Правило курицы

Часть первая. Правило курицы.

Глава первая. О городе славном.

В которой читателю откроется самый обычный мир,  в котором есть земля и небо с их красотами, люди и нелюди с их повседневными заботами, немного самой обычной магии и совсем капелька романтики.

Жило-было королевство. Жило оно ещё неплохо, но дела его были уже нешибкие.
Потому что королевство было в составе империи, а империя в последнее время чувствовала себя совсем нехорошо. Шла в империи перестройка устоев.
Жили в империи, преимущественно, люди. К северу белобровые и русовласые, к югу более смуглые, так уж бывает.
Королевство было к северу, так что жили в нём северяне. Раньше. До войны.
А в нынешние времена уже и не разобрать - встретится вам по дороге какой нибудь эльф, да и сообщит гордо, что он истый северянин, не хуже всех северян, и лично его родина как раз тут и есть.
Кстати сказать, эльфов и вправду много разновидностей да народностей - и высокие, и тёмные, и ещё всякие разнообразные. Причём в послевоенные времена потянуло их всех в королевство, будто им тут мёдом помазано.

Вот и в городе Менске эльфами было запружено. На каждой улице, наверное, жил непременно хоть один натуральный эльф. А уж метисов их было пруд пруди - и с северянами, и с южанами, и, наверное, даже со зверолюдами мешали они свою кровь, словно был в том некий замысел.
Как империю они захомутали крючкотворскими условиями мирного договора, так и в королевство попёрла вся эта, с виду мирная, рать.
Впрочем, мы, кажется, о городе говорили? Менск, зовётся он этак потому, что торговый. В нём исстари было можно любой товар на что захочешь сменять. Ну, на деньги, или на любые другие товары. Злые языки говорят, здесь городские власти полюбили менять свои полномочия на деньги, но вы им лучше не верьте.

Ну так вот, значит, Менск. Он город не только торговый, он ещё и богатый.
Потому, что окружён посёлками земледельцев, а населён ремесленниками. Ну, ещё купцами, писарями, чиновниками, и другими обеспеченными людьми и нелюдьми.
Земледельцы, получается, ростят зерновые и корнеплоды, разводят скот разной степени крупнорогатости и парнокопытности, и даже пчёл.
А ремесленники создают вещи, кто хорошие, а кто красивые. Например, в городе любой кузнец может сковать хороший меч. А кое-кто из ткачей умеет делать красивые ковры. Всем этим и богат славный город Менск.

Ещё в городе есть и маги, и алхимики. Но маги так вот запросто вам на глаза не попадутся, это ведь надо ещё поискать такого мага, что задаром станет где своей магией работать. А алхимики живут и работают в ремесленных кварталах, потому что работают они на дому, а работа у них частенько сильно пахнет. Разными запахами.
В общем, не встретите вы их без причины, а и встретите, так сразу не распознаете.

Живут в городе и дети, потому что в каждом любящем себя городе непременно заводятся дети.
Поначалу они живут в домах, и качаются то в спальне, а то около очага в люльках, подвешенных к крюку на потолке. Где чем мать занята, там и её ребёнок в люльке.
Позже ребёнок покидает люльку и уже сам осваивает родительский дом. Поначалу его ограничивают родительской спальней, затем переселяют на нижний этаж. Но очень долго для него остаётся под запретом лестница.
Когда ребёнок подрастает, и готов пойти в школу, его так и называют - подростком, и вновь переселяют, снова на спальный этаж, и теперь уже надолго. Пока не перестанет быть подростком, не повзрослеет и не озаботится собственным домом.
Но подростков это не слишком беспокоит, потому что их мир только что расширился до улицы.
На улице их родительский дом, на улице ватаги приятелей, там же школа, а ещё интересные торговые ряды и увлекательные ремесленные кварталы.

Город Менск в любые времена был наполнен силами его взрослых и жив кипучими интересами его детей.


Глава вторая. Мальчуган.
В которой читатель может познакомиться с очень юным северянином.

Звали его Вальд. Был он самый обыкновенный северянин - белобровый, светловолосый, и очень застенчивый, даже робковатый.
Но воспитывал внука дед, поэтому на мир Вальд смотрел прямо и честно. Даже бабушка признавала,  внук у них если и робок, то ничуть не боязлив.

Дедов домик, в посёлке на Краю Света, остался далеко-далеко, откуда мирным людям пришлось бежать, бросая добро и спасая родных.
Вальд жил теперь только с папой и мамой, и старался не трогать воспоминания о жизни прежней. Ещё никому он не рассказывал, что нашёл у себя в душе добрые и светлые места для дедушки и для бабушек, и важные в своей жизни поступки совершает, непременно советуясь со своей душой - "Что бы сказали на это дедушка и бабушки?"

Днём Вальд тщательно подмёл и вымыл полы по всему дому. Начал с порога, прибрал кухню-гостиную, папин кабинет, помыл каждую ступеньку лестницы на спальный этаж, там последовательно вымыл полы в своей комнатке и родительской спальне. Остался доволен, и на душе зрела уверенность - ему не просто разрешили пойти в ночь с ребятами смотреть драконов, он теперь заслужил такое право.

Закончив работу, Вальд не стал убирать тряпку и ведро на свои места, а ещё какое то время посидел молча, занимаясь своеобразной игрой.
Полуприкрыв глаза, он старался вслушаться в ощущения и прочувствовать - не пропустил ли где уборку, не оставил ли немытый пятачок.
Он мысленно поделил весь дом на два пространства, долю поменьше - кухню-гостиную, с обувницей, лавками и очагом, но без лестницы и кабинета, и долю побольше - весь спальный этаж и часть нижнего. Дальше прогнал из мыслей все слова и старался ощутить отклик - в какой части чисто, а в какой есть огрехи.
Мама научила Вальда, что для поиска надо именно чувствовать, не вспоминать и не рассуждать.
Огрехи оказались в большей доле, и Вальд заново сосредоточился на делении пространства. Большей частью теперь стали спальни, а меньшей отцов кабинет и лестница. Но опять огрехами отозвалась часть бОльшая.
Вальд уже совсем притомился, его зудило нетерпение действовать, двигаться, но он на голом упрямстве довёл игру до конца и услышал отклики от двух огрехов.

Первое немытое пятно нашлось там же, где бывало и раньше, под шкафом, в углу. Он частенько пропускал это место и никак не мог завести привычку помыть там специально. А вторым грязным местом оказалась лужица воды, она натекла с мокрой тряпки прямо ему под ноги, пока он здесь и сидел.

Вспомнил о вымытых полах Вальд уже за городом.
Он выбрался за городские улицы с компанией сверстников, и всё шло по их планам - на горизонте дарил краски закат, дальние горы ещё сияли вершинами, но небо уже синело вглубь, ещё немного, и они с ребятами увидят полёт драконов.
Но Вальда беспокоило какое-то чувство,  некая тревога за свой дом.
Он мысленно оглянулся назад, вспомнил, что выполнил всю свою работу по дому, и даже полы вымыл так, что ... мог гордиться? Не то. Не было стыдно? Совсем не то, чего уж стыдиться хорошей работы. Нигде не опозорился? Ну снова всё не то.
Отец говорил, что в его детстве у северян было в ходу слово, значащее некую... совместную весть, или душевный указатель... да, и маяк и указатель правильного пути.
Хоть тревога и осталась где-то рядом, Вальд ощутил, что всё сделал по чести, честно. Что ничего не упускал и сделал всё, как должен.
Ещё он почувствовал, что это лето, ещё толком не начатое, оно лучшее в его жизни. Почему-то стало слегка грустно.


Глава третья, о детях и летящих драконах

- Эй, не спи! - закричали ему в спину звонко, чуточку насмешливо и беззаботно.
- Всё интересное там проспишь!
Вальд молча поднялся с травы, и пошёл к кострам.

Дети собрались, наверное, со всего квартала.
Девочки уже наплели себе венки и набегались за жуками - рогачами, этих летунов обычно умеют ловить только мальчики, но девочкам ещё интереснее, когда мальчики принимают их в свои игры.
Жуков ловили чисто на посмотреть и показать.
Огромные, в лакированной броне, они походили на сказочных воинов.
Выпускали их просто на землю. Глядели, как жучище приходит в себя, осматривается и прислушивается. А затем растопыривается колючими щитами в стороны, раскладывает прозрачные крылья, и - опять летит. Куда-то в поле, за дорогу, за реку, может быть, за леса и горы.
К своей семье, деток кормить и воспитывать.

Мальчики занимались кострами, у каждой компании свой, и Вальд с удовольствием отметил, что заметную часть хвороста для их костра натаскал он. За хворостом ходили порознь, а вот за водой пошли вместе с мальчиком из соседнего дома. Воду из ручья начерпали прямо в котелки, кажется, их принесли с собой девочки.
- Как думаешь, откуда бежит этот ручей? - спросил Вальд.
- Не знаю даже. А тебе это зачем? - удивился мальчик.
- Главное, чтоб не из-под городской стены! - рот его пополз широко в стороны, в кривой ухмылке.
- А мне интересно, откуда эта вода пришла, и куда пойдёт... - сказал Вальд.
Разговор не завязался. Мальчик так и пытался поймать взгляд Вальда, и на лице его блуждала насмешка.

А Вальд и вправду задумался - вот в горах зародилась подземная вода, просочилась между корней и камней, по капелькам собралась в сырость, из сырой грязи поструилась тоненьким родником, росла и набирала силу. Местами бежала по поверхности, и её пили звери. Пряталась в почву и поила вон ту траву и это поле.
Дальше ручей соединится с другими ручьями и люди назовут их речкой. Вода, которую он сейчас пробовал на вкус, увидит фермы и далёкие хутора.
Речка станет рекой, и с ней познакомятся люди, которых ему не встретить и за всю жизнь.
А дальше она впадёт в море, станет частью огромнейшего водяного пространства.
Может быть, на далёком берегу будет стоять незнакомый человек, и смотреть на неё.
Возможно, уже стоит, и они с ним ровесники, только Вальд у себя на Родине, а тот, другой, на чужбине. Это, наверняка, остров. И ровесник сейчас смотрит на воду, видит большие морские волны, и думает... наверное, о Родине и своих близких.
Вальд опять почувствовал лёгкое беспокойство, и никак не понимал, откуда оно берётся.

- Эй, ты, водонос!
Вальд от неожиданности вздрогнул, чуть не споткнулся на камнях, и слегка расплескал воду.
- Под ноги гляди, мечтатель! - его товарищ изображал из себя едва ли не заботливого покровителя, но ухмыляющийся рот портил игру,  выдавал его малодушный и подленький нрав.
Вальд не ответил, посмотрел, словно насквозь, отметил взглядом, что все в сборе и все настроены на обещанную сказку о летающих драконах, успокоился, и большеротый мальчик потерял к нему интерес.

Вместе было хорошо. Вальд не ожидал, что увидит своих приятелей такими увлечёнными и дружными.
Ребята рассказывали у костра истории, про то, что было забавного с их старшими братьями в такую же летнюю ночь. Кто-то затеял рассказ, как его родители познакомились, когда ходили смотреть полёт драконов.
А потом началось.

Ребята быстро и разом, словно по сигналу, разворошили костры, чтоб не было языков пламени и стало темно.
В темноте плыли они - светящиеся в небе отдельные точки, и, рядом, целые ручейки света.
Поднимались струйками с поля, закручивали вверх кольцо и рассыпались, чтоб вскоре опять собраться в ручей огоньков и течь над полем, собраться над кустами и опять выплеснуть вверх струёй света.
Потом их стало больше.
Незаметно из ручейков собралась река, потом оказалось, что рек сразу несколько.

А дальше светляки собрали из этих рек большие клубы света и поднялись в небо.
Небо накрыло морем светящихся потоков и облаков, звёзды потерялись, и лишь луна одна плескалась в этом море.
Ребята не двигались, и смотрели вверх.
По одиночке и целыми компаниями, кажется, кто постарше, сидели парочками.

Вальд откинулся на спину, в траву, смотрел чудо и слушал голоса.
- Смотрите, там всадник!
- Вижу!
- А над ним копейщик!
- А за копейщиком два тролля в обнимку...
- Смотрите, копейщик грозит троллям!
Фигуры оплывали, рассыпались и менялись другими.
Но вот в ночи изменилось что-то. Не то светляки поднялись ещё выше, не то подул ветерок, только раздался голос - смотрите, драконы!
После этого и вправду появились драконы.
Огромные, пернатые, с длинными шеями и вытянутыми хвостами.
Они кружили друг за другом, бились всерьёз когтями и жуткими зубами, или, играясь меж собой, пыхали магическим пламенем. Они были сказочно живые.
А потом они потянулись в поля, тройками, парами.

Когда последний дракон улетел, младшие ребята тоже потянулись по домам.


Глава четвёртая, о родителях Вальда

Ребята шли в город, вначале дружно и вместе, затем разделились на кучки по приятельству и соседству.
Вот Вальд уже идёт один, впереди шушукаются на ходу девочки, отдельной компанией обсуждают впечатления мальчики, сзади то же кто-то есть.

Вальд был мыслями в небе, рядом с чудесными драконами.
Затем подумалось - что сейчас делают родители.
Может быть, давно спят, ведь уже глубокая ночь.
Может быть, отцу не спится, и он лежит, слушает ночь. Потом спустится, может быть, посидит на лавочке у двери. Вот бы научиться чувствовать людей так далеко, чтобы отсюда, из поля за городом, понять, в спальне отец, или сидит на лавочке. Отец учил его пользоваться даром, Вальд даже немного умеет понимать, когда рядом есть кто-нибудь, то в спине откликаются занятные ощущения. Они такие невесомые и прозрачные, что очень легко их спугнуть или "задумать".
Но отец обещал, что в книгах найдёт, как развить это умение через упражнения. У отца есть друзья, у которых могут быть такие книги.
А, вообще, упражнениями и играми больше заведует мама.

Она поняла, какой у Вальда дар, когда он ещё не научился ходить. Ну, так утверждает папа, а он либо  шутит откровенно, либо говорит совсем серьёзно.
Значит, об этом не шутит.
Нынешнее упражнение, которому научила мама, уже совсем для взрослых.
Но это тоже своеобразная игра.
Когда надо выбрать предмет, найти кого-то или что-то, надо представить пространство, где будешь искать, мысленно поделить его на две части, и вслушиваться - какое даст отклик, там и есть искомое. Лучше, чтоб части были неравные, тогда легче слушать.
Когда отклик услышал, надо ту часть, которая откликнулась, ещё раз поделить на две части, они будут помельче и искать придётся поменьше.
Мама знает много игр и упражнений.
У мамы хорошее образование, она училась в королевской школе, а после и сама была учителем. Давно, когда они жили на Краю Света.

А отец знает много интересного, и бывал в других странах.
Когда он рассказывает интересные случаи о жизни в них, даже мама слушает с интересом.
Отец много знает об эльфах. Вот недавно он рассказал, что эльфы трепетно относятся ко всем птицам. А кур вовсе считают за священные создания. Потому, наверное, что курицы у эльфов не живут, и не приживаются. Правда, эльфы кур покупают только для ритуального убийства. Приносят в жертвы. Очень у них нелюдское понимание святости.
А ещё у эльфов есть закон, требующий убить на месте того, кто убьёт чужую жертвенную птицу.
Они даже протащили его вместе с кучей других своих правил в имперский свод законов, и теперь имперцы не знают, смеяться над этим, или расстраиваться.

Ещё отец недолюбливает орков. Говорит, что в горах честно прожить может только попрошайка или святой. Попрошайка выпросит еду и деньги у путников, а святому люди принесут сами. Но людей в горах бывает мало, поэтому и попрошайка и святые будут жить впроголодь.
А если в горах живут целым племенем, и не ростят зелень, не пасут скот, то жить могут лишь разбоем, и все станут разбойниками.
Но об этом теперь нельзя говорить. Потому, что порядки в королевстве всё хуже, а орков в горах всё больше.

Вальд шёл в город, размышлял, и привычно пытался играть в ощущения. Ребята сзади сильно отстали, и чувствовались еле-еле, а от компании спереди он отстал сам, и не чувствовал, а лишь угадывал глазами их силуэты.
Хотелось ощутить свой дом, родителей, но на это не было даже надежды.


Глава пятая, о сомнениях

Ночной город кажется незнакомым, улицы непривычные, дома чужие.
Даже встреченные стражники посмотрели, словно жители другой страны на нежелательного путешественника.
Начались ремесленные кварталы, здесь горят магические светильники. В них светит магический огонь, но горит обыкновенное, как в лампадке, масло. Но называют его "светильное" и горит оно в фонаре очень долго.

В свете фонарей дома потеряли крыши, видно только мостовую и стены домов.
Ребят рядом нет, Вальд идёт сам по себе и снова накатила тревожность.
В переулке мелькнула тень, там кто-то есть, и он зачем-то предпочитает освещённой улице тёмные закоулки.
Но Вальд тревожится не за себя.
Вновь перебирает в памяти свои поступки с начала дня, и не находит ничего стыдного или недоброго. Всё, что он делал, он сделал, как надо, и всё, что ему следовало делать, он сделал.
Что же ему так зудит, откуда пришли ... сомнения? ... беспокойство о..?

Вот ещё стражники. В свете фонарей они выглядят привычно, почти как днём. Когда прошагали рядом, Вальд ощутил, как дважды придавило легонько по спине невесомое ощущение. Отцова наука и мамины упражнения работают. Вот интересно, спит сейчас мама, или лежит, прикрыв глаза, ждёт, когда подымется наверх отец, когда вернётся домой сын. Когда все будут дома, она сможет уснуть. А утром встанет раньше всех, будет готовить завтрак.
Потом спустится к ней отец, она будет ворчать на него, невсерьёз и совсем чуточку, и папа это ей простит.
После завтрака ему дадут выспаться, потому, что в школу летом дети не ходят. Потому, что родители знают, что он не спал.
Но к вечеру он снова будет учиться, дома. В том числе обучаться шестому и седьмому чувствам.

Вальд тревожился всё сильнее и попробовал себя успокоить, занять повторением привычных действий. Начал вспоминать уроки, пересказывая своими словами, как понимает изученное.
Первые два чувства описать легко - вкус и обоняние, находятся они во рту и в носу.
Ещё три посложнее. Осязание, оно по всей коже, слух в ушах, а зрение из глаз.
Шестое находится под солнышком, и не связано с телесными органами, но даёт ощущения вниз или вверх оттуда. Это чувство смертельной опасности, смертный страх.
А седьмое находится вообще не в теле, но его сигналы приходят вверх - в голову, вниз - в грудь или в спину, и прямо - на уровне горла. Это чувство может рождать сильные или слабые прозрения, предзнания и провидение. Все его проявления можно объединить словом - интуиция.

Вальд вдруг понял, за несколько домов до своего и на секунду остановился.
У него давно возникла тяжесть, сдавливающая верх живота. Она сдавливала постепенно, и чем ближе к своему дому, тем сильнее. Шестое чувство.
Пошёл вновь, но ноги словно не слушались, не несли его, он переставлял их, как не свои.

Всё не так. Не хочется подходить к дому, не хочется поднять глаза и посмотреть на его крышу. Не так всё. Но Вальд должен вернуться домой.

Родительский дом, его не спутать ни с каким, крылечко, привычная дверь. Ему вечером дали ключ, он висит на груди, пальцы вытягивают ключ за длинный шнурок из ворота рубахи, и, не снимая с шеи, щёлкают вдруг помедлившим замком. Ключ повисает поверх рубашки и рука сама открывает неохотную дверь с непослушным замком.
Вальда встречают дома языки пламени. Они словно ждали его приход - стелились по полу в дымных струях, жались к стенам, держались края лестницы к спальням, и вдруг встали в рост, ударили нетерпимым жаром в лицо, грудь, полыхнули на всё пространство дома ... пожаром.
Наверху мягко хлопнуло что-то в крыше, в ответ скрипнули деревянные брусья, дом застонал.


Глава шестая, об отваге на пожаре

Пожар в городе - важное происшествие.
Не уследите за ним, не остановите, и пойдёт огонь по близким домам, выжигая их в ряд. Заполнит жаром проулки, сможет по вспыхнувшим деревьям, по отлетевшим брёвнам охватить другую сторону улицы, и беда тогда городским кварталам.

Но уже звучит сильный голос: "Пожар!".
Один стражник подбегает к замершему на пороге горящего дома мальчику, хватает за подмышки и относит на несколько шагов в сторону, сам спешит обратно, осмотреть через дверной проём, оценить бедствие.
Его напарник уже вытащил "хлопушку" - завёрнутую в два слоя навощёной бумаги трубку сигнального свитка. Вот он подымает взгляд в небо, делает лицо сосредоточенным, представляя, как должен подниматься над городом сигнал о пожаре, и дёргает за нитку - тонкий шнурок ломает на свитке печать, и магическая техника с громким хлопком и надсадным воем выпускает в небеса две красные звезды, они повиснут прямо над местом возгорания и весь город будет слышать и видеть, куда пришла беда пожара, где требуется помощь.

В соседних домах хлопнула дверь, бежит на подмогу первый добровольный огнеборец. В ночном колпаке, в спальном халате и домашних тапочках.
Это маг, он живёт здесь, совсем близко, и понимает, что от его умений многое зависит.
Не добежав шагов с дюжину, пожилой человек сосредотачивается, и, направляя силу руками, создаёт магическую технику. Холод возникает перед ним, устремляется к стене горящего дома, в ревущий пламенем пролом, уже созданный пожаром, тараном послужило вот это бревно, что торчит наружу и упало с крыши или потолка.
Потоки холода оставляют на траве белую изморозь, проявляются в воздухе ледяным туманом, спорят с огнём.

Забавно одетый человечек подступает к охваченному изнутри огнём дому ближе. Ему надо успевать, чем скорее он скажет пожару своё слово, тем меньше бед причинит пламя жителям этого дома и всему городу.
Человек знает себе цену. Боевые маги нынешних времён не умеют рассеивать ледяные удары, заучивают делать их мгновенными, точечными. А надо уметь обратить боевую технику в мягкий веер долгого холода, чтобы он струёй захватывал объём здания, отнимал у огня силу, покрывал поверхности наледью. Магов больше не учат искусствам, теперь в силе имперские стандарты, каждому дают умения из единого набора, и поставь рядом двоих боевых магов - в деле их техники будут одинаковы, как по шаблону сделаны. Не отличить одного нынешнего мага от другого по характеру и почерку его техник. Все по шаблону.

Дом проморожен снаружи, можно теперь сбивать пожар с внутренних поверхностей.
Человечек в халате вступает в пролом, стражники расчистили ему путь, растащили крючьями алебард горелые брёвна, обрушили балки, норовившие сверху рухнуть.
Верхнего этажа нет, крыша выгорела, в середине пожарища лежат остатки спален, по ним уже бьют короткие, длинные льдисто - голубые струи. По их виду человечек узнаёт бывшего лихого рубаку, славного воина. Нынче Эпрон, как было принято шутить в таких случаях, "получил стрелу в колено", растерял молодецкую прыткость, перешёл на службу в Приказе.
Но раскланиваться в приветствиях некогда, огнеборцы продолжают усмирять беду. Маг в халате работает с фланга, начальник разбойного приказа ударил во фронт. Опять воюют, и мало кто из молодых сравнится с ними в ратных искусствах.

Человек в халате и тапочках хмурится. Вполне может быть, этот пожар не случаен. Были слухи о поджогах и ограблениях в сёлах по соседней волости. Может оказаться, что беда поселилась и в их городе.
Надо вспоминать, кто живёт в этом доме, и что происходило с его обитателями за последние дни. Всё это совсем скоро потребуется.


Глава седьмая, в которой мальчик убегает в ночь

Вальд не сознавал, что с ним происходит и что он делает.
Он не заметил, как переместился с домашнего крылечка, не знает, сидел он на обочине, или стоял двумя ногами.
Не слышал звуков и не понимал голосов.
Не видел пожар, не мог разглядеть свой дом. Ему что-то мешало видеть и слышать, не то клубы дыма и всполохи огня, не то слёзы, зачем-то текущие по лицу и совсем ненужные.

К нему вдруг пришло понимание, это вправду было лучшее лето в его жизни. Оно ушло только что, но казалось, что было век назад.

Мальчик не понимал, что делает и где находится. Он куда-то смотрел, но в уме всплывали обрывки недавно виданного.
Вот его рука поднимается к груди, за домашним ключом, а у двери лежат две очень похожие кучки грязи. Они мокрые, как плевки, и серые и не похожи ни на какие следы чего-нибудь знакомого.
Вот ключ вошёл в скважину, но замок не спешит провернуться, узнав своего, домашнего обитателя. Отзывается не сразу, словно расстроен общением с чужим, недобрым гостем.
Вот дверная ручка ложится в ладонь, но в привычное касание вторгается ощущение чуждого. Ручка испачкана, она липкая, как тёмные страхи. Её словно заляпало грязью злое чудовище.

Мальчик стоял чуть в стороне, недалеко от крыльца, глядя сквозь пожар, не видя ни работы магов, ни хлопот стражи, ни самого пожара.
Его даже не прогоняли, было некогда отвлекаться.

Он куда-то ушёл сам, молчком, когда набежали соседи, засуетились, когда прибавилось стражников, и зевак стали оттеснять.

Вальд брёл по ночным улицам, за его спиной в низком небе отражались алым и багровым отсветы пожара, и его взгляд и мысли были пустыми.

На короткий миг мальчик вздрогнул, вспомнилась картина увиденного за открытой дверью.
Вот он открыл дверь, шагнул к порогу, и ноги остановились сами. Он видит дымные ручейки, пламя, и в цельной этой картине замечает чёрную полосу уже выжженого огнём следа, он спускается змеёй по одному краю лестницы в очаг.
На очаге ещё висит часть этой змеи, она дымит, и в ней узнаётся несгоревшая одежда.
Вальд моргает, но избавиться от видения не может, он помнит эту картинку, она уже легла в его память, и он теперь знает, что и на лестницу вели связанные узлами в единую верёвку штаны, камзол, кажется, и, скорее всего, постельное бельё.
Это всё вещи, которые легко можно зажечь огнём.

Мальчик опять шёл, и не видел, куда, не понимал, зачем. От людей и событий его укрыла ночь.


Глава восьмая. О горожанах.

Этой ночью не спали многие.
Несли службу стражники на ночном дежурстве.
Кто оказался рядом с пожаром, те уже боролись с огнём. А соседние патрули продолжали обходить город, лишь сместились по маршрутам ближе к месту происшествия, взяли на себя часть службы занятых пожаром товарищей, чтобы не возникло уязвимого места в городе, лишённого присмотра и охраны.

Не спят честные граждане по соседству.
Пришли люди из соседних кварталов, оценили опасность. Кто-то остался помочь на пожаре, другие вернулись, надо успокоить своих соседей, что пожар тушат, и большой беды ждать не стоит. Надо зайти в соседние дворы, успокоить людей, что их мужья помогают соседям, но скоро закончат дело, и вернутся, и опасности нет ни для них, ни для города.

Проснулись ближние соседи по улице. Засыпали в благополучии и сытости, ожидали встретить новый день в довольствии и покое. Но вот нате.
В чуть ли не самом спокойном квартале Менска под утро случилась очень тревожная ночь.
Хлопок и завывания тревожного сигнала, шум и треск падающих брёвен, крики.
Вот уже и огненные петухи взмывают над крышей горящего дома, мечутся от их всполохов ночные тени, тянутся к ним заспанные зеваки.

Вот уже и пересуды пошли в толпе, и кто-то спорит с соседом, кто-то кричит обвинения в адрес неведомых виновных. Нашёлся кто-то спокойный, кто пожелал утихомирить спорщиков, но те уже вдвоём, дружно обрушивают на миротворца своё недовольство, объясняя, де, ему бы стоит молча радоваться, что поселился в столь приличном квартале, и в чужие разговоры не лезть. Да он уже и сам не рад, что оказался здесь.
А тётка Нитрида, что секунду назад стояла полоротая, моргая сонно, без проблеска понимания в глазах, уже громко вскрикивает, что она - именно она - всё знает! Она всё видела, и никому не спустит это дело с рук. Все у неё ещё попляшут!

Вот уже и сплетницы тянутся к тётке Нитриде, поддакивают, соглашаются. Мужчины, кто только что спорил друг с другом, слушают её и кивают.
Некогда им носить в вёдрах песок, да воду, да и не с руки. Огнеборством обязаны заниматься городские приказы.
А они, уважаемые граждане, заняты важным делом, им необходимо прийти к общему мнению.
Надо назначить и назвать виновных за случившееся и ответственных за борьбу с непорядком.
От их мнения будет зависеть жизнь города, к ним прислушаются все, кто связан родством, знакомствами, либо круговой порукой.

Ночь темнее всего перед рассветом.


Глава девятая, в которой мы знакомимся с сыщиком.

Глава разбойного приказа не был сыщиком в буквальном значении этого слова.
Эпрон Освод родился в семье офицера, получил военное образование в королевских учебных заведениях, и провёл почти всю жизнь в ратной службе. Высокий, крепкий и стройный молодой офицер стремился отдать себя делу предков.
На его молодость и зрелость выпали долгие и жестокие войны, и он прошёл через них, с потом и кровью, через удары по здоровью и самолюбию, сквозь горечь и радость побед, и удалось это ему, в целом - блестяще.

Впереди близилась старость, уже скоро могло начать "стрелять колено", и Эпрон согласился перейти из армии в городскую службу.
К тому же, армию стремительно и бесповоротно сокращали и расформировывали, а служба в разбойном приказе сулила занятие родным ратным делом. Оно так и вышло. Послевоенные годы стали для Эпрона новой войной, с новыми правилами, по новым нормам. Хотя среди обезвреженных противников иногда встречались давние знакомые.

Да и в сослуживцах нередко удавалось увидеть давнего товарища, такие встречи несли сдержанную радость, вырастали в дружескую помощь, взаимовыручку.
Бывало, и озадачивали. Было дело, боевой друг, осевший "по прострелу колена" в почтовом приказе, озадачил известием, что требование эльфов запретить в империи бога-императора оказалось серьёзнее, чем можно было подумать. Когда империя согласилась включить его в условия мирного договора, никто из людей не догадывался, что оно обернётся такими неприятными и масштабными последствиями.

Друг написал, что имперцы рассылают по всем волостям инспекторов с обширными полномочиями, для розыска сторонников, и для искоренения "культа бога-императора". Культа.
Наша культура, наша память и прошлое объявлены "культом".
Все инспектора из высоких эльфов, и любая имперская служба обязана им оказать всякое содействие в должной мере.

Вскоре они и вправду прибыли. Обосновались в каждом городе королевства, шерстили каждую волость - село за селом.
Было много драм в тот период. Не смогли сдержаться, в основном, те, кто прошёл войну.
Шли на прямое неповиновение, на обострение, и оказывались против закона.
Очень дорогой ценой дался мир для королевства.
Но королевство - не вся империя, в других странах память бога-императора уже забыта, обесценена. Для империи драма северного королевства просто неприятный факт.

А для Эпрона был неприятен новый факт из вестей от боевого друга. Он выяснил, что в столице вынесен в отдельный указ судебный прецендент. Эльфа, инспектора по "борьбе с культом" уличили в разбойном нападении и грабеже. Но суд постановил, что инспектор был в своём праве, он пресекал деятельность запрещённого культа и изымал имущество культистов, и, на основании приложения к Мирному Договору, неподсуден.
А теперь это правило распространится на всех законников в империи.
Ещё сослуживец писал, что практически все инспектора регулярно отправляют с мест службы деньги и посылки с драгоценностями своим родственникам. Нетрудно догадаться, как добывают они такие трофеи.

Эпрон выследил и арестовал не один десяток злодеев, организовал уничтожение силами стражи нескольких банд. Но не мог придумать, как бороться с новой напастью, прикрытой силами законов империи.

Наверное, это непонимание, как занятся делом необходимым, и бросало его в дела срочные. Люди часто так поступают - вместо того, чтобы зубрить ответы на билеты к экзаменам, рьяно берутся за уборку в доме, или даже ремонт полов.
Лишь когда, случайным образом, приходит понимание, как обойти то, что не имеет смысла при взгляде в лоб, тогда мы и возвращаемся к своему необходимому делу, но уже не штурмуем его напрямую, а руководствуемся свежевыловленным из воздуха и ещё не совсем понятым принципом.


Глава десятая, занимательно рассказывает о письмах и секретах.

Знаете ли вы, как работает почта? Кажется, что да, ведь каждый взрослый умеет обращаться с письмами - надо дописать письмо, вложить в конверт, наклеить марку и надписать адреса, свой и получателя. А затем отнести в ближайший трактир, где на него при вас наложат сургучную печать, или даже три, и уронят в синий почтовый ящик.
Если вы обеспеченный человек, вам достаточно написать на конверте, кто и кому отправляет это послание, и запечатать его личной печатью. Дальше ваш посыльный отнесёт его туда, где есть почтовый ящик и почтовые принадлежности, это может быть, опять же, трактир, большая лавка, или даже сам почтовый приказ. Здесь посыльный сам наклеит марку и сбросит письмо в синий ящик.
Через положенное время вашему приятелю постучит в дверь местный посыльный, и вручит ваше письмо. Все это знают.

Но что происходит с письмами после того, как их уронили в синий ящик, и до того, как их вручают получателям?
Много любопытного случается с письмами за это время.
Письма едут по дорогам в опечатанных мешках на курьерских и пассажирских экипажах. Бывает, их перевозят на кораблях по морям.
Письмо может пострадать при налёте разбойников на дороге, или в абордаже пиратов на море.

А ещё каждое письмо обязательно проходит через почтовый приказ. Если оно путешествует через несколько стран, то в каждом государстве его проверяют свои тайные служащие.
Мало кто знает, но эльфы во время большой войны из почтовых отправлений своих граждан изымали все газетные вырезки. Пропадали из писем торговые сметы и даже справки из табелей успеваемости учеников - все послания, способные таить скрытые сведения, терялись при досмотре.
В империи людей поступали обычно проще. Письма военных лет все приходили со следами разреза ножницами цензора, и запечатанные штампом "вскрыто цензурой".

Кто не знает, газета - это эльфийское нововведение. Они зачем-то насаждают печатание газет по всей империи. Но в королевстве северян газетой называют пока лишь салонный листок мадам Бомбардье, который и по величине является листком, и по содержанию не ушёл далеко от листка со сплетнями. Газеты у эльфов, это большие листы бумаги, в пару листков почтовых величиной, а тексты на них разделены по смыслу на заметки, и собраны по темам в рубрики. Кроме светских сплетен, газеты содержат государственные, и просто свежие новости, а в некоторых можно прочесть объявления от частных персон.

Кстати, об эльфах. Можете не верить, но их почтовый приказ задержал однажды письмо, в котором одна дама пересылала своей приятельнице схему вязания кофты. Письмо удерживали до тех пор, пока один из служащих не смог связать по этому письму кофту, и цензоры не убедились, что в её узоре нет скрытого послания.

В подозрительных письмах важных сановников часто заменяли почтовые марки, поскольку в их рисунке мог быть зашифрован тайный знак.
Бывало, что заменяли и бумагу, на которой важная персона написала послание, и могла оставить надписи скрытыми алхимическими чернилами. Для этого сотрудник переписывал текст на проверенной бумаге, тщательно копируя почерк.

О цензуре эльфийских писем даже сложился анекдот:
Цензор вскрыл письмо важной эльфийской персоны, начал переписывать текст на имперскую бумагу, и споткнулся на неоднозначной фразе - "отец умер". Поразмышляв, цензор заменил её на "отец скончался".
Вскоре на стол цензора легло ответное письмо с вопросом - "отец умер, или скончался?".

У почтового приказа северян были собственные хитрости.
Одной из них было хитроумное изобретение, позволяющее досматривать письма персон, стоящих выше законов королевства.
Выглядело оно невзрачно, круглый деревянный прутик, с узким пропилом, делящим один из его торцов на две полукруглые палочки.
Цензор чуть чуть коробил почтовый пакет, чтобы он сам приоткрылся с краю. В этот небольшой просвет вставлял свою волшебную палочку, и, подцепив пропилом листок, наматывал его на приспособление. В рулончик.
Вынуть большой лист через крохотную щель стало невероятно просто. Ещё удивительнее была возможность тем же путём заправить письмо обратно в конверт.
В почтовом приказе не любили захватчиков, и отслеживали переписку неприкасаемых. Но докладывать об этом начальству не могли.

Вернёмся, впрочем, к нашему сыщику.


Глава одиннадцатая, повествует о действиях сыщика на пожаре.

Наверное, Освод иногда ложится спать. Но никто ещё не видел, чтобы Эпрон спал. В любое время суток и в любую погоду глава разбойного приказа мог вдруг появиться на месте происшествия, осмотреть его, что-то обдумать, и вновь исчезал.
В этот раз Эпрон задержался гораздо дольше.

Эпрон прибыл на сигнал стражника так скоро, как мог, эта тревога была пожарной, а на пожаре особенно быстро исчезают следы.
Крыша дома уже горела, возможно, пожару давала сил тяга ветра в распахнутую дверь.
Но следы ещё могли сохраниться, на месте происшествия было всего трое - стражники и ребёнок.
Вероятно, мальчик жил в этом доме, и хотел войти, когда он уже горел, но его остановили взрослые. Об этом можно было судить по повисшему на его рубашке ключу, и выражениям лиц всех троих. Мальчик был ... ошеломлен, и тот стражник, что ближе, присматривал за ним, а тот, что подальше, поглядывал на всех сразу, держась при этом на виду, посередине мостовой и в свете фонаря. Молодец, встречает подмогу, даёт им ориентир. А короткая бумажная трубка у него под ногами говорит о том, что он и подавал сигнал этой "хлопушкой".
Эпрон вновь бросил цепкий взгляд на подростка. Держится прямо, лоб высокий, лицо начитанного школьника. Штаны, рубашка, ботинки, холщовая сумка. Локти и колено потемнели, так можно испачкаться о траву. Если был на полях с другими детьми, то в сумке остатки провизии, выданной дома на полевую вылазку. Но куда он смотрит?
Чужой ребёнок смотрел бы туда, где огня больше, перебегал глазами с окон на крышу. Если это его дом, мог бы смотреть на крыльцо, на дверь своего родного дома. На окно спальни родителей, хотя бы.
Но он смотрит в точку перед домом, словно там что-то лежит, но в траве ничего нет.

Эпрон уже шёл к входной двери. На ходу собрал силы в ледяную технику, и, подняв руки, прошёлся морозным потоком по фасаду второго этажа, прямо по оконцу, закрепляя его наледью и примеряясь к обстановке.
Затем опустил ладони, и уже мягким клином прошёл по стене первого этажа, по крыльцу, отгоняя стражника и подмечая интересные детали.
На крыльце не задерживался, зачем-то отошёл к дороге, и от неё подморозил обочину, тронул завалинку под домом, пустил иней по распахнутой двери. Опять развернулся от дома, вновь прошёлся холодом, заставляя стражника отодвинуться ещё дальше и отвести мальчика. Остановился там, где стоял мальчуган, зачем-то опять поморозил землю.
Когда Эпрон, наконец, занялся тушением пожара, у него было достаточное представление о картине поджога. Это, скорее всего, был преднамеренный поджог, и, наверняка, отягощённый ограблением и убийством.

Заморозка проявила на почве следы сапог троих стражников, но лишь один отметился вмятинками подковок на досках крыльца. А ещё были свежие следы эльфийских боевых сапог. Офицерских. Эльф шёл от входной двери, и, если у крыльца не было его чётких следов, то лишь потому, что он умел их не оставлять.

Эпрон не спутал бы ни с чьими такие следы, на войне насмотрелся. Это было очень скверно.
Штабные советники, инструкторы в охотничьих отрядах противника, диверсанты - вот кем были эльфы на той войне. Всегда враждебны, и всегда воюют чужими руками. А сейчас они служат империи, и их руками стали имперские служащие.
Зато Эпрону понравилось, что следы эльфа нашлись именно там, куда уставился невидящим взглядом мальчик. Когда ему пришлось отойти в бок, он ведь повернулся, и снова смотрел в прежнюю точку.
Пожалуй, если бы интуиция Эпрона не зашевелилась при его виде, сам бы он не стал искать в этом месте, и не нашёл следы, которые так и не увидел подросток.

Размышлял об этом сыщик, начиная борьбу с огнём. Пока простреливал ледяными потоками углы, расчищал место за дверью, прихватывал точки, где балки опираются на стены.
Но вскоре подоспела стража, замелькали алебарды, зазвучали родные по службе "давай - давай", "пошли - пошли" и стало не до размышления. Пошла работа.
Вскоре и навстречу пробились морозные техники, кто-то работал широким белым веером, и Эпрон знал, кто это мог быть.
Коробка дома изнутри выгорела, обрушился по частям вниз потолок, но его остатки не ворошили, даже морозили аккуратно, сохраняя улики для расследования.
А вот стены растащили в стороны и обрушили стражники, алебардами. Вокруг пожарища лежали теперь груды горелых брёвен. Дом распался на стенки и днище, как деревянный ящик.

Эпрон смотрел на место пожарища со стороны.
Этот бой окончен. Нет нигде дыма, не подымается пар. Пора позвать помощника, будет много работы и ему.
Освод пробрался мимо зевак к человечку в халате и закопчённом сажей колпаке, отдал воинское приветствие.
Человечек смущённо посмотрел, хотел приложить в ответ ладонь к колпаку, но заметил искорку смеха в глазах сыщика, и они молча обнялись.
Постояли, так же молча, и разошлись, случай для разговора ещё будет.


Глава двенадцатая, в которой пишут письмо даме

Эльф был строен, подтянут и надменен.
Впрочем, сам себя он, в первую очередь, видел благородным, и лишь после этого - возвышенным и снисходительным. У эльфа были имя и звучная фамилия, но её мы пропустим, как и большинство северян не пожелали бы её произносить или запоминать.
Эльфа звали Мицель, он был офицером на войне, и теперь служил имперским инспектором.
Благородность происхождения эльфа подчёркивали очень покатые плечи, характерный изгиб носа и узкая с боков голова.
Не требовалось рассматривать остроту ушей, чтобы увидеть в нём нечеловека.

Мицель был алчным, как все эльфы, и, как и весь его народ, успешно скрывал это за маской ледяного превосходства. А вот жадность скрыть было труднее. Жадность его проявлялась в том, что уже несколько лет подряд Мицель проживал в таверне, снимать здесь комнату было дешевле, чем снимать отдельный дом. Кроме того, в своём доме ему пришлось бы содержать прислугу, и тратиться ещё и на слуг.

Деньги Мицель любил, он накапливал их, собирая отовсюду, куда дотягивался, и регулярно перечислял приличные, по людским меркам, суммы на свой семейный счёт в имперском банке.
Временами отправлял и ценные посылки с дорогими безделушками, чаще женскими украшениями.
Жену свою он почитал более всего на свете. Кроме денег и родителей.
Впрочем, если бы вы послушали любимую песенку Мицеля, которую он любил исполнять лишь в кругу своих злейших и стариннейших друзей, вы бы призадумались о разнице между почтительным отношением, выражаемым во вне, и действительным чувством, живущим внутри, и наружу проявляемым очень редко.
Песенка была посвящена жёнам, и многие поколения эльфов любили напевать после застолья её куплеты, и, в особенности, припев:
"...немножко люблю
Немножко боюсь
Немножко хочу другую".

Мицель писал письмо обожаемой супруге.

В прошлом послании он обратился к ней в стихах.
Вот таких:
"Моя любовь, к тебе кричу,
О том, как я тебя хочу!
И целовать, и обнимать
И к телу страстно прижимать.
О том, как счастлив я с тобой,
Столь сексапильной, заводной.
Что в мыслях ты моих одна,
И нет мне жизни без тебя."
(И так далее)
Цензор - северянин был несчастен, делая перевод того письма. Ему было дурно от по-животному приземлённого и ущербного на смысл стихоплётства. Но звучал на эльфийском этот текст вполне гладко и ритмично.

В новом письме следовало писать прозой, но Мицелю вновь пришлось подумать, как не повторяться. Он чередовал в письмах стихи и прозу, это подчёркивало благородство его фамилии.

"...пишу тебе, а самому печально, погода холодна и общества здесь нет. Люди - твари, в принципе не знающие манер, а уж северяне вовсе подобны животным, не соблюдающим и малейших приличий.
Развязнее всех ведут себя даже не их девки из прислуги, а дочери и жёны местной знати.
В их взглядах я читаю такую похоть, словно они видят во мне быка-производителя, разогнавшего всю живность в округе, и держащего в ужасе не только тёлочек, но и женщин, и даже мужчин.
Не знаю, как много ещё продлится моя служба в этих проклятых местах, всё определит воля императора и нашего Повелителя, но мне хочется не блуждать по здешним задворкам, а запутаться в твоих грудях. В нашей с тобою провинции есть лужайки, зеленеющие ярче наиснежнейших местных горных пиков и широчайших полей этой прискорбной страны.

Между прочим, мне был случай, позволивший присмотреть для тебя шикарнейшие серьги и недурное ожерелье, с камушками, которые ты любишь. При первейшей оказии вышлю, жди с нетерпением.
А, в остальном, унылейшее зрелище и скучнейшее здесь место."

Мицель был вполне удовлетворён написанным, жена его должна остаться довольна и романтичным обращением, и переданными сведениями.
Его не беспокоила сейчас даже нелепая пропажа перчаток из его доспеха.

Глава тринадцатая, о жизни стражников

Велдер только вернулся в свою комнату, и собирался перекусить, когда  услышал пожарную тревогу. Пожарная его не касалась, свою смену он заканчивает в конце дня, и теперь ему выходить на службу только утром.
Два раза по полдня, затем день отдыха и две ночи бдений, начинай с начала - вот служба любого городского стражника. Не бей лежачего, расслабуха для изнеженных северян.
Но к нему сейчас и общее расписание не относилось. Его единственным начальником стал имперский инспектор, служба у него шла без жёсткого расписания, и Велдеру это особенно нравилось. Можно было по нескольку дней подряд прийти утром, доложиться, и получить приказ проваливать до полудня, или даже до другого утра.
Если же намечались выезды и ночные дела, это было нескучно и непыльно.

Велдер считал себя орком, как его затерявшийся папаша, хотя и был метисом. Его мамаша из деревенских, северянка, живёт в соседней волости.
Дверь распахнулась, и в комнату без спросу заглянул сосед.
- Где был, старичок? Гляжу, ты украл бочонок креплёного?
- Не шути, Марк! Покупал за личные монеты. Но этот уже пуст, я собираюсь поменять его на полный.

Велдер задвинул ногой бочонок под койку, подальше от глазастого приятеля.
Марк принюхался, подозрительно зыркнул - не похоже, чтоб его корешок вернулся с гулянки, темнит чего-то.
- Пошли на тревогу, клыкастый, здесь давно не случалось пожаров, развеемся и послушаем городских.
- Пошли, малорослик.
Марк завидовал клыкам приятеля, со своими клыками и жирной, но массивной фигурой тот был похож на настоящего орка. Малорослый Марк тоже был полукровкой, но ему от орков достались тёмнозелёная шкура, звероватая морда ... лица и тело с широкой костью. А рост вообще достался неизвестно, как. Может быть, по имперской крови.
Как ни странно, Велдер ему завидовал. Клыки не пугали людей, он часто ловил неприязнь во взглядах горожан и сослуживцев. А вот зверская сила и дурной характер его мелкого приятеля вызывали у людей опаску.

До суеты у горящего дома дошли быстро, двойная красная "хлопушка" ещё светилась в небе, но выла уже слабенько, в полсилы.

- Гляди, как парни работают. Олаф так машет, будто хочет алебардой дракону до башки дотянуться. Спорим, он сейчас в шлем получит, вон тем поленом?
- Не получит. Они нарочно обрушают брёвна. Вон те беловласки его подстрахуют.
- Гляди, видал вон того шута в тапочках? Уссусь на месте, если его там завалит, куда он полез.
- Он ветеран южной Бретани. Если не засыпался там, то уж здесь он и в тапках справится. Не хотел бы я с ним встретиться один на один в здешнем перелеске.
- А в подворотне, корешок?
- У таких нет золотишка. А наградные их железки так запросто не скинешь, зря только встревать.
- Ша, кореш, шевели правым ухом, чуешь тёрки?
Оба полуорка с интересом вслушались в крики обывателей.

Марк даже вгляделся в лица скандальных мужчин и особенно внимательно рассмотрел ту злобную тётку, к которой прислушивались теперь все досужие из богатого квартала.
- Как она запрягает, словно за ноздри всю эту толпу взяла. Как думаешь, сколько у неё рыжья в пол упрятано?..
- Остынь, корешок, это тётка Нитрида, она не сама такая резкая. За ней деловые, тронешь такую жабу, а после за тобой наши же кореша родного твоего папаню пришлют. Даже если он будет мёртв к тому времени.
Оба теперь с интересом всматривались из темноты в лица тех, кто стоял ближе к сварливой тётушке.
Город надо знать, эта наука обязательно сгодится.

Вскоре они ушли. По дороге обсудили дурную привычку северян бунтовать против пива и неумение варить крепкие напитки.
В двух соседних волостях сейчас разом поднялись волнения, селяне громили винные лавки, требовали  запретить кабаки и прекратить "соблазнение народа".
Впрочем, полуоркам эти бунты показались делом пустым и неприбыльным.

Утро близилось, скоро им обоим надо будет показаться начальству.


Глава четырнадцатая, сыщик Эпрон сердится

Глава разбойного приказа любил "думать ногами".
На ходу мысли легче выкладывались в цельную картину, сами поворачивались так, что становилось ясно, какие друг с дружкой согласуются, а какие нуждаются в ещё невыясненных дополнениях.
Эпрон шёл по улицам города, давно ставшего ему своим, машинально оглядывал тени дворов и переулки, словно проверял черты знакомого лица и отыскивал в нём перемены, за которыми можно было разглядеть и разгадать причины их проявления.

Думал он сейчас о горожанах.

Наиболее важным из них сейчас был, пожалуй, мальчик из сгоревшего дома. Разговаривать с ним было рано, опекать некогда, Эпрон попросил своего помощника найти этого подростка и попробовать с ним подружиться. Айбо был очень светлым человеком, и дети его не боялись.

Важным также показалось наблюдение за двумя стражниками. Конечно, пожарная тревога, это не боевая, и стражники из дневной смены имели право продолжать отдых. Но в этом районе ходили дозором две пары стражников, а на пожаре их работала целая дюжина. Это значит, что восемь стражников поспешили на помощь, и вышли не в свою смену.
А вот эти двое рук не марали, и на обозрение не высовывались. Приходили поглазеть, или даже понаблюдать.
Одного Эпрон узнал, это был полуорк, стражник, вызвавшийся перейти в помощники к эльфу из имперской охранки.
Второй тоже был полуорком, но маячил среди стражи.

В остальных очевидцах пожара Эпрон не увидел ничего значительного. Зеваки. Живут пересудами, сейчас перемывают кости погорельцам, к вечеру, возможно, начнут рыться в пепелище и растаскивать чужое добро.

Но удивительно, какая пропасть в чистоте нравов между благополучными жителями богатого городского района и необразованными жителями села. В сёлах люди собираются на протесты, против винной кабалы. Просят отменить имперский указ о винной подати. Но не потому, что им непосильно выплачивать новый налог, а потому, что находят мерзким само нововведение. Шутка ли, каждая волость разбита на винные округа, по каждому назначен окружной откупщик. Откупщик ведёт учёт сбыта крепких напитков.
Если за год из мужиков кто не выпьет назначенную меру вин, или откупщик не получит с них меру выручки, то недоимку изымут власти, с каждого дома в округе.
Вроде бы, и стерпеть можно такую дикую повинность, но в народе прошёл слух о разнице цен с общеимперскими, и о том, что цены собираются сравнять на будущий год.
Вот после троекратного подорожания винные поборы могут быть и непосильными для многих.

Ропщут селяне, видят урон традициям и нравственности. В соседних волостях на бунт поднялись.
А образованные, обеспеченные, цвет нации в богатом квартале, не считают этот вопрос значимым.

Эпрон задумался на миг, сможет ли уклониться от борьбы с винным бунтом, если такой вспыхнет в его волости, и эти мысли его рассердили.


Глава пятнадцатая, о пересудах

Горожане уже успели разделиться, на добрых соседей и обывателей. Добрые соседи помогали страже разбирать пожарище, носили песок и воду. Да-да, магия хороша, но её не хватает и в самых ответственных местах. А разобранные по брёвнам стены надо было присыпать и пролить, чтобы не загорелись по новой. Добрые соседи вытерли со лба пот, перекинулись друг с другом короткими фразами, и вернулись досыпать.

Обыватели же не могли остановиться:
- Дом был дешёвый, для маргиналов. Думаю, из некачественного леса.
- Я у родственника гостил, так его сосед однажды заснул пьяным, очаг не загасил. Когда из всех щелей у соседей пошёл дым, куму было очень нехорошо. Но зато поглядели на работу стражников, очень у них ловкие ребятки.
Один даже собирался с крыши соседнего дома на горящий прыгать. А другие дверь ломали, и не ведали, есть ли внутри кто живой.
Как знали - когда уже никто не надеялся, пьяница изволил проснуться и открыл.
Представляете? Через полгода, говорили, он таки спился и умер, вот уж когда все вздохнули с облегчением.

Добропорядочные соседи, собравшись вместе, более не робели перед излишне учёной семьёй, зависть и озлобление ничем не сдерживались и лезли наружу:
- Знаете, пару лет назад был в соседней волости городской пожар в доме купца первой гильдии. Горело так, что у соседей прислуга померла. Качество соседей тут вовсе не гарантия.
- А любой выпивший сосед может устроить пожар. Это может быть и маргинальная личность, и вполне обеспеченный человек. Если у них дети на языческий праздник ходят, то и родители могли себе устроить гулянку, напиться до изумления.
- А видали, братья Шенкоевы сразу выбежали, и на улицу? Вон стоят, за деревом, а их дом через один от пожара.
- А они приняли верное решение. Первым делом надобно свою семью спасать, и себя. А уж потом, если геройство засвербело, идите и рискуйте. Личная жизнь дороже непонятных соседей и их шмоток.
- Вот уж погоревшие таки определённо понятные! Вся семейка строит из себя умников, даже хулиганистый сын! А тут назюзюкались, и устроили пожар на весь наш квартал.
- Да они книжники. Наверное, книги и уронили в очаг.
- От книжников и все беды в жизни. Меньше б умничали, да жили, как все порядочные семьи.
- мне их шпанёнок всегда казался подозрительным, он на нашу обстановку через дверь заглядывался. А потом у соседа картину унесли.
- О, боги! Моя прислуга вывесила бельё на просушку! Оно же всё пропало! Они мне испортили бельё, закоптили своим пожаром!
- А стребуйте с их семьи компенсацию за ущерб, пусть понесут ответственность.
- А мы ведь с ними дружили семьями. Но я вынуждена буду написать иск тоже, они мне закоптили стены, это какие же траты будут на ремонт!
Пересуды всё продолжались.

Перемывали косточки и выжившему мальчику:
- Да сгорели уже, наверное. Родителей бы сейчас стража вязала, за поджог дома, если б выжили.
- А вы заметили, их сын шлялся здесь, пока не принялись тушить огонь? А после сразу убежал.
- Поджог сам и сбежал сам, чего удивительного. Какие родители, и сынок такой.
- Говорят, он связался с уличной шайкой, и уже давно.
- Конечно, связан, у соседа картину украли из гостиной, наверняка этот шкет и навёл.
К этим разговорам с интересом прислушивался торговец Бернар.


Глава шестнадцатая, Айбо, помощник сыщика

Айбо Эсмарх был скромен, и даже невзрачен. Не выдавался из прочих северян ни ростом, ни какой-нибудь особенной живостью характера.
При этом был отзывчив на людские беды и чуток на  чужие переживания.

На пожар он явился по тревоге, не медля, но и без спешки. Встал с кровати, умылся, оделся по-походному, взял готовый с вечера саквояж, аккуратно запер дверь, и, так же спокойно, шёл по ночным улицам, не медля, и не спеша.
Айбо получил образование военного лекаря, и это наложило на него некий отпечаток. Он никогда не совершал безрассудных поступков, не спешил принимать решений, ведущих к последствиям необратимым, и вообще ни в чём не был торопыгой, несмотря на свою молодость.
Возможно, он слишком усердно брал примеры со своих наставников, опытных, мудрых целителей, прославивших военно-полевую хирургию королевства северян.
Однако, сам Айбо в большой войне не участвовал. Опоздал родиться.

В помощники к главе разбойного приказа Айбо попал уже давно. Лечебная практика в столице не сложилась, зато в родном городе друзья его родителей нашли ему и место целителя, и насоветовали поговорить с отставным военным, которого назначили на новую службу. Айбо теперь был постоянно занят, работая с больными, и выполняя задания Освода, но ему всё нравилось.

К месту происшествия Айбо подошёл вовремя. Пожарная тревога ещё не погасла, но уже отшумела, а его шеф был на месте, и вскоре должен был освободиться.
Пострадавших не оказалось.

К пожарищу соваться Айбо не стал, чтобы не мешать более занятым людям, стал ждать своей очереди, и был вынужден оказаться рядом с зеваками.
Злые их пересуды и сплетни его расстроили, а откровенная клевета глубоко возмутила.
"Откуда вы знаете, поджог ли это? Как вы можете сейчас, не зная фактов, судить, кто виновен?", - ему хотелось закричать это вслух, но Эсмарх сдерживался. Он был вежлив и не терпел скандалов.
Наверное, потому и не удержался в столице, где большинство коллег было склонно и к несправедливым суждениям о сотрудниках, и к злословию за спиной.
А уж соревнования коллег в ловкости превращения любых чужих действий в ловушку для сделавшего были Айбо откровением и испытанием.

Ушёл он с того места с разочарованием, но и с облегчением. Ему теперь было ясно, что означают выражение "тёплое место" и его неочевидный синоним "там форменный гадючник".

Когда Айбо понял по разговорам, что из сгоревшего дома спасся ребёнок, и именно его винят в происшествии соседи, ранее называвшиеся друзьями семьи, он не выдержал, и обернулся.
Полукровки. Почти половину зевак составляли полукровки с эльфами.
"Если с утра дерутся двое северян - один вечером пускал погостить эльфа" - вспомнил он поговорку своих дедушек.
Айбо не застал большую войну, но успел невзлюбить эльфов, общаясь с ранеными солдатами и изувеченными мирными жителями.
Практики в военной хирургии хватило и ему.


Глава семнадцатая, Айбо получает задания

Айбо Эсмарх был крайне обрадован, когда тушение пожара завершилось. Его нашёл шеф и утащил в сторону от досужих сплетников.
Бодрый и собранный, шеф словно и не был занят только что грязной работой - пахло от его костюма морозной свежестью, и даже на лице не было заметно следов копоти.
Эпрон немедленно выдал своему помощнику задания.
Причём срочным было найти мальчика со взглядом потерянного, в жёлтых штанах с серой полоской и в кожаных ботинках с латками по внутреннему краю перед носком. Возможно, с холщовой сумкой. Отыскать его следовало в ремесленных кварталах, где он наверняка окажется уже к вечеру.
А важным было задание исследовать тела сгоревших в пожаре, и выяснить причины смерти и сопутствующие обстоятельства.
Шеф был лаконичен, разговор закончил в несколько фраз, после чего попрощался вежливым кивком, и, в несколько шагов, исчез.
Айбо всего на миг отводил взгляд, чтобы заметить, где стоит десятник стражи, который ему сейчас будет нужен, но, когда вновь посмотрел вслед шефу, того уже не было. Нигде.

Ещё раз повторив про себя указания Эпрона, Айбо решил заняться делом важным, отложив срочное.
Вскоре стражники положили тела жертв пожара на телегу, накрыли соломой, и вот уже целитель в компании двоих стражников и возницы едет за город, в храм мёртвых. Здесь мёртвые отвечают на вопросы живущих.

Храмы предков под землёй больше, чем снаружи.
На земле они выглядят высокими, даже величественными зданиями. Здания каменные, и их нельзя спутать с современными постройками, они не из кирпича, их стены собраны из огромных, неохватных блоков цельного камня. Блоки эти сложной формы, бывают изогнуты углом или могут выступать в верхнем ряду вправо, а в нижнем налево, сцепляясь с соседними. Подогнаны друг к другу они так точно, что нельзя нащупать щель между ними лезвием ножа, нельзя просунуть в неё лист бумаги. Понаружи стены отшлифованы так ровно, что можно сверять по ним линейки или измерительные инструменты. Говорят, что каменщики так и делают, правят по древним стенам строительные угольники и правИла.
Однако, наружные очертания храмов округлые и пологие, особенно у крыш. Храмы словно тянутся к земле, или выпирают из неё, как грибы в лесу.

Под землёй у храмов бывает много помещений, залы, хранилища, говорят, бывают даже казармы и аудитории. Между ними целая сеть подземных переходов и галерей, но они часто завалены.
А перед храмом обязательно есть площадь, на которой сжигают останки ушедших из жизни. Площадь прощания. Освобождение от всего, что нельзя передать живым, помогает ушедшему. Когда душу не держат грузы старых обязательств, привязанностей, душе легче даются посмертие и новое воплощение.
Многие старики помнят, что до большой войны почти каждый знал несколько своих прошлых воплощений. Дети, совсем маленькие, могли вдруг узнать в своём дедушке родного по прошлой жизни человека, и радостно спросить: "а ты помнишь, деда, как я водился с тобою, пока ты был ребёнком"?!
А дед ему отвечал: "помню, дед, я тебя всю жизнь помнил"...

Айбо работал. Целитель умеет не только лечить от заболеваний, может и восстановить картину воздействий, приведших к гибели, и реакций организма на эти воздействия.
Это были люди, северяне, огонь не нарушил их покоя, они умерли до пожара. Мужчина и женщина, тела сильно обгорели, но внутренние органы можно было исследовать.
Позы спокойные, люди умерли на своей кровати. Дыхательные пути не содержат следов пожара, кровь не несёт признаков угара дымом, эти люди перестали дышать раньше, чем до них добрался огонь. Лёгочная ткань не выделяет следов подозрительных веществ, люди не употребляли крепкие напитки, нет признаков действия наркотиков и иных ядов. Необходимо искать другие причины.

Айбо нашёл. У обоих жертв были прижизненные травмы головы, вероятнее всего, нанесены дубинкой. У мужчины сломаны черепные кости, с кровоизлиянием внутрь. Кто-то лишил их сознания, и уложил обратно в постель.
А затем их добивали колющим оружием, с очень узким клинком. Чтобы наверняка, чтобы не спаслись. Удары одинаковые,  под одним углом, у обоих в сердце и в висок.
Это умышленное убийство. Применены дубинка и стилет. Возможно, убийца был не один.

Айбо на минутку приостановил работу, и задумался о том, как много значит быстро потушить огонь. В соседних волостях были подобные пожары, подозрительные на заметание следов после ограбления и убийства, но так и оставались подозрительными, не хватало улик. В сёлах пожары тушат долго и безнадёжно.
Эсмарх вздохнул, и продолжил работу, предстояло ещё добросовестно описать всё сделанное - пером, на бумаге.


Глава восемнадцатая, секретная служба "Дельта"

Мицель был опытным офицером. Его подчинённые каждое утро сразу приводились им в чувство, и этим чувством, единственно уместным на секретной службе для подчинённого, был страх.
К слову, на постоянной основе у него был ровно один подчинённый. Второго полуорка эльф брал у стражи лишь на долгие выездные акции.
Он имел право подчинить хоть всю городскую стражу скопом, но для его целей этого не требовалось.
Организованного подполья здесь нет, к последователям запретного культа бога-императора удаётся причислить одиночек, связанных дружескими знакомствами, очень редко семьи. Но скоро и последние знакомые друг с другом культисты залягут на дно.
Наивные простачки даже среди глуповатых северян подходят к концу.
Мицель уже и забыл, где последний раз встречал человека, открыто упомянувшего "бога императора", таких наглецов он казнил на месте.

Первое, что сделал инспектор императорской секретной службы по утру - привычно построил подчинённого по стойке "смирно", и запугал.
Затем позволил встать вольно, и нагрузил работой на весь день.
Мицель чувствовал, что беспокоится, и от этого ещё больше нервничал.

Плох тот маг, что не владеет эмоциями. Эмоции - способ выражения чувств. Вкладывать с чувством силу в удар меча, вливать с чувством силу в боевую технику огня, наконец, с чувством наорать на нижестоящего - это всё и есть эмоции. Выражение чувств в окружающий мир, выплеск энергии с этими чувствами.
Эмиссия... эманации... эмоции - теоритические основы магии для первокурсников.
Мицель был хорошим магом, владел чувствами и обвинить его в беспричинной нервозности было невозможно.
Но причина была, и эльф был в этом уверен.

Он уговаривал себя, что не оплошал, не делал никаких ошибок. Перчатки он снял, когда стало ясно, что может их испачкать, но тут же прицепил к поясу.
Даже имел уверенность, что они были у него на поясе до самой таверны. Лишь уже там, в людном заведении, его могли отвлечь, и обокрали - наверняка обокрали! Эльф мыслил, преимущественно, словами, как и почти все разумные, и на слове "людно" его лицо искривилось в омерзении. Но к нему быстро вернулась привычная маска высокомерия.

Мицель опять уткнулся в рабочий план. Адреса виновных, пометки об осведомителях... один адрес можно зачистить, но это будет рутина, не повлияет на других, на подозреваемых.
Каждая акция обязана вызвать страх в местных жителях, они запаникуют, свяжутся друг с другом, станут заметны ниточки, которые их связывают, выявятся новые соучастники. Этому его учили в академии, так он уничтожал подпольщиков и партизан северных варваров и трусливых имперцев.

Пожалуй, следует отложить акции по изъятию литературы и предметов культа, сегодня выгоднее перекрыть обнаруженный недавно канал связи, и напугать людишек открытым наблюдением. Они забеспокоятся, и покажут другие каналы передачи сообщений.
Мицель запер документы в сейф, машинально поискал что-то на поясе, тут же скривил в недовольстве рот, и, хмурый, стал собираться на прогулку по городу.
Его подчинённый тоже засобирался, но по хозяйственным делам.
Вечером Мицель проверит работу подчинённого, и подошьёт ежедневный рапорт к недельному отчёту.
Вся их деятельность должна быть строго учтена.

Менское отделение секретной императорской службы закрыто до вечера, все ушли на задания - подумал эльф. Занятно, но в этом городе немногие понимали, что "имперская охранка" - не единый департамент, а состоит из нескольких служб, и лишь он один знал, что его подразделение называется "Дельта", повторяя название эльфийского департамента по делам людей, перед которым и отчитывается, минуя человеческого императора.


Глава девятнадцатая, Велдер

Велдер Ранкар, так он был вписан в ведомостях своего начальника. Полуорк успел привыкнуть к новому имени, оно не слишком отличалось от прежнего, а он и прежнее называл не сразу, откликался же чаще на "кореш" или кличку.
Кореша звали его Клыком, а начальник сразу обозначил кличкой "эй, ты!".

"Эй, ты!" - и надо таскать запрещённые книжки в кучу.
"Эй, ты!" - и можно вмазать по морде, успокоить непонятливого хозяина дома.
Велдеру даже нравилось вот так, без имени. В этом была некая свобода, а уж больше орка никто не может любить свободу.
"Эй, ты!" - и можно зажигать костёр из бумаги, маслом давно полил.
Велдеру всё нравилось на службе.

Но иногда выпадали скучные дни, примерно, как сегодня.
Начальник запер их "штаб", так Велдер для себя прозвал его кабинет в здании стражи, но полуорка ждало другое помещение, и у него даже был свой ключ к нему. Это была каморка при складе.
Велдер держал там масло, светильное, для уличных фонарей, но они его расходовали на особые нужды. Ещё здесь лежало наготове снаряжение - доспехи, оружие, на пятерых, и особые средства, в незапертом, но опечатанном сундуке. В основном, кажется, магические свитки и амулеты, эльф не давал в него заглядывать.
А начальник держал здесь сундуки с уликами и другими секретными штуковинами. У них были свои замки, и полуорк не лез в дела секретного эльфа.
Впрочем, он заметил, что благородный начальник с утра нервный, и это могло быть признаком большого невезения.
Больше всего Велдер не любил невезение.

Бочка, ещё бочка... каждую нужно поворочать, убедиться, что полная и что нет потёков.
Все полные должны стоять на стеллаже рядами.
Один ряд - пять бочек, два ряда - десять.
Велдер считал с трудом, но до десяти справлялся.
Чтобы стало опять десять полных бочек, надо заказать две.
На днях нехватало одной, но вчера он опустошил ещё одну, и порожних стало две.
Бочки были небольшие, бочонки, он мог бы притащить их на руках, но надо идти к коменданту, тот крикнет кладовщика, и тогда уже только выдадут бочки с маслом. Но не ему, другому стражнику, и уже он поставит бочонки на тележку, отвезёт к "эльфову складу", выставит у двери.
Велдер только тут бочонки проверит на протечку, на целость пробки и печати, побултыхает для надёжности, и обменяет пустые бочки на полные.
Нудятина и тоска, но за отклонения от правил эльф отрежет ухо, стоит только кладовщику нажаловаться...

Велдер не любил строгие порядки и дисциплину, но они были ему понятны и привычны. Его точно в таких же манерах воспитывал папаша, за непослушание - в ухо, плохо выполнил - в ухо, недослышал - затрещина. Всё просто и ясно, сделай, и свободен.

До полудня полуорк пополнил запасы горючего, почистил снаряжение, и чисто прибрался в их складе. Хорошо было бы прилечь и задремать, но после обеда начальник приказал явиться на тренировку стражи, и теперь Велдер нервничал.
Он не любил побоев, а тренировка будет общая, и стражники его сильно не любят.
Он утешил себя мыслью, что быть побитым, это ещё не настоящее невезение.


Глава двадцатая, беспризорник

Вальд пришёл в себя где-то днём, где-то в городе.
Он уже выныривал несколько раз из состояния безпросветной глубины, замечал людей, улицы, дома, но это было ненадолго. Он вновь уходил в себя и в следующий раз начинал замечать окружающие дома в другом месте города.

Он не хотел ни есть, ни пить, ему не было интересно, где он оказался.
Не было желания идти, и Вальд присел на чужую лавочку. Ноги ощутили, что она чужая, у неё была другая высота, она была холодная, из камня. Его отец любил сидеть на другой, но Вальд не мог сейчас думать ни об отце, ни о лавочке у своего дома, он испугался, что опять погрузится в глубокую тьму.
Поэтому перестал думать и стал просто смотреть.

Первой он увидел птицу, пушистый, толстый обитатель неба косил на него глазом с ветки дерева, это была редкая птица - с хохолком на макушке и красивыми цветными рисунками на оперении. Они редко показываются людям, и никогда не подпускают близко.
Вальд хотел обрадоваться редкому случаю, но не мог. В горле застрял ком, и не давал чувствам подняться из груди кверху, ему стало так обидно, что он даже заинтересовался, что, вообще, сейчас происходит.

Он сидит в незнакомом дворике, на каменной лавке, у древнего каменного дома. Это не богатый квартал, это старые улицы. Здесь живут те, у кого есть Род, но нет богатства. Бывшие. Бывшие воины, бывшие учёные и писатели. Бывшие градоначальники, довоенные.
А напротив лавочки растут деревца, и в их листве прячется редкая птица. От всех, кроме него. Ему она словно подмигивает, будто дразнит, или хочет его внимания.
А ещё он хотел обрадоваться, но в горле по-прежнему сжался ком, и радость не проходит.
Как будто она просыпается в груди, а радоваться выходит наружу... или в голову.
Вальд вспомнил, что древние северяне были уверены, что мир надо ощущать чувствами из середины груди, и только современные люди приучились воспринимать мир взглядом из головы.
Он знал, что узнал об этом от папы, но постарался сейчас не вспоминать.

На глаза мальчику попался кто-то знакомый. Вальд видел его сейчас сквозь просветы в листве, и догадывался, что тот его не замечает.
Это был имперец, эльф - инспектор.
Как всегда, в парадном доспехе эльфов, словно ещё на войне. Но на плечах нет эльфийского знака войны.
А ещё он нервничает. Когда Вальд подумал об этом, эльф как раз потянулся рукой к поясу, и мальчик догадался, что имперцу хотелось потрогать перчатки. Боевые, от доспеха. А их нет.
Больше в эльфе ничего интересного не было, и Вальд вернулся взглядом к птице. Но осторожный пришелец с неба уже не играл с ним, повернулся хвостом, и из-за листьев показывал лишь свой портрет в косой профиль. Вальд не был уверен, как правильно называть портреты, где лицо смотрит не прямо, а под углом.

Птица была красивая, непривычная, и Вальд почуствовал к ней благодарность. Она ему что-то напомнила, он ещё не понял, что, но знал, что это было вовремя.
Ещё он был уверен, что это мальчик, или самец, или как правильно называть этого ... вестника. Это был вестник - понял Вальд, глядя туда, где только что была чудесная птица.

На душе потеплело, и даже ком в горле будто бы слегка размягчился.

Пора было жить дальше. Вальд немного подумал, и решил, что пойдёт в квартал ремесленников.
У них есть вода, найдётся тепло, и всегда будет жизнь.

Попрошайничать подросток не помышлял, он уже прикидывал, чем себя прокормит. Очень постарается, чтобы сам и никого не просить.


Глава двадцать первая, как завести дружбу

"Легко ли подружиться с человеком, если он втрое моложе?" - вот о чём размышлял Айбо, шагая по улице.
Он уже вернулся в город, отдал в разбойный приказ заключение об освидетельствовании жертв пожара, и теперь должен был найти мальчика, чьи родители погибли, и суметь с ним подружиться.
Если сильно вдумываться, задание казалось несправедливым и невозможным для выполнения.

Айбо шёл, и крутил головой, разглядывая всё кругом. Как найти человека, про которого знаешь только, как он одет? Он ведь может оказаться где угодно, и заниматься... "А вот и нет", - сообразил целитель - "мальчик, который ночью потерял родителей и свой дом, сейчас не будет заниматься ничем". У него действительно будет потерянный взгляд. У него должно быть сильное нервное потрясение, которое можно запустить, если ничего не сделать, и оно станет хроническим. Он может тогда целый месяц провести, глядя в одну точку, утратит сон и аппетит.
Вот почему его необходимо так срочно отыскать, и попробовать вывести к здоровому состоянию.
Айбо перестал изображать сыщика, вновь ощутил себя целителем, и теперь знал, что делать.

Куда потянет мальчика из небедной семьи, если он не спал ночь и замёрз? Наверное, туда, где можно умыться, напиться и согреться. Вот так решил для себя Айбо, и наметил своей целью фонтан на кузнечной улице.
Впрочем, целитель был не так уж уверен в своём суждении, поэтому до фонтана шёл змейкой, прочёсывая все параллельные улицы ремесленного района подряд от центра.

Вальд тоже шёл.
Он долго простоял у кузницы, и глядел, как работают подмастерья.
Крепкий подросток, постарше и повыше ростом, бил молотом в такт сигналам молоточка взрослого мастера. Бил с удовольствием, вкладываясь в каждый удар и радуясь показать силу.
А взрослый каждый раз хмурился, потому что ученик не хотел замечать, что учитель стучит молоточком с разной силой и удары у него разные - то сминают на бок, то вкручиваются, то ещё какие.
Наверное, в этом и был его сегодняшний урок для крепыша.
Вальд стоял долго, ему даже самому стало жарко.

К искреннему удивлению Айбо, у фонтана он действительно встретил мальчугана, похожего на описание шефа - жёлтые штаны с полоской, ботинки с одинаковыми заплатами и сумка.
Мальчик как раз достал ломоть хлеба из сумки и медленно жевал, запивая сырой водой. Воду он черпал в горсть и пил с ладошки.
- Здравствуй.
Мальчик посмотрел без выражения, и продолжил жевать.
Айбо подумал, вспомнил, что захватил с собой еду для мальчика, и вежливо поинтересовался - можно, я тоже покушаю рядом? У меня есть еда.
Мальчик на миг перестал жевать, но опять промолчал, и целитель подошёл немного ближе, поставил саквояж на бортик фонтана, и достал из него свёрток с едой.

- У меня хлеб с жареным мясом и салатом. Жена делает. Угощайся, пожалуйста.
Мальчик молча смотрел на него.
- На самом деле, она всегда мне даёт на работу что-нибудь подобное, но сегодня эта еда лично для тебя. Если ты не попробуешь, она обидится на меня.
Мальчик дрогнул.
- Давай, вместе съедим. Мне очень нравятся такие бутерброды. Держи вот эти, а этот мне.
- Спасибо - произнёс мальчик, и взял еду.
- Вы же помощник сыщика Эпрона?
Айбо смутился, и замешкался на секунду, затем нашёлся с ответом.
- Я. Правда, вкусно?
- Да. Вам теперь не влетит? Спасибо.
- Уж теперь не влетит, тебе спасибо. Кушай на здоровье. В твоём возрасте человеку надо кушать еду разнообразную и хорошую.

Мальчик опять молчал, и Айбо говорил сам, пытаясь поддержать ниточку, связавшую их.
Предложил ещё вместе перекусить, вечером, здесь же - Моя супруга очень любит накормить каждого, ей будет приятно, если тебе понравится её готовка.
- А ещё я тебе предложу у нас пожить. Вечером, не сейчас. Я просто спрошу, что ты думаешь о том, чтобы пожить с нами. А ты пока подумаешь, что собираешься дальше делать, как жить.
Мальчик неожиданно отозвался - уже решил. Буду учеником кузнеца. Может, алхимика. Хочу сам себя обеспечивать.

Вечером они встретились снова, опять Айбо спрашивал мнение мальчика, и обходился без убеждений. Но тот снова не выказал желания погостить у Эсмархов, в бывшей комнате их сыновей, которые уже выросли, уехали жить самостоятельно, и учатся в столице.
Однако, ужинали они вместе, у того же фонтана.

Когда расстались, лекарь ушёл обратно, и не видел, как Вальд шмыгнул в переулок, и вскоре устроился на ночлег в закутке у плавильни. Он нашёл себе место, откуда хозяин если и прогонит, то не побьёт.
Кузнецы соразмеряют силу.

Айбо шёл по улице, и снова рассуждал - мальчуган чудом спасся от смерти, остался на улице, ни с чем, и у него даже мыслей нет жить за чужой счёт. Он хочет в ремесленники, мальчик из образованного, обеспеченного семейства.
...и такого мальчугана соседи выставляют поджигателем?


Глава двадцать вторая, о сыщиках

Когда Эсмарх пришёл к своему шефу, Освод сидел за рабочим столом, и буквально обложился замками. Замками навесными, замками врезными, ключами к ним и отмычками.
Эпрон указал ему на лавку, предлагая сесть, и заговорил.
- Как вы думаете, Айбо, что общего между вот этими двумя замками, дверными, и недавним пожаром?
- Не могу знать, шеф, но, может быть, поджигатель взламывал дверной замок, и он оказался похожим на один из этой пары?
- Хм. Вы правы, Айбо. Замок открыли и закрыли отмычкой, и его механизм того же типа, что и у этого замка. Бретонский штифтовый.
Кстати, что вы знаете о замках, Айбо?

- Знаю, что различают бретонские и гномские, что любой замок можно открыть без ключа, если уметь.
- Хм. На самом деле, все замки можно назвать гномскими. Все три основных их типа упоминаются в книгах тех времён, когда здесь жили гномы.
Но гномским сейчас называют лишь один вид, ключи от них выглядят, как половинка круглого гвоздя, у которой спилены участки. Они редко встречаются в нашем городе.
Чаще всего в дверях стоят замки с плоским зубчатым ключом, их производством прославилась Верхняя Бретань, зубчики на них треугольные, а в просторечии эти замки называют эльфийскими, реже бывают замки под ключ, напоминающий собою флажок с прямоугольными вырезами, этими славится Нижняя Бретань, и прозывают их просто бретонскими.

- Весьма познавательно, но как происхождение названий относится к недавнему поджогу в нашем городе?
- Очень просто. Вы помните официальное название Верхней Бретани?
- Великая.
- Верно. А теперь попробуйте вспомнить города нашего королевства, название которых включает слово Пышма
- Это легко. Великая Пышма граничит с Менском с севера, а Южная Пышма - с югозапада. Но к чему вы это?
- К нам пришёл формуляр, Айбо. Наши коллеги из Южной Пышмы собрали улики на преступника, подозреваемого в разбойных нападениях и поджогах. Преступника, который держал в страхе две волости, и скрылся.

- Не желаете ли вы сказать, Эпрон, что нашли этого преступника в нашем городе? Это он совершил поджог?
- Под описание подходят пятеро подозреваемых.
Но в нашем случае метод поджога отличается.
Если подробнее, есть две особые приметы.
По рассказам свидетелей, до поджога некоторые пострадавшие жаловались, что за их домом следил орк, или полуорк.
Кроме того, он умеет открывать замки отмычкой, но недостаточно для этого ловок, и всегда подстраховывался алхимическим составом, известным, как "зелье взломщика" и "эликсир ювелиров".
А ещё есть слепок ударной части дубинки. Убийца несколько раз использовал одно и тоже оружие.
Возможно, вы определите его в нашем городе.
Ваш ход, Айбо.

- Кстати, скажите мне, как ещё называют жителей Южной Пышмы, Айбо?
- Нижегородцы... Эпрон! Что вы желаете этим сказать?
- Вы уже всё поняли, Айбо. наши предки дали названия многим местностям, которые сегодня положено считать исконно эльфийскими, имперскими, и чьими угодно ещё.

Эпрон уже вышел за дверь, а Эсмарх всё ещё перебирал названия городов.
- Нижний город... великий ... это парные названия ... на севере великие ... на юге нижние...
Бретань... Пышма... Бюлов.... это невероятно!
Невероятно, что никто этого не замечает... или никому нельзя это замечать?


Глава двадцать третья, кровь торговца, или о том, как совершают сговор

В лавке Бернара было сегодня пусто. Одиноко стоял его помощник перед счётами, редкие посетители покупали хозяйственную мелочь.
Все важные гости собрались на заднем дворе.
Каждый из пришедших упомянул, что зашёл буквально мимоходом, каждый выразил сочувствие другим, чьи дома тоже могли пострадать от пожара. Зато никто не обмолвился о своём интересе к участку земли в центре города, который, вполне возможно, лишится хозяев полностью и уйдёт в чью-нибудь собственность недорого.

Разговоры текли, словно ни о чём, вскользь был упомянут неблагополучный сын погорельцев, который наверняка сгинет в плохой компании, и которым так кичились погорельцы. Гости разговаривали невсерьёз, как будто бы о самих себе.

- Ой, у меня папа из тёмных эльфов, мама полуорчиха, а я сама - северянка! Причём, когда я шкодила маленькой, мама папе говорила - "это она в тебя такая хитропопая эльфа!", а папа ей - "нет, она в тебя такая вредная орчиха!". Зато я училась здорово, и каждый из них говорил - "в меня такая умная"!
- А вот у меня девичья тёмноэльфийская фамилия. Я сейчас горжусь ею... а в военную пору обзывали изуверкой, садисткой.
А хорошо учиться, этого недостаточно, надо ещё войти в приличное общество. Вот сынок погорельцев так и останется в ремесленных кварталах, среди чистых северян.
- Знаете, нет такой национальности, как чистый северянин. Северянин - это же состояние души, умение взять от всего мира самое хорошее, и приумножить в сотни раз! Моего папу мама звала великобретонско-северный орчанский гном, вот это смесь!

Послышался и голос хозяина лавки - я встречался с молодой особой. Она была северянка, а я метис. Во мне гремучая смесь крови, нижнебретонская, имперская, есть ещё две, но ни капли от северян. Она была чудо, во всём помогала, мечта, а не девушка.
Мы собирались создать семью. Но меня поражает скудоумие нашего общества.
Видели бы вы злобные морды горожан, когда мы гуляли с ней. Один моралист ей прошипел, мол, "не могла найти себе северянина?". Её это не задело нисколько, меня тоже, просто очень смешит сегодняшнее положение нашего народа. Я не родился северянином, но я северянин, люблю и уважаю свою страну и свой народ.
Но становится совсем смешно, когда северяне говорят о традициях и обычаях. Молодые люди, потомки императора и наследники героев, не знают нормально свой язык, высмеивают свои традиции, о чтении вообще говорить нечего. Я опросил молодёжь, и из знакомых никто не читал "путь императора", вы представляете?
Часто слышу девиз - "горжусь быть северянином".
Но быть северянином, это же не умение, это случайность от природы, значит, глупо этим гордится. Пора прекращать варварство и начинать эволюционировать.
- Да да, я тоже считаю, корни свои знать надо, и детям пересказывать, это способствует росту ответственности за свой род. А вы слышали свежую шутку? "Если кузнец Олаф вам друг - вы нищий лесоруб. А меч из хорошего металла купишь у Эйлендалла." Молодые северяне превозносят эльфов и унижают соотечественников.
- Какая удачная реприза. В листок мадам Бомбардье не вы её прислали?
- Ну, что вы, это мне племянники рассказали. Они так тонко знают современную городскую жизнь.

Гости разошлись, вполне довольные друг другом, и вскоре по городу заспешили посыльные. Механизмы официальной и тайной жизни города задёргались от натяжения невидимых нитей. Каждый хотел привести их в движение с пользой.


Глава двадцать четвёртая, энергичная и досадная

Вальд очень неудачно заглянул на родную улицу.
- Поджигатель! - кричат на него сверстники.
Как-то внезапно возникли они рядом, и вот уже обступили, и ненавидят. А теперь ещё и кричат.
- Что, пришёл ещё один дом сжечь? - вопит девочка.
- Поджигатель, поджигатель! - вторят ей недавние приятели.
Вон стоит большеротый, с которым ходили по воду.
А рядом беснуются соседские дети, вон те ходили с ним глядеть на драконов.
А эта девочка, похоже, заводила. Раньше она казалось обычной, как все, он не выделял её из других, а теперь она исходит на ненависть, со злобой командует его бывшими товарищами :
- Давайте, скрутим преступника!
- Давайте! - откликается один, а ещё двое уже бросаются на него в драку.
- В стражу его!
- А что мы скажем страже?
- А мы скажем, что украл чего-нибудь - злорадно отзывается заводила.
- Вот у кого чего не хватает, на то и скажем. Каспер, тебе денег хватает, или опять все потерял, в лавке пекаря?

Вальд дальше не слышал. Он вырвался из гадких чужих рук и хотел убежать, но его окружили галдящие, злорадные лица, цеплялись руками за одежду, мешая друг другу, кто-то ударил в лицо, и Вальд стал бить сам.
Неумело, но яростно, будто в первый и в последний раз, он молотил кулаками по воздуху, иногда попадая в ненавидящие лица, он совсем не чувствовал дистанцию, он хотел лишь отгородиться от окружившей его стены злобы.
Дети отшатнулись, и он смог уйти.
А потом он бежал, куда смотрели глаза. Впрочем, в страже ему побывать всё равно довелось в этот день.

Обида жгла, как огнём, даже выступили слёзы, и ему не было стыдно, что плачет.
В уме крутились лица. Все его бывшие соседи озлобились против. Малознакомые приятели тоже.
Даже странно, что большеротый задира, с которым ходили по воду вместе, не полез его бить и хватать.
Большеротый остался рядом со злой девочкой. Он так там и простоял.
А она только кричала, но ничего не делала руками сама. Вальд успокоился, перешёл на шаг, и вспомнил ещё одного, кто не дрался с ним, а стоял в стороне. Кажется, этот паренёк - племянник торговца Бернара. Он тоже лишь стоял и смотрел, но смотрел так, словно хотел запомнить его всего.

Лица крутились перед мысленным взором, путались и расплывались. Он устал от мыслей.
Неожиданно в этом тумане приоткрылось ясное оконце, и в нём Вальд увидел себя, но не со стороны, а почувствовал, как стоит, пошатываясь от усталости, перед ним поверженные противники, а в руке, кажется, меч. Он не добивает побеждённых, но не только из своего великодушия. Зачем-то необходимо, чтобы они ушли, это необходимо для чего-то очень важного.
Мальчик помотал головой, прогоняя из головы лишнее. Он не мог себе сказать, были это пустые фантазии, или пришло Предзнание, о которых рассказывали родители.

Вальд почти добрёл до кузнечной улицы, когда его остановили.
- Эй, воин! Поди сюда, поговорим.
Дорогу заступил паренёк, немного старше, поманил пальцем. Вальд смотрел на него молча, не двигался, и его подтолкнули.
Откуда-то сбоку вышли ещё два хулигана, больно ткнули в спину.
- Пошли, разговор есть.
Вальд, всё таки, заозирался, закрутил головой, несмотря на оплеухи и тычки в спину, заметил знакомое лицо - у дороги стоял тот паренёк, который так старательно его разглядывал, когда другие соседские дети бесновались и кричали на Вальда.

Большие ребята привели его на задний дворик, в глухой тупик между дровяных сарайчиков.
Это не были настоящие сараи, как угольные, те были из досок, запирались на замок. А дрова лежали в поленницах, каждому хозяину принадлежал свой навес, из жердей. Под одним навесом пара поленниц, рядом другие навесы, всё открыто, только ряды поленьев высятся стенками.
- Деньги есть? - задал ненужный вопрос один хулиган.
Другой уже ухватил ручищей сумку, рвал её с плеча мальчика, успевая второй рукой в ней шарить, больно бил коленом, не давая цепляться за собственность.
Вдвоём они свалили мальчика, вывернули сумку на землю, напоказ, с издёвкой потоптались по выпавшим из неё тряпкам, разорвали зачем-то ворот рубахи, и пинали, пока Вальд не скорчился у поленницы.

- Отошли! - вдруг скомандовал голос, нарочно хриплый, под "воровского" - делай его, Гном, мы своё отработали.


Глава двадцать пятая, в которой тайное немного проясняется

Вальд поднял голову. Большие ребята отшагнули от него, и за их фигурами маячили ещё двое. Высокий, почти взрослый, это он говорил воровским голосом, и кто-то пониже, темноволосый и молчаливый.
Вальд почувствовал, что должен встать, но удалось лишь выпрямиться, теперь он сидел под поленницей и видел, как чернявый растолкал плечами хулиганов и надвигается на него, не угрожает, не машет руками, они опущены вниз, но он самый злой здесь.
Вальд продолжал цепляться за поленницу, пытался ухватиться и встать на ноги, внезапно одно полено поддалось, вылезло свободно со своего места, и Вальд бросил его, не целясь.
В ответ его ударили ногой, затем, кажется, поленом, удары зачастили, а потом на него аккуратно обрушилась целая поленница и завалила, укрыв от всех.

У сыщика выдался день насыщенный, богатый событиями.
Пришлось отложить многие важные дела, и переключить всё внимание на мальчишку, но это было неплохо.
Когда Эпрон видел, как мальчик от души машет кулаками, он даже позавидовал.
Просто взять, и подраться. Вмазать обидчикам, и разрешить вопросы. Это возможно лишь в детстве.
Позже всё становится сложнее, и даже война мало что способна определить.
Ну а драка по-взрослому, здесь совсем нет ничего толкового. Либо тебя изобьют, либо ты кого-то избиваешь, и это ещё отвратнее.

За детскими трагедиями Эпрон наблюдал издали, не вмешивался, ожидал, чем это может обернуться.
К сожалению, дождался. Когда один из подростков тихо пошёл вслед за Вальдом, ещё была вероятность, что сегодня обойдётся без жертв, но, когда он оставил погорельца, и побежал в сторону рынка, Освод уже понимал, чего ожидать.
Возле рынка живут не только торговые агенты и мелкие купцы, в этих переулках в любое время соглядатай может передать важную весточку ворам, или кому похуже.

Эпрон проследил, как легко и привычно, с кажущейся ленцой, собралась засада на мальчика.
Шпана подходила по одному, из разных переулков.
Парень, который ими руководил, сам не показывался, не подходил близко, пока его подчинённые не завели мальчишку в тупик.

Он и здесь не участвовал, и словно был лишь нечаянным зрителем. Они стояли втроём - вор, доносчик и чернявый коротышка, но не разговаривали, и не мешали хулиганам обыскивать ребёнка.

В драку Эпрон вмешался, когда чернявый достал кинжал.
Роли стали понятны - вор сейчас отведёт помощников, они останутся в стороне от убийства. Могут потом, при допросе, честно говорить - "мы не при чём, даже фингал мальчонке не оставили, когда уходили, он жив был".
А чернявый исчезнет так же тихо, как появился. Значит, самая интересная роль сейчас у доносчика, его и придётся сохранить и разговорить - так решил Эпрон, и начал действовать.

Когда терпила швырнул в Гнома поленом, Хромой удивился - так быть не могло, они с Косым запугали мальчонку, как надо. Не мог мальчик так крепко садануть.
Но, видимо, повезло мальцу - полено угодило Гному в локоть, чернявый аж вскрикнул, будто попало в самый нерв, а дальше не то Гном так отмахнулся грабками, не то полено хорошо закрутилось, но оно не упало, отлетело Хромому в морду.
Хромой зарычал, и полез обратно, к мальцу, чего делать было совсем нельзя. Ещё сама собою повалилась поленница, что было совсем мутно.

Косой же пятился, отступая к Немому, старшему здесь, тоже не взрослому, но настоящему вору, который их сюда позвал "обуть мальца", и Косой не мог отвести взгляд - что-то неладное происходило с парнями.

Гном сперва в локоть получил, и задёргался, а теперь так смешно кренится, как будто Хромой его пнул сзади под коленку, и вот уже выпрямляется обратно, а сам перо выставил, вроде, грозит Хромому.
Дальше было вообще нехорошо - Хромой схватил с поленницы деревяху, и хлестанул Гнома ею, наотмашь.
Косой тут же заорал: "шуба!", и хотел бежать сразу на две стороны, и к Хромому на подмогу, и со двора прочь, но тут его ухватил за шкирку вор, отбросил в сторону, и Косой прекратил наблюдения, на четвереньках полез в куст у дерева, и только слушал, что же дальше будет.

Зато видел Хромой.
Он совсем не собирался бить пришлого, Гнома, ему и так было нехорошо, очень уж досадно в челюсть прилетело от ребёнка.
Просто чернявый сперва за ушибленную руку схватился, а потом так дёрнулся, будто это Хромой ему чего сделал, или подсрачник пнул, и вот Гном повернулся на него, и так своим кинжалом замахнулся, что Хромому стало ясно - порешит. Вот и ухватил с поленницы дровянину, чтоб просто прикрыться от этого чернявого.
Но рука как-то так подвернулась, что полено само заехало Гному в плечо, да так ловко, что тот и руку с оружием уронил.

А дальше полено отобрал Немой. А другой рукой дал в ухо. Хромой наземь даже упал, но всё равно видел, как чернявый резко вскинул руку со своей демоновой железякой кверху, к самой шее Немого, пырнул, руки отнял, и так застыл. А Немой перехватил полено двумя руками, и рубанул Гному по темени. А потом ещё, но больше уже было и не надо, у Гнома череп лопнул. А Немому тоже было ничего не надо, он к Хромому ещё повернулся, страшный, глаза безумные, в руках полено, а из горла к низу торчит рукоять ножика этого.
Вот так и завалился, и рухнул, и все втроём они лежали так, а потом пришли стражники.

Когда Вальда завалило дровами, он уже не мог посмотреть, и даже не слышал, что происходит, только вскоре услышал крик "шуба!", а затем всё затихло. Лишь когда он понял, что опасность прошла, послышался крик "Караул! Грабят!", и ещё позже появились стражники.

Эпрон был почти всем доволен.
Подопечного сберёг, две ветки преступности укусили друг дружку, а самому удалось отвести душу, развеяться. Не как на войне, теперь всё приходится делать не прямо и незаметно, но тоже неплохо вышло. А как удобно получилось с дровами...
Впрочем, его подразделение и на войне больше занималось тайными делами, чем прямыми боевыми действиями. Где бы ещё он освоил магическую технику телекинеза.
Ах, да - ещё можно порадовать коллегу и помощника, Айбо Эсмарха, его рекомендация исполнена - провести мальчика через страшную ситуацию, но так, чтобы он в ней действовал, и чтобы всё благополучно завершилось.
Пусть наблюдает, излечило ли это мальчика от депрессии, и пусть не говорит, что это была не рекомендация, а только предположение...


Глава двадцать шестая, о задержанных

В караулке Вальд пробыл долго, до самого заката.

Усатый стражник долго и нудно его спрашивал, и Вальд отвечал, отвечал и этому не было окончания.
Потом его снова надолго забыли.
Потом вспомнили, и сказали, что будут показывать задержанных, и он должен их узнать, и сказать, кто из них что делал.
Мёртвых тоже показали, Вальду было и страшно, и даже чуть чуть жалко их.
Правда, ему уже рассказали, что эти двое и собирались его убить, но не смогли что-то поделить, и убили друг друга, поэтому до Вальда не дошла очередь.
Но непременно дойдёт, если он продолжит слушать преступников и ходить с ними по задворкам.

Хулиганов Вальд узнал, и сказал, кто из них вывернул его сумку, и что они его вдвоём побили.
Но хулиганы были теперь жалкие и потерянные, и злиться на них уже не хотелось.
Зато тот подросток, который внимательно за ним наблюдал, когда на него набросились соседские дети, а потом неожиданно оказался с хулиганами у дровяных сараев, вызывал очень нехорошие ощущения. Он был скользкий, а ещё ненастоящий, как будто не совсем живой, как вампиры в сказках, или будто у него вместо лица - маска. Он, может быть, под маской зубами оскалился, и очень злобно смотрит на него, а маска выглядит такой спокойной и холодной, будто ему безразлично всё тут.

Вальд, когда сидел в караулке один и ждал, успел обдумать и сравнил этого, холодного подростка, с тем, с которым они ходили за водой.
Большеротый не полез с ним драться, и, кажется, был не согласен с заводилой, не поддерживал крики той девочки, злой, которая всех натравила. Хотя и не спорил.
Похоже, он не стал с ней спорить, потому что она ему подруга, Вальд помнил, как они держались парой на поле, где смотрели драконов, и возвращались в город тоже парой.
А вот холодный, кажется, поддерживал злобу той девочки, одобрял. Хотя сам не кричал и не дрался.
Наверное, он что-то знал, больше, чем девочка и уж точно больше, чем большеротый.

Вальду отдали его вещи, он аккуратно уложил в сумку мамино полотенце и две тряпичные салфетки.
Это были все его собственные вещи, кроме одежды.
Холодного тоже выпустили, против него не было обвинений. За ним приехала наёмная повозка, и он уехал со своими взрослыми.
А Вальд ушёл ночевать к кузнице.
Он уже познакомился с кузнецом, но ещё ни о чём с ним не договорился. Ночевать предстояло опять за плавильней.

А родственников Холодного Вальд узнал.
За ним приезжали торговец Бернар и его приказчик.

Эпрон Освод и его помощник на следующее утро тоже знали, кто приходится роднёй подростку, который навёл на погорельца воров и убийцу, натравил на мальчика детей, но сам ни в чём не участвовал.
Подытоживал утреннюю беседу Айбо, и он выбрал для этого присказку своего дедушки:
"да он, как эльф, вечером всем подливает за их монеты, а с утра у него одного похмелья нет".

Действительно, среди жалоб, что поступили в градоуправление на Вальда, и обвиняли его в поджоге родительского дома, не было жалобы от Бернара.
Зато он имел непосредственное отношение к разжиганию травли мальчика.


Глава двадцать седьмая, Вальд идёт по следу

Вальд проснулся до рассвета, прошёл через половину города, и теперь следил за лавкой Бернара. Что-то ему казалось важным в младшем из племянников торговца.
Огляделся по сторонам - запущенный сад, когда-то был общим на несколько домов, тропинки вымощены камнем-трескуном, но давно не подметены, невысокая изгородь давно не подновлялась, пожалуй, её даже сильным ветром легко разберёт на жерди. Но его укрытие, среди молодых побегов, за стволом старого дерева, должно быть надёжным. Он сидел здесь неподвижно и терпеливо.

Небо уже посветлело, поднялся и вновь утих ветер, Вальд всё ждал, а из лавки никто не вышел, только заходили ненадолго покупатели.
Может быть, тёмные дела здесь проворачивают по вечерам? Может быть, не стоило приходить с рассветом, чтобы проторчать в чужом саду целый день? Мальчика терзали сомнения.

Вдруг Вальд почувствовал - вот оно, происходит то, ради чего он сюда пришёл.
В лавку зашёл незнакомый подросток, одет прилично, ведёт себя воспитанно, не похож на хулигана. Вошёл и тут же из лавки вышел, словно ошибся домом.
Вальд удивился, когда воспитанный не ушёл прочь, а сделал круг, обойдя соседний дом, и подошёл с другой стороны опять к лавке Бернара, к задней двери, выводящей в сад.
Дверь приоткрылась, и из неё выскользнул вчерашний знакомец, Холодный. Молча сел на скамейку, рядом упал Воспитанный.
Не здороваясь, они тихо о чём-то заговорили.

У Воспитанного теперь был в руках мешок, неполно набитый, там могла бы поместиться, разве что, курица.
Он открыл мешок, и что-то показывал Холодному, тот внимательно осмотрел, пощупал ношу, даже вытащил на свет, и Вальд смог разглядеть - из мешка торчала перчатка. От эльфийского боевого доспеха. Как раз такие потерял единственный в городе эльф - офицер. В таком случае, Воспитанный мог быть воришкой.
Холодный, однако, покачал головой, не соглашаясь с гостем, они ещё немного поговорили, затем Воспитанный забрал мешок, и ушёл, а Холодный остался сидеть на скамейке, казалось, без всякой причины.

Вальд не знал, стоит ли уже ему уходить, и как ему покинуть это место, не попадаясь на глаза, но всё решилось само собой.
Племянник торговца встал, медленно прошёлся, разминая ноги, по соседней тропке, не приближаясь к Вальду и не замечая его. Затем остановился, и вдруг окрикнул: "эй, ты, беспризорник! Вылазь-ка из куста."
Вальд от неожиданности оцепенел, не поверив происходящему. Но Холодный смотрел прямо на него, и они даже встретились взглядами.
Вальд был растерян, разгневан и растоптан.
Его, кажется, заметили давно, а теперь над ним глумились.
- Пришёл за подаянием, или хочешь ещё раз дом поджечь? Вылазь, тебе говорю.
Красный от гнева и обиды, Вальд поднялся, и перелез через заборчик.

Когда оказался на мощёной дорожке, к нему резво подскочил Холодный: "Что, щен бродяжий, вздумал шпионить? Я тебя сейчас за ухо в такое место притащу, где тебя собакам скормят, даже ногтей не останется!"
Он, действительно, больно вцепился в ухо пальцами, постарался пригнуть, видимо, подражая кому-то из взрослых.
А Вальд вдруг заметил, что к ним быстро идёт воришка - Воспитанный.
Вальд взъярился, ярость взяла над растерянностью верх. Руки сжались в кулаки, боль в ухе перестала заслонять мир, он не мог дотянуться до ненавистного холодного лица, и бил, куда видел.
Кулаки попадали в грудь противника, справа, слева, грудь ушла вверх, он теперь бил в пояс, перед глазами неожиданно оказались ноги, и он стучал костяшками по коленкам врага.
Неожиданно удалось распрямиться - Холодный лежал перед ним, давно отцепившись от уха, он теперь держался за правый бок и корчился, словно задыхаясь.

Вальд не успел ни обрадоваться, ни удивиться, в спину сильно ударило, сбило с ног, мальчик полетел кубарем, но отцовская наука помогла, падение превратилось в кувырок, и Вальд опять стоял.
Поворачиваясь к новому противнику, вытянул из забора палку, взялся за неё, как за учебный меч, и тут же отбил удар ногой, ещё один, сам обжог врага проносным ударом в руку, ткнул в живот, опять крутнул жердь, хлёстким ударом остановил её об плечо противника.
- Стой, падаль! - заверещал воришка - да ты хоть понимаешь, с кем связался!? Тебя на части порвут!


Глава двадцать восьмая, о добрых знакомствах

Вальд опять махнул палкой, ударяя в поднятую для защиты кисть, кольнул в ногу и промахнулся, широким махом, всё же, попал в колено, и второй враг тоже упал и замолчал.

Накатила усталость. Он стоял теперь, один, над поверженными врагами, в руке была палка из чужого забора, но он дрался ей, как мечом. Вдруг накатило понимание - сбылось.
Он уже вспоминал этот момент, который случился только сейчас. Вспоминал вот это будущее, тогда, после позорного бегства от напавших на него детей.
Наверное, его первое в жизни предзнание, и он, действительно, не будет и не желает добивать врагов.
Наверное, они вправду для чего-то понадобятся.

Вальд отошёл от места сражения, остановился на последней тропинке, и сел на скамейку у чужого дома. Воткнул палку за забором и молча смотрел на сад. В горле больше не было комка, хотелось быть большим и расслабленным.

Листва над мальчиком шевельнулась, и послышался мягкий, но уверенный голос - "ты молодец, Вальд. Мне не пришлось вмешиваться, ты сам превосходно справился."
От короткого сука дерева вдруг отлипла зелёная ветка, плавно разогнулась, уходя к своим сёстрам, и стало ясно, что это не сук, а человеческая рука.
Толстая нижняя ветвь вдруг шевельнулась, и раздвоилась на ветвь и лежащую на ней в шпагате ногу.
Постепенно перед изумлённым взглядом Вальда собралась полная картина спрятавшегося в нелепой позе на дереве человека.
Наконец, он плавно перетёк в привычное для северянина положение, мягко спустился на землю, и лишь после этого мальчик его узнал - это был сам Эпрон Освод, гроза бандитов и разбойников.
- Как видишь, хорошая растяжка полезна в любом деле.
- Пойдём, Вальд Болхов, нам не стоит здесь задерживаться.

- Вы всё видели?
Мальчик никак не мог освоиться с новыми представлениями о мире.
- Многое. Должен отметить, что твои внезапные ... озарения приносят пользу в расследовании гибели твоих родителей.
- Вы ведёте расследование? Вы узнаете, почему это произошло?
- Конечно, ведём. Мы с моим образованным помощником, Айбо Эсмархом, уже установили подозреваемых в этом преступлении.
- Это был поджог? А родители?..
- Это было разбойное нападение. Большего я не могу тебе рассказать сейчас.
- А можете обещать, что всех разбойников найдёте и накажете?
- Да, найду.
- А если... если это будет эльф, его тоже накажете?
- Почему ты спросил об эльфе?
- Не знаю, я просто спросил.
Эпрон помолчал, но ответил - с эльфом сложнее. Но мы с товарищами придумаем решение.

Они шли по зелёным улочкам родного города, негромко говорили, Вальду было хорошо, и он сам не понял, как они оказались в гостях у Эсмархов.

Вскоре мальчик был вымыт, переодет в одежду, которая "да она уже не новая и совсем ненужная, просто в очень хорошем состоянии лежит, а мальчики уже взрослые и носить, кроме тебя, совсем некому" - так, без остановок и ласково, непрерывно говорила супруга Айбо, хозяйка в этом доме, молоденькая тётушка Марта.

Вскоре его усадили за стол, и, как-то между делом, он узнал, что теперь это его место за столом в этом доме.
Временами на Вальда накатывала волна то ли радости, то ли жалости, но это неведомым способом подмечали то Айбо, то Эпрон, и слёзы не успевали подступить - Вальд оказывался вовлечён в разговор на взрослые темы.

Особенно ему понравилось в этот вечер узнать новое о воинской удаче.
Оказывается, чтобы выходить из передряг живым и здоровым, необходимо обладать отменной ловкостью и везением, либо ... растяжкой. Да, просто гибкостью и растяжкой.
Освод знал много интересных случаев, когда опытные и расчётливые получали ранения там, где без вреда проскакивал удачливый ловкач.
А там, где ловкач получал удары, либо срывался и падал, раненый и уже неспособный защищаться, то очень гибкий выходил из передряг без новых повреждений и травм, они редко пристают к гибкому.
Дядя Эпрон оказался замечательным рассказчиком.


Глава двадцать девятая, находка

Утром дядя Айбо отвёл Вальда к тётушке Кристе, в алхимическую мастерскую.
Внутри этот домик походил на лавку торговца мелкими сувенирами, за прилавком теснились стеллажи и шкафы с бесчисленными полочками, на них стояли кульки и коробочки, иногда цветные флаконы. Ещё сложнее выглядела кладовка - такие же несчётные полочки поверху, и ящики и бочки по низу. Правда, в кладовой не было флаконов.
Дядя Айбо и тётушка Кристи разговаривали долго, она нахваливала и семью мальчика, и дядю Айбо, и уверяла, что у неё можно научиться настоящему мастерству, если ученик приложит усердие.
Ещё тётушка нахваливала свой новенький алхимический стол, имперского образца, и гордилась старыми, ещё королевскими, алхимическими наборами. Она не спешила расставаться со своим прошлым, каким бы громоздким и неудобным барахлом не казались эти коробки и реторты.

Первое задание Вальду тоже было связано со старым оборудованием. Как только дядя Айбо ушёл, хозяйка мастерской перестала нахваливать имперский станок, и велела начать учёбу с мытья алхимической посуды.
- На имперском этому не научишься, там всё задарма отмывается, а ты вот на старом научись.

Вальд не ленился, и нашёл, чему учиться и удивляться. Оказывается, вода не одинаковая.
Горячей годится любая вода, но только для первой промывки.
Для чистой мойки нужна вода холодная, и непременно "сырая". Она же "неродившаяся". Но у тётушки Кристи её делал из обыкновенной колодезной воды какой-то хитрый бак с гномским артефактом. Что он делал с водой, Вальд не понимал, а на вопрос - "можно ли такую воду пить?", тётушка, подумав, ответила - "тебе можно. Пока нос не разобьют. А уж повзрослеешь, да как ранят, так и будет нельзя". А потом небольно дала затрещину, и поторопила с работой.
После чистой мойки реторты положено споласкивать зрелой водой. Зрелую воду делал большой каменный чан, он стоял в подвале, был врыт в земляной пол и накрыт был каменной плитой, но не полностью. В щель пролазило только ведро или кувшин - вёдрами надо было приносить воду в подвал, всё из того же колодца, а кувшином набирать "созревшую", когда скажет тётушка Кристи.
Она на этой воде, на зрелой, и еду себе готовила.

Первый день в учениках алхимика прошёл быстро.
После обеда тётушка Кристи отпустила мальчика, с наказом приходить к ней каждое утро, без опозданий.

К удивлению подростка, на улице он встретился с дядей Айбо. "Наверное, они с алхимичкой уговорились о сроках" - подумал Вальд.

Дядя Айбо не навязывал свой маршрут, поддерживал всё время ниточку беседы, старался, чтобы мальчик говорил сам и мог выговориться.
Вот так, совсем незаметно, они пришли туда, куда Вальда вели ноги. На кузнечную улицу, в квартал ремесленников.

Здесь Вальд вышел на знакомые ему кузню и плавильню.
Дядя Айбо тут же стал знакомиться с хозяином, так Вальд узнал, что кузнеца зовут Вакулом, а его супругу Медвяной. Кузнец сегодня не махал молотом сам, и не доверил такую работу ученикам, он сегодня занимался торговлей, и готовил переплавку лома.
Но мальчик не мог долго держаться во взрослых разговорах, его заняли сперва действия учеников у плавильни, затем их споры о тех флюсах, которые выберет мастер. Было и непонятно, и очень интересно, Вальд даже уцепился руками за что-то ненужное, но понятное, чтобы не потеряться в мире новых для него явлений и названий.

- Что это у тебя? - вдруг спросил у него дядя Айбо.
- Кажется, бочонок из-под вина?
Вальд посмотрел, действительно, он подтащил к себе разбитый бочонок, что валялся среди дров, и теребил его гнутые плашки, пока общался с подмастерьями кузнеца.
- А ты заметил, что в винном бочонке было масло? - задал новый вопрос Айбо.
Вальд посмотрел снова, и не смог ответить - в углу уцелевшего донца, и вправду, скопилось что-то жидкое, но эти пузыри и мутные разводы не напоминали ему ни вино, ни масло, жижа походила, разве что, на бульон.
Айбо повернулся к хозяину.
- Вакул, а разве ты пьёшь крепкие вина?
- Нет, что вы. Прохожие иногда подбрасывают мусор, если деревянный, то мне годится на дрова. Наверное, подбросили за ночь, вчера его здесь не было.


Глава тридцатая, о сути вещей

Дядя Эсмарх вновь общался с Вальдом, но говорил теперь так, словно сам с собою, или будто вспоминает что-то из прочитанных книг.
- Знаешь, мальчик, есть такая наука, криминалистика. Её основу составляет следоведение, наука о следах.
Бывают следы зверей в лесу, или отпечатки обуви на уличной грязи.
Ещё бывают следы того, чем действовали, на том, на что воздействовали. Вот и на дне этой ёмкости мы с тобою можем наблюдать недлинные царапины, вот здесь они идут вдоль, по стенке, а вот здесь, по донцу, они косые.
Как думаешь, что это значит?
- Не знаю, а что это?
- Это следы узкого твёрдого инструмента, вероятно, кинжала. А означают они, скорее всего, что из этого бочонка пытались выскрести то, что в нём лежало.
- Вино?
- Не думаю. Думаю, это что-то лежало здесь в масле, затем его достали, поломали бочонок, и выскребли из масла остатки ... предметов.
- А что там могло лежать?
- Пока не знаю. Надо показать твою находку нашему сыщику, он, как обычно, увидит больше.

Айбо отпустил бочонок, и думал о чём-то, глядя на обломки.
- Вальд перебирал пальцами по ощерившемуся плашками, как редкозубой пастью, бочонку, выпрямлял их, стараясь вернуть на родные места, даже нашёл в дровах пару обломков, подошедших к своим собратьям по обручу.
- Подожди, Вальд - лекарь придержал составленные мальчиком дощечки - кажется, мне знаком этот след, от удара, проломившего наш бочонок.
Как учил основатель науки о следах, великий Яким, в случае действия твёрдым предметом по более мягкому, остаются объёмные следы. Они зеркальные. Выпуклости предмета, которым разбили бочонок, оставили вмятинки, вот эти. А его впадинки выглядят выпуклостями на этих дощечках. Бочонок разбили предметом, который я мог уже видеть.
Возможно, мы нашли с тобой очень важную улику, Вальд.

- Дядя Айбо, а как вы узнали, что это бочонок из-под масла?
- Бочонок из-под вина. Но потом в него наливали масло. Это ясно по остатку на дне. Если жидкости не хотят смешиваться друг с другом полностью, то появляются вот такие шарики и лужицы одной жидкости в другой.
- Как в бульоне?
- Да, бульон, это жир в воде, он в ней не растворяется и держится капельками.
А когда жидкости плохо смешиваются, иногда получается вот такая муть, как эти разводы у самого дна. Здесь смесь крепкого вина с маслом.
Но главное тут на стенках. Видишь, что стенки не жирные? Прежде, чем выкинуть, кто-то прополоскал бочонок вином. Наверное, хотел скрыть, что наливал в винный бочонок масло.
Вальд насупился, и не ответил.

Уже втроём мы собрали все дощечки битого бочонка, взрослые говорили о своём, а Вальд всё помалкивал, и о чём-то думал.
А потом неожиданно спросил кузнеца: "дядя Вакул, а как делают волшебные мечи?"
Кузнец молча смотрел на мальчика, наконец, не выдержал, и расхохотался: "вправду думаешь, что про такое искусство можно просто взять, и рассказать словами?"

А потом он, всё же, рассказал.
Об огне, который сильнее всего меняет материалы, позволяет из руды сделать и чугун, и сталь. О старых мастерах, владеющих искусством делать стали без угля и бронзу, твёрдую, как стали.
О проковке, которая способна изменить материал.
- Вот при проковке и прикладываются к металлу своей душой, парень. Есть ещё тайные ритуалы, при прогреве и отпуске, они важные, и никто, даже я, тебе не расскажет о них толком. Но больше всего можно дать металлу молотом. На проковке его можно научить такому, что он будет уметь всю свою жизнь.

- Вот глянь на камень, малыш. Как думаешь, живой он? Вроде, нет.
А у него есть судьба, она его принесла сюда, от неё зависит, что с ним дальше станет.
У него есть характер. Вот другие камни бывают гладкими, а этот с острым углом, он колюч и неровен. Кто его трогает, будет считаться с его характером.
Он не может совершать поступки сам, нужна чья-то воля. Но он, вроде бы, тоже слегка живой. Понимаешь? Даже камень можно чему-нибудь научить.
А уж металлы, парень, с ними и поговорить можно.
Научись ковать, парень, а уж потом бери уроки зачарователей.
Вальд слушал, и уже перестал понимать, где кузнец шутит, где прихвастывает. Хотелось верить.


Глава тридцать первая, Эсмарх идёт на задержание

Эпрон слушал своего помощника внимательно. Хмурился иногда, напрягая складки между бровей.
Но не переспрашивал.
Заговорил, когда Айбо закончил свой рассказ.
- Это ваш знакомый кузнец, или вы пришли к нему случайно?
- Уже знакомый, но привёл к нему мальчик.
- Опять мальчик. А зачем он вас привёл туда?
- Думаю, ни за чем, нечаянно.
- Опять случайность. Айбо, знаете ли вы, как неслучайны случайности? Впрочем, не так важно сейчас.
Вы уже сверили отпечаток дубинки на бочке с присланным слепком, из Южной Пышмы, это она?
- Уже сверил. Не она. Но я сверил со следами ... на сгоревших. Отпечаток очень походит на след дубины, которой ударили отца нашего мальчика.
- Нашего мальчика... Вы с ним, всё же, сдружились.
А в соответствии следов на черепе и бочонке не уверены?
- Не уверен. Характерные отметины есть, но общую картину хранили мягкие ткани, их уничтожил огонь.
Но ведь это тоже важно, такое соответствие тоже может быть важной уликой?
- Главная ценность вашей находки в том, Айбо, что кто-то хотел сокрыть, что он держал в винном бочонке масло. Причём светильное, верно? Оно само горит, и хорошо помогает поджечь.
Кто-то потратил не менее полбочонка масла, а затем сполоснул крепким вином, чтобы его тайна осталась тайной.

- А ещё, Айбо, вы не заметили главную особенность этой находки.
- Какую же?
- Бочонок выброшен не потому, что сломан, а сломан для того, чтобы выбросить.
Он был ещё целым, когда из него достали всё, и, скорее всего, это были монеты. Достали, а остатки выскребли. Это видно по длинным следам, они остались в двух местах, значит, скребли не через пробку, а выбили донце.
А после уже пустой бочонок сломали, для того, чтобы выбросить.
Выбросить так, чтобы его сожгли, и не разглядывали.
Это говорит нам о том, что владелец бочонка, во-первых, не имеет своего очага, чтобы сжечь доски, во-вторых, у него нет места, где бы он мог надёжно спрятать бочонок.
Он живёт в городе, Айбо, и, скорее всего, снимает комнату в трактире.

- Но почему в трактире, шеф?
- На таверну у него нет денег, иначе он позволил бы себе бочонок вина получше.
А если бы он имел знакомства в городе, чтобы недорого снять комнату в доме, ему бы помогли и избавиться от бочки.
- Блестяще, шеф! Осталось проверить ваши рассуждения делом?
- Пожалуй. Но есть тонкость, Айбо.
Мой осведомитель сообщил, что вчерашней ночью два полуорка покинули свой трактир с бочонком вина. Вернулись тоже с бочонком и опять вдвоём.
Другие полуорки в Менске пьют вино исключительно бутылками.
- Как же мы определим виновного? Неужели арестуете обоих?
- Ох, нет, оставим этот метод городской страже.
Наша задача гораздо сложнее, мы должны доказать вину. А уж после мы с вами задержим преступника.
- Вы берёте меня на задержание?
- Да, Айбо Эсмарх. Я приглашаю вас побеседовать с подозреваемыми, и, возможно, одного из них мы задержим в этот вечер.

Айбо был доволен и горд, сегодня он увидит, как Эпрон выводит на чистую воду преступника. Вероятнее всего, путём умозаключений и нескольких каверзных вопросов подозреваемому.

До захода солнца они уже были на месте, обошли вокруг соседних домов, и Айбо получил более полное представление об этом районе родного города, чем когда либо ранее.
Эпрон, казалось, ничем вокруг не интересовался, думал о чём-то отвлечённом, был молчалив и, как будто, чуточку рассеян.
Однако, он указал Айбо на подозреваемых, оба раза, когда полуорки возвращались в трактир, в разное время и с разных сторон. Маленький, вероятно, пришёл из караулки, со смены стражников, а большой со стороны рынка.
Эпрон выждал ещё немного, и, когда Айбо уже был готов возроптать, они двинулись на беседу.

Первым Эпрон выбрал маленького полуорка, который жил на втором этаже.
Айбо постучался в деревянную дверь, но Эпрон толкнул её, она оказалась незапертой, тут же вошёл, и остановился, молча глядя на обитателя комнаты.
Полуорк заметно нервничал. Он стоял у окна, прикрытого незамкнутыми ставнями, и его зеленоватое лицо потемнело ещё сильнее, чем было на улице, взгляд беспокойно метался с одного сыщика на другого.
"Возьмёт сейчас, и выпрыгнет из окна", - подумал Айбо, шагнул вперёд Эпрона, и заговорил: "Здравствуйте. Мы пришли, чтобы с вами побеседовать. К нам поступили сведения..."

Эсмарх не успел довести свою речь до завершения.
Полуорк на последнем его слове взрыкнул, и яростно на них бросился.
Айбо подумал, что ему пришёл конец. Полуорк оказался быстр, как молния - в одно мгновение пересёк комнату, и в его руке уже была занесённая дубина. Айбо не успел даже взяться за кинжал.
Но гнев зелёного обрушился на сыщика. Видимо, боевой маг показался полуорку более опасным, чем рохля - целитель.
К удивлению Эсмарха, его шеф не стал драться, но, видимо, сделал шаг в сторону. Когда Айбо развернулся на звук удара об стену, подозреваемый полулежал в непонятной позе, ногами он был на полу, а в стену упирался грудью и лбом. Причём Эпрон уже вязал ему руки тонким шнуром, а ноги полуорка плотно охватывал напольный коврик.
"Наш коврик, Менский", - подумал Айбо.
Если бы он не знал о способностях шефа к телекинезу, поведение коврика осталось бы для него загадкой.

Два стражника волокли задержанного, за ними молча шли сыщики. Задержание опять прошло совсем не так, как хотел Айбо.
Беседа тоже.
Зато они взяли поджигателя.


Глава тридцать вторая, на войне, как на войне

Утром помощник сыщика ожидал увидеть допрос задержанного своим шефом, но был разочарован отказом.
- Нет, Айбо, беседовать ещё незачем. Задержанный опять откажется от всех обвинений, ничего, кроме нападения на меня, мы не можем доказать.
Мне необходимо отлучиться по делам, до полудня. А вас я хочу попросить изучить вещи нашего подозреваемого. Буду рад, если к нашей встрече у вас появятся результаты.

Вальд в это время опять намывал алхимическую посуду. Но был в приподнятом настроении - когда закончит, тётушка Кристи обещала начать обучение рецептурам.
Вальд был доволен всем сразу. Новые друзья познакомили его с настоящим алхимиком, на что он сам ни за что бы не осмелился. Алхимичка его приняла, объясняет непонятное, и обещает научить своему искусству.
Кажется, даже найденный недавно бочонок служил ему знаком к тому, чтобы заняться именно алхимией - в немытой колбе Вальд сейчас наблюдал мутные потёки, поверх которых застыли капли чего-то жирного. Очень походило на остатки бульона, или смеси масла с вином, если дать им засохнуть.

К полудню Эпрон снова был в кабинете, когда вошёл Эсмарх.
- Что скажете, Айбо?
- Это он!
- Наш поджигатель?
- Нет. Владелец дубинки и полуорк, которого разыскивает Южная Пышма!
- Это хорошо, Айбо, что вы его установили.
Но теперь мы обязаны взять другого подозреваемого.
- Подручный эльфа? А мы имеем на него право?
- Да, Айбо, на него имеем. Я проверил отчёты имперского инспектора, ни в ночь пожара, ни в ближайшие дни до и после, он не заявлял своих мероприятий. На его подчинённого распространяются законы нашего королевства.
Будем брать.
- Когда, шеф?
- Немедленно.

Дальнейшее для Эсмарха размылось в череду отдельных событий.
Вот они с шефом спешно идут к коменданту караулки, и какие-то нижние чины перехватывают его шефа, по очереди. Прямо на ходу Освод их выслушивает, и меняет курс.
Они с Айбо уже бегут, кажется, в сторону вчерашнего трактира. Опять их находят, в этот раз невзрачный человечек в ливрее посыльного, он что-то шепчет на ухо Осводу, и они бегут опять в другом направлении.
Не добегая до рынка, его шеф останавливается сам, кажется, ему подали некий сигнал, потому что Эпрон взмахивает рукой в ответ, и они снова меняют направление. А затем впереди взмыл в небо сигнал настоящий - одиночная белая звезда с визгом повисла на окраине города. Боевая тревога, хоть и невысокой важности, всего в одну звёздочку.
Однако, теперь они идут, хоть и быстрым, но шагом.
- Дышите, Айбо. Может потребоваться ваше участие, вы должны быть свежим.
- Куда мы идём теперь, шеф?
- На конюшни. Думаю, его там зажали стражники, и мы успеем дойти до них вовремя.

Вскоре и сыщики были у конюшен.
Высокие деревянные постройки, без наличников и крылечек - для коней и сена.
Каменистая почва, на которой растёт лишь редкая трава, ещё шум небольшой реки, здесь она спускается с горы в долину.
Полуорк отсюда мог бы уйти в горы, ускакать по тракту в долину, или броситься в реку. Но не сейчас, его держат стражники с самострелами, не выпускают из укрытия. Был бой, стражники прячутся за камнями, и местами эти камни обожжены и подморожены, у беглеца такие же, как у стражников, зачарованные стрелы к оружию.
Айбо вспоминает, что оба их подопечных полуорка служили в городской страже.

Его шеф к этому времени успел переговорить с десятником, подзывает к себе раненого бойца, и коротко что-то говорит.
Раненый, с обожжёными рукой и ухом, передаёт Айбо свой самострел, и поясняет на словах, что Освод пообещал: "Лекарь вам покажет, как правильно стрелять навесом". Говорит, надо всего два раза выстрелить круто в небо, но по сигналу.
Эсмарх не спорил, молча взвёл чужой самострел, зарядил стрелой с ледяными чарами.
Они с раненым спрятались за большим валуном, и ждали.
Айбо не понимал, каким будет сигнал, шеф пропал из виду, исчез на местности, сразу же, как раздал поручения.

Эпрон тоже не знал, где беглый враг. Там, куда показывал десятник, было уже пусто. Противник больше не цеплялся за постройки, след его перемещений вёл к реке.
Если додумается поджечь конюшню или сенник, даже сможет добраться до воды, пока стражники отвлекутся на борьбу с огнём.
А там его понесёт течением, и неизвестно, где он выползет обратно на берег, и тогда только конные разъезды помогут его обнаружить.
Брать надо было прямо сейчас, пока враг ползает под прицелом стрелков, пока не пересёк открытое пространство до реки.

Эпрон перебежал под стеной сенника, опустился на землю и теперь быстро полз к скальному берегу. За ним, поодаль, перебегал от укрытия к укрытию самый бесшабашный из стражников. Он держал самострел, но ему не надо стрелять, он сегодня - сигнальщик.
Освод подобрал в левую руку два камня, каждый с мелкое яблоко, правую держал пустой, кинжал вынимать было рано. Враг таился.
Эпрон дополз до небольшого валуна, он не скрывал его полностью, но и не мешал наблюдать.
Видимо, пора применять ещё один военный приём.

Эпрон нашёл третий камень, побольше и рыхлый, от ударов такой станет крошиться, и бросил, без замаха, вперёд себя и в сторону, где, по его разумению, врага быть не могло.
Камень закрутился от первого удара, отскочил, и так и продолжил бежать, мелко подскакивая над землёй, стуча и трескаясь, раскидывая мелкие камушки, издавая такой шум, какой мог бы создавать на бегу низко пригнувшийся человек.
Вот он обогнул крупный валун и направился к россыпи следующих, и тут противник не выдержал.
Справа, совсем близко к обрыву, на миг приподнялась серая, как камни, фигура, полуорк мгновение поискал взглядом цель, не увидел, и выстрелил на звук - бегущий камень ещё двигался, шумел.

Морозное облако вспухло над валуном, с визгом отлетело от камня короткое древко.
Но тут же раздался свист сигнальщика - он ждал, пока беглый выстрелит, и лишь теперь запустил цепочку событий.
Эпрон уже бежал. Он подскочил с земли на звук спускаемой тетивы, и теперь мчался к врагу, пока тот не перезарядился и не может выстрелить.

Чтобы увидеть, где присел полуорк, пришлось вскочить на верхушку валуна, перепрыгнуть на следующий, лишь отсюда сыщик увидел плечо самострела - противник прижался к камню спиной и взводил оружие спешно, руки его, кажется, подрагивали.
Но в небе над собой эпрон уже почувствовал привет от друга - небольшой предмет, чуть длиннее птахи, прекратил подъём ввысь, перевалился тяжёлым концом к земле, и теперь сыпался вниз, набирал скорость. Оставалось лишь подправить дугу его полёта, и Освод подтянул её вперёд, к одинокому врагу, который уже боялся, но всё ещё был опасен.

Айбо не знал, что происходит. Послышался вдалеке свист, стражник рядом тут же сказал "стреляйте!", и он выстрелил в небо, представляя, что его стрелка должна упасть на отрезке между двором конюшен и берегом реки, но потерял её из виду почти сразу, и теперь взводил самострел заново, а сам гадал, верно ли запустил стрелу, не надо ли было задрать оружие в небо ещё круче.
Его раненый спутник уже держал наготове следующую стрелку. Айбо покосился на неё - "обычная, без чар" - тут же пояснил стражник - "так заказали ваш начальник".

Эпрон неторопливо подходил к врагу по верхушкам валунов, иногда перескакивал с одного на другой.
Облачко морозного воздуха теперь окутало валун, укрывавший беглеца. Ещё из-за валуна торчали две ноги. Одна заледенела сизыми и тёмными блёстками, видимо, ранило каменным крошевом от ударившей рядом стрелки с ледяной магией.
- как здоровье, господин стражник города?
Полуорк помалкивал, может быть, притворялся убитым. Но сыщик не видел у его ног дугу самострела, значит, враг держит оружие в руках.

- Не желаете ли сдаться главе разбойного приказа, господин разбойник и поджигатель? - Эпрон проговаривал слова медленно и отчётливо.
Но враг обманулся с первым выстрелом, и теперь выжидал, чтобы наверняка. Он трясся - сыщик чувствовал его дрожь - но готовился стрелять, и Эпрон его подстегнул.
Взмахнул рукой, позади опять раздался свист, и вот очередная стрелка повисает высоко-высоко в небе, теперь с недолётом, она готовится упасть на крыши конюшен, но такая лёгкая и послушная, что легко оттягивается к берегу.

Дуга её полёта слишком пологая, и не может поразить противника, но сыщику этого не нужно.
Удар стрелки в камень, у ног раненого беглеца, отскок обломков с искрами и взвизгом - и полуорк опять кидается в бой, он перекатывается к месту падения стрелки, и поднимает свой самострел, ищет цель там, откуда с ним говорил насмешливый голос, откуда летела стрелка.
Но там никого нет, сыщик поднялся сбоку, одновременно с полуорком, а камушек из его руки оказывается быстрее, и присушивает кисть беглого, сбивает её с ложи и со спусковой тяги самострела.
Полуорк вскрикивает, ему больно и страшно, он роняет одно оружие и тянется здоровой рукой за другим, у него с собой короткая дубинка.
У Эпрона есть и второй камешек, но он уже подшагнул к врагу, и бьёт его точно между бровей ручкой кинжала.
Враг повержен.

На чёткие звуки команд бегут стражники к берегу, десятник среди первых.
Лишь Айбо и его раненый спутник не спешат. Лекарь оглядывает окрестности, словно желает зарисовать себе на память события этого дня. А раненый просто рад возможности не суетиться.
Он уже забрал вежливо свой самострел, и теперь его ждёт неторопливая поездка в город на телеге, затем пара дней вне службы, на восстановление сил, и ещё надолго главная роль среди рассказчиков о метких выстрелах помощника главы разбойного приказа.


Глава тридцать третья, магия алхимии

- Запомни, мальчик, главное в алхимии, это знать меру. На старом алхимическом столе ты без соблюдения мер ничего не сумеешь. А на этом, имперском, он сам за тебя знает, чего сколько потратить, и ты кое-чего из него получишь, если будешь понимать в рецептуре.
Вальд слушал старушку, и смысл доходил до него трудно, как будто она и не хотела, чтобы он её понял хорошо.
- Начни с лечебного зелья. Они самые понятные, их часто покупают.
Бери меру листьев и стеблей василька, цветы не ищи, это насушено из осеннего сбора, соцветий и семян там уже не бывает и вся сила в зелени.
А теперь две меры пшеничных колосков. Две потому, что колоски зелёные - видишь, они сочные какие? Были бы поспелые, хватило бы половину мерки отвешать. Да не лезь ты к весам, я тебе без них верно говорю. Мельчи стебли ножницами, да помельче, и листочки тоже. Потом поймёшь, когда в ступке истирать будешь.
А колоски сразу в ступку, дави пестиком. Да не бей, не смей стучать, ступку поколешь! Катай пестик, накатывай на зёрнышки. Ничего, привыкнешь, поймёшь.

Когда тётушка Кристи разрешила засыпать полученное из ступки крошево в стакан, Вальд уже ждал чуда. Но чудеса были только в алхимическом станке.
Раскрылся прозрачный зев над столиком, старушка назвала его приёмной воронкой, и велела сыпать туда из стеклянного стакана, да не подставлять пальцы, не то отсечёт, и останешься беспалым.
Ненадолго показала раскрывающуюся доску с движками, на ней были уже выставлены настройки для работы, и тётушка велела запомнить, какие движки в серёдке своего хода, какие в начале, и никогда не менять этого положения, а вернуть, как было сейчас, если собъются ненароком.
Вальд даже не представлял, что у этой настольной коробки есть такие диковинные штуки.

А сработал станок просто. Не гудел, не пыхтел, просто постоял недолго, пока в воздухе над ним собиралась в магическую колбу белесая жидкость, и вдруг жижа эта внезапно порозовела, от колбы вытянулся узкий носик, надулась на нём фигурная склянка, сначала была крохотной, но всё росла и вскоре стала флакончиком, с детский кулачок размером. Розовая жидкость сама затекла в него, у флакончика оформилась сверху ухватистая крышечка, и он отделился ею от колбы, тихонько звякнул об столик.
Кристи повернула круг с узорами, что-то тихо звякнуло, тут же все колбы магические растаяли, как и не бывало, только стоит флакон с эликсиром, да просыпался кучкой избыток материала там, где была недавно воронка приёмника.

Алхимичка посмотрела внимательно на мальчика, потрепала по макушке, и подкрепила словами.
- Вот и молодец, своё первое зелье увидел.
А теперь собери остаток, пригодится другую порцию того же зелья делать, да гляди внимательно, чего в нём поболе. В этом одна пшеница молотая, увидел? Это от того, что василька не доложил, он осенний, потому слабенький, всё в цвет отдал, новых сил не набрал ещё. Понял, где ты оплошал?
Вальд не понимал, за что его корят, ведь он всё делал по указке тётушки Кристи, но молча кивал, и старался запомнить, о чём она ему толкует.

К полудню Вальд заготовил пять флаконов лечебного зелья, ещё два опять из василька и зёрен, и два из колокольчика и папоротника.
А ещё к полудню мальчик осознал, что может сам подбирать пару для исходного материала.
Он брал уже известное - те же стебли васильков, и искал среди полочек ту, что откликнется на его внимание, в несколько шагов разбивая пространство с полочками на две части, и пробуя чувствами, в которой из частей отзовётся пара к выбранному растению.
Надо было только отсеивать уже найденные материалы, да не тратить дорогие, а выбирать, что подешевле.

Мамина наука работала, это было её упражнение.
Правда, Вальд пока знал лишь одно зелье, и ещё не представлял, как делать другие.
Зато удалось опробовать своё зелье на деле.
В лавку зашёл мастеровой, в фартуке кузнеца, рука его была перевязана, он попросил два флакона с лечебным, тётушка Кристи продала ему те, что сделал мальчик, и даже разрешила обработать рану в её лавке.
Вальд смотрел, как взрослый неторопливо разматывает тряпку на пораненной руке, как свёртывает флакону пробку, и бросает на стол, а потом скупо поливает рану розовым зельем и морщится, а рана пузырится пеной, и пены больше по краям. А потом он выливает себе в рот остатки флакона, и спешно ставит его на стол. Потому что флакончик вдруг становится серым, трескается весь, целиком, и опадает кучкой праха с грязной мокрой точкой в середине. Вальд поискал глазами крышку флакона, но от неё не было и кучки, лишь серая пыль пятнышком на столе обозначала её недавнее место.

Гость давно ушёл, мальчик тщательно протёр стол и прилавок, теперь он подметал полы в мастерской тётушки Кристи, а перед глазами его всё стояли доски крыльца родного дома, на которых лежали две такие же грязные горки. В ночь пожара.
Он не понимал, что это значило, но это было что-то важное, и спрашивать надо было не тётушку Кристи, а кого-то из сыщиков.


Глава тридцать четвёртая, лекарь Айбо негодует

Эсмарх негодовал.
Добрая тётушка Кристи оказалась двуличной сплетницей. Вчера он заподозрил, а сегодня лично наблюдал, как нехорошо она говорила о мальчике с соседками.

Айбо шёл к себе домой, утомлённый и недовольный.
Вечерело, и ветерок стал холодным, но лекарь этого не чувствовал.
- Да, тётушка Кристи имеет репутацию - спорил сам с собою помощник сыщика - да, взяла Вальда в ученики. Но как можно поддакивать сплетням о его погибшей семье?
А ведь она не только поддержала сплетников, она распускает новые слухи, о самом мальчике!

Когда Нитрида со своей приятельницей зашли в алхимическую лавку, начались дрязги. Нитрида упомянула "семью книжников, которые сожгли дом", а дальше её спутница, видимо, отрабатывала честь женской дружбы - прошлась по всем. Айбо ожидал мальчика на улице, и услышал про родителей, которые могли напиться, и про вред многих знаний, и о судьбе беспризорников становиться бандитами.
На эти грязные речи тётушка Кристи не дала ни гневной отповеди, ни скупого отказа клеветницам - она беседовала с ними, как с подругами!
А затем сама заговорила о мальчике, и говорила одно дурное. Что рассеян, часто отвлекается, и даже ненормален. Что неловок и уже чуть не расколотил её любимые ступки. Что плохо обучается, наконец. А ведь это её ученик!

Айбо не мог этого понять, и не хотел терпеть. Он даже не стал в лавку заходить, чтобы поздороваться.

Его шеф гнева Айбо, как будто, и не понял.
Лишь переспрашивал, уточняя пересказанные помощником фразы.
Эсмарх даже припомнил беседу.
- Прямо так и сказала, что плохо обучается?
- Что мог бы больше стараться.
- А рассеянность, она назвала, в чём видит её причины?
- Да, назвала причиной: "После этой трагедии он так изменился, что стал совсем другим ребёнком. Он не был таким рассеянным, а теперь постоянно о чём-нибудь думает, когда надо сосредоточиться на работе".
- Мне кажется, она вовсе не желала нашему мальчику плохого - ответил ему шеф - полагаю, она склоняла этих дам на жалость к нему.
Айбо его не понял, но спорить уже не пытался.
Однако, высказался против обучения Вальда у такого мастера - мальчик мог бы учиться ремеслу и у более порядочного учителя!

На это шеф ответил не сразу. Эпрон чуточку задумался, а затем рассказал ему то, о чём сам Айбо и не думал, хотя всё опять лежало на поверхности.
- Разве вы можете представить, что Вальд вырастет, и найдёт себя в лекарях? Ну, или в стражниках? Вряд ли нам стоит привлекать его на такие пути, которыми прошли мы с вами. Пусть идёт своими, он ведь сам говорил, что желает в алхимики, либо в кузнецы.
Давайте с ним просто дружить.
Кстати, вы помните, как по наитию мальчика мы с вами заполучили важную улику, тот бочонок?
- Да, конечно. Винный бочонок, но из-под масла. Он привёл нас к двум преступникам.
- А перед ним интуиция мальчика помогла мне выявить связи торговцев с ворами и с убийцами.
А на пожаре опять же присутствие этого мальчика помогло мне найти следы второго поджигателя.
- Вы, наверняка, уже установили его?
- Да. Но это эльф.
- Он ... тот самый, имперский эльф, мы не сможем его обвинить?
- Пока не можем. Мы что-нибудь придумаем, Айбо.
В конце концов, если не будет иного решения, я вызову его на дуэль.

Они помолчали. Эсмарх с ужасом, понимая, что такая дуэль может стоить жизни его начальнику.
Эпрон был просто задумчив, а затем с улыбкой сказал - не переживайте, Айбо, может быть, нам ещё не раз поможет интуиция нашего мальчика.

В этот вечер была задумчива и тётушка Кристи.
У неё давно уже не было учеников. А мальчик ей так понравился, что она всей душой желала уберечь его от всего сразу - от чужой зависти, от соблазнов взросления, от гордыни.
Она готова была ругать его, как собственного внука.
Для его же блага. Она и полюбила его, как внука.

Айбо Эсмарх об этом не знал, и продолжал тихо негодовать.


Глава тридцать пятая, упражнения в мастерстве

Вся старая алхимическая утварь была перебрана и перемыта, и однажды тётушка Кристи заявила, что хватит мальчику лодырничать, пора познакомиться с работой по-настоящему.
Она велела передвинуть один из столов в мастерской, затем стала указывать, что ей подать, и Вальд носил коробки, ящики, подавал из них трубки и штативы.
Вскоре у тётушки получилась здоровенная установка, она занимала весь стол, и была раза в три больше имперского алхимического станка.

Чтобы приготовить зелье на нём, мальчику пришлось поучиться делать два вида растворителей, и один очиститель.
Растворителями надо было заливать некоторые виды измельчённого сырья. Для большинство трав подходил тот растворитель, что пах чем-то неестесственным, но тётушка Кристи с улыбкой объяснила, что это спирт, которым имперцы делают вино креплёным, и его легко делать из мокрых опилок.

В первый день они перегоняли мелкие опилки в спирт. Опилки надо было укладывать в стеклянную склянку, проливать водой и добавлять готовый спирт, для ускорения процесса. Дальше склянку накрывали перегонным камнем, грели снизу огненным амулетом, и тётушка Кристи сварливо одёргивала его, чтоб грел от серёдки, не то у склянки бок треснет.
Прозрачный огонь струился по стеклянному дну, вода с опилками бурлила, опилки таяли, будто растворялись, и шёл пар или дым. Над опилками он стоял плотным белым туманом, а над перегонным камнем подымались колышущиеся струи чего-то невидимого, проходили сквозь два змеевика, и из второго сплошной струйкой капель дробно лилась в бутылку жидкость.

Когда Вальд мыл всё это, змеевики были чистыми, без налёта, склянка из-под опилок стала изнутри бурой, но отмылась легко. А перегонный камень был мальчику уже знаком,  он привычно вынул из него закладные камешки, отскрёб низ большого камня от твёрдой накипи, и промыл всё по отдельности в трёх водах, затем вытер сухой тряпкой.
Для хранения закладных камней была отдельная деревянная коробка с дюжиной ячеек, и Вальд теперь догадался, что сочетание закладных управляет перегонным амулетом.

Когда пришла пора делать зелье, тётушка Кристи дала лепестки шиповника, обыкновенный мёд, и сказала, что средство будет бодрящее, для восстановления сил.
Лепестки мальчик залил спиртом, и перегнал их в жидкость, мёд тётушка велела просто прилить туда.
Дальше надо было перемешать, вылить в реторту, и большой амулет доделает из раствора зелье, но тётушка Кристи этого не разрешила.
Она занудно повторяла, что надобно хорошо себе понять, зачем это зелье, и для кого оно потребуется - для воинов, для охотника, на тяжёлую работу.
Что надо это помнить, и когда размешиваешь растворы, и когда будешь варить зелье в амулете.
Вальд терпеливо перемешивал стеклянной палочкой мёд в возгонке шиповника, кивал, вспоминая, что такое восстановление сил, и кому оно может быть нужно.
А потом вдруг вспомнил - когда на него обвалилась поленница, он не мог из-под неё вылезти потому, что не было сил. А ещё драку возле дома торговца, на бой у него сил хватило, а после него закончились. Вот какие силы надо восстанавливать воину!

Вальд стал переливать смесь в посудину большого амулета, и задумался, как артефакт поймёт, что зелье должно восстанавливать силы, а не останавливать кровь.
Кристи словно услышала его мысли, и подстегнула: "Не ленись, помни, что за зелье хочешь получить, какое припомнишь, таким и выйдет".
Мальчик вдруг вспомнил мамины упражнения. Они выглядели играми, но тоже требовали сосредоточиться на одной цели.
Вальд привычно стал рисовать в уме желаемое, от внешних черт к внутренним качествам. Во-первых, от них ждут жидкость, во-вторых, у неё должен быть приятный цвет, пусть будет зелёный или синий. В-третьих, от неё будет чувство кипучей бодрости, чтобы драться, или носить тяжести можно было без устали и очень долго. Да, долгая кипучая бодрость.
Руки сами прикоснулись к амулету и включили нагрев, мальчик продолжал удерживать в уме придуманный образ.

Когда зелье полилось в призрачный флакон, оно приобрело цвет больше зелёный, чем синеватый.
Флакон понемногу рос, становился пузатее, наконец, принял в себя всю порцию жидкости, обзавёлся пробкой и перестал быть призрачным, вот он отделился от носика реторты и упал в руки хозяйки мастерской.
- Не разбей посуду, тут тебе нет имперских удобств - дежурно укорила она мальчика, а сама всё смотрела сквозь зелье, на просвет.
- Очень неплохое зелье ты сварил, мой мальчик - голос тётушки Кристи дрогнул, а глаза заслезились.
Вальд не мог понять, чем обеспокоил пожилую мастерицу, что сделал не так. Может быть, она просто давно не работала на старом алхимическом станке?

В следующие дни мальчик и тётушка Кристи поработали на обоих станках, и Вальд усвоил, что главное для алхимика - хорошо понимать, какое зелье делаешь, и для кого.
Оба станка требовали от алхимика ясного образа зелья. Без чёткого представления о конечном продукте имперский станок выдавал зелье очень невысокого качества, на королевском же вовсе получался брак.
Вальд освоил всего несколько рецептур, на те зелья, действие которых ему было легко представить. Но эти зелья у него удавались на славу, тётушка Кристи продавала их дорого, как чистые и крепкие, и у мальчика стала копиться личная доля с продаж.


Глава тридцать шестая, где всё сложно

Утро началось бодро. Вальд и дядя Айбо вместе умывались, и чистили зубы мятным порошком.
Мальчику было особенно приятно сознавать, что он уже делал такой порошок сам. Он помнил, как мял в ступке мел, как делал экстракт мяты, и в сухом виде перемешивал его с мелом.
Может быть, их соседи сейчас уже чистят зубы порошком, который сделал он.

На завтрак их позвала тётя Марта.
Всегда словоохотливая, она опять сыпала слова тихо и мелко, речь её звучала также уютно, как уютно было на её кухне.
Вальду показалось, что она нарочно много говорит, чтобы каждая тряпица или ложка здесь пропиталась её, тёти Марты, говором и норовом.
Расставляя тарелки, хозяйка умудрилась втиснуть в свои щебетания новости о том, что у Вальда нашлись добрые соседи, которые собрали с пожарища всё, что уцелело ценное, и теперь в этом большом ящике на кухне лежат его семейные столовые приборы, посуда и что-то ещё. Всё это принесли вечером бывшие соседи мальчика, а она будет эти вещи перебирать, отмоет, и к вечеру на них можно будет взглянуть, и Вальд выберет, что поставит в своей комнате, а что сам уберёт обратно, в ящик, где и будет хранить.

Мальчик теперь молча ел, и думал, что в этом ящике и кто это принёс. Ещё он подумал, что гадать об этом придётся весь день, пока не вернётся из мастерской. Удружила тётя Марта с сюрпризом.

Но вечер не принёс разгадок. После обеда за мальчиком в лавку зашёл, как обычно, дядя Айбо, и предложил навестить родную улицу. Может быть, поговорить с помнящими добро соседями.

До своего дома Вальд не дошёл самую малость.
Перед знакомыми домами он невольно сбавил шаг и отстал от дяди Айбо, потом совсем остановился.
Он не мог дальше идти. Впереди было всё сразу, и недавняя злоба соседских детей, и злое пламя пожара. А ещё воспоминания о прошлой жизни, спокойной и с родителями.
Позади раздался шум, кто-то кричал, что-то грохотнуло, но Вальд не замечал.

Услышал Айбо Эсмарх. Он обернулся, и пошёл на шум. За углом остановилась тележка мелкого торговца, на таких возят товар на рынок и с рынка.
Близился вечер, и похоже было, что продавец возвращается домой. Но он суетился вокруг своей коробки на колёсах, кричал: "Караул! Убивают! Ограбили!", и рядом откуда-то появлялись прохожие, останавливались и тоже что-то обсуждали, горячились и гневались.

Вальд не долго простоял один, его привела в чувство такая оплеуха, что сверкнуло в глазах. А потом ему зверски, до хруста, вывернули обе руки и принялись их вязать.
Мальчик не мог ни закричать, ни возмутиться, хватал ртом воздух, и пытался вдохнуть.
Он ничего не понимал.
А рядом уже возникли бывшие его соседи, взрослые, они тыкали в него руками, один дядька с жёлтым цветом лица больно схватил за ухо, и они кричали на него жуткие вещи, ещё худшие, чем он слышал от их детей.

Рядом возник и дядя Айбо. Он что-то требовал от схвативших мальчика взрослых, и Вальд понял, что его держит один стражник, а второй безо всякого почтения что-то возражает дяде Айбо.
Правда, первый при этом растолкал взрослых от мальчика, и они больше не дотягивались до него.

Ор длился очень долго. Взрослые соседи что-то требовали от стражников, дядя Айбо что-то доказывал соседям.
Рядом стояла ручная тележка, и её хозяин бегал между стражниками и Айбо, размахивал руками и тоже что-то кричал.
Вальд не мог заткнуть уши, чтобы не слушать злую клевету взрослых о себе и своих родителях, поэтому старался не слышать никого. Он уставился в одну точку, где-то на стене дома поодаль, и смотрел туда, не отрываясь, и не двигаясь.

К нему уже подходили и дядя Айбо, и только что появившийся десятник стражи, они пытались с ним заговорить, но мальчик не отвечал, и продолжал смотреть в одну точку.


Глава тридцать седьмая, под стражей

Айбо страдал, его мучили несправедливость людей и безразличие стражи.
Было очевидно, что мальчик невиновен в происшествии, но против него собралась кучка недоброжелателей, с криками указывают, будто он преступник. А истинные грабители, обокравшие тележку, убежали, и стража не делает ничего для их поиска.

Айбо на секунду задумался, вспоминая терминологию. Кража - хищение без ведома потерпевшего, грабёж - отобрали силой, разбой - отобрали силой, с угрозой убить или покалечить. Разбой это, или грабёж?
Он посмотрел на торговца критически - наверное, шеф будет определять, была ли угроза здоровью ограбленного при взломе телеги.
По крикам тех, кто столпился на месте происшествия, выходило, что торговец распродал товар и вёз выручку в телеге, домой. Здесь к нему подошёл верзила с дубиной, молча проломил дощатый борт, и пошёл за хозяином тележки, мерзко скалясь. В это время к ним подбежал подросток, вынул деньги и свистнул верзиле.
Затем оба скрылись, разошлись в разные стороны.

Айбо настолько задумался, что не сразу заметил появление своего шефа. Эпрон возник, словно из ниоткуда, был сосредоточен и внимателен, сразу озадачил всех присутствующих.
Зашевелились рядовые стражники, завозмущалась толпа - им теперь не позволяли расходиться.
Пошло белыми и бордовыми пятнами лицо десятника.
Эсмарх вслушался.
- Нет, господин десятник, я не собираюсь просить вас отпускать задержанного - голос Освода был холоден, вежлив, и это было признаком очень нехорошим.
- Раз уж вы его изволили задержать, то и доставите, но отчитаетесь по всей форме. Вам указали на него очевидцы? Потрудитесь взять с них показания, пока не разошлись.
- Но... господин начальник, там уважаемые граждане Менска ...
- Если не возьмёте показания с них, придётся описать собственные умозаключения, которые вас убедили подозревать задержанного.
- А ... я же всего лишь десятник, господин глава разбойного...
- Вы, пока что, целый десятник городской стражи. Не рядовой стражник, и не сообщник разбойников.
Посоветую вам либо начинать писать, либо собрать показания с очевидцев.

Эпрон переговорил с десятником, и тот, потемнев лицом, резво, как ужаленный, ринулся работать с накопившимися зеваками.
Айбо хотел теперь подойти к шефу, но тот сам его подозвал.
- Как думаете, что так увлечённо разглядывает наш мальчик?
- Он очень расстроен непорядочностью соседей, шеф. Предполагаю, что он сейчас никуда не смотрит.
Эпрон вновь оглянулся на мальчика, словно оценивал, и продолжил разговор с помощником.
- Вы, наверное, уже осматривали место происшествия? Давайте, осмотрим ещё раз, вместе. Как вы полагаете, чем проломили эту доску?
- Очевидцы утверждают, что некий верзила проломил борт ударом дубины.
- Ударов было всего два, Айбо, и они разбили боковую доску на три куска, средний вывалился, так что нанёс их сильный, или просто взрослый, но очень хорошо владеющий этим оружием. А вот место для пролома выбрано в самом низу. Либо наш верзила был невысок, либо ... как вы думаете, почему проломлен борт, а не сбит замок с дверки?
- Могу предподожить, злоумышленники знали, где искать выручку?

- Очень похоже на то. Громила ударил там, куда ему показал наводчик. А затем наводчик просунул руку в пролом, и вытащил кошельки. Причём так спешил, что зацепился рукавом и оставил на расщепе вот эти нитки. Что вы скажете о них, Айбо?
- Нити толстые, из грубой ткани. Мешковина, или недорогая одежда.
На Вальде одежда совсем другая, шеф! Кроме того, мы можем проверить его рукава, я уверен, они будут целыми!
- Вы правы, но давайте, не станем спешить.
Лучше немного пройдёмся.
К удивлению Айбо, его шеф направился к тому дому, на который упрямо глядел Вальд.
К ещё большему удивлению лекаря, шеф вскоре что-то отыскал у стены.
- Как вы полагаете, Айбо, что здесь лежит?
- Лоскут. Полагаю, тот самый кусочек ткани, которым воришка зацепился за поломанные доски?
- Очень похоже, что именно он. Мне всё больше нравится работать с нашим мальчиком, Айбо.


Глава тридцать восьмая, в которой мальчик получает свободу, и не знает, надолго ли

Руки Вальду развязали только в караулке.
По стражникам было видно, что они сами не рады, что его задержали. Но они молчали, и мальчик молчал.
Десятник вовсе не показывался, словно был очень занят.
Отпустили его только к полуночи, когда десятник сумел внятно изложить на бумаге, почему он мальчика задержал, и на основании чего полагает необходимым освободить из-под стражи.
По версии десятника, мальчик был непричастен, а вина стражи в том, что не приняли мер к задержанию виновников, лежала на самих стражниках, неверно истолковавших показания очевидцев. Показания очевидцев лежали, подписанные, неаккуратной стопочкой на столе, рядом с объяснениями десятника стражи.
Десятник был по-прежнему багров на лицо, а глава разбойного приказа хмурился.

Домой Вальд и Айбо ушли вдвоём, Эпрон задерживался.

Новый день прошёл тихо. В мастерской тётушки Кристи  Вальд терпеливо делал грязную работу и с удовольствием углублялся в создание зелий, порошков, или просто растворов.
У него всё получалось, и мальчик обрёл уверенность в своих силах.

Было так до тех пор, пока тётушка Кристи не задала ему задачу изготовить зелье кузнеца.
Вальд охотно подобрал сырьё для зелья из имеющихся трав, и мастерица его одобрила. На имперском станке Вальд даже получил конечный продукт.
Но зелье вышло настолько неубедительным для хозяйки, что она его забраковала сразу.
- Никто у нас такую жижу не купит, мальчик. Зряшная трата материала, и никакого проку от зелья, очень слабо.

Вальд и хотел тут же переделать заново, и останавливал сам себя - что он сумеет переменить, если начать по новой?
- Тётушка Кристи - сказал он, поразмышляв - я не могу хорошо представить, что надо кузнецу для работы.

Вот после этого и отправился юный алхимик к кузнецу, проситься в ученики.
Компанию ему составил Айбо, и пришли они к своему знакомому, кузнецу Вакулу.

Вальд теперь прибегал на настоящую, мужскую работу. У него появились своя роба и свой кожаный фартук.
Мальчик был самым младшим в кузнице, и ему достались самые мелкие и суетные работы по хозяйству, но Вакул сохранил доброжелательное отношение к ученику, и находил моменты, чтобы подсказать важное.
Когда Вальд второй раз подметал полы, хозяин уже не повторялся, где и как мести, он обращал внимание, почему горн так близко к стенке - чтоб не биться об углы его стола, почему наковальня прибита к основанию, и до неё с любой стороны свободно на размах рук.
Ученики постарше тоже слушали, и кузнец пояснял уже для всех - почему он держит клещами заготовку не прямо перед собой, а сбоку. Почему команду "бей" ученик должен исполнять только от хозяина, а "стой" от любого.

Первой работой Вальда стал большой гвоздь.
Мальчик держал железный прут сам, рукой, потому что ещё не владел клещами. Поэтому же прут был таким длинным, больше его локтя.
Грел сам, пока мастер не сказал запоминать цвет и тащить работу на наковальню.
Бил тоже сам. Нагретый конец прута плотно приложил к наличнику наковальни, и стучал молотом, утончая и сквадрачивая.
Опять грел, и вновь сквадрачивал.
А потом начал тянуть. Квадратную часть прикладывал теперь к круглому рогу наковальни, бил клином на задке молота, целить старался через серёдку рога, и металл не плющился в бока, а только удлинялся, словно в длину ему казалось расти свободнее.
Хозяин на что-то указывал, и Вальд не столько слышал слова, сколько понимал - надо, чтоб четырёхгранник ровно шёл на конус, без волн, и бил снова.

Когда длина и конус гвоздя достигли меры и плавности, кузнец махнул рукой на наличник наковальни, и Вальд стал выпрямлять гвоздь в струнку. Было уже легче, руки немного сами чувствовали железо, но подустали.
Чтоб отрубить от прута, потребовался новый инструмент. Вакул вставил в круглое отверстие наковальни стальное приспособление, оно теперь смотрело вверх толстым тупым лезвием, и походило скорее на нож сапожника, чем на зубило.
Вскоре прогретая часть отделилась от прутка, с резака упала первая в жизни мальчика поковка.
Но ещё не гвоздь.
Кузнец поставил на наковальню следующую приспособу. Это была шляпница, железная трубка стояла над отверстием в наковальне, и Вальд опустил туда, двумя руками, и уже клещами, светящуюся поковку. Её круглая часть осталась снаружи шляпницы, и мальчик теперь бил молотом, делая из толстого огрызка округлую шляпку.

Первый гвоздь хозяин отдал ученику, и велел сохранить.
- Всем покажешь, и спрячь в сундук. Достанешь, когда внуки пойдут, а до того времени он тебе и из сундука помогать станет.
Вальд опять не понимал, где кузнец серьёзен, а где шутит, и решил просто поверить.

Больше он таких здоровых гвоздей не делал.
Вакул посмотрел на его ладони, и сказал, что они крупные для его роста. А у людей с большими ладонями лучше удаётся работать над мелкими вещами.

Вальд был так рад, что поделился успехами в доме Эсмархов, и эти взрослые были рады вместе с ним.
А тётушка Марта даже сказала, что, если Вальд не пожелает становиться алхимиком, он точно сможет стать хорошим кузнецом.

Но Вальд уже не видел себя без алхимии. Ему нравилось это занятие, он видел в нём не столько ремесло, сколько искусство, и расставаться с ним не желал.
Он по-прежнему умел делать совсем немного рецептур, но его работа удавалась не хуже, чем у самой тётушки Кристи, люди покупали сделанные им товары, и хозяйка уже дважды выплатила ему накопленные с доли деньги, тридцать две монеты.
Для ребёнка приличная сумма. Для взрослого просто заметная.


Глава тридцать девятая, во кузнице

В следующие дни Вальд вернулся в мастерскую тётушки Кристи, и трудился там до полудня.
А после обеда работал в кузнице, на отдельной наковаленке, как будто нарочно сделанной под мелкие гвозди.
Шляпки для них формовались отдельной приспособой, фигурной чашечкой на собственной ручке. Мальчику особенно понравилось заканчивать каждый гвоздик, удерживая в одной руке формовку, в другой молот - из шляпницы он доставал аккуратные гвоздики с узорчатой шляпкой.

Временами он поглядывал на работу других учеников. Один из них делал железные цветы для садовой скамейки. Молотком, на наковальне, выбивал из железных полос стебельки и прожилки, собирал по одному листочку настоящие железные цветы.

А ещё Вальд заметил девочку на улице. У неё была тонкая дощечка, на которой прицеплена бумага, и она там рисовала. Она высунула язык от усердия, это было так мило, что Вальд улыбнулся. Он потом видел её каждый день, когда шёл в кузницу.
Она, наверное, тоже видела его, но почему-то делала вид, что ей неинтересно даже взглянуть на него. Вальд решил, что она занята чем-нибудь очень важным, и поэтому старался проходить мимо неё так, чтобы ничем на себя не отвлечь.

Кроме гвоздиков, хозяин разрешил Вальду сработать клещи. Работа получилась сложная.
Все действия были простыми - мальчик уже мог сам греть железо, и придавать ему простые формы, но без помощи Вакула заготовки не складывались в изделие.
Две полосы железа он нагрел, и закрутил концы поперёк, в тисках.
Но дальше пришлось правильно отбить место под клёпку, чтобы клещи полностью раскрывались.
Потом мальчик впервые сам пробивал отверстие в горячем железе и кузнец его учил пользоваться пробойником, ровнять полосы молотом, затем отверстие правилкой.
Губки инструмента не хотели смыкаться, а ручки пришлось исправлять два раза.
Вальд вновь ощутил себя самым младшим учеником.

Однажды, когда он шёл в кузницу, девочка сама с ним заговорила.
Это было неожиданно, и мальчик не знал, как ему отвечать.
- Это планшет! - громко заявила ему девочка.
Вальд промолчал.
- Ты ведь каждый день проходишь рядом со мной, и делаешь вид, что меня здесь нет. А сам, наверняка, хочешь спросить у меня, что я здесь делаю, и что у меня в руках.
Я рисую городской пейзаж, и это у меня настоящий планшет.
Мальчик помедлил, и ответил.
- Здравствуй. Я понял, что ты тут рисуешь что-то важное. Наверное, ты просто хочешь познакомиться?
- Дурак! - девочка вдруг вся вспыхнула от негодования - очень я хочу знакомиться со всяким ремесленником! Да мне этот планшет папа привёз, из столицы!
Вальд не понял, что он не так спросил, и решил, что, раз уж с ним не хотят знакомиться, то ему пора на работу. Он и пошёл.
А девочка разозлилась, зло посмотрела, и что-то ему кричала в след. Но он только чуть согнулся, и не стал слушать. Он наслушался всякого и без этой девочки.

После работы над настоящими клещами кузнец стал давать Вальду вместо гвоздиков задачи повеселее.
Мальчик теперь то крутил проволоку, поначалу короткие отрезки в кольца, затем и длинные - в пружины. А то гнул раскалённые полосы, когда в размер, а когда в совпадение пропорций с уже готовыми поковками.
Ещё учился закаливать железо, но тут всё зависело от слов кузнеца - как он велит, так и надо было делать. Оказалось, что железо бывает очень разное. А сталь тем более.
Но Вальд чувствовал, что ещё совсем немного, и он попробует снова взяться за "зелье кузнеца" в мастерской тётушки Кристи. Он будет уже кое-что понимать, что требуется от такого эликсира.

Вот в таких благодушных мечтаниях Вальд и пребывал, когда увидел гостя, что пришёл торговаться с кузнецом.
Это был тот воришка, что приходил к племяннику торговца Бернара. А при нём был знакомый мешок, со знакомыми перчатками, от эльфийского доспеха.
Вальд был чумазый, в кузнечном фартуке, такой же точно, как другие подмастерья, но постарался наблюдать незаметно, и из своего угла не высовывался.
Похоже было, что хозяин посомневался, но купил товар, который воришка не смог сбыть торговцу.

Вальд не стал раздумывать, и вечером подошёл к хозяину, переговорить.
Перчатки такие могли стоить монет до 50, если совсем новенькие, но удалось выкупить именно эти, и всего за 30, видимо, кузнец сам понимал, что товар с дурных рук. Вальд не ответил, зачем покупает, только попросил какое-то время не говорить никому, что их купил он. Кузнец согласился, и пообещал спрятать товар у себя, пока мальчик не принёс деньги.


Глава сороковая, в которой сыщики собрались за столом

За ужином Вальд спросил дядю Айбо, ведётся ли расследование по его сгоревшему дому.
- Да, Вальд, уже скоро Эпрон Освод выступит на городском сходе. Назовёт виновных, и объявит для них наказание.
- А кто виновные?
- Обвинение у нас есть только против полуорка, Велдера.
- Разве он один ... всё делал?
- Он не был один. Но будет лучше, если мы поговорим обо всём этом втроём. Мы с тобой должны сходить к Осводу.

На следующий вечер они и вправду разговаривали втроём, но опять в доме Эсмархов.

Здесь Эпрон рассказал им, что будет в ближайшие дни, и как всё было в ночь пожара.
...Двое крадутся по ночным переулкам, у одного из них винный бочонок. В нём горючее для поджога.
Дверь дома вскрывает полуорк, отмычками, с применением зелья, улучшающего навыки взлома замков.
Он же оглушает спящих хозяев ударами дубинки.
А его сообщник велел уложить их обратно в постель, и закалывает кинжалом, в грудь и в голову, каждому по два укола.
Преступники забирают небольшие и ценные предметы - деньги и драгоценности, затем обливают тела маслом и готовят поджог. Они выкладывают горючие материалы - постельное бельё, одежду, в один фитиль, он протянулся от спальни до самого очага.
Вот ровно до этого момента сообщник эльфа был в перчатках.
Затем поливают тряпки светильным маслом, и тут его подельник перчатки снимает, чтобы не марать.
А в винный бочонок полуорк прячет свою долю - монеты и недорогие ценности. Всё золотое и дорогое забирает сообщник.
Дверь закрывает опять полуорк, отмычкой.
После этого они расходятся.

- Вот такие показания дал задержанный полуорк Велдер.
- Вальд, не желаешь чего сказать нам о доспешных перчатках одного эльфа?
- Нет, дядя Эпрон. Но я их честно выкупил.
- Хмм. Хорошо, Вальд.
А что скажешь ты, друг мой учёный, Айбо?
- Полуорк добровольно заговорил?
- Не совсем. У него был выбор. Если продолжит молчать, я пригрозил, что приведу мага, мозголома. А если даёт показания, ему зачтётся. Немного.
Айбо промолчал.

- На пути к месту преступления их видели вместе.
Полуорк с винным бочонком, и имперский эльф. Шли рядом, туда, где вскоре сгорел дом. За полчаса до пожарной тревоги.
Видел их один мелкий воришка, знакомый нашему мальчику. Но в документы эти показания не попадут.
- Потому, что имперский инспектор всегда находится при исполнении? - уточнил Эсмарх.
- Да, Айбо. Поэтому он неподсуден.
Кстати, я думаю, тебе стоит рассказать мальчику, за что инспектор возненавидел его родителей.

Айбо решился не сразу, пару минут он вспоминал и сомневался. Но, всё же, решился.
- Мы встретились случайно. Эти... поджигатели пришли жечь очередную семейную библиотеку.
Жене хозяина стало плохо, искали лекаря, и вот так позвали меня, я туда пришёл.
Наверное, ваша мама была её подругой, потому что оказалась там же.
А потом она не стала молчать. Хозяина даже не избивали, он был сломлен духовно, и молчал, даже когда его библиотеку стал выбрасывать из окна, во двор подручный инспектора. Ну, этот полуорк.
А твоя мама, Вальд, она говорила. Говорила так, что её слова, думаю, все соседи запомнят.

Она не давала клятв, не сыпала угрозами. Она обращалась к нашей памяти и стыду перед предками.
В её речи последними словами были вот эти:
"...Да как они смеют насаждать свои и жечь наши книги! Ведь ещё лет двадцать такой жизни, и эти имперцы перепишут нам прошлое! Мы забудем, как предки ходили по морям вокруг света, нас скоро приучат верить, будто ... может быть, в своих следующих книгах они нам напишут, будто наши предки были рабами у драконов!"
Я хорошо запомнил. А потом её ударил тот полуорк, с ненавистью. По лицу.
Она не упала, но замолчала и только смотрела на нас, и мы, никто, не могли ничего сделать против.
Нельзя оказывать сопротивление имперской власти. Мы слишком хорошо это усвоили.

Вечерняя беседа после слов Айбо длилась недолго.
Когда Марта, хозяйка дома, прощалась с Осводом, было заметно, что и на неё эта речь произвела впечатление.


Глава сорок первая, судный день

Дело об ограблении тележки торговца было недостаточно значительным, чтобы отдавать его в городской суд. Поэтому его разбирал лично глава разбойного приказа.
Однако же, на площади у здания стражи было многолюдно, в толпе мелькнули даже лица стряпчих кого-то из богатых горожан. А рядом с Осводом зачем-то стоял председатель городского суда.

Первым вызвали мальчика. Вальд готовился к этому заранее, но так и не смог пересилить тяжесть нацеленных на него взглядов.
По толпе прошелестел говорок, и стих. Кричать ему злые наветы сейчас никто не смел.
Какой-то служащий, кажется, из писарей стражи, стал зачитывать, какие обвинения были выдвинуты мальчику в связи с ограблением.
Было их немало, с каждым новым Вальд всё больше отстранялся от происходящего, ему было не по силам вникать, ему было тяжело. Грохот собственного сердца казался громче чужих голосов.
Когда, вслед за обвинениями, писарь зачем-то зачитывал имена обвинителей, публика беспокойно переглядывалась, но мальчик не замечал ничего.
Он откликнулся только на слова Эпрона: "...На основании изложенных фактов постановляю, считать перечисленных лиц лжесвидетелями, обвинённый же ими Вальд Болхов полностью оправдан перед законом".
К мальчику подошёл дядя Айбо, отвесил официальный поклон, и с торжественным выражением на лице увёл его с площади.
Дальше речи опять читал писарь, а публика почему-то волновалась и начала шуметь.

Когда разбирательство завершилось, мальчик и помощник сыщика шли по городу вдвоём.
- Понимаешь, Вальд, зачем тебе досталось это испытание?
- Нет, дядя Айбо.
- Если бы тебя просто освободили из-под стражи, и более не вспоминали о твоей связи с этим делом...
- Но я ведь никак не...
- Да, ты непричастен. Но досужие соседи годами припоминали бы, как тебя обвинили в причастности к грабежу.
Все забудут, что Эпрон на следующий же вечер выследил и арестовал обоих грабителей, карманника в рубашке с порванным рукавом, и верзилу, умеющего ломать доски и корчить страшное лицо.
А вот чужую вину могут вспоминать годами. Особенно те, кто сам её и выдумал.
- А теперь что такого изменится?
- А теперь весь город будет вспоминать, что четыре его благополучнейших семейства оштрафованы сегодня за клевету, мальчик. Они будут спорить, писать апелляции, но вердикт уже подтверждён городским судом, а председатель лично проверил его законность. Это событие будут вспоминать десятилетиями.

Мальчик и взрослый человек дошли до самой кузницы. Лекарь знал, что сразу после сильной душевной нагрузки стоит заняться работой для тела, и лучше работой попроще.
А мальчик опять увидал художницу. Она сегодня была не одна, рядом стояли два любопытных подростка. Увидев Вальда, девочка оживилась, заговорила с ними, и, зачем-то, приблизила одного к себе и своему планшету, засмеялась звонко над чем-то. На Вальда она не смотрела так нарочито, что ему стало неприятно, будто его хотят в чём-то обмануть.

В кузнице Вальд привычно сменил одежду, даже взялся за работу. Но когда он посидел на корточках,  отбирая поковки, а затем резко попробовал встать, то сомлел. Его качнуло в сторону, руки сами вцепились в столб и он еле устоял на ногах.
Хозяин заметил, но не стал выгонять.
- Ковать сегодня не дозволю, малыш. Хочешь, иди на дворе посиди, хочешь, сразу домой.
- Дядя Айбо сказал, мне надо сегодня потрудиться на простой работе.
- Простой? Ладно, малыш. Ополоснись из бочки, и становись к ручным мехам, там тоже работа.

Малые меха были древние, они скрипели и, с посвистом, поддували вбок. Но мальчику понравилось их качать. Это была работа.
Хозяин командовал, когда дуть, подправлял, и Вальд не столько разбирал слова, сколько угадывал смысл.
Было не слишком сложно, он был занят хорошим делом, и чувствовал, что вместе с потом из него уходят напряжение и опаска. Кажется, это была опаска перед теми взрослыми, которые недавно пытались задавить его тяжёлыми взглядами и подлыми словами.


Глава сорок вторая, эльфийские письма

Комната у Мицеля была с деревянным потолком. Доски давно потемнели, лишь местами проглядывали коричневые линии. Эльф смотрел в потолок, лёжа на кровати, в сапогах. Лицо его сейчас показалось бы безвольным и рыхлым.
Ему не нравилась привычка людей разуваться, ходить по комнатам в тапочках и расстилать всюду  половики.
Постельное бельё? Его обязаны вовремя постирать слуги.

Но вот острые уши шевельнулись, и в лице произошла хищная перемена - кто-то поднимался по лестнице. Женщина или кто-то молодой, шаги лёгкие.
Закончился тихий стон ступеней, неизвестный пошёл по коридору. Мицель ощутил свой меч - рядом, висит у изголовья, можно вытянуть из ножен и нанести удар в одно движение. Пусть войдёт. Эльф уже с неделю, как совсем перестал нервничать, и ждал плохих событий.

Действительно, шаги остановились у его двери и кто-то постучался.
- Господин Мицель, вы у себя?
- Открыто, войдите.
Дверь открыл гонец.
- Вам письмо.
Гонец посмотрел недоверчиво, заходить в комнату не стал, положил конверт на одёжную полочку, и тут же вышел.
Пришлось вставать. Письмо, конечно же, было от супруги.

За окном полыхал закат, небо у горизонта было чистым, но над городом шли облака. Пора закрыть ставни.
Мицель не спешил открывать конверт, обдумывал. Денежные переводы он сделал недавно, и на семейный счёт, и на секретный "фонд помощи отцам" - в свою заначку. Обещанные драгоценности ещё не высылал, необходимо накопить до заполнения дорожного сейфа, так выгоднее перевозка, а риск тот же.
Попытался вспомнить образ супруги, достал из бумажника её портретик. Если она заскучала, эти глазки сейчас должны смотреть исподлобья, она всегда так делает, когда недовольна. А она обязательно скучает, если не появился новый любовник, или не случилось новостей по службе.
Вот теперь он был готов разрезать конверт и читать письмо.

Через четверть часа эльф вновь валялся на кровати, опять вялый и расслабленный, тем не менее, ум его был занят работой.
Жена обещала, что устроится в миссию помощи нуждающимся северянам. Пожалуй, это означает грядущее усиление имперской агентуры в королевстве, так было всегда. Под разговоры о филантропии и меценатстве эльфы внедряли свои организации в чужие государства. А теперь тоже самое происходит от имени империи. У старого лорда Баткома должно прибавиться подчинённых неэльфийского происхождения.
Видимо, супруге это принесёт повышение по службе. Значительное, если только её злейшие подруги не станут в миссии начальницами.
А ещё отсюда вытекает, что их встреча с супругой откладывается, но зато их владения на родине будут обширнее и богаче.

Поразмышляв, инспектор сел к столу, и заскрипел пером по листу бумаги.
Письмо выходило привычно - вежливое приветствие, затем много лести и почтения к супруге, обязательное напоминание о своих страстных чувствах и обещание тихого, уютного чуда.
А ещё он написал о важном. Как здесь, в провинциальном захолустье королевства, встретил ценную находку. Бард, не просто воспевающий эльфийских героев. Больше. Он начал писать книгу, и в его повествовании родился образ "эльфы - Дивный Народ из лесов"!

Не хитрые и опасные враги, не злопамятные и предусмотрительные союзники, нет! "Дивный Народ" - это новый образ, который необходимо внедрить в умы людей, и руководство наверняка повелит делать это, как можно скорее и шире.
Очень полезный сочинитель, его надо немножко подкормить, обогреть надеждами на признание. Может быть, даже отвезти в столицу. Но не раньше, чем допишет хотя бы первую книгу. До появления книги он должен быть "голоден, как художник"!
Вписав важное сообщение между строк своего нежного письма к супруге, Мицель был совершенно удовлетворён сегодняшним днём.

"Что бы ни принёс завтрашний день, сегодня я на коне", - думал немолодой эльф, запечатывая конверт фамильным перстнем.


Глава сорок третья, всё по плану

Утро началось внезапно. Вальд проснулся, уже сознавая, что должен делать. У них с дядей Айбо был план.
Вальд на мгновение забеспокоился, задержал умывание, и спросил: "У дяди Эпрона дуэль намечена сегодня?". Айбо взглянул на мальчика, и коротко ответил: "Да. И нам стоит её упредить."
План был, никуда за ночь не исчез, оба о нём помнили, и Вальд обрёл уверенность.

Завтрак показался короче, чем обычно, мужчины ели молча. Но тётя Марта не обиделась, она не знала про план, но чувствовала, что её мужчины заняты важным делом.

Вышли из дома вместе, взрослый человек шёл с кожаным лекарским саквояжем, мальчик с мешком, пока что пустым.

Город совсем проснулся. По брусчатке цокали лошади - извозчики завезли торговцев, и возвращались с рынка, кто в конюшни, кто на заказ. Последние подмастерья спешили в ремесленный район, там уже начиналась работа.
Вот уже и первые служащие потянулись в управу.
Айбо иногда раскланивался с встречными, Вальд шёл свободно, ему кланяться было не перед кем.

На рынке Вальд купил курицу. Настоящую, живую.
Айбо помог ему, попросил у продавца курицу на еду, не несушку. Ещё авторитетно подтвердил, что им нужна непременно живая. Может быть, они и не станут её есть.
Продавец сделал вид, что ничуть не удивлён и даже цену не ломил - первого покупателя надо уважить, с него начнётся день.

После рынка двинули в здание стражи, и там ждало настоящее испытание. Потому что в нём придётся ждать, и, скорее всего, долго. Что будет после, Вальд старался не думать. У него был план, и он должен был сделать всё на совесть. А там пусть будет, как боги решат. Вальд, наконец, вспомнил это слово, редкое - совесть, и совместная весть, и свой вестник. Кроме людей, больше ни в чьих языках нет такого слова. Да и у людей в ходу у северян только. Ну, до войны было в ходу. Дедушка говорил, и отец тоже.

В караулку пришли стражники, седые и в возрасте. Наверное, им было не надо на смену, они рассаживались по лавкам, слева и справа. В доспехах, двое принялись подгонять ремни шлемов, один возился с поножами. "Наверное, давно не надевали", - отметил Вальд.

Он смотрел на ветеранов, зачем-то пришедших сюда, но сам продолжал думать об отце и дедушке.
Как давно он их не вспоминал. О дедушке и обеих бабушках он старался не думать, чтобы не ворошить память о трагическом переезде с Края Света сюда. А о родителях не вспоминал, потому что было страшно думать о пожаре, сознавать, что они ушли совсем из его жизни. Эти мысли угнетали, когда он бродил по городу, сразу после пожара.
Но сейчас ему было попроще, с ним были дядя Айбо, дядя Эпрон и тётя Марта. Он был не один, и теперь хотелось поделиться душевным теплом с родителями. Он уже мог им делиться, и мысленно сейчас благодарил - за добрую науку, за любовь. Вспоминал победные чувства от варки первого достойного зелья, от первых удачных гвоздиков, делился этой радостью с родителями. Он знал, что ушедшим необходима такая поддержка, и был благодарен им и за это.

Ветераны городской стражи посматривали на мальчонку, и переглядывались, они делились сомнениями, молча и без слов кивали друг другу, мол, мальца прикроем, а в деле всё решит старшОй.

Вальду не было страшно, но пришло чувство чего-то огромного и решительного. Огромного, как драконы в ночном летнем небе, и решительного, как катящийся со скалы валун. Вальд чувствовал, что скоро будет момент, похожий на такой валун. Он сейчас ещё покоится на скале, но куда его легонько подтолкнёшь, туда он и обрушится.


Глава сорок четвёртая, прощальная

Первым вошёл дядя Эпрон. Но сейчас он был вовсе не дядя. В мундире, и даже с мечом, сейчас он был настоящий глава разбойного приказа, при параде.
За ним тихо вошёл его помощник Эсмарх.
- Готов ли ты, мой мальчик? - спросил Эпрон, и это было необычно, к нему так обращался только добрый и отзывчивый Айбо.
- Я готов. У меня всё готово - пощупал мешок мальчик, и ответил взрослому.
- В мешке у тебя курица, Вальд? - громко спросил Эпрон.
- Да, я купил её на рынке, при дяде Айбо. Намерен пожертвовать свою курицу на нужды разбойного приказа, господин глава!
- Молодец! - чуточку устало ответил Освод - сиди здесь, будь спокоен, когда будет твой момент, я попрошу тебя подняться, и ты сделаешь один шаг вперёд. Запомни, вот сюда.

Четверо ветеранов стали взводить самострелы, по молчаливому кивку Эпрона.

Когда в караулку вошли начальник стражи и имперский инспектор, Вальд уже утомился ждать, но не скучал. Он был сосредоточен. Его момент приближался.
- Господа, у нас есть важное заявление для господина инспектора. Дело серьёзное, и хотелось бы разрешить его при свидетелях.
Четверо стражников стояли теперь с заряженными самострелами, и, почему то, их оружие было направлено в точку над головой Эпрона.
- Может быть, уважаемый глава разбойного приказа уже приступит к изложению этого важного дела? - голос эльфа был мягок и холоден.

Но Эпрон кивнул мальчику, и тот сделал один шаг вперёд. Оружие стражников теперь направилось в потолок над головой мальчика.
- Ты был там! - громко и отчётливо произнёс Вальд. Он сейчас сам не верил, что осмеливается так дерзко говорить перед самыми важными лицами города. Он чувствовал, как в его мыслях валун покачнулся в последний раз.
- Ты был на поджоге дома моих родителей!
Я видел, как ты искал свои перчатки! А теперь у меня есть то, что тебя убьёт, клянусь Богом - Императором!
На последних словах мальчик высоко поднял мешок и выставил его перед собой на вытянутую руку. Валун рухнул со скалы.

А эльф на последних словах молниеносно, одним росчерком, ударил мечом.

Щёлкнули дробно самострелы, ощетинивая бока инспектора короткими древками тяжёлых стрелок.
Время замедлилось.
Первым упал мальчик, его грудь залилась кровью.
Потом зашевелился эльф. Он смотрел куда-то вперёд, и лицо его было удивлённым. Вот он пошатнулся, и стал заваливаться на бок.
А затем заголосил начальник стражи: "Вы понимаете, что вы наделали?!".

Но его никто не слушал.
Один из ветеранов молча пнул тело инспектора, загоняя стрелу в доспех глубже.
Другие вдвоём подхватили мальчика, и осторожно, но быстро уложили прямо на стол.
Айбо Эсмарх уже раскрыл саквояж и приступал к работе.

Вальд запомнил, как действовал строго по своему плану, дождался эльфа и начал заготовленную речь.
Он должен был сказать про бога-императора, но, почему-то, пол ударил его в спину, и стало темно.
Когда очнулся, с ним был дядя Айбо и ветераны - стражники.
- Как жив, мой мальчик? Что чувствуешь, говори - Айбо что-то делал с его грудной клеткой, мальчик хотел посмотреть, но не смог поднять голову.
Видел только, что в руках дяди Айбо мелькают пинцеты и открытый флакон с розовым эликсиром.
- Вы меня чем-то колете. А ещё холодно в груди, справа.
- Это хорошо, мой мальчик. Это замечательно. Главное, не спи сейчас, говори со мной.
Вальд старался не спать, и говорил. Он спрашивал, и ему отвечали.
Что демонов эльф был слишком скор, и поранил нашего мальчика.
Что дядя Айбо сшивает мальчику жилы, порезанные эльфом. Подхватывает зажимом, стягивает пинцетом, сводит белое с белым, жёлтое с жёлтым, и сшивает, где капелькой зелья, где магической техникой.
Что имперский эльф наказан, совсем наказан, и больше ни к кому не придёт.
Что руку мальчику эльф повредил гораздо слабее, и её уже подлечил дядя Эпрон, пока этот хилый лекаришко возится со слегка порезанной грудью.
Что Вальд молодец, хотя и совался демонову эльфу под клинок, почём зря, но молодец, и руку ему залечили зельем, которое сам же Вальд и сварил.
Что сейчас будет больно, но следует запомнить, что бывает, когда одновременно стягивают рану и льют в неё зелье против ран.
Мальчик слушал, и ему было больно, и он запоминал ощущения от действия зелья.

А потом ему помогли слезть со стола и сесть на лавку.
Здесь он увидел, что зарубленная в мешке курица уже ощипана ветеранами, и её бодро потрошит один стражник, а другой шинкует овощи, и ему стало немного нехорошо, потому что их с курицей порезал один враг.

Есть совсем не хотелось, но Вальд уже мог сидеть со всеми, и попробовал угощение. Куриное жаркое было вкусным, и торжественный обед удался.
За столом были все люди, кто принял участие в их важном деле - четверо стражников, глава разбойного приказа и его заместитель, начальник городской стражи, и он - мальчик Вальд.
Лишь теперь он понимал, что их план удался - эльф не сдержался на словах о боге-императоре, и попытался его убить, но мальчик прикрылся мешком, и инспектор убил курицу в нём. А эльфа тут же застрелили стражники.
Вальда вернул из размышлений голос Освода.
- Да, юноша, теперь имперский закон и вправду позволяет убить на месте того, кто попался на убийстве чужой курицы. Но откуда это мог знать ты?

Голос Освода был насмешлив и бодр, но Эпрон знал, чего хочет. Ему было нужно, чтобы для мальчика сегодняшний день запомнился победой. Общей победой.
Потому что вскоре разбойные приказы могут исчезнуть. В них слишком много служит таких людей, для кого война с эльфами ещё не закончилась.

Конец первой части.