Часть третья. Московская студенческая эпопея 1

1977- 1978
Часть третья
Московская студенческая эпопея
I. Зима и весна 1977 - 1978 годов
1. Вступление
Итак, мы переехали в Москву. Всякие сомнения должны прекратиться. Наступила суровая реальность. Но я всё равно никак не хотел этого признавать. Я всё равно хотел вернуться в Ленинград. Но если это невозможно, то в качестве компенсации я хотел бы получить в Москве такую же работу. Но это наивно: ведь известно, что одна из основных особенностей наших УПП состоит в том, что они, как правило, не дублируют друг друга по профилю.
В те годы многие наши предприятия кооперировались с предприятиями госпромышленности. Но они выполняли заказы этих предприятий, а эти заказы зависели от профиля основного предприятия.
Другая особенность наших предприятий заключается в том, что трудоустройство на них рассматривалось как "рациональное качественное трудоустройство" (РКТУ) инвалидов по зрению.
Декларировалось, что инвалиды по зрению, работающие на этих предприятиях, выполняют такие виды работ, которые не приводят к повреждению «сохранных анализаторов и, прежде всего, осязания».
Но совместить эти два принципа удавалось не всегда. В частности, относительно закручивания моих любимых планок тоже далеко не всегда удаётся. Но мне эта работа нравилась именно потому, что здесь всё было подогнано. Рабочая часть отвёртки точно ложилась на шлиц винта, а мускульные усилия рук при закрутке в случае качественных деталей оказывались минимальными. О том, как я работал в аналогичных условиях, мы ещё расскажем.
В то же время, существует вопрос о том, сколь долго человек может заниматься одним и тем же видом труда. В связи с этим много говорят о его монотонности в отношении незрячих. На то есть несколько причин. Одна из них заключается в том, что в процессе выполнения работы, особенно на этапе обучения незрячему приходится усваивать исключительно своей головой (он ведь не может в силу отсутствия у него зрения действовать по подражанию) последовательность действий, и он постоянно вынужден удерживать её в памяти. Практика показывает, что лучше всего это достигается тогда, когда работа постоянная, однородная, привычная. А если всё-таки приходится радикально менять образ жизни и, в частности, вид трудовой деятельности, то происходит коренная ломка сознания человека: ему приходится вырабатывать другие навыки, а это зачастую бывает непросто ни физически, ни психологически. В такие моменты с тоской вспоминаешь, как хорошо было раньше и как плохо теперь. И появляются мечты о чуде. Например, помечтается, что удастся договориться со своим прежним местом работы о том, что работу будут привозить из Ленинграда в Москву   пусть не каждую неделю, а, скажем, раз в месяц. Почему? Потому, что я   для них ценный кадр. И предприятию будет выгодно, если я буду продолжать ранее начатую работу.
Но чуда не произошло. И я не мог иметь ту же работу, что и в Ленинграде. И всё же подсознательно я на это надеялся. Я сам понимал, что это невозможно, но продолжал так думать. Уже в первые дни я закатил маме большую сцену на эту тему. Я понимал, что причиняю маме сильную боль, но не мог остановиться. Вторая такая сцена произошла во время празднования дня рождения мамы. И тут уже один из наиболее отзывчивых дедушкиных учеников, Борис Абрамович Кушнер вмешался. И чуть было не устроился я на работу. Но работа оказалась мне не по силам. И тогда я сказал: "Пойду в университет". То есть, сказал то, чего хотели мои родители. Но одно дело сказать и совсем другое   выполнить. Это оказалось ещё тяжелее.
А сейчас мы начинаем рассказ об этих событиях.
2. Поездка в Москву
Вечером 29 ноября мы с мамой уезжали в Москву. Незадолго до нашего отъезда приезжал Юрий Константинович. Он всячески меня подбадривал. Говорил: "Будете поближе к правительству". Но меня это не вдохновляло. Я понимал, что никакой близости с правительством у меня нет и быть не может. И дело, конечно, не в политических разногласиях (в ту пору об этом вообще не могло быть речи, да я и не думал о политике), а в разнице положения. Я всё ещё думал, что совершена роковая ошибка, и мы не должны были переезжать в Москву. Последнего я, конечно, Юрию Константиновичу не говорил, но думал именно так.
А сказал я: "Мы будем горевать". А Юрий Константинович и тут меня утешал, что он и другие наши знакомые из Ленинграда будут приезжать.
И он, действительно, несколько раз приезжал в командировку.
Бывал у нас и Сергей Ананьевич.
Первое время я даже просил, чтобы привозили ленинградский чёрный хлеб, потому что московский столовый хлеб казался мне слишком сладким. Наш ленинградский круглый чёрный хлеб нравился мне больше, потому что у него был своеобразный запах, и он был острым, кисловатым. И мои родители, уже когда мы на автомобиле ехали из Ленинграда в Москву, покупали этот чёрный хлеб в булочной на Московском проспекте. Кроме хлеба, там же покупали любимые мною слойки.
Но всё это будет позже.
В последние часы нашего пребывания в Ленинграде по радио транслировали из Большого театра оперу Россини "Севильский цирюльник". Но тогда мне было уже не до того. Душили слёзы. Я был грустен.
На такси мы поехали на Московский вокзал. Приехали. А поезд уже стоял. Мы прошли в вагон. Юрий Константинович простился с нами и ушёл. Всё, дверь закрылась. Был я ленинградцем, жил, как мне казалось, полноценной жизнью.
А теперь судьба забросила меня в Москву. Но не так я себе мыслил переезд в своих грёзах и мечтаниях. Для меня Москва   это, прежде всего, люди, которые здесь живут. Это мои близкие: бабушка, дедушка, дядя Миша, но вот так случилось, что дядя Миша погиб, бабушка умерла. Дедушка остался один. И ему нужна была помощь. К тому же, как мы узнали впоследствии, он продолжал свою научную работу. Казалось бы, ему было не до ласк в отношении меня. Возможно, он также считал, что я уже взрослый, а потому в таких ласках уже не нуждаюсь. А что ещё связывало меня с Москвой?
Любимые моему сердцу пластинки дяди Миши. Но в свете происшедшего они утратили для меня всякий интерес, потому что за все предшествующие годы, пока мы ездили в Москву, и пока я имел возможность общаться с дядей Мишей, он и его пластинки стали для меня единым целым. Но его не стало, и эта целостность нарушилась.
Пока мы ехали, в моей душе звучали некоторые мелодии времён моего раннего детства. Всё это было на фоне бессонной ночи.
Итак, мы ехали скорым поездом №5. Поезд отправлялся в 23:50, а в Москву прибывал в 8:30 30 ноября. В пути делал остановки на станциях Бологое и Калинин.
На Ленинградском вокзале нас встретил папа. На такси мы приехали домой.
Так начиналась моя московская жизнь.
3. Первый день
Итак, утром 30 ноября мы приехали в Москву. И первая моя проблема   позвонить в магазин "Рассвет". Дело в том, что мы получили тематический план выпуска литературы по Брайлю на 1978 год и уже решили для себя, что мы будем выписывать. Узнали, что Тамара Михайловна вернулась и приступила к работе. И вот я ей позвонил. Она предложила нам прийти в магазин "Рассвет" в ближайшие дни. К сожалению, этого сделать не удалось. И так случилось, что больше не довелось увидеться с Тамарой Михайловной. А вскоре я снова позвонил в магазин. И мне сказали, что Тамара Михайловна снова заболела, и даже было сказано: "Лучше бы ей не выходить на работу". В дальнейшем мы позвонили, и у нас приняли заказ по телефону. И это было в последний раз. Больше никаких заказов по телефону не принимали. Поэтому допускалась только отправка тематического плана с пометками о выписанной литературе по почте.
Сейчас же я, в основном писал мемуары. А вечером включили телевизор. Среди прочего, здесь была трансляция матча на первенство СССР по хоккею между командами "ЦСКА" и "Автомобилист" (Свердловск). Игра закончилась со счётом 8:1 в пользу ЦСКА. Во время трансляции я заснул, сидя за столом.
Вечером папа уехал в Ленинград.
Теперь он доделывал все дела, связанные с переездом, а также с продажей гаража и автомобиля. Всё это было очень грустно.
Но ничего иного просто не могло происходить.
4. Декабрь-месяц
Итак, вечером 30 ноября папа уехал в Ленинград, чтобы завершить все оставшиеся дела, связанные с переездом в Москву. А я остался в Москве. Мне было очень грустно. Я скучал о своей работе. Несколько раз поднимал перед мамой вопрос о том, чтобы мы вернулись в Ленинград. Мама, возможно, исчерпала все свои аргументы, и ей уже было невыносимо слушать мои истерические выкрики, но остановиться я не мог. Конечно, маме было очень тяжело. Ведь дедушка по-прежнему находился в больнице. Она ходила к нему каждый день, а я тут такое вытворял. Но подумать я ещё не мог.
Была глубокая психологическая травма. У меня фактически не было друзей в Москве.
Я позвонил Александре Павловне Проскуряковой. Она говорила, что работает надомницей на четвёртом УПП, закручивает контакты для стартёродержателей. Я подумал о том, что такую работу мог бы выполнять. Она советовала обратиться в московское городское правление ВОС в Большом Харитониевском переулке (недалеко от станции метро "Лермонтовская"). Кстати, в дальнейшем правление переехало. А на Большом Харитониевском папа побывал. Там порекомендовали другую работу   изготовление пеналов для губной помады. Но к тому времени мы уже, как будто, решили мою судьбу.
Погода в это время была морозной: было холодно. Холодно было и в квартире. Включать в таких условиях обогреватель всю зиму явно не улыбалось. Но иного пути просто не было.
Иногда мы выходили на прогулки. Но ходить по улице было трудновато. Как я уже говорил, дом, где мы теперь жили, был шестнадцатиэтажный. Есть два лифта, но довольно часто они не работали. На протяжении всей нашей московской жизни последовательно были заменены грузовой и пассажирский лифты.
Ещё в 1971 году, побывав в гостях у второго дедушки, я узнал, что его собака на лифте не ездит, и что существует некое постановление, запрещающее перевозить в лифте собак. Но ничего подобного не было у нас. У нас собак возили, и встреча с собакой во время поездки на лифте   дело не такое уж и редкое, и приятной такую встречу не назовёшь.
Думаю, что и для собак путешествие на лифте представляется довольно сильным стрессом. Показательно в этом смысле поведение одной собаки   "Рыжухи", как мы её между собой называли за её рыжий окрас. Она со своими хозяевами жила на двенадцатом этаже. И вот картинка с натуры: она с кем-нибудь из хозяев спускается на лифте. Её громкий грозный лай слышится издалека. И вот лифт спустился до пятого этажа. Она лает, почти не замолкая.
Именно лаяла, иногда скулила, (пару-тройку раз попискивала на высокой частоте), фыркала носом, наподобие некоторых уже известных мне собак.
Но она не только лаяла: она пыталась освободиться, прыгала, например, мне на колени или на дверь. Её хозяева командовали ей "Сидеть", но, похоже, это не имело никакого эффекта. Под аккомпанемент её лая проходило наше путешествие с пятого этажа на первый. Весь этот кошмар заканчивался только на улице. Но кроме Рыжухи были и другие собаки. Часть из них составляли хозяйские. Но было немало брошенных, бродячих собак. Лично мне не доводилось с ними встречаться. Но довольно часто я слышал их лай, особенно в летнее время, когда всё-таки была тёплая погода, и форточки и окна открывались. Эти собаки лаяли не так громко (так, во всяком случае, это воспринималось из окна), но в этом лае чувствовалась озабоченность: этим собакам нужна была еда, а нападение на людей не было их целью.
Но когда слышишь о них от других людей, становится как-то не по себе. В самом деле, когда я слышал о том, как такая собака захватывала своей лапой руку человека и на протяжении продолжительного времени её удерживала, не давая человеку двигаться дальше, это наводило страх, который долго не проходил.
Я по-прежнему был во власти своих детских видений. Вот некоторые из них. Алёша Несмелов лежал в своей кроватке, сосал пальцы, играл с маленьким мячиком, подвешенным к спинке кроватки, с погремушкой, с куклой-"неваляшкой". Всё это у него гремело, звенело, стучало и т.д. Иногда мне представлялось, что всё это происходит со мной самим. И как бы было хорошо, если бы это было так. Но реально этого быть не могло, а могло быть только в воображении.
Были и "кошачьи" видения, например, кошка сидела на балконе и нюхала цветы. Это была подготовка к её игровой деятельности (кстати говоря, у меня сложилось представление о том, что игровая деятельность кошки проходит в положении лёжа, причём лежит она на спине (в этой связи появилась "кошачья песенка": "Мы ложимся на спинку. мы играем, играем"). Или другая кошка сидела на обёрточной бумаге и царапала её. В этом и заключалась её игровая деятельность.
Я слушал радио. Особенно интересной была программа "Москва и москвичи". Заметными были сюжеты, связанные с подготовкой к встрече Нового года.
В середине декабря я получил книги. Но о книгах я расскажу в разделе "Моё чтение". Но всё-таки основным моим занятием и развлечением было написание мемуаров.
5. Приезд папы
22 декабря папа приехал в Москву теперь уже окончательно. Закончилась история нашей жизни в Ленинграде. У него началась московская жизнь.
Вскоре папа устроился на работу. Первоначально предполагалось, что он пойдёт на работу в вычислительный центр при университете. Но для того чтобы работать в любом подразделении университета, нужно иметь высшее образование (наверно, только уборщица могла не иметь высшего образования). У папы оно было незаконченным, и он не мог поступить на эту работу.
Позже он устроился в архиве кино-фото-фонодокументов Мосгорисполкома. В чём именно заключалась его работа, я не знал. Но, как оказалось, эта работа в какой-то мере была связана с магнитофонными записями. Но были ли они более высокого качества, или же аппаратура там находилась более современная, но даже сделанные им магнитофонные записи начала 60-х годов на нашей аппаратуре звучали как-то иначе Правда, были отдельные искажения. Так, например, голос Пэт Буна, баритон, звучал почти как тенор, так что его невозможно было узнать. Но папа думал, что это связано с несовершенством магнитофона "Дайна".
После моего окончательного приезда он пообещал мне, что устроит и меня на работу в этот же архив. Он говорил, что там есть и брайлевские книги (интересно было бы узнать, какие именно). По его словам, их надо было либо перепечатывать на машинке, либо записывать на магнитофон.
Я не имел ничего против ни одного, ни другого. Но уж очень странно это получалось. Возникал вопрос, откуда там могли взяться брайлевские книги? Они ведь печатались же с каких-то источников. Куда же эти источники девались? И что они собой представляли по содержанию? Ведь трудно же предположить, что это какие-то шифрованные книги (некоторые и сейчас воспринимают шрифт Брайля как шифр). Сдаётся мне, что папа, предлагая мне устроиться на такую работу, просто хотел меня успокоить (ну да, он при всём при том всё-таки, видимо, считал меня ребёнком). А я и поверил поначалу. Но потом усомнился. К тому же вскоре папа ушёл из этого архива   слишком мало там платили  130 рублей. Тогда он устроился в "Главмосстрой" (в шутку он вместе с сослуживцами, а следом и мы у себя дома называли эту организацию "Главмусорстрой"). Здесь он руководил группой фотографов (опять же шутки ради он говорил "группенфюрер"). На этом месте он работал несколько лет.
Но в 1981 году он перешёл на третье место работы   в издательство изобразительных искусств. Это было последнее место его работы. А мне вот устроиться не удалось. Это выводило меня из равновесия. Но оказалось, что моя дорога другая. Какая? Об этом мы будем говорить дальше.


6. Приезд вещей, первая встреча с Борисом Абрамовичем
С момента приезда папы прошёл всего один день. За это время, вроде бы, не произошло ничего необычного. Папа привёз мне приёмник "Океан", так что теперь я мог его слушать. В какой-то мере это скрашивало то однообразие, которым оказалась наша московская жизнь в этот период. Кое-что интересное я нашёл и тут. Так в Москве в диапазоне "УКВ" приёмник принимал четвёртую программу. А по этой программе гораздо чаще передавали оперы. Так уже на следующий день я слышал часть записи оперы Н.А. Римского-Корсакова "Снегурочка" с участием Ирины Архиповой и Антона Григорьева. Это совсем недавняя запись. В какой-то мере она была как бы антиподом более ранней записи с участием Галины Вишневской и Ивана Козловского (Галина Вишневская и Мстислав Ростропович   имена этих великих музыкантов во времена Брежнева были под запретом ввиду их несогласия и борьбы с этим политическим режимом).
Но всю целиком я эту оперу не слушал. Честно говоря, не хватало внимания. Подсознательно чувствовал, что чем больше слушаешь приёмник, тем быстрее расходуются батарейки, а они были тогда дефицитными. К тому же хотелось писать. В дальнейшем я приспособился писать во время прослушивания радиопередач, а в дальнейшем, слушая радиопередачи, я научился работать на компьютере. Но в 1977 году до этого было ещё далеко. Сейчас же прослушал только часть второго акта, где царь Берендей объясняется с Купавой.
На следующий день к нам пришла тётя Паша. Мы хорошо вместе провели время.
А ещё через некоторое время прибыли контейнеры с вещами. И сразу почувствовалось, что квартира-то стала совсем другой, как метко сказал папа, "Две квартиры поместились в одной". Так мы стали проживать в Москве. Но ещё раз подчёркиваю: москвичами мы не стали. Об этом свидетельствует то, что через 20 лет мы вернулись в родной город. Но тогда, в конце 1977 года, никто этого знать не мог.
В этот же день приходил и Борис Абрамович. Это один из учеников дедушки, самый отзывчивый. Сейчас он рассказал про свою собаку. Эту собаку звали Красс. Насколько я могу понять, был этот Красс весьма прожорливым. Мои родители, в дальнейшем побывав у Бориса Абрамовича, видели этого Красса, уже сильно постаревшего. Мне же доведётся побывать на квартире Бориса Абрамовича уже тогда, когда он с семьёй собирался уезжать в США. К этому моменту уже никаких собак у них не было. Да и обстановка была уже другая.
Возможно, в дальнейшем я об этом расскажу.
7. Приезд бабушки
Это событие произошло 25 декабря. Встреча с бабушкой для меня   это встреча с родным Ленинградом, это свежий ленинградский воздух. Эта встреча   напоминание о той жизни, которую мы вели все последние годы.
Мама и папа встречали её на Ленинградском вокзале. Прямо с вокзала они поехали к нам домой. Помню, как мы по-дружески обнялись. Казалось, что мы очень давно не виделись, и вот снова встретились, чтобы уж не расставаться никогда. Но было понятно, что это невозможно. Бабушка всё время говорила, что у меня есть папа и мама, что это мои самые близкие родные.
За время пребывания бабушки в Москве произойдут интересные события. Это и день рождения мамы, и Новый год, и первые дни после Нового года. Впрочем, после этого в течение четырёх дней бабушка была у нас. И каждый из них дарил мне бодрость.
8. Возвращение дедушки
На следующий день дедушку выписали из больницы. После завтрака мама поехала за ним. Примерно через час они вернулись.
Поначалу казалось, что дедушка выглядит бодрее. Погода в то время была зимняя, морозная. Дедушка даже сравнил ту погоду, которая была сейчас с тем, что описано в романе Жюля Верна "Путешествия и приключения капитана Гаттераса". Я уже успел эту книгу подзабыть: давно её читал. Оказалось, что его корабль плыл к Северному полюсу, но не добрался туда. По мнению дедушки, погода, которую он сейчас наблюдал, похожа на ту, которая была описана на страницах романа.
А потом как-то так случилось, что эта его бодрость стала сходить на нет. Мама сказала, что у дедушки есть только одно зимнее пальто. Но для Москвы оно не подходит. Дедушка говорил: "Это сегедское пальто". А я сказал: "Ну, наверно, в Венгрии не очень суровая зима". А дедушка сказал: "Да, там не очень суровая зима, особенно в южной Венгрии".
Первое время он даже кое-что мне читал. Так я узнал, что он интересуется творчеством Бориса Пастернака. Например, он прочитал мне поэму Пастернака "Лейтенант Шмидт".
Хотел читать поэму "Высокая болезнь" (оказывается, так он воспринял Октябрьскую революцию). Но не стал читать, а прочитал более популярные стихи Пастернака и среди них "Быть знаменитым некрасиво". Позже я узнал, что оно было его любимым стихотворением Пастернака, которое он часто читал своим ученикам. Смысл этого стихотворения заключается в следующем: "Не надо кичиться своими достижениями и успехами". К этому он призывал и других своих учеников.
Но это был уже тяжело больной человек. Прежде чем описывать те события нашей совместной жизни, которые характеризуют его состояние, хотел бы сказать несколько слов о тех изменениях, которые произошли в квартире после нашего переезда. Собственно, этих изменений два: во-первых, дедушка переехал в бывшую столовую, и она, таким образом, стала его комнатой   спальней, комнатой отдыха. Бывшая же его комната стала столовой. А комната бабушки на некоторое время стала моей. Родители спали на диване, который перевезли с Малой Охты. Он стоял в теперешней столовой. Я же спал на сборном диване, состоявшем из части дивана, который раньше был в Москве и тахты, которую привезли с Малой Охты. Кабинет дедушки на первых порах не трогали. Там стоял телефон, стол, за которым он работал (впрочем, не знаю, как часто он работал теперь). Большую же часть времени он находился у себя в комнате. Я же, в основном, был в своей комнате, где у меня был письменный стол и приёмник. Расстояние между дедушкиной комнатой и кабинетом меньше, чем между моей комнатой и кабинетом. И вот теперь я мог бы рассказать об одном эпизоде, случившемся в один из первых дней нашей совместной жизни. И требовалось большое терпение, понимание, такт, чтобы выстраивать отношения так, чтобы обе стороны чувствовали себя комфортно. У меня такого опыта не было.
Вот такой эпизод произошёл однажды, уже в первые дни января 1978 года. Я слушал радио в своей комнате, а дедушка находился у себя. В какой-то момент зазвонил телефон. Я побежал в кабинет. Тогда я ещё мог слышать телефонный звонок издалека. Дедушка меня попросил подойти к телефону (довольно своеобразно: даже в такой критической ситуации он то ли шутил, то ли, напротив, избрал для себя роль и тон человека, который нуждается в постоянной помощи, или, напротив, никакой роли он не играл, а говорил, как было на самом деле   в тот момент разбираться было просто некогда). Итак, он сказал: "Андрюша, иди к телефэну". Я пошёл. Но из-за неопытности сбился с пути. Дедушка раздражённо, тоном профессора Серебрякова из чеховского "Дяди Вани" в исполнении Анатолия Кторова говорит: "Да не туда".
Я побежал, но когда добежал, телефон звонить перестал. Я сказал об этом дедушке. А дедушка сказал: "Потому что ты неправильно шёл". Я уже хотел уходить к себе. А дедушка говорит: "Проверь, правильно ли положил трубку на рычаг". Я проверил. Но сами эти слова меня довели до слёз, потому что я понял, что он мне не доверяет, Но, как оказалось, дело это не такое простое, так что трубки на телефонные аппараты кладутся по-разному.
Но тогда, к сожалению, в наших отношениях образовалась некая трещинка. А это, как я теперь понимаю, ни ему, ни мне было не нужно. А тогда я всё ещё думал, как плохо мне в Москве, и какую ошибку совершили мы, расставшись с Ленинградом   мысли об этом ни раз, и ни два возникали в моей голове, несмотря на очевидное, несмотря на то, что точка невозврата уже пройдена, и, как говорится, назад ходу нет.
Это ещё лишний раз говорит о том, как важно уметь анализировать свои мысли, действия, поступки, пусть они даже относятся к далёкому прошлому. Но для этого понадобилась учёба в университете, многое другое, что означало школу жизни. Так началась моя жизнь в Москве, жизнь новая, непонятная, непредсказуемая. Но сам я ещё этого не понимал должным образом.
9. День рождения мамы
28 декабря был день рождения мамы. Это был её первый московский день рождения. На этот день рождения пришёл Борис Абрамович. А у меня случилась очередная истерика. Всё по поводу работы. Сейчас мне, конечно, стыдно, потому что он, хороший человек, оказался свидетелем этой совершенно недостойной сцены. Но участие Бориса Абрамовича могло привести к тому, что мог я получить некую ожидаемую мною работу. Однако этого не произошло. Но об этом речь впереди.
Сам же праздник прошёл хорошо. Был он скромным. Папа, уже начавший работать, купил торт "Полёт". Торт обычный, бисквитно-кремовый с вареньем. Но нам он не понравился, и больше мы его не покупали. Пожалуй, этот праздник был последним событием, завершавшим этот год.
10. Новый год
Но всё-таки было светлое пятно в нашей московской жизни. 31 декабря мы проводили старый год. Он был тяжёлым. Двух ближайших родственников потеряли мы в этом году: погиб дядя Миша, умерла бабушка Прасковья Андреевна. Непростым был наш переезд в Москву. Я, как оказалось, ещё не смирился с этим действием. Но Новый год проходил в обычной дружеской атмосфере.
Была хорошая еда (да, ведь в связи с тем, что мы жили в Москве и в связи с тем, что дедушка ещё был жив, мы получали наборы ("пайки", как говорил дедушка)   в академической столовой. Раньше дедушка сам получал этот паёк. Теперь это делала моя мама. Иногда в этот паёк входили продукты, которые нам доводилось есть эпизодически: икра, особые виды рыбы и многое другое.
Да и обычные продукты были такого высокого качества, какого в обычном магазине мы не видели. Но дедушке нужна была диетическая еда. В том числе, мама стала делать творожную запеканку. Раньше я её не любил, а вот сейчас даже полюбил, потому что она была твёрдая (её можно было даже есть руками), а, главное, сладкая (кислый творог и сметану я не любил). Как и сырники, такая запеканка была очень вкусной.
И ещё одна метаморфоза произошла со мной: раньше я не любил сыр (вспомним, как во втором классе меня не пустили на урок за то, что я не съел плавленый сыр   я и сейчас считаю это произволом).
Плавленый сыр я по-прежнему не любил. А обычный сыр стал есть и даже с удовольствием. Но сыр лучше всего есть с чёрным хлебом.
Новогодняя еда   это, конечно, не сыр и не творожная запеканка, хотя и то, и другое вполне могут быть на столе. Это была традиционная новогодняя еда, то есть, салат "Оливье" (правда, в то время я даже не знал, что он вообще имеет такое название   мы обычно говорили "салат мясной", в отличие от овощного), мясо, торт.
Мы смотрели по телевизору праздничные передачи: видеофильм "1977 год" (заключительная серия многосерийного видеофильма "Наша биография"). Все ключевые события здесь нашли своё отражение: принятие новой конституции, празднование 60-летия советской власти. Затем передали цирковое представление. Тут-то папа и высказал своё отрицательное отношение к циркам и зоопаркам. Я крепко его запомнил, а потому без особого энтузиазма туда ходил.
Потом было обращение к народу. Выступал Алексей Николаевич Косыгин. А потом бой кремлёвских курантов возвестил о начале Нового года.
Потом мы смотрели очередной новогодний "Голубой огонёк". Он проходил в форме "капустника", в ходе которого исполнялись отдельные весёлые сценки, звучали оригинальные композиции типа "Мы оперу, мы оперу, мы очень любим оперу" - пел один ансамбль. Закончил эту композицию отдельными фрагментами из каватины Фигаро из оперы Россини "Севильский цирюльник". А потом целая серия небольших разговорных сценок на тему рыбки. Всё время папа повторял откуда-то слышанную ранее шутку:
"Рыбка плавает по дну,
Дайте рюмочку одну.
Чай горячий кипяток,
дайте рюмочек пяток".
А тут ещё интересней. Но мне запомнилось только: "Рыбка плещет в океане". А конферансье терпел, терпел, а потом сказал: "Не надо вашей рыбки".
Но всем было очень весело. Таким был новогодний "Голубой огонёк".
Примерно в два часа ночи я ушёл. Писал мемуары. А затем отошёл ко сну.
11. Бабушка уезжает в Ленинград
После Нового года несколько потеплело. Это давало возможность больше времени проводить на улице. Но в доме идёт косметический ремонт.
Красили дверь в коридор и снаружи дверь в квартиру.
Краска имела неприятный запах (возможно, клеевая или с добавлением каких-то иных веществ, наводивших такой запах), и это усиливало неприятие московской жизни. К тому же во время выхода мы встретились со старой знакомой   собакой-Рыжухой, которая лаяла, кажется, ещё с большим остервенением.
Тем не менее, мы вышли на улицу. Даже сходили в наш так называемый лес, несмотря на то, что дорога местами была обледеневшей, а погода в целом хоть и тёплой, но ветреной. Бабушка сказала: "Верно, там плюс, но не лето". Эта наша прогулка была последним событием, происшедшим перед отъездом бабушки.
Бабушка уезжала на следующий день. Мне это было очень грустно. Но бабушка утешала меня, повторяла, что у меня есть папа и мама и дедушка, которые меня любят, и которым я тоже должен отвечать любовью и почтением. Но мне-то хотелось, чтобы мы жили вместе.
Я скучал по ней. Долгожданное письмо от неё пришло в феврале. Она мне писала по Брайлю, и это было единственное её письмо, адресованное лично мне. Она призывала меня выйти из того состояния затворничества, в котором я находился до сих пор. Но это уже был призыв к тому, чтобы поступать в университет. А я поначалу это ещё отрицал.
К тому же между родителями происходили постоянные острые столкновения. Ведь не секрет, что переезд в Москву был величайшим стрессом для всех нас. Отец, выполняя свой сыновний долг, вовлёк туда и нас (и это понятно: раз мы все одна семья, значит, мы вместе должны решать нашу семейную проблему   в данном случае это проблема оказания помощи дедушке). Вся чёрная работа досталась маме. Это и приготовление пищи, и общение с дедушкой. А всё-таки общение с пожилым человеком, оказавшимся в трудной ситуации, требует не просто умения, но особого таланта. Надо понимать, что такой человек при том, что он великий учёный, в жизни в данный момент находится в состоянии, близком к состоянию ребёнка. Это стало понятным сейчас, но с трудом постигалось тогда. То, что маме пришлось оставить работу, было и для неё не просто тяжело, она была уязвлена. И во время этих споров она нередко говорила: "Я пойду работать". Я всё это постоянно слышал. Я готов был поддержать маму. Но когда дело доходило до принципиального разговора, папа искусно умудрялся повернуть дело так, что всё, что не по нём, против него. Я боялся их развода. И мне хотелось, чтобы семья оставалась единой. И именно в последний момент я капитулировал. Но думать в такой обстановке об университете или о чём-нибудь подобном было совершенно невозможно. Этим и объяснялись некоторые странности моего тогдашнего поведения.
В частности, мысленно я по-прежнему хотел вернуться в Ленинград.
Был ли хоть какой-то вариант решения этой проблемы? Не думаю. Но желание вернуться в Ленинград и работать по-прежнему всё-таки у меня было, но я полагал, что и дедушка мог бы вернуться в Ленинград, тем более, что ещё в 1969 году, когда мы были на Охтинском кладбище, он говорил, что хотел бы быть похороненным рядом с матерью, то есть, с Марией Ивановной. Но мама мне говорила, что теперь у него другие мысли: теперь он хотел бы быть похороненным рядом с бабушкой Прасковьей Андреевной.
Но переехать в Ленинград он не мог по причинам, о которых уже говорилось ранее. Но что в таком случае делать мне? Готовиться к поступлению в университет. Но вначале всё-таки попробуем устроиться на УПП в Москве.
12. Лев Михайлович
Та некрасивая сцена, которая произошла 28 декабря, и свидетелем которой оказался Борис Абрамович, не прошла для меня бесследно. Жена Бориса Абрамовича, Марина Витальевна, сказала, что у неё есть знакомый в обществе слепых. С ним она нас и связала.
Звали его Лев Михайлович. Общаться с ним мне довелось только по телефону. По его словам, он ранее работал на восьмом УПП (тогда в Москве их было семнадцать), был заместителем директора. В момент нашего общения он по состоянию здоровья с этой работы ушёл. Но, судя по всему, связи прежние он не терял.
Он посоветовал мне идти на четвёртое УПП, познакомиться с его директором Виктором Сергеевичем Титовым и обсудить с ним вопрос о моей надомной работе. По его словам, там были возможны три варианта: закручивание контактов для стартёродержателей, изготовление бельевой прищепки и, как он говорил, гирлянда. Вот с ним всё это и надо было обсудить. Агитировал он меня вступить в местную первичную организацию ВОС (она находилась в районе ресторана "Гавана"), советовал записаться в библиотеку (он назвал место её нахождения Волхонка, на самом деле Валовая улица) и, в частности, брать "говорящую" книгу.
О том, к чему привели наши контакты с Виктором Сергеевичем, и о том, какие это имело последствия, я расскажу в следующем разделе.
Его, однако, удивило, что я не могу ходить один. Он, с одной стороны, советовал подавать заявление на собаку-проводника, а, с другой, пройти курс обучения в чебоксарской ШВТС (школе восстановления трудоспособности слепых). В первичной тоже с недоумением отнеслись к тому, что я не могу ходить один. А вообще моё вступление в первичную организацию, правда, не местную, а в межрайонную первичную организацию РИТ (работников интеллектуального труда) произошло уже после моего поступления в университет.
А с библиотекой мы вошли в контакт ближе к лету, когда в момент подготовки к поступлению брали там некоторые учебники. Что же касается "говорящей" книги, то я стал слушать её только начиная с 1985 года, после появления специального кассетного магнитофона.
13. Почему третья часть не может быть прямым продолжением второй?
Кажется, вопрос поставлен слишком теоретически. Но за этой теорией стоит суровая реальность.
Итак, на следующий день после очередного телефонного разговора со Львом Михайловичем мама позвонила Виктору Сергеевичу. Он разговаривал довольно доброжелательно. Да и не было основания для иного.
Советовал посмотреть разные виды работ, выбрать подходящую для меня работу.
На следующий день после завтрака мы поехали устраиваться на работу. На автобусе доехали до станции метро "Калужская", а оттуда на станцию "Академическая". Надо сказать, район нам совершенно незнакомый. Нам сказали, каким автобусом надо ехать.
Мы же поняли, что надо проехать три остановки до Большой Черёмушкинской улицы. Три остановки мы проехали. Как добросовестные школьники, отсчитали: раз, два, три. И пошли пешком, изрядно устав. Идём. Но ничего похожего на предприятие слепых не видим. Каким-то шестым чувством, вроде бы, продвигались. Затем увидели предприятие глухих. Но они ничего толком нам сказать не могли. И тогда ничего не оставалось, как дойти до ближайшего телефона-автомата и снова позвонить Виктору Сергеевичу.
Нам ещё раз популярно объясняют. Выходит, нам надо было проехать ещё одну остановку (значит, не три, а четвёртая остановка).
Мы всё исполнили. Автобус подошёл. Мы сели и проехали эту остановку. Как оказалось, недалеко от этой остановки и находится предприятие.
Надомный цех располагается на первом этаже. Впрочем, называть его надомным не годится, если сравнивать его с нашим надомным цехом на пятом УПП. Это обычный цех, в котором стоят станки, на этих станках трудятся рабочие. Как и полагается, станки эти шумят. И ещё одна деталь, о которой позже рассказала мне мама: в цехе холодно. Рабочие работают в пальто. Какой уж тут надомный цех? Это вполне обычный цех, но о рабочих начальство думает в самую последнюю очередь   это факт.
Начальника надомного цеха зовут Борис Иванович Хандобин. Ещё довольно молодой, резковатый, суждения категоричные, безапелляционные.
Чем-то это напоминало Александра Алексеевича Волгаря. Но он мне не понравился своей такой резкостью. С самого начала его возмутило, почему я хочу стать надомником. По его мнению, такой молодой человек должен был бы работать в цехе. Но мы объяснили, что я не могу ездить самостоятельно. Для нас совершенно неожиданным было то, что он не стал это комментировать. А вот когда мы упомянули насчёт собаки-проводника, он довольно бурно высказал свой скепсис: "Вы что же, в Волоколамске собираетесь жить?" Иными словами, он давал понять, что в Москве использование собаки-проводника бесполезно. Ну, тут, конечно, можно было бы и поспорить, сославшись, например, на Александру Павловну Проскурякову, но всё-таки обстановка была не слишком дружеской, так что говорить об этом не приходилось   тут самому бы решить свою проблему, а ссылаться на других, не испытав вариантов решения своих проблем, не приложив усилий, было бы некорректно.
Но потом перешли ближе к делу. И тут Борис Иванович несколько смягчился. Нашёл и принёс образец возможной работы. Спросил: "Подойдёт ли это вам? " Я поначалу даже не понял, что мне показывают. Это было что-то большое. Как оказалось, мне показали патрон к лампам для уличного освещения. Это и была та работа, которую мне предложили освоить. Показали и контакты. По виду они были похожи на контакты для стартёродержателей. Но по поводу контактов было сказано, что нормы большие   до 1000 контактов в день, да и брака выходит много. Бельевая прищепка   тут вообще для меня ничего близкого нет. Так что в создавшейся ситуации сборка патронов остаётся единственным профилем, который в данном случае возможен для меня.
Потом мы прошли в цех. Здесь общались с мастером (его звали Михаил Антонович, как потом сказала мне мама, у него приличный остаток зрения, но одна рука). Он объяснял маме технологию сборки патрона (не мне, а именно маме, потому что в обстановке грохота станков мне услышать что-либо было невозможно. И в этом, думается, была очередная ошибка: надо ведь, прежде всего, тактильно почувствовать процесс сборки, а он сложный, сейчас я даже не берусь его описывать, так как до конца я его так и не освоил. Скажу только, что для его осуществления требуется некоторое оборудование: отвёртки, по крайней мере, трёх, а то и четырёх видов для разных деталей, которые надо закручивать. Шайбы разных видов, причём уже на завершающем этапе шайба плоская стальная и латунная (а как на осязание их отличить? Всерьёз советовали использовать магнит или, в крайнем случае, разложить по разным коробочкам). Впрочем, то, о чём я сейчас сказал, это мелочи, по сравнению с тем, что реально пришлось испытать.
Недельный срок мне дали для освоения этой работы. Мы и на это вынуждены были согласиться, хотя, по большому счёту, неделя   это слишком маленький срок для освоения новой работы. Опыт освоения закручивания планок показал, что требуется минимум год, прежде чем работа может считаться освоенной. Но спорить и доказывать что-либо мы не решились: и так нам пошли навстречу, могло и этого не быть.
И вот, получив самую первую (пока ещё нулевую) работу, мы направились домой.
На сей раз доехали без каких-либо приключений.
После обеда я тут же приступил к освоению работы.
Как я уже сказал, полной технологии сборки я представить не могу. Она настолько отличалась от того, что мы делали в наших школьных мастерских, что я даже не вполне уверен, что наши асы легко бы справлялись (позже я читал в журнале "Наша жизнь" о том, что у многих имели место трудности с освоением сборки патронов). Но могу сказать, что вся работа условно может быть разбита на два цикла. Так вот первый цикл с грехом пополам был мною освоен, а вот со вторым уже начались сложности, преодолеть которые мне так и не удалось.
В первый день папа пришёл после работы, увидел, чем я занимаюсь и спросил: "Что, уже работаешь?" Я сказал: "Пытаюсь". Он спросил: "Это что же, ламподержатели?" (дело в том, что все последние дни мы с ним говорили про сборку ламподержателей, про то, как мы их собирали в мастерских, про то, что в Ленинграде от них отказались, посчитав, что незрячим не доступна вальцовка   эта операция применялась вместо закручивания винтов, как это делали мы, про то, что в Москве они остались). А я сказал: "Нет, это патроны". И он попытался мне помочь осваивать эту работу. Даже дал названия некоторых деталей, о которых я не мог слышать в процессе объяснения в цехе (шайба, гайка, гильза).
Обиднее всего, что, как сказала мама, при выполнении этой работы не требуется особой физической силы, но требуется сноровка, точность движений. Но именно последнего мне и недоставало. А возможность манёвра, даже простого ощупывания места, куда нужно поставить деталь, было очень мало. Проблема заключалась и в том, что сами детали были не слишком прочны, от малейшего надавливания, которое в случае нетренированного осязания было неизбежно, происходила деформация пластмассовых деталей, а это могло приводить и к браку. Я старался изо всех сил, но оказалось, что этого было недостаточно.
Итак, в течение недели я пытался освоить эту работу, но, как видим, положительного результата не получилось. После нашего визита на УПП состоялся ещё один разговор со Львом Михайловичем. Я ему рассказал, что не получается у меня с патронами. А он сказал: "Ну, так проси контакты". Когда я передал это маме, она сказала, что на контактах норма такая, с которой я точно не справлюсь   до 1000 штук в день.
Поэтому обсуждать этот вопрос не стали. Но в создавшейся ситуации получалось, что устроиться на работу на УПП в Москве не получается.
При некотором содействии Бориса Абрамовича (скорее, его жены Марины Витальевны) мой папа побывал в Московском городском правлении ВОС.
Там предложили работу более простую   изготовление пеналов для губной помады. Но мы уже решили иначе.
Лев Михайлович ещё раз позвонил. Я рассказал ему о наших новых планах. Ещё через некоторое время мама уже без меня ездила на УПП. И теперь об УПП я должен был забыть навсегда. Впрочем, когда я уже поступил, мне в голову пришла фантазия о том, что следовало бы создать УПП ВОС при московском университете. На этом УПП были бы представлены все виды работ, которые выполняют незрячие на производстве. Само собой понятно, что были бы здесь и планки. И я мог бы работать как бы на прежней работе. Но я никому этой своей идеи не высказал, так как понимал, что это фантазия, причём неосуществимая. И всё же мне хотелось отдаваться этим фантастическим мечтаниям. Это представляет собой интересную мечту, которая могла бы рассматриваться как условие для объединения зрячих и незрячих. Но осуществить это объединение нельзя.
Другой путь я должен был выбрать для себя. Но какой? Об этом в дальнейшем я и поведу рассказ.
14. Нет альтернативы поступлению в университет
Итак, прошла неделя, которую мне дали на освоение работы. За этот срок, как и следовало ожидать, я с ней не справился. И тогда я сказал маме: "Ничего не остаётся, как поступать в университет". Это я сам сказал, но ещё не понимал, сколь важный и одновременно психологически сложный шаг собираюсь сделать. Вообще ещё пребывал в каком-то тумане. И всё-таки…
Мог ли я вообще ничего не делать? Как инвалид, такую возможность исключать не мог, и это не могло рассматриваться как тунеядство. Если попытаться представить, что бы это было? Тогда-то, возможно, и открылись бы все мои фантазии насчёт института детства, насчёт его обитателей. И, возможно, все мои видения каким-то образом получили бы, по крайней мере, письменное изложение. Короче, это означало бы, что я всецело посвящаю себя мемуарам. Однако как человек, определённо желающий что-то делать, я не мог себе такое позволить. Вот я писал мемуары. Это была очередная моя редакция. Она продвигалась очень быстро, каких-либо событий, отражающих мою новую жизнь, кроме неудачной попытки устроиться на УПП, не было. Можно, конечно, сказать, что и сама эта новая жизнь ещё только начиналась. Однако, как пелось в песне Олега Иванова, "Сорок тысяч дней ты прожить сумей, а не срывай листок календаря",   каждый день должен быть наполнен содержанием, и каждый должен быть прожит не зря. Казалось бы, я нахожусь ещё далеко от того времени, в котором я живу. И всё-таки надо понимать, что рано или поздно случится, что я не буду иметь возможности писать в том же ключе по причине того, что не о чем будет писать (я по-прежнему не допускал превращения своих мемуаров в дневник). А, значит, для того чтобы писать, надо накапливать материал, о чём я буду писать. Раз с работой на УПП не получилось, значит, надо поступать учиться.
А куда я могу поступить учиться? Думал ли я поступать в педагогический институт? Такой вопрос мог возникнуть в связи с тем, что, во-первых, смутно брезжили идеи о том, что надо поднимать научную основу обучения незрячих и, прежде всего, маленьких детей, а для этого нужно иметь солидную теоретическую подготовку по тифлопедагогике, которую как раз и мог бы дать педагогический институт, а, во-вторых, как я впоследствии узнал, были такие намерения у Саши. Велись разговоры о том, чтобы ему поступать на мехмат МГУ. В связи с этим была у него встреча с Игорем Владимировичем Проскуряковым, преподавателем кафедры высшей алгебры механико-математического факультета МГУ, мужа Александры Павловны Проскуряковой, с которой общался я. Он же советовал поступать в педагогический институт, так как, по его словам, там к незрячим относятся в большей степени лояльно, с пониманием. Но если в отношении Саши ещё как-то мог стоять вопрос о математической специальности, то этот вопрос, как нам всем казалось, не мог стоять в отношении меня при всём том, что мои родители определённо этого хотели. К тому же к математике у меня явного расположения не было. Но к чему же тогда?
История? Но в одиннадцатом классе Нина Фёдоровна говорила нам о том, что уже при поступлении на исторический факультет на экзамене спрашивают: "А что вы читали по этому вопросу (то есть, речь шла о том, что абитуриент, желающий поступить на исторический факультет, должен знать какие-то монографии по конкретным историческим вопросам)?". Но специальной литературы по Брайлю фактически не было.
Да и теперь этот вопрос нельзя считать решённым. Но, допустим, произошло бы такое великое, но невероятное событие: я бы поступил на исторический факультет. Допустим также, что я бы выдержал всю специфику обучения на этом факультете (кстати говоря, о многом из того, что испытывает незрячий студент-историк, я узнаю позже). Допустим, всё это я бы одолел. А что дальше? Скорее всего, верная дорога по окончании исторического факультета   преподавание истории в школе. Но трудно себе представить, чтобы незрячий педагог-историк или педагог любой другой специальности работал бы в обычной "зрячей" массовой школе. Почему? С одной стороны, потому, что нужно не только квалифицированно знать предмет (историю), но читать и использовать в своей работе методическую литературу, содержащую сведения о современных технологиях преподавания предмета. Очевидно, подобное будет иметь место и тогда, когда мы говорим о любом школьном предмете. Но, пожалуй, о самом главном мы узнали уже после того как произошло моё поступление в университет. Оказывается, у незрячих учителей в нашей стране существовал своего рода "запрет на профессию". Но если в ФРГ и Франции он имел политическую подоплёку, то у нас это было связано с отсутствием или наличием дефекта зрения. А это значит, что даже в родной школе, если ты незрячий, и если даже закончил педагогический вуз, ты не можешь рассчитывать устроиться преподавателем в школу слепых детей. Считается, что вследствие отсутствия зрения у него искажённая картина мира, поэтому он не может передать своё знание школьникам. Казалось бы, практика опровергает эти утверждения. Нина Фёдоровна, как тогда казалось, была ещё в самом расцвете сил. Казалось бы, не могло быть и речи о том, чтобы занять её место (у меня и в мыслях такого не было). Я, во всяком случае, о себе такого не мыслил.
Иностранный язык   немецкий? Но я в течение двух лет не произнёс и не прочитал ни одного немецкого слова. Да и в каком качестве я мог бы работать?
В качестве переводчика? Устного (так называемого dolmetscher)   это невозможно: я плохо слышу, а подлинного немецкого произношения как показала дальнейшая практика, я не воспринимал. Письменный? Но на каких условиях? Тех условий, на которых я мог бы работать в этом качестве, (компьютер, брайлевский дисплей, сканер) в те годы, во всяком случае, в нашей стране, не существовало. Они появятся позже, через двадцать лет.
Но эти двадцать лет надо было ещё прожить.
Что ещё? Психология? Но в школе психологии не было. Нас обследовали психологи. То, что они делали, в какой-то мере интересовало меня, но не настолько, чтобы я мог всерьёз думать о профессиональном труде в этом качестве. И всё же…
Как раз в 1978 году закончился блестящий эксперимент по обучению четверых слепоглухих: Натальи Корнеевой, Юрия Лернера, Сергея Сироткина и Александра Суворова на факультете психологии МГУ. Об этом эксперименте я впервые прочитал в журнале "Наша жизнь" ещё в 1973 году. К сожалению, в дальнейшем не нашёл эту статью. Там рассказывалось, как проходил их учебный процесс. Но в 1978 году они закончили учёбу (за несколько месяцев до того, как у нас возник вопрос о возможности моего обучения на этом факультете).
Логично было бы предположить, что этот опыт в дальнейшем будет применён и к другим, в том числе, к незрячим с ослабленным слухом. Владимир Андреевич Успенский высказал моей маме такое предположение. Но на факультет психологии не обратились. Уже позже узнали, что в качестве профилирующих предметов была там и математика. Уже одно это не позволяло и помыслить о факультете психологии. К тому же в дальнейшем мы узнали, что и незрячие с некоторых пор с большим трудом попадали на факультет психологии. В качестве контраргумента высказывали следующий: "Мы физиологию высшей нервной деятельности на лягушках изучаем. А как вы будете это делать?" Но вопрос в том, является ли это на сто процентов непреодолимым препятствием, остаётся открытым. Мы со своим малым опытом решили, что не в состоянии бороться с такими, казавшимися прямо-таки железными, аргументами. Да и что реально я мог там делать? Что в психологии могло бы быть моей специализацией, моей научной и профессиональной работой? В ту пору я не мог ясно этого выразить. Сейчас я бы сказал: психология незрячих младенцев и дошкольников. Но была ли там такая специализация? О незрячих, скорее всего, можно было бы говорить, если бы я занимался на кафедре тифлопедагогики дефектологического факультета Ленинградского педагогического института имени А.И. Герцена. Но в 70-е годы незрячих туда перестали принимать. Лена Лапина пыталась туда поступать, так у неё даже не взяли документы. О чём это говорит? о том, что незрячих туда не берут. И никто не подумал о том, как же студенты будут узнавать о незрячих людях? Во время студенческих практик приходилось сталкиваться с таким фактом, что студенты четвёртого (тогда уже выпускного) курса не имели представления о возможностях незрячих. Мне, например, пытались показать картинку, у которой не было даже каких-либо тактильных изображений, а она, эта картинка, предназначалась для зрительного восприятия. Конечно, я, шестиклассник, вежливо объяснил этой студентке, что я не вижу (в аналогичной ситуации Саша Вавилов действовал в большей степени бесцеремонно. Изобразив деревенского паренька, он провозгласил: "я сляпой"   так прямо и сказал). И это   далеко не единичный случай. А случай в мастерских? Молодой студент пришёл с группой студентов к нам на урок в механическую мастерскую. Я в тот день впервые стал осваивать операцию окончательной гибки петли. Операция, может быть, для кого-то даже и простая, но не для меня. Так вот этот молодой человек согнал меня с места, сел за мой станок и радостно провозгласил: "Ребята, так это же не производство". И стал, что называется, тюкать. А когда я попытался выразить протест, он сказал: "Так я же тебе помогаю". Но мне не нужна такая помощь, я был там для того, чтобы освоить операцию. И мне пришлось обратиться к Геннадию Иосифовичу. Вот только два примера того, что отсутствие среди студентов незрячих пагубно влияет на подготовку будущих специалистов и практических работников. Ну, а что бы мне дал дефектологический факультет? Об этом мы тогда и не мечтали. Оказалось, что специальное дефектологическое образование не даёт такую подготовку, которая позволила бы заниматься этими проблемами. Ну, а что сказать о филологическом факультете? Вот я стал писать мемуары. Но опять-таки надо было думать о работе. Выпускники филологического факультета опять-таки шли работать в школу. Лишь считанные единицы могли рассчитывать на аспирантуру и вообще на научную работу.
Как оказалось, и поступление на филологический факультет имело свою специфику, которая, во всяком случае, выходила за рамки подготовки учащихся школы слепых детей.
И получалось, что есть только один факультет, где в то время, по крайней мере, не было непреодолимых проблем для поступления. Это философский факультет. Вот туда мы и решили поступать. Что я буду поступать именно на философский факультет   если бы кто-нибудь сказал об этом хотя бы за месяц до принятия решения, я бы ни за что не поверил. И вот такое! Значит, не я сам выбрал философию, а жизнь заставила идти именно таким путём. Это было для меня особенно тяжко. Да ещё, как оказалось, пришлось преодолевать не столько учебные трудности (они-то, по крайней мере, на этапе поступления могли быть преодолены при некоторых дополнительных, впрочем, не столь уж обременительных, усилиях), сколько преодоление самого себя, своей неуверенности, слабости. Ведь не раз нам говорили, что в вузе никто с нами возиться не будет. А как насчёт подготовки?
Я думал, что всё дело в том, чтобы записывать лекции на магнитофон. Но и это будет непросто.
Но, как оказалось, и это тоже приведёт к немалым проблемам. Начать с того, что нужно купить подходящий магнитофон и освоить его.
Да и не всегда преподаватели относились к нему положительно. И даже если преподаватель разрешил записывать свои лекции на магнитофон, то это ещё не означает, что лекция будет записана успешно и при прослушивании понята незрячим с ослабленным слухом.
И каков будет результат? А как эта запись будет законспектирована? А каковы результаты в процессе обучения в течение года? На все эти вопросы должны быть даны ответы в период обучения в вузе.
И я всего этого боялся. К тому же в подавляющем большинстве случаев если незрячий поступает на данный факультет, то он, как правило, оказывается в единственном числе, а потому нуждается в поддержке. Но в момент подготовки к поступлению фактически единственным мотивом, руководимым моими родителями и мной самим, было чувство долга. Но выдержать его до конца так, чтобы это происходило ровно, как оказалось, я не мог.
Думаю, что спасло меня то, что всем этим мне ещё предстояло заниматься. И в результате я поступил. И учился. И закончил учёбу с "красным" дипломом.
И поступил в аспирантуру. И написал и защитил кандидатскую диссертацию.
Ну вот это и составит основное содержание ближайших глав этих воспоминаний. Ну, а в этой главе мы будем говорить о том, как происходила предыстория всего этого трудного и тернистого пути, как я преодолевал самого себя, и как, в конце концов, был достигнут первый промежуточный результат, и что происходило после всего этого. Ведь это и составит всю мою последующую жизнь. К этому мы теперь и приступаем.
15. Программа для поступления в университет
Раз мы заявили о том, что я буду поступать в университет, значит, надо подумать о подготовке. А для того чтобы приступать к подготовке, надо получить программу для подготовки. Тут нам помогла Зинаида Андреевна.
Надо сказать, что ещё в самом начале года Зинаида Андреевна приходила к нам. В основном, разговаривала она с дедушкой. Тогда он ещё думал о работе и, в частности, о чтении лекций (в данном случае для студентов первого курса). Он обсуждал с ней вопрос, целесообразно ли это делать, принимая во внимание состояние здоровья. Зинаида Андреевна сказала, что, конечно, ему нужен дублёр. Это как у космонавтов: ведь у каждого из них должен быть дублёр (это её слова). В данном случае это мог бы быть Альберт Григорьевич Драгалин. И вот вскоре после этого дедушка приступил к чтению лекций для студентов первого курса мехмата (обычно это происходило по четвергам). По словам мамы, видевшей некоторые его конспекты лекций, практически всё там было понятно: очевидно, это были вводные лекции, которые, видимо, не содержали тяжёлых и неудобоваримых математических формул. Но теперь в связи с тем, что голос у него всё-таки стал слабее, ему пришлось пользоваться микрофоном. Обо всём этом мы узнали позже от других людей.
А в середине января Зинаида Андреевна передала нам для меня программу для поступления в университет, по которой готовилась её дочь Вера.
Но Вера, как и следовало ожидать, поступала на мехмат.
Тем не менее, была там программа для поступающих и на другие факультеты, в том числе, и на философский. Она включала в себя следующие предметы: литература и русский язык; история СССР; иностранный язык.
По истории она также передала нам пособие   две тоненькие книжечки. Но в этих тоненьких книжечках содержались сведения по истории СССР с древнейших времён и фактически до наших дней (1975 год).
Пособие по истории СССР для поступающих в вузы мама и папа купили ещё в 1975 году. Но в том пособии была указана лишь тематика. Здесь же содержались подробные сведения по каждой теме.
Однако начали мы с литературы. В списке произведений, которые выносились на вступительный экзамен, было указано несколько стихотворений, прежде всего, А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова.
Многие из них были знакомы со школьной скамьи. Но тогда стихотворения разучивались наизусть. Такой же подход мы поначалу применили и здесь. Однако ни одного из стихотворений по Брайлю у меня не было (в школе было собрание сочинений Пушкина в трёх томах, где, возможно, были и те стихотворения, которые выносились на экзамен, но внешний вид этих книг был просто удручающий, а потому читать по этим книгам было равносильно геройскому подвигу).
Поэтому, прежде чем учить стихотворение, я должен был его написать. Мне диктовали стихотворение, а я должен был под диктовку его написать. Уже тут дело осложнилось. С такой трудностью я сталкивался и раньше: я плохо слышал, и отдельные слова воспринимал искажённо, по созвучию, не задумываясь о том, насколько моё восприятие соотносится с реальным содержанием стихотворного текста. Я не всё слышал даже тогда, когда диктовка проходила в приемлемом для меня ритме и темпе (а диктовали мне мама или папа). Вот мы с папой писали стихотворение А.С. Пушкина "К морю". Там были такие слова: "Один предмет в твоей пустыне". А я слышу "Один кузнец в твоей пустыне". Вроде бы, если ты способен мыслить логически, ты поймёшь, о чём идёт речь. Но в том-то и дело, что когда мне диктуют, я не задумываюсь о смысле того, что мне диктуют, я стараюсь на основании услышанного повторить то, что именно мне диктуют. К тому же в данном случае меня смутило слово "предмет", казавшееся мне слишком обыденным, мне думалось, что великий поэт вряд ли стал бы его употреблять (много я понимаю!). Но тем более невероятным и даже нелепым могло показаться употребление в поэтическом произведении, посвящённом прощанию поэта с морем, упоминание кузнеца. Об этом я как-то не подумал, а попытался по созвучию написать это слово. Так в очередной раз мой ослабленный слух сыграл со мной злую шутку. А когда я читал папе во время проверки, то как раз обнаружилась ошибка, да не одна. Таких мест было несколько. Но всё равно я не был удовлетворён. Но уже это обнаружило большую и сложную проблему записи под диктовку.
Но ведь можно было переспросить. Однако я был уверен в том, что всё слышу правильно (когда я уверен, я не переспрашиваю, а когда не уверен, тут дело другое). Но оказалось, что слышу искажённо.
И уже тут возникли сомнения: а как я в таком случае буду сдавать вступительный экзамен, а как вообще воспринимать что бы то ни было. Но папа больше не диктовал мне стихов. Мама диктовала.
Поначалу я их старательно учил. Так мы прошли все указанные в программе стихотворения Пушкина и приступили к разучиванию стихотворений Лермонтова. Первое из обозначенных в списке стихотворений, "Парус", я помнил ещё со школьных лет. А вот "Бородино" не помнил (его вслух не читали, наизусть не учили, начинали было учить песню на уроке пения, но не закончили). И пришлось его писать под диктовку. И я его учил. Так мы прошли почти все указанные стихотворения Лермонтова.
А что же дальше? Я уже начал уставать. Мне уже не хотелось. Я взбунтовался.
Но нужно ещё заниматься историей. И тут оказалось, что словно и не было тех лет, которые я занимался в школе. Я всё забыл, и надо было от начала до конца изучить весь материал. Однако подача этого материала значительно отличалась от того, как мы привыкли в школе.
Здесь внимание обращалось не только на общие исторические процессы и закономерности, но и на их проявления в отдельных регионах: Прибалтика, Закавказье, Средняя Азия. У нас было несколько подходов. Я также пытался писать конспекты ответов. Но ввиду большого объёма материала от конспектирования приходилось отказаться, а потом снова к нему возвращаться, а потом снова отказываться. В итоге подготовку по истории СССР я завершил буквально за несколько часов до выхода в университет для сдачи экзамена.
Наверно, уже тогда надо было записывать на магнитофон, а затем конспектировать с магнитофона, чтобы привыкнуть к такому стилю работы.
Но магнитофона не было, его ещё не купили. И вообще этот вопрос мог бы стать предметом обсуждения уже после поступления в университет (если таковое произойдёт). К тому же ещё было не вполне ясно, какой магнитофон нужно покупать (ясно, что не японский). Но об этом мы поговорим позже. А сейчас я писал, пересказывая то, что я слышал во время чтения материала.
Но делать это было всё сложнее и сложнее. В конце концов, я вообще отказался от предварительных записей. История двадцатого века сохранилась в виде школьных учебников. Обложился этими учебниками, и это помогло подготовить материал, относящийся к этому периоду. Но произошло это уже на заключительной стадии подготовки.
Здесь имеет смысл поговорить о том, как по-разному воспринимался материал. Мы уже говорили, что авторы пособий обращали внимание на историю регионов. В связи с этим, например, упоминались и географические названия, которые отсутствовали в школьных учебниках. Так например, княжеством, вокруг которого происходило первоначальное объединение Грузии, было Тао-Кларджети. К сожалению, это единственное, что сохранилось в памяти с тех времён. Но основные моменты истории, которые мы изучали в школе, присутствовали и сейчас. Но складывалось впечатление, что всё это я изучаю заново.
И это было для меня большим психологическим стрессом,
Но иного было не дано, а потому это состояние надо было преодолеть. Сейчас я повторял материал от первобытнообщинного и рабовладельческого строя на территории нашей страны до реформ Петра Первого Великого, но всё это было трудно, хотя и интересно. Хотя при подготовке в вуз понятие "интересно" приходится оставить в детском саду. Время развлечений прошло. Наступает время серьёзной работы.
Мы пытались заниматься и немецким языком. Я сохранил несколько школьных тетрадей по немецкому языку. По этим тетрадям я кое-что читал и переводил. Но особого труда это не составляло.
И тут пришлось прибегнуть к помощи преподавателей, потому что было ясно, что требуются более чёткие указания, а также дополнительная психологическая поддержка. Но обо всём этом речь впереди.
16. День рождения Люды
Это произошло 1 февраля. Мы были приглашены на день её рождения. Жила она с Севой на Профсоюной улице, в районе станции метро "Калужская". Это сравнительно недалеко от нас. Во всяком случае, мы дошли туда пешком.
Когда мы пришли, услышали музыку. У меня вдруг в памяти всплыл рассказ тёти Зины о том, что у Руслана был японский магнитофон. Подумалось, что и у Люды тоже. Но нет, у Люды был обычный проигрыватель "Молодёжный". Тётя Зина этот праздник подготовила. Но всё же при данных условиях и такой проигрыватель вполне сойдёт.
Среди гостей были её сослуживцы по работе в Казани. Одного из них звали Рафик. И музыка была соответствующая, с восточным элементом. Мне казалось, что я нахожусь то ли в Узбекистане, то ли в какой-нибудь другой среднеазиатской республике, то ли в какой-нибудь большой мусульманской стране. Видимо, и еда была в какой-то мере такой же. Не столь изобильной (как оказалось, Люда покрестилась, а в дальнейшем приняла монашеский постриг, а потому ревностно соблюдала пост), но достаточно вкусной. На фоне того, что я должен готовиться к поступлению в университет, это событие было одним из наиболее приятных.
Не более двух часов были мы у Люды. Потом пошли домой.
17. Гриша Оскарян
Зинаида Андреевна продолжала шефскую работу со мной по части внедрения во мне уверенности в возможности поступления в университет. Как раз среди её студентов был один незрячий. Я сразу подумал, что он тоже математик, раз Зинаида Андреевна математик. Но нет, оказывается, учился на философском факультете.
Звали его Гриша Оскарян. Родом он из Баку, хотя по национальности он армянин. Учился в школе слепых в Баку. А интересно происходило их обучение. Школа интернациональная. Но обучение идёт, по крайней мере, по двум секторам   русский и азербайджанский. Гриша учился в русском, но знает он и свой национальный язык. Мне доводилось видеть его конспекты по математической логике, написанные не по-русски (ясно, что это могло происходить в результате магнитофонной записи лекции: он слушал магнитофонную запись по-русски, а конспект писал на родном языке, что явственно указывало на то, что свой конспект он намеревался оставить при себе, никому не передавая его).
Гриша незрячий не от рождения, а несчастье случилось с ним в возрасте 12 лет. Стало быть, проблем меньше, чем у меня.
Тем не менее, посчитали, что в педагогических целях мне следует с ним познакомиться.
Эта наша встреча произошла в конце февраля, в воскресенье. После завтрака мы вышли из дома. На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а затем доехали до станции "Университет". Здесь мы встретились с Зинаидой Андреевной.
От метро "Университет" мы поехали автобусом №1. Проехали всего две или три остановки.
Прибыли к главному зданию университета.
Главное здание Московского университета имени М.В. Ломоносова   это высотное здание ("высотка", как его называли студенты, а отчасти и преподаватели и вообще все прочие, хоть раз побывавшие в этом здании).
Оно было построено в 1953 году. Вместе с башней состоит из 34 этажей. Один из корпусов отдан под общежитие (но это не всё общежитие, основная масса студентов проживает в общежитии на проспекте Вернадского, а те, кто живёт в главном здании, до какой-то степени считаются элитой. Комната, в которой жил Гриша, находится на 14-м этаже. Поднимаемся на скоростном лифте. Когда поднимаешься на нём, появляется ощущение полёта. При этом шума почти не слышно, и он слышится только в самом начале   всё это даёт понять, что всё-таки находишься на Земле, и поднимаешься/спускаешься на лифте.
Другой корпус университета, расположенный неподалёку от цирка ("Театра зверей" Натальи Дуровой), был построен в 1969 году, так называемая "стекляшка", потому что это здание построено из стекла. В этой "стекляшке" нам предстоит учиться, потому что этот корпус называется "первым гуманитарным корпусом" МГУ. А некоторые студенты выражаются ещё более определённо: "Загубишь в стекляшке свои молодые года". Словом, и радость, и печаль предстоит нам испытать в этом корпусе. К счастью, радости будет больше. Но я опережаю события.
Сейчас же мы находились в "высотке". Комната, скорее, представляла собой гостиничный номер (хотя я опять опережаю события: в настоящей гостинице мне доведётся впервые побывать три года спустя). Но, во всяком случае, здесь есть все удобства, включая туалет, умывальник, ванна и душ, так что далеко ходить не нужно. Здесь и живёт Гриша. Живёт самостоятельно.
Конечно, готовит. Но мы не имели возможность оценить его кулинарные достижения, только восточное печенье и чай, а что ещё надо для поддержания общения? Но учиться ему приходится не здесь, а в "стекляшке" (скоро туда же приду и я).
Наша беседа заранее не планировалась в том смысле, что не обговаривали, о чём будем говорить, а потому проходила она стихийно, под звуки музыки (это Гриша включал свой магнитофон "Спутник", на который, как оказалось, он записывает не только лекции, но и понравившиеся музыкальные композиции, которые на этом магнитофоне звучат совсем неплохо   словом, обстановка непринуждённая. И беседа была понемногу обо всём. Главное, на что Гриша обращал моё внимание   это подготовка к вступительным экзаменам в университет. Давал он мне практические советы (не все из них, однако, я мог реально использовать). Так, например, он говорил, что можно подготовить цитаты для экзаменационных сочинений. Я начинал было это делать, но потом прекратил. Во-первых, невозможно предусмотреть все мыслимые темы для сочинений. А, во-вторых, то, что говорит Гриша, мало чем отличается от использования шпаргалок. Но это категорически запрещается. Поэтому я в дальнейшем не стал этим заниматься. Я писал сочинение, хоть и без цитат, зато самостоятельно. И это всё-таки лучше, чем быть пойманным за использование шпаргалок.
Наша беседа касалась и других вопросов. Например, вспоминали мы и последние годы нашей школьной жизни. Гриша рассказал о том, как это происходило у них в Баку. Директор школы слишком свирепствовал, по словам Гриши, дело доходило до рукоприкладства. Старшеклассники защищали младших. Но это имело для них как положительные, так и отрицательные последствия. Несколько человек имели все возможности получить золотую медаль. Но они её не получили из-за конфликтов с руководством, возможно, как раз и связанным с попытками противостоять произволу директора. В этом году я имел возможность слушать по приёмнику на длинных волнах радио Баку, вещавшее частично на русском языке, и в информационных выпусках говорилось о некоторых неблаговидных поступках директора местной школы слепых детей. Так, например, рассказывали, что когда зимой в Баку начались холода, директор школы вовремя не озаботился приобрести нагревательные приборы. А ученики мёрзли, потому что температура воздуха в школе была почти такая же, как и на улице. А я рассказывал о том, как мы всем классом "завалили" предэкзаменационную работу по алгебре. Словом, беседа приобретала всё в большей степени дружеский характер. И мне показалось, что в одночасье я обрёл друга в его лице.
Мама и Зинаида Андреевна на какое-то время нас покинули, а мы с Гришей беседовали.
Но ещё раз об условиях, в которых он живёт. Да, многие лекции он записывает на магнитофон. У него есть магнитофон "Спутник". Правда, он признался, что магнитофон этот не его собственный, а его знакомого. Этот его знакомый ему его фактически отдал (и такое бывает в жизни, у нас едва не случилось такого же).
Но записывал он не все лекции, а только те, которые, по его мнению, представлялись для него особенно важными. Прочие же он писал сам во время лекции (научился быстро писать по Брайлю), а то и просто слушал.
Да, что и говорить, лёгкая жизнь у незрячего студента не предвидится. Это касается бытовых условий (проживание в общежитии, оплата этого проживания, самообслуживание). Да и в библиотеке нужно работать. Но здесь своя специфика есть: нужно громкое чтение, а в условиях библиотеки это возможно не всегда. Однако далеко не все книги выдают на дом. И тут уж как получится. Известную помощь оказывает библиотека для слепых в том смысле, что часть нужной литературы заказывают по межбиблиотечному абонементу МБА в других библиотеках. Студент, либо аспирант, либо начинающий научный работник приносит в библиотеку плёнку, и на эту плёнку чтецы из библиотеки начитывают часть этой литературы (мне в дальнейшем доведётся прибегнуть к этой услуге библиотеки. Однако произойдёт это уже на четвёртом курсе и позднее). А что касается преподавателей, то никаких скидок на слепоту в данном случае не предоставляется.
И учиться нужно наравне со всеми (он говорил: "Может быть, не лучше всех, но хотя бы наравне со всеми").
Он советовал мне, чтобы я добивался проживания в общежитии, чтобы я обретал самостоятельность и, в то же время, мог бы найти друзей. Когда в дальнейшем я поделился этой мыслью с папой, он, вопреки моему ожиданию, это, хоть и сдержанно, но всё же приветствовал. Тем не менее, мы не предприняли попыток для осуществления такого действия. Всерьёз я об этом не думал   вообще я ни о чём не думал. Меня тащили на верёвочке, я шёл. А что будет потом, об этом я не задумывался. Но, возможно, поскольку я теперь москвич, я вряд ли могу на это рассчитывать (знаю точно, что такая практика довольно широко применялась в Институте повышения квалификации кадров, руководящих работников и специалистов ВОС, когда я учился на курсах программистов. Но не знаю, практиковалось ли подобное в университете). Я жил дома. Возможно, я и не смог бы жить в общежитии по той же причине, по какой я в своё время ушёл из интерната. Здоровье было отнюдь не богатырское, использование техники, которая всё-таки шумит (а наушников я в то время побаивался, с одной стороны, из-за неудобства ношения, а, с другой стороны, из чувства опасности полной глухоты) и многое другое   всё это, как мне казалось, препятствовало моему проживанию в общежитии. А потому моё пребывание в университете ограничивалось лишь учебными часами, а также связанными с ними мероприятиями. Да и плохо мы себе представляли, как я смогу обходиться без помощи родителей (впервые попытку отхода от постоянной родительской опеки мы предпримем после третьего курса, когда я впервые попаду в школу восстановления трудоспособности слепых в Волоколамске, но и тогда родители по воскресеньям приезжали ко мне).
В конце концов, мы справились со всеми трудностями студенческой жизни. Но прежде чем это произойдёт, надо поступить в университет. Но для этого надо было преодолеть не только большой объём материала, но и психологически переломить себя, свою неуверенность, чувство кажущейся несвободы, которое, как мне казалось, принесёт мне поступление в университет. О том, как это произошло, наш дальнейший рассказ. А сейчас встречей с Гришей я был доволен. Мы и в дальнейшем будем встречаться, и эти встречи, смею надеяться, были взаимно полезными.
А сейчас продолжим рассказ о других событиях моей жизни.
18. Полоса микроболезней
Как сейчас помню, ужин в тот день, когда мы встретились с Гришей, был достаточно плотный. После того как мы вернулись, мама спекла сырники. А перед этим я ел консервированную сайру с варёной картошкой. Мне показался этот ужин даже несколько тяжеловатым.
Сырники приторно-сладкие (вообще-то именно такие сырники, очень сладкие, я и любил, потому что сам по себе кислый вкус творога и сметаны был мне неприятен, так что его надо было непременно погасить большим количеством сахара).
Но сейчас уж как-то это было чересчур.
К ночи почувствовал холод, но, кажется, ничто не говорило о приближающемся морозе. Напротив, как оказалось, сам воздух пахнул будущей весной. Значит, это простуда? И что, простуда? Нет, простуды не было.
Было сильное расстройство желудка. Несколько дней продолжалось это расстройство желудка, такого затяжного расстройства желудка не было с первого класса.
Большую часть следующего дня я "бегал". И вот тут я вспоминаю, что дедушка настаивал на том, чтобы вызвали врача. Но мы решили, что обойдёмся собственными силами. Но два дня приходилось вести борьбу с этим расстройством.
Конечно, и пищу приходилось принимать соответствующую: чай с булкой, яйцо "вкрутую". Самое неприятное в том, что в это время приходилось лежать.
Так прошло примерно два дня. Утром третьего дня расстройство желудка, как будто, закончилось.
А у папы оно только началось. Причём всё повторялось так, как у меня. И тут температура была выше 38. В этих условиях пришлось уступить ему свою кровать, а мы с мамой спали на диване вдвоём. Это было нелегко. Дедушка и тут настаивал на том, чтобы вызвали врача, Но папа говорил, что не надо врача, и мы пробовали решить проблему собственными силами. Через два дня у него расстройство прошло.
А потом оно возобновилось у меня. На сей раз перед этим на обед поел борща (таково было моё пожелание). Но у меня, возможно, оно проходило в лёгкой форме.
Так что же это было? Сейчас трудно даже предположить. Вероятно, мы "подцепили" какую-то инфекцию.
Но организм сумел справиться с поразившими его бактериями. Самое главное, что это произошло. Но даже и в этом случае жизнь в Москве рисовалась в мрачном свете. Но одновременно не было сил сопротивляться. Ничего не хотелось делать, кроме написания мемуаров.
Но надо было продолжать готовиться. И всё же Гришины советы я пытался учесть. С этого момента мы продолжили готовиться, причём сама подготовка была расширена, так как мы начали готовиться и по истории. Я стал выписывать цитаты из школьных сочинений десятого класса. Впрочем, и этим я занимался недолго.
19. Встреча с тётей Тосей
Это произошло в середине марта. Тётя Тося сообщила, что будет в Москве проездом. Ей нужно было ехать в командировку в Запорожье. Мама и папа провожали её на Курском вокзале, чтобы посадить её на этот поезд. И так и произошло. Тётя Тося сказала, что через неделю вернётся в Москву, и уж тогда мы встретимся.
Накануне я видел странный сон. Мне снилось, что я слышу, как кто-то наигрывает на гармошке одну из мелодий к фильму "Свадьба с приданным". Это не песня (а песен там немало), а некий наигрыш. На фоне этого наигрыша слышится стон, детский плач. Ребёнок отчаянно плачет. А где-то рядом другой ребёнок тоже плачет и, плача спрашивает, тоже писклявыми интонациями, обращаясь к женщине (непонятно, то ли к матери, то ли к сестре: "Ну почему же ты не могла приехать?" Эта женщина что-то ему отвечает. Он ей не даёт договорить и перебивает её: "Ты врёшь!" Какое отношение это имеет к данной встрече? Никакого.
Просто этот сон отразил состояние неопределённости, в котором я пребывал все последние месяцы.
И вот тётя Тося приехала. Нечего и говорить, что мы были рады встрече с ней. Она была тем человеком, которому без колебаний выскажешь всё, что у тебя накипело. Она выспрашивает и, может быть, ты ожидаешь от неё такого ответа, который однозначно говорит: "Вот непререкаемый авторитет, так что как она скажет, так и надо поступать". Так вот было и сейчас. Я сказал ей, что мои родители хотят, чтобы я пошёл учиться в университет, а я не хочу, потому что не вижу своих сил. Она, вроде бы, с моими доводами согласилась. А почему? Возможно, она помнила свою учёбу (она училась в политехническом институте на радиотехническом факультете, а работать ей пришлось на металлургическом заводе в Мончегорске   знаменитом "Североникеле". Но вспомнила, как трудно было учиться. Возможно, она не хотела, чтобы я испытал похожие трудности. Возможно, она считала, что я для этого слишком слаб.
Мама разом разбила всю её аргументацию. Да и жизнь опровергла такое представление. Даже для таких слабых людей, одним из которых был я, учёба оказалась вполне возможной.
Сама же тётя Тося рассказывала историю жизни своих детей в Мончегорске, и некоторые эпизоды вызывают просто ужас. Но я не вполне чётко понимаю некоторые эпизоды из этой истории. Какой-то молодой человек познакомился с девушкой, по словам тёти Тоси, она и пьёт, и вообще ведёт образ жизни, не вписывающийся в общепринятые моральные нравственные нормы. Может при случае пустить в ход и нож. Но тем не менее, тот парень считает её "звездой" и всецело находится под её влиянием. Это всё, что я понимаю из рассказа тёти Тоси. Но в ту ночь я увидел сон, в котором эта пара, а особенно эта девица стала приставать ко мне. Она требовала, чтобы я ехал с ней туда, куда она мне прикажет, а при попытке ослушаться её приказа она меня убьёт тем самым ножом. Она бросается со своим ножом уже на меня. Я пытаюсь вызвать милицию. Но тот парень отсекает все возможности отступления. И что мне делать, я не знаю. Вот такой ужасный сон увидел я в ту ночь.
А когда я проснулся, я понял, что никакой девицы на улице Обручева нет, что, по крайней мере, тут всё спокойно.
У тёти Тоси был один свободный день. И в этот день она хотела навестить своих родственников. Одним из них был брат Ивана Иосифовича, Александр Иосифович.
По имевшимся сведениям, он был очень болен. Мы познакомимся с ним в 1981 году. У нас даже появятся интересные воспоминания. Но всё это произойдёт в дальнейшем. Всего полгода продолжались наши контакты. После этого он умер.
Тётя Тося также ездила в Болшево. Там жил дядя Валерик (не Артамонов, а другой). С ним мне так и не довелось встречаться. Он умер в 1993 году.
Вечером в воскресенье тётя Тося уезжала.
20. Приезд бабушки
Вечером того же дня, когда приехала тётя Тося, приехала и бабушка. Как оказалось, теперь она находилась с нами почти месяц. За этот месяц произошло много событий.
Естественно, бабушка горячо поддержала идею о моём поступлении в университет. И она приняла самое деятельное участие в этой подготовке. Она читала мне пособия по истории, и мы продвинулись достаточно далеко. Правда, потом всё-таки пришлось вернуться назад. Но при этом я снова стал писать конспекты ответов.
Мы с бабушкой совершали продолжительные прогулки, в том числе, в лес, а также в магазин вблизи общежития университета "Дружба народов" имени Патриса Лумумбы. Почему-то мне казалось, что этот магазин должен быть лучше, чем другие ближайшие. Ведь в "Лумумбе" учились иностранцы, и это наводило меня на мысль, что их обслуживают лучше, потому что это не простые иностранцы, а сыновья и дочери разного рода князьков, царьков, корольков. Но наши правители были с ними в дружбе, а потому и обслуживать их должны, по моему разумению, лучше. Но каково же было наше удивление от увиденного. Да, конечно, этот продовольственный магазин больше, просторней, чище. Но в остальном это магазин среднего уровня. Так нам довелось оказаться свидетелями того, как молодая продавщица или кассирша "объяснялась" с молодым человеком африканской внешности посредством русского мата. Впрочем, я этого последнего не слышал (я слышал только, что она была перевозбуждена, и что-то громко и отчаянно кричала ему. Не знаю, что именно она ему кричала, но, судя по всему, это была ругань, и дело дошло до того, что моя бабушка приводила её в чувство разными увещеваниями. Но, конечно, мы купили в этом магазине всё, что мы хотели купить.
Приходила к нам тётя Паша. Тётя Ксеня и Лена тоже побывали у нас. Лене было десять лет. Она училась то ли в третьем, то ли в четвёртом классе. Но не это было в центре внимания. Мы узнали, что занимается она музыкой, учится на фортепиано. Впрочем, для неё это детская игра. Складывается впечатление, что особой охоты к музыке у неё нет, хотя способности есть. Но странный подход к репертуару исповедует педагог, который с ней занимается. Из того, что она играла, преобладала эстрадная музыка, в частности, из репертуара оркестра Утёсова. Не очень выразительно в её исполнении прозвучала песня "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?". Тут же вспомнилось, как мастерски исполнил эту песню Эдуард Хиль вместе с детским хором Ленинградского телевидения и радио. Но, повторяю, музыка не входила в число любимых её занятий. А что же она любила? А любила она слушать женские разговоры. Что в десять лет она в них понимала, сказать трудно. Помнится, бабушка рассказывала про Ивана Андриановича, мужа нашей соседки по даче Александры Павловны. К тому времени он был старым больным человеком, у него случались провалы памяти. Он, например, мог выйти из дома, и не помнить, куда он собирался идти. Услышав этот бабушкин рассказ, Лена засмеялась, причём резко, язвительно. Это чувство усилилось вследствие её низкого басовитого голоса. Я пытался объяснить ей, что эта такая у него болезнь, но не знаю, дошло ли это до неё. И вот они с тётей Ксеней собираются уходить. Мы с бабушкой решили проводить их до остановки. Лену ещё почему-то водили за ручку. А тётя Ксеня уже не может быстро ходить   возраст даёт о себе знать, ноги, видимо, болят. Но Лена этого или не понимает, или нарочно прикидывается непонимающей, тащит её, требуя, чтобы она шла быстрее. Она упорно тащит тётю Ксеню, даже пытается изобразить, что плачет, как маленькая. Бабушка что-то ей говорит, а Лена отвечает ей грубостью. А тётя Ксеня уже не знает, что и сказать. Но вот подошёл троллейбус. Тётя Ксеня и Лена попрощались с нами. На том наша встреча и закончилась.
Бабушка приехала к нам 18 марта, а уезжала 16 апреля. Мне было очень грустно от того, что она уезжает. Но пройдёт всего неделя, после чего она приедет.
Так мы вместе отпразднуем дни рождения.
21. Вера Михайловна
Как бы я ни упрямился, всё же подготовка к поступлению в университет продолжалась. Зинаида Андреевна подсказала нам, что нам следует обратиться к молодому преподавателю русского языка и литературы Вере Михайловне. С ней мы должны были встретиться в один из дней в конце марта.
Случилось так, что именно в тот день мы с бабушкой особенно долго гуляли. Вот как раз в этот день мы ходили в магазин около общежития университета "Дружба народов" имени Патриса Лумумбы. Когда мы вернулись домой, мама осудила нас. Мы быстро пообедали. А потом так же быстро собрались и вышли из дома.
На автобусе доехали до станции метро "Проспект Вернадского", а на метро   до станции "Университет". На автобусе №1 доехали до главного здания университета.
На сей раз нам надо было попасть туда со стороны Москвы-реки. Мы без особых проблем до него дошли. А пока мы ожидали встречи, мама меня спросила, какие вопросы по русскому языку меня особенно волнуют.
Я стал говорить о том, как перед экзаменом в девятом классе выяснилось, что я плохо знаю фонетику, в частности, то, что звук "е" состоит из двух звуков: "йэ". А мама сказала: "Но неужели консультант и специалист будет заниматься разрешением таких вопросов?" Но вопрос вовсе не риторический. И, как оказалось, сейчас мы не занимались конкретными вопросами. Сегодня мы, главным образом, знакомились.
И вот пришла Вера Михайловна. Это оказалась очень милая молодая женщина с приятным голосом, в котором даже было что-то детское (интересно, что в дальнейшем такие детские черты я обнаруживал у некоторых молодых психологов, педагогов, реабилитологов-женщин. Возможно, считается, что если женщина-психолог, педагог, реабилитолог обладает таким звонким голосом с детским оттенком, ученик, до некоторой степени ещё несмышлёный, лучше понимает то, о чём с ним говорят, или что ему собираются преподавать). Она бегло посмотрела программу. Потом сказала: "Надо понять, за какое время мы сможем пройти эту программу". Были заданы вопросы о современной литературе.
Я сказал: "Фёдор Абрамов, "Две зимы и три лета". А она говорила, что надо читать Шукшина или, по крайней мере, о нём.
Но мне не довелось заниматься под её руководством. Через несколько дней нам позвонил её отец, тоже преподаватель. Он сказал: "Да, конечно, Верочка грамотная. Но тут дело ответственное, нужен более опытный специалист".
И сама Вера Михайловна с этим согласилась. Она же рекомендовала нам обратиться к этому преподавателю. О нём я расскажу в дальнейшем.
22. Зоя Николаевна
Тревогу вызывал у меня и немецкий язык. Причиной такого состояния было отсутствие в течение двух последних лет языковой практики. Я уже говорил, что взял с собой несколько тетрадей со школьными заданиями по немецкому языку. Читал я эти тетради и довольно легко переводил, но всё-таки сомнения были. Было очевидно, что этих знаний недостаточно. И вот, по совету Зинаиды Андреевны, мы связались с преподавателем Зоей Николаевной Зайцевой.
Договорились о том, что приедем к ней домой, и уже на месте решим, что нам делать. Очень расположило к ней то, что, по словам Зинаиды Андреевны, работала она и с незрячими.
Впрочем, как мы узнали в дальнейшем, ничего особенного здесь не было: просто среди её студентов и аспирантов были незрячие. В аспирантуре она работала с незрячим отдельно.
Поездка к Зое Николаевне   это целое событие. Жила она на улице Усиевича.
Ехать надо до станции метро "Аэропорт". Метродистанция выглядела следующим образом: "Проспект Вернадского", "Университет", "Ленинские горы", "Спортивная", "Парк Культуры", "Кропоткинская", "Библиотека имени Ленина", "Проспект Маркса" (переход на станцию "Площадь Свердлова"), "Маяковская", "Белорусская", "Динамо", "Аэропорт".
Однако переход на станцию "Площадь Свердлова" был весьма утомителен. Шли мы долго. Наконец, пришли. Благополучно доехали до станции "Аэропорт". А как дойти до улицы Усиевича? Как оказалось, это было недалеко. И хоть немного поплутали, но всё же дошли.
Наконец, пришли. Вошли в дом, поднялись в квартиру.
Нас встретила женщина пожилая, но достаточно энергичная: как преподаватель, в самом расцвете сил.
Наш разговор не решал каких-то конкретных вопросов, скорее, речь шла о возможной стратегии работы. Желательно было бы изучить биографии великих деятелей отечественной культуры, например, Чайковского (по-русски прочитал толковое изложение его биографии по книге Берберовой "История одинокой души" много позже, уже когда и университет, и аспирантура были пройдены, и диссертация была защищена, и даже успел поработать в отделе социальной реабилитации слепоглухих).
"Но нужно изучить и представить её по-немецки". Она рекомендовала учебник "Лексика" для студентов первого курса неязыковых факультетов под редакцией Иванова и Чуваевой. В этом учебнике следует обращать внимание на грамматический и лексический материал. Освоение этого материала давало возможность для того чтобы рассчитывать на поступление в вуз.
Сама она со мной заниматься не может   ведь она ещё работает. Она порекомендовала нам связаться с бывшим преподавателем, квалифицированным специалистом. Но сама эта женщина уже преклонного возраста. Но если она согласится со мной заниматься, и если под её руководством я буду иметь успехи, это будет очень хорошо.
Тем не менее, Зоя Николаевна задала мне несколько вопросов по-немецки:
Wie alt sind Sie? ("Сколько вам лет?)"
Я ответил: "Ich bin einundzwanzig Jahre alt" ("Мне двадцать один год")
Следующий вопрос:
"Sind sie moskauer?" (Вы москвич?)"
Я ответил: " Nein, ihr bin kein Moskauer " (Нет, я не москвич).
А следующий вопрос: "Aus welcher stadt sind sie gekommen" ("Из какого города вы прибыли?)"
Я ответил: "Ich bin aus Leningrad gekommen" ("Я прибыл из Ленинграда").
Мои ответы её удовлетворили. Но, повторяю, сама она заниматься со мной не могла. В дальнейшем мы встречались с ней в университете. Сама она преподавала на отделении научного коммунизма, но наблюдала на расстоянии и давала некоторые практические советы. Так что мы можем сказать, что её участие здесь также было.
А теперь расскажем о преподавателе, которая непосредственно занималась со мной, кому я обязан успешно сданным экзаменом и, в конечном счёте, поступлением в университет.
23. Татьяна Георгиевна
Через несколько дней мама позвонила моему возможному преподавателю. Она сообщила, что готова. Таким образом, согласие от неё было получено. И теперь нам нужно было к ней поехать.
Теперь предстояло ехать в более близкий район   на улицу Панфёрова. Ехать же надо до улицы Строителей. Для этого надо было сесть на троллейбус №33 или 62.
Дом кооперативный, университетский. Квартира находится на седьмом этаже.
Преподавателя зовут Татьяна Георгиевна Гебель. Родом она из Смоленской области, "соседка Гагарина", как она мне сказала по-немецки ("Nachbarin von Gagarin") в рамках выполнения одного из заданий. А ещё она сказала про себя: "Комсомолка двадцатых годов, впоследствии беспартийная". Была женой видного деятеля Коминтерна, немца, по фамилии Гебель. Впоследствии он погиб в фашистском концлагере. Как преподаватель, она была строгой (не без иронии и даже весёлого смеха вспоминала, как отдельные нерадивые студенты переделали её фамилию из Гебель в Гибель, намекая, таким образом на то, что из-за своей плохой успеваемости получали на её экзаменах оценки, ниже тех, которые бы им хотелось. Между тем, на самом деле, это добрейший человек, терпеливый, стремящийся помочь, объяснить ученику того, что он не понимает. Я могу подтвердить это. Среди её учеников были знаменитые люди: оперная певица, солистка Большого театра Мария Петровна Максакова и актёр и спортивный комментатор Николай Николаевич Озеров. Словом, я попал к хорошему человеку, к квалифицированному педагогу, которому я обязан своим поступлением в университет и последующими успехами в изучении немецкого языка, за что я ей благодарен на всю жизнь. Мы и после поступления общались: иногда приходили к ней, а то и по телефону тоже общались.
О том, как и чем мы занимались, я расскажу в последующих разделах этой и следующей главы. Сейчас же хотел бы сказать, что в её квартире чувствовал себя, как в своём родном доме. И ещё: я глубоко благодарен ей за школу, которая пригодилась мне и в дальнейшем, в процессе изучения немецкого языка в период моей студенческой жизни, в период учёбы в аспирантуре и в дальнейшем, в процессе моей переводческой деятельности.
24. Приезд бабушки
Не прошло и недели с того момента, как бабушка уехала, как она снова приехала в Москву. Нынешний её приезд был непродолжительным. Сейчас мы вместе отметим только дни рождения.
А ещё бабушка читала мне учебные пособия по истории. Усваивал я их по-прежнему медленно.
Ходила бабушка к тёте Зине. Не очень охотно рассказывала о том, что она там услышала.
В тот вечер мы смотрели по телевизору фильм "Шаг навстречу". Не помню, о чём был этот фильм. Помню только, что была в нём песня (с неё этот фильм и начинался), в которой были такие слова: "Навстречу шаг один".
25. Дни рождения
22 апреля бабушке исполнился 61 год, а 23 апреля мне исполнилось 22 года. Впервые эти праздники мы отмечали в Москве.
Ничего особенно торжественного не было. Обстановка этого не позволяла.
С одной стороны, я продолжал подготовку к поступлению в университет, а, с другой, дедушке нужна была диета, и мы подстраивались под эту диету.
Впрочем, для нас это было не слишком обременительно, тем более, что паёк получали регулярно, и среди прочего в этом пайке была, например, рыба нельма и даже икра.
Но помню, что делали салат (а в моём представлении, чтобы было ощущение праздника, обязательно должен быть салат). По этому случаю был куплен торт "Птичье молоко"   одно из характерных московских лакомств. Это очень вкусный сладкий торт с кремом творожистого типа, но всё-таки это традиционный сливочный масляный крем, начинённый шоколадом. Таким же, столь же вкусными, были и конфеты под тем же названием. Этот торт тоже отличался нежностью и красотой вкуса, которые хорошо сочетаются с кофе или чаем. А вообще этот торт возбуждает самые приятные мечтания, например, о путешествиях в далёкие южные страны, например, в Италию или Испанию. Слишком сложным было это время. Судя по всему, ещё рано расслабляться, надо всецело посвятить себя решению стратегических задач.
Но я был доволен, что всё-таки день рождения у меня получился.
26. Первое мая
После сравнительно тёплой погоды, которой была отмечена большая часть апреля, в конце месяца значительно похолодало. А 30 апреля дело дошло до снега и даже до метели. Как потом оказалось, такие погодные явления в конце апреля - начале мая для Москвы тоже не редкость. Всё это наводило на грустные мысли.
Но именно 30 апреля мы с папой ходили на почту. Но ничего там не получили, так что на этот год журнал "Литературные чтения" остался для меня за кадром.
Каких-либо особых торжеств по случаю первого мая у нас в этот день не было. По телевизору смотрели праздничную демонстрацию. Всё, как обычно.
Я должен был заниматься, готовиться к поступлению в университет. Мне этого не хотелось, и вяло сопротивлялся.
Куда интересней было писать мемуары. И при любой возможности, пользуясь тем, что за мной не следили, я их писал.
А ещё мы с папой стали писать каталог "Оперы, оратории, реквиемы".
В этом каталоге фиксировался состав исполнителей, (вокалисты, хормейстер, дирижёр, время записи, если оно отмечено, фирменные номера, названия фирм, выпустивших эти пластинки). Так случилось, что большая его часть была написана именно в мае-июле 1978 года. Ведь с этого момента в мемуарах, рассказывая об операх из моей коллекции, я пользовался этим каталогом. Но перед переездом в Санкт-Петербург в 1997 году эти каталоги, а также рабочие журналы, обзоры погоды   словом, весь справочный материал, которым я пользовался при написании предыдущих редакций мемуаров, пришлось уничтожить, так что теперь мы лишены возможности внести в мемуары более полные сведения и о ежедневной выработке, об исполнителях опер, о динамике написания мемуаров, о погоде в этот и последующие периоды.
Даже тогда, когда я стал пользоваться компьютером, мы сразу не могли отсканировать хотя бы оперные каталоги. Но поскольку многие из этих пластинок были выпущены за рубежом (в Великобритании, Германии, Франции, Италии, США), постольку вся информация давалась на иностранных языках, главным образом, на английском, а с иностранными языками у нас всё-таки дело обстояло не слишком благополучно, постольку полная информация нам не была доступна. Поэтому даже в том случае, если бы мы сканировали эту информацию в компьютер, мы бы получили не так уж и много сведений. В лучшем случае, можно было бы прочитать имена исполнителей. Но ввиду того, что сами мои каталоги не дожили до наших дней, мы эти сведения будем вводить исключительно по памяти.
27. Год спустя
15 мая исполнился год с того дня, как не стало дяди Миши. Это повело за собой и другие события, в частности, наш переезд в Москву.
Этот день решили отметить. С самого утра настроение было подавленное.
Папа сказал, что надо поставить болгарскую пластинку, которую он получил уже тогда, когда мы окончательно стали жить в Москве, но мама не могла сделать этого, а потому утром мы не могли включить эту пластинку.
Но всё равно было тяжело. Даже без музыкального сопровождения было понятно: дяди Миши больше нет, и человеческая жизнь год тому назад была закончена, и ничто не может её восстановить, и теперь, живя в Москве, я чувствовал себя одиноко без него.
Мама приготовила еду, а я писал мемуары.
Но вот папа пришёл с работы. К этому моменту подъехала академическая машина. И вот мы вчетвером вместе с дедушкой сели в эту машину и поехали на Хованское кладбище.
Ехать сравнительно недалеко (пройдёт время, и нам придётся ехать на Хованское кладбище обычным городским транспортом, и тогда такая поездка покажется нам не такой уж и близкой).
Все предыдущие дни шли дожди. Дорогу размыло. И когда мы стали продвигаться по направлению к могиле дяди Миши, ощущение было такое, что идёшь по болоту. Это ещё в большей степени подтачивало настроение. Скажу даже больше: я впервые испытал такое чувство, что было бы гораздо лучше, если бы я прямо сейчас умер, и меня вот здесь бы и похоронили. Но вслух ничего не говорил (хватило ума).
Конечно, у нас были какие-то цветы, и мы положили их на могилу.
После этого мы дошли до места, где стояла машина, сели в машину и поехали домой.
Дома папа поставил болгарскую пластинку с церковными песнопениями. Это было "Всенощное бдение" С.В. Рахманинова. Среди исполнителей был Борис Христов.
Мне нравился этот певец. Но в той обстановке и музыка, и его мощный вокал нагоняли на меня тоску. К тому же вспоминался Ребров и та невольная роль, которую он, сам того не желая, сыграл в этой истории.
Была приготовлена еда. Помню даже, что мама сделала мясной салат. Этим мы и вспомянули дядю Мишу.
Но всё это продолжается недолгое время. После этого мы вернулись к нашей обычной жизни. Для меня это означало продолжение подготовки к поступлению в университет. Как раз мы продолжали готовиться по истории.
28. Александр Михайлович
Меня продолжали знакомить с преподавателями, которые занимаются подготовкой абитуриентов к поступлению в университет. Напоминаю, что в марте не удалось начать заниматься под руководством Веры Михайловны. И вот та же Вера Михайловна посоветовала нам обратиться к другому преподавателю. Его звали Александр Михайлович.
Нам предстояло поехать к нему на квартиру. Жил он на Ломоносовском проспекте. Мы сели на автобус №144 и направились туда.
На этот раз на лифте подниматься не пришлось. Жил он на менее высоком этаже.
Музыкальный звонок. Он сам открыл нам. Когда я вошёл в квартиру, у меня было такое чувство, что я вернулся на улицу Громова. хотя, видимо, квартира более просторная и протяжённая. Но роднил меня с ней какой-то только ей присущий запах.
На самом деле, здесь, по-видимому, было много книг. Но всего этого увидеть не удалось (ведь не за тем мы туда пришли).
Он задал мне несколько вопросов по русскому языку. Ни на один из них я не ответил правильно. Впрочем, это каверзные вопросы, на которые не всякий нормальный человек ответит сходу.
Например, два существительных: покойник и труп. какое из них одушевлённое, а какое неодушевлённое. Я ответил, что оба неодушевлённые. Это неверно. правильный ответ: покойник   одушевлённое, а труп   неодушевлённое.
Или другой вопрос: какой род у существительного "шимпанзе". Я ответил: "Женский, раз это обезьяна". Неверно. Оказывается, все такие существительные, обозначающие виды животных, мужского рода.
А потом он продиктовал мне фразу, в которой имели место спорные слова. "Не кто иной, как русский писатель-беллетрист способствовал развитию общественной мысли".
Как написать первые слова, какая гласная буква будет в начале первого слова. Я написал "никто". Но это не верно. Имеется два словосочетания: "не кто иной", как и "не что иное, как". А перед союзом "Как" в данном случае всегда ставится запятая. Это правило я запомнил на всю жизнь.
А вот со следующей фразой я справился успешно: "Новая пословица гласит: "В колхозе язык не в зачёт: кто хорошо работает, тому и почёт".
Он предложил мне произвести синтаксический разбор этого предложения, а также морфологический разбор указанных им слов. С этим заданием я справился.
И это ещё ни о чём не говорит.
Затем перешли к литературе. Я принёс некоторые свои письменные работы, так как мы предполагали, что он захочет их услышать. Но ничего этого не было.
Он дал мне задание   написать новое сочинение на тему, говорящую о том, кто мой любимый литературный герой. Я выбрал Чацкого. Таким образом, мне предстояло написать сочинение.
С этого момента мы начинаем рассказ об активизации подготовки к экзаменам.
29. Подготовка по литературе и русскому языку
Уж так получается, что предыдущий раздел, в котором я рассказывал об Александре Михайловиче, плавно переходит в раздел о подготовке по литературе и русскому языку.
Пассивную подготовку мы начали ещё в феврале, когда получили программу.
Начали с разучивания стихов. Я выучил все рекомендованные стихотворения А.С. Пушкина и значительную часть стихотворений М.Ю. Лермонтова. Но дальше учить стихи я уже был не в состоянии.
Во время встречи с Гришей он мне сказал, что можно выписывать цитаты, а затем пользоваться ими во время написания сочинения. Я в этом усомнился, но, тем не менее, обработал сочинение по роману И.С. Тургенева "Отцы и дети".
Ещё раз скажу, что новый этап подготовки начался после встречи с Александром Михайловичем.
Я выбрал сочинение по комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума". Тема была сформулирована следующим образом: "Чацкий   победитель и жертва". В основном, я повторил то сочинение, которое писал в девятом классе.
30. Подготовка по истории
Получив пособия по истории, мы приступили к подготовке. Говоря о самих этих пособиях, можно отметить, что, с одной стороны, они были довольно компактны (две тоненьких книжечки), а, с другой, подготовка по ним оказалась очень трудным делом.
Эти пособия не повторяли школьного курса истории. Сейчас можно сказать, что в какой-то мере они предваряли университетский курс истории СССР, но охватывали период с Древнейших времён до 1975 года (поскольку они были изданы в 1976 году). Здесь уже просматривался определённый подход: обращалось внимание на развитие отдельных регионов: Прибалтика, Закавказье, Средняя Азия.
То и дело отмечались конкретные районы, которые дотоле нам были не известны. Ну, и как это всё постичь?
Традиционно история, как школьная дисциплина, считалась устным предметом. Впрочем, в школе на занятиях по истории мы кое-что писали, например, вели хронологическую таблицу. Но тут я столкнулся с тем, что и фактическая сторона мне не известна.
И оказывалось, что в этих условиях оставался единственно возможный путь   писать конспекты, представляющие собой пересказ прослушанного материала. Но такое изложение материала ставило под вопрос самоё возможность применения пересказа прочитанного текста, который мы применяли в школе.
Здесь применялся систематический хронологический подход к изложению материала. И поначалу плохо представлялось, как я буду всё это учить. Да и возможно ли это выучить? Конечно, так никакую проблему решить невозможно.
Поэтому надо было попытаться преодолеть это состояние.
Я же с самого начала полагал, что в результате подготовки к моменту сдачи экзамена (а он здесь был первым) ничего не запомню. А это значит, уже тогда нужен был магнитофон.
Но пока ещё толком не знали, какой магнитофон мне нужен. Поэтому мама и папа читали мне, я слушал их чтение, а потом записывал наиболее важное на бумаге, а, точнее, что удалось запомнить. Возможно, если бы у меня был год на то, чтобы готовить эти записи и год на то, чтобы их изучить и выучить, я бы смог бы подготовить этот материал самым лучшим образом. Но в том-то и дело, что времени было мало. Поэтому решили, что я буду готовиться именно сейчас. А тот подход, о котором я только что сказал, был бы неприемлем.
Когда в марте бабушка приехала, она посчитала, что если я буду пытаться всё писать, то на это уйдёт слишком много времени.
Бабушка предложила мне другой способ: Она будет мне читать, я ничего не записываю. Что-то, она полагала, в моей голове останется. Она читала мне всё подряд, и мы достаточно быстро двигались. Во время её пребывания в Москве в марте-апреле мы прошли материал от Древнейших времён до Петра Великого.
Фактически это была главная часть нашего микрокурса. Но после её отъезда оказалось, что фактически материал не усваивается. Поэтому пришлось вернуться к записям. Но теперь всё приходилось проделывать в более быстром темпе. Полагаю, что, возможно, это было бы ещё быстрее, если бы не мои мелкие бунтики. Ведь порой случалось так, что если я был не в настроении, у нас с мамой происходили конфликты, часто вообще не имевшие никакого отношения ни к экзаменам, ни к поступлению в университет. Совершенно очевидно, что маму такое моё поведение расстраивало, она прекращала ведение работы. Я получал некую свободу. В эти незаконно полученные часы я писал мемуары. А когда папа, придя с работы, интересовался, почему я не готовлюсь, я делал совершенно невинный вид и говорил, что не знаю, почему мы не готовились.
Но потом всё восстанавливалось, и подготовка возобновлялась. Но случилось так, что к следующему приезду бабушки, который произошёл в июне, мы дошли ровно до того же места, где закончили во время её мартовского и апрельского пребывания в Москве. Конечно, это плохо. Но не безнадёжно. Как мы справились, об этом речь впереди.

31. Подготовка по немецкому языку
Если по русскому языку и литературе приходилось говорить об эпизодических занятиях, если с историей я время от времени занимался саботажем, то по немецкому языку происходили регулярные занятия. Я должен был два раза в неделю являться на занятия к Татьяне Георгиевне. Для подготовки к этим занятиям нужно было выполнять задания, причём не только устно, но и письменно (письменные работы я на занятии читал, они анализировались, таким образом, выявлялись ошибки и устанавливалось, как нужно писать на самом деле).
Всё началось с того, что Татьяна Георгиевна велела мне проспрягать все вспомогательные глаголы во всех временах. Не могу сказать, что я блестяще с этим справился (дважды или трижды она меня остановила известным немецким словом "Falsch"), После этого я исправился. В результате такого микротестирования стало ясно, что со мной можно работать, и, возможно, я достигну поставленной цели   поступлю в университет. Во всяком случае, с немецким языком больших проблем у меня быть не должно. Конечно, этих слов она не сказала, но смысл всего последующего свидетельствовал о том, что для себя она сделала именно такой вывод. И это повлияло на все наши последующие занятия.
Оказалось же, что текст и упражнения в самом начале были взяты из учебника для второго курса. Тогда это задание для меня проблему составило потому, что пришлось его переписывать, так как по Брайлю учебника не было. Уже это оказалось нелегко: я плохо слышал. Но приходилось писать под диктовку.
А уже на следующем занятии Татьяна Георгиевна занималась со мной по нашему учебнику, тем более, что купили учебник для первого курса, и она дала для чтения и перевода текст "Wer sind Sie, Was sind Sie" (Кто вы, кто вы по профессии?"
Ну, учебные тексты на первых порах больших проблем не составляли. Это в общем-то уровень нашего пятого класса. Делается это для того, чтобы студент мог бы быстро повторить грамматику, а потом уже двигаться дальше. Но одновременно была предпринята попытка перевода более сложных текстов. С этой целью Татьяна Георгиевна дала нам учебное пособие для студентов первого курса языковых отделений. Это рассказы.
В нашем случае это были рассказы из жизни пограничников.
Фактически я перевёл два рассказа:
"Der Weg durch das Moor" ("Путь через болото"), "Werner Brink" ("Вернер Бринк").
Это уже настоящие литературные тексты. К ним надо подходить серьёзно. Здесь были длинные предложения, в которых до смысла и значения глаголов можно было дойти только в самом конце этого предложения. Это уже и литературный перевод, в котором последовательный дословный перевод не происходит. Такой перевод производится по смыслу. Но, как оказалось, самая большая проблема для меня заключалась не столько в самом переводе (хотя, конечно, здесь было немало новых слов), сколько в записи текста по Брайлю.
При переводе нужно добиваться того, чтобы предложение звучало бы по-русски, то есть, в соответствии с грамматическими нормами русского языка.
Были сложности и при произнесении ряда слов, например "ScneeVerwehungen" (снежные заносы). Помню, что Татьяне Георгиевне пришлось потратить немало времени, чтобы я мог правильно произнести его (я его плохо слышал). И вот она употребляла всё своё педагогическое искусство для того, чтобы выработать у меня правильное произношение. Но если удалось ограничиться только слуховыми восприятиями, то, как сказала Татьяна Георгиевна, в отдельных случаях ей доводилось заставлять непонимающего ученика класть палец в рот, чтобы добиться правильного произношения.
Никогда она не раздражалась, даже тогда, когда я говорил не совсем правильно. В таком случае она вежливо меня поправляла. А я, таким образом, мог закреплять знания.
Но если я не выполнил задание (а однажды было и такое, причём причиной был такой же бунтик, какой бывал и при подготовке по истории), я чувствовал, что она вот-вот рассердится, но она никогда этого не делала. Неоценимо то, что она дала мне основу, которая в дальнейшем пригодится мне и в будущем.
А чтобы это происходило, я не мог саботировать домашние занятия.
Так проходили наши занятия. В дальнейшем мы будем их проводить не только в Москве, но и на даче у Татьяны Георгиевны,
Обо всём этом речь впереди.
32. Трус в белом халате
Но не только от успешного освоения предметов, подлежащих сдаче на экзамене, зависит судьба абитуриента. Не в меньшей степени имеет значение то слово, которое скажет медицина. По большому счёту, её слово здесь может быть решающим. Если абитуриент инвалид, то он находится в данном случае в группе риска. И, вроде бы, из лучших побуждений врач может не допустить его до прохождения в вуз. Причём врач не только может "забраковать" конкретного абитуриента, но определённая категория лиц по медицинским показателям может быть не допущена до поступления в вуз.
Должен сказать, что весь этот год я находился во взвинченном состоянии.
Это проявилось и на теле. У меня в некоторых местах стало появляться нечто похожее на крапивницу   короче, отдельные места на теле без видимых причин чесались. Я очень переживал то, как вообще сложится моя московская жизнь, а потому дремавшая ранее нервозность стала проявляться достаточно активно. Но заняться лечением возможности не было: надо было поддерживать дедушку, и это в тот момент было первоочередной задачей. А то, что я поступаю в вуз, возможно, тем условием, которое избавит меня и от отрицательных проявлений нервной системы, мол, если я поступлю в университет, у меня будет дело, а на всякую дурь не останется времени. Такая мысль логична, но может ли она решить все медицинские или около медицинские проблемы? Большой вопрос. И всё-таки слово врача здесь было необходимым.
Нам надо было среди прочего встретиться с невропатологом. И вот мы пошли в поликлинику.
Врач, увидев меня, что называется, замахала руками: "Какой университет? Он слабый". Это имело под собой некоторую почву в виде мелких телесных повреждений, а также общего возбуждённого состояния.
Её удивило, почему я закончил одиннадцать классов (тогда в массовой школе их было десять). Но самое главное, она объявила, что я заикаюсь. А происходило это потому, что какой-то её вопрос застал меня врасплох, и я не нашёл, что ответить. И я как-то неуверенно, несколько заикаясь, ответил на её вопрос. Но она не стала разбираться, а сразу же готова была объявить свой отрицательный вердикт. Я ещё до конца не понимал, что происходит, а потому даже в какой-то степени был бы рад тому, что меня "забракуют". А мама сказала: "Вот если забракуют, вернёшься к патронам". Но такая перспектива меня отнюдь не радовала. Поэтому при всём своём скептическом отношении к возможности своего поступления в университет я всё-таки думал о том, что всё-таки надо рискнуть. Вот такие противоположности проявлялись в тот момент. Когда мама пыталась ей что-то сказать, она вообще заявила: "Не надо мне этого говорить".
На следующий день состоялась комиссия. Была здесь заведующая отделением. И она ей продиктовала текст документа, который был нам нужен. Из этого документа явствовало, что моя инвалидность (была ссылка на справку ВТЭК) не препятствует моему поступлению в университет. Таким образом, последняя преграда на этом пути была устранена, и я мог продолжать готовиться к поступлению в университет.
Но всё-таки моё состояние было неопределённым. Я буду готовиться к поступлению в университет.
А сейчас мы напишем последние разделы этой главы.
33. Из моей коллекции (оперы: "Наваррка", "Голос человеческий", "Пеллеас и Мелизанда ", "Отелло", "Лукреция Борджиа", "Велизарий", "Катарина Корнаро".
Возможно, это даже неполный перечень опер, которые мне довелось послушать в этот период.
Вот, например, опера Массне "Наваррка". О чём она? Шла ли она в нашей стране? Все го этого я не знаю. Много позже узнал, что в мировой премьере этой оперы принимал участие Карузо. Теноровая партия (в данной записи её исполнял Мишель Сенешаль) явно эпизодического плана. Сама опера очень короткая (всего на одном виниловом диске). А если говорить о музыке, то запомнился один пассаж "Велисарий", "Катарина Корнаро", который повторяется несколько раз, но мы не можем здесь его воспроизвести: если вы послушаете запись оперы, вы поймёте, о чём идёт речь.
Об опере французского композитора Френсиса Пуленка "Голос человеческий" я услышал давно, ещё в 1975 году. Но тогда был только приведён словесный пример монооперы, то есть, оперы для одного исполнителя. Но услышал я её только сейчас. Такие оперы встречаются в классические времена. Например, есть у Чимарозы моно опера "Человек-оркестр", где бас помимо осмысленных человеческих слов имитирует голоса инструментов оркестра. В то же время, свою полноценную оперную партию имеет и артист. Что же касается оперы Пуленка "Голос человеческий", то она в какой-то степени современна. Женщина разговаривает по телефону со своим бывшим мужем. А после разговора она умирает. Так это можно понять, если рассматривать сюжет, так сказать, в двух словах.
Исполнителем оперы на нашей пластинке была Надежда Юренева, хор и оркестр под управлением Геннадия Рождественского. Запись по трансляции 1965 года. Юренева была прекрасна. При всём том, что по стилю музыки опера камерная, но певица здесь демонстрирует величайший драматический талант, который по мере приближения к финалу нарастает.
Опера Клода Дебюсси "Пеллеас и Мелизанда" написана по одноимённой драме Метерлинка. Она переносит нас в Индию. Пеллеас и Мелизанда любят друг друга. Но они не могут воссоединиться. Словом, здесь всё получается, как в популярной песне Аллы Пугачёвой: "Жениться по любви не может ни один, ни один король". И они умирают со словами любви.
Исполнителями заглавных партий являются: Джордж Шелли; Элизабет Сёдерстрём.
Об опере Верди "Отелло" мы уже говорили. Сейчас уже мы можем говорить о другом исполнении. Исполнителями оперы были: Марио Дель Монако; Рената Тебальди; Альдо Протти; хор и оркестр академии "Санта-Чечилия" (Рим), дирижёр   Альберто Эреде.
Конечно, Марио Дель Монако здесь был великолепен. Особенно сильно его голос звучал в ключевых номерах: дуэт Отелло и Яго из второго акта, монолог и смерть Отелло. остаётся только сожалеть, что пластинки были заезжены, и это особенно явно обнаруживается именно в ключевых номерах.
Опера Гаэтано Доницетти "Лукреция Борджиа" была написана по одноимённой драме Виктора Гюго. Она возвращает нас ко временам эпохи Возрождения. Но точнее, Чезаре Борджиа. Ещё более драматична судьба Лукреции Борджиа, её сына Алессандро.
Но музыка прекрасная, партия главной героини, особенно её ария из первого акта никого не может оставить равнодушным.
Исполнителями оперы были: Монсеррат Кабалье; Альфредо Краус; хор и оркестр "RCA Victor".
Конечно, Кабалье здесь была замечательна.
Ещё более прекрасной является опера Доницетти "Велизарий". О ней я слышал только, читая книгу Титта Руффо "Парабола моей жизни". Он рассказывает, что его отец, ни в грош не ставивший вокальный талант своего сына, приютил у себя дома молодого певца Оресте Бенедетти. В частности, этот певец знал оперу Доницетти "Велизарий".
И вот, молодой Титта Руффо, слушая Бенедетти, учил эту партию, и это послужило толчком для творческого развития самого Титта Руффо. Мы же имели возможность слушать трансляционную запись. В ней участвовала Лейла Генджир, хор и оркестр театра  "La Fenice" ("Венеция"), дирижёр   Джанандреа Гавадзени. Запись по трансляции 9 мая 1969 года.
Здесь также выделяется баритон Джузеппе Таддеи, исполнитель партии Велизария. Сейчас такую запись можно с уверенностью рассматривать как историческую. Но музыка своеобразная, отличающаяся от нашего представления о музыке Доницетти. требуется неоднократное прослушивание, чтобы понять и оценить её. К тому же такая запись нужна, так как здесь мы слышим эту своеобразную музыку, и исполнение показывают, насколько важным этапом творчества Доницетти, всей культуры Италии и всей Европы.
Подобного же рода опера Доницетти "Катарина Корнаро". Это исторический персонаж. Катарина Корнаро была королевой Кипра. Пластинка была получена ещё при жизни дяди Миши. Исполнителями оперы были: Монсеррат Кабаль; Хосе-Мария Каррерас; хор и лондонский симфонический оркестр, дирижёр  - Карло-Феличе Чилларио. Запись по трансляции 26 мая 1972 года.
Красивая музыка, сильные голоса исполнителей. Но какого-либо запоминающегося и узнаваемого фрагмента здесь обнаружить трудно.
В заключение этого раздела я хотел бы сказать несколько слов об опере Верди "Дон Карлос", которую мы слушали по телевидению. Это был спектакль театра "La Scala".
Исполнителями этой оперы были: Плачидо Доминго; Маргарет Прайс; Елена Образцова; Евгений Нестеренко; Ренато Брюссон; Луиджи Рони; Джанфранко Манганотти; хор и оркестр театра "La Scala" (Милан, дирижёр   Клаудио Аббада. запись по трансляции 8 января 1978 года.
Передача по телевидению состоялась 28 января 1978 года.
Трудно здесь выделить кого-то отдельно. Все были как на подбор. Но мне кажется, что всё-таки заметно здесь выделялись Плачидо Доминго и Ренато Брюссон. Эту оперу мы записали на магнитофон.
Вот что я слушал в этот период.
34. Моё чтение
В этот период у меня была возможность много читать. Здесь я расскажу не обо всех книгах, которые я прочитал в этот период.
Роман Георгия Маркова "Сибирь" появился в 1975 году. В том же году на радио был поставлен спектакль. В 1976 году я смотрел телевизионный фильм, в том же 1975 году по Брайлю была выпущена первая книга. Но в то время я её не читал, а прочитал я её много позже.
Действие романа происходит в 1916 году. Молодой учёный-большевик Иван Акимов совершил побег из нарымской ссылки. По заданию Центрального Комитета партии большевиков он должен спасти материалы своего дяди, крупного учёного, находящегося в эмиграции в Стокгольме. Ему помогают местные жители: фельдшер Фёдор Горбяков, его дочь Поля, охотник Федот Федотович. Поля вышла замуж за сына купца Криворукова, невеста Акимова, Катя, приехавшая к нему. Ценой героических усилий ему удаётся добраться до Стокгольма. Но своего дядю он уже не застал. Несмотря ни на то, что шпионы царского правительства преследовали его и в Стокгольме, ни на тяжёлую болезнь, он настоял на том, чтобы русские люди, близкие к большевикам, помогли ему вернуться в Россию. Но вскоре после возвращения он умирает. Акимов добрался до Стокгольма. Но в его распоряжении находились материалы, которые он должен спасти. Об этом роман.
Начал я с романа Виктора Гюго "Собор парижской богоматери". Это многоплановое произведение. С одной стороны, это судьбы героев: Клода Фролло, архидьякона Жозасского, настоятеля собора, Жеана, брата Клода, шестнадцатилетнего мальчика, которого Клод, всецело посвятивший себя делам собора и философским околонаучным занятиям, не обращавший внимание на судьбу брата; бедного поэта Пьера Гренгуара, цыганки Эсмеральды, командира королевских стрелков Феба де Шатопера и других. Читаем мы и о некоторых событиях из жизни маленьких детей: вот ребёнок во "дворе чудес" стучит палкой по кастрюле, а Клопен Труильфу, предводитель "двора чудес", "герцог цыганский и египетский", отнял у ребёнка его "игрушки", дабы он не мешал ему произносить речь. Но тем самым он проявил свою власть, и это ужасно.
В то же время, это эстетические суждения автора о судьбах искусства и, прежде всего, архитектуры, о месте изобразительного искусства и архитектуры в период, когда происходит действие романа (пятнадцатый век, 1480 год) и в современности. Всё это делает книгу, написанную в девятнадцатом веке, весьма актуальной сейчас.
О книге маршала Г. Жукова "Воспоминания и размышления" я расскажу в одной из последующих глав. О романе Петра Проскурина "Судьба" я расскажу в главе о третьем курсе. О дилогии Алексея Югова "Страшный суд" и "Шатровы" я расскажу в главе о втором курсе.
 (продолжение следует)