свидетельствовали о том, что
Торндайк действительно потрудился окрасить плёнки
эозин! Я снова пробормотал: “Потрясающе!” - и положил предметное стекло обратно в
коробку. Потому что, конечно, там было именно то, что ожидалось: кровь - или
скорее, распавшийся тромб. По ее виду я даже не мог бы
поклясться, что это человеческая кровь.

Я только закрыл коробку, когда в комнату вошел Торндайк. Его быстрый
глаз сразу заметил изменившуюся цель, и он заметил:

— Я вижу, ты ознакомился с образцами.

— С одним образцом, — поправил я. — Лучше меньше, да лучше.

— Блаженны алчущие и жаждущие, — возразил он, а затем добавил:
добавил: «Я изменил свои планы, хотя мне не стоит вмешиваться
в твои. Я поеду в Саутхейвен сегодня вечером; на самом деле, я
выезжаю через несколько минут».

«Почему?» — спросил я.

«По нескольким причинам. Я хочу убедиться в результатах вскрытия завтра
утром, я хочу собрать все доступные факты и
наконец, я хочу подготовить набор плёнок с кровью Роберта Флетчера.
Мы можем завершить серию, — добавил он с улыбкой, на
что я ответил широкой ухмылкой.

— Серьёзно, Торндайк, — возразил я, — я удивлён, что ты в твоём возрасте
тоже. Она милая девушка, но не настолько красива, чтобы оправдать
сто восемь кровавых фильмов».

Я проводил его до такси, за ним шёл Полтон, который нёс его
скромный багаж, а затем вернулся, чтобы поразмышлять о его вероятном плане
кампании. Конечно, у него был план. Его целеустремлённые, решительные манеры
говорили мне, что он разобрался в этом деле лучше меня. Я принял
это как нечто естественное и неизбежное. На самом деле я могу признать, что мои
неуважительные подшучивания скрывали веру в его способности, едва ли уступающие
даже способностям старого Бродрибба. На самом деле я был почти готов обнаружить
что эти нелепые кровавые фильмы в конце концов дали какой-то
«проясняющий факт», из-за которого он поспешил в Саутхейвен в
поисках подтверждения.

Когда на следующий день я вышел из поезда в
полдень, он уже ждал меня на платформе, готовый проводить меня в
отель, чтобы мы могли пообедать.

«Пока всё идёт хорошо», — сообщил он. «Я присутствовал на вскрытии и
тщательно изучил рану. Пистолет был в правой руке
не более чем в пяти сантиметрах от головы; вероятно, совсем близко, потому что
кожа обожжена и густо покрыта татуировками из зерен черного пороха. Я обнаружил,
что Риггс был правшой. Таким образом, на первый взгляд вероятность в
пользу самоубийства; и недавняя потеря денег предполагает разумный
мотив ”.

“Но что насчет той крови в холле?”

“О, мы от нее избавились. Я закончил серию фильмов о крови прошлой
ночью”.

Я быстро взглянул на него, чтобы понять, говорит ли он серьёзно или просто
шутит. Но его лицо было неподвижно, как деревянная маска.

«Ты невыносимый старый чёрт, Торндайк!» — воскликнул я с
убеждённостью. Затем, зная, что перекрёстный допрос будет бесполезен, я
спросил:

“Что мы собираемся делать после обеда?”

- Инспектор собирается показать нам “место трагедии", как
как выразились бы газеты.

Я с благодарностью отметил, что он приберег этот материал для меня, и
на время оставил профессиональные темы, сосредоточив свое
внимание на старинных улицах-амфибиях, по которым мы шли
. В облике
морского портового города всегда есть что-то интересное, даже если это такой маленький город, как Саутхейвен.

Инспектор прибыл с такой пунктуальностью, что застал нас ещё за
за столик и был легко уговорен присоединиться к нам с чашечкой кофе и
угоститься сигарой, предложенной Торндайком, как я подозревал, с
целью помешать беседе. Я видел, что его интерес к моему
коллеге был сильным и не лишенным благоговейного трепета, что в
сочетании с сигарой удерживало его от любых неуместных
проявления любопытства, но не от постоянного, хотя и украдкой,
наблюдение за моим другом. Действительно, когда мы приехали в дом покойного мистера
Риггса, меня втайне позабавило то, как пристально он за нами наблюдал
о передвижениях Торндайка, какими бы неожиданными ни оказались результаты проверки
.

Сам дом представлял очень мало интереса, за исключением его
живописного, старомодного экстерьера, выходящего фасадом на тихую боковую улочку
и был обставлен глубоким эркером, из которого, как установил Торндайк
, открывался прекрасный вид на улицу из конца в конец. Это
был довольно убогий, запущенный домишко, как и следовало
ожидать, и наш осмотр, насколько я мог видеть, дал
только один факт имел какое-либо значение: а именно то, что там появилось
не было никакой связи между пятном крови на полу в кабинете
и чередой больших пятен от середины коридора до улицы
дверь. И на этом свидетельстве - определенно неблагоприятном с нашей
точки зрения - Торндайк сосредоточил свое внимание, когда проводил
предварительный опрос.

Сопровождаемый бдительным инспектором, он осмотрел
маленькую комнату, изучая каждый дюйм пола между пятном крови
и дверью. Последний он тщательно осмотрел сверху донизу,
особенно ручку, косяки и перемычку. Затем он пошел
Он вышел в коридор, дюйм за дюймом осматривая пол,
изучая стены и даже заглядывая за рамки с гравюрами, которые
висели на них. Лампа с отражателем, подвешенная на
гвозде к стене, привлекла его внимание, как и массивный
крюк для лампы, вкрученный в одну из балок низкого потолка,
о котором Торндайк заметил, проходя под ним, что его,
должно быть, закрепил там карлик.

— Да, — согласился инспектор, — и дурак. Подвесная лампа, закреплённая на этом
крюке, перекрыла бы весь фарватер. Места не так уж много
как есть. Как жаль, что мы не были чуть более внимательны к следам
в этом месте. Здесь на этой
промасленной ткани полно следов мокрых ног; они едва различимы, но их можно было бы хорошо рассмотреть, если бы они
не накладывались друг на друга. Здесь есть следы мистера Фоксли,
девушки, мои и тех мужчин, которые выносили тело, но будь я проклят, если
смогу определить, чьи они. Это какая-то неразбериха.

— Да, — согласился я, — всё очень запутанно. Но я заметил одну странную
вещь. Здесь есть несколько едва заметных следов большой правой ноги, но я
не вижу никаких следов соответствующей левой ноги. А вы видите?

“Возможно, это оно”, - сказал Торндайк, указывая на большой неясный овал
отметина. “Я заметил, что это, кажется, происходит в какой-то связи
с большой правой ногой; но я должен признать, что это не очень
очевидный след”.

“Мне вообще не следовало принимать это за отпечаток ноги, во всяком случае, не
человеческий след. Это больше похоже на след какого-то крупного животного”.

— Так и есть, — согласился Торндайк. — Но что бы это ни было, оно, похоже,
было здесь до того, как появились остальные. Вы заметили, что везде, где оно
появляется, его, похоже, топчут другие».

— Да, я это заметил, и то же самое можно сказать о большом пальце правой ноги,
так что, похоже, они связаны, как вы и сказали. Но будь я
проклят, если смогу что-то из этого извлечь. А вы, инспектор?

Инспектор покачал головой. Он не мог распознать след как
отпечаток ноги, но ясно видел, что поступил глупо,
не позаботившись о том, чтобы защитить пол.

Когда осмотр зала был закончен, Торндайк открыл
дверь и посмотрел на большое ровное крыльцо.

«Какая здесь была погода в среду вечером?» — спросил он.

— Ливень, — ответил инспектор. — И ночью было один или два сильных
ливня. Вы заметили, что на пороге нет
следов крови. Но их и не было бы, потому что
если бы человек вышел из этой двери, истекая кровью, кровь
выпала бы на мокрый камень и сразу же смылась бы водой».

Торндайк признал, что это правда, и таким образом ещё одно
убедительное доказательство было опровергнуто. Подавляющая вероятность
того, что кровь в зале принадлежала не
погибшему, оставалась неизменной; и я не мог найти ни одного факта
В ходе осмотра дома мы не обнаружили ничего, что могло бы хоть как-то
помочь нашему клиенту. На самом деле мне показалось, что у защиты
совершенно нет никаких аргументов, и я даже задался вопросом, не
пытаемся ли мы на самом деле выстроить защиту для
явно виновного человека. Это было не в духе Торндайка. Но как
обстояло дело? Было подозрение на самоубийство, но существовала
явная возможность убийства. Были веские основания полагать, что в доме находился второй
человек, и этот человек, судя по всему,
получил ранение. Но ранение предполагает борьбу, а у слуги не было оружия.
были получены доказательства того, что, когда она покидала дом, в нем происходила жестокая
ссора. Покойного больше никто не видел живым;
и другая сторона в ссоре была найдена с имуществом
мертвого мужчины при себе. Более того, у
преступления был четкий мотив, каким бы глупым оно ни было. Ибо покойный угрожал
отозвать свое завещание; но поскольку он, по-видимому, этого не сделал, его смерть оставила
завещание все еще в силе. Короче говоря, всё указывало на вину
нашего клиента, Роберта Флетчера.

Я только что пришёл к этому неутешительному выводу, когда
заявление Торндайка разбило мое тщательно продуманное подведение итогов на
неосязаемые фрагменты.

“Я полагаю, сэр, - сказал инспектор, - что вам нечего
сообщить нам, поскольку вы являетесь представителем защиты. Но мы не настроены
враждебно по отношению к Флетчеру. На самом деле, ему не было предъявлено обвинение. Он всего лишь находится под стражей
до тех пор, пока мы не услышим, что выяснится в ходе расследования.
Я знаю, что вы исследовали кровь, которую взял мистер Фоксли, и
кровь Флетчера тоже, и вы осмотрели помещение. Мы предоставили все
возможности, которые у нас были, и если бы вы могли дать нам хоть какую-то
подсказка, которая может оказаться полезной ... Что ж, я был бы вам очень признателен.

Торндайк задумался на несколько мгновений. Затем он ответил:

“Нет причин для секретности в отношении вас, инспектор, которые
были такими полезными и дружелюбными, поэтому я буду предельно откровенен. Я
исследовал оба образца крови и Флетчера, и я осмотрел
помещение, и что я могу сказать определенно, так это следующее: кровь
в зале нет крови покойного...”

“Ах! - воскликнул инспектор. - Я боялся, что это не так”.

“И это не кровь Роберта Флетчера”.

“А теперь нет! Что ж, я рад это слышать”.

— Более того, — продолжил Торндайк, — кровь пролилась после девяти часов
вечера, вероятно, не раньше полуночи.

— Ну вот! — воскликнул инспектор, восхищённо взглянув на
Торндайка. — Только подумайте об этом. Вот что значит быть учёным!
Полагаю, сэр, вы не могли бы описать нам человека,
который пролил кровь в коридоре?

Несмотря на то, что я был ошеломлён удивительными заявлениями Торндайка, я
не смог сдержать улыбку в ответ на бесхитростный вопрос инспектора. Но улыбка
быстро сошла с моего лица, когда Торндайк ответил деловым тоном:

“Подробное описание, конечно, невозможно. Я могу только набросать
вероятности. Но если вам случится встретиться с
негром - высоким негром с перевязанной головой или ушибленной раной
скальпа и распухшей ноги - вам лучше не спускать с него глаз. Нога
Распухшая, вероятно, левая ”.

Инспектор был взволнован; и я тоже, если уж на то пошло. Это было
невероятно, но я знал, что поразительные выводы Торндайка
были сделаны с помощью совершенно традиционных научных методов. Только я
не мог даже предположить, как он к ним пришёл.
кровь негра ничем не отличается от крови любого другого человека и, конечно же,
не дает представления о его росте или состоянии ног. Я ничего не мог
понять из этого; и поскольку диалог и записи инспектора
привели нас к маленькой ратуше, в которой проводилось дознание,
было отложено, я отложил головоломку до тех пор, пока Торндайк
решил ее решить.

Когда мы вошли в ратушу, то увидели, что всё готово к
открытию судебного заседания. Присяжные уже заняли свои места, а
коронер как раз собирался занять своё место во главе длинного стола
стол. Соответственно, мы проскользнули на два стула, которые были найдены для
нас инспектором, а последний занял свое место позади присяжных и
лицом к нам. Рядом с ним сидели мистер Фоксли и мисс Маркхэм, которые
очевидно, приветствовали наше прибытие с глубоким облегчением, каждый из них
улыбнулся нам в знак молчаливого приветствия. Мужчина профессионального вида, сидевший рядом
с Торндайком, как я предположил, был медицинским экспертом, а довольно
привлекательный молодой человек, сидевший отдельно с полицейским констеблем, был
описан как Роберт Флетчер.

Показания «обычных» свидетелей, дававших показания генералу
Факты не сообщили нам ничего нового, кроме того, что
стало ясно, что Флетчер покинул дом своего дяди не позднее
семи часов и что с тех пор и до следующего утра его
местонахождение было известно. Свидетель-медик был осторожен и
с тревогой поглядывал на Торндайка. Рана, ставшая причиной смерти покойного
могла быть нанесена им самим или кем-то другим. Изначально он
назвал вероятное время смерти — шесть или семь часов вечера в
среду. Теперь он признал это в ответ на вопрос
Торндайк заявил, что он не измерял температуру тела и что
трупное окоченение и другие признаки не противоречат
предположению о том, что смерть наступила значительно позже. Смерть могла наступить
даже после полуночи.

Однако, несмотря на это признание, совокупность улик
указывала на причастность Флетчера, а один или два вопроса присяжных
свидетельствовали о растущей уверенности в его виновности. Я ни на секунду не сомневался, что
если бы дело было передано присяжным на этом этапе, они единогласно
приговорили бы его к «умышленному убийству». Но, как и
свидетель-медик вернулся на свое место, коронер устремил пытливый взгляд
на Торндайка.

- Вас вызвали не в качестве свидетеля, доктор Торндайк, - сказал он,
- но я понимаю, что вы провели определенные расследования по этому делу
. Можете ли вы пролить какой-либо свежий свет на обстоятельства
смерти покойного Джозефа Риггса?”

“Да”, - ответил Торндайк. «Я могу предоставить важные и
вещественные доказательства».

После этого он принёс присягу, и коронер, всё ещё с любопытством наблюдавший за ним,
сказал:

«Мне сообщили, что вы исследовали образцы крови покойного
и кровь, которая была найдена в холле дома покойного. Вы
осматривали их, и если да, то что было объектом осмотра?”

“Я исследовал оба образца, а также образцы крови Роберта
Флетчера. Целью было установить, была ли кровь на полу в холле
кровью покойного или Роберта Флетчера ”.

Коронер взглянул на свидетеля-медика, и на лице каждого из них появилась слабая улыбка
.

«И что же, — спросил первый слегка ироничным тоном, — у вас сложилось какое-то
мнение на этот счёт?»

«Я точно установил, что кровь в зале не была ни той, ни другой»
ни у покойного, ни у Роберта Флетчера».

Коронер приподнял брови и снова многозначительно
взглянул на доктора.

«Но, — недоверчиво спросил он, — разве можно отличить
кровь одного человека от крови другого?»

«Обычно нет, но в некоторых исключительных случаях это возможно.
Этот случай оказался исключительным».

«В каком смысле?»

«Дело в том, — ответил Торндайк, — что человек, чья кровь была
найдена в зале, страдал от паразитарного заболевания, известного как
филяриатоз. Его кровь была заражена роями мельчайших червей по имени
_Filaria nocturna_. У меня здесь, - продолжил он, доставая из своего
кейса для исследований два флакона и три коробки, - тридцать шесть собранных
образцов этой крови, и в каждом из них один или несколько из
паразитов еще предстоит увидеть. У меня также есть тридцать шесть смонтированных образцов каждого
крови покойного и крови Роберта Флетчера. В не
в одном из этих экземпляров обнаружен единственный паразит. Кроме того, я
осмотрел Роберта Флетчера и тело покойного и могу
заявить, что никаких признаков филяриоза обнаружено не было
либо. Следовательно, несомненно, что кровь, найденная в холле, не была
кровью ни одного из этих двух человек ”.

Ироническая улыбка исчезла с лица коронера. Очевидно, он был
глубоко впечатлен, и его манеры были весьма почтительными, когда он спросил:

“Приводят ли эти ваши весьма примечательные наблюдения к каким-либо дальнейшим
выводам?”

“Да”, - ответил Торндайк. “Они подтверждают, что эта кровь была
пролита не ранее девяти часов и, вероятно, ближе к полуночи”.

“В самом деле!” - воскликнул пораженный коронер. “Итак, как это возможно
установить время таким точным образом?”

«Исходя из особенностей паразита, — объяснил Торндайк.
— Эта конкретная филярия распространяется комарами, и её
особенности приспособлены к особенностям комаров. Днём
черви не обнаруживаются в крови; они остаются скрытыми в
тканях тела. Но около девяти часов вечера они начинают
мигрировать из тканей в кровь и остаются в крови в те часы,
когда активны комары. Затем, примерно в шесть часов
утра, они покидают кровь и возвращаются в ткани.

«Есть ещё один очень похожий вид — _Filaria diurna_, у которого
совершенно противоположные повадки, он приспособлен к дневным кровососущим насекомым. Он
появляется в крови около одиннадцати утра и возвращается в
ткани около шести часов вечера».

«Удивительно!» — воскликнул коронер. «Замечательно! Кстати,
паразиты, которых вы обнаружили, я полагаю, не могли быть _Filaria
diurna _?

“Нет”, - ответил Торндайк. “Время исключает такую возможность.
кровь определенно была пролита после шести. Они, несомненно, были _nocturna_,
и большое количество обнаруженных указывает на поздний час. Паразиты приходят
выводятся из тканей очень постепенно, и только около полуночи
они появляются в крови в действительно больших количествах”.

“Это очень важно”, - сказал коронер. “Но поражает ли эта болезнь
какой-либо определенный класс людей?”

“Да”, - ответил Торндайк. “Поскольку болезнь распространена только в тропических
странах, больные, естественно, являются жителями тропиков и
почти всегда местными жителями. Например, в Западной Африке это обычное
явление среди негров, но практически неизвестное среди белых жителей».

«Можно ли сказать, что существует высокая вероятность того, что этот неизвестный
человек был негром?»

“Да. Но, кроме филярий;, есть прямые доказательства того, что он
был. Пытаясь найти причину кровотечения, я заметил крюк от лампы
ввинченный в потолок и достаточно низкий, чтобы ударить высокого мужчину по голове. Я
внимательно осмотрел его и заметил на нем темное блестящее пятно, похожее на
пятно крови и один или два коротких свернутых волоска, в которых я узнал
волосы на голове негра. Я не сомневаюсь, что этот незнакомец —
негр и что у него рана на голове».

«Вызывает ли филяриоз какие-либо заметные симптомы?»

«Часто вызывает. Один из самых распространённых симптомов, вызываемых _Filaria
nocturna_, особенно среди негров, — это состояние, известное как
слоновость. Оно характеризуется огромным набуханием
конечностей, чаще всего одной ноги, включая стопу; отсюда и
название. Нога и стопа выглядят как у слона. На самом
деле негр, который был в зале, страдал от слоновости
левой ноги. Я заметил отпечатки характерно деформированной стопы на
промасленной ткани, которой был покрыт пол.

Показания Торндайка были выслушаны всеми с большим интересом
присутствующие, включая меня. Действительно, настолько очарованной была его аудитория
Казалось, что можно услышать, как муха пролетит; и безмолвная тишина
продолжалась несколько секунд после того, как он замолчал. Затем, в
повисшей тишине, я услышал, как позади меня тихо скрипнула дверь.

В этом звуке не было ничего особенного. Но его
последствия были поразительны. Взглянув на инспектора, который стоял лицом к двери, я
увидел, как у него расширились глаза и отвисла челюсть, а на лице застыло
изумление. И это выражение отразилось на лицах
присяжных, коронера и всех присутствующих, кроме Торндайка, чей
Я стоял спиной к двери и обернулся, чтобы посмотреть, что случилось. А потом
я был так же поражён, как и остальные.

Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и в проём просунулась голова —
голова негра, обмотанная грязной окровавленной тряпкой, которая служила
грубой повязкой. Пока я разглядывал чёрное, блестящее, любопытное лицо,
мужчина распахнул дверь и, шаркая ногами, вошёл в комнату; и
тут же со всех сторон послышался тихий шорох и невнятное
бормотание, за которым последовала напряжённая тишина, и все взгляды были прикованы к
левой ноге мужчины.

Это, безусловно, был странный, отталкивающий на вид член, его чудовищная
масса, видневшаяся сквозь разрез брюк, и его большая бесформенная
ступня - без обуви, поскольку никакая обувь не смогла бы вместить ее - грубая и ороговевшая
как ступня слона. Но это было трагично и достойно сожаления, потому что
мужчина, если не считать этого ужасного нароста, был красивым, крупным,
атлетического вида парнем.

Коронер пришел в себя первым. Обращаясь к Торндайку, но
не сводя глаз с негра, он сказал:

«Итак, ваши доказательства сводятся к следующему: в ночь убийства Джозефа Риггса
смерть, в доме был незнакомец. Тем незнакомцем был негр,
который, кажется, поранил голову и у которого, как вы говорите, распухла
левая нога.

“Да, - признал Торндайк, - такова суть моих показаний”.

В зале снова воцарилась тишина. Негр стоял у двери,
водя глазами туда-сюда по собравшимся, как будто с тревогой сознавая,
что все смотрят на него. Внезапно он подошёл к изножью
стола и обратился к коронеру низким, гулким, звучным
голосом.

«Вы думаете, я убил того старика! Я его не убивал. Он сам себя убил. Я смотрел
на него».

Сделав это заявление, он демонстративно обвёл взглядом
зал, а затем выжидающе посмотрел на коронера, который
сказал:

«Вы говорите, что знаете, что мистер Риггс покончил с собой?»

«Да. Я видел. Он застрелился. Вы думаете, я застрелил его. Говорю вам, я
не стрелял в него. Зачем мне убивать этого человека?» Я не сабби эм.

“Тогда, - сказал коронер, - если вы знаете, что он покончил с собой, вы
должны рассказать нам все, что вам известно; и вы должны поклясться, что расскажете нам
истина”.

“Да, ” согласился негр, “ я говорю тебе об этом один раз. Я говорю тебе больше
труф. Этот старина покончил с собой”.

Когда коронер объяснил ему, что он не обязан делать
какие-либо заявления, которые могут его скомпрометировать, поскольку он всё же решил дать
показания, его привели к присяге, и он начал давать показания с
удивительной беглостью и самообладанием.

«Меня зовут Роберт Брюс. Это моё английское имя. Моя страна называется Кваку
Менса. Я живу в Виннебе на Золотом Берегу. На этот раз я готовлю мате
для парохода _Леки_. В среду вечером я лежал на своей койке. Я не
мог уснуть. Он схватил меня за ногу. Я выглянул в иллюминатор. Полнолуние
в самом разгаре. В моей стране, когда луна большая, люди гуляют. Поэтому я встал.
Я выхожу на берег, чтобы прогуляться по городу. Потом начинается дождь. Много дождя. Дождь
не помогает мне справиться с болезнью. Поэтому я пытаюсь найти открытые двери. Не получается. Все
двери заперты. Потом я подхожу к дому этого старика. Я поворачиваю ручку. Дверь
открывается. Я захожу. Смотрю в одну комнату. Там темно. Никто не живёт. Потом я
смотрю в другую комнату. Дверь немного приоткрыта. Внутри горит свет. Мне это
не нравится. Я думаю, что если кто-нибудь выйдет и увидит меня, то он подумает, что я
пришёл за чем-то. Поэтому я думаю, что лучше уйти.

Затем что-то издаёт звук «Пинг!», как будто стреляет. Я слышу, как что-то падает в
этой комнате. Я подхожу к двери и кричу: «Кто там?» Никто не отвечает.
ничего не говори. Я открываю дверь и заглядываю. В комнате полно дыма. Я
вижу старика на полу. Я вижу пистолет. Я думаю, что старик
убил себя. Тогда я слишком сильно испугался. Я убегаю. В комнате совсем темно.
Что-то ударило меня по голове. У меня сильно пошла кровь. Я возвращаюсь за кораблём.
Я никому не говорю, что схожу с ума. Сегодня я слышу, как люди говорят об этом
проведите расследование, чтобы выяснить, кто убил этого старика. Поэтому я прихожу послушать, что
говорят люди. Я слышу, как этот джентльмен говорит, что я убью этого старика. Поэтому я говорю
ты ебешься. Я говорю вам правду. Заканчивайте.

“Вы знаете, который был час, когда вы сошли на берег?” - спросил коронер
.

«Да. Когда я спускаюсь по трапу, я слышу, как звонят восемь колоколов. Я возвращаюсь
на корабль как раз перед тем, как пробьёт два колокола в середине вахты».

«Значит, вы сошли на берег в полночь и вернулись незадолго до часа
ночи?»

«Да. Вот что я говорю».

Коронер задал ещё несколько вопросов, но ничего нового не узнал,
и дело было кратко изложено присяжным.

“Вы слышали доказательства, джентльмены, и самые замечательные доказательства
так оно и было. Как и я, вы, должно быть, были глубоко впечатлены
удивительным мастерством, с которым доктор Торндайк реконструировал личность
о неизвестном посетителе в том доме и даже правильно указал
точное время визита, изучив случайное
кровяное пятно. Что касается заявления Кваку Менса, я могу только сказать, что
не вижу причин сомневаться в его правдивости. Вы заметите, что оно
полностью согласуется с показаниями доктора Торндайка и не содержит
никаких противоречий или неточностей. Возможно, полиция захочет
провести дополнительные расследования, но для наших целей это показания
очевидца, и им следует придать полный вес. С этими
замечаниями я предоставляю вам возможность вынести вердикт.

Присяжным потребовалось всего минута или две на раздумье. Действительно, только один
вердикт был возможен, если принять доказательства, и он был
одобрен единогласно - самоубийство в состоянии временной невменяемости. Как только
это было объявлено, инспектор, официально и с поздравлениями,
освободил Флетчера из-под стражи и вскоре удалился вместе с
негром, чтобы навести кое-какие справки на борту корабля.

Поднятие занавеса стало сигналом к бурному проявлению
энтузиазма и благодарности Торндайку. Чтобы эффективно сыграть свою роль в
этой сцене, ему нужно было бы быть экипированным, как некоторые
отвратительные индийские божества с неограниченным количеством оружия. Ибо
каждый хотел пожать ему руку, и двое из них - мистер Фоксли и
Мисс Маркхэм - сделала это с такой настойчивостью, что полностью исключила
других кандидатов.


- Я никогда не смогу отблагодарить вас, - воскликнула мисс Маркхэм с затуманенными
глазами, “ даже если доживу до ста лет. Но я буду думать о тебе с
благодарностью каждый день своей жизни. Всякий раз, когда я буду смотреть на Роберта, я буду
помнить, что его свобода и даже его жизнь — это твои дары».

Здесь её настолько переполнили чувства благодарности, что она снова схватилась за
сжала его руку. Думаю, она была в шаге от того, чтобы поцеловать его; но
возможно, сомневаясь в том, как он это воспримет, она пошла на компромисс и поцеловала
Роберта. И, без сомнения, это было правильно.




IX.
ВЫВОДЫ ИЗ ОБСТАНОВКИ

Было время, и не так уж давно, когда даже главные
улицы Лондона после полуночи были тихими, как... не могила;
Это неприятное сравнение. Кроме того, у кого есть опыт
пребывания в могиле? Но там было почти так же тихо, как на
улицах деревни. Тогда ночной пешеход мог идти своей дорогой
Их окутывала и успокаивала тишина, которую почти не нарушал
грохот деревенской повозки, направляющейся на рынок, или мелодичное позвякивание
маленьких колокольчиков на ошейнике лошади, запряжённой в двуколку, которая степенной
походкой везла домой какого-нибудь засидевшегося гуляку.

Сейчас эти улицы выглядят совсем иначе. Спустя долгое время
после того, как электрические трамваи перестали беспокоить жителей, а мотор
ные омнибусы остановились, по улицам с грохотом проносятся тяжёлые грузовики из сельской
местности; воздух сотрясается от воя
ного гудков, а мимо проносятся запоздалые мотоциклисты, заикаясь от скорости
взрывоопасно, как передвижные ружья Льюиса с неисчерпаемым зарядом.

“Давайте свернем в переулки”, - сказал Торндайк, когда мимо промчалась машина
мы издавали звуки, наводящие на мысль о динозавре, страдающем диспепсией. “Мы не хотим,
наш разговор приправлен механическими возражениями. На
задворках все еще можно услышать собственную речь и забыть о
марше прогресса”.

Мы свернули в узкий переулок с уверенностью
коренных лондонцев в том, что не заблудимся, и начали
пробираться сквозь запутанную сеть улиц в районе
канала.

“Примечательно, - вскоре продолжил Торндайк, - что каждое новое
применение науки, кажется, направлено на то, чтобы сделать окружающую среду
для цивилизованного человека все более и более неприятной. Если процесс зайдет намного дальше
а это, несомненно, зайдет, мы вскоре обнаружим, что
с тоской оглядываемся на каменный век как золотой век человечества
комфорт ”.

В этот момент его нравоучения были прерваны громким, резким взрывом.
Мы оба остановились и огляделись, стоя на парапете моста, который
мы пересекали.

«Прямо как в старые добрые времена, — заметил Торндайк. — Возвращает в 1915 год,
когда к нам заходил друг Фриц. А! Вот оно, это место; верхний
этаж того высокого здания на другом берегу канала». Он указал
на здание, похожее на фабрику, из верхних окон которого
пробивался зловещий свет, который становился всё ярче.

«Должно быть, за следующим поворотом», — сказал я, ускоряя шаг. Но он
остановил меня, заметив: «Не стоит торопиться. Это был звук
взрыва, а пламя указывает на то, что горят нитросоединения.
_Festina lente._ Там могут быть ещё какие-то пакеты со взрывчаткой.

Не успел он договорить, как вспыхнул ослепительный фиолетовый свет
Мы выбежали из горящего здания. Окна вылетели вместе с рамами, крыша
в некоторых местах провалилась, и почти в ту же секунду раздался грохот
мощного взрыва, земля у нас под ногами содрогнулась, порыв ветра
взъерошил нам волосы, а затем послышался звон падающего стекла и шифера.

Мы неспешно направились к месту взрыва
по улицам, освещённым багровым светом горящей фабрики.
Но другие были не так осторожны. Через несколько минут
улица заполнилась одной из тех толп, которые в Лондоне кажутся
таинственным образом возникая в одно мгновение там, где за секунду до этого не было
ни души. Не успели мы подойти к зданию, как
мимо нас с грохотом проехала пожарная машина, и тут же
появились полицейские, словно, как в сказке, они
спустились с облаков.

Несмотря на яростность вспышки, пожар, казалось, не представлял собой ничего особенного
, потому что пока мы смотрели и еще до того, как полностью закончился пожарный шланг
, пламя начало затухать. Очевидно, с ними расправились
с помощью огнетушителей внутри здания и служб
в конце концов, от двигателя ничего бы не потребовалось. Отметив такое плоское окончание
того, что казалось таким многообещающим началом, мы уже собирались тронуться в путь и
возобновить наше путешествие домой, когда я заметил инспектора в форме, который
он был нам известен и, заметив нас в тот же миг, направился к нам через толпу
.

— Вы напоминаете мне, сэр, — сказал он, пожелав нам доброго вечера, —
истории о стервятниках, которые появляются в небе из
ниоткуда, когда в пустыне падает замертво верблюд. Я не имею в виду ничего
нелестного, — поспешил он добавить. — Я просто подумал о
Чудесный инстинкт привёл вас в это самое место в этот
самый момент, как будто вы учуяли дело издалека».

«Тогда ваше воображение вас подвело, — сказал Торндайк, —
потому что я не учуял ни одного дела и не чую их сейчас. Пожары — не моя
сфера».

— Нет, сэр, — ответил инспектор, — но тела есть, и пожарный
говорит мне, что там наверху лежит мёртвый человек — или, по крайней мере,
его останки. Я собираюсь подняться и осмотреть всё. Не хотите ли подняться со мной?

Торндайк на мгновение задумался, но я знал, каким будет его ответ,
и не ошибся.

«Из профессионального интереса я бы так и сделал, — ответил он, — но я
не хочу, чтобы меня вызвали в качестве свидетеля на дознание».

«Конечно, не хотите, сэр, — согласился инспектор, — и я позабочусь о том, чтобы
вас не вызвали, если только не потребуется свидетель-эксперт. Мне не
нужно упоминать, что вы были здесь; но я был бы рад узнать ваше мнение
для собственного руководства при расследовании этого дела».

Он провёл нас через толпу к двери здания, где к нам
присоединился пожарный — я бы с удовольствием позаимствовал его шлем —
который помог нам подняться по лестнице. На полпути мы встретили
ночной сторож, с израсходованным огнетушителем и большим электрическим
фонарем, и он присоединился к нашей процессии, сообщая нам новости по мере того, как мы
поднимались.

“Наверху все в безопасности, - сказал он, - за исключением крыши, но она не
повреждена не так уж сильно. Большие окна спасли ее. Они задулись и выпустили
силу взрыва. Пол вообще не поврежден. Это
балка и бетон. Но бедный мистер Мэнфорд принял его как следует. Он был
разнесён в клочья».

«Вы знаете, как это произошло?» — спросил инспектор.

«Нет», — был ответ. «Когда я заступил на дежурство, мистер Мэнфорд был наверху
там, в его личной лаборатории. Вскоре после этого к нему пришёл его друг —
иностранный джентльмен по имени Билски. Я проводил его
вверх по лестнице, а потом мистер Мэнфорд сказал, что у него есть кое-какие дела, и после
этого у него была долгая работа, и он собирался задержаться допоздна. Поэтому он
сказал, что я могу идти спать, а он даст мне знать, когда закончит.
И он действительно дал мне знать, бедняга! Я лёг в свою
постель и не проспал и пары часов, как меня разбудил какой-то
шум. Затем раздался оглушительный грохот. Я бросился к
взял огнетушитель и побежал наверх, и там я обнаружил большую лабораторию
все в огне, окна выбиты, потолок обрушен. Но это было не
так плохо, как выглядело. Там было не так уж много материала; только
экспериментальный материал, и он сгорел почти сразу. С остальным я справился
огонь потушили через несколько минут.

“О каком веществе вы говорите?” - спросил инспектор.

— Думаю, в основном целлулоид, — ответил сторож. — На заводе делают плёнки
и другие изделия из целлулоида. Но мистер Мэнфорд проводил
эксперименты с этим материалом в своей лаборатории. На этот раз он был
работать со сплавами, плавить их в газовой печи. Опасная штука
иметь дело со всем этим горючим хламом. Я не знаю, что там
там точно было. Часть из них была целлулоидная, я мог видеть по тому,
как она горела, но одному Богу известно, что именно взорвалось. Что-нибудь из
возможно, сырое.

В этот момент мы добрались до верхнего этажа, где дверь сорвало с
петель, а лестничную площадку заполнили обугленные деревянные обломки.
Пройдя через зияющий дверной проем, мы вошли в лабораторию и
увидели отвратительную картину опустошения. Окна представляли собой простые дыры,
в потолке зияет пространство, окаймленные черной и рваные обрешетка,
через которые повреждены крыши был виден свет
мощный фонарь сторожа. Пол был покрыт обвалившейся
штукатуркой и обломками почерневших деревянных конструкций, но сами доски были
лишь слегка обожжены местами, что, без сомнения, объяснялось тем, что они
крепится непосредственно к бетону, который образует собственно пол.

“ Вы говорили о каких-то человеческих останках, ” сказал инспектор.

“ А! ” сказал сторож. “ вы вполне можете сказать ‘останки’. Просто подойдите сюда.
Он повел меня по мусору в угол лаборатории, где
Он остановился и направил свет фонаря на коричневатый
пыльный шарообразный предмет, лежавший на полу, наполовину закопанный в штукатурку.
«Это всё, что осталось от бедного мистера Мэнфорда; это и ещё несколько странных
кусочков. Я видел руку с другой стороны».

Торндайк поднял голову и положил её на почерневший остаток
скамьи, где с помощью фонаря сторожа и
осмотровой лампы, которую я достал из нашего исследовательского кейса, он с любопытством
осмотрел её. Голова была сильно, но неравномерно обожжена. Одно ухо
полностью сморщилось, а большая часть лица обуглилась до костей.
Но другое ухо было почти целым; и хотя большая часть волос была
сожжена до кожи головы, пучок над менее поврежденным ухом был только
опалили, так что можно было разглядеть, что волосы были черными,
кое-где виднелись выбившиеся седые волоски.

Торндайк ничего не прокомментировал, но я заметил, что он внимательно осмотрел
ужасный предмет, ничего не принимая на веру. Инспектор
тоже это заметил и, когда осмотр был закончен, вопросительно посмотрел на
него.

«Что-нибудь необычное, сэр?» — спросил он.

«Нет, — ответил Торндайк, — ничего такого, что нельзя было бы объяснить пожаром
и взрыв. Я вижу, что у него не было своих зубов, значит, он, должно быть, носил
полный комплект вставных зубов. Это должно помочь в официальной
идентификации, если пластины не разрушены полностью».

«В идентификации нет особой необходимости, — сказал сторож, — учитывая,
что в здании не было никого, кроме него и меня. Его друг ушёл
около половины первого. Я слышал, как мистер Мэнфорд выпустил его».

«Доктор имеет в виду дознание, — объяснил инспектор. — Кто-то
должен опознать тело, если это возможно».

Он взял фонарь у сторожа и направил свет на пол.
начал рыться в мусоре. Очень скоро он откопал из-под
груды штукатурки обезглавленный труп. Обе ноги были на месте, хотя
правая была обуглена ниже колена, а ступня оторвана, и одна
целая рука. Другая рука — правая — была цела только до локтя.
И здесь обгорание было очень неравномерным. В некоторых местах одежда
сгорела или была полностью уничтожена ветром; в других
осталось достаточно, чтобы сторож мог безошибочно её опознать. Одна нога
обгорела сильнее другой, и хотя вся рука была
только обгорел, а тот, что был расчленён, обуглился почти до костей.
Когда тело отнесли на скамью и положили рядом с
головой, на него направили свет, чтобы Торндайк мог
осмотреть его.

«Кажется, — сказал полицейский, когда
осматривали руку, — что можно догадаться, как он стоял, когда
произошёл взрыв. Кажется, я могу разглядеть отпечатки пальцев — довольно грязные
— на тыльной стороне ладони, как будто он стоял
скрестив руки за спиной и смотрел на что-то
он экспериментировал с... Инспектор взглянул на
Торндайка, который одобрительно кивнул.

«Да, — сказал он, — думаю, вы правы. Они очень нечеткие, но
отметины сгруппированы, как пальцы. Маленькая отметина возле запястья
напоминает мизинец, а отдельная отметина возле сустава выглядит
как указательный палец, в то время как две оставшиеся отметины расположены близко друг к другу».
Он перевернул руку и продолжил: «А здесь, на ладони,
между основаниями третьего и четвёртого пальцев, кажется,
есть след от большого пальца. Но все они очень слабые. У вас наметанный глаз,
инспектор».

Польщенный офицер, ободренный таким образом, возобновил свои исследования среди
обломков в компании со сторожем - пожарный удалился после
профессионального осмотра, предоставив Торндайку продолжать свои
осмотр изуродованного трупа, на который я смотрел
без сочувствия. У нас был долгий день, я устал и
хотел поскорее попасть домой. Наконец я достал часы и,
многозначительно зевнув, выразил слабый протест.

«Уже почти два часа, — сказал я. — Тебе не кажется, что нам лучше
пойти? На самом деле это нас не касается, и там нет
С нашей точки зрения, в этом, похоже, нет ничего особенного.

— Только то, что мы сохраняем гибкость наших интеллектуальных суставов, —
ответил Торндайк с улыбкой. — Но уже поздно. Возможно, нам лучше
прервать расследование.

Однако в этот момент инспектор обнаружил недостающее
предплечье — полностью обугленное — с остатками кисти без пальцев,
а почти сразу после этого сторож поднял зубную
пластину из какого-то белого металла, которая, казалось, практически не пострадала.
Но наш беглый осмотр этих предметов ничего не дал
Мы проявили интерес и, взглянув на них, ушли, избежав
на лестнице назойливого репортёра, жаждущего «жареного материала».

Через несколько дней к нам по предварительной договорённости пришёл мистер.
Хердман, адвокат, которого мы не знали и которого сопровождала
вдова мистера Джеймса Мэнфорда, погибшего при взрыве. В
этот период было начато расследование, но его отложили для
дальнейшего изучения помещения и останков. О нашем визите в здание
не было сказано ни слова, и, насколько мне известно, никому
ничего не сообщили по этому поводу.

Мистер Хердман перешёл к делу с деловой прямотой.

«Я пришёл, — сказал он, — чтобы заручиться вашими услугами, если это возможно, в
вопросе, о котором я говорил в своём письме. Вы, вероятно,
видели в газетах отчёт о катастрофе?»

«Да, — ответил Торндайк. — Я читал отчёт о расследовании».

«Тогда вы знаете основные факты. Следствие, как вы знаете, было
отложено на три недели. Когда оно возобновится, я хотел бы нанять
вас присутствовать от имени миссис Манфорд.

“ Наблюдать за ходом дела от ее имени? - Предложил Торндайк.

“Ну, не совсем”, - ответил Хердман. “Я должен попросить вас осмотреть
помещение и останки бедного мистера Мэнфорда, чтобы на
отложенном дознании вы могли дать показания о том, что
взрыв и смерть мистера Мэнфорда произошли исключительно в результате несчастного случая”.

“Кто-нибудь утверждает, что это не так?” Спросил Торндайк.

“Нет, конечно, нет”, - поспешно ответил мистер Хердман. — Вовсе нет. Но я
совершенно случайно встретился с управляющим страховой компании «Пайлот»
по другому вопросу и упомянул дело мистера Мэнфорда.
Затем он обронил замечание, от которого мне стало немного не по себе. Он отметил,
что в полисе имеется оговорка о самоубийстве и что
возможность самоубийства должна быть исключена до того, как иск будет удовлетворен
. Что наводило на мысль о возможном намерении оспорить этот
иск.

“Но, - сказал Торндайк, - мне нет необходимости указывать вам, что если он установит
теория самоубийства, он должен доказать это, а не вы
опровергать ее. Произошло ли что-нибудь, что могло бы подкрепить такое
предположение?

«Ничего существенного», — был ответ. «Но мы были бы счастливее, если бы
вы могли бы присутствовать и дать показания о том, что смерть была
несчастным случаем».

«Это, — сказал Торндайк, — вряд ли возможно. Но я чувствую,
что версия о самоубийстве не имеет смысла. Насколько мне известно,
нет ничего, что указывало бы на это. Вам что-нибудь известно?»

Адвокат взглянул на своего клиента и ответил несколько уклончиво:

«Мы хотим обезопасить себя. Миссис Мэнфорд осталась без средств к существованию
если только у неё нет какого-то личного имущества, о котором мы не знаем.
Если страховка не будет выплачена, она окажется в полном разорении.»
недостаточно, чтобы заплатить долги. И я думаю, что вопрос о самоубийстве мог бы быть
поднят - даже успешно - по нескольким пунктам. Манфорд в последнее время был
довольно странным: нервным и довольно обеспокоенным. Затем он получил
уведомление о расторжении контракта с the works. Его финансы были в
плачевном состоянии; бог знает почему, ведь у него была щедрая зарплата. И
потом были какие-то семейные неурядицы. Миссис Манфорд действительно
консультировалась со мной по поводу раздельного проживания. Какая-то другая женщина, понимаете».

— Я бы хотела забыть об этом, — сказала миссис Мэнфорд. — И дело было не в этом
что его беспокоило. Совсем наоборот. С самого начала он
сильно изменился. Так элегантно одевался и так тщательно следил за
своей внешностью. Он даже начал красить волосы. Я помню, что он
открыл новую бутылку краски за день до своей смерти и потратил
немало сил на то, чтобы её нанести. Не эта путаница заставляла
его нервничать. Это были его денежные дела. Он побывал в слишком многих переделках
в огне.

Торндайк с терпеливым вниманием выслушал эти довольно несущественные
детали и поинтересовался: “Что это за утюги?”

“Я вам расскажу”, - сказал Хердман. “Около трех месяцев назад у него возникла нужда
на две тысячи фунтов; с какой целью, я не могу сказать, но миссис
Мэнфорд считает, что он хотел вложить их в некоторые ценные вещи, которые он время от времени
покупал у русского торговца по фамилии Бильский. Во всяком
случае, он взял эту сумму в краткосрочный кредит у мистера Клайнса, но тем временем
договорился о более долгосрочном кредите с мистером Эллиотом, написав расписку и
заключив договор о страховании своей жизни на эту сумму.

«На самом деле полис был оформлен на имя Эллиота, он
подтвердил наличие страхового интереса. Так что, если страховка будет выплачена,
с Эллиотом будет покончено. В противном случае долг ляжет на наследство, которое
это было бы катастрофой; и что еще хуже, за день до своей смерти,
он снял пятьсот фунтов - почти весь остаток - как и был
ожидал увидеть мистера Бильски, который любил, чтобы ему платили банковскими купюрами. Он
на самом деле видел его в лаборатории, но они не могли иметь с ним дела
никаких дел, поскольку никаких драгоценностей найдено не было ”.

- А банкноты?

“ Предположительно, сгорели вместе с телом. Должно быть, они были у него с собой».

«Вы упомянули, — сказал Торндайк, — что он иногда покупал драгоценности
у этого русского. Что с ними стало?»

«Ах, — ответил Хердман, — вот и проблеск надежды. У него был сейф
внесите куда-нибудь депозит. Мы еще не нашли его, но обязательно найдем. Там может быть
неплохая небольшая заначка. Но тем временем остается долг
перед Эллиотом. Он написал об этом Мэнфорду день или два назад. Вы получили
письмо, я думаю, ” добавил он, обращаясь к миссис Мэнфорд, которая вслед за этим
достала из сумочки два конверта и положила их на стол.

— Это письмо от мистера Эллиота, — сказала она. — Просто дружеское напоминание,
видите ли, о том, что он уезжает на континент и что он
выдал жене доверенность на ведение дел в его отсутствие.

Торндайк просмотрел письмо и сделал несколько пометок о его
содержании. Затем он вопросительно посмотрел на другой конверт.

— Это, — сказала миссис Мэнфорд, — фотография моего мужа. Я подумала,
что она может вам пригодиться, если вы собираетесь осматривать тело.

Когда Торндайк достал портрет и задумчиво посмотрел на него, я
вспомнил бесформенные почерневшие останки того, кто был на нём изображён; и когда
он передал портрет мне, я рассмотрел его с мрачным интересом и
мысленно сравнил с этими жуткими останками. Это было заурядное
лицо, довольно асимметричное — нос заметно отклонялся в сторону
слева, а левый глаз имел выраженное расходящееся косоглазие. Лысая
голова с обильной черной бахромой и неправильной формы шрамом на правой
стороне лба требовала компенсации в виде окладистой бороды и
усов, оба, по-видимому, черные как смоль. Оно не было привлекательным
выражение лица не улучшалось и ухом довольно странной формы - длинным,
без мочки и заостренным сверху, как ухо сатира.

— Я понимаю вашу позицию, — сказал Торндайк, — но я не совсем понимаю, чего
вы от меня хотите. Если, — продолжил он, обращаясь к адвокату, — вы
думали, что я дам показания _ex parte_, забудьте об этой идее. Я не
свидетель-адвокат. Все, что я могу предпринять, это расследовать это дело
и попытаться выяснить, что произошло на самом деле. Но в таком случае, что бы я
ни обнаружил, я сообщу коронеру. Вас это устроит?

Адвокат выглядел сомневающимся и довольно мрачным, но миссис Манфорд
твердо вмешалась:

“Почему бы и нет? Мы не предлагаем никакого обмана, но я уверен, что он
не совершал самоубийства. Да, я безоговорочно согласен с тем, что вы
предлагаете».

После этого разговора, который адвокат был склонен
назвать странным, наши посетители ушли. Как только они ушли, я дал
высказывание о том удивлении, с которым я выслушал предложение Торндайка
.

“Я поражен тем, что вы взялись за это дело. Конечно, вы
честно предупредили их, но все же будет неприятно, если вам придется
давать показания, неблагоприятные для вашего клиента ”.

“Очень”, - согласился он. “Но почему ты думаешь, что мне, возможно, придется?”

— Что ж, вы, похоже, отвергаете вероятность самоубийства, но разве вы
не забыли о доказательствах, представленных на дознании?

— Возможно, и забыл, — невозмутимо ответил он. — Давайте пройдёмся по ним ещё раз.

Я взял отчёт из кабинета и разложил его на
столл начал читать это вслух. Пропустив мимо ушей показания
инспектора и пожарного, я перешел к показаниям ночного сторожа.

“Вскоре после того, как я заступил на дежурство в десять часов, иностранный джентльмен
по фамилии Бильски зашел к мистеру Манфорду. Я знал его в лицо, потому что
он звонил один или два раза примерно в одно и то же время. Я отвел его
в лабораторию, где мистер Мэнфорд что-то делал с большим
тиглем на газовой горелке. Он сказал мне, что у него есть кое-какие
дела с мистером Билски, и когда он закончит, то отпустит его
Затем он собирался провести несколько экспериментов по созданию сплавов, и, поскольку
они, вероятно, займут большую часть ночи, он сказал, что я могу
лечь спать. Он сказал, что позвонит мне, когда будет готов уйти. Поэтому я сказал
ему, чтобы он был осторожен с печью и не устроил пожар, который
сгорит вместе со мной в постели, а затем спустился вниз. Я огляделся, чтобы
убедиться, что все в порядке, а затем снял ботинки и
лег. Около половины первого я услышал, как спустились мистер Мэнфорд и Билски
. Я узнал мистера Билски по характерному кашлю, который у него был, и по
стук его палки и прихрамывающая поступь - у него было что-то с
ногой, и он сильно хромал ”.

“Вы говорите, что покойный спустился вместе с ним”, - сказал коронер. “
вы совершенно уверены в этом?”

“Ну, я полагаю, мистер Мэнфорд спустился вместе с ним, но не могу сказать, что я
на самом деле слышал его”.

“Вы не слышали, как он снова поднимался наверх?”

“Нет, я этого не делал. Но я очень хотел спать и не особо
прислушивался. Ну, потом я заснул и проспал примерно до половины
первого, когда меня разбудил какой-то шум. Я как раз вставал, чтобы посмотреть, что это было
когда я услышал оглушительный грохот прямо над головой. Я побежал вниз и
выключил газ в магистрали, а затем взял огнетушитель и побежал
в лабораторию. Казалось, что всё вокруг в огне, но
на самом деле пожар был не таким уж сильным, и к тому времени,
когда приехали пожарные, я уже практически потушил его».

Затем свидетель описал состояние лаборатории и обнаружение
тела, но, поскольку нам это уже было известно, я перешёл к
показаниям следующего свидетеля, начальника пожарной охраны,
который провёл предварительный осмотр помещения. Это было
осторожное заявление, основанное на результатах дальнейшего
расследования; но очевидно, что офицер не был уверен в причине
взрыва. Похоже, что было два отдельных взрыва:
один возле шкафа, а другой — по всей видимости, второй — в
самом шкафу; и, похоже, между этими двумя местами была
проложена прожжённая дорожка. Это могло быть случайностью,
а могло быть и спланировано. Свидетель не думал, что взрывчатка была целлулоидной. Это
похоже на какое-то мощное взрывчатое вещество. Но проводятся дальнейшие исследования
в этом направлении.

За суперинтендантом последовала миссис Мэнфорд, чьи показания были
практически идентичны тому, что она и мистер Хердман рассказали нам, а также
полицейский хирург, чьё описание останков не принесло нам ничего
нового. Наконец, дознание было отложено на три недели, чтобы
можно было провести дополнительное обследование помещения и останков.

«Теперь, — сказал я, складывая отчёт, — я не понимаю, как вы
можете исключать версию о самоубийстве. Если взрыв был спланирован так, чтобы он произошёл, когда
Мэнфорд находился в лаборатории, какую цель, кроме самоубийства, можно
представить?

Торндайк посмотрел на меня с выражением лица, которое я слишком хорошо знал.

«Разве нельзя, — спросил он, — предположить, что целью могло быть
убийство?»

«Но, — возразил я, — там не было никого, кроме Мэнфорда, после того как
Билски ушёл».

«Именно, — сухо согласился он, — после того как Билски ушёл. Но до этого
там были два человека».

Должен признаться, я был поражён, но, быстро обдумав
обстоятельства, я понял, насколько убедительно было предположение Торндайка.
Билски присутствовал при том, как Мэнфорд отпустил ночного сторожа. Он
знал, что никто не помешает. Легковоспламеняющиеся и
Взрывчатые вещества были у него под рукой. Затем Билски
спустился к двери один, вместо того чтобы спуститься с кем-то и
выйти вместе с ним; это очень примечательное обстоятельство. Опять же, никаких драгоценностей найдено не было,
хотя встреча якобы была назначена для заключения
сделки; а банкноты бесследно исчезли. Это было очень
примечательно. Учитывая крупную сумму, можно было почти наверняка сказать, что
банкноты будут плотно свёрнуты, а мы все знаем, как
трудно сжечь плотно свёрнутую бумагу. Тем не менее они исчезли, не оставив следов
след. Наконец, был ещё сам Бильский. Кем он был? Судя по всему,
торговцем краденым — сбытчиком продуктов грабежей и
убийств, совершённых во время революции.

«Да, — признал я, — теория об убийстве, безусловно, имеет право на существование. Но
пока не появятся новые факты, это так и останется
предположением».

— Полагаю, Джервис, — возразил он, — вы упускаете из виду факты,
которые нам известны. Мы были там. Мы увидели место
через несколько минут после взрыва и осмотрели тело. То, что мы увидели,
позволило нам сделать однозначный вывод об убийстве, а то, что мы услышали
сегодняшнее утро подтвердило это. Могу сказать, что я поделился своими подозрениями
уже на следующий день коронеру и суперинтенданту Миллеру.

“Тогда вы, должно быть, видели больше, чем я”, - начал я. Но он покачал
головой и оборвал мои протесты.

- Ты видел то же, что и я, Джервис, но ты не истолковал это значение.
Однако еще не слишком поздно. Постарайтесь вспомнить подробности нашего
приключения и то, что рассказали нам наши гости. Не думаю, что вы
после этого будете рассматривать возможность самоубийства».

Я собирался задать один или два наводящих вопроса, но в этот момент
На лестнице послышались шаги. Последовавший за ними
стук сообщил мне, что к нам пришёл суперинтендант Миллер, и я
встал, чтобы впустить его.

«Заглянул, чтобы сообщить о ходе дела, — объявил он, опускаясь в
кресло. — Отчитываться особо не о чем, но то, что есть, подтверждает
вашу точку зрения на это дело. Билски сбежал. Так и не вернулся в
свой отель. Очевидно, он собирался сбежать, так как не оставил ничего
ценного. Но это был глупый поступок, потому что в любом случае
это вызвало бы подозрения. Записки шли одна за другой. Все
цифры известны, но, конечно, ни одна из них пока не объявилась. Мы
навели справки о Бильском и выяснили, что он сомнительный человек
персонаж; практически скупщик краденого, который приторговывает драгоценностями, украденными у
этих несчастных русских аристократов. Но у нас с ним все будет в порядке
правильно. Его описание было распространено во всех морских портах, и его
легко узнать по хромоте, палке и отсутствию пальца на правой руке
”.

Торндайк кивнул и, казалось, на мгновение задумался. Затем он спросил:

«Вы наводили справки в других местах?»

- Нет, нам больше нечего выяснять, пока мы не доберемся до нашего человека,
а когда мы это сделаем, мы будем надеяться, что вы добьетесь осуждения. Я
полагаю, вы вполне уверены в своих фактах?

Торндайк с улыбкой покачал головой.

“Я никогда не могу быть уверен до тех пор, пока не произойдет событие. Мы можем действовать только на основании
вероятности.

“Я понимаю”, - сказал суперинтендант, бросив на меня лукавый взгляд.
«Но ваши предположения меня вполне устраивают».

С этими словами он взял шляпу и ушёл, оставив нас
заниматься тем, что прервали наши гости.

Я ничего не слышал о деле Мэнфорда около недели и решил, что
интерес Торндайка к нему угас. Но я ошибался, как я
узнал, когда он как бы невзначай заметил однажды вечером:

«Пока никаких новостей о Билски, а время идёт. Я предлагаю
сделать пробный шаг в новом направлении». Я вопросительно посмотрел на него
и он продолжил: «Судя по
полученной информации, Эллиотт имел с ним дело, поэтому я предлагаю
заглянуть к нему завтра и узнать, нет ли у него каких-нибудь
новостей о пропавшей овце».

«Но Эллиотт за границей», — возразил я.

— Верно, но его жена — нет, и она, очевидно, знает всё о его
делах. Я пригласил Миллера пойти со мной на случай, если он захочет
задать какие-нибудь вопросы; и ты тоже можешь пойти, если у тебя есть время».

Это не звучало как захватывающее приключение, но с Торндайком
никогда не угадаешь. Я решил пойти с ним, и на этом вопрос
прекратился, хотя я с некоторым любопытством размышлял об источнике этой информации
. Очевидно, то же самое сделал суперинтендант, потому что, когда он
прибыл на следующее утро, он предпринял несколько
осторожных попыток, но не получил за свои старания ничего, кроме неопределенного
общие положения.

“Это чисто пробная процедура, - сказал Торндайк, - и вы
не должны расстраиваться, если из этого ничего не выйдет”.

“Я все равно буду”, - ответил Миллер, лукаво взглянув на моего
старшего, и с этими словами мы отправились на поиски.

Дом Эллиотов, как я знал, находился в какой-то части Уимблдона, и
туда мы добрались на поезде. От вокзала мы пошли по
широкой прямой главной улице, от которой отходило множество
более мелких улочек. На углу одной из них я заметил мужчину,
который, очевидно, наблюдал за нашим приближением; и что-то в его внешности
показался мне знакомым. Внезапно он снял шляпу, с любопытством
заглянул внутрь и снова надел её. Затем он повернулся и
быстро зашагал по переулку. Я смотрел ему вслед,
пока мы переходили улицу, и гадал, кто бы это мог быть. И тут
мне пришло в голову, что он похож на некоего бывшего сержанта
Барбера, которого Торндайк иногда привлекал для наблюдения.
Как только я пришел к этому выводу, Торндайк остановился и с сомнением огляделся
он.

“Боюсь, мы зашли слишком далеко”, - сказал он. - Мне кажется, нам следовало
проехать тот последний поворот.

Соответственно, мы повернулись и пошли обратно к углу, где
Торндайк прочитал название: Мендоса-авеню.

“Да, - сказал он, - это тот самый путь”, и вслед за этим мы отказались от
Авеню, следуя по ней до конца, где она заканчивалась перекрестком,
название которого, Бернерс-парк, я узнал как то, которое видел
в письме Эллиота.

— Шестьдесят четыре, — сказал Торндайк. — Значит, этот угловой дом
— сорок шестой, а следующий — сорок восьмой. Он будет немного
дальше по этой стороне, примерно там, где виден дым — который, кстати
, кажется, идёт из окна.

“Да, ей-богу!” Воскликнул я. “Очевидно, окно на лестнице. Не
Надеюсь, в нашем доме!”

Но оно было. Подойдя к
воротам, мы прочитали номер и название "Зеленые кусты" и поспешили по короткой дорожке к
двери. Дверного молотка не было, но когда Миллер положил большой палец на
кнопку звонка, мы услышали громкий звон внутри. Но ответа не последовало;
а тем временем из открытого
окна наверху валил всё более густой дым.

«Ром!» — воскликнул Миллер, вцепившись в кнопку звонка, как в спасательный круг.
«Кажется, дом пуст».

«Я так не думаю», — спокойно ответил Торндайк.

Суперинтендант быстро и подозрительно взглянул на него, а затем
бросил взгляд на окно первого этажа.

«Это окно не заперто, — сказал он, — а вон идёт констебль».

И действительно, к ним быстро приближался полицейский, глядя на
дома. Внезапно он заметил дым и ускорил шаг,
придя как раз в тот момент, когда Торндайк опустил верхнюю створку окна и
собирался перелезть в комнату. Констебль окликнул его
строгим тоном, но после краткого объяснения Миллера офицер
проявил почтительное почтение, и мы все последовали за Торндайком
через открытое окно, из которого теперь начал просачиваться дым.

«Отправьте констебля наверх, чтобы он поднял тревогу», — тихо скомандовал
Миллер. Приказ был выполнен без лишних вопросов, и
в следующее мгновение офицер уже бежал вверх по лестнице, ревя, как
целая пожарная команда. Тем временем суперинтендант бродил по
коридору в густом дыму, принюхиваясь, и наконец
подошёл к входной двери. Внезапно из самой гущи смрада донёсся его
голос, в котором слышалось изумление.

«Ну, будь я проклят! Это дымовая шашка сантехника. Какой-то дурак засунул её в…»
«Пропустите его в лестничную клетку!»

В тишине, наступившей после этого заявления, я услышал сердитый голос
сверху, который требовал:

«Из-за чего весь этот адский шум? И что ты здесь делаешь?»

«Разве ты не видишь, что дом горит? — сурово
ответил констебль. — Тебе лучше спуститься и помочь потушить пожар».

За командой последовали звуки спускающихся по лестнице шагов, и
Торндайк быстро взбежал по лестнице, за ним последовали
суперинтендант и я. Мы встретили спускающихся на лестничной площадке,
напротив окна, и все остановились, глядя друг на друга с
взаимное любопытство. Мужчина, сопровождавший констебля, выглядел
явно встревоженным — как и следовало ожидать — и несколько враждебно настроенным.

«Кто поджёг дымовую шашку в коридоре?» — яростно спросил Миллер.
«И почему вы не спустились, когда услышали, как мы звоним в дверь?»

«Я не понимаю, о чём вы говорите, — угрюмо ответил мужчина,
— и какое вам до этого дело. Кто вы такие?» И что вы
делаете в моем доме?”

“В своем доме?” - повторил Торндайк. “Значит, вы будете мистером Эллиотом?”

Мужчина бросил на него испуганный взгляд и сердито ответил:

“Не обращай внимания, кто я. Убирайся из этого дома”.

“Но мне все равно, кто вы”, - мягко возразил Торндайк. “Я пришел сюда
повидаться с мистером Эллиотом. Вы мистер Эллиот?”

“Нет, я не здесь. Мистер Эллиотт за границей. Если вы хотите отправить письмо сюда
для него, я перешлю его, когда получу его адрес”.

Пока продолжался этот разговор, я не без любопытства разглядывал
незнакомца. Ибо его внешность была несколько
необычной. Во-первых, он носил безошибочно узнаваемый парик, а на его
выбритом лице было множество порезов и царапин, как будто он
недавно и неумело сбрил бороду. Его очки не скрывали
Ярко выраженное косоглазие левого глаза; но что особенно
привлекло моё внимание, так это ухо — большое ухо без мочки,
заострённое на конце, как у сатира. Пока я смотрел на него,
на исцарапанное лицо, косоглазие и парик, меня охватило странное подозрение;
а затем, заметив, что нос заметно отклонен влево, я
повернулся, чтобы взглянуть на Торндайка.

— Не могли бы вы назвать нам своё имя? — вежливо спросил последний.

— Меня зовут... зовут... Джонсон, Фредерик Джонсон.

— А, — сказал Торндайк. — Я думал, это Мэнфорд — Джеймс Мэнфорд, и я
Я всё ещё так думаю. Я предполагаю, что у вас есть шрам на правой стороне
лба, прямо под париком. Можно посмотреть?

Когда Торндайк произнёс это имя, мужчина стал ужасно бледным и
попятился, словно собираясь подняться по лестнице. Но констебль преградил
ему путь; и пока мужчина пытался протиснуться мимо, Миллер ловко
снял с него парик; и там, на лбу, был тот самый
шрам.

Некоторое время мы все стояли неподвижно, как фигуры на
сцене. Затем Торндайк повернулся к суперинтенданту.

«Я обвиняю этого человека, Джеймса Мэнфорда, в убийстве Стефана Билски».

Снова наступила короткая пауза невыносимого молчания. В этот момент
мы услышали, как открылась и закрылась входная дверь, и женский голос
позвал снизу: «Что это за дым? Ты там,
Джим?»


Я опускаю душераздирающие подробности двойного ареста. Я не
полицейский, и мне такие сцены крайне неприятны. Но мы должны
остаться до тех пор, пока два такси и четыре констебля не увезут
заключённых из всё ещё зловонного дома в караван-сарай
правосудия. Затем мы наконец с облегчением вышли на свежий воздух и
направились к вокзалу.

“Я так понимаю, - задумчиво произнес Миллер, - что вы никогда не подозревали
Бильски?”

“Сначала подозревал. Но когда миссис Мэнфорд и поверенный рассказали свою
историю, я понял, что он был жертвой и что Мэнфорд, должно быть,
убийца ”.

“ Давайте поспорим, ” сказал я. “Очевидно, что я был болваном"
но я не возражаю, чтобы наш старый друг знал это”.

“Не болван, Джервис”, - поправил он. “Вы наполовину спали той
ночью и совершенно не интересовались. Если бы вы обратили внимание на это
дело, вы бы заметили несколько любопытных и аномальных
внешний вид. Например, вы бы заметили, что тело было
частично полностью обугленным и хрупким. Мы видели, как
вспыхнул огонь, и обнаружили, что он уже потух, когда подошли к зданию.
Его продолжительность составила несколько минут, что совершенно недостаточно, чтобы
превратить тело в такое. Ведь, как вы знаете, человеческое тело — чрезвычайно
негорючая субстанция. Внешний вид указывал на то, что тело было
уже обожжено; и это предположение
подчёркивалось странным неравномерным распределением обугленных участков. Правая рука
сгорела дотла и разлетелась на куски. Левая рука была лишь
обожжена. Правая нога была полностью уничтожена, но левая нога осталась
почти нетронутой. Лицо сгорело дотла, но на некоторых участках головы волосы были лишь
подпалены.


«Естественно, учитывая эти факты, я внимательно изучил эти останки. И вскоре я обнаружил нечто гораздо более определённое и зловещее.
На левой руке был слабый отпечаток другой руки
рука - очень нечеткая и размытая, но все же это безошибочно рука ”.

“Я помню, ” сказал я, “ инспектор указал на это как на доказательство того, что
покойный стоял, сложив руки перед собой или за
собой; и я должен признать, что это казалось разумным предположением».

«Так и было, потому что вы оба предполагали, что мужчина был один
и что, следовательно, это был отпечаток его собственной руки.
По этой причине ни один из вас не взглянул на него критически. Если бы вы это сделали,
то сразу бы увидели, что это отпечаток левой
руки».

— Вы совершенно правы, — с сожалением признал я. — Поскольку было установлено,
что мужчина был один, отпечаток руки меня не заинтересовал. И это было
в конце концов, это всего лишь кучка пятен. Вы уверены, что это была левая
рука?”

“Вполне, ” ответил он. “Хотя пятна были размытыми, можно было разглядеть
относительную длину пальцев. И там был отпечаток большого пальца на
дистальном конце ладони, но указывающий на внешнюю сторону
кисти. Как бы вы ни старались, вы не можете поставить правую руку в такое положение.

— Что ж, тогда вот вам решающий факт. След левой руки на
левой руке свидетельствовал о присутствии второго человека и сразу же наводил на
сильное подозрение в убийстве, особенно если учесть, что
в сочетании с необъяснимым состоянием тела. В течение
вечера приходил и уходил посетитель, и на него - Бильского -
естественно, пало подозрение. Но миссис Мэнфорд невольно пролила на это дело
совершенно новый свет. Вы помните, она рассказала нам, что ее
муж открыл новую бутылку краски для волос утром накануне
взрыва и нанес ее с необычной осторожностью. Затем его волосы были
покрашены. Но волосы на голове трупа не были крашеными. Следовательно, труп
не был трупом Мэнфорда. Кроме того, презумпция убийства
теперь распространялась на Мэнфорда, и тело почти наверняка принадлежало ему.
Бильский».

«Как вы пришли к выводу, что волосы на трупе не были крашеными?» —
спросил я.

«Я ни к чему не пришёл. Я просто посмотрел. Вы помните небольшой участок
волос над правым ухом, сильно опалённый, но всё ещё
похожий на волосы? Так вот, на этом участке я отчётливо различил два или три белых
волоска. Естественно, когда миссис Мэнфорд заговорила о краске, я вспомнил об этих
белых волосках, потому что, хотя среди золотых волос можно найти серебряные,
среди крашеных их не найти. Значит, труп не мог принадлежать Мэнфорду
и, предположительно, принадлежал Билски.

“Но в тот момент, когда было сделано это предположение, появилось множество новых
доказательств в его поддержку. Теперь уничтожение тела было
понятно. Его цель состояла в том, чтобы предотвратить идентификацию. Части
уничтожены были те части, которые должны были быть уничтожены для этой цели:
лицо было полностью неузнаваемо, а правая рука и правая ступня
были обожжены и раздроблены на фрагменты. Но это были личные пометки Бильски
. Его правая рука была изуродована, а правая нога
деформирована. И тот факт, что найденные вставные зубы, несомненно, принадлежали
Мэнфорду, был убедительным доказательством намеренного обмана.

“Затем были те очень странные финансовые операции, которые я
интерпретировал следующим образом: Манфорд занял две тысячи фунтов у
Клайнса. С помощью этого он открыл счет на имя Эллиотта. Как
Эллиотт одолжил себе две тысячи фунтов, которыми и вернул
Клайнс - при условии страхования его жизни на эту сумму, оформленного
на имя Эллиота”.

“Тогда он бы ничего не выиграл”, - возразил я.

«Напротив, он мог бы получить две тысячи фунтов за
доказательство собственной смерти. Я предположил, что таков был его план: убить
Билски должен был устроить так, чтобы тело Билски выдавали за его собственное, а затем,
когда страховка была бы выплачена, скрыться — в компании какой-нибудь
женщины — с этой суммой, с ценностями, которые он забрал у
Билски, и с пятью сотнями фунтов, которые он снял со счёта в
банке.

«Но это была только теория. Её нужно было проверить; и, поскольку у нас был
адрес Эллиотта, я сделал единственное, что было возможно. Я нанял
нашего друга, бывшего сержанта Барбера, чтобы он присматривал за домом. Он поселился
в доме почти напротив и вел постоянное наблюдение, которое
Вскоре он убедился, что в доме есть кто-то ещё, кроме миссис
Эллиотт. Затем, поздно вечером, он увидел, как из дома вышел мужчина и быстро
ушёл. Он проследил за ним некоторое время, пока незнакомец
не повернул обратно и не пошёл в обратном направлении. Тогда Барбер подошёл к нему,
спросив, куда ему идти, и внимательно его осмотрев.
Внешность мужчины в точности соответствовала описанию, которое я дал - я
предполагал, что он, вероятно, сбреет бороду - и с
фотография; так сообщил мне Барбер, проводив его домой. И это
вся история ”.

— Не совсем всё, — сказал Миллер с хитрой ухмылкой. — Там была
дымовая шашка. Если бы не шутник, который просунул
её в щель для писем, мы бы никогда не попали в этот дом.
Я называю это самым удивительным совпадением.

— Я тоже, — согласился Торндайк, не пошевелив ни единым мускулом. — Но есть
особое провидение, которое присматривает за юристами в области медицины.

Несколько мгновений мы молчали. Затем я заметил:

“Это будет ужасным потрясением для миссис Мэнфорд”.

“Боюсь, что так и будет”, - согласился Торндайк. “Но так будет лучше для
для неё было бы лучше, если бы Мэнфорд сбежал с этой женщиной, прихватив с собой практически
все деньги, что у него были. В любом случае она бы потеряла никчёмного
мужа. По крайней мере, мы спасли её от нищеты. И,
зная факты, мы были морально и юридически обязаны способствовать
отправлению правосудия».

«Очень правильное мнение, — сказал суперинтендант, — хотя я не совсем
понимаю юридические аспекты этой дымовухи».

КОНЕЦ