Федор Степун 1884-1965 гг

Фёдор Августович Степун — русско-немецкий философ, близкий Баденской школе неокантианства, социолог, историк, литературный критик, общественно-политический деятель, писатель. В русской эмигрантской философии Федор Августович Степун был, так сказать, последним из могикан. Он успел увидеть закат сталинизма, эпоху хрущевской оттепели и ее крах. Всю жизнь он сохранял надежду на демократические изменения в России, на Родине, любимой им "из не очень прекрасного далека".  Эмигрировавший в Америку ученик Федора Степуна так определял позицию своего учителя: "По всему своему существу он был от головы до ног олицетворением того не очень распространенного человеческого типа, который называется русским европейцем – определение, в котором прилагательное столь же важно, как и существительное".

Он родился в Москве в 1884 году в обрусевшей семье. Отец Федора Августовича был выходцем из Восточной Пруссии, мать, с которой философ и писатель был весьма дружен, происходила из шведо-финского рода Аргеландеров. Детство, оставившее глубокий след в душе Ф.А. Степуна картинами русской природы и быта, прошло в Калужской губернии, где отец занимал пост директора писчебумажной фабрики. В 11-летнем возрасте мальчик был крещён в православную веру. По окончании гимназии Ф.А. Степун продолжил образование в Москве, в реальном училище св. Михаила. Он рано обнаружил интерес к гуманитарным наукам и философии.

Однако диплом об окончании реального училища не давал возможности продолжить образование в  России. Поэтому в 1902 году Федор Августович отправился изучать философию в Гейдельбергский университет. В то время там преподавал В. Виндельбанд — один из виднейших представителей неокантианства. Под его руководством Ф.А. Степун в 1910 году защитил докторскую диссертацию на тему “Историософия Владимира Соловьёва”. А затем вместе с С.И. Гессеном, Э.К. Метнером и Б.В. Яковенко издавал журнал “Логос”; посвященный проблемам философии культуры, он представлял собой опыт международного сотрудничества мыслителей России, Германии, Италии и других стран.

Не получив возможности работать на академическом поприще, Степун стал разъезжать по России с лекциями на философские, религиозные, искусствоведческие темы. Так им были “просвещены” фактически все крупные города Поволжья, от Нижнего Новгорода до Астрахани. Побывал он и в городах средней полосы и юга России, а также на Кавказе, Закавказье и даже в Туркестане (Ташкенте и Коканде). Перед отправкой на фронт в начале Первой мировой войны Степун, призванный в армию, поехал в Сибирь за новобранцами, добравшись на поезде до Иркутска. Его поразило имперское величие России, однако без какого бы то ни было намека на колониальное рабство населявших ее народов. Эти поездки молодого философа обогатили, напитали воздухом родного отечества, языка и культуры, и он произнес удивительную фразу, составляющей, пожалуй, квинтэссенцию его видения и чувствования России: “Какое счастье дышать такими далями”.

С началом Первой мировой войны Ф.А. Степун оказался на фронте, был боевым офицером, артиллеристом. Свои переживания и размышления, связанные с участием в военных действиях, Федор Августович изложил в романе “Записки прапорщика-артиллериста” (1918), признанном критиками одной из лучших книг о Первой мировой войне. Февральскую революцию встретил восторженно, считал ее "всенародной мистериальной трагедией", которая вознесла русскую жизнь "к неведомым вершинам". Политическая ориентация была близкой к эсерам. От этой партии был избран армейским представителем во Всероссийский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в дальнейшем назначен начальником политического управления в Военном министерстве правительства Керенского. Время между "Февралем" и "Октябрем", когда ему пришлось выступить в роли "указчика", он вспоминал как самое неподлинное для себя: "Неустанно носясь по фронту, защищая в армейских комитетах свои резолюции, произнося речи в окопах и тылу, призывая к защите родины и революции и разоблачая большевиков, я впервые за всю свою жизнь не чувствовал себя тем, кем я на самом деле был... Время величайшего напряжения и даже расцвета моей жизни, осталось у меня в памяти временем предельного ущемления моего "я". По своему психологическому складу, Степун был скорее аналитик и наблюдатель.

Октябрь 1917 года Степун встретил в Петрограде, откуда вместе с женой Наталией Николаевной с большим трудом выбрался в Москву, где их ожидала голодная и холодная, полная всяких опасностей и страданий жизнь. Какое-то время Ф.А. Степун участвовал в театральной деятельности, пытаясь классику мировой драматургии приспособить к реалиям начинающейся пролетарской “культуры”.

После большевистского переворота в стране наблюдается абсолютная иррациональность жизни: "С первых же дней их воцарения в России все начинает двоиться и жить какою-то особенной, химерической жизнью. Требование мира вводится в армию как подготовка к гражданской войне. Под маской братания с врагом ведется явное подстрекательство к избиению своих офицеров. Страстная борьба против смертной казни сочетается с полной внутренней готовностью на ее применение... Всюду и везде явный дьяволизм... Учредительное собрание собирается в целях его разгона; в Бресте прекращается война, но не заключается мира; капиталистический котел снова затапливается в "нэпе", но только для того, как писал Ленин, чтобы доварить в нем классовое сознание недоваренного пролетариата" (Ф. Степун).

Роковой вопрос "почему победили большевики?" терзал Ф.А. Степуна и во время жизни на Родине, и в эмиграции. Кровно привязанный к великолепной и уже уходящей в прошлое культуре и быту имперской России, философ с недоумением и отвращением взирал на Россию постреволюционную и всеми силами пытался сохранить свое историософское видение в максимальной чистоте и силе.

В победе большевиков он увидел не случайную победу враждебной политической партии, а сущностный срыв всего народа, которому большевики лишь потворствовали и который провоцировали: "Большевизм совсем не большевики, но нечто гораздо более сложное и прежде всего гораздо более свое, чем они. Было ясно, что большевизм – это географическая бескрайность и психологическая безмерность России. Это русские "мозги набекрень" и "исповедь горячего сердца вверх пятами"; это исконное русское "ничего не хочу и ничего не желаю", это дикое "улюлюканье" наших борзятников, но и культурный нигилизм Толстого во имя последней правды и смрадное богоискательство героев Достоевского. Было ясно, что большевизм – одна из глубочайших стихий русской души: не только ее болезнь [,но] и ее преступление. Большевики же совсем другое: всего только расчетливые эксплуататоры и потакатели большевизма. Вооруженная борьба против них всегда казалась бессмысленной – и бесцельной, ибо дело было все время не в них, но в... стихии русского безудержа".

В голодные годы военного коммунизма Степун уехал в деревню, занимался натуральным хозяйством. Вместе с женой и другими родственниками организовал небольшую коммуну, и этот уникальный в своем роде опыт длился до 1922 года. Жизнь в деревне Ивановке протекала не только в нелегком крестьянском труде, но часто обострялась разного рода приключениями и опасностями, возникавшими на фоне классовой борьбы с “недобитыми буржуями, помещиками и попами”. Только чудо и артистическая натура Степуна, его живой наблюдательный ум помогали семье выживать в этих сложных условиях послереволюционного быта.

В 1922 году по решению Политбюро ЦК РКП(б) он был внесен в список высылаемых из России на одном из "философских пароходов". Причиной изгнания стал вышедший в России по инициативе Степуна просветительский сборник "Освальд Шпенглер и закат Европы" с его заглавной статьей. Однако Ленин увидел в сборнике "литературное прикрытие белогвардейской организации".

В списке высылаемых из России интеллигентов Степун характеризовался следующим образом: "Философ, мистически и эсеровски настроенный. В дни керенщины был нашим ярым, активным врагом, работая в газете правых с[оциалистов]-р[еволюционеров] "Воля народа". Керенский это отличал и сделал его своим политическим секретарем. Сейчас живет под Москвой в трудовой интеллигентской коммуне. За границей он чувствовал бы себя очень хорошо и в среде нашей эмиграции может оказаться очень вредным..." Тогда же Зинаида Гиппиус ввела в оборот мрачную присказку "Степун тебе на язык!".

Несмотря на крайне тяжелую жизнь в советской России расставание с Родиной было горьким, Федор Августович писал: "День нашего отъезда был ветреный, сырой и мозглый. Поезд уходил под вечер. На мокрой платформе грустно горели два тусклых керосиновых фонаря. Перед не освещенным еще вагоном второго класса уже стояли друзья и знакомые...".

И эта горечь только усилилась в эмиграции. Там он писал: “Чем дольше живешь в Европе и чем глубже проникаешь в ее культуру, тем яснее становится, быть может, единственное преимущество русского человека: его первичность и настоящность”.

В 1926 году получил место профессора социологии в Дрезденском техническом университете. Выступал с публичными лекциями в городах Германии, Швейцарии и Франции. Возглавил "Общество имени Вл. Соловьева" в Дрездене, ставшее одним из центров духовной жизни русских изгнанников в Европе.

В 1937 году нацисты лишили Степуна права преподавать - "за жидофильство и русофильство". В этом он видит перст Божий, пишет друзьям: "Мы живем хорошею и внутренне сосредоточенною жизнью. Приезжавший к нам отец Иоанн Шаховской упорно подсказывал мне мысль, что это Бог послал мне времена тишины и молчания, дабы обременить меня долгом высказать то, что мне высказать надлежит, и не разбрасываться по всем направлениям в лекциях и статьях... Я затеял большую и очень сложную работу литературного порядка и очень счастлив, что живу сейчас в своем прошлом и скорее в искусстве, чем в науке". Так появилась двухтомная книга мемуаров Федора Степуна "Бывшее и несбывшееся", ставшая выдающимся памятником русской культуры XX века.

После окончания войны был приглашен в Мюнхенский университет, где ему была предоставлена специально созданная кафедра истории русской культуры. Там он преподавал уникальный предмет - историю русской мысли. Лекции Степуна проходили в переполненных аудиториях. Популярность его была столь высока, что порой после лекций студенты несли Федора Августовича до дома на руках. До конца жизни Степун вел активную творческую жизнь, совмещая преподавательскую деятельность с философскими, культурологическими и искусствоведческими изысканиями и публикуя свои труды на русском и немецком языках.

Был отмечен высшим знаком отличия ФРГ за вклад в развитие русской и европейской культуры. Его называли "мостом между Россией и Германией".

Дружил с Иваном Буниным, который считал, что лучшие статьи о его творчестве написаны именно Степуном.

Яркая и драматичная жизнь мыслителя и писателя прервалась в 1965 году.
Ф.А. Степун как мыслитель со своеобразным творческим логосом и резко выраженными авторскими симпатиями и антипатиями до конца своих дней тяготел к “большой” дореволюционной России, с ее своеобразным бытом, неповторимой культурой и оригинальной творческой атмосферой, даже приблизительного подобия которой он никак не мог отыскать на Западе.

Восьмидесятилетний юбилей Федора Степуна отмечался в Германии с фантастическим размахом. Через год он скончался, умер легко.