Белый соболь удачи

    Разговоры, будто Елена Бабеева убила медведя, будоражили деревню целый день и к вечеру дошли до лесника Егора.
    Дыма без огня не бывает, но чтобы старуха такое могла учудить, тоже не верилось.
    Чертыхаясь и ворча о том, что у манегров* никогда не знаешь, где правда, а где брехня, что ребёнок у них ещё в люльке сидит, а ему уже ружьё в руки суют и что столетние бабки по тайге шастают, Егор надел фуражку с зелёным околышем и пошёл к Елене.
    Лесник сердцем чувствовал неприятность и поэтому спешил. Но по дороге решил  заглянуть в сельсовет: если старуха и правда нарушила запрет на охоту в заповеднике, то надо звать председателя и составлять акт.
    Шагая по улице, Егор настраивал себя на законный лад: ну и что, что старая? Порядок для всех один: нарушила – ответит по закону.

После давнего пожара Мамынский остров зарос малинником, жимолостью и орешником – самое медвежье место. Егор про него начальству все уши прожужжал. И вот этой  весной, наконец, дождался: двух зверей – самца и самку – перебросили вертолётом из дальнего района заповедника. А чтобы звери нормально прижились, Егор с самой весны туда не заглядывал и в деревне про них никому не говорил. И вот – на тебе – эти слухи про охоту Бабеевой. Как тут не встревожиться?

    Председателя в сельсовете не оказалось, зато был секретарь – Изот Талеев. «С ним даже лучше – подумал Егор – поговорит с Еленой на своём языке». Изот не упирался и сразу согласился:
    - Хоросе, нада только записка писать – посол на место происествия.
    Егор в который раз удивился: почерк у Изота красивый, все буквочки выведет, а по-русски как следует говорить всё не научится.

    Елена Бабеева сидела на обычном для неё месте – у протоки, на перевёрнутой вверх днищем омороче. Подошедшие мужики поздоровались. Бабка ласково сморщилась – глаза-щёлочки совсем пропали – протянула Егору трубку:
    - Здорово, Егорка. Почему не заходишь? Садись, трубку кури.
    Изот спросил про здоровье, но Елена, не отвечая, задумчиво смотрела за протоку, дымила трубкой. Изот, показывая рукой на Егорову фуражку, что-то долго и строго говорил по-манегрски. Елена сунула потухшую трубку в карман и прикрыла глаза. Изот беспомощно развёл руками:
    - Не хосет говорить, устала шибко.
    - Ты спроси, – велел Егор – правда, что медведя убила? Да не пугай, чего ты её пугаешь? Надо по-доброму.
    Елена открыла глаза, что-то буркнула и махнула рукой в сторону двора. Изот потянул лесничего:
    - Пошли. Говорит, там шкура.
    На  заборе,  отгораживавшем  двор  от   запущенного огорода,  сохла  большая медвежья шкура. Егор с трудом перевернул её шерстью вверх и охнул: зверь-то с Мамынского острова!
    - Точно, это тот мишка.  – Егор разглядел метину – рваное ухо, с которого медведь сорвал металлическую «серёжку», нацепленную во время переселения.
    - Знаешь, какой штраф придётся платить?  – расстроено спросил Егор, думая, как он выкрутится из этой истории.  – Да и ружьё надо конфисковать…
    - Не-е, ружьё нельзя,  – не согласился Изот. – Деньги бери, твой закон есть. А ружьё нельзя, плохо ружьё забирать.
    - Так ведь закон и велит конфисковать оружие, из которого произведён незаконный отстрел зверя!
    - Не-е, ружьё нельзя, – упрямо мотал головой Изот. – Без ружья пропал охотник. Совсем пропал.
    -Тьфу ты! – в сердцах сплюнул Егор. – Ты ж Советская власть, должен законы знать!
    Они спустились к протоке. Изот опять что-то сказал Елене. Та, открыв глаза, позвала:
    - Савка!
    Из тальника высунулась черноволосая голова мальчишки, узкие глаза которого уставились на мужиков. Елена сказала ему два слова, и он стремглав бросился в избу.
    Презрительно сощурившись, Елена стала резко что-то выговаривать Изоту. Тот, виновато улыбаясь, объяснил Егору:
    - Ругается. Говорит, что пока ты штаны за столом протираешь, твой белый соболь удачи сдох в тайге от тоски. Говорит, что манегру стыдно бумажки писать, пускай слабая женщина сядет на твоё место, а ты в тайгу иди.
    Из  избы с ружьём в руках вышел Савка, взглянул на Елену. Она кивнула, мальчишка протянул ружьё Егору.
    Егор аж присвистнул от удивленья: это ж чёрт знает что, но только не ружьё! Неужели оно ещё и стреляет? Егор заглянул в стволы, понюхал – пахло порохом, значит стреляли из него недавно. Егор повертел двустволку в руках и, размахнувшись, забросил её в тальник. Сердито сверкая глазами, Савка подобрал ружьё и унёс в избу.
    Егор вытащил папиросы, сел на оморочу и задумчиво затянулся первым вдохом табачного дыма.
    - Ты иди, – сказал он Изоту. – Я сам с ней поговорю…
    Изот пошёл было в гору, но раздумал, вернулся и ещё что-то спросил у старухи:
    - Она говорит: эта медведица съела Захарку с Серёгой, – удивлённый, повернулся он к Егору, – и Савку хотела съесть, караулила на берегу…
    - Ты соображаешь, что городишь? – подскочил Егор, уронив изо рта папиросу. – Их когда зверь задрал? Когда нас тобой ещё на свете не было! Совсем из ума выжила старуха.
    Егор посмотрел на Елену, покачал с сомнением головой, не зная, говорить или нет о том, что не того медведя она убила, а нового – переселенца.
    Егору не верилось, что Елена сама освежевала тушу и дотащила шкуру до своего двора. Ростом-то она чуть выше Савки, дунь – и полетит, как тополевая пушинка. Правда он знал, что когда-то Елена была лучшей охотницей рода Бабеев. Ещё недавно в тайге за ней трудно было угнаться. А теперь, вишь, годы её одолели, зрение подводить стало – молодого зверя от старого отличить не смогла.
    - Она сказала, и ружьё забирай, и штраф пиши, всё равно убила бы. – Перевёл Изот слова Елены.
    Егору было жалко старуху. Ему не хотелось разочаровывать её, что не тот это зверь. «Ладно, пусть думает, что старого зверя подстрелила» – решил Егор. И денег старухиных ему было жалко. С каких шишей она штраф заплатит?

    Мужики ушли. Елена набила табаком трубку и долго смотрела, как Савка на протоке ставит перемёты. Тягучие, как долгий летний день, мысли снова вернулись к убитому медведю. Ни Егор, ни Изот ей не поверили. Но она твёрдо знала: именно эта зверюга когда-то съела Захарку с Серёгой.
 
    Десять дочерей, подрастая, по очереди ушли из родового берестяного чума. Попал в полынью на Мамыне старый охотник Анфим. Остались Захарка с Серёгой – последние охотники в роду, но когда началась война, они не захотели сидеть в тайге – поехали на фронт.
    Ей вспомнился тот счастливый и страшный год, когда её сыновья вернулись с фронта. Вернулись на Селемджу здоровыми и невредимыми, и не было на их гимнастёрках свободного места от наград. Как радовалось Еленино сердце, как сияло лицо, когда сыновья сказали, что приведут в дом женщин. Крепкие, ловкие девки ей понравились. Клавка с Лидкой уже умели выделывать шкуры косуль и шили красивые торбасы**. Они нарожают много мальчиков и род Бабеев снова станет большим и сильным.
    Перед свадьбой Захарка с Серёгой ушли в тайгу. Но напрасно сидела Елена на старой омороче – вода не принесла ей ни плеска шестов, ни весёлой песни возвращающихся с добычей охотников.
    Тогда Елена положила в туес спички, соль и забросила в нос юркой лодки ружьё.
Её руки уже устали толкать вперёд лодку, когда там, где протока впадает в Мамын, она увидела знакомую длинную оморочу.
    На прибрежном иле рядом со старыми следами Захарки и Серёги остались отпечатки лап молодой медвежьей матки с медвежатами. Звери на берегу были недавно, и в их следы ещё не натекла вода. Елена долго звала сыновей, но только эхо откликалось на её крики. И сердце Елены заплакало, предчувствуя беду. Но она знала, что Захарка с Серёгой не могут потеряться в тайге. Они хорошо знают повадки лесного зверья и отлично читают книгу тайги. Старая охотница любовалась ими и радовалась: она уйдёт на небо, а род рыбаков и охотников Бабеевых будет жить, пока в тайге есть деревья, а в Селемдже вода.
    Сердце Елены больно когтила тревога, от горя и отчаяния по лицу катились слёзы. Но и сквозь слезливую пелену она разглядела, где Захарка с Серёгой наткнулись на разъярённую медвежью матку. Каким же страшным было то место! Ровная и открытая местность, а молодой зверь был ловким – охотники не успели убежать. На взрытой страшными лапами земле валялось покорёженное Захаркино ружьё, на высоком кусте боярышника висела старая Серёгина шапка.
    Упав на колени, запела Елена длинную песню-молитву, горько оплакивая свой род. Спустя какое-то время и собравшись с духом, Елена нашла место, где зверь завалил валежником тела сыновей, и гнев переполнил её сердце:
    - Ты сама виновата, – говорила Елена, спеша по следам убийцы. – Неужели ты не знаешь, что манегра не поднимет ружьё на матку? Они были манеграми. Они не тронули твоих детей…  А ты убила Захарку и Серёгу, кто теперь продолжит мой род?.. Я убью тебя и скормлю твоё мясо воронам…
    Глаза её плакали горькими слезами, а ноги быстро несли её по тайге.
Сквозь густую сетку лимонника её уши услышали испуганный крик. «Ай-я-я-яй!»  – неслось ей из тайги. И Елена увидела их… На верхушке кривой берёзы сидели два медвежонка. А большая медведица с разорванным ухом, стоя на задних лапах, тянула дерево, раскачивая его, как качели. Медвежата верещали человеческими голосами: «Ай-я-я-яй!»
    Елена прикрыла глаза, а гнев вёл её руку к патронташу.
    Щёлкнули загнанные в ствол патроны. Медведица, насторожившись, опустилась, отпустила ветку и повернула голову. Елена подняла ружьё и взглянула зверю в глаза. Медведица, стоя на четырёх лапах, подняла передние вверх, будто человек руки. Елена опустила ружьё – она не могла стрелять в матку.
    Спускаясь к протоке, Елена ждала, когда со спины догонит её зверь и отправит вслед за сыновьями в небо. «Пусть, – думала она, – остынет тогда эта страшная рана в груди. Пусть, я никогда больше не почувствую горя». А матка не спешила. Медвежата перестали кричать. И тогда Елена поняла: небо не хочет её брать, небо оставляет род Бабеевых на земле.

    Вернувшись в деревню, Елена шесть раз выстрелила в воздух, извещая сородичей о смерти сыновей и давая знать о своём горе.
    Елена знала: небо, продлив ей век, ещё не раз посмеётся над родом Бабеев. Но небо дало ей немного счастья. Счастье пришло вместе с Клавкой, брюхатой от Сергея.
    Красивое плоское лицо Клавки было от смущения покрыто коричневыми пятнами:
    - Моя мать сказала: иди к Елене. Род Талеев не будет кормить чужого ребёнка. Он из рода Бабеев – иди туда…
    Елена обрадовалась и ласково встретила Клавку. Елена знала, что Ольга Талеева не хлеба пожалела, а пожалела она её – Елену: древний закон манегров заставлял спасать гибнущий без мужчин род. 

    Илья родился жёлтым, как птенец дикой утки. Елена долгими вечерами выделывала шкурки молодых косуль на пелёнки внуку, шила красивые торбасы и тёплые перчатки, а по ночам, когда Илья спал, выходила на крыльцо и палила из двух стволов в небо, отгоняя злых духов.
    Он вырос большим и красивым, похожим на Серёгу. Елена рано научила мальчишку толкать шестом оморочу, дала в руки ружьё. С первым метким выстрелом Ильи в тайге родился белый соболь удачи.

    Илья рано полюбил красивую девушку из рода Талеев. Но. Пришло время служить в армии. Он стал хорошим солдатом, и, когда русская девочка упала под поезд, Илья с ловкостью охотника бросился на рельсы и отнял её у злого духа смерти. А  Елене пришла похоронка. Никогда не видевшая поезда, она села на эту вонючую, страшную машину и поехала в большой город. Товарищи Ильи сделали у могилы три залпа. Елена попросила ружьё и сама известила верхних людей о приходе лучшего охотника из её рода.

    …И снова в дом Елены пришла девушка из рода Талеев.
    Красавица принесла на руках крохотного  мальчика с чёрными, как таёжная смородина, глазами. Она положила его на кровать, заплакала и ушла.
    Клавка развернула ребёнка и сказала:
    - Это мой внук.
    Но Елена отобрала у неё правнука:
    - Ты ещё молодая. Уходи,  выходи замуж и рожай себе сыновей. У тебя ещё не скоро кончатся семена, из которых появляется новая жизнь.
    Елена назвала мальчика Савкой.
    Клавка не хотела уходить, но Елена видела: не научит она Савку тем навыкам, которые так нужны манегру – она стала толстой и забыла тайгу.
    - Клавка плохая рыбачка и разучилась выделывать шкуры косуль. Тебе лень мять в руках мездру так, чтобы та высыхала от тепла женских рук. Ты скоблишь шкурки хорьков на круглой чурке, а манегрские женщины скоблили их всегда на колене.
    Слова были обидными для Клавки, но Елена продолжала:
    - Ты собрала по всему дому шкуры и настригла целый мешок шерсти. За это время можно было выкурить двадцать трубок. Теперь ты спишь на перине. Савка вырастет и тоже захочет спать в тепле, а он манегра и должен спать на тонких шкурах.
    Немного подумав, Елена добавила:
    - Когда соседи приносят рыбу, ты ешь только жирных, сладких сомов и не любишь костлявых щук, а они дают рукам силу и глазам зоркость. Ты этому хочешь научить Савку? Нет, я не отдам его тебе. Я так решила…
    Клавка заплакала и ушла из дома Елены.
    Елена выкинула железную коляску, которую Клавка притащила из магазина. Достала из кладовки старую берестяную люльку с дыркой на дне.  Насушила много мягкого душистого мха и устелила им дно колыбели. Затем сверху положила хорошо выделанную шкурку рыжей лисы и опустила туда Савку.

    С тех пор семь раз зеленел и желтел тальник на берегу протоки, семь раз приходила зима. Савка просыпался вместе с Еленой и в густых тальниках ждал, когда большие, жирные утки сядут кормиться на воду. Первым выстрелом Савка добыл селезня с сине-зелёной головкой, и в тайге родился его белый соболь удачи. А в этом году мальчишка сам проверял перемёты и по утрам приносил Елене большой кукан рыбы.
    Елена видела: судьба возвращает то, что отняла раньше. Видно, не зря она молила добрых духов беречь Савку. Духи не оставили его, когда, купаясь, он зацепился за корягу, но всё-таки выплыл из буруна. Они подсказали ей, что Савка угорает в бане – Елена вовремя открыла двери и вытащила правнука из лап злого духа и долго  отпаивала его соком кислого лимонника.
    А недавно он прибежал к ней:
    - Бабушка, на острове жимолость поспела!
    Они взяли берестяные туеса и добрались до острова. В лесу Елена разыскала большой ягодник, и сизые, спелые ягоды дождём посыпались в Савкин туес.
    - Ты говорила, что про это место никто не знает…  А тут кто-то уже был… Трава примята…  – сказал обиженно Савка.
    Елена взглянула и поняла: где-то рядом пасётся медведь. Свежая, тягучая слюна медленно стекала с листьев и веток жимолости, старательно обсосанных зверем.
    - Это медведь пасётся. Он шибко любит жимолость.
    - Бабушка, покажи, ну покажи…  – канючил любопытный мальчишка – Я никогда не видел медведя.
    Пусть Савка знает тайгу, пусть всё видят его глаза и всё слышат чуткие уши.
Елена забралась на высокий горелый пень и стала высматривать зверя. Но, как ни смотрела, ни один кустик не шевельнулся, ни одна травинка не качнулась от лёгкой поступи лесного хозяина.
    Елена хотела было сказать мальчишке, что ушёл уже медведь, но всё-таки разглядела косматую тушу. Зверь, насытившись, почти неподвижно копошился за кустом, с которого собирал ягоды Савка.  Елена оставила туес с ягодами и быстро увела Савку к омороче. Этот зверь не боялся людей.
    На другое утро Елена увидела его снова. Медведь стоял на другом берегу протоки и, нюхая носом воздух, глядел в её двор.
    - Уходи, – рассердилась Елена – уходи добром! Я старая, Савка маленький. Уходи! Мы не охотники!
    Зверь повернулся боком и пошёл по берегу. По рваному уху Елена узнала – это была та самая матка, которая задрала Захарку с Серёгой, но уже постаревшая. О, она бы узнала её и в целом стаде медведей! В глазах у Елены потемнело.
    - Ты совсем потеряла совесть! – крикнула она вслед зверю – Я убью тебя!
    Медведица оглянулась, постояла и не спеша ушла в тайгу.
    Потом Елена узнала, что враг приходит на берег протоки каждое утро. Однажды пропала со двора старая собака. Савка проплакал целый день, разыскивая её в тальниках.
    Елена поняла – медведица караулит, когда старая женщина отпустит  мальчишку проверять перемёты: Савка давно просился на рыбалку. Тогда Елена вытащила старую двустволку и два дня вымачивала её в керосине, очищая от ржавчины. Другой вечер  заряжала патроны. Нарезала пыжей из крепкой бересты и между двух сковородок скатала большие пули. И всё это время она разговаривала с медведицей:
    - В тебя, однако, вселились все злые духи тайги. Я убью тебя. Ты уже старая, я тоже старая. Если я умру, то Савка поплачет немного и вырастет сам. Я убью тебя и избавлю от страшной голодной смерти…
    - С кем ты разговариваешь, бабушка? – удивлялся Савка – Кто умрёт голодной смертью? Ты не бойся, я скоро вырасту и добуду много мяса. Я уже умею ловить карасей.
    - Спи, сынок. Я разговариваю с добрыми духами, прошу у них удачной тебе охоты.
    Два дня Елена высматривала лёжки своего врага. И ещё два дня гремела на острове пустым ведром, колотя по дну палкой, громко кричала, пугая зверя, не давая ему пастись. Сегодня она пошла в тайгу с ружьём. У старой кривой берёзы перед глазами мелькнуло что-то белое, и Елена обрадовалась: её ведёт белый соболь удачи.

    …Трубка снова потухла. Елена сунула её в карман фартука и устало побрела к забору, где сохла шкура зверя, так долго ходившего по следу рода Бабеев. Шерсть на загривке совсем поседела от старости, с боков повылезла клочьями. Елена потрогала шкуру:
    - О, ты была совсем хитрый зверь! Но я нашла тебя… Ты лежала под комлем большого тополя… Ты тогда сюда притащила моих сыновей… А теперь и сама пришла сюда умирать… Я не хотела в тебя стрелять, не поговорив с тобой… Я сказала тебе: зачем ты снова вернулась на остров? Однако, разве небо хочет, чтобы род Бабеев совсем пропал? Разве злые духи тайги, гонящие тебя по следу Бабеев, не знают, что Савка – последний мужчина рода?..  Ты молчала… Тайга дала тебе ум, но не дала языка… Закон моих предков велел убить тебя, чтобы жил мой род… Ты была голодная и злая… Однако, ты не хотела умирать и сердилась на меня. Ты встала на задние лапы, разинула вонючую пасть и заревела. О, я тоже плакала, когда хоронила своих сыновей!.. Но сегодня я выстрелила, ведь меня вёл белый соболь удачи.
    Елена потёрла глаза маленьким сморщенным кулачком и, грустно качая головой, проговорила:
    - Больше я его не увижу…  Мой белый соболь удачи умер в тайге  с моим последним выстрелом.
    Елена перевернула шкуру медведицы снова мездрой вверх и, сгорбившись, пошла к омороче. Бежавшие из глаз слёзы медленно расползались по густой сетке морщин.
    - Однако, шибко устала. – Проговорила Елена, садясь на оморочу, и вытащила из кармана старого фартука свою трубку. Прохладный ветерок с протоки бросал дым ей в лицо, но она не замечала ни дыма, ни гудевших над головой комаров, ни слёз, медленно скатывающихся из уголков узких глаз. Глядя в тайгу за протокой, Елена сказала:
    -О, мой белый соболь удачи! Ты, однако, долго ходил вместе с Еленой. Нам, однако, пора отдыхать…

    Лесник Егор с самого раннего утра пытался дозвониться до начальства, но коммутатор молчал – Егор без толку крутил ручку чёрного телефона:
    - Опять эта Машка с женихом болтает! – досадовал Егор. – Хоть разорвись – никуда не дозвонишься!
    Но жаловаться было некому: на коммутаторе работала его дочка.
    Егор со всей силы в очередной раз крутанул ручку телефона, и трубка вдруг сердитым голосом сказала:
    - Аллё! Перезвоните, линия занята!
    - Я тебе покажу – занята! – заревел Егор. – Опять с Пашкой болтаешь! Вот сейчас приду и уши оборву!
    - Чё ты, батя, разоряешься? – ехидным голосом спросила Машка. – Меня три села слушают, а линия занята – директор совхоза с райкомом говорит. Как освободится – соединю. Отбой, – сказала Машка и в трубке что-то звякнуло.
Телефон тут же зазвонил и Егор схватил трубку:
    - Алё, слушаю!
    - Соединяю с районом, – пропела Машка, – аллё, вы меня слышите?
    - Слышу, слышу, давай скорее соединяй.
    …
    - А-а, добрый день, Егор Пантелеевич, – басом откликнулся старший егерь, – ну что у тебя стряслось?
    -  Да вот, – заволновался Егор: поверит или нет начальник? – пришлось медведя – самку – забить. Ну ту, из переселённых… Дак я посоветоваться – как акт составлять?
    - Как обычно. Акт составляешь на санотстрел. Да, жаль.  Жаль, что не прижились… А что, по-твоему, помешало?
    - Заболела, думаю… Как будто взбесилась, на людей стала выходить…
    - Да в чём дело? – не понимал начальник. – Откуда это?
    - Да откуда? Заболела, да и всё тут. Откуда? Почём я знаю? Шкура вся облезла.
    Егор замолчал, ожидая новых вопросов, но трубка молчала.
    - Значит, как санотстрел оформлять?
    - Да. Жаль… Тушу закопай, чтобы инфекции не было. Да! Я тебя вчера вспоминал, ты про белого соболя как-то спрашивал. Так вот. Пришёл ответ из Академии наук. Точно, бывает белый соболь. Очень редко, правда, но бывает – альбинос амурского кряжа. Ну, а что удачу он приносит, это у манегров суеверие такое. У тебя всё? Тогда будь здоров!
    Егор с облегчением перевёл дух, взглянул на Изота, слышавшего весь разговор:
    - У тебя почерк разборчивый. Пиши акт: в целях санитарного отстрела произведён забой одного медведя. В скобках напиши – самка. В конце акта распишись за председателя сельсовета. Где его носит? Второй день на работе не вижу!
    Егор внимательно перечитал акт, свернул его вчетверо,  сунул в карман и вышел на крыльцо. За ним поспешил и Изот.
    - Вот честное слово, ежели твоего начальника в тайге с ружьём встречу – оштрафую. И не погляжу, что председатель. Совсем разбаловались, в тайгу, как в свой огород ходят.

    Со вчерашнего дня Елена будто не сходила со своего места на омороче. Она молча кивнула подошедшим Егору и Изоту и также равнодушно уставилась на протоку.
    - Шкуру я забираю, – сообщил Егор – надо закопать от греха подальше. И вот ещё что… В деревне говори, что медведь больной был…
    Елена снова кивнула. Она мысленно похвалила себя за то, что не сказала Егору про двух молодых зверей, появившихся на Мамынском острове – это они выжили старую медведицу к самой протоке. И правильно, что не сказала, а то Егору было бы стыдно за то, что не смог отличить шкуру старой медведицы от меха молодого самца с разорванным ухом. «Ничего – думала Елена – он ещё молодой. Его белый соболь удачи долго будет жить в тайге. Может он и станет когда-то настоящим охотником…»

*Манегры – малая народность бассейна реки Амур.
**Торбасы – у народов Севера и Сибири меховая обувь из шкур различных животных.

Автор:  Валентина Батяева.
Рассказ был опубликован в журнале «Крестьянка» спустя четырнадцать лет после описываемых событий.