Марат и Бхарат

   Бхарат

   Однажды в Индии я встретил человека, воспоминание о котором до сих пор согревает душу.

   Неважно, как наши пути пересеклись. Важно, что это случилось.

   Общение с ним было удивительным. Просто побудешь рядом, и в душе наступает странное спокойствие. Будто все проблемы оказываются не такими уж важными, а большинство вопросов и вовсе можно не рассматривать.
   Работал он обычным врачом в психиатрической больнице. Прописывал уколы и микстуры, чтобы усмирить бурю в головах пациентов, но главным лекарством был он сам.   
   Он был непохож на других, и имя его в той же мере было необычным, труднопроизносимым.
   Сейчас, восстанавливая в памяти его образ, я не пытаюсь вспомнить его настоящее имя, слишком сложное для произношения. Тогда, в первые дни знакомства, я шутя начал называть его "Брат-Бхарат" - в честь высшей мудрости, подчерпнутой явно не из учебников, а откуда-то из самой глубины жизни, а также как дань уважения к его стране, которую многие местные называют "Бхарата".
   Так с его разрешения, он стал для меня Бхаратом, и сейчас под именем Бхарат он остаётся в моей памяти.

   Когда доктор Бхарат переступал порог палаты, казалось, сама физика помещения менялась. Воздух, только что звеневший от исступленных криков, становился тяжелее и спокойнее. Он не входил — он проявлялся, подобно тому, как на смену муссонному ливню приходит безмятежная тишина, насыщенная запахом влажной земли. Высокий, с сединой, тронувшей виски, как первые инеем тронутые горные вершины, он неспешно осматривал своих подопечных взглядом, в котором не было ни капли профессионального любопытства или отстраненности. В его глазах была бездонная, почти осязаемая тишина.

   Часто бывало, что для излечения достаточно было одного его слова, произнесенного тихим, бархатным голосом, заполняющим собой всё внутреннее пространство палаты. Его голос не заглушал крик, и при этом эффективно вытеснял панику пациента. Бывало, он просто молча садился рядом с буйным больным, и через несколько минут тот, истощенный борьбой с собственными демонами, затихал, будто найдя, наконец, прочный берег в бушующем океане своего разума. В его присутствии безумие теряло свою власть над несчастным, как тьма теряет силу при зажигании свечи.

   Он говорил мало, и его слова были похожи на гладкие, отполированные речные камни — они ложились в самую суть смятения, обладая необъяснимой весомостью.

   Пациенты, с которыми он беседовал, потом долго сидели в раздумье, словно впервые услышали о том, что внутри них есть нечто непоколебимое, фундаментальное, что можно наблюдать за бурей, не становясь ей.

   Со стороны это могло показаться чудом. Новый пациент, которого с трудом удерживали трое санитаров, выкрикивая проклятия и брыкаясь, вдруг затихал, едва доктор Бхарат приближался к нему. Доктор не спеша подходил, и его темные, невероятно внимательные глаза мягко останавливались на лице буйного. Он не пытался его подавить или уговорить. Он просто смотрел, и в этом взгляде было полное принятие всего, что происходило в искалеченной душе.
   Затем он мог положить руку на плечо пациента и сказать что-то очень простое, вроде: «Это всего лишь шторм. Он пройдет. Любой шторм сменяется умеренным муссоном, а потом приходит полный штиль». И самое удивительное, что шторм и вправду стихал. Адская боль, которой, казалось, не было конца, отступала, сменяясь изможденным, но исцеляющим покоем.

   Говорили, что доктор Бхарат достиг в жизни чего-то очень важного, чего-то окончательного. И этот внутренний покой был заразным — он успокаивал души так же естественно, как теплое солнце согревает землю после холода.


   Марат
         Рождение

   Отец, Аджай, ярый коммунист, убеждённый материалист и профессор истории, положил руку на плечо беременной жене, показывая ей портрет пламенного оратора из европейской цивилизации.
   —Смотри, Прия, — сказал он с горящими глазами. — Жан-Поль Марат. Голос народа, разящий тиранов. Пусть наш сын будет таким же — бесстрашным, несгибаемым борцом за правду. Мы назовем его Марат.

   Прия, женщина, воспитанная в глухой деревне, с более тонким и глубоким чувствованием мира, вздрогнула. Что-то холодное и древнее, казалось, прошелестело в воздухе, отозвавшись в ее крови. С мужем спорить женщина не может даже в таком важном вопросе, как выбор имени наследника, даже несмотря на то, что это имя, предложенное мужем, такое гордое и звучное, иноземное. На ее родном санскрите названное мужем имя отдавалось леденящим душу эхом: «мара… богиня смертельных искушений…»

   В ночь, когда мальчик появился на свет, над домом пронеслась стая черных воронов, а повитуха, принимавшая роды, позже рассказывала, что пламя масляной лампы два раза гасло во время родов. Она непрерывно шептала мантру, единственную, которую знала для подобного случая, призывала богов смилостивиться над новорожденным, не давать неисполнимых испытаний. Она знала: имя, данное отцом ребёнка, может притянуть к ребенку слишком суровые испытания несмотря на то, что в европейской культуре это имя даётся в честь памяти борца со смертью.


         Бегство

   Марат был обычным человеком, с тем лишь отличием, что казалось, жизнь испытывала его на прочность с каким-то особым упорством. К нему часто приходили интересные идеи бизнеса, открывались соблазнительные личные жизненные перспективы, но всё, с чем бы он ни сталкивался, всё, за что бы он ни брался, довольно скоро обращалось в прах.

   Последнее время он работал менеджером в небольшой фирме по продаже стройматериалов. После того, как компания проиграла тендер крупному конкуренту, его уволили одним из первых. Долги по кредиту, взятому на покупку крохотной квартиры, нависли над ним дамокловым мечом.

   Пытаясь выкарабкаться, он вложил последние сбережения в небольшой бизнес — открыл лавочку по продаже чая. Месяцы ушли на бумажную волокиту, поиск поставщиков и ремонт помещения под магазин. Он работал по шестнадцать часов в сутки, и уже предвкушал торговый успех, но через полгода упорного труда выяснилось, что он недостаточно проработал рыночную ситуацию. Крупная сеть всего в двух кварталах продаёт тот же чай дешевле. У Марата даже себестоимость оказывалась выше их розничной цены.
   Бизнес тихо умер, не успев по-настоящему родиться, оставив ему лишь гору непроданного товара и новые долги.

   Его жена, устав от бесконечного стресса и финансовой ямы, в которую они проваливались всё глубже, собрала вещи и уехала к родителям. «Я не могу так больше, Марат, — сказала она на прощание. — Я устала бояться звонков из банка, угроз коллекторов, устала от отсутствия перспектив».

   Он остался один в пустой квартире, заложенной по ипотеке, с грудой коробок ароматного, но никому не нужного чая и с чувством полнейшего, оглушающего провала. Каждый день был похож на предыдущий: унизительные звонки кредиторов, отчаяние: «За что? Как же так вышло?».

   Именно тогда, в самый пик этого отчаяния, его осенило. Он вспомнил рассказы своего деда о древних пещерах в далёких горах на севере, куда люди уходили в поисках покоя и смысла. В отчаянии родился его план. План побега. Он решил стать отшельником. Это была не духовная жажда, а именно побег. Побег от звонков, от долгов, от взглядов соседей, от самого себя, в конце концов. Он видел в этом не путь к просветлению, а единственную оставшуюся щель в стене, которая на него рушилась.

   Он продал оставшийся чай за бесценок, выручив немного денег на дорогу, собрал нехитрые дорожные припасы и сел на автобус, уходивший на север, подальше от города и его проблем.

   Он не планировал возвращаться, он вообще не планировал в то время своё будущее. Да он и не мог вернуться. Это означало бы признать своё бегство очередным провалом. Поэтому он уезжал с чувством стопроцентной обречённости.

   В Индии отшельничество вполне приемлемый жизненный выбор человека. Простые граждане уважительно относятся к добровольной самоограниченности тех, кто отказывается от благ цивилизации ради поиска истины и почитают за честь помощь этим людям , делясь с ними едой и одеждой. Поэтому отшельники могут совершенно не заботясь об обеспечении земного существования заниматься медитациями и постижением просветления.
   Но Марат не искал никаких сакральных знаний, он просто сбежал от трудностей. Его «медитация» превратилась в нескончаемый, изматывающий внутренний диалог, в бесконечную войну с самим собой.
   Он почти не спал, ел лишь горсть риса, чтобы заглушить голод, и часами мог сидеть неподвижно, ведя яростные споры с призраками прошлого и ужасами грядущего. Внешний мир перестал существовать. Реальностью стали только мучительные образы его рассудка.

   Он начал слышать голоса. Ему казалось, что с долины доносится злобный, издевательский смех его главного кредитора. В шелесте листьев он слышал плач жены. Вой шакалов ночью превращался в предсмертные крики его похороненных надежд.

   Просветление? Нет. И даже никаких намёков на духовное развитие.
   Его разум, зажатый в тиски между несбывшимся прошлым и ужасающим будущим, не выдержал. Стены пещеры, которые должны были стать храмом просветления, стали камерой пыток его собственной психики. Он медленно сходил с ума.

   Его нашли случайные пастухи. Дикий, заросший, истощённый человек с горящими глазами носился по склону и выкрикивал обрывки несвязанных фраз, в которых иногда просматривались горькие упрёки самому себе. Он размахивал руками, спорил с невидимыми оппонентами, то умоляя их о пощаде, то гневно проклиная.

   Они с трудом скрутили его, опасаясь не столько его силы, сколько той безумной энергии, что исходила от него. Его отвели в деревню, а оттуда на повозке, забитой коврами и специями, повезли обратно, в город.

   Теперь он сидел в белой комнате, и сквозь решётку на окне мог видеть лишь пыльный двор больницы. Его руки были мягко, но неумолимо связаны смирительной рубашкой. Тихий разговор санитаров напоминал шепот сквозняка в его пещере, но тут было гораздо спокойнее.

   К нему подошёл человек с глубоким взглядом и добрым лицом, это был доктор Бхарат.
   —Как ты себя чувствуешь, Марат? — спросил он тихо.

   Марат медленно повернул к нему голову. Безумие в его глазах не отступало, лишь дополнялось бесконечной усталостью. По его щеке вдруг покатилась единственная слеза. Это была слеза человека, который ценой собственного рассудка увидел страшную и единственную истину своей жизни. Великую битву за свою душу он проиграл здесь, внутри, поле этой битвы — его собственный, искалеченный разум, в глубине которого тлеет остаточный ужас.

   Не глядя на доктора, тихо, почти шёпотом, Марат выдавил сквозь ком в горле: «Там, в пещере... должно было стать тихо. Я думал, если убегу от всех, от проблем... там найду покой. А стало только громче. Голоса... они твердили, что я – неудачник, что имя моё – проклятие... будто бы мой отец, давая его, предрёк мне эту участь. От себя не убежишь...».


         Новое видение

   Доктор Бхарат кивает, его голос спокоен: «Да. Это важное открытие. Ты взял с собой в пещеру самого главного мучителя — свой собственный испуганный ум, который ко всему ещё и усиливает старые, и придумывает новые проклятия. Но, Марат, давай подумаем об этом имени. Твой отец дал его тебе с любовью, с надеждой. Он не мог желать тебе зла».
   Марат, с подобием горькой усмешки: «Какая надежда? Что оно значит кроме созвучия с именем богини искушений? Искушений, за которые приходится платить испорченной судьбой и самой жизнью? Оно означает только несчастья!».

   Доктор Бхарат: «В языке, из которого пришло это имя, у одного звука может быть много смыслов. Даже если смотреть на него через призму нашей древней мудрости, оно может говорить не о проклятии, а об очень важном шансе. Оно может означать, что тебе дан не простой, но сильный урок. Ты – как воин, которому доверили сложное сражение не потому, что хотят погубить, а потому, что верят в твои силы».

   Марат смотрит на него с зачатками интереса сквозь отчаяние: «Какое сражение? Я уже всё проиграл».

   Доктор Бхарат: «Именно сражение. Сражение с иллюзией. Ты считаешь, что ты – это твои неудачи, твоё имя, твой больной ум... Но это не так… А что, если представить, что ты — это небо. А твои мысли, твой страх, даже это имя «Марат» — это просто погода, проплывающая по небу. Небо не портится от урагана. Ты — это небо, а не мимолетная буря».

   Марат: «Но... как за это зацепиться? Как удержаться за это небо? Как снова не утонуть в буре?».

   Доктор Бхарат: «Попробуй не бороться со своими мыслями, просто замечай их. Как будто ты со стороны говоришь: «Смотри, опять пришла мысль, что я неудачник… И перестань бороться. Просто наблюдай. Не оценивай. Скажи: «Вот пришла мысль, что я – неудачник. Но я – это не эта мысль. Я – это то, что её видит».
   Этот «Наблюдатель» внутри – спокоен и ясен. Это и есть та самая божественная искра в тебе. Твоё настоящее «Я». Задача жизни – не убежать от себя, а найти в себе эту искру и отождествиться с ней. Перестать быть персонажем по имени Марат с его драмами, и стать тем, кто ты есть на самом деле – чистым и свободным сознанием».

   Марат: (задумчиво) «А если не получается? Если снова накатывает страх, и эти... эти демоны продолжают нашептывать?».

   Доктор Бхарат: «Тогда вспомни: эти «демоны» – всего лишь порождения твоего собственного ума. Ты сам даёшь им силу, противодействуя им, борясь с ними. Есть простой способ – сложить с себя полномочия главного командира. Скажи: «Я больше не несу этот груз один. Я доверяюсь тому, что больше меня. Богу добра и справедливости. Пусть всё идёт своим чередом». Это не капитуляция. Это – мудрость. Это как перестать грести против течения и позволить реке жизни нести тебя. Пусть Мудрый и Добрый Капитан рулит твоей лодкой. Ты сбережёшь силы не для борьбы с ветряными мельницами, а для настоящего Пути, который тебе откроется, как только ты созреешь для этого».

   Марат: (после долгого молчания, голос более твёрдый) «Значит... эта борьба, эти трудности... они не зря? Они... как урок? А я точно смогу его выдержать? Я же и так на грани».

   Доктор Бхарат, с едва угадывающейся улыбкой: «Именно. И если ты сбежишь с этого урока, тебе придётся пройти его снова, возможно, в ещё более сложной форме. А если пройдёшь, если поймёшь, кто ты есть, то разорвёшь цепь бесконечных своих перерождений в мире страданий. Ты больше не будешь вынужден снова и снова становиться «Маратом» или кем-то ещё. Ты обретёшь себя настоящего. И этот настоящий ты увидишь, как это твоё имя из клейма превратится в напоминание о том, какой сложный и великий урок ты сумел пройти».

   Марат медленно выдыхает. Совсем другой взгляд освещает его лицо. Это ещё не просветление в полном смысле, но тяжёлая скованность с его плеч уходит. В его глазах больше нет ужаса, появляются намёки на тихое, сосредоточенное понимание. Ещё не ответы, но уже направление.

   Марат помолчал, и в его глазах вновь мелькнула тень сомнения: «А что, если… моему капитану станет неинтересно? – прошептал он. - Тогда я окажусь в той лодке, но уже посреди моря, отданный на волю настоящей бури… Это страшнее чем на суше…».

   — Вот, смотри – доктор Бхарат положил Марату руки на плечи, - попробуй отстраниться от своей временной оболочки по имени Марат. Увидь, кто ты на самом деле. Ты, настоящий Ты – то самое божество, которое может не то, что кораблём управлять – целые миры создавать. Но оно заточено в темнице твоего тела, и это ты не даёшь ему взять в руки бразды правления твоей же судьбой... Видишь это свечение? Это - твоя божественная суть. Настоящий ты. Тот, кто вечен, никогда не рождался и никогда не умрёт. Отдай же ему всю ответственность, подари весь этот мир, пусть пробует его на вкус, наслаждается его красками и радуется своей реализации в этом мире через тебя.